Уругвайская история. Выбор глава-VI

ЧЕТВЁРТАЯ  УРУГВАЙСКАЯ  СТРАНИЦА.
ИЗ  РАССКАЗОВ  АЛЬВАРО

ОПЕРАЦИЯ  «ШВЕЙЦАРСКИЙ  ТИР»

   Вспоминая мои беседы с Альваро, я и с иронией, и с некоторым неудовольствием, что пришли с возрастом, пеняю себе: во время этих бесед мы с ним немало выпивали. Именно поэтому я, тогда довольно застенчивый молодой человек, становился смелее обычного. Как ни говори - алкоголь гадость. Но смелости и наглости он придаёт - это уж точно.
В те годы никого особо и не удивляло постоянное – и к месту, и не к месту - пьянство: всё было вроде, как в порядке вещей. И мы снова, и снова выпивали, и выпивали порой довольно много.

В очередной раз, Альваро «крякнул» по-русски после опрокинутой стопки водки, откусил яблоко. А я, поморщившись от проглоченной одним глотком «огненной воды», а на выдохе, прямолинейно и глупо, выпалил:

- Так вы, Альваро, с Агнешкой, Сендиком и другими вашими товарищами, стали террористами? 

Ну, что тут скажешь? Я был молод и, порой, глуп и даже бестактен…

Альваро рассмеялся. Смеялся он от души и долго, пока в глазах не появились слёзы. И я понял, что он и сегодня не считал себя тем, кем таких, как он, считал и считает весь мир. Хотя, и признавал, что убивал людей, что доставлял им боль, и страдания. Но слово «террорист» он не переносил на дух!

- Эх, Володя, Володя! Вы это так называете? Ладно, пусть, по-вашему, это  так. Но я называю это по-другому. По-другому потому, что понимаю и чувствую это не так, как другие. Скажите, а как ещё нам было обратить на себя внимание в те годы? Как сказать людям, что мы пришли, чтобы  помочь им сделать их  жизнь лучше? Особенно, если власть не хотела нас ни слышать, ни слушать?

Я с интересом смотрел на Альваро. Похоже, он свято верил в свои постулаты. Вся его предыдущая жизнь явно была для него святыней, положенной на алтарь отечества. По крайней мере, его убеждённость в правоте того, чем он и сотоварищи занимался, была для него незыблема.

- Я сейчас вспомнил времена, когда мы только начинали. Тогда было особенно трудно…

   И Альваро начал, пожалуй, самые интересные для меня, тогда ещё молодого человека и молодого офицера, рассказы о том, как всё было…

                ***
-  Стоял июль шестьдесят третьего. Ух, и зима была, Володя! В Уру редко бывает так холодно: до минус пяти и даже восьми доходило! И это не в памперо, а в Монтевидео. Мы тогда работали под  флагом «Координации». Чтобы вам было понятно -  в то время была такая…э-м-м, ну, как сказать? Не организация, а объединение, что ли, такая поддержка трудящихся сахарных плантаций «Сильва и Росас»  («Silva y Rosas»), «Каинса» («Cainsa»)  и «Артигас» («Artigas»). В то время у нас уже были ячейки самозащиты. И их было уже, довольно много.
Правда, в основном, они были без оружия, если, конечно, не считать самых обыкновенных ножей. И группировались мы вокруг этой самой  «Координации». Она нам, в общем-то, помогала. Ну, там, объединяла нас как-то, направляла, что ли… В общем, чем могла…
   Что мы тогда имели? Кто был перед нами? Власти, которые всё больше били нас на демонстрациях, да фашиствующие банды, которые эта же власть на нас и натравливала. Это было  ничем  не прикрыто. Да! Нас травили, не стесняясь, просто мордовали на улицах!

   Помните, я рассказывал вам, как фашистские молодчики напали на демонстрацию работников сахарных плантаций? Тогда погиб один из наших молодых товарищей. Что ж! Мы должны были отвечать, и мы, уже не надеялись на законность. Решили, что все средства хороши, и что надо защищаться!

   Но нам нужно было не просто что-то делать, ради того, чтобы просто что-то делать. Нам надо было как-то объединиться. Ведь, известно же, что кулак сильнее растопыренных пальцев. Говорите же вы, русские, «лиха беда начало»? Вот, вот! А мы тогда были плохими вояками, неорганизованными. Поэтому нам нужно было сделать что-то такое, что объединило бы нас. И мы начали готовить свою первую настоящую акцию…

   Знаете, Володя, не терплю пустопорожних разговоров! Я привык дело делать. А в то время - только и было, что пустословие. Мы не любили коммунистов во главе с Арисменди. Нам казалось, что они только болтают и ничего не делают для людей. И мы должны были доказать всем, особенно людям, которые в нас верили, что мы чего-то, да стоим! Да и у самих-то нас, конечно, были какие-то общие взгляды. Но, всё-таки, большей частью, мы, как и они, тоже больше говорили, чем делали. Говорили бесконечно и нудно о том, что надо было бы свершить! В общем-то, как и коммунисты Уругвая того времени.

   Но, мы чувствовали и понимали: нас что-то должно отличать от них и объединить, подтолкнуть на более высокий уровень организации и борьбы. Постепенно посторонние слова начали уходить из наших споров. Остались только темы борьбы и революции. И конечно, более конкретные, приземлённые вещи.
Кем меня в то время можно было считать? Бандитом и вором! Безграмотным парнем! Так оно, собственно, и было! Но уже тогда я понемногу стал понимать, кем я могу и кем должен стать для людей.
Я уже не хотел быть вором и бандитом, пусть и Робином Гудом. Расхотелось, как-то. Мы спорили, высказывали абсолютно разные точки зрения на проблемы. И знаете, я только через годы понял, что движение «Тупамарос», которым мы в шестьдесят третьем ещё вовсе-то и не были, родилось благодаря этой самой, заурядной, околополитической болтовне. Да, как это ни смешно, как ни парадоксально. Сейчас вспоминаю – даже как-то странно.
М-да-а… Если бы не стало так грустно потом, через несколько лет…

   Альваро немного помолчал и продолжил.

- Однажды, на одном из наших собраний, некто упомянул о «Швейцарском тире», что в Нуэва Элвесия, в департаменте Колония. Это в ста двадцати километрах от Монтевидео. Якобы, там есть какое-то оружие. Но толком никто ничего не знал. Ну, и забыли, что называется «заговорили» тему.
Но через какое-то время – сейчас уже не скажу  кто – но об этом тире вспомнили. И мы решили, что надо попробовать «достать» из него  оружие. Какое-никакое, но чтобы хоть что-то и как-то делать – оно нам было просто необходимо. Позарез!
Послали людей, чтобы они осторожно выведали, что там за оружие и сколько его. А когда разведали, что к чему, решили: будем брать!
Ну, сначала, какое-то время, мы изучали объект. Мы - это я, строитель Хитано, студент Гальего, рабочий-поденщик Факундо, служащая Сонриса, рабочие Петисо и Почоло.
Были и безработные  - Охито и Худас. Это всё клички, да просто имена. А фамилии я их тогда не знал, да и знать не хотел – мне это было не надо.
Ну что сказать? Нас тогда и было в Монтевидео всего-то несколько разрозненных ячеек. Своих людей я тогда не привлекал, потому, что хорошо знал каждого: среди них было много тех, кто, к сожалению, не годился для такой работы, потому, что попросту мог предать: воровать и бандитствовать - одно, а заниматься такими серьёзными политическими делами…
Да, и не все из моей тогдашней капеллы хотели заниматься политикой, а тем паче партизанить. Им было не до революций, потому, что даже притом, что в моей группе больше половины из того, что мы добывали эксами,  раздавалось беднякам, ребята мои, как я теперь, через годы, понимаю, были довольно жадными.
В общем, пока обходились без них. Понятно, что  сообщили обо всём Сендику. Я тогда не знал, что Агнешка, чуть ли ни его правая рука. Лишь потом, через некоторое время, понял, что она не только знала об операции, но и была посвящена Сендиком во все её детали.
   В общем, решили и начали готовиться. Разделились на три группы.
Первая – изучала объект, разрабатывала план акции.
Вторая – должна была принять оружие от первой группы, распределить его по машинам для перемещения в те районы, где оно будет храниться, организовать его охрану в пути и на местах, там, где мы должны были его спрятать.
Задача третьей группы была - обеспечить операцию автомашинами и потом уж присоединиться ко второй.

   Сендик решил контролировать это дело лично. Он поручил мне, Гальего и Худасу разработать план  акции. И мы  потратили на это весь июнь.
Раздобыли и перерисовали схему здания, в котором размещался тир. У своих ребят я взял два автомобиля, которые были старенькими, но надёжными, с номерами, не зарегистрированными в полиции: естественно, поддельными, но так, что не придерёшься.
Мы изучали подъезды к тиру, район его расположения,  здание, окрестности, намечали пути отхода и прорабатывали запасные варианты действий. Как заправские вояки!
Погода не баловала. Становилось всё холоднее. Но это только закаляло: ведь дело заставляло нас ошиваться возле  стрелкового клуба и ночью, и днём, проявляя чудеса конспирации. К тому же, мы частенько оставались голодными.
   И вот, нам показалось, что всё готово! Но вдруг выяснилось, что винтовки, хранящиеся в арсенале клуба - без затворов! Оказалось, что солдаты после стрельб, для  безопасности, извлекают их и уносят с собой!
Тогда я предложил нарядить Сонрису – женщина она была молодая, видная – и поселить её на пару дней в ближайшем отеле, чтобы  потом она могла, гуляя возле клуба, как бы невзначай, из любопытства, заходить в него и ненавязчиво, по-женски, отследить, действительно ли у винтовок нет затворов. Ну, кому придёт в голову, что молодая, флиртующая с парнями особа, чего-то там выведывает?
Так и поступили. И выяснилось, что затворы на месте. Возможно, их установили накануне, так как было воскресенье, а на следующий день солдатам были назначены стрельбы. С этого момента мы стали дежурить у клуба. Но сами понимаете, Володя, как непросто нам  было не возбуждать лишних подозрений! К тому же, проникнуть туда, где хранилось оружие, и посмотреть, как там всё организовано и устроено, было нереально. Это видела только Сонриса, поскольку наш расчёт на то, что «ветреной» особе, «легкомыслинке», как мы говорили, в желании посмотреть на тир и стрельбы – кавалеры вряд ли откажут.
Да,чуть не забыл  вам рассказать! Пока мы делали своё дело у Швейцарского стрелкового клуба, или тира, как мы его называли, то выявили, что  ночами на его территории идёт… нелегальный лесоповал. Причём, что было для нас самым неприятным? То, что лесорубов прикрывал сам комиссар местной полиции с несколькими полицейскими.
Только этого нам не хватало! Они,конечно,не всё делали честно в смысле обеспечения этого, самого, сопровождения. Иногда, в своём джипе они пили или играли в карты, иногда просто скучали и смотрели, как лесорубы работают. Но, они не пропускали, ни одной ночи. И это нам здорово мешало. Но, так или иначе, мы решились на акцию, хотя у нас и оставалось много неясности, даже после проработки некоторых деталей плана. Тогда ведь мы не понимали, что план-то был плоховат! Но мы знали: в тире оружие, много амуниции и боеприпасов, и что уже одно это стоит того, чтобы рискнуть.

   Знаете, Володя, сейчас, я часто вспоминаю ту тишину и тот покой, который стоял в то время в Монтевидео и окрестностях. Казалось, революции, бури, мятежи и перевороты – это где-то далеко, не у нас в стране. И у нас быть этого не может. Но я и знал, и понимал, и чувствовал: накопилось! Люди недовольны властями, ненавидят богатеев, банкиров, латифундистов, полицию! И понимал, что эту тишину мы скоро нарушим…

                ***
   Альваро ненадолго притих, потом закурил сигарету и налил нам по рюмке водки. Я заметил, что пьёт он вполне, по-русски: также крякает, так же занюхивает рукавом и также закусывает выпивку либо кусочком хлеба, либо солёным хрустящим огурцом, хотя, на столе было полно и свежих.
«Обрусел, - подумал я тогда. - И то, сказать: наверное, долгое общение с русскими, деревенскими мужиками отложилось в его сознании и перешло в привычки? Наверное, так оно и было"…
   Потом, много позже, когда я начал готовиться к рассказам о судьбе Альваро и о «Тупамарос», об Агнешке и Мигеле, об Уругвае и изучая материалы об операции «Швейцарский тир», я понял, что эта группа практически не имела никаких ресурсов. Никакой связи между товарищами по борьбе, никакой связи с  массами рабочих сахарных плантаций – единственной по-настоящему революционной силой страны на том этапе. Им просто нужна была уверенность. Чтобы без страха и сомнений вступить на долгий путь - путь их, как они полагали, революционной борьбы, который должен был начаться с экспроприации нескольких старых винтовок. Именно в этом обречённом одиночестве, не имея ничего и даже не слишком веря в собственное будущее, начала расти структура «Тупамарос»…

                ***
- Пойдёмте, Володя, на берег, там легче дышится…

   Альваро прихватил с собой недопитую нами бутылку водки пару яблок и небольшой кусочек вяленой солонины, какую по традиции обычно  делают и доныне  в  южнорусских деревнях.
«Нет, точно - обрусел, обрусел…», - подумал я, улыбнувшись, и посмотрев на всю эту снедь, водку и фигуру Альваро…

   От дома до берега было рукой подать  – метров семьдесят. Прошли к баркасу. От него распространялся уже знакомый мне запах живицы,дёгтя, битума и бересты, смешанный с запахом моря.
Мы присели за баркасом, со стороны воды, и некоторое время глядели в чистую лазурную даль, туда, где волны и дымка смыкалась с горизонтом.
Молчание Альваро меня смущало. Я только поглядывал на его лицо, чтобы не показаться бестактным: ведь всегда неприятно, когда на тебя смотрят пристально. Мне показалось, что в его глазах появилась та, самая, тоскливая поволока, что появляется у людей от безысходной грусти. Но я вдруг заметил, что это были слёзы. Это мне уже приходилось видеть и раньше: Альваро печалился. А, может, это мне просто казалось?..

Он первым нарушил молчание.

- Знаете, Володя, я всё время думаю о моей деревне, вспоминаю о море и песках под  Мальдонадо. Даже не знаю, почему. Ведь мне там, в моём детстве, жилось очень несладко. Но, чуть ли не через ночь, мне снится наша хижина, висящая на верёвках под палящим солнцем рыба, мой, состарившийся раньше, чем я стал подростком, отец, с лицом, изборождённым морщинами и с узловатыми пальцами рук. Вечно в одних и тех же штанах, коротких, чуть ниже колена, с дырками и заплатами. В старой, выцветшей, видавшей виды, шляпе из пальмовых листьев…

   Альваро опять замолчал, и я, чтобы не дать впасть ему в ностальгию, спросил:

- А  вы никогда не думали о возвращении на родину? Ведь, там всё уже давно не так, как было, когда вы уехали.

- Наверное, не так. Конечно не так. Там диктатура. Да и как там – я не знаю точно. Ведь здесь, в СССР, об этом почти ничего не пишут. Да и кто меня отпустит с клеймом террориста? Кто меня там ждёт, кроме полиции и тюрьмы?

- М-да-а…- протянул я. И, сделав небольшую паузу, решил переключить разговор на воспоминания Альваро: я давно уже понял, что когда он вспоминал своё прошлое и рассказывал о нём – превращался в другого человека. Эти воспоминания его как бы одухотворяли, и он становился моложе и энергичнее. Воистину, это было перевоплощение!

 – Альваро, вы простите мне моё любопытство, назойливость, если хотите. Но мне так интересно то, о чём вы рассказываете! Уругвай, тупамарос, ваша борьба… Может, расскажите мне ещё что-нибудь? Что там дальше-то было, с этим - как его? -  «Швейцарским тиром»?

   Альваро, кажется, оживился, и было видно, что  он во мне нуждается, как в заинтересованном слушателе: много лет теснившиеся в нём мысли и воспоминания рвались наружу. Но до поры он их не выпускал из клети скрытности, как не выпускают в небо, на волю, птицу, рвущуюся на свободу.

- А-а, да, да, да, Володя. На чём я остановился-то? Ах, да, на том, как мы готовили операцию!
Ну, вот… А потом мы решились…

   Альваро продолжил  свой рассказ об операции «Швейцарский тир». И я, внимательно слушая его, и сам не заметил, как  уплыл с его воспоминаниями в то далёкое время, в Монтевидео и в Нуэва Элвесия, где незаметно ни для себя, ни для тех, кто тогда делал операцию «Швейцарский тир», стал незримым свидетелем тех событий…
               
                ***
- Последние дни мы собирались в холодном здании, в самом конце улицы Эктора Скароне, что рядом с Колонией. Мы привыкли делать свои дела в Монтевидео. И нам здесь, в Нуэва Элвесия, было как-то неуютно. Но с точки зрения конспирации – так было лучше.
До этого здания никому не было дела: в нём никто не жил, оно было  заброшенным. И там никто никогда не появлялся, кроме нескольких бездомных, которые обретались на первом этаже. Но нам они не мешали. Мы  заняли второй этаж, и бродяги безмолвно и безропотно это приняли. Бездомные были нам «с руки». Если бы здание было совсем пустым, то на нас  бы обязательно кто-нибудь обратил внимание. Из местных. А так – живут себе бомжи какие-то - ну, и пускай живут! Мало ли их бродит по окрестностям!
В большой квартире из комнаты и кухни, правда, без туалета, нам было вполне сподручно заниматься нашими делами. На столе мы разложили карту, с нанесёнными подъездными путями к «Швейцарскому клубу», план здания. Тут же был разработанный по пунктам план операции. Наивные ребята: мы были абсолютно уверены, что в квартиру никто не может войти…

                ***
- Так…Сегодня тридцатое июля. Давайте определимся.
Сухито, Худас, Охито – ваша задача к девятнадцати часам тридцать первого расположиться у стрелкового клуба, дождаться закрытия тира и проверить, не остался ли кто внутри помещений.
Гальего, Фукундо и Пачола – на «Форде».
Сонриса и Фавиа – на  «Фольксвагене».
Все в восемнадцать часов выезжаете из столицы в Колонию. Машины готовы, заправлены?

Гальего и Фавиа кивнули.

- Далее. Локо. Твоя задача выехать из Монтевидео в девятнадцать часов и расположиться за квартал от клуба. Помни: ты резерв. Ничего не предпринимай. Просто стой и жди. Команда что делать и когда делать –  тебе поступит. Главное – не привлекай внимания: изображай уставшего в дороге шофёра. Если подойдут полицейские – предъявишь документы – они настоящие, в порядке. Случай чего, если спросят - объяснишь, что ехал в Сальто, на ферму, но в дороге почувствовал, что засыпаешь, потому и остановился отдохнуть, поспать с полчасика. Понял?

- Понял, понял, Аль, понял.

Локо - по-испански «бешенный» - был единственным из прежней банды Альваро, кого он в последний момент всё-таки решил привлечь к операции: людей не хватало. К тому же, у Локо была своя машина – единственная легальная, что было очень важно.

- Сонриса и Фавиа. Остановитесь в километре от клуба. Ближе не подъезжайте: вы должны оставаться незамеченными. Задача: получив команду, подъехать к зданию, где в машину загрузят оружие и амуницию. Как только это будет сделано – езжайте в Пайсаду. Сонриса! Ты знаешь - куда. Фавиа! Твоя задача будет - охранять оружие, Сонрису, и помочь разгрузить и спрятать оружие и амуницию.

Альваро посмотрел на Хитано, Петисо и продолжил.

- Хитано и Петисо. Разведка. Вы уже проинструктированы и знаете что делать. Напомню только, что вы обязательно должны встретиться с Охито и получить от него самую свежую информацию об обстановке внутри здания клуба и в окрестностях. Он там, как вы понимаете, будет на месте ещё накануне. И он знает, как и что надо делать.
Итак, с богом! Завтра встречаемся только на операции. Теперь каждый знает свою задачу.
И ещё. Я знаю, что все мы тут болеем за дело, что среди нас нет тех, кто предаст. И тем не менее, мой долг предупредить вас: за предательство или проявленную глупость – смерть. Помните: малейшая ошибка может стоить жизни или свободы не только любому из нас, но и многим другим людям. И тогда – не только провал акции, но и, как говорится, всё «коту под хвост»! Понимаете? Всё, расходимся…

   Лица у участников акции были настолько серьёзными, что Альваро перестал сомневаться в успехе. Когда все разошлись, сидевший в углу комнаты Рауль Сендик, встал и, подойдя к Альваро, спросил:

- Ты уверен в этих людях?

Альваро без тени сомнения тихо произнёс:

- Как в себе.

- Жене говорил что-нибудь?

- Нет. Незачем.

- Хорошо. Я буду рядом с группой прикрытия, буду наблюдать. И если потребуется моя помощь – найдите телефон. Обязательно найдите, буквально предусмотрите его!

- Уже…

- Хорошо. Со мной будет группа, из трёх человек – надёжные товарищи - которая в случае необходимости окажет поддержку. Всё, до завтра…

Сендик протянул Альваро руку, они попрощались и Рауль ушёл.

Оставшись один, Альваро решил, что домой ехать поздновато и спустился в подвал здания. Туда Ортега, «технарь» группы, накануне, под видом монтёра телефонной компании, пробросил линию от телефонного шкафа по подземной коммуникации, проходящей, как раз рядом со зданием, где они расположили временный штаб операции.

- Алё…это я. Я сегодня далеко…занят…Ночевать не приду.
 
- Я знаю…

- Откуда? - спросил Альваро и тут же сообразил, что вопрос глупый, - ах, да, прости…

- Будь осторожен…

- Да, конечно…Наш мальчик спит? – привычка быть осторожным во всём сказалась и тут: он не называл имён.

- Да, давно…

- Поцелуй его за меня, пока…

- Будь осторожен…Я тебя люблю…Пока…

- Я тоже люблю тебя, моя хорошая…Пока…- И Альваро  нажал на кнопку  специально изготовленной  импровизированной трубки с номеронабирателем. Линия отключилась…
                ***
-  Вначале всё шло по плану и вроде, как, «срасталось». Но, не встретив на своём пути Хитано и Петисо, ребята поняли это, как сигнал к действию. Машина Гальего свернула на аллею, упиравшуюся в густой эвкалиптовый лес, который стоял буквально в нескольких десятках метров от стрелкового клуба. Здесь, ёжась от ночного холода, Гальего, Факундо и Почоло уже поджидали разведчики. Да, надо было точнее определяться с местом встречи…

   В это время Локо в машине, как  ему это и было предписано, ждал в условленном месте: он осторожно, не крутя головой и не привлекая к себе внимания, наблюдал, что делается вокруг. Со  стороны  казалось, что водитель в машине не то кемарит, не то, читает журнал. Пока всё было тихо.
Фасад здания клуба выходил на улицу с частными домиками и коттеджами. Чуть дальше них располагался  небольшой, хорошо освещённый, небольшой отель «Сьон», в который мы заранее под чужим именем поселили Сонрису, а позади  него была довольно широкая площадка, использовавшаяся как стрельбище.
Накануне разведчики сообщили нам, что арсенал находится в главном здании.
Сложность заключалась в том, чтобы покинуть здание клуба незаметно. В этот ночной час было  опасно передвигаться по селению: любой посторонний звук, шум привлекал внимание любопытных, привыкших к тишине, местных обывателей. Но мы надеялись, что наш план сработает. Казалось, предусмотрели всё. Но, как потом выяснилось – далеко не всё. Действительность всегда сложнее планов, и часто она вытягивает в очередь проблему за проблемой. Но для нас и происходящее  было бесценным опытом!
Вскрытие двери и окна в помещение клуба было на мне. И как только я открыл дверь и окно,Факундо, Почоло и Охито без промедления, как червяки в землю, скользнули в помещение.Худас и Хитано остались снаружи контролировать обстановку и случай чего - подавать сигналы и отвлекать внимание либо полиции, либо любопытных.
Неподалёку, в траве, за кюветом, расположились Сурдо и Петисо. Они следили за дорогой.Гальего в машине, в ожидании товарищей, расположился в тёмном уголке аллеи, выходящей из эвкалиптового леса. Это была самая опасная позиция, потому, что в любую минуту к нему мог подойти полицейский, если бы он, хоть что-нибудь заподозрил. Жаль, но мы это поняли только после начала операции. Разумного объяснения того, почему Гальего со своей нелегальной машиной находился именно здесь, дать никто не мог. Для нас это был урок: надо тщательней готовиться к акциям!
Сонриса, выйдя из отеля, как бы прогуляться, остановилась у машины Фавио. Какое-то время они изображали словесный флирт, а потом Сонриса села в машину: ну, как бы всем вокруг, если кто их видел, было бы понятно – зачем.
В общем, нам казалось, что всё было правильно и, прослушав тишину улицы, мы начали работать.

   В помещение проникли быстро и без лишнего шума.Оперативно собрали всё, что нам было нужно, и подтащили  к окнам.Это были ящики с патронами, какие-то старые и потому странные для нас коллекционные ружья – их было три. Два дробовика. Но главное – тридцать винтовок «Маузер»!
И вы знаете, Володя, когда мы направляли Сонрису в  клуб, то, как она уверяла нас, ружья были с затворами! И вот, такая незадача: затворов в ружьях теперь снова… не было!
Долго провозились с ящиками: замки на них никак не поддавались.
Пока тащили весь этот лязгающий и брякающий в ночи груз – а тащить был очень, очень тяжело, потому, что для такого дела нас было мало – потерялся Почоло. Он был маленьким, слабым, и очевидно, отстал, не желая признаваться ни себе, ни товарищам, что не осилит такой тяжёлой ноши, которая досталась ему поровну с теми, кто был физически гораздо крепче. Оказывается, не мелочь. И это тоже было уроком: надо предусматривать и такое!
Хотя, когда мы рассматривали варианты обстановки при подготовке операции, то говорили и о том, что держаться нам следует попарно. Но Почола решил передохнуть и присел где-то в укромном местечке. А товарищ его не подождал. Было темно, и Почола заплутал. Это нас напугало и заставило понервничать.
Мы все, кроме Почоло, благополучно добрались до машин, завалили, в буквальном смысле, всё их свободное пространство сумками с боеприпасами, винтовками, завёрнутыми в брезент. Много было комплектов и военной амуниции.
Почоло всё не было.

- Так! Ждём десять минут, не более! – сказал я остальным.

Время прошло, но Почоло всё не появлялся.

- Хитано! – негромко позвал я. - Ещё пять минут: иди, посмотри, где он там застрял. Ни в какие дела не вляпывайся! Если увидишь или узнаешь, что его задержали - к нам не возвращайся. Иди на трассу, как договаривались: там тебя через час подберёт Локо. Понял?

- Да, командир, я понял, - и Хитано скрылся в темноте.

                ***
- Да, Володя, да… Они приняли меня, как своего командира! Для меня это было важно ещё и потому, что сам-то для себя я сделал выводы: в команде должна быть железная дисциплина, а акции надо готовить как можно тщательнее…


                ***
-  Прошло ещё пять минут. Я скомандовал «по местам» и мы на небольшой скорости, чтобы не привлекать к себе внимания, поехали к трассе, на которой, на полицейских дорожных пунктах в это время, как правило, все уже спали.
Сонрисе и Фавио была поставлена задача остановиться на трассе - якобы, поломка - и проследить, проследует ли автомобиль Локо. Так и сделали.
   Потом Хитано рассказал мне, что нашёл Почоло измученным от непосильной ноши, лежащим под деревом, недалеко от аллеи, в эвкалиптовой роще: он решил отдышаться.Вдвоём они нашли автомобиль Локо, загрузили его ношей Почоло и выехали на трассу. Там их и встретили Сонриса и Фавио. Оружие из автомобиля Локо перегрузили в их машину, и они двинулись на север, к месту разгрузки и хранения оружия, которое было определено заранее.
Гальего, Худас, Факундо, Сурдо и Петисо, из разведгруппы, взяли курс на Монтевидео.

- Да-а-а, Володя… Тогда только чудом не случилось большой беды.Но, и потом всё пошло плохо. Машина  Сонрисы и Фавиа, следовавшая по трассе на север, на одном из участков дороги перевернулась. Правда, никто не пострадал. А оружие они успели зарыть неподалёку, в перелеске, до приезда полиции. Но в полицию дураков не берут: в ходе расследования авто происшествия  выяснилось многое. И уже в сентябре оружие, которое Сонриса и Фавио закопали в перелеске, было обнаружено полицией. Несколько человек в Монтевидео и  Пайсанду были арестованы. А Рауль Сендик, которого случайно видели в Колонии, вынужден был уйти в подполье.
Но, тем не менее, в основном, мы добились своего, у нас появился небольшой, но опыт проведения акций. А уже в сентябре страна узнала, что есть люди, намеревающиеся что-то  изменить в её политическом раскладе. Хотя и немного, но уже кое-что. А главное: у нас появилось оружие, боеприпасы, амуниция! Ведь всё-таки удалось утаить от полиции часть того, что мы взяли в клубе!
Но знаете, Володя, что стало для нас полной неожиданностью? Управление «Швейцарского тира» отозвало своё заявление в полицию о краже! Интересно, правда? Сначала мы терялись в догадках: почему? И только, чуть поразмыслив, поняли, откуда дует ветер! Оказывается, они хотели скрыть факты незаконной вырубки леса! Так-то! И этот факт тоже сыграл нам на руку в дальнейшем: мы поняли, что коррупционеры и латифундисты, полицейские и члены правительства, власти на местах и банкиры – все они боятся разоблачения своих тёмных делишек! Потом мы активно использовали это в своей работе. И вы знаете? Это было очень, очень действенно!
А та операция в «Швейцарском  стрелковом клубе»…В общем, это оружие позже сослужило нам хорошую службу. И служило долго, потому, что нам удалось потом найти затворы ко всем винтовкам.
Помните, я вам, Володя, рассказывал, что вторым человеком в «Тупамарос» на определённом этапе становления Движения стал Уидобро? Так вот. Уидобро – тогда мы его звали Ньято - назвал, эту нашу акцию судьбоносной!..


ОРГАНИЗАЦИЯ

- Скажите, Альваро, а ваша жена – какое она вообще-то имела отношение к тем делам, в которых вы лично участвовали? – я спросил это тогда потому, что в то время мне действительно это было, не совсем понятно: вроде вместе, вроде знакома с Сендиком, вроде где-то в руководстве Движения. Вроде, вроде, вроде….

- Да, я и сам долгое время путался – кто она в Движении и чем занимается. Знал только, что работает рядом с Сендиком. Окончательно всё понял лишь в шестьдесят шестом, когда она выступала на Общенациональном Конгрессе, так называемом Конвенте, на котором я присутствовал в качестве делегата. Я как-нибудь об этом расскажу. Только всё по порядку, ладно?

- Да, конечно, мне будет очень интересно! А скажите, Альваро, я вас не сильно достал своими расспросами, а то мне даже как-то и неудобно? Да, и не знаю я – хочется ли вам отвечать на мои вопросы?

- Да, что вы, Володя, что вы! Как вы могли подумать! Я вообще хотел бы, чтоб вы не уезжали. Когда вы рядом, у меня такое ощущение, что и Мигель где-то тут, как будто он только что вышел из дома... только что вышел…Ну, купаться к морю побежал, что ли…

Альваро едва заметно изменился в лице: было видно, что ему больно  понимать, что Мигеля нет. Но он быстро взял себя в руки.

- Так, всё-таки, какое-то отношение  к  вашим боевым операциям  Агнешка имела? Расска;жите?

- Не только имела, Володя, но во многих и сама участвовала. Многие из них курировала. Вообще, она знала абсолютно всё, что делает Организация. Хотя, быть рядом с первыми руководителями Движения вовсе и не означало, что ты знаешь всё и вся или будешь это знать.

- Не понял, а как это?

- Есть такие слова, Володя: организованность и конспирация. Сейчас я об этом могу рассказать. А тогда, нельзя было, и подумать: стоило хоть кому-то и как-то упомянуть организационную структуру нашего дела, принципы, на которых мы работали – и всё, смерть!

- Интересно. Интересно и довольно жутковато.

- Да, уж, неприятно. Но это было необходимостью. Конспирация и дисциплина – основа основ в таком деле, как наше Движение! Внутренняя организация была для нас очень важна. Поначалу, конечно, её не было. Всё было чуть позже и почти до конца. - Альваро тяжело вздохнул от слова «конец». - Почти до конца. Уже здесь в СССР, я узнал от Агнешки, что разработкой внутренней организации боевого крыла Движения занимались Уидобро и она. Сендик лишь подправлял что-то, соглашался или не соглашался.
Как это выглядело? Да, всё было непросто. Или не так просто, как многие думали.
   В основе Организации была боевая «ячейка» от двух до пяти-шести человек. Далее, нашей боевой единицей была «двадцатка», которая, как правило, состояла из четырёх ячеек. В каждой ячейке был свой оперативный руководитель, который назначался Исполкомом. Члены ячейки не знали подлинных имён друг друга. Поэтому имена тех, о  ком я уже рассказывал вам, как правило, были вымышленными: это были псевдонимы, клички, прозвища. Кроме того, ячейки подразделялись на боевые и обслуживающие.
Я был командиром боевой двадцатки. Но у меня в подчинении была и другая двадцатка – обслуживающая. Потом стал на пару ступенек выше, доводилось руководить и нашими коммандос. В боевых ячейках и двадцатках были только опытные и доказавшие свою преданность бойцы «Тупамарос». И занимались они только военными акциями, репрессиями, саботажем. Но не по собственной инициативе, а только по поручению и планам руководства. Ячейки обслуживания формировались активистами – теми, кто занимался, так сказать, обслуживанием. Ну, как вам это проще объяснить? В общем, они отвечали за подготовку встреч, содержание конспиративных квартир и укрытий, приобретение и доставку еды, медикаментов, одежды. За сбор разведданных – тоже отвечали, но это были другие, специализированные группы. Хотя, за разведданные и информацию, в общем-то, отвечали многие. И занимались этим все на своих участках. Вернее будет сказать, занимались этим все – и специально, и по возможности. Люди, занимавшиеся непосредственно разведкой и отвечавшие за неё, конечно же, были. Были и те, кто организовывал и осуществлял лечение заболевших или раненных, изготавливал взрывчатку, делал ремонтом оружия, занимался решением проблем с транспортом.
Но всё это было не в одном: это были ячейки разного назначения и разного подчинения. И независимо от того была ли это ячейка боевой или логистической – все они обязаны были, или по крайней мере считали своим долгом, работать в информационной и пропагандистской сфере, поддерживать контакты с симпатизантами и периферийными товарищами.

- Ого! Да-а-а, Альваро! Как же оказывается всё сложно! А я поначалу, уж извините, думал, что ваши действия были по-бандитски дилетантскими. Оказывается, действительно у вас была цельная, хорошо отлаженная, организованная «машина»!

- Ну, нет, Володя. Всё не так однозначно. Во-первых, поначалу всего этого не было. По крайней мере, в шестьдесят третьем году всё это только зарождалось. Наверное, не ошибусь, если скажу, что всё это понемногу заработало скорее в шестьдесят четвёртом. Мне кажется, даже позже. А во-вторых, только практика борьбы нам подсказывала, как надо делать и  организовывать дела. Всё приходило с опытом.

- А вот, вы упомянули симпатизантов и периферийщиков. Это кто?

- Симпатизанты – это в основном те, кто оказывал нам сознательную помощь. Помощь во всём. А периферийные – это те, кто работал на Организацию только время от времени. Ну, там, распространение пропагандистских материалов, поиск сочувствующих Движению, какая-то полезная для нас информация…
Ну, а за ячейками и двадцатками в организационном плане шли Колонны. Колонна, как правило, состояла из нескольких ячеек. Или из трёх-пяти двадцаток. Тут всё зависело от  задачи и географии. Поэтому Колонны не были постоянной единицей, хотя и охватывали своим влиянием территорию Монтевидео и  семи зон  провинции. Тут, что было важным? Разделение труда, ознакомление всех членов Организации с районами действия. Но, они обычно в этих районах и проживали. Как правило. Мы за счёт всего этого получали преимущество. Но, в общем, Колонны не были постоянными, боевыми единицами, хотя на бумаге и были сформированы. Они собирались только в случае необходимости проведения больших и трудных боевых операций. Что было важно? Колонна была  военно-политическим органом. Она объединяла всё: группы логистики, группы действий, группы политической борьбы, которые, в общем-то, и объединяли все структуры. Но главное – Колонна, как единица, имея внутренние ресурсы, была способна восстановить разрушенную организацию  или перейти, если будет необходимо, на автономную деятельность.
И ещё: всё это было жёстко скреплено законом внутренней сепарации: никто не должен был знать больше, чем этого требовала его работа. Общение было сведено к минимуму и происходило исключительно через руководителей ячеек.

- О-о, чёрт! Жёстко, однако! Представляю, как трудно было работать в таких условиях, - искренне выразил я своё восхищение, хотя и понимал: это – подполье, террористы. Но в, то время, я  вёл частную беседу с отцом моего солдата. Причём, погибшего. Разговаривал с человеком, который остался один на один со своим горем: сын, жена, далёкая и недоступная родина. Да, и молод я был, много ещё не понимал. Было ли мне тогда дело до того, террорист он или борец за лучшую долю своего народа?

- Почему я вам это так подробно рассказал, Володя? Наверное, для того, чтобы вы поняли, какую  огромную роль играла в Движении Аги. Ведь это она продумала всю систему конспирации. Ну, не одна, конечно. Но всё разрабатывала именно она, на основе предложений товарищей из всех звеньев. Но главное - на основе опыта. Вот вам и ответ, Володя, на вопрос, как она участвовала в Движении. Оговорюсь сразу: далеко не полный ответ, потому, что Агнешка часто занималась не только идеологией. Да, идеология Организации была за ней. Но идеология такая вещь – ей не может заниматься один человек, и потому, она была ответственна в этом секторе почти за всё. Но всё равно идеологические вопросы решались коллегиально. А так, занималась она многим: и тактикой, и  стратегией организации, и методологией борьбы, и кадрами. Разумеется, не единолично.

- Понятно, понятно. Хотя, Альваро, я никак не могу себе представить, чтобы женщина, мать, хрупкая и такая миловидная, могла нести такие тяжеленные ноши, да ещё одновременно. Напряжение борьбы и подполья, ответственность, предусмотрительность, организованность…
Да, и вообще, столько надо иметь качеств и сил, чтобы всем этим заниматься! Как она выдерживала?

- Выдерживала, Володя, выдерживала. Наверное, только она знает, как. Ну, и я немножко…

   Я поймал себя на мысли, что  Альваро сказал об Агнешке в настоящем времени. Он часто оговаривался вот так, и я понимал: она для него жива.
Уже тогда я сказал себе, что обязательно напишу обо всё этом. И ещё сам того не понимая – для чего? – я выспрашивал всё до мелочей о той, уругвайской жизни Альваро, Агнешки и Мигеля. Спрашивал и запоминал ответы настолько, насколько мог запомнить. Запоминал факты, терминологию. Многое из того, что рассказывал Альваро, конечно, стёрлось из памяти. Да, и терминологией «Тупамарос» я не мог владеть так, как  ей владел Альваро. Но это многое, я вспоминал, когда некоторые материалы по «Тупамарос» стали общедоступными. Например, я чётко вспомнил, как Альваро пояснял мне в деталях, что такое Колонны, какие они были,  и сколько их было. Допускаю, что кому-то это совсем неинтересно. Но думаю, что это не просто информация об их борьбе, их структуре: это судьбы людей сделавших в своей жизни неправильный выбор. Уверен, убеждён в том, что выбор их был неверным, вредным и кровавым…
               
                ***
- Так вот Володя, о Колоннах.
Честно говоря, я до сих пор не знаю, сколько их было: мы с Аги об этом никогда не говорили. Но то, что знаю – расскажу.
Насколько известно мне – Колонн было много, но я знаю, по крайней мере, о семи. Правда, так было не всегда. Да и не всегда я знал об этом: всё приходило  в ходе разработки и проведения акций: число Колонн то увеличивалось, то уменьшалось. Колонны не были постоянными формированиями.
Первая Колонна была периферийной. Она была военной, но не только. Общее руководство ей было за  Бебе и Ньято  (Сендик и Уидобро). Военной частью колонны руководил Эктор Амадио Перес. Помнишь, Володя, - опять перейдя на «ты», уточнил Альваро, - я рассказывал тебе о том, что, в конце концов, он оказался предателем?

- А, да-да-да, помню: кажется, он выдал полиции и военным свыше тридцати объектов «Тупамарос»?

- Именно! Для нас это был шок! Но так было, и это говорило только в пользу более тщательного и жёсткого подбора людей в Организацию. Но это было много позже.
Ну, а в основном, Первая Колонна контролировала восточную часть Монтевидео. В её ведении, помимо этого была вся техническая инфраструктура организации со всеми профсоюзными и политическими связями.
Вторая Колонна была подпольной. Командовал ей Хорхе Манера Льюверас. Но, порой, я путался в командирах этой Колонны, как и в командирах других: одни были сегодня, другие – завтра. Руководству было виднее, почему они так поступали. Например, этой самой Колонной в разные дни руководили то Хулио Мариналес, то Лионель Мартинес Платеро, то Карлос Родригес Дукос. И так далее.Контролировала Колонна западную зону Монтевидео и ведала как военными акциями, так и техническими вопросами. Уже в то время я знал, что кантон номер семь или «Маркеталия» - был, чуть ли не самой важной единицей нашего подпольного движения. Хотя, с виду это было просто чьё-то хозяйство: большущий сарай с курятником, пройдя через который, можно было попасть в гараж, где прятали угнанные для Организации автомобили. Но и только! Остального не было видно: всё было под землёй: небольшая мастерская по ремонту оружия, оружейная комната, комната для хранения инструментов, склад боеприпасов и взрывчатки, амуниции и необходимого для операций обмундирования военных и полицейских. Был даже тир и сигнализация!
Жаль! Но в октябре шестьдесят восьмого полиция задержала грузовик, в кузове которого были трое руководителей Организации: Хулио Мареналес, Леонель Мартинес Платеро и Карлос Родригес Дускос. И уже через три дня они были осуждены за терроризм и отправлены в тюрьму. А потом, примерно через неделю, жители Пахас Бланкас сообщили в полицию о пожаре на одной из ферм. Когда приехавшие пожарные потушили огонь, всюду лежало обгоревшее оружие, стояли остовы обгоревших автомашин. Так и погибла в октябре шестьдесят восьмого, наша «Маркеталия». Потом, как-нибудь, расскажу.
Вот тогда-то число Колонн – кажется, это было в ноябре – и увеличилось до семи. После этой реорганизации нам стало ещё тяжелее: конспирация стала настолько жёсткой, что работать стало не просто трудно, а сверхтяжело!
Через пару лет Вторая Колонна была переформирована и переименована в Супер-Колонну номер пятнадцать. И я был назначен руководителем этого  подразделения. Самые трудные дела, поручались  руководством движения именно нам. И я гордился и горжусь этим!

- Да, наверное, это было нелегко, но почётно, -  утвердительно произнёс я. Признаюсь, что уже тогда я лукавил: я уже понимал, чем занимался Альваро и его товарищи. И только через много лет, в материалах о «Тупамарос», я нашёл информацию о том, что эта самая, пятнадцатая колонна,  выполняла многочисленные, самые кровавые и тяжёлые акции…

                ***
- Третья Колонна была профсоюзной. Руководил ей Карлос Мехиас Кольясо. Одно время я не знал его. Но когда внутри Колонны были сформированы «Коммандос самозащиты», то попросил руководство допустить меня к нему, чтобы перенять опыт. Я хотел создать нечто подобное у себя, только не с целью самозащиты, а с целью проведения диверсионных мероприятий. Мне разрешили, и дело пошло. Через полгода  «мои «Коммандос» заработали не хуже любого  войскового спецподразделения! И уже через два года мы стали гордостью герильи! Да, Володя, герильи! Ибо тогда уже вовсю мы вели городскую партизанскую войну!

                ***
  Говоря об этом, Альваро гордо приподнимал подбородок и пафосно произносил каждое слово. Что ту скажешь? В жилах уругвайцев текла и течёт кровь конкистадоров, индейцев чарруа и гуарани, немцев, итальянцев, голландцев и даже африканцев! Смешение рас и характеров, психологий и воззрений! Да-а-а! Интересный, красивый и гордый народ!
Уже потом, много читая об Уругвае, я понял, насколько Альваро не был похож по характеру на уругвайца. Даже традиции некоторые были не для него. Например, он редко пил мате – попросту не любил его. А ещё был скор на обдуманные решения и действия. Вечная «транкила» - то есть «спокойствие»  – или «маньяна» - то есть «завтра» – были не в его характере. При этом он никогда не суетился и не тратил времени попусту, никогда и никуда не опаздывал, что, в общем-то, в большинстве своём не свойственно уругвайцам. Скорее, он был испанцем до мозга костей…

                ***
-  Четвёртой Колонной была Колонна Канелос. Но я не следил за её дальнейшей судьбой после того, как она была уничтожена через неделю после создания. Знаю только, что в декабре шестьдесят восьмого, недалеко от городка Пандо, полиция окружила два фермерских дома. Была короткая перестрелка. И были арестованы восемь наших товарищей. К сожалению, полиции досталось большое количество оружия и боеприпасов, гранат, медицинских препаратов. Собственно так и была уничтожена  эта Колонна.
Была ещё и Пятая Колонна. Но когда она формировалась, я предупреждал Аги, что в ней собраны не те люди: это была серьёзная кадровая ошибка. Они были плохо подобраны, почти не проверены и не обучены. Я так и не понял, что заставило Сендика и особенно Уидобро принять решения об укомплектовании этой Колонны такими непрофессиональными кадрами. Что ж! И результат потом был ожидаемый: Колонна, работавшая под руководством Риверо Седреса и Луиса Дубра уже в феврале шестьдесят девятого, почти вся попалась в руки полиции. И хотя Аги предупреждала Сендика, что эта группа не имеет никакой политической сущности, Сендик принял тогда решение о доукомплектовании этой Колонны. Ну, а когда мы, в сущности, потерпели поражение в Пандо, в конце шестьдесят девятого, колонну вынужденно расформировали. Вот уж, воистину, «пятая колонна»!..
   А под руководством священника Хуана Карлоса Саффарони, ярого сторонника вооружённой борьбы, работала Шестая Колонна. Священник присоединился к нам в шестьдесят восьмом. Он во многом не соглашался с нашими позициями, с Исполкомом Движения. Через какое-то время этот «воин» отмежуется от нас. Потом, уже позже, я ничего о нём не слышал. Да, и не до него было!
Была ещё и Седьмая Колонна, внутренняя, которая работала под командованием Рауля Сендика и Лукаса Мансилья. Но о ней я почти ничего не знаю: своих дел было, хоть захлебнись!..

ОПЕРАЦИЯ  «КАНТЕГРИЛЬ»

   С рассветом мы с Альваро, договорившись об этом с вечера, вышли на шлюпке вдоль побережья, порыбачить. Море было тихим. Слышен был только всплеск вёсел по спокойной воде, а ослепительное солнце тёплого и одновременно прохладного и  ласкового утра заставляло жмуриться.

   Уругваец, молча, перебирал вёслами, и по лицу его блуждала улыбка: казалось, он забыл все беды, обрушенные на него судьбой, и был настолько спокоен, что я не выдержал и спросил:

- Похоже, Альваро, вы чему-то радуетесь: ваше лицо, сияет, как начищенный пятак.

Уругваец улыбнулся ещё больше и сказал:

- Да, Володя, я сегодня в настроении. Устал от горя. Пытаюсь отбросить воспоминания. Все, кроме хороших. Вот, вспомнилось, как мы робингудили в Монтевидео в шестьдесят третьем. Это было перед Рождеством и Новым годом.

-  Да? Интересно! И что же вы тогда наробингудили? – спросил я ему в тон. Мне действительно было очень интересно, чему так улыбается, вечно погружённый в себя и угрюмый, Альваро?

   Он ухмыльнулся, но как-то так, не издевательски, а весело. И  шлёпая вёслами по воде - совсем не так гребут те, кто вырос у моря  - начал  рассказывать.

- Да, вот, вспомнил операцию «Кантегриль». Не бог весть, какая сложная акция была, но интересно то, что спланировала и провела её женщина. Это была моя Аги! Не поверите, но от начала и до конца всё придумала и организовала именно она!

- А что это за  «кантегриль»? Что это такое и с чем это едят?

- Кантегриль? Ну, это по-нашему так называют бедняцкие кварталы. Иначе говоря - «трущобы». Сами понимает, Володя, что в кантегриле живут не просто бедняки, а те, кому уже ниже опускаться-то из-за бедности просто уже некуда. А вообще, такие бедняцкие районы города получили своё прозвище – «Кантегриль» - как с горькой иронией: в противопоставление с раскошным клубом «Кантегриль кантри клаб» («Cantegril country club»), который в те годы располагался в жилом рабочем районе Пунта-дель-Эсте.
Вот Агнешка и решила перед Рождеством и Новым годом помочь людям почувствовать эти самые праздники.
Конечно, она же умная, моя Аги! Она понимала, что помощь беднякам в эти дни  будет не только и не просто помощью, а ещё и агиткой за «Тупамарос». Это была не столько акция обеспечения бедных, сколько акция политическая. Так было задумано. Но тогда я это всё понимал не очень. Думал: «Вот молодчина! Придумала, как помочь людям!».
Да… Многое я стал понимать только здесь, в Союзе, потому, что долгими вечерами мы часто говорили с Аги о прошлом, вспоминали, анализировали, спорили. Для нас, обоих, это было интересное время.

   Альваро бросил вёсла и прикурил сигарету. Потом, пыхтя ею, снова принялся грести. Какое-то время мы молчали. А потом он снова бросил вёсла и, взяв лежащий перед ним якорь на верёвке, кинул его в воду слева от себя.

- Всё, мы на месте.

   Справа по борту лодки я заметил выставленную сеть. По поплавкам было видно, что она небольших размеров – примерно  пять на пять метров. Альваро уловил мой взгляд и произнёс негромко и деловито:

- Нам хватит. Тут привыкли ловить сетями от пятнадцати метров и более. Я никогда так не делаю. Рыбу я не продаю, а на еду - хватает и так.

   Я покивал головой в знак согласия и одобрения. И молчал: всё ждал, что Альваро продолжит рассказ об «Операции «Кантегриль». Но он был занят делом – проверял сеть и выбрасывал из неё рыбу на дно лодки. Я попытался встать и перейти ближе к нему, чтобы помочь, но Альваро остановил меня жестом ладони. Мол, не мешай, тут и одному тесно. И я, молча, наблюдал за тем, как улов, серебрясь, плещется на дне нашего судёнышка. Как дальневосточник, выросший у моря, я понимал, что улов этот - так себе! В основном полупроходные экземпляры: тарань и  рыбец. Правда, было много бычков. Но, довольно крупных рыб. Из них отличная уха! А тарань – сантиметров по двадцать. Рыбец был от двадцати до двадцати пяти сантиметров длинной что, в общем-то, как мне потом говорили местные рыбаки, для этих мест вовсе даже неплохо! Но не для меня, привыкшего ловить камбалу, сельдь, навагу и корюшку, пеленгаса и другую замечательную рыбу, которой в Таганрогском заливе нет, и не бывает.
Но приехал я не отдыхать и не на рыбалку. Помимо памяти о Мигеле, мне очень стали необходимы и рассказы Альваро.
И вот, он снова начал рассказывать…
               
                ***
   Была середина декабря. Несмотря на утро, стояла жара.
Аги появилась на конспиративной квартире раньше всех, хотя была договоренность после каждой операции не появляться там пару-тройку дней.
Но, в те времена ещё не было такой жёсткой дисциплины. Все, пока ещё, учились, приобретали опыт подпольной работы.
Через пару часов, первым, после Аги, появился Генри Энглер – один из наших лидеров. Ещё через час появился Сендик. Уидобро не было и не должно было быть: он был на задании по подготовке очередной акции. Пришёл Розекофф, подтянулись Мареналес и Льюверас. В общем, почти все те, без  чьего участия не принимались решения.
Присели к столу. Аги с улыбкой, время от времени блуждающей по лицу, говорила:

-  Люди не всегда понимают нас и не всегда поддерживают. Но я знаю, что о нас известно бедноте. Я полагаю, что нам надо организовать и провести акцию в поддержку населения. Но это должна быть не только действенная, ощутимая поддержка, в виде чего-то материального, а прежде всего, политическая акция.
Все молчали. Тишину нарушил Мареналес.

- Пока туманно, Аги. Что ты имеешь в виду?

- Что я имею в виду? Поясню. Я тут подумала: пора активнее привлекать молодёжь к нашим делам. У меня есть связь с хорошими ребятами. Помните, демонстрацию рабочих сахарных плантаций? Там была такая молодёжная группа «Хосе Артигас». Я знаю этих ребят. Они надёжные. Их человек десять-двенадцать. Это первое.
Второе. Если мы говорим о завоевании поддержки нашего Движения населением - надо переходить к делу. Без народа и его помощи – мы просто кружок! Ну? Так мы будем действовать или будем дискутировать и чего-то ждать?
Вот, поймите: впереди Рождество и Новый год? И я думаю, вы не хуже меня знаете, что у многих людей в доме нет даже галет. Давайте дадим им продукты к праздникам! Как вы думаете, если они получат от нас эту помощь – они будут нас вспоминать добрым словом? Думаю, что тогда они охотнее будут нас поддерживать.

   Совет одобрительно загудел, посыпались утвердительные возгласы. И лишь один Льюверас, помолчав немного, спросил:

- Ну? И как вы это себе представляете? Сами-то живём, простите, с голой задницей. Где и как мы возьмём те же продукты или вещи или что вы там ещё  придумали?

   Аги, с улыбкой сделала жест ладонью к присутствующим и продолжила.

- Экий вы, суровый, Мануэль! Но, спокойно, друзья! Сейчас всё поясню. Это как раз и будет третье! Разработку плана в деталях – я беру на себя. Как только он будет готов – представлю на рассмотрение нашему Исполкому. А пока, в общих чертах: продукты под  наш фиктивный заказ привезёт фирма «Манзанарес» («Manzanares»). А дальше…Дальше, сами понимаете – никто никому платить не станет, и продукты тут же будут розданы населению, оповестить которое мы найдём способ. Не заранее, естественно, а по ходу акции, чтобы не сорвать операцию и не возбудить раньше времени агрессию полиции: сразу, как только прибудут машины. Мы сделаем так, чтобы в течение получаса всё было роздано людям и от машин с продуктами не осталось и следа.

   На некоторое время воцарилось молчание. Потом Генри Энглер встал из-за стола, прошёлся вокруг него, за спинами товарищей. Все смотрели на него не потому, что он был почти самый главный, а потому, что уважали его за рассудительность.
Энглер остановился за спиной у Аги и произнёс:

- Ну, что ж, Аги, лично я полагаю, что твоя мысль заслуживает внимания. И прежде всего потому, что такая акция имеет политическое значение: привлечение масс на нашу сторону – одна из важнейших задач! Пусть пока и таким способом. Я – «за»!

   Все остальные, молча, подняли руки, как бы проголосовав за акцию. Поднял руку и Мануэль Льюверас.

- Хорошо, - сказала Аги. Дайте мне дней десять, и когда всё будет готово – я представлю вам план действий в деталях.

- Решили, - сказал Розенкофф. – Но надо обязательно поставить в известность Сендика и Уидобро.

- Я всё сделаю, - уверила Агнешка присутствующих, - всё сделаю сама…

   Вечером, когда  на конспиративной квартире появились поочерёдно  Бебе и Ньято, Агнешка рассказала им об импровизированном совещании. Они внимательно выслушали Аги и после долгих расспросов об акции и обсуждения её деталей одобрили  намерения Агнешки. Как говорится, благословили.
И дело пошло…
               
                ***
- Алё!.. Алё!.. – Аги уже второй день не могла дозвониться в торговую контору «Манзанарес», чтобы заказать оптовую партию продуктов и вещей первой необходимости.

- Алё!.. Алё!..

Наконец, в трубке что-то затрещало и щёлкнуло. Усталый и недовольный голос ответил:

- Да… Здравствуйте. Рады приветствовать вас. Компания «Манзанарес». Вы хотели что-то заказать?

- Здравствуйте, - ответила Аги. – Слава богу, вы ответили. Скажите, пожалуйста, с кем я могу говорить о крупном заказе на доставку продуктов и вещей первой необходимости?

- А кто вы, представьтесь, пожалуйста.

- Ах, да, простите. Меня зовут Элен Роналес – смело соврала Агнешка имя из заранее подготовленной легенды. Я исполнительный секретарь Политсовета партии радикальных либералов. Вы, наверное, знаете – мы располагаемся в нашем политическом клубе имени Сетруло…18

- А-а, да, да, припоминаю. Хорошо, хоть, не в самом  «Кантегриле»! Ох, как же нам не нравится этот ваш район, «Пунта-дель-Эсте»! Кажется, это метров в тридцати от улицы, где и начинаются трущобы? Неприятное соседство…

- Что делать – одна из программ нашей партии помощь бедным…

- Ну, хорошо, хорошо…Что бы вы хотели? Можете говорить со мной, я старший менеджер компании. О каких товарах и их объёмах идёт речь, куда бы вы хотели, чтобы мы  доставили груз? Пожалуйста, я готов записать…

   Агнешка начала перечислять всё необходимое. В её заранее подготовленном списке были охлаждённые мясо и рыба, пирожные, нуга, галеты, печенье, конфеты различных сортов, овощи. Среди вещевых товаров  - женские платья, и нижнее бельё, мужские сорочки и брюки, детская одежда, ранцы, тетради и карандаши….

Менеджер внимательно выслушал Аги, записал заказ и спросил:

- Вы себе ясно представляете, сколько всё это будет стоить?

- О, да, конечно же! Это обсуждалось на нашем Политсовете, и было утверждено. Деньги мне уже выдали из партийной кассы…

 На другом конце провода  чувствовалось какое-то оживление: слышался какой-то неясный шёпот и плохо различимые, но всё-таки понятные обрывки чьих-то фраз о том, что это удача – такой куш! – надо соглашаться…

- А как вы собираетесь оплатить товар? Через банк? Тогда имейте в виду, что мы к  Рождеству просто не успеем, потому, что пока не придёт платёж – товар передать вам мы не сможем.

Аги не стушевалась. Тем более что заранее знала, как отвечать на вопросы по оплате.

- Ну, я думаю, от такой суммы наличными вы не откажитесь. А если вы лично позаботитесь о том, чтобы грузовики успели прибыть в назначенное время – гарантирую вам, что вознаграждение наличными получите и вы.

- Ого! – раздалось на том конце провода. – Вы весьма любезны! Думаю, мы договорились. Тогда только уточнения: о какой сумме идёт речь? – менеджер явно не хотел при посторонних говорить о сумме своего личного вознаграждения и поэтому говорил, как бы об общей сумме оплаты за груз.

Но Агнешка очень хорошо поняла его. Моментально сориентировавшись, она ответила.

- Думаю, сумма будет такой, что вы просто не сможете от неё отказаться…

- Ага! Ну, что ж! Тогда второй и последний вопрос: чьи люди будут разгружать машины?

- О, об этом не беспокойтесь! Мы всё сделаем сами и быстро. Деньги за груз, наличными прямо на месте. И не забудьте взять с собой пару человек из охраны. Так, на всякий случай: всё-таки Кантегриль рядом, а эти люди… Ну, в общем, вы понимаете.

- Спасибо, вы очень любезны! Надеюсь, что наше сотрудничество будет удачным и впредь: давненько мы не получали такого заказа, да ещё и за наличные. Машины будут вовремя. Ваш заказ принят, всего наилучшего!

- Вам спасибо. Не беспокойтесь, мы вас встретим. Всего доброго!..

                ***
   Следующие два дня  по заданию Аги  группа  «Хосе Артигас» изучала  Кантегриль,Пунта-дель-Эсте и его окрестности. Выбирали пути рассеивания участников акции после её завершения. Рядом были полицейские посты, которые работали последнее время в режиме патрулирования. Правда, в Кантегриль они не совались: это могло для них кончиться плохо. Но зато, они постоянно тёрлись на прилегающих к трущобам улицах.
Когда Аги доложили об этом, она задумалась. Но решение пришло само собой…

                ***
   Двадцать четвёртого декабря, в восемь сорок пять, в небольшой магазин смешанных товаров, что на углу улиц Второго февраля и Пуэсто дель Сол вошла женщина в одежде католической монахини. Она довольно долго приценивалась  к  продуктам и вещам, подходя то к одному прилавку, то к другому. Видно было, что женщина никуда не торопится и озабочена только тем, что ей не удаётся найти что-то из того, что бы ей хотелось приобрести. И только уж очень наблюдательный человек мог бы заметить, что она изредка и осторожно посматривает в окна, на улицу, примыкающую к крылечку парадного входа в клуб имени Бенито Нардоне Сетруло. Но её улыбка отвлекала внимание, и вряд ли кто-нибудь заметил бы её осторожные взгляды. Мог бы и заметить, но не заметил…

                ***
   Ровно без двух минут девять на повороте улиц Эль Фаро и Эль Каррехо появились три грузовика. Тяжело нагруженные фургоны шли медленно и были похожи на большущих черепах. Подъехав к входу в здание клуба, они остановились. Водители моторы грузовиков при этом не глушили. Из последней машины вышел плотного телосложения человек, одетый в синий комбинезон, в куртке такого же цвета с надписью «Манзанарес».
У крыльца клуба стояли двое молодых парней и с ленивым видом курили. Рядом стоял микроавтобус с табличкой за лобовым стеклом: «Клуб Бенито Нардоне…».

- Здравствуйте! Вы не из клуба?

- Да. А вы из «Манзанарес»? Тогда это к нам: пройдите в салон автобуса – там вас ожидает наш секретарь. Сами понимаете: стоять на улице с таким деньжищами – неразумно.

- А-а, ну, да, ну, да. - И ничего не подозревающий менеджер, обуреваемый жаждой получения вознаграждения, открыл дверь в салон микроавтобуса, где его приняли два здоровенных парня из группы обеспечения акции.
Одновременно исчезли в переулке сопровождающие и водители всех трёх машин. Их место моментально  заняли ребята из «Хосе Артигас».Микроавтобус проехал к переулку и остановился, чтобы забрать остальных работников компании  «Манзанарес». А потом, спокойно, чтобы не привлекать ничьего внимания визгом покрышек, как это бывает у с сорвавшимися с места авто, выехал на перекрёсток и по улице Виразон  спокойно поехал к берегу моря.

   Тем временем грузовики потихонечку, чтобы тоже не привлекать внимания, покатили в первую попавшуюся улицу Кантегриля.Грузовики заехали в трущобы довольно далеко. Охрана грузовиков – по двое в кузове каждого - ощутила на себе расторопность и убедительность работы  волонтёров группы «Хосе Артигас». Они  успели настолько хорошо поработать среди обитателей  одного из беднейших кварталов столицы, что никого зазывать, чтобы разобрать груз из автомашин «Манзанарес», приглашать не было необходимости: в течение получаса грузовики опустели. Не осталось ни крохи, ни нитки! Не понадобилась и группа, предусмотренная Аги для разгрузки машин.
Люди радовались, хотя, конечно, среди них не было ни одного, кто не понимал бы, что это банальнейшее ограбление собственников товара. Но кто об этом думает, когда нечего есть и нечего надеть, когда на носу праздники, а в кармане - ни песо?

   …В уличном кафе при магазине, что на углу Второго февраля и Пуэсто дель Сол сидела с покупками католическая монахиня. Она пила кофе, смотрела вдоль улицы, туда, где начинаются кварталы Кантегриля, и загадочно улыбалась…
Грузовики, тем временем, отправились в путешествие по улицам города, которое через полтора часа закончилось  возле тихого скверика, на улице  Калле, 4. Никто так потом и не смог сказать полиции, как они сюда попали и кто их пригнал…
Водители и менеджеры компании  «Манзанарес» - должны были быть высажены на  скалистом берегу Пунта-дель-Эсте. Хотя…
Водитель микроавтобуса потом, по случаю, рассказал кому-то, что  не выполнил распоряжение Аги. Вместе с товарищами из конвоя, сопровождавшего работников «Манзанарес», он заставили менеджера раздеться до трусов, забрал одежду  и оставил умоляющего его о милости и причитавшего от страха бедолагу, на скалистом берегу. А водителей снова усадил в автобус и отвёз в центр города, где их мирно и высадил: всё-таки свои ребята, работяги!..

                ***
   …Было тихо и спокойно. Что сказать? Выходной день, и многие, что называется, ещё «чистили пёрышки». Но только не в Кантегриле…
В десять пятнадцать, монахиня, что пила кофе в кафе, у магазинчика, взяла пакеты с  покупками и, как бы прогуливаясь, медленно, пошла в сторону перекрёстка. Там она повернула на улицу Эль Трингвете и затерялась, как будто бы её  здесь никогда и не было…

                ***
   Через два дня, как это и было положено по установленным в Организации законам конспирации, Аги докладывала результаты операции на Совете Исполкома. Все были веселы от удачи и от подробностей, которыми Аги  делилась щедро и с юмором.
Полиция сбилась с ног. А  молодёжная группа «Хосе Артигас» успешно прошла своё первое крещение делом. Вскоре она стала частью одного из первых  ядер «Тупамарос»…


КОГДА  ЖЕ  МЫ  СТАЛИ   «ТУПАМАРОС»?

   Альваро поднял сетку на борт и выбрал из неё  рыбу. Получилось много.

- Куда столько? Что делать-то с таким уловом? Тут дней на двадцать – есть не переесть!

- Ничего не бывает лишним, Володя. Всё только запасное.

«Да, это уж точно! Кажется, Альваро служил в наших войсках!» - подумал я и улыбнулся своей беспочвенной догадке.

- Согласен. Солить или сушить будете?

- А вот вы мне Володя и поможете. Ведь не откажитесь? – опять перепутав «вы» и «ты» обратился ко мне Альваро

- Как вы могли подумать, что я откажусь, Альваро? Конечно, помогу! А что делать-то надо?

- Ну, во-первых, хочу вас попросить остаться сторожить дом: мне завтра надо отлучиться в район. А во-вторых, сегодня мы уже не успеем ничего сделать с этой рыбой: пока доберёмся до дома – будет уже часов девять. Не возиться же с ней за; полночь?

- Понятно! Готов к труду и обороне объекта! – шутливо отчеканил я в ответ.

   Оставшуюся часть пути говорили о разных пустяках, и я был рад этому, потому, что Альваро, отвлекшись от своих воспоминаний, был совершенно другим человеком, весёлым, шутящим и эрудированным, что было для меня приятно и, в общем-то, внове.
               
                ***
   Помнится, тогда я подумал: какие же интересные люди, эти Кастильо! Ну, с Аги мне всё понятно и без пояснений. И даже с Мигелем понятно, хотя он тоже университетов не заканчивал. Но, Альваро! Он же был просто эрудитом! Или мне так казалось? А ведь, при всём, притом, он никогда и нигде толком не учился! Разве  что  жизнь его учила, да жена? Хотя…Чем плох такой преподаватель, как Аги, если только  он не учит своих студентов террору? А она ведь учила…

   Впрочем, наверное, как показала жизнь, этому, природой одарённому человеку, богом было дано многое. Как говорила моя бабушка – царство ей небесное! – «Боженька в маковку поцеловал»…

                ***
Лодка шаркнула по песочному берегу, и мы оказались почти возле дома.

- Сходите-ка, Володя, в сарайчик, что за домом, в огороде. Там, как зайдёте – слева, стоит тележка с оцинкованным кузовом. Катите её сюда. Вы помоложе - вам сподручнее.

   Я прикатил тачку, и мы перегрузили в неё рыбу. Потом я взялся этой тачкой рулить. Она была полной, и мне было нелегко. Но я не показывал виду и пёр её до самой летней кухни, что возвышалась длинной кирпичной трубой, небольшой, но хорошо сложенной печи, над серединой двора.
Альваро кинул мне брезентуху, что лежала тут же, и попросил накрыть рыбу так, чтобы не залезли кошки и собаки.

- Изгадят ведь всё. Даже будучи накормленными, изгадят! Не понимаю даже – почему они так делают: ведь сытые же, а гадят!

- Да, кто их душу звериную знает?

- М-да-а…звериную…- протянул Альваро и в глазах его что-то сверкнуло! Знали бы вы, Володя, с какими зверьми приходилось мне встречаться в жизни…

И я моментально вспомнил множество шрамов на теле Альваро, когда он переодевал рубаху: в самую-самую жару он не ходил с голым торсом, хотя, несмотря на годы, выглядел сложенным вполне атлетически. Во всяком случае, мне до него было далековато, хотя я и был намного моложе.

- М-да-а… Звериную…
               
                ***
 На утро Альваро, не разбудив меня, уехал в район.Проснулся я от урчания заведённого, как видно,  с пол оборота, мотоцикла «Урал», с коляской. И пока я вскакивал, чтобы поглядеть в окно на отъезжающего Альваро – его и след простыл! Зачем поехал – не сказал. Но договор – есть договор,  и я на время стал сторожем его жилища и двора. В общем – «дворянином»!
Наспех позавтракав чаем и хлебом, я занялся рыбой. Часть улова разложил по картонным коробкам, которые в изобилии хранились в сарае, и отнёс в ледник, оборудованный рядом с домом. Для другой части рыбы приготовил тузлук и принялся очищать рыбу от внутренностей, которые могли помочь ей испортиться. К обеду всё закончил:: в трёх оцинкованных ваннах, на веранде дома, залил рыбу тузлуком.
Альваро всё не было, а без него обедать я не стал. Было жарко, и я в основном пил то чай, то просто холодную воду из колодца. А сам всё думал о том, что рассказал мне Альваро о первых  акциях «Тупамарос».
Тогда я и вовсе-то не понимал, что и после этих самых акций, они ещё вовсе не были «Тупамарос». Просто Альваро в своих рассказах по привычке говорил, что они – Организация, Движение, «Тупамарос». Нет, до этого ещё много воды утекло…
               
                ***
Нет, не были они тогда по настоящему «Тупамарос».
Только много лет спустя я узнал о том, когда же это на самом деле определилось, с какого времени «Тупамарос», как Организация, как Движение, как партия, ведут свой отсчёт.

   Всё, что было в шестьдесят третьем и шестьдесят четвёртом годах – было лишь подготовкой к той самой деятельности террористической организации с леворадикальной идеологией. А пока Движение самофинансировалось, самосовершенствовалось, определялось концептуально, политически, идеологически, методологически, стратегически и тактически.
Сегодня многие рассматривают «Тупамарос», как динозавра в истории террористических движений. Но не с таких ли динозавров выросли многоголовые драконы современного терроризма? Взгляните на сегодняшний мир пристальней, поройтесь хотя бы в Интернете! И вы поймёт, что человечество зашло слишком далеко в своих радикальных и экстремистских намерениях: от обывательской агрессивности до государственного террора.

   Как же это всё стало возможным? Почему?
Конечно, нам трудно ответить на этот вопрос по-научному. Да, наверное, мы с вами и не сможем этого сделать без должной подготовки. Но достаточно и понимания того, что люди делают всё это не от хорошей жизни, не от высокой образованности и культуры. Такие пути им кажутся праведными, наверное, потому, что других они не видят, не знают, не понимают и ходить по ним не умеют. И ещё потому, что есть те, кто заставляет их ходить по дорогам и тропам, которые упираются в глухую стену. Террор – путь ближе и короче, чем все остальные. Многим кажется, что это и есть выход. Особенно тем, кто беден и необразован. Такие безжалостнее, потому что терять им нечего, потому, что не понимают, что путь насилия и крови – путь в никуда. В этом-то и беда!
Но есть и другая сторона медали: это те, кто упорно не хочет видеть кроме прибыли и себя, любимых, никого! А есть и третье: равнодушные!
И вот, молодые люди из низов, начинают жизнь и выбирают этот путь. Им помогают – «помощники» в неправедных делах всегда находятся.Они всегда тут, как тут!

   Выбор…
Как же он определяет жизненный путь! Но, кажется, почти никто в обществе не хочет об этом думать, и мало кто понимает, что оно, общество, нуждается в воспитании…

                ***
   В мыслях о рассказах Альваро, я и не заметил, как пролетело время. Где-то, в половине пятого вечера, послышался треск мотоцикла, и на дороге, что была видна со двора, из-за пригорка, появился Кастильо на «Урале».
Я подготовился: на столе под полотенцем стояла отварная картошка, кислая капуста с солёным арбузом - благо в леднике этого добра хватало - и нажаренная мной рыба.
Альваро приветствовал меня довольно весело. Дружелюбие ко мне у него было с самого начала нашей встречи. И пошутил:

- Ну, Володя, хоть вы и молодец, но всё же…Эту рыбу так не готовят: в ней костей – немеряно.

- А как её готовят?

- Как-нибудь покажу, приготовлю сам. Приедете к себе в Приморье – удивите всех. Как когда-то и я удивил всех местных, приготовив её впервые по-уругвайски. Хотя… В Уругвае, конечно, едят рыбу. Но мы уругвайцы предпочитаем мясо, и к рыбе относимся прохладно. Это тут, в СССР, я перешёл на «рыбные дни».

Он усмехнулся, но не зло, а как-то иронично, что ли.

- Ну, да, ладно, Володя. С рыбой - это потом.

   Мы присели за стол. Выпивать не стали. Впервые за те несколько дней, что я был у него в гостях. Альваро не был угрюм, как обычно, но не был и разговорчив, что, в общем-то, не удивляло. Однако мне было интересно, почему он в таком непонятном, молчаливо-задумчивом, и одновременно вовсе не печальном настроении. И всё-таки, я чувствовал, что  внутренне он был чем-то озабочен.

- Как съездили?

- Спасибо, всё в норме.

- Ну, и хорошо, - не стал я более приставать с расспросами: посчитает нужным – сам всё расскажет. А на нет – и суда нет.

   После ужина вышли покурить. Обычно, мы это делали либо на крылечке, либо сидя на большущих брёвнах, уложенных посреди двора треугольником вокруг костровища и  установленного там же мангала. Альваро называл его паррижей. Он объяснял, что так у него на родине называют решётки и мангалы для приготовления мяса.

   Мои сигареты давно кончились и я вместе с ним «тянул» его «Памир». А что? Нутро он продирал  – «по самое не могу»! После одной из затяжек я закашлялся, и уругваец, улыбнувшись и похлопав меня по-русски по спине, сказал:

- Это дело привычки. Как и всё на свете…

   Вытерев выступившие от кашля слёзы и чуть переведя дыхание, я спросил:

- А что вы сейчас имели в виду, кроме курева?

Альваро хмыкнул, одновременно повернув голову чуть в сторону:

- Да, то и имел в виду – привычки ко всему…Даже к крови…

- Но это ужасная, вредная привычка!

- Эх, Володя! Не судите, да не судимы будете! Когда заканчиваются все имеющиеся в мире аргументы убеждения – начинается кровь. И от этого никуда не деться.

- А вы полагаете, что аргументы заканчиваются? Я-то думаю, что никогда: они всегда есть. Просто их находят или не находят, слышат или не слышат. Или не хотят слышать.

- Вот, вот, не хотят! Потому-то мы в шестидесятых и пришли к выводу, что разговаривать с теми, кто не хочет слышать и понимать, бесполезно. Не было диалога, не было понимания. Не было у них желания слышать, понимать и говорить с нами.

- Всё равно, Альваро! Кровь -  не метод!

- Да? А жизни наших родных и близких, детей, внуков, стариков, женщин – это что? Пустой звук?

- Ну, нет, я так не говорил и так не думаю.

- Вы молоды, Володя. Возможно, вы многое знаете, многое понимаете. Но вы много чего не испытали в жизни, не прочувствовали. А я прошёл через многие тяжёлые испытания, и поэтому, имею право судить о том, что правильно, а что нет.

- Истина в последней инстанции?

- Ну, я не господь бог. Но поверьте, мои страдания были не легче  Христовых. Хотя, конечно, страдания и смерть за человечество я не принимал.
               
                ***
Через какое-то время, я узнал, что Альваро прошёл через жесточайшие пытки. И  какие!
Но об этом позже…
               
                ***

А пока Альваро докурил свою сигарету, бросил её в давно прибитую временем золу костровища, и твёрдо сказал:

- Всё, Володя! Пошли спать! Как у вас говорят? Утро – вечера мудренее? А у нас говорят: «Маньяна пор ля маньяна»: завтра будет завтра! Всё, спать…

   Мы прошли в дом и улеглись на топчанчики. Было душновато, не спалось, и мы, молча, ворочались, пока я не выдержал первым и не поднялся. Потихоньку, думая, что Альваро не услышит, надел старые калоши, стоящие у двери, и вышел на крыльцо.
   Был тихий, звёздный вечер с иссиня-чёрным небом. Я закурил и опёрся на перила крылечка.Дверь скрипнула, и на крыльце появился Альваро с помятой физией.

- Что, Володя, не спится?

- Да-а… Что-то  никак…

- И мне. Память не даёт. Вот ездил сегодня в район, в милицию. Я же подал в розыск на Агнешку. Уже год. Каждый месяц езжу узнавать – может, что-то есть?
Господи! Где она, что она? Только бы жива была! Только бы жива…

   Я мельком взглянул на Альваро и понял: в его глазах опять слёзы. Хотя, голос был твёрдым. Но что я мог сказать ему, чем помочь? Что бы я ни сказал - всё было бы обыкновенной банальностью.

- Всё образуется, Альваро, всё будет нормально. Она жива, я вместе с вами верю в это.

- Спасибо, Володя. И вообще, я очень вам рад. Не уезжайте, пожалуйста, я вас прошу.

- Я побуду с вами, пока смогу. Но сами понимаете, я в отпуске, а он заканчивается. А мне ещё надо во Владивосток, родных повидать, хотя бы дня на три. Вы же знаете: где Дон и где Японское море?..

- Да, конечно, конечно, Володя, конечно…

                ***
   В эту ночь мы просидели с ним почти до утра. Выкурили по пачке «Памира» каждый. И говорили, говорили, говорили…
О чём? Да, всё о жизни, о любви, о политике и о родстве душ. Но, более всего разговоров было о «Тупамарос». Потому что я не мог себе отказать в том, чтобы спрашивать: где бы я ещё нашёл человека, который в те времена рассказал мне, не просто, как очевидец, а как участник Движения, о том, как всё было на самом деле.
И он рассказывал…

                ***
- Шёл шестьдесят четвёртый год. Для Уругвая это было время бурных внутриполитических событий. Именно к этому времени можно относить пробуждение людей от политической вялости и спячки. В Уругвае в те годы было довольно мощным влияние левых идей. Шли грандиозные политические дебаты в «Народном Конгрессе». И уже в шестьдесят пятом большинство разрозненных группировок объединились в «Рабочий центр».
Сам-то я тогда глубоко в политике не разбирался. Но Аги и товарищи из руководства подсказывали, что постепенно назревает военный переворот. Мне казалось, что всё это ерунда, какая разница, что так, что эдак - людям всё одно не жизнь. Но, потом, оказавшись  по воле случая в тюрьме «Пута Карретас», я на себе ощутил всю мерзость военной хунты.

Да-а-а…
Тогда, осознавая этот факт, «Национальный Народный Конгресс», объединил целый ряд профсоюзов и одобрил «План сопротивления государственному перевороту». Мы все стали жить и действовать под лозунгом «Вооружайся и жди». В рабочем районе Ла Таха появились первые группы самозащиты. Мы тоже стали вооружаться и готовиться к активным действиям.
И уже вскоре мы начали, хоть и изредка, действовать, а не сидеть, сложа руки. Помню, как сегодня, первое января шестьдесят четвёртого.
Тогда, моя двадцатка в полном составе напала на пограничную заставу в Белья Унион. Это в провинции Артигас, на северо-западе страны, на границе с Бразилией. Одиннадцать винтовок «Маузер», пистолеты, штыки…
В общем, всё, что взяли – нам впоследствии не помешало. Тогда мы чувствовали себя героями и не понимали, что начали ярить зверя. Но что было нам, молодым, здоровым, наполненными идеями избавления людей от нищеты?
Весь апрель шестьдесят четвёртого года мы без устали что-то готовили, что-то делали. Мы поначалу так воевали, Володя.
В составе одной из колонн под руководством Хорхе Льювераса мы напали на склад демонтажной компании в департаменте Лавальеха, недалеко от городка Минас. Это было важно, потому, что мы добыли более сотни капсюлей-детонаторов и много десятков метров бикфордового шнура. И пока полиция соображала - что и как? – мы сходу, без подготовки, «посетили» в Минасе одного частного коллекционера. Фамилии его я уже не помню. Да, и не так это сегодня важно. Главное, что мы забрали у него пять немецких винтовок, шесть револьверов и несколько тысяч патронов к ним. Это был успех!
Потом на два дня мы затихли. Просто не высовывались. Всё больше находились на конспиративных квартирах, до сигнала. И когда он поступил – собрались и выехали на юго-восток, в Мальдонадо. Помню этот городок, откуда мальчишкой попал юнгой на рыбацкую шхуну…
На месте нам объяснили задачу: взять склад «Национальной Цементной Компании». Особо там, мы ничего такого и не нашили. Но всё же! Прихватили больше пятисот килограммов некоего гремучего студня. Потом, наши спецы по взрывотехнике много чего из него понаделали…
Вы спрашивали меня, Володя, когда же мы стали официально называться «Тупамарос» и не только называться, но и действовать под этим флагом? Долго рассказывать, да, наверное, и сложно втолковать «не уругвайцам», как и почему всё было на самом деле. Но уже в январе шестьдесят пятого «Координация» фактически прекратила своё существование. Одной из последних акций под флагом  «Координации» была акция моего отряда – да-да, уже отряда! -
в зоне Пахас Бланкас. Там, в оружейном магазине мы взяли сорок пять единиц огнестрельного оружия: винтовки, пистолеты и даже четыре новеньких автомата «Томпсон»!..

Вот, как раз это-то время, шестого февраля шестьдесят пятого года, что, собственно, и считается днём окончательного распада «Координации» и днём рождения «Движения Национального Освобождения – Тупамарос». Именно тогда наше Движение стало полностью независимым от иных политических сил.

Уже в августе шестьдесят пятого одна из групп «Тупамарос» - это была не моя группа – взорвала офис западногерманской фармацевтической корпорации «Баер Химикэл Компани» («Bayer Chemical Company»).
Наша разведка, которая уже в то время действовала очень эффективно, узнала, что корпорация, по сговору с Вашингтоном, занималась разработкой ядовитых газов для их использования во Вьетнамской войне.
Но главное, Володя, было даже не в этом. Главное было в том, что тогда мы впервые объявили, что ответственность за эту акцию берёт на себя «Тупамарос»! Наше имя узнала, пресса, а вместе с ней и весь народ!
Тем более что для этой акции идеологи Агнешки подготовили прокламации, и люди из действовавшей там группы, разбросали листовки на месте акции. Представляете? Впервые об МLN-T узнала вся страна, узнал весь мир! В газетах публиковались фотографии последствий акций. На улицах появились граффити с именем «Тупамарос». Это, Володя, была победа!..

                ***
   Последние слова о «Тупамарос» я воспринимал уже, как во сне: был уже пятый час утра. И я,извинившись перед Альваро, ушёл в дом и прилёг. Спал до двенадцати дня, и перед пробуждением мне снились бои, комбатанты со зверскими лицами, какие-то взрывы и чьи-то издевательские морды: то тупасы, то полицейские. Всё время, как бы главной фигурой в этих снах, был Альваро Кастильо. С поучающим видом он грозил мне своим корявым пальцем: мол, смотри, доиграешься! Как будто я и был, то ли самым главным и жестоким террористом, то ли коварным полицейским, пытающимся разоблачить его самого и его Организацию!Я беспокойно спал, ворочался, стонал, покрикивал во сне, пытался проснуться, но проснуться никак не мог…
               
                ___________________________________