Карантин

Я проснулся. Лежу, как всегда, на полу в небольшой, очень милой избушке. Слегка шелестит за открытыми окнами лес и поёт неумолчно сверчок… Не хватает лишь ходиков, но я их сознательно не заказал. Здесь всё именно так, как я представлял себе, как описал.

Потянулся, лежу, наслаждаюсь простецким уютом. Избушка сколочена крепко и чуточку грубо. Немного рассохлась за годы: на стёсанной по-деревенски стене, ставнях, на подоконнике старые серые трещины. А вот на печке их мало: видать, её переложили за несколько лет до сегодня. Не больше. Но и не меньше.

Порою мне кажется, что я слышу запах – уютный печной аромат. Только кажется: я не могу ощущать этот запах. И прикоснуться к печи не могу: прохожу сквозь текстурки. Зато в лес или в поле могу выходить через стену. Но всё же хожу через вечно
открытую дверь: не хочу знать, что это иллюзия. Знаю умом, а вот чувствами знать не хочу.

Перед завтраком стоит пойти прогуляться. Не бегать, ходить: здесь скачки на бегу уж совсем получаются длинные, кайф разрушают. Тут гравитация меньше. От двери идут две тропинки: одна ведёт в лес, а другая к опушке. Пойду по второй, погуляю по полю.

Укус комара, я его машинально прихлопнул. Почуяли, что я проснулся, опять взяли кровь на анализ. Куда мне деваться, я «официально» больной. В карантине.

Тропинка прошла через заросли (я инстинктивно прошёл их бочком, не желая наткнуться на острые ветки), и вот уже поле. В этом году его засеяли травой и за несколько дней «до меня» в очередной раз косили.

Иду по нему. Просто, без цели, иду и иду. Нагуляюсь – вернусь: лес-то издалека будет виден, а там где избушка есть ориентир – группа очень высоких деревьев. Хочу – возвращусь, не хочу – так могу ночевать хоть в поле под звёздами, хоть под корягой в лесу. Но люблю возвращаться «домой».

Сколько раз возвращался – не знаю. Забыл. Специально: когда дни считаю, я весь сам не свой. Как-то несколько дней (по-моему, день на десятый-пятнадцатый всё началось и продлилось не меньше недели) мне стало казаться, что у меня что-то нашли. И из благих побуждений не стали мне говорить, а оставили жить здесь, пока это «что-то» меня не убьёт — доживать жизнь в избушке на милой опушке. По мне так уж лучше под солнце в зените: почти полный вакуум, плюс триста с лишним – какая-то пара секунд, и от сферы лишь пепел… Хотя, может, когда мне совсем станет плохо, они так и сделают, выпулят сферу из шахты? Впрочем, а был ли я здесь столько времени? Может, прошло всего несколько дней? Не хочу это знать.

Почему я решил, что медблок на Меркурии? Просто логично, я сам бы так сделал, ведь после того как мы были на этих планетах, в контакте с их пусть примитивной но жизнью, на Землю пускать нас нельзя. Карантин можно было устроить, пристыковав наш корабль к медицинскому блоку в точке Лагранжа, а лучше – в районе орбиты Меркурия: так из него точно ничего на Землю не попадёт. Но тогда бы была невесомость, а здесь где-то треть от земной гравитации. Как на Меркурии. Так что, похоже, медбаза на этой планете. Естественно, в шахте, ведь на поверхности и радиация и температура…

А здесь, у меня, собирается дождь. Я давно уж стою и смотрю, как плывут облака. И, как в детстве, хочу угадать в них собаку, слона…

Интересно, кто сейчас больший ребёнок, я или дочка? Наверное я, ведь когда улетал, я прощался с практически взрослой (а для родителей взрослыми дети не могут быть вовсе), а после полёта, который для нас был два месяца, те кто нас ждал стали старше на десять без малого лет.

Десять лет… Это для нас было быстро: прыжок телепортом почти что с опорной орбиты (на корабле это было мгновенно), полсотни дней напряжённой работы у разных планет всех трёх звёзд, составляющих Альфу Центавра, и снова на скорости света – домой. А для них – почти вечность.

Всё, пойду-ка «домой», да поем.

Тракторист, что косил это место, уже был усталый: встречаю кусочки торчащей травы. Очень мило. И нереально естественно. Жаль только, что эту травку потрогать нельзя. Но идти час за часом, почти ощущая гуляющий по полю ветер…

А в лес… В лес – другое. Туда, в лес, хожу я грибы собирать… ну как собирать-то? Искать. Ветки, листочки разглядывать. Только не трогать, не портить иллюзию. Деревья ведь тоже потрогать нельзя. Почву – можно: взять в горсть не получится, а вот потрогать «на месте» – пожалуйста.

Да, инженеры творят чудеса. Когда перед самым полётом нам «псих» приказал описать идеальное место, идиллию, рай на Земле, я представил избу на границе бескрайнего дикого леса и поля до самого горизонта, макушку немного дождливого лета… Когда на подлёте к Земле нам сказали что «персональные райские кущи» для карантина готовы, я думал, что в боксе больницы стоит щитовая «изба», окружённая видеостенами. Но чтобы так, «всё как в жизни», я даже представить не мог!

Покуда иду к тем высоким деревьям, что как маяк приведут меня к «дому», так вдруг захотелось «достать из кармана» «земной» телефон… Удержался: так надо. Я им когда прилетел «показался», сказал, что, мол, «вот я, живой», но звонить им отсюда – значит «включиться» в счёт времени. И – волноваться, часы здесь считать… Не хочу. Окончательно встретимся – наговоримся.

Тем временем я возвратился к избушке. Мой завтрак уже на столе: он пока нарисован, однако как только дойду до стола и рука «прикоснётся» к брикету, его телепорт тут же вложит в неё. Так, что я не замечу подмены. И точно так же в тот миг когда я брошу обёртку в мусорное ведро, когда я перестану касаться её, телепорт её тотчас же бросит на Солнце, в его фотосферу. А вот для меня она будет секунду лететь, и, шурша, успокоится в гулком железном ведре.

Отмечая начавшийся день. Завершит его фантик от ужина. Сколько ещё таких дней доктора мне назначат до встречи с родными? И будет ли встреча?