Освободитель

                Освободитель
рассказ

                1
   Рядовые Юрка Ковальчук и его верный друг и земляк Колька Плотников вернулись из длительной командировки. На завтра командир роты дал им выходной. Это был рабочий день, поэтому в увольнение решили не идти, а потратить день на приведение себя и своего обмундирования в порядок и просто побездельничать.
    После завтрака ребята постриглись, Юра подправил свои симпатичные усики, а потом решили постирать повседневку. Баня части, где это можно сделать,  в тот день оказалась закрытой, и ребята решили воспользоваться своей неофициальной прачечной на территории соседнего Управления механизации какой-то строительной организации. Между невысоким дощатым забором части и  длинным одноэтажным зданием  цеха механизаторов были разбиты красивые клумбы. Вокруг волейбольной площадки с драной, провисшей сеткой стояли ещё добротные деревянные скамейки, а у самого забора лежали стопкой, видимо оставленные ещё строителями, железобетонные плиты. Из стены здания цеха ближе к его торцу торчала труба с краном, для полива клумб и газона. Лучшего места постираться солдату и не придумать: постирался, развесил штаны с куртками для просушки, а сам ложись на плиты и загорай. Офицеры, прапорщики и сержанты тебя не видят, не беспокоят, а начнут искать – друзья свистнут, и ты через минуту в части.
   Туда в тот жаркий день и направились Юрка с Колькой. Когда парни постирали свои куртки и штаны и стали закрывать кран, он не закрывался, и вода с шипением продолжала из него течь. Пока ребята натягивали меж забором и молодой берёзкой найденную тут же проволоку и развешивали постиранное, у стены образовалась приличная лужа и вода потекла за угол, где был вход в цех. Проходивший мимо седоусый, коренастый рабочий, увидевши лужу, глянул за угол, увидел незакрытый кран и  загоравших на плитах солдат   крикнул:
   - Ах вы окаянные! Почему кран не закрыли?! Вот я вам сейчас! Устроили тут, понимаешь, прачешную, так ещё и безобразничают!
    Юрка хотел, было, объяснить деду, что кран не закрывается, что они пытались его закрыть,  но, видя, что дед не на шутку распалился, а в руке у него уже палка, быстро сгрёб свои монатки, крикнул Кольке «уходим» и нырнул в кусты. Друг последовал за ним.
    Дед, матерясь, стал закрывать кран, а убедившись, что он сломан, со зла как следует поматерился,  сходил в цех за инструментами, и принялся чинить кран. 
    Возвращаться на плиты ребята не стали – в окно из цеха их снова мог заметить сердитый дед. И как им быть?  Не идти же в роту в трусах? Решили по пожарной лестнице взобраться на крышу цеха и расположиться там.
   Часа через два ребят разбудил смех и возбуждённые голоса рабочих вываливших из цеха на обед. Послышался визг и незлобная ругань молодой женщины, а потом громкий возглас какого-то парня: «Сегодня  Иван Купала! Положено!» Ребята осторожно глянули вниз, с интересом молча понаблюдали как молодые парни и девушки из цеха, словно играя в догоняшки, поливали друг – друга водой,   и стали обсуждать идти ли и им  на обед, или продолжить загорание с дремотой. Из открытых окон кухни рабочей столовки лёгкий ветерок нёс приятные запахи. Ребята осмотрелись окрест и, не сговариваясь, стали одевать уже высохшее обмундирование. И в это самое время из цеха донёсся шум включенного станка. Парни заглянули в открытое потолочное окно освещения цеха и  склонившегося над токарным станком ругавшего их деда. Тот  через привязанные засаленной верёвочкой на затылке очки сосредоточенно смотрел, как осторожно подводимый им резец снимал с какой-то детали длинную тонкую спираль - стружку. На сосредоточенном лице деда едва проступала довольная улыбка. Юра как завороженный уставился на мастера, который в тот миг творил что-то великое. А Колька тем временем побежал к лестнице и быстро спустился вниз. Появился Николай с конусообразным ведром в руке, до краёв наполненным водой. Не говоря ни слова, он с ходу плесканул из ведра на деда, крикнувши: «Иван Купала!» От неожиданно холодного душа дед, ахнув, присел. А, услышав «поздравление», глянул  в верх. В следующее мгновение он схватил с полки на станке какую-то, подвернувшуюся под руку железяку, и, как спринтер рванул из цеха за угол. Проворно спускавшиеся сверху солдаты, увидев деда, рванули наверх. Дед подбежал к лестнице, вытирая ладонью мокрые волосы, прогудел: «Слезайте окаянные! Я вам покажу Ивана Купалу, я вам покажу!». А парни, пригнувшись, чтобы снизу их не видел дед, побежали до другого торца здания, спрыгнули на крышу какого-то пристроя к цеху, оттуда сиганули на землю, потом через кустарник пробежали к забору части, перемахнули через него и,  с оглядкой в сторону цеха, направились в свою столовую.
   Из-за угла клуба показался капитан и два солдата, тащившие изготовленный из брусков  и фанеры большой щит. «Эй, бойцы! - крикнул капитан нашим героям, - помогите нам отнести щит на плац. Только Юра с Николаем взялись за края сверкавшего свежей белой краской щита, как из-за забора послышалось: «А вот и они,  голубчики! Ну-ка капитан, иди сюда поближе, я тебе кое-что расскажу. Иди – иди, не бойся! С собой возьми и вон тех двоих», - пальцем он указал на Юру и Кольку.
    Услышав это, парни остолбенели и чуть не выронили щит. А капитан уже направился к забору, за которым на плитах стоял голый до пояса белоусый дед.

                2
   Капитан Соловьёв подошел к самому забору и недовольно произнёс:
      - Слушаю вас! Что случилось? Что-то натворили наши воины?
      - А ты их, окаянных, сам спроси. Прикажи, пусть сами расскажут, чем они ту у нас занимались. Зови, зови их сюда.
     Капитан, повернувшись к солдатам, кивнул головой, требуя подойти. Юра с Николаем осторожно опустили на землю щит и, понурив головы, поплелись к забору. «Попались. Дёрнуло ж тебя дурака связаться с этим дедом», - проворчал Юра, еле переставляя ноги.  А когда подошли к капитану, дед, опершись руками на забор, с ехидцей в голосе сказал:
   - Ну, докладывайте капитану, докладывайте, чего отмочили!
   - Извините, пожалуйста, я пошутил, - процедил Колька.
   - Ах ты, паразит! Видали! Он пошутил! Я такую деталь, такую деталь точу, а он на меня сверху водой! Ах ты, паразит! Видал, какие они у вас шутки шутят! Видал, капитан!? Ну не нагнал я вас, не нагнал. Попадёсся ты мне как – нибудь. Попадёсся. Я те пошучу! Вот уж я те пошучу! Неделю на задницу не сядешь!
   - Это правда, что говорит мужчина?  – сказал капитан.
      Но парни, опустив головы, стояли молча.
   - Ладно, идите, тащите щит. Его на плацу уже ждёт замполит,  потом разберёмся.    Мы их обязательно накажем, обязательно! Я даю вам слово, - протараторил капитан, обращаясь уже к деду.
    Юрка с Николаем, козырнув и буркнув «есть», резво развернулись и поспешили к щиту, а дед, глядя им в след, провёл мозолистой ладонью руки по жиденьким белым волосам своей головы, крякнул и коротко бросил:
   - Слышь, капитан! Вы уж там того, пожурить этих сопляков, конечно, пожурите, как следует, а строго-то не наказывайте. Какие они солдаты? Детский сад, детвора. Чё они видели, службы то настоящей ешо и не знали.
      Уже собравшийся уходить капитан, подошел ближе к забору, прикрывая от солнца ладонью глаза, внимательно посмотрел на татуировку, синевшую на левой части ещё крепкой дедовой груди и сказал:
    - Вижу, вы танкист. Воевали?    
       Смутившись и прикрывая ладонью наколку с изображением танка и надпись «Броня крепка, и танки наши быстры», дед, махнул рукой,  нехотя процедил:
    - Да, было дело, как же. А это по молодости, по глупости, по глупости.
   - В  воскресение у нас праздник, день части. В годы Великой отечественной наша часть брала Берлин. Приходите, расскажите ребятам как воевали.
   - Сначала мы танкисты Берлин окружили, обошли его с флангов, тольки потом пехота его штурмовала, - вставил дед. - Тольки потом.
   - Вот и хорошо. Есть что рассказать. Ребятам будет очень интересно. У нас в части фронтовиков уже нет. Даже на праздник уже никто не приезжает.
      Дед, бросив на офицера короткий взгляд, развернулся, дошел до края плит и остановился. Потом медленно развернулся. Из под густых бровей суженными глазками глянул на неподвижно стоявшего капитана и каким-то глухим, грудным голосом буркнул:
   - Ладно. Приду.

                3

     Утром воскресного дня на центральной площади небольшого городка капитан Смирнов встретил нарядного, с орденскими планками на пиджаке Ивана Прокофьевича. Полковым автобусом приехали в часть. После торжественного собрания в клубе части, солдат развели по ротам и там перед ними выступали прибывшие на праздник гости. Выступать ветеран попросился в роту, где служили его крестники. В просторной Ленинской комнате Юрка сидел в первом ряду, а Колька забился в дальний угол и всё время пока  выступал дед ждал, когда он при всех выговаривать его за холодный душ. Но дед интересно рассказывавший танках,  о   подвигах танкистов на войне, о боях, в которых участвовал, об их с Юркой подвиге не проронил и слова, смотрел на него так же, как и на остальных ребят – приветливо и доброжелательно.
   После мероприятий в ротах в солдатской столовой состоялся праздничный обед. В центре обеденного зала было накрыто несколько столиков для гостей. С солдатскими щами и кашей Иван Прокофьевич справился быстро. Тихо поблагодарил соседей по столу, поднялся и прошел к выходу из обеденного зала.
       По пути из столовой гость фронтовик подошел к свежему стенду на плацу части и несколько минут стоял, изучая карту боевого пути части. Красными звёздочками на ней были помечены города, в освобождении которых принимала участие часть. Когда к нему подошел капитан Смирнов, Иван Прокофьевич сказал, что воевал он в составе Пятой танковой армии. Их  часть тоже изрядно поутюжила поля и леса России, Белоруссии, Польши, Германии. А  сколько освобождали городов, не знает, не считал, но один русский город освободил сам.
   - Вы один освободили город?
   - Да, - выпалил танкист, - а минуту помолчав, продолжил, - ну не совсем, конечно, один. Хотя фактически я. Что ничего не придумал, я вам даю слово танкиста. Клянусь! А дело было так:
    Воевал я механиком-водителем тяжелого танка ИС. Наша Армии была тогда в составе Калининского фронта. Мы танкисты вместе с пехотой и артиллерией наступали на  Смоленском направлении. Когда  подошли к одному небольшому городку,  в полку исправных осталось  всего  два  тяжелых  танка. Командир  пехотной  дивизии, в полосе наступления которой мы действовали, обратился с просьбой  к  командиру  нашего полка помочь хотя бы двумя машинами в атаке на железнодорожный вокзал и депо.
   И  вот, в назначенный  день и час  пошли мы в наступление.   Без артподготовки  пехота  за  двумя   нашими машинами двинулась к вокзалу и депо. Я вел  свою машину на железнодорожный вокзал, а вторая шла на депо. К моему удивлению,  на вокзале немцев  не  оказалось.  Когда выскочил на привокзальную площадь,  увидел такую картину: сразу за  площадью спокойный и неширокий  Днепр, чуть правее  мост,  подготовленный  к обороне и наверняка заминированный.  На противоположном берегу реки видны орудия, кое-где копошатся, явно не ожидавшие нас, фрицы. Оценив обстановку,  я  направил  свою  машину на мост. Пехота, естественно, за мной. Не оказалось противника и в районе депо. Володя Сосков, механик второй машины, в сопровождении пехоты  тоже вышел на набережную, а, увидев, что я рванул через мост, последовал за мною.
     Когда  я  въехал  на мост, меня за плечо рванул командир дивизии пехотинцев, сидевший в моей башне за командира, и заорал: "Ты что!? Мост заминирован! Назад твою мать ...!" Понимая, что разворот, отход назад  на  мосту - смерть, что пехотный полковник этого ж может и не знать, а не воспользоваться случаем - глупость,  я,       резко прибавив газ,  крикнул ему: "Не бзди, полковник, прорвёмся!"
     А машина уже перелетела через мост, пехотинцы, следовавшие за танком, быстро резали  провода системы подрыва  и растекались по набережной. Не задерживаясь на набережной, я направил машину прямо на следующую улицу. Выскочив  на  нее, а это  была улица Ленина, а значит центральная, я остановил  машину, чтобы оглядеться. Слева и справа по улице немецкие солдаты неторопливо грузили в машины какие-то ящики, большущие чемоданы, пишущие машинки и прочее штабное  и  офицерское  барахло.
    Я и направил свою  машину по улице влево, сминая гусеницами легковые и грузовые автомашины. Башенный стрелок открыл огонь длинными очередями из крупнокалиберного  пулемёта. Несколько раз бухнул и  из орудия.  Володя Сосков рванул  по  Ленина        вправо, проделывая  то  же,  что  и мы. 
    Вскоре фрицы опомнились и начали оказывать нам  сопротивление.  В городе, да еще в сопровождении пехоты, меня не напугаешь. Я, то на полной жму по  улице,  то, сминая заборы и деревянные сараюшки во дворах, перескакиваю на улицу параллельную. А в одном месте,  крутнувшись вокруг  дома,   вышел  в тыл  ихним артиллеристам,  устанавливавшим  против  меня пушку и сходу смял их.
     Ближе к  обеду  я  задом  въехал  в какой-то  двор, затих,  поджидая  пока  пехотинцы  отгонят  подальше немецких автоматчиков, чтобы не спалили машину. Жара в машине была несносная, июль же, и я  полез в башню, чтобы через  верхний  люк глотнуть воздуху, да осмотреться окрест. За домом на улице шла перестрелка. Я глянул на полковника в надежде получить какую-то команду, но он по рации всё время что-то говорил и на меня не обратил никакого внимания. Я выглянул наружу и увидел, что в приоткрытую дверь дома на нас смотрит худенькая женщина. Я быстро выбрался из танка, подбежал к ней. В тёмном коридоре и на ступеньках, что вели в подвал стояли ещё несколько женщин. Я спросил у них, как лучше объехать парк, что слева и выехать на западную окраину города.
   - Ежай родненький через дворы прямо, потом  парк, прямо через парк и выедешь  на  окраину. А справа будет дорога вдоль реки на Смоленск.
   Слышу, стрельба переместилась от нас уже подальше. Поблагодарил я женщин, нырнул в свой люк, приготовился к движению. Спросил полковника: «Едем дальше?» Он что-то стал мне говорить, но я не расслышал, а нашими жестами дать мне команду он не мог. Он же пехотинец. И я полез к нему. Когда приблизился, слышу зуммер вызова  радиостанции. На каждом тяжелом тогда была своя радиостанция. Полковник ответил. Понял я, что он  разговаривает  с командармом, притих, слушаю. Генерал, наверняка, спросил, где мы находимся, и  попросил доложить обстановку.  Полковник доложил, что   находимся мы  на  улице Ленина, немцы оказывают сопротивление арьергардом, основные силы  отходят на западные окраины города. Части его дивизии успешно сбивают заслоны и преследуют противника. После доклада полковник скомандовал мне выезжать из укрытия и двигаться дальше. А куда, я-то уже знал. Пересёк, я значит, улицу, двор и выехал в примыкавший к домам небольшой парк. Ни куда не сворачивая, пересёк его и выскочил на западную окраину городка. Смотрю, с лева по дороге растянулась колонна крытых машин, подводы, поспешают небольшие группы пехоты. Тут передо мной, в аккурат, кладбище, а там же кусты, деревья. Я огибаю это кладбище справа и выезжаю на дорогу. Во всю заработали стрелок с заряжающим, а я сходу в колонну и гусеницами, гусеницами… Делов мы там наделали не мало. Жаль Тольки, что за нами мало пехоты шло – взвода полтора, не больше. Основные ж ввязались в уличный бой. Но и так получилось прилично. Поутюжив на дороге, в город вертаться я не стал, вернулся на кладбище. Сразу у ворот спрятал машину за земляной вал от канавы ограждения. Горючее у нас было на исходе, да и от боекомплета уже ничего не оставалось.
   Вечерело, немцы спешно отошли, стрельба в городе прекратилась, слышалось только ухание пушек и миномётов где-то далеко за городом. Когда на дороге показалась колонна машин штаба дивизии, полковник вылез из танка, поблагодарил нас за помощь, пожелал нам удачи и побежал на дорогу. Мы вернулись в городок, нашли заправщика, заправили  машину горючим.
   Там же на окраине у одного дома стали останавливаться грузовые машины, ЭМ-ки, «Вилисы». Мы оставили охранять машину заряжающего, а со стрелком  пошли к тому дому, чтобы узнать, где наш полк и куда нам следовать дальше.
 Я  обратился к какому-то майору. Тот велел нам подождать, пока он всё разузнает.  Во дворе дома мы попили колодезьной водички, наполнили свои фляжки и присели на заваленку у дома. И тут из открытого окна дома  слышим заговорил радиоприёмник: "Внимание! Говорит Москва!  Сегодня, части 5-й  Ударной  армии  освободили   город …!  Первыми в город ворвались пехотные части дивизии полковника ..."
     Храбрый полковник  за ту нашу операцию получил звезду героя, а я получил звезду, но ...  “Красную”.
   После войны на встрече ветеранов  в  Смоленске  по  случаю 30-й годовщины победы над Германией, я подошел к белому как лунь генерал-лейтенанту, поздоровался, а  чтобы  герой  генерал меня вспомнил, тихо, на ухо произнес ему слова, сказанные в танке, когда ехали по мосту ...
    Генерал меня крепко обнял,  даже прослезился  и  несколько  раз  повторил: "Это все ты чертяка, это все ты..."
    -Вот, теперича, и суди, кто освободил тот городок, - дружелюбно подмигнувши  капитану, сказал Иван Прокофьевич, направляясь к уже стоявшему у штаба автобусу.
                А Перепелятников