Байден и Харрис. Вход в Вашингтон

Жажда демократии. Гордо полощется на сером вашингтонском небесе звёздный полосатый. Гордость монополии, просвет свободных человеческих прав.

Всё мы видим, как на белом как бабочка конике болерно шлепает на подковах Джо Байден, наш лучший друг и товарищ. "Человечеще - жадно, архи жадно восторгаемся мы всей нашей душенцеей, и он, Бог ты мой, радость моя, Джо, он плачет навзрыд! Он хлюпает тоненьким носиком, глаза его видят ромашковый пруд, карпики в размер девичьих грудочек, маленький, сидит с оранжевой удочкой, а по прудику, ещё один, чуть по-младше, в наряде машеньки Дональд, радость такая, что Джо даже приподнялся, сжал в кулачки, и как вдарит по плоти дождевой, волны пошли, а Дональд, радость такая, в наряде золушку - и на запад, и на запад". Плачьте девочки...

... Идёт Камала Харрис. Какой мощный конь под ней, как по-удавьи сжаты её ноги цвета корицы, как сжат в трубочку волевой, сексуалистический рот, как деловито порхают её свежие крылышки, чудо из чудес. Мы пожираем это CNN, скинемся на новую телебашню, на новый спутник, лучше два, нет три, не говорите чепухи, для русских всего мало, сколько не дай, ну не может мы построить рядом с Капитолием победную Красную площадь, поэтому приходится смириться, и начать создавать собственные резиновые куклы, так мы приподнимем своё либидо, и будем двигаться дальше и глубже, в жерло желторотого дракона, пока он спит.

Кони двух гениев политической антиномии медленно, как манная каша возносятся в амфитеатр Американского Олимпа, доллар-фейерверк, всем - $1400, бесплатная медицинская страховка, ящик презирвативов в обе натруженные мужские руки, россыпь японской косметики от дуба и ясеня, ленточки, подвязки, декольте, корсет, усики Людовика, кучерявенький волосик мадам Помпадур, впервые обесцвеченный королевским семенем в рыбную грозовую июльскую ночь, когда пала Ла-Рошель, а Атос, Портос, Арамис и Д`Артаньян, без Констанции не смогли употребить один-единственный окорок и бутыль бургунского, но когда приехала Констанция, резко выросла рождаемость и умер кардинал.

Родимыми пятнами покрылся Капитолий.