Германия, а вот и мы! Глава 14. Поцелуй

Глава 14. Поцелуй.

Проснулся я часов в восемь по местному времени. За окном начинало сереть. Утро было пасмурное и хмурое. Шел дождь со снегом. Выбираться из-под покрывала не хотелось.

«Интересная традиция у европейцев». – В который раз подивился я – «Спать под перинами». Под такой периной сейчас похрапывал Дима. Для нас это было удивительно, а объяснялось это довольно просто. С незапамятных еще времен у европейцев вошло в привычку не отапливать спальни. Как они объясняли, основанием для этого были две причины – возможность сэкономить на дровах и убеждение, что сон в холоде способствует укреплению здоровья. Мягкие зимы и теплые перины вместо одеял позволяли отказаться от излишнего, по их мнению, расходования топлива. Если с перинами еще как-то можно было мириться, то подушки… О, эти немецкие подушки. Я не знаю, чем можно объяснить их практически полное отсутствие. Подушка своей формой и размерами, да собственно, и мягкостью, походила скорее на средней толщины коврик, какой мы обычно кладем перед входной дверью, чтобы вытирать ноги перед тем, как зайти домой. От непривычного и неудобного лежания шея моя затекла и болела немилосердно.

«Ну, ничего, сейчас умоюсь, спущусь к рецепции и попрошу у девицы еще подушку». – Подумал я. Чистя зубы, я мысленно строил фразы, готовясь к предстоящему разговору.

«Значит, так. Подушка будет das Kissen. (Киссен). Не перепутать бы с kuessen (кюссен) – целовать». Причем, насколько я помнил, кюссен – это не просто целовать даме руку и ребенка в щеку, а целовать по-настоящему, лобзать, так сказать. « Только бы не перепутать. Так. Подойду и скажу что-то типа - Ich m;chte Sie um ein weiteres Kissen bitten. (Я хотел бы попросить у Вас еще подушку)». Эту фразу я повторял, как мантру все время, пока одевался, шел по коридору и спускался к рецепции вниз по лестнице.

На лестничной площадке между первым и вторым этажами мое внимание привлекла висящая на стене фотография. Я остановился посмотреть ее. На фоне Эйфелевой башни страстно целовались молодые парень и девушка. Фотография оказалась не обычной копией, а авторской работой. Об этом говорила небольшая металлическая пластинка, прикрепленная под рамкой. На ней было выгравировано имя фотографа и название фотографии на английском языке. «A kiss» (Поцелуй). В голове у меня вообще все перемешалось – подушки с поцелуями и фотографиями с английскими названиями. «Так. Стоп. По-немецки Киссен – подушка, целоваться – кюссен. Никакого английского. Хоть многие слова у них имеют похожие корни, в данном случае – это не так». – Уговаривал я себя.

- Guten Morgen. Wie kann ich Ihnen helfen? ( Доброе утро. Чем я могу Вам помочь?)

– Поприветствовала меня девушка-портье. Это была уже другая девушка, вчерашняя, видимо сменившись, ушла домой.

- Guten Morgen. Ich m;chte Sie um ein weiteres Kuessen bitten.

На минутку отвлекусь. В бытность мою офицером Советской Армии, я проходил службу в качестве программиста в одном из центральных НИИ министерства обороны. В нашем институте, как и в любой воинской части, была своя санчасть. А при ней существовал свой стоматологический кабинет, что уже было своего рода роскошью. Все бы ничего, если бы не одно маленькое «но».

В качестве дантиста в этом кабинете работала некая старушка – Кира Александровна. Свой пенсионный порог она перешла, как минимум, уже лет как пятнадцать назад. При этом она обладала олимпийским спокойствием и очень слабым зрением. Вот это-то её второе качество и обусловливало во многом стиль ее работы.

О всяких там анестезиях и обезболивающих в те времена и слыхом не слыхивали, может только в кремлевской больнице и поликлиниках, относящихся к Четвертому управлению Минздрава, которое обслуживало тот самый Кремль и высшее партийное руководство. Так вот. Процесс лечения у Киры Александровны проходил следующим образом. Несчастный приходил на прием, садился в старое, потертое стоматологическое кресло, разевал рот. Кира Александровна надевала свои очки с толстенными стеклами и становилась похожа на какого-то безумного профессора из фантастических фильмов. Потом она запускала древнюю бормашину. В движение бур приводился ремнями, натянутыми на шкивы, закрепленные на концах подвижных рычагов этого допотопного сооружения. Эта машина напоминала мне картинку из учебника истории, на которой был изображен производственный цех предприятия девятнадцатого века, где станки приводились в движение подобными ремнями, свисающими с потолка  и передающими вращение от основного приводного вала на сам станок.

Кира Александровна усаживалась поудобнее, брала в правую руку бур, а пальцами левой руки нащупывала больное место. Повторюсь, вследствие слабого зрения, непосредственно место работы бура видеть она не могла, поэтому момент рассверливания и вхождения головки бура в канал она фиксировала, следя за глазами мученика. Дикий вскрик и расширившиеся от боли зрачки сообщали ей, что цель достигнута, и можно переходить к обработке канала и пломбированию больного зуба.

Аналогичным образом расширившиеся от удивления глаза девушки и ее взлетевшие вверх брови недвусмысленно показали мне, что свершилось то, чего я так опасался – я все-таки попросил у нее вместо подушки страстный поцелуй-лобзание. Осознав оплошность, я, в попытке оправдаться, начал суетливо и многословно  объяснять, что я имел в виду, при этом, как большинство наших соотечественников, в большей степени перешел на язык жестов, усиленно помогая себе руками. И слова, что я ошибся, и мне нужна всего лишь еще одна подушка, я иллюстрировал рисованием в воздухе прямоугольника. Сложенные вместе ладошки я подносил к щеке, наподобие того, как это делает сладко спящий в колыбели младенец.

- Ну уж, нет. – Произнесла девушка серьезным тоном. Ответ ее привел меня в замешательство. – Ишь какой. Сразу на попятную? Что просил в первый раз, то и получишь!

Естественно, дословно ее тираду понять я был не в состоянии, поэтому не сразу сообразил, что она шутит со мной. Кстати, должен сказать, что вопреки расхожему мнению о том, что наше чувство юмора сильно отличается от юмора иностранцев, и в частности, немцев, мы очень часто сталкивались с иностранцами, прекрасно понимавшими наши шутки и отлично шутившими в ответ.

- Дима, я сейчас немку чуть не уболтал на адюльтер! – Крикнул я, вернувшись в номер, Диме, занимающемуся утренним моционом в ванной.

- Гвардеец. Погоди минуту, я быстро и номер освобожу.

- Поздно. Я утренний секс на дополнительную подушку поменял. Так что мойся спокойно.

- Ну и дурак. Стареешь. Что там у тебя произошло?

- Ну что-что? Пошел я вниз, хотел попросить вторую подушку. А слова немецкие похожи – подушка и поцелуй. Естественно, перепутал. А она, ни слова не говоря, из-за конторки прыг мне на шею и давай наяривать. Еле отбился.


- Молодец! Ты мне на ладошке русскими буквами заклинание напиши – я теперь пойду.

- Не, она меня теперь любит. Сама сказала. – Мы спускались вниз на завтрак. – А вот, хорошо, например, узбекам.

- Угу, охренеть как здорово.

- Не, погоди. У меня знакомый узбек есть. Сам он из Ферганы. Большую часть года живет в России, в Москве. Приехал на заработки. Так вот он мне абсолютно спокойно рассказывал, что у него в России вторая жена есть. Причем он так и сказал – не женщина, а жена. И первая, там в Узбекистане, похоже, про московскую в курсе. И все довольны. Интересно, Ирка б моя обрадовалась, если б я ей, например, ща позвонил и сказал, что я недельку с немкой поживу, но чтоб она не переживала – она лучше?

- Конечно. А ты попробуй. А что ты удивляешься? У них же ислам позволяет. Переходи в ислам – и Вася-кот.

- Не, пойду.

- Че так?

- Там обрезание делать надо…

- А, ну да, тебе и без этого гордиться особо нечем.

- Заткнись, гад. Тебя тоже в фильмы для взрослых сниматься не особо бы звать стали.

Мы проходили мимо рецепции. Девушка уже по-свойски подмигнула и улыбнулась мне. Мы наскоро проглотили типичный «континентальный» завтрак – свежевыжатый апельсиновый сок, баночка йогурта, сваренное вкрутую яйцо, крохотная упаковочка джема и пара ломтиков хлеба с сыром.