Мень Александр. Его проповеди - шунтирование души

Александр Мень (22 января 1956 - 9 сентября 1990)

Александр Мень. Православный еврей. Писатель, ученый-религиовед, проповедник. Светлый человек с глубоким умом.
Его полезно и интересно слушать и христианам и мусульманам. Это огромные пласты человеческих знаний. Талантлив и уникален. Его жанр — мысль.
Он всегда современен, потому что он современник людей всех эпох.
Его мечта — быть тюремным священником. «Нет больше той любви, чем отдать жизнь за ближнего».

Его убили по дороге к храму. И это не случаино. Он мог сказать, кто сделал это, но не сказал. И этот поступок был его последнеи молитвои о прощении тех, от кого он принял смерть.

Его проповеди как шунтирование души и реанимация сердца.

«Обрядность нужна только мертвым»

«Никакие воскурения и молитвы не в состоянии заменить чистоты сердца и справедливых поступков».

«Давно замечено, что нетерпимость, фанатизм — будь то религиозный или атеистический — есть проявление не столько веры, сколько неуверенности. Когда человек сомневается в своей правоте, когда ощущает шаткость своей позиции, у него часто возникает соблазн пустить в ход кулачные приемы доказательства, чтобы и себя утвердить, и других заставить замолчать. Нетерпимость есть род душевного недуга, способного извратить любую, даже самую светлую, идею».

«Достоевский говорил, что очень легко любить все человечество, а вот соседа любить трудно».

«Люди обычно уподобляются слепцам из индийской притчи, которые пытались определить, что такое слон, ощупывая отдельные части его тела. Ни интуиция, ни эмпирическое, ни логическое знание не могут охватить во всей полноте Многомерную Реальность. Отсюда и разнообразие, противоречивость, расхождение верований. При честном диалоге каждая из сторон должна отчетливо видеть эти расхождения. Иначе возникает путаница, которая мало способствует взаимопониманию».
Я рано получил прививку против культа Сталина. В школьные годы на тренировке в результате несчастного случая погиб мой одноклассник. Те, кто находился с ним в последние минуты, рассказывали, что, умирая, он говорил со Сталиным, который пришел взять его к себе. Нас, его товарищей, это озадачило: прежде мы не замечали в нем какой-то особой «идейности» (как тогда выражались). И в тот момент у меня впервые мелькнула догадка: «Ведь это религия!» В душе умирающего нечто высшее, священное приняло облик отца, которого мы привыкли благодарить за счастливое детство. С годами догадка превращалась в убеждение, подкреплялась множеством наблюдений и, в конце концов, помогла пониманию огромной исторической трагедии, ставшей фоном юности моего поколения".

"Писатель не обязан отвечать на вопросы — он должен их ставить".
"