Жертвенные пешки

Рассказ написан по мотивам событий, имевших место в конце 80-х в Нагорном Карабахе и вокруг него, где я вынужденно находился в служебной командировке. Прошу прощения у гостеприимных жителей Карабаха и Агдамского района за, возможно, обидные слова. Фамилии и имена героев вымышлены.
В настоящее время, спустя 30 лет, Агдамский район Азербайджана до сих пор ООН признается временно оккупированной территорией, прекрасный когда-то город Агдам разрушен до основания и не подлежит восстановлению.
ООН и большинство государств не признали суверенитет Карабахской республики.
               
                ЖЕРТВЕННЫЕ ПЕШКИ

Лето1988года. Вокзал на станции Степанакерт. До города около километра. Из поезда вышли только военные, милиционеры в форме и с десяток мужчин в штатском. Все стали расходиться по автомашинам, скорее всего, заранее их дожидавшимся. Во всяком случае, к частникам-таксистам никто не сел. Едва я шагнул из дверей вокзала, рядом со мной оказался худощавый мужчина лет 35-40. На вид он почти ничем не отличался от таких же смуглых, черноволосых и усатых таксистов, хотя был похож скорее на узбека.
- Поедем? – таксист улыбнулся.
- Сколько?
- Договоримся. Если из Москвы, то скидка...
- Из Москвы…
- Да ну? Ладно, повезу бесплатно.
Я не любитель ездить на такси, но добираться до УВД Степанакерта как-то надо было. Я сел к нему в машину еще и потому, что он не был ни азербайджанцем, ни армянином, и это было важнее всего…
- Как поживает Андрей Иванович?
- Да ничего… Привет передает Байрамову.
- Значит, я не ошибся. Я Байрамов, можешь называть Аликом. Времени мало, поэтому, введу в курс.
- Я вообще не очень понимаю, что здесь происходит…
- Да и вряд ли поймешь. Ты в группу в качестве кого направлен? Следователем?
- Нет. Опером.
- Это хорошо. Здесь уже работает несколько групп, но тебя, скорее всего, направят в Агдам. Там не хватает оперов и следователей.
- И что делать?
- Ну, ты выполняй свои обязанности…, отдыхай, как все…, присмотрись к заму по оперработе. Собственно говоря, он нас интересует. Майор Муслимов – борец-вольник, дзюдоист, еще призер ГУВД Баку по рукопашке. Может быть, по этой теме сможешь быть ближе к нему.
- Вряд ли сойдемся, мой статус не тот. «Зампоопер» и сыскарь. Начальник и подчиненный.
- Статус твой выше, все-таки опергруппа МВД СССР. Здесь это имеет большое значение.
- На что обратить внимание?
- Его контакты. Служебные и личные. Наш армянский товарищ сообщает, что Муслимов, якобы, причастен к некоторым преступлениям против армян в Агдаме.
- Да-а…, риск, однако.
- Так я и говорю – отдыхай и наблюдай. Делай, что будет говорить начальство, никуда сам не лезь. Главное – будь ближе к начальству.
- А как с тобой встретиться, если что?
- «Если что» не будет – я тебя довезу до площади и сразу же уеду, меня здесь никто не знает. Если попытаешься выйти на связь, прежде всего засветишься сам, и тогда твоя командировка потеряет смысл -  вся деятельность оперативных групп под контролем местных. Еще раз повторяю – вы у всех на виду. Интересную информацию лучше никуда не записывать, кроме диктофона. Позже найдем возможности для встречи.
«Ничего себе, конспирация,  совсем как у Штирлица.» Так, почти, как в кино о шпионах, началась моя командировка в Нагорный Карабах.
                *   *   *

 
                * * *
Я всего несколько дней провел в составе оперативной группы МВД СССР, прикомандированной к Агдамскому РОВД, но успел показать всем свое пристрастие к спиртному. Мне совершенно справедливо давались лишь разовые, незначительные поручения, мол, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Но в этом был огромный плюс - на меня перестали обращать внимание азербайджанские коллеги.
Все командированные опера находились под постоянным негласным контролем. Куда бы они не ходили, чтобы они не делали – обо всем знало азербайджанское руководство РОВД. Я не был интересен азербайджанской стороне, и меня это пока устраивало.

Следующая неделя моей командировки началась с разговора тет-а-тет с руководителем Агдамской опергруппы подполковником Коваленко. Он был чрезвычайно похож на Раймонда Паулса, поэтому я его мысленно называл «маэстро».
- Еще одна пьянка, и я тебя, старший лейтенант, отправлю в Степанакерт на увольнение, – не выказывая никаких эмоций, и не глядя на меня, произнес «композитор». – Ты знаешь, что представитель Центра в Степанакерте наделен полномочиями увольнения сотрудников прямо на месте…, без разбирательств?

Еще бы не знать. Об этом событии я знал еще до того, как прибыл в Нагорный Карабах. Моя командировка началась через несколько дней после того, как одного из оперов полномочный представитель МВД СССР одним днем уволил по компрометирующим основаниям, и отправил домой в Волгоград. Вина его состояла в том, что он был обнаружен мертвецки пьяным в автомашине на шоссе в окрестностях Степанакерта. На лобовом стекле автомобиля была табличка «Опергруппа МВД СССР».

Армянская сторона утверждала, что из данной автомашины велась стрельба по жителям многоквартирного дома в Степанакерте. В машине нашли неизвестно кому принадлежащий пистолет. Опер пояснил, что накануне с каким-то местным милиционером выпивал у кого-то в гостях, а что было дальше, не помнит.

 Такое происшествие дискредитировало не только все прикомандированные в Нагорном Карабахе оперативные группы, но и в целом центральную власть.
- Так точно, знаю, - чуть слышно пробурчал я, опустив голову.
- Надеюсь, что ты исправишься. Возьми-ка этот материал…, - «Паулс» достал из сейфа два листка . – Это анонимное сообщение о, якобы, нападении на армянский автобус и рапорт местного сержанта, который в составе патруля выезжал на место. Сержант доложил, что на месте ничего и никого не обнаружили. Так вот, надо сделать «отказник» по-быстрому… Пару человек опросишь на улице Сардарова, где, якобы, было нападение, вынесешь постановление об отказе… Еще с пьянками не забыл как это делается?
- Нет конечно. Все исполню, как надо.
- Подойдешь к майору Муслимову, он даст переводчика. Да, а что сделал по ориентировке о без вести пропавшей армянке?
- Так надо съездить в Аскеран, в Мардакерт, опросить там  народ, а не на чем.
- Каждый день в Степанакерт ходит «Ераз» с операми, а тебе не на чем доехать. А-а-а…, толку от тебя никакого… Съезди, поищи людей, кто ее знал… Хотя-бы пару бумаг надо…
- Будет сделано.
- Смотри, больше шансов не дам, - он махнул рукой – Давай…, давай, действуй.
                * * *
Конечно, «маэстро» предполагал, что я буду «раскачиваться» неделю, но я форсировал события. Утром я съездил в Аскеран и установил, что Нерсесян Марине вместе с другими рабочими три недели назад выехала на служебном автобусе домой. С тех пор ни автобуса, ни рабочих на строительном объекте никто не видел.

Ничего странного в этом не было – из-за дерзких налетов на армянские машины на агдамском участке шоссе Аскеран-Мардакерт, движение почти прекратилось.
Но странно и интересно было другое – Нерсесян пропала именно в тот день, когда было совершено нападение на автобус. Здесь очевидная связь.

Почему «маэстро» поручил проверку этих явно связанных между собой событий мне, пьянице и бездельнику? Впрочем, такого отношения к себе я добивался и ожидал, как видно, не напрасно.

Я на следующий день решил обратиться к Муслимову. По внешнему виду, он больше был похож на узбека, чем на азербайджанца, хотя здесь знойное южное солнце «подравнивало» всех на одно лицо. Этот атлетически сложенный, смуглый, с мужественным квадратным подбородком майор напоминал Абдуллу из фильма «Белое солнце пустыни». Различие состояло в том, что Муслимов имел усы. В одежде также было отличие: Абдулла был в английском френче и вооружен «маузером». Муслимов же всегда ходил в рубашке с коротким рукавом, поверх которой была надета наплечная ярко-желтого цвета кобура с «Макаром». Я обратил внимание, что кобура была расшита восточным орнаментом.
Майор, командированный из МВД Азербайджана несколько месяцев назад, был обязан обеспечивать всем необходимым нашу опергруппу. И уже имел авторитет среди местных. Пару дней назад я спросил местного сержанта-гаишника о майоре. Сержант изменился в лице, испуганно стал озираться, затем произнес только одну фразу: «Он большой человек! Лучше ни у кого не спрашивай о нем». Муслимов  всегда присутствовал на планерках и оперативках, и был в курсе всех наших расследований.
В здании РОВД уже с утра была невыносимая жара и духота, от которой не спасали установленные во всех кабинетах кондиционеры. Дверь в кабинет была открыта. Муслимов о чем-то разговаривал со своим сотрудником. Я постучал в распахнутую дверь. Увидев меня, майор  широко улыбнулся:
- Заходи, заходи, дорогой. Как отдыхается у нас?
- Спасибо, что уж тут отдыхать, надо поработать…
- Ну зачем так… Работать. Когда еще будешь в таких прекрасных местах. Наслаждайся.
- Да, да… Природа, горы – красота, слов нет. Но все же, товарищ майор, мне надо съездить в Мардакертский район опрос провести.
- Конечно, конечно.
Он выглянул в окно и что-то крикнул.
Уже через десяток секунд в дверях появился худощавый старший лейтенант.
- Свези нашего товарища в Мардакерт и обратно, - по-русски приказал ему Муслимов.
Тот что-то пытался возразить, но Муслимов оборвал его вновь по-русски:
- Возьмешь табличку, ничего с тобой не случится. Пока товарищ из опергруппы будет работать, подождешь его. Заедешь во двор РОВД, там тебя никто не тронет.
С волшебной табличкой «Опергруппа МВД СССР» мы спокойно миновали пост ГАИ и также спокойно проследовали по шоссе до Мардакерта. И там никто не пытался нам помешать. Чтобы избежать возможных эксцессов с армянским населением, машину все-таки поставили во дворе РОВД.
Начальник РОВД не стал меня выслушивать, а приказал гаишнику обеспечить мне выезд в нужное горное село, где проживала пропавшая Нерсесян. Гаишник вообще поступил предельно просто, на шоссе посадив меня в кабину попутного ЗИЛа.
* * *
С первых минут разговора с местным участковым я понял, что не зря приехал. Он привел ко мне нескольких мужчин и женщин, которые действительно подверглись нападению, когда они возвращались в конце рабочей недели на служебном автобусе.
Еще когда автобус двигался по улице Сардарова в Агдаме, его пытались остановить люди, находившиеся в белой «Волге М-21» и белых «Жигулях». Один парень заметил, что в дверцах «Волги» ручки были от «М-24». На лобовом стекле была табличка «Опергруппа МВД СССР».
Когда  выехали за город, «Волга», обогнав автобус, круто развернулась, перегородив проезжую часть. Из машин выскочили трое и ворвались в автобус. В «Волге» остался водитель.
Первый мужчина с очень колоритной внешностью встал с пистолетом возле водителя и руководил действиями сообщников. Двое других были похожи на русских, хотя и со смуглыми, загорелыми лицами. У обоих во рту были зубы желтого металла. На пальцах рук потерпевшие заметили татуировки. Один, тоже вооруженный пистолетом, встал у двери, второй с ножом в руках прошел в салон и приказал всем отдать деньги и украшения.
Бандит всех обыскал, в том числе и нескольких женщин, но кроме двух пар сережек, и чуть больше сотни рублей, ничего не нашел.
Оно и понятно: уже больше полугода армянские рабочие и крестьяне Карабаха не получали зарплату и вынуждены были наниматься на временные работы, дающие хотя бы какие-то средства на хлеб. (После провозглашения Горбачевым М.С. начала социально-экономической, а также и финансово-бюджетной реформы, республиканская власть в Баку решила прекратить всяческое финансирование Карабаха с преобладающим (более 90%) армянским населением, что и вызвало недовольство людей, переросшее затем в митинги и волнения).
Полоснув молодого парня ножом по щеке, бандит вышел и сел за руль «Жигулей». Вошедший первым, приставив пистолет к голове шофера, приказал ему двигаться по шоссе, а затем свернуть на дорогу в виноградные поля. Белая «Волга» двигалась впереди автобуса, «Жигули» - позади.
Когда автобус остановился в самом конце виноградников, первый бандит – главный, ударил пистолетом по голове водителя, и тот потерял сознание. Двое бандитов вытащили из автобуса Марине Нерсесян и увели в сторожку, после чего главарь уехал на «Волге».
Воспользовавшись этим, рабочие выбрались из автобуса и побежали по винограднику в сторону шоссе.
Когда водитель автобуса очнулся, никого не было. Он выехал на шоссе и через некоторое время собрал некоторых рабочих. Несколько человек уехали с попутным транспортом в Мардакерт и там заявили о случившемся в милицию.
Участковый сообщил, что все потерпевшие, за исключением двух молодых парней и Марине Нерсесян были сразу же опрошены, а материалы должны находиться в РОВД.
Полученная информация была очень серьезной, поэтому все опросы я продублировал на специальный проволочный диктофон, размером с карточную колоду, скрытый за подкладкой пухлой кожаной папки.
Участковый на шоссе остановил кроваво-красного цвета жигуленок и попросил водителя подбросить меня до Мардакерта. Водитель, в форме капитана милиции, представился Сурэном. Пассажир, в форме старшего лейтенанта милиции, назвался Аликом, азербайджанцем. Позади сидел худощавый пожилой азербайджанец.
Старенький, скрипящий на поворотах автомобиль мчался вниз по серпантину горного шоссе. Сурэн в очередной раз глотнул виноградной самогонки и передал бутылку сидящему справа старлею Алику. После каждого глотка спор между армянином и азербайджанцем вспыхивал с новой силой и, соответственно, автомобиль еще яростнее скрипел и визжал на виражах над пропастью.
- Это ваши начали творить беспредел… Захотели свободы…
- Ошибаешься, дорогой. Вспомни, кто первый начал грабить и разбойничать на дорогах? Например, в Агдаме, Аскеране?
- А в Степанакерте не ваши ли устроили геноцид?
- Ты поосторожней в выражениях. Что-то никто не говорит о геноциде азербайджанцев, а вот геноцид армян доказан. Как думаешь, брат, - Сурэн обернулся ко мне: Правильно я говорю?

Алик, передав мне бутылку, в свою очередь тоже спросил:
- Но ведь я прав? Скажи, брат?
Я не стал пить, и бутылка со спиртным вновь заняла свое место между спорящими. Мне надо было занять примерно такую же позицию, и я пробормотал нечто утвердительно – отрицательное:
- Да ладно… Чего делить… Погоны-то одинаковые носим…
Оба удовлетворенно кивнули и на несколько минут успокоились.

Если бы мне кто-то несколько недель назад сказал, что командировка в Нагорный Карабах  в составе оперативной группы МВД СССР будет представлять не только какие-то опасности для жизни, но  и реальную возможность оказаться на тюремных нарах, я такому человеку рассмеялся бы в лицо. Сейчас я располагал информацией, которая вполне могла серьезно мне навредить, и я с помощью этих двух замечательных парней пытался вырваться из тисков обстоятельств.

Рядом, прижавшись к моему плечу, сидел перепуганный отец Алика, которого они переправляли на более безопасную для него азербайджанскую территорию.

В голове у меня суматошно болтались мысли: «Говорят, любая власть от бога… Он милостив и миролюбив… Если это так, то почему Он допустил приход сатанинской власти, взорвавшей мирную жизнь в нашей огромной, богатой и нищей, несчастной стране? Если Им руководит Любовь, то почему допустил к власти бесов, сделавших бывших друзей лютыми врагами? Его предали, но почему тогда допустил к власти предателей? И почему мы стали жертвенными пешками?»

Выводят на митинги несчастных людей как раз те, кто хочет сделать их еще несчастнее.
Руководят протестными движениями те, кому кажется, что он еще мало наворовал.
Война ничего не создает, но, в конечном счете, решает какие-то финансово-экономические проблемы.
- Тебе этот конфликт нужен? Что ты будешь иметь?
- Я уже имею -  увожу семью с родных мест.
- Чем все это может закончится? Примирением?
- Вряд ли. Простить погромы, издевательства, убийства?
- Так где же выход?
- Не надо было входить, чтобы потом искать выход.
- Можно подумать, народ сам решил творить беспорядки. Ты прекрасно знаешь, кто выводит несчастных людей на митинги…
- Ну да… Как раз те, кто хочет их сделать более несчастными…
- Москва говорит, что карабахские армяне хотят отсоединиться от Азербайджана, захватить Карабах …
- Азербайджан сам отсоединился от Карабаха, оставив его без финансирования и какой-либо поддержки. Зачем армянам захватывать Карабах, когда они там живут. Почти 96% населения Карабаха – армяне.
- Так в чем причина?
- Причины надо искать в Москве…
Так, испытывая стресс от «бешеной» езды, я , наконец, вернулся в Мардакерт.

Дежуривший в местной опергруппе сыщик сообщил мне, что весь материал о нападении на автобус был передан с курьером в Агдамский РОВД, а офицер-азербайджанец, ожидавший меня, с наступлением темноты, попросту уехал.
Меня посадили на попутку-автобус с солдатами «вэвэшниками», и я благополучно добрался до Агдама. Оттуда дежурный посадил меня в какой-то «жигуленок», приказав водителю доставить меня на базу опергруппы – заброшенный дом отдыха в предгорьях Карабаха.

Прибыв в полночь на базу, я обнаружил, что мои товарищи не спят, строя догадки, что со мной случилось. Я объяснил свое опоздание невезеньем с транспортом. Затем все граммов по сто выпили. Я, конечно,  принял значительно больше и почти сразу же уснул.
                ***
Утром на планерке я молчал, как рыба. От меня так несло перегаром, что сидевший рядом со мной следователь не вытерпел и пересел подальше. Когда все доложились и определились с заданиями, дошла очередь и до меня.
- Что у тебя нового появилось? – спросил «маэстро».

Учитывая, что утром возле РОВД среди машин сотрудников я увидел белую «Волгу-21» с ручками на дверцах от «24-ой», а также некоторые другие моменты, я скрыл информацию, полученную при опросах. Я доложил лишь, что удалось побеседовать только с сельским армянским участковым, который подтвердил факт нападения на автобус, но, якобы, подробностей выяснить пока не удалось.

На лицах присутствовавших сотрудников явно читалось: «Ну и пьянь!», но меня это устраивало.
Подполковник сурово посмотрел на меня и произнес:
- Это все пока сказки. Надо заканчивать с этим материалом. Что еще нужно сделать?
- Сегодня опросить жителей на улице Сардарова, а завтра - осмотреть  сторожку на винограднике и выехать в Мардакертский район для опроса потерпевших…
- А при чем здесь сторожка на винограднике? Да и где ее искать, виноградников - то сколько.
- Со слов участкового, туда автобус с потерпевшими заезжал…
- Да мало ли что сказал участковый. Ну, хорошо, проверить все же надо, но чтобы завтра отказной материал был у меня на столе.
Он обратился к Муслимову:
- Найдем на завтра машину до Мардакерта?
Мы с «Абдуллой» встретились взглядами. «А кобура-то твоя расписная слишком заметна, да и сам ты видный тип - один раз увидишь, не забудешь» - подумал я. 
- С машиной определимся завтра утром, - хитро улыбаясь прищуренными глазами, ответил майор.

                ***
Мы заходили с Аликом в каждый дом на улице Сардарова , но нигде ничего не выяснили. Алик, это прикомандированный в качестве переводчика к нашей группе азербайджанец, опер из Волгограда. Мне уже давно не казалось странным, что при знакомстве многие азербайджанцы называли себя Аликами. Скорее всего, имена у них были сложны для нас в произношении.

Поначалу я ему доверял вести опросы. Он на своем языке о чем-то толковал с хозяевами, а затем мне говорил, что «никто ничего не видел, не слышал и не знает». Во время очередного опроса на него набросились с упреками хозяева дома. Я ничего не понимал, но разобрал неоднократно повторяющееся слово «басарман».
- С чего это они тебя басурманом называли? – спросил я Алика, едва мы вышли со двора.
- Да…, мол, мусульманин, а помогаю армянам… Ничего мы здесь не узнаем. Пошли в отдел.
Все встало на свои места.
- Алик, нам в любом случае, придется опросить всех жителей улицы. Давай так: ты идешь по левой, я по правой стороне.
- Но ведь ты не знаешь языка?
- Неужели ты думаешь, что в этом городе люди за 70 лет Советской власти не научились говорить по-русски?
- Хорошо, пошли.

Я обходил дом за домом, старательно опрашивая хозяев. Мое незнание азербайджанского языка никак не мешало общаться нам на русском, но это общение пока не давало никакой полезной информации.

Наконец, мое упорство было вознаграждено. Мне удалось разговорить одного парня, который, как оказалось, служил в армии в наших местах. В итоге я узнал, что армянский автобус, появившийся со стороны Аскерана, несколько раз пыталась «подрезать» и остановить белая «Волга-21». Молодой человек хорошо разбирался в автомашинах, поэтому он обратил внимание, что в дверцах машины встроены ручки от «двадцать четвертой». Это была замечательная особая примета.

 Паренек  также сообщил, что недели три назад по домам с такими же вопросами ходил русский милиционер. Теперь опрос можно было закончить. Я был уверен, что опрос проводил тот самый опер, который попал в провокацию, и затем был уволен.

Алик ничего полезного при опросах не добыл. И не потому, что люди ничего не сообщали, а потому, что ему это не было нужно. По этой же причине я утаил от него полученную информацию.

Я предложил ему бросить бестолковое занятие и пойти со мной в чайхану выпить по стаканчику вина. Он отказался. Перед тем, как разойтись, мы договорились, что для начальства мы оба на опросах.
                *  * *
На длинной улице, где стояло здание РОВД, располагались на некотором удалении друг от друга еще здания прокуратуры, КГБ. Напротив здания КГБ находилась китабхана, то есть библиотека с читальным залом, а чуть дальше чайхана.

 Ровно в 13 часов я зашел в чайхану.
Я сидел за столом в одиночестве, и не спеша обедал. Посетителей было немного: двое русских в гражданской одежде и двое азербайджанцев. Они переговаривались между собой вполголоса. Их неброские, строгого покроя летние костюмы, аккуратные прически и сдержанное, спокойное поведение выдавало характер их занятий.

Закончив трапезу, я вышел и, пройдя метров сто, зашел в китабхану. Кроме библиотекаря в зале никого не было. 
- Салам алейкум, - поздоровался я, улыбаясь.
Довольно симпатичная девушка, зардевшись, ответила:
- Здравствуйте! Говорите по-русски, я хорошо понимаю.
- Очень приятно. Где Вы обучались русскому языку?
- Так я же библиотекарь, училась в Волгограде в институте.
- Ясно. Как здесь в библиотеке хорошо, тихо и прохладно.
- Да, вокруг здания большие каштаны, дают тень. Вы почитать что-то хотите?
- Да. Нет ли что-нибудь исторического о Мардакертском районе, Мардакерте?
- К сожалению, нет. Есть книги о Нагорном Карабахе и там упоминается и Мардакерт.
- Действительно, жаль. Ездил я вчера в Мардакертский район – такая красота! А горы… Да и здесь, можно сказать, райский угол – при выезде из Агдама на Мардакерт слева от шоссе огромные поля виноградников. Впечатляет. Эти виноградники, наверное, вековые.
- Да, это так. И природа и климат здесь замечательные. А почему Вы заинтересовались Мардакертом?
- Завтра утром поеду вновь туда, в одно горное село. По пути много интересных мест и хотелось бы знать о них побольше. Еще хотел бы заехать на виноградники. Я видел туда дорогу, так может быть заеду – хочу вблизи посмотреть на виноград, как он растет. Так нет книг о Мардакертском районе, виноградниках?
- О Мардакертском районе нет, а книг о винограде очень много, - девушка повернулась к стеллажам.
- Нет, нет, меня интересует именно виноградник, который слева от шоссе на Мардакерт.
- Почему же именно этот?
- Как мне сказали, там особые новые сорта, и новые технологии применяются.
- Извините, я так понимаю, Вы из командированной московской милиции?
- Глупо отрицать то, что написано на лице.
Девушка засмеялась.
- До свидания!
- До свидания, обязательно заходите еще.
Я знал, что сегодня библиотеку обязательно посетит еще один русский, поэтому еще раз сообщил о своем интересе:
- Ну, если только появятся книги о Мардакерте и  винограднике, который по пути в Мардакерт.


Я отыскал аптеку и купил две упаковки активированного угля в таблетках. Остаток дня я провел на улице Сардарова, тупо опрашивая всех подряд жителей.
Вечером я купил водки.

Наша опергруппа базировалась на отдыхе в коттедже пустующего горного дома отдыха в двадцати километрах от Агдама. Когда вечером все собирались, мы ужинали, точнее, выпивали, закусывая помидорами и другими овощами, купленными на местном рынке, затем играли в нарды, смотрели телевизор. И в этот раз мы, выпив отвратительной, пахнувшей нефтью водки, сели играть в нарды. До этой чертовой командировки я употреблял спиртное лишь по праздникам и то понемногу. Теперь же мне приходилось играть позорную роль деградирующего милиционера, и я делал это качественно, «по Станиславскому».

Играли в нарды «на вылет», и вели разговоры, как обычно, о горной природе, девушках, гостеприимстве местных жителей. Но в этот раз разговоры переключились на дела служебные. Начал самый молодой из нас, опер из Иваново:
- У меня по делу нарисовались местные гаишники… Помогали ночью опознавать, кто за рулем. Если ехали армяне, давали сигнал проблесковым маячком… Находившаяся в засаде на некотором удалении группа местной молодежи забрасывали камнями автомашину, принуждая к остановке. Если останавливалась, то избивали, грабили, насиловали…
Аналогичные истории стали рассказывать и другие коллеги.

«Старый» – обычно молчаливый капитан - старший опер из Подмосковья  в этот раз не выдержал и произнес:
- Запомните одно – мы здесь для проформы… Если только попытаемся кого-то определить на нары, местные обвинят нас, что потакаем армянам. В такой же ситуации находится опергруппа в Степанакерте. Хотя вряд ли какое-то дело дойдет до суда. В любом случае, любые наши действия будут восприниматься агрессивно, и могут только ухудшить ситуацию.
- Так какого лешего  мы здесь торчим?
- Наверху считают, что надо расследовать все нацпреступления до конца. Армяне требуют от нас расследовать их и наказать виновных. Того же требуют и азербайджанцы.
- Бред какой… Ты только что сказал, что деятельность не приветствуется…
- Так и есть. И те, и другие считают, что во всем виновна только противная сторона и ни под каким видом не признают свои грехи. Слишком далеко все зашло.
- А с чего все началось? Чего не поделили…, жили ведь раньше мирно и все было нормально… Хотя вражда, неприязнь, наверное всегда присутствовала…
- Мало ли кто кому не нравится…, да что говорить, у нас столько национальностей и народов… И ничего – не убиваем друг друга. Здесь причина в другом. Я ничего не имею против власти, упаси бог, но… В 86 году было заявлено о социально-экономической и финансово-бюджетной реформе. Я не особенно силен в политэкономии, но верю дедушке Ленину. А он в любой политической ситуации находил экономическую подоплеку. Помните: политика – концентрированное выражение экономики? Ведь признайтесь, никто из вас ничего не понял, в чем смысл бюджетной реформы? А смысл в том, что теперь союзная республика самостоятельно решает все вопросы по составлению и исполнению бюджета. Грубо говоря, Центр снял с себя полномочия по контролю за союзными бюджетами. Собственно, в это время и был запущен часовой механизм мины. В этом причина конфликта…
- Ну, Старый, ты даешь! Ты прям как лектор из общества «Знание».
- Будешь лектором… Я просто ни в школе, ни в университете никогда не списывал и не шпаргалил… Так вот, у нас почти все республики имеют в своем составе национальные образования – АССР, автономные края и области. При дефиците бюджета, реформа позволила царькам в республиках урезать финансирование национальных окраин, мол, живите по средствам. В 87 году Баку вообще прекратило финансирование Карабаха. Механизм сработал, детонатор включился и теперь запустился процесс, который мы сейчас имеем. Вы же все видите, ни армяне ни азербайджанцы не отступятся. Это может привести только к одному – массовому вооруженному конфликту и даже к гражданской войне. Не исключены такие же конфликты почти во всех республиках, даже в РСФСР – уж у нас автономий хоть отбавляй! А Северный Кавказ? Да там будет покруче, чем здесь, если что…
- А что же наверху, дураки сидят?
- Не знаю, но пока всем нам вместо настоящей причины подсовывается повод – межнациональные распри. Возможно, здесь есть и другие, неизвестные нам причины… Как в семье: пока в семейном бюджете все в порядке, супруги мирно живут до старости. Если бюджет затрещит, то скандалы обеспечены. А уж если вмешается внешний фактор, например, измена, или действия змеи- соседки, то война и развод. Да что говорить, раскроешь мотив, раскроешь и преступление. Вот так, ребятки. Но я ничего не говорил, это только мое личное мнение и вы забудьте об этом. Давайте еще по пять грамм и по койкам…
***
Утром, как всегда дыша перегаром, я зашел в кабинет Муслимова. Майор, увидев мое состояние, укоризненно покачал головой и уточнил, куда я поеду и на какое время. Он мог бы и не спрашивать, так как вчера еще все услышал от меня на планерке, но я повторил свои планы на день.

Мне выделили «жигуленок» уголовного розыска. Когда отъезжали от здания РОВД, я взглянул на площадку с машинами и улицу. Позади, метрах в ста за нами одновременно тронулась зеленая машина, судя по всему, «копейка».
 
Как только выехали за город, наша машина стала дергаться и остановилась. Водитель – местный опер, развел руками:
- Все. Приехали. Я же говорил товарищу майору, что неисправна… Наверное, что-то с зажиганием. Придется ремонтировать. Будешь ждать?
- Если долгий ремонт, вернусь. Не успею дела решить в Мардакерте.
- Хорошо. Сейчас пошлю кого-нибудь к майору, пусть выделит нормальную тачку.
Он остановил какую-то машину, переговорил с водителем. Через несколько минут из Агдама подъехал белый «жигуль». Водитель пояснил, что он является участковым инспектором и по распоряжению майора повезет меня в Мардакерт на личной машине.

Этот участковый, также как и Муслимов, внешне был мало похож на азербайджанца. Что-то в нем было узбекское, и в то же время русское. Я так и не смог определить, какой он национальности.

Местные милиционеры, с кем мне приходилось до этого ездить, обычно интересовались моей позицией по конфликту, расспрашивали о событиях и жизни в Центре. Но этот парень оказался на редкость неразговорчивым. На вопрос, как его зовут, он буркнул что-то похожее на Алик. Ну, что же, пусть Алик - не привыкать.
Я достал из папки плоский четырехсотграммовый шкалик с жидкостью и протянул Алику.
- Ты что, брат. Мне нельзя. За рулем, - Алик улыбнулся, показав зубы желтого металла.

Ну, не хочет общаться, так не хочет. Я сделал несколько глотков, убрал бутылку и развалился расслабленно на сиденьи. Зеленой «копейки» ни спереди, ни сзади не было.
Мы уже отъехали от Агдама на несколько километров и вдруг Алик разговорился. Он стал навязчиво предлагать позавтракать в «уютном и красивом месте» у своего знакомого директора совхоза.
- Ну, что, брат, заедем?
- Алик, нам за день-то не управиться… Да и позавтракал я уже…
- Э-э-э… Обидится, понимаешь… Ему Муслимов звонил, просил стол для тебя накрыть… Нельзя обижать…
- Ну, если может обидеться, то, пожалуй, заедем… Ненадолго.
- Это правильно, молодец, - похвалил меня Алик и заметно прибавил скорости.
«Странный участковый… В гражданской одежде…Ведь не опер же…»
- А чего не в форме? У нас все урядники в служебное время ходят в форме…
- А-а-а… Мне можно, я опер…
- ? – я вопросительно взглянул на него.
- А-а-а… Да… Участковый, но сейчас, как опер.
- Нам же придется ехать к армянам, в форме тебе было бы спокойней…
- Не волнуйся, я не азер, но для спокойствия у меня есть табличка. На всякий случай, - и он, достав трафарет с надписью: «Опергруппа МВД СССР», приставил его к лобовому стеклу.

Такие трафареты выставлялись только на служебных автомашинах, или на специально выделенных местной властью микроавтобусах. Откуда у него это? Наверное, для подстраховки. Мало куда его может служба забросить.

Осмотр места, куда бандиты загнали захваченный автобус с армянами, входил в мои планы и я попросил Алика свернуть на дорогу к виноградникам. Мы проехали до конца поля почти до самой сторожки, прежде чем я услышал вопрос:
- Брат, винограда захотелось? Так не время еще. А фруктов поедим у моего друга… Мы почти рядом. Поворачивать?
- Нет, - я сделал несколько глотков из бутылки. - Останови возле сторожки, хочу погулять по винограднику – никогда не видел, как растет виноград.
- Хорошо, хорошо, брат. Надо, так надо.
Едва машина остановилась, из-под навеса, где стояли мотыги, лопаты, вышел тощий, иссушенный солнцем, рабочий. В опущенной руке он держал пистолет. Сейчас этот славный сын азербайджанского народа просто расстреляет нас.

Я сразу вспомнил фрагмент телетайпограммы : «…направить в распоряжение следственно-оперативной группы МВД СССР в Нагорном Карабахе оперуполномоченного … в гражданской форме одежды, без оружия…» Какой же идиот в Москве это придумал?

- У тебя есть ствол? Ведь он нас грохнет.
Если водитель опер или участковый, у него должно быть при себе табельное оружие. Но Алик никак не отреагировал на появление вооруженного человека, и это было, по меньшей мере, странно.
- Ствол не понадобится.
Рабочий подошел совсем близко и Алик, открыв дверцу, вышел. Они стали разговаривать на азербайджанском, при этом было совершенно понятно, что Алик плохо понимает азербайджанский язык. В разговоре он то и дело переходил на русский. Значит, его зовут не Алик, и он не азербайджанец.
Алик обернулся ко мне:
- Говорит – нашел пистолет за сараем. Чистил канаву и нашел. Вымыл в воде и хотел сдать в милицию. А тут увидел нас и решил нам сдать. Берем?
- Спроси, месяц назад, он здесь ничего не видел… автобуса, чужих людей?

После краткого обмена фразами с рабочим, Алик сообщил мне, что рабочий здесь всего неделю и ничего не знает, просит принять оружие. Мы внимательно осмотрели все в сарае и вокруг, но ничего интересного для меня не обнаружили.

Я сделал так, как предложил мне Алик: оформил протокол изъятия и взял объяснение с рабочего. Алика привлек в качестве переводчика для соблюдения формальности.
Теперь у меня в папке появился протокол, а за поясом - «Макар» с полным магазином. Если оружие фигурирует в том нападении, и было выброшено в воду около месяца назад, то должно быть покрыто ржавчиной, но ее нет. Правда, поверхность пистолета вся истерта и поцарапана, но это следы времени и небрежного хранения. И почему магазин с патронами?

Спустя минут двадцать мы покинули виноградник. При выезде на шоссе я заметил стоявшую на обочине зеленую «копейку». В тени деревьев она была почти незаметна.
- Ну, что брат, все-таки заедем к хорошему человеку? – отвлек меня от размышлений Алик.
Я утвердительно мотнул головой и, достав шкалик, вновь протянул Алику:
- Будешь?
- Нет, брат, я же сказал - за рулем. Да сейчас вина будет – хоть залейся.
Я пожал плечами и отхлебнул немного.

Мы въехали через чугунные ворота в огромный сад с оранжереями и фруктовыми деревьями  и остановились у входа в светло-желтое здание, архитектурой напоминающее  скорее дворец, чем контору совхоза. Я оглянулся и понял, что зеленая «копейка» не имеет никакого к нам отношения – она промчалась в сторону Мардакерта.
                * *  *
Застолье длилось не более получаса. Я, отхлебнув лишь глоток из бокала с вином, сделал вид, что мне дурно и, с позывами на рвоту, спешно уединился в туалете.

Я не мог понять, с какой целью мне подсунули оружие. На всякий случай, вспомнив уроки моего бывшего наставника, прошедшего огни и воды, я вынул из магазина пистолета три патрона, до упора  подняв  вверх предохранитель «Макара», вытащил ударник. И ударник и патроны я  положил в «пистон-карман».

Шатающейся походкой я добрел до стола, извинился и рухнул на стул. Гостеприимный хозяин поставил передо мной вновь полный бокал вина. Я несколько раз  подносил фужер ко рту , но всякий раз кривился и ставил его на стол. Наконец, под непрестанными предложениями выпить, я выполнил их волю,и сладко-терпкая жидкость отправилась туда, куда надо. Но уже через минуту я отправился тоже туда, куда надо.

В туалете я, сунув пальцы в рот, очистил желудок. Выпил пару кружек воды из бачка, и еще раз повторил омерзительную операцию. После этого разжевал и проглотил целую пригоршню таблеток активированного угля. В дверь постучался Алик:
- Брат, с тобой все в порядке?
Я, шатаясь и закрывая глаза, вышел из туалета и направился к выходу. Алик поддерживал меня и, доведя до машины, заботливо усадил на заднее сиденье:
- Брат, если не хорошо, полежи пока. Пройдет.
Я что-то промычал и затих, прикрыв глаза рукой.

Алик подергал меня за рукав, спросил меня о самочувствии, но убедившись, что я не в состоянии что-либо говорить, сел за руль.
Я несколько раз пытался шевелиться, и перед постом ГАИ даже приподнялся и сел, надев плотные солнцезащитные очки, за что получил одобрение Алика:
- Молодец, брат, молодец!

Армянские гаишники, увидев табличку на лобовом стекле, не стали нас останавливать.

Миновали Мардакерт, и машина устремилась по уже знакомому мне шоссе в горы.
Вместо того, чтобы наслаждаться красотами, я полулежал на заднем сиденьи, старательно изображая смертельно пьяного человека. У меня это здорово получалось – помогала неимоверная жара, которую я всегда плохо переносил, особенно в горах.

Допив остатки настоящей артезианской воды из шкалика, я настолько вошел в роль, что на самом деле почувствовал опьянение. Я развалился на сиденьи таким образом, чтобы иметь возможность незаметно следить за правой стороной дороги. Алик меня уже не донимал вопросами, он совершенно определенно понял, что я «готов».
***

Минут через десять автомашина съехала на обочину и остановилась. Алик заглушил двигатель. Я не открывал глаз, понимая, что он внимательно смотрит на меня. Если бы не плотные очки, Алик мог бы меня раскусить. Я был хорошо подготовлен для такой игры и ничем себя не выдал: дыхание было легким, едва заметным, сердце работало в спокойном режиме.

Позади нас остановилась легковушка. Алик вышел из машины. Я услышал его разговор с неизвестными мужчинами. О чем они разговаривали, я не мог сразу понять – работал двигатель легковушки. Мужчины разговаривали тихо на азербайджанском языке, хотя и вставляли много русских слов: «наш друг», «много пил», «молодец», «пистолет», «Ашот», «милиция».

Судя по интонациям, Алик был в подчиненном положении у собеседника. В разговор вступал и третий участник, больше говоривший на русском языке.
Затем голоса смолкли, Алик и неизвестный мужчина сели в машину. Алик сказал:
- Ким, одень форму, вдруг остановят. Раис сказал же тебе…
- Нет. Еще хуже будет, у меня ксивы нет, да и натурой в менты не вышел… Да все будет ништяк, Рус. Поехали.
Какой-то сверток перелетел через меня к заднему стеклу.

Некоторое время оба молчали, затем перебросились фразами, из которых я понял, что они опасаются карабахской милиции, и что неизвестного зовут Кемаль, а моего «помощника», назвавшегося Аликом, на самом деле звали Рустем. Оба они, причмокивали и часто сплевывали - вероятнее всего, жевали «нас» - местную наркотическую гадость.

Ехали мы по шоссе минут 10-15, затем свернули влево и остановились. Ким и Рустем вышли из машины, заглушив двигатель. Открылась дверка со стороны моих ног и Рустем, потрогав меня, спросил:
- Как ты, друг? Слышишь?
Я не шевелился.

Рустем вытащил из-под меня папку, пошелестел бумагами и кинул ее на пол. Он медленно вытащил находившийся у меня за поясом пистолет, из нагрудного кармана забрал мое удостоверение. Затем я услышал металлический щелчок открывшегося лезвия ножа, и ощутил на шее грубое прикосновение рук… Сердце замерло.

Я предполагал, что удостоверение может быть использовано в провокационных целях и был готов к этому, но допустить, чтобы жетон с действительно настоящим личным номером попал кому-нибудь в руки, я не мог. Я застонал и стал переворачиваться, защищая шею рукой.
- Тихо, тихо, тихо…, не надо, хватит и ксивы, пошли, - почти шепотом сказал Кемаль.
Они стали удаляться от машины. Я облегченно вздохнул и открыл глаза.

Оглядевшись, я обнаружил, что наша машина находится метрах в пятидесяти от небольшого дома, окруженного деревьями. Этот дом был мне знаком. Здесь жил пожилой армянин Ашот с женой. Под навесом стоял длинный стол, за которым позавчера я обедал в компании участкового – племянника хозяина дома.

Кемаль и Рустем направлялись прямо к дому. Со спины невозможно было определить возраст и национальность Кемаля. Единственное, что я заметил, это то, что он в отличие от тощего и невысокого Рустема, физически неплохо выглядит. Подойдя к навесу, Рустем что-то бросил под стол. Я был абсолютно уверен, что это было удостоверение, которое он забрал у меня.

Из дома навстречу вышел хозяин. Подойдя вплотную, Кемаль ударил кулаком в лицо Ашота и тот упал. Рустем вынул из-за пояса пистолет и приставил его к голове несчастного хозяина.

Появившаяся в дверях жена Ашота страшно закричала. Кемаль схватил ее за волосы и утащил в дом. Оттуда раздался дикий крик, перешедший в визг. Через минуту появился Кемаль с неизвестной мне молодой женщиной. Одной рукой он крепко держал ее за волосы, другую руку держал возле ее шеи. В руке был нож.

Ашот приподнялся и закричал:
- За что? Мы ничего плохого не сделали! Отпустите!
Рустем ударил пистолетом в лицо хозяина:
- Молчи! Убью и тебя и шлюху!

Кемаль подвел женщину к машине. Искаженное от страха лицо молодой армянки было белым, как мел. Ее бил озноб и она рыдала. Я закрыл глаза.
Кемаль впихнул женщину на переднее сиденье и приказал:
- Хочешь жить, сиди тихо!

Я услышал, как клацнули наручники. Я немного приподнялся, и женщина, вздрогнув, взглянула на меня. Я стал разминать затекшие руки и ноги.
- Пожалуйста, не бойтесь. Я постараюсь помочь…, -как можно мягче я сказал ей, и она быстро закивала головой.

Кемаль не успел подойти к дому, как Ашот неожиданно сильно толкнул Рустема, вскочил на ноги. Рустем вскинул руку с пистолетом в его сторону, но выстрела не последовало. Конечно, пистолет без ударника совсем как безобидная игрушка.

Рустем отскочил на шаг назад, передернул затвор и вновь попытался выстрелить. Разрядив магазин и не добившись выстрела, Рустем бросился бежать к машине.
Кемаль, резко развернувшись, также побежал, но к шоссе.

- Возьми другой ствол! – вдогонку крикнул Рустем.

Я оглянулся назад и увидел метрах в ста выглядывающее из-за скалы на обочине шоссе переднюю часть белой легковушки. Именно туда и бежал Кемаль.

Ашот, какое-то время оцепенело стоял, затем скрылся в доме.
Рустем стоял возле оставленной открытой дверцы со стороны моих ног и растерянно дрожащими руками дергал затвор пистолета.

Я попытался как можно резче вылезти из салона, и все равно все получилось как в замедленной съемке – сказалось длительное бездействие мышц.

Рустем, как загипнотизированный, стоял и остекленевшими глазами смотрел на меня. Очнувшись, он отскочил назад, вскинув руку с бесполезным пистолетом в мою сторону.

Шаг, другой и я, подпрыгнув, ударил его ногой в челюсть. Рустем упал назад, ударившись головой о выступающий на обочину острый кусок скалы. Во время удара раздался хрустящий звук, от которого меня передернуло.

Я поднял пистолет, поставил ударник на свое место и зарядил магазин тремя патронами, предусмотрительно припрятанные мной.

Спасибо моему наставнику: и в этот раз пригодился его совет всегда держать в поясном карманчике ключ от наручников. В Союзе все наручники стандартные, и соответственно, ключи от них были универсальны.

Я освободил дрожащую женщину от оков и приказал:
- Быстро беги…, беги, не бойся!
Она выскочила из машины и побежала к дому.

В этот момент к машине быстрым шагом направлялся Кемаль. Теперь у него в руке был пистолет. Увидев бегущую женщину, он выстрелил, но промахнулся. Я выстрелил одновременно с ним, и моя пуля попала ему в ногу – Кемаль споткнулся, выругался, и полагая, что в него стрелял Рустем, крикнул:
- Ты с ума сошел!

Мне безопаснее было разговаривать с ним на расстоянии, и я крикнул:
- Кемаль! Брось оружие! Рустем мертв!

Несколько секунд Кемаль удивленно смотрел в мою сторону, затем навскидку выстрелил и побежал вновь к шоссе, волоча раненую ногу.

Из дома грохнул ружейный выстрел и заряд задел Кемаля – он схватился за бок, но продолжал бежать. Я упал на землю. Раздался второй выстрел. Картечь градом сыпанула по машине, покрыв лобовое стекло многочисленной паутиной трещин .

Медлить было нельзя. Я забрался в машину и пытался ее завести без ключа, но никак не мог найти нужный провод. 

Обернувшись назад, я увидел, что Кемаль добежал до поворота на шоссе. В этот момент из-за скалы выехала и остановилась белая «Волга». Кемаль влез в салон, но спустя несколько секунд оттуда послышалось два выстрела, и он вывалился на асфальт. «Волга», сильно газуя, сорвалась с места, и  резко набрав скорость, исчезла из вида.

Стрельба из дома прекратилась – видно женщина была в безопасности и Ашот, умудренный житейским опытом, не захотел брать грех на душу. Но это не должно меня успокаивать.

Я напрасно пытался нащупать пульс у Рустема – он был мертв. Затем я сел в машину и еще раз попытался завести ее, и мне это удалось.

Остановившись возле Кемаля, я вышел, и увидел, что помимо моей пули в ноге, у него пару пуль сидело в животе. Он был жив и в сознании. Пистолета у него уже не было. Затащив его на заднее сиденье, я сел за руль и выехал на шоссе.  Ашот, все-таки приняв меня за соучастника бандитов, дуплетом выстрелил вслед, но я уже был на безопасном расстоянии.

Как только дом Ашота скрылся из вида, я остановил машину, открыл заднюю боковую дверь и за ноги стал вытаскивать Кемаля. С искаженным от боли лицом, он стонал и жалобно смотрел на меня.
- Кемаль, времени нет. Если сейчас ответишь на вопросы, свезу в больницу. Если нет – останешься здесь. Догонят армяне, разорвут на части. Ну?
- Начальник…, все скажу. Не бросай меня…, мне плохо…, я умираю…, - хрипел бандит.
- В тебя стрелял твой шеф? Кто он?
- Да… Он майор…, Магомед, - совсем слабым голосом ответил Кемаль. У него стали закатываться глаза и я понял, что скоро наступит конец его мучениям. Я встряхнул его за плечо:
- Что сделали с девушкой из автобуса?
- Это Рустем, не я…
- Где она?
- Не знаю…
Я потащил его за ноги.
- Рустем бросил ее в винограднике…
- Откуда ты приехал? Ты сидел?
- Да… Баку… Магомед заставил…
- А Рустем?
- Тоже… Помоги, я умираю!
У него вновь стали  закатываться глаза.

 Я сел за руль и погнал машину в сторону Мардакерта. Минут через пять Кемаль прекратил стонать. Я оглянулся и увидел, что он не шевелится. Развернувшись, я взял его за руку и понял, что он либо потерял сознание, либо кончился. Я ничего другого не мог делать, как только ехать по шоссе вниз, к Мардакерту.

Заметив показавшиеся из-за поворота зеленые «Жигули», я сбросил скорость и свернул к обочине. Встречная машина затормозила и, развернувшись, стала рядом. На лобовом стекле был трафарет «Прокуратура СССР».

Конечно, это тоже было прикрытие. Мужчину, который сейчас управлял машиной, я видел  дважды: первый раз при получении инструкций перед началом командировки, второй раз – вчера в чайхане. Он к прокуратуре имел отношение такое же, как я к милиции.

Пульса у Кемаля мы не обнаружили, поэтому мне пришлось его оставить в машине, а самому пересесть в зеленые «Жигули» и продолжить движение вниз. Я передал куратору папку с диктофоном и сообщил, что удостоверение осталось на месте происшествия.

Оказывается, и этот сбой был учтен – я получил пакет с милицейской формой и удостоверение, согласно которому я был уже капитаном милиции по фамилии Петров.

Ничего страшного, все лучше, чем старший лейтенант. В удостоверении был вкладыш с красной полосой по диагонали, удостоверяющий, что я являюсь членом оперативной группы МВД СССР. Этот волшебный вкладыш позволял мне бесплатно, вне очереди пользоваться всеми видами транспорта, в том числе и воздушного.

Ближайшая моя задача – как можно быстрее покинуть горячий Карабах. Парни в опергруппе будут некоторое время находится в недоумении, почему я сбежал. Руководитель группы меня искать  точно не будет и должен забыть обо мне сразу же после встречи  со специальным сотрудником.

Я немедленно переоделся. Мне просто не верилось, что может быть такое везенье в течение дня. Когда уж слишком все идет по маслу, самое время взглянуть на ситуацию критически. Все может для меня закончиться на первом же посту ГАИ и вряд ли кто меня «отмажет». Следовательно, я ни в коем случае не должен допустить проверки моей личности, а это зависело не только от меня.

За очередным поворотом я увидел серого цвета с красной полосой автобус, «Ераз» с трафаретом «ВВ СССР» и белую «Волгу-21» с полностью открытыми дверцами. Мы сбавили скорость и медленно подъезжали к ним. На обочине стояло несколько бойцов внутренних войск в бронежилетах и с автоматами за спиной.

Лейтенант и гражданский мужчина с папкой в руках, заглядывавший в салон «Волги», заметив нас, выпрямились. Похоже, они знали моего попутчика, и наверняка находились здесь по его наводке, поскольку оба кивнули ему приветливо, мой попутчик также приветливо махнул им рукой и мы, не останавливаясь, медленно разъехались. В окне «Ераза» я заметил Муслимова с опущенной головой. Его провокационная группа прекратила свое существование не без моего участия,  и это был хороший результат моей работы.

Меня вывезли в Кировабад (теперь Гянджа), откуда самолетом я вылетел в тот же день в Москву. Странная и опасная командировка, на удивленье благополучно, закончилась.
               
                ***