Хулиган

                Хулиган
                повесть
                Часть 1      
                Глава 1 
                1
    
    В квартире Анатолия Ниловича готовились к ремонту. В центре комнаты хозяин поставил большую картонную коробку и стал перебирать  бумаги в своём шкафу. В коробку летели какие-то старые газеты и вырезки из них, брошюры и книги, ненужные документы. 
    Восьмиклассница  Леночка  помогала  бабушке разбирать шкафы в соседней комнате. Анатолий Нилович перебирал очередные бумаги, когда в комнату вошла Леночка с перетянутой шпагатом стопкой  старых бумаг.
    -Деда, - обратилась она к Анатолию Ниловичу, - бабуля велела тебе посмотреть эти бумаги. Может  их можно выбросить?
-Эти бумаги?  Я вам выброшу! Давай их сюда.
     Нилыч почти выхватил из рук внучки   бумаги, с минуту постоял в размышлении, потом подошел к своему шкафу,  положил связку на самую верхнюю полку и закрыл дверцу.
     -Дед, те бумаги старые, уже пожелтели. А ты их хранишь. Может быть, они какие-нибудь очень важные?   
     - Конечно важные. Которые не нужны, я  выбрасываю. А ту пачку, пока жив буду хранить. А там уже вы будете решать хранить или выбросить.
     -А почему они такие важные? – не унималась Леночка.
     - В ту пачку я  собрал и упаковал все наши самые дорогие документы. Там документы о нашей с бабушкой и наших родителей жизни. Там документы о том, кто мы и откуда, чем в нашей жизни  и как занимались.  Как же это не может быть нам дорого?
     -А можно  мне их посмотреть? Покажи.
 Анатолий Нилович взял положенную в шкаф пачку бумаг, развязал  шпагат, уселся в кресло и стал перебирать пожелтевшие листки.
  -Ну, вот смотри. Это вырезка из Красноярской краевой комсомольской газеты о праздновании в 1964 году сорокалетия именования комсомола Ленинским. Было соревнование в честь той даты. Победителей соревнования Крайком комсомола собирал в селе Шушенском, где отбывал ссылку Ленин. Я был  в числе тех ребят. Нас было сотни три из всего Красноярского края. Это бабушкиной мамы школьный аттестат зрелости. Видишь, какие были у твоей прабабушки оценки? Ты учишься не плохо, а она лучше. А это вот метрика, по-нынешнему  свидетельство о рождении, казака бабушкиного пра, пра, прадедушки. Ты его внучка уже в пятом или шестом поколении. Смотри,  документ  1847 –го года!
  - Дай я сама посмотрю.
  - На. Только держи осторожно.
     Девочка  взяла в руки пожелтевший листок и, затаив дыхание, долго читала,  красивым ровным почерком написанные строчки. Текст был словно напечатан. Буквы  метрики были написаны с красивыми завитушками.
    -Здорово! – сказала Леночка после прочтения и осторожно вернула метрику деду.
    -А это вот грамота горкома комсомола, данная  мне за выполнение одного очень важного поручения. Собственно, само поручение выполнил не я. Всё сделали солдаты. Я только всё пробивал, согласовывал, помогал.  А не простую задачку тогда решил   Хулиган.
    -Хулиган?
    -Да. Очень недисциплинированным был тот солдат с первого дня службы, а под конец отличился. Хулиган была его воровская кличка.
      Нилыч взял из стопки следующий листок, но в это  время в комнату вошла жена. Увидевши, чем заняты муж и внучка, она вздохнула и как бы самой себе сказала:
     -Ну, всё. На том работа и закончилась.
     -Давай потом, а? – сказал внучке Нилыч и стал складывать назад свои драгоценные бумаги.
     -Давай сегодня? Как закончим. Это так интересно.
     -Договорились, - сказал Нилыч и понёс  бумаги в шкаф.

               
                2
     Спать в тот вечер Леночка, на удивление бабушки,  собралась рано. Когда она
 приготовила постель,  подошла к деду и тихонько шепнула:
     -Пошли?
     -Пошли, - ответил Нилыч, и они прошли в её комнату.
 Леночка забралась под одеяло, а дед уселся в кресло рядом с её кроватью и приготовился к рассказу.
      -А бумаги? – протянула внучка.
 Нилыч проворно подскочил и потопал в другую комнату за бумагами, но в коридоре путь ему
 преградила жена.
    -Она ж хотела спать! Имейте в виду, я вас завтра подниму рано. В девять уже придут ребята делать ремонт, а у нас ещё не всё разобрано.
    -Поднимемся, всё подготовим. У девчонки каникулы. Можем же мы хоть сейчас поболтать?
     На том жена и отступилась. А Нилыч достал из шкафа  связку бумаг и прошел в комнату внучки. Усевшись в кресло, он  включил рядом стоявший торшер,  снова развязал стопку бумаг, нацепил очки и спросил Леночку:
-Так с чего начнём?
-Давай сначала про  Хулигана.
     -Про Хулигана, так про Хулигана, - согласился дед.
Он  нашел в  пачке нужный листок  и продолжил:
      - Ну, вот смотри, это грамота городского комитета комсомола. Награждается комсомолец … за успешное выполнение ответственного комсомольского поручения. Подписал грамоту Геннадий Шишенков.    А дело было так:

                3
    В те годы  в разных концах страны строились  заводы, электростанции, железные дороги. Строились даже новые города. Много строилось оборонных заводов. В том числе и огромных предприятий атомной промышленности. Производство это небезопасное для населения и окружающей среды, во-первых. А во-вторых, всё, что было связано с производством атомного оружия, было строго засекречено. Возле этих гигантских заводов строились не большие города. Из космоса они  были прекрасно видны, но на наших картах тех городов не было. Рассказывать о них посторонним, даже упоминать в разговоре было нельзя. Секрет.
   Сразу после войны на этих важных  стройках работали заключенные. Осужденные за различные преступления в Советском Союзе работали на стройках, на лесоразработках и в других местах  до последних дней существования того государства. А до пятьдесят третьего года в стране было много и заключённых  по политическим мотивам. Были так называемые ГУЛАГи. Ты о них слышала. Так вот. Когда в 1953 году умер Сталин, который руководил Коммунистической партией и страной с 20-х годов,  ГУЛАГи ликвидировали. По случаю смерти вождя была объявлена амнистия и для многих осужденных по уголовным статьям.  На стройках министерства Среднего машиностроения, так тогда называлось нынешнее Минатомэнерго, которое создавало атомное оружие и строило большое количество  разного рода предприятий для его производства, возникла проблема с рабочей силой. После войны армия в Советском Союзе была очень большая, её трудно было содержать, да и не было необходимости в мирное время иметь такую численность войск. Поэтому армию постепенно  сокращали. Вот и решили боевые воинские части, подлежавшие сокращению, в полном составе направлять на  эти очень важные стройки. Заключенных стали заменять солдатами.
    В одной из таких воинских частей, на такой стройке я и служил секретарём комсомольской организации.

                4
     Солдаты нашего полка работали на предприятиях, которые делали для стройки бетон, различные изделия из него, делали столярные изделия, работали бульдозеристами, крановщиками, шоферами и так далее. Полк был очень крупным по структуре и численности,  и одним из лучших на  стройке.
   В наших частях было очень много комсомольцев.  Поэтому комитеты комсомола частей имели права райкома комсомола с освобождённым секретарем и завсектором учёта комсомольцев  со штатной сотрудницей. Угадай, кто  был в нашем комитете заведующей сектором учёта?
   -Наверняка бабуля! – кто ж ещё?
   -Угадала, - подтвердил Нилыч, – только тогда она была не бабулей, а стройной, с косичками и большущими белёсыми глазищами девушкой.
    -Ты был её начальником, и она тебе подчинялась?
    -Ну, в общем-то, да. Хотя, практически, мне никогда не приходилось от неё что-то требовать, указывать, как это обычно делают начальники. Я уж не говорю, чтобы  за что-нибудь ругаться и так далее. Больше она от меня требовала и ругалась.
     -Хм. Она на тебя, на начальника наезжала? 
     -Да нет. Наезжала это не совсем так. Понимаешь, она ж занималась бумагами. Вела учёт, комсомольцев, оформляла всякие документы, печатала их на машинке.  Составляла, например, отчёты  и носила их в горком комсомола и в вышестоящий штаб. А отчёты  всегда надо подавать вовремя. Она документ напечатает, его надо подписать и нести, а  он не подписан - меня нет и нет. Бабуле звонят, требуют отчёт, ругаются, а она ничего поделать не может. Мне-то некогда сидеть в кабинете. Я постоянно мотался то по производству, то по ротам. Постоянно ж какие-то дела.  Вот за  это мне от  моей заведующей учётом и доставалось. Она была вся такая правильная, всё у неё всегда должно делаться так, как положено, как требовали. Ну а мне было не до  бумажек. Я быстренько бумагу набросаю, и побежал. Она садится печатать, а там написано так, что нужен переводчик. И за это  мне доставалось. Правда, однажды дело чуть не дошло до рукоприкладства.
    -Она  хотела тебе поддать? Расскажи.
    -А ты ей не скажешь, что я тебе рассказал про ту историю?
    -Никогда. Рассказывай. Ну, деда, давай!
    - Бывало, я сижу за столом,  она приносит выписанный комсомольский билет, вот такие у нас были билеты, - Нилыч взял из пачки красную книжицу, показал внучке, - и говорит: «Поставь мне печать».  Тут-то я, при таких её словах, и говорил: «Печать поставить на билет или тебе?» Ну, шутил, значит. И вот однажды был я в каком-то весёлом таком настроении. Зашел в кабинет весёлый, что-то напеваю. Только сел я за стол, бабуля подлетает и сходу: «Поставь мне печать». Я открыл сейф, достал печать, обмакнул её в штемпельную подушку, и …тиснул ей на лоб. Она ж попросила поставить печать ей. А на столе у меня стоял чернильный прибор из  не большой мраморной плиты. Тогда они были в моде. Бабка твоя как  этот  прибор схватила, и на меня. Я - пулей из кабинета. Она за мной. По коридору, аккурат,  шел замполит Иван Васильевич Шишкин. В коридоре было темновато, но я его заметил и прошмыгнул  мимо него, а бабуля с прибором в руках на подполковника и налетела. С перепугу грохнула  прибор  об пол, и убежала в кабинет. Сидит, ревёт. Шишкин следом зашел, давай её успокаивать. Еле сдерживая смех, спрашивает, что у нас произошло, что я наделал, чем её обидел. Она руками лицо закрыла и хлюпает. Я стою за дверью, слушаю, а заходить в кабинет боюсь. Спрашивал он её, спрашивал, махнул рукой и пошел из кабинета. Выходит в коридор, я стою. «Та - а – к!  Ты, значит, - напроказничал и сбёг. А мне, ядрёна мать, чуть за тебя не попало! Иди вон теперь успокаивай. Немедля извиняйся! А пожалуется – получишь у меня, получишь. Я тоже баловаться умею» - строгим таким голосом отчитал меня Иван Васильевич и ушел.  Я всё это время стоял ни живой, ни мёртвый. Шишкин был человек добрый. Знал я, что не накажет. Стыдно было.
   - И чем же у вас всё закончилось?
   - Да чем, чем. Закрыл я кабинет на ключ, из графина намочил свой носовой платок и давай оттирать ей лоб. Она сначала не давалась, шлёпала меня по рукам, отталкивалась. Но лоб-то отмывать надо. Как домой ехать? Посопела, посопела, оделась и ушла на остановку.  Дня через два мы  помирились, по-прежнему дружно работали, шутили, спорили. Но так я больше, естественно, не шутил.
   - Мы, кажется, далеко ушли от темы. На чём я остановился?
   - Про стройки, про вашу военную часть.
   - Да, да. Ну, так вот. Многие важные крупные стройки страны в те времена,  особенно в отдалённых районах, в Сибири, например, нуждались в молодых, грамотных специалистах. Государство и правившая в стране партия коммунистов, молодым коммунистам, так ещё называли комсомол, поручала шефствовать над такими стройками. Объявляли их Ударными комсомольскими. ЦК комсомола, он был в Москве, направлял на эти стройки комсомольцев,  контролировал работу на этих стройках, помогал во всём.
    На реке Ангара строилась в ту пору Братская Гидроэлектростанция. Ну,  как у нас на Волге. Только гидроэлектростанции на Ангаре и Енисее куда большей мощности. Реки в Сибири полноводные, широкие, а перепад местности очень резкий. Поэтому скорость течения и напор воды в них гораздо мощнее, больше в них и энергии.
    Строительство Братской ГЭС было объявлено Всесоюзной Ударной комсомольской стройкой. Ехали на её строительство тысячи парней и девчат со всего Союза. Стройка гремела. О ней слагали стихи и песни. Дела на строительстве постоянно освещали центральные газеты, радио, телевидение.  Твоя «Комсомолка» не выходила тогда без материалов о стройке на Ангаре.
    К тому времени на Братской ГЭС уже было  пущено в эксплуатацию две турбины. Монтировалась и готовилась к пуску третья. Но вот незадача – некуда было в том регионе девать электроэнергию. Заводы города Братска ещё только строились. Строились крупные заводы в Ангарске и Иркутске. После ввода всех их в эксплуатацию применение всей мощи Братской нашлось. Позже была  построена ещё и Ангарская ГЭС, только сейчас заканчивается строительство Усть-илимской. И все эти электростанции сегодня загружены на полную мощь. А тогда ситуация была иная.
    Мощный энергетический комплекс Иркутской области запланировали соединить с быстро развивающимся Красноярским краем, потом с Западной Сибирью и дальше с Европейской частью Союза. Так сейчас и есть. По географии  про те экономические районы вы, наверняка, учили.
    - Что-то такое было. Не помню уже, - протянула Леночка.
    -Ну, да ладно. От Братска, где строилась ГЭС, до Красноярска, испытывавшего в то время острую нехватку электроэнергии, уже была построена высоковольтная электролиния на 500 киловольт. В её строительстве принимали участие и солдаты нашего управления войск. Об этой линии композитор Александра Пахмутова написала песню «ЛЭП пятьсот не простая линия…» Ты её слышала.
    - Да, слышала. По телеку какой-то концерт был.
     -Тогда эта песня гремела постоянно.
      Так вот. Нашему строившемуся комбинату тоже  нужно было не мало электроэнергии.  Потому «ЛЭП пятьсот» протянули через нашу стройку. А чтобы перекачать электроэнергию на такое большое расстояние, нужен промежуточный мощный трансформатор для поднятия напряжения, которое теряется в процессе перекачки электричества по проводам. Строительство этого трансформатора, естественно, запланировали в нашем закрытом городе.
    Комсомольцы – добровольцы, как называли строителей Братской ГЭС, ударными темпами вели монтаж третьей турбины и готовили её к вводу в эксплуатацию значительно раньше срока. А трансформатор в нашем городе построен ещё не был. Строить его только начинали. Он не был включен   в титульный список строящихся объектов того года. Титульный список, это такой список объектов, которые планировалось построить за год. По этому списку на строительство выделялись деньги, рабочая сила и строительные материалы. Раз огромное здание для трансформатора не было включено в титул того года, то наши и строили его ни шатко, ни валко. Возвели фундаменты, выполнили кое-какие не сложные работы и всё.  Вот тут-то и создалась ситуация. Строители Братской ГЭС спешат, стараются раньше срока ввести третью турбину в эксплуатацию, а запускать её без промежуточного трансформатора нельзя, некуда девать электроэнергию.
    Ну, раз стройка комсомольская, да ещё Ударная и Всесоюзная, братчане звонят в ЦК комсомола, просят ускорить строительство трансформаторной подстанции. Оттуда звонят в Красноярский Крайком комсомола. Из Крайкома звонок поступил в наш Горком комсомола. Секретарь Горкома этот вот Геннадий Шишенков, - Нилыч при этих словах ткнул пальцем в грамоту, - обращается с просьбой к строителям. Тут надо заметить, что главным инженером стройки был отец Геннадия, но и родственные связи не помогли. В просьбе активизировать строительство подстанции ему решительно отказали. У нас у строителей готовились к сдаче свои очень важные для обороны страны объекты. Плюс к этому, на стройке был острый недостаток цемента. Для комплектации здания подстанции нужны были стеновые панели, плиты перекрытия на кровлю и 24 огромные колонны, к которым должны были крепиться стеновые панели и крыша здания. А по консолям колонн, таким выступам, должен был быть смонтирован мостовой кран большой грузоподъёмности. Плиты перекрытия в запасе у строителей, как выяснилось, были, были и стеновые панели. Фермы на крышу и металлические балки под кран откуда-то поступили. В тот момент на стройке было и несколько свободных бригад монтажников, которые из готовых конструкций собирают здания. А вот колонны на подстанцию надо было делать. 
     Походил, походил Геннадий по коридорам управления строительства и приехал ко мне. Обрисовал ситуацию, попросил помочь.
     -И ты помог?
     -Помог… - протянул Нилыч. Ох, и досталось же мне тогда! Старик немного помолчал, и продолжил.


                Глава 2
                1
     На следующий день пошел я к начальнику комбината железобетонных изделий, где должны были делать злополучные колонны. Тот выслушал меня и ответил то же самое, что и Геннадию в управлении стройки.
     -Если я сниму хоть одного рабочего с изделий для пускового здания – меня повесят без суда и следствия. Да и  силосы для цемента на заводе ЖБИ пусты. На всю стойку в день приходит  один - два вагона цемента и всё. Объект вне титула, материалов для него нет и делать эти твои колонны мне никто не разрешит. Арматуры у меня на комбинате достаточно. Есть даже излишки. Арматурный цех сейчас не загружен, работает только в первую смену.  Каркасы мы тебе сварим хоть завтра. Не загружен и столярный цех.
    -Выбивайте через ваш Крайком цемент, давайте мне дополнительную рабочую силу и тогда я помогу выполнить данное тебе комсомольское поручение, - притворно мило улыбаясь, сказал  на прощание директор.
     Прежде чем звонить секретарю горкома комсомола и предлагать  попытаться достать цемент через Крайком комсомола, как посоветовал директор комбината, решил я зайти на бетонорастворный узел и узнать, сколько цемента требуется для приготовления бетона на эти колонны.
     Худющий, маленького росточка, почерневший от трудов начальник цеха с ходу выдал мне нужное количество тонн цемента.   
      -Можешь везти больше, у меня в ёмкостях пусто, ветер гуляет, - заключил добродушный трудяга.
      Я поблагодарил Семёныча за помощь и направился к выходу из его  с ободранными стенами и ветхой мебелью кабинета. Уже у самого порога хозяин кабинета меня окликнул. Я остановился, вернулся к столу. Семёныч прошел мимо меня к двери, открыл её, выглянул в коридор, потом закрыл дверь на ключ и подошел ко мне. Такое его поведение меня насторожило. А Семёныч молча   стоял и смотрел на меня. Его тёмные, блестящие глаза с минуту сверлили меня насквозь.  Потом он прошел за свой стол, сел на скрипнувший стул. Посидел неподвижно, глядя прямо перед собой,  коротко глянул на меня и засуетился: убрал в ящик стола какую-то папку с бумагами, порылся в поисках чего-то в ящике стола, передвинул на край стола телефон. Я всё это время внимательно наблюдал за его необычным поведением. Семёныч чувствовал на себе мой вопросительный взгляд, тянуть дальше и не рассказывать того, о чём хотел и не решался, стало неловко. Наконец он не сильно хлопнул о стол маленькой  с корявыми пальчиками ладошкой и решительно, но тихо сказал:
    -Ладно. Раз уж решил, слушай. Я знаю, где есть цемент. Там его много, он, можно сказать, ничейный, но взять его оттуда очень трудно. Если тебе так срочно надо, да ещё и для такого важного дела, попробуй. Но скажу я тебе, где он при условии, если никому, никогда не скажешь, где взял и кто подсказал.
     -Даю слово,  - ответил я.
     -Тогда слушай, - сказал Семёныч и начал свой рассказ.

                2
     Ты знаешь, что наш комбинат ещё строится. Основные цеха и открытый полигон начали работу  в прошлом году. А мой цех заработал только два месяца назад. До того мы работали на временной площадке возле СМУ – 2. Товарный бетон на стройку и для цехов комбината возили оттуда. Это далеко, неудобно и дорого. Как только закончили монтаж оборудования на этом заводе, мне  приказали срочно перебираться. Тут надо было прокрутить и отладить  оборудование и начинать работать, а у нас, как всегда, куча недоделок и неполадок. Все мои мастера, специалисты и рабочие работали  несколько  суток безвылазно. А сколько оставалось оборудования на том заводе? И всё ж числилось на мне.  Надо  тут начинать на полную мощь работать, а там вести демонтаж. Людей дополнительно мне никто не дал. Что успел снять то и привёз, остальное - списали.
     -И цемент? – вырвалось у меня?
    -И цемент.    На той площадке наш бетонорастворный узел строился как времянка. Ёмкостей для цемента, какие положено, не было. Из кирпича выложили метров шесть  в высоту несколько колодцев. Их перекрыли металлическими балками, по балкам разместили бетоно и растворомешалки. Потом наспех подвели воду, соорудили наклонные галереи для подающих песок и щебёнку транспортёров.
    -А где же хранили и как подавали цемент? – спросил я.
    -Во! Вот тут собака и зарыта! Где-где? Да в колодцах под мешалками. Шнековыми транспортёрами подавали его наверх в небольшие накопительные бункеры, а оттуда по трубе самотёком в мешалки. Понял, какая там была технология? А ты мне, как только встретимся, почему худой, да когда поправишься? Поработал бы там со мной. Знал бы, куда моё здоровье девалось.
    Говорил я директору комбината про цемент, что там остался, - продолжил Семёныч, - просил людей, чтобы как-то выгрузить да перевезти сюда. Но людей не дали, а если бы и дали, то как мне было тот цемент  оттуда вытаскивать, если энергию в первый же день отключили?  Может вёдрами, или мешками? А там его не один десяток тонн! Не только на двадцать четыре, на восемьдесят твоих колонн хватит. Так что смотри. Сможешь взять, бери, привози. Дадим тебе бетон. Народ у тебя есть. Автобат тоже у тебя, перевезти цемент проблем не будет. Думай.
    -А что я скажу, когда спросят, откуда взял цемент, если про старый завод не говорить?
    -А кто будет спрашивать? Кому это надо? Если сам не разболтаешь, то знать никто и не будет. Бетон и раствор в объёме плановых поставок  мы стройке даём. Шума из-за бетона никакого не будет. А сделаешь колонны, их начальник комбината запишет в свой месячный план. А про тот  цемент он лично знает. Если что, так ему первому шею и намылят за то, что бросили и списали столько цемента.  В управлении стройки твои колонны, их монтаж и даже пуск подстанции никто и не заметит. Им не до того. У них в первую очередь другие объекты. Сам знаешь, какие. За те объекты, если не сдадут к сроку, с них головушки поснимают. А твой трансформатор для них дело второстепенное. Соберут здание – хорошо, первыми благодарности и премии получат, а не соберут - никто им  и худого слова не скажет.

   
                3
     Цемент нашелся. Но кем и как делать колонны? Когда? И потопал я с этим вопросом к командиру полка. Тот тоже меня выслушал и говорит:
    -Какие колонны? Где ты возьмёшь солдат? От нас командиров частей и начальника управления  каждый день начальник стройки требует и требует людей на пусковые объекты. Каждый солдат на счету. Да меня, если узнают, что я разрешил тебе поставить людей на колонны для какого-то трансформатора нужного  вашей  комсомольской стройке, завтра же уравняют с тобой в звании и выпрут из армии. Понял?
    -Понял, - ответил я уже «заводившемуся» полковнику    и быстренько покинул кабинет.
    Моим заместителем был секретарь комсомольской организации первой роты Виктор Рогатенюк.
   -Тоже лейтенантик? – прервала деда  Леночка.
   -Нет. Рядовой солдат. Комсорг же роты. Какой офицер? Работал он на ЖБИ, как и все солдаты. А в комитете комсомола работал на общественных началах. Кстати, по окончании его службы наш комитет комсомола дал ему направление для поступления в высшую школу милиции. После учёбы долго служил там же, в нашем городке, а потом переехал на Украину и служил до пенсии. Дослужился Виктор Петрович до высоких постов и званий.  Так вот.
     Этот  Виктор, разумеется, был в курсе всех моих мытарств по поводу райкомовского поручения. А когда я вышел от командира полка и зашел к себе, он был в комитете. Я рассказал ему о разговоре с командиром полка. Рогатенюк был очень настырный и упёртый парень, как сейчас говорят. Выслушал он меня и сказал, что какие бы обстоятельства нам не мешали, но колонны мы должны сделать.
    На следующий день с работы Виктор пришел раньше роты. Ему это разрешалось. Зашел в штаб и долго томился в ожидании меня. Я был на каком-то совещании у начальника штаба.
    Когда я вышел с совещания, Виктор подлетел ко мне и потащил в комнату комитета комсомола.  Когда вошли в кабинет, начал тараторить, что у него есть идея кем сделать колонны. Я с трудом успокоил его и попросил по порядку рассказать об идее.
     -Я ещё не утомил тебя своим рассказом?
     - Не. Но давай побыстрее про своего Хулигана. Долго собираешься, - зевнув, протянула девочка.
     - Ладно. Постараюсь короче. Но ещё одно небольшое  отступление для ясности  и тогда уж про саму историю. 


                4
    В тот год оканчивали службу «ростовские жулики». Так именовали у нас солдат  из Ростовской области. Тот призыв был необычным. Дело в том, что решением партии и правительства в стране закрывались тюрьмы несовершеннолетних. А парней призывного возраста, отбывавших сроки за незначительные преступления, (молодёжь в те времена почти не совершала тяжкие и особо тяжкие преступления), из мест лишения свободы отправляли служить в Советскую армию. Первый секретарь ЦК КПСС Хрущёв говорил: «Пусть их перевоспитывает армия. Стране, строящей коммунизм, молодёжь перевоспитывать  в тюрьмах непристойно».
    Так из Ростовской области к нам на стройку и прибыло около восьми сотен этих призывников. В нашем полку их было более двухсот. Очень многие те ребята служили хорошо. Но не мало было и тех, кого надо было бы вернуть обратно за колючую проволоку. В нашем, до того отличном полку, с тех пор стали случаться такие нарушения дисциплины, о которых мы раньше и не слышали. Самое трудное для нас время наступило, когда эти ростовчане стали заканчивать службу. Мне кажется, с тех самых пор и повелось в армии, что солдат, оканчивающий службу, как бы имеет право, что ли, нарушать дисциплину. Их стали называть старослужащими, а они себя - дедушками. Отсюда и возникло слово «дедовщина». Эти солдаты на последних месяцах службы уклонялись от всех хозяйственных работ, перекладывая их на солдат младшего призыва, как правило, на первогодков. Они позволяли себе вольности в обращении с сержантами и даже с молодыми офицерами. Часто эти солдаты пьянствовали, а пьяные  совершали серьёзные нарушения и даже преступления. В общем, досталось нам от тех призывников по полной.
     Первой ротой нашего полка, работавшей на комбинате ЖБИ, командовал капитан Анатолий Иванович Жуков. Высокого роста, стройный, сажень в плечах фронтовик. На войне он был с первого и до последнего дня  разведчиком. Был он строг и требователен к солдатам, а заботился о каждом из них не хуже мамы, как говаривали его подчинённые. Естественно, все солдаты его любили и уважали, даже ростовчане.  Были и в роте Анатолия Ивановича серьёзные нарушители дисциплины, особенно эти ростовчане в последние месяцы  службы.
     Во многих цехах завода железобетонных изделий работа была организована потоком. В начале цеха собирался каркас изделия, далее оно поступало на пост заливки бетоном, потом на вибрирование и на пропарку. В  другом конце цеха непрерывно шла отгрузка на железнодорожные платформы уже готовых изделий. Нормально огромный цех мог работать, если чётко, без малейших задержек будет вестись работа на всех постах потока. Если на каком-нибудь посту,  хоть один солдат будет работать с прохладцей, не чётко, это будет лихорадить весь цех.
   К лету того года начальник цеха железобетонных изделий потребовал от Анатолия Ивановича семь недисциплинированных, плохо работавших и часто нарушавших дисциплину солдат из цеха убрать. Это были все ростовчане. Он их  убрал, а куда  девать?  Где таким разгильдяям найти работу? Кто их возьмёт? Анатолий Иванович и договорился с директором комбината сформировать из них бригаду. Давать им  на каждый день разовые задания и строго контролировать выполнение.  Так и сделали. Они работали там же на ЖБИ. Долбили наслоения из пролившегося на пол бетона под мешалками растворных узлов, увозили на специальную площадку бракованные или сломанные изделия, мели территорию, выполняли различные погрузочные работы и так далее. За ними был установлен строгий контроль,  и они хоть и не в поте лица, но помаленьку  трудились. Правда, задания на день часто не выполняли, бегали с производства в самоволки, пьянствовали. Помню, не задолго до событий, о которых мы сейчас говорим, они всей бригадой напились и между собой подрались. Трое или четверо вместе с командиром отделения отсидели на гауптвахте.   
   Вот Виктору и пришла в голову идея использовать эту никому, по большому счёту, не нужную бригаду. Когда он высказал мне эту свою идею, я чуть не потерял дар речи, а мои, тогда густые, волосы приподняли фуражку. Видя мою реакцию на сказанное, Рогатенюк  повышенным тоном,  давая понять, что я его должен выслушать до конца, выпалил мне:
    -Что ж вы думаете, товарищ лейтенант, эти ребята не люди? Или мы с вами, наш командир роты, не можем с ними, как следует, поговорить? Разве они уже не солдаты и им, в конце – концов, нельзя приказать? Надо с ними поговорить! Другого пути у нас с вами нет! Вот и всё! Лучше давайте подумаем, как с ними  разговаривать, как их заставить сделать колонны.
    Высказавшись, чтобы  не слушать мои возражения, Виктор встал и, не спрашивая разрешения, ушел.
    Долго в тот вечер думал я о его предложении, а на следующее утро, когда ехал на службу в полковом автобусе, понял и сам, что другого пути у нас  нет. Согласятся эти отпетые хулиганы сделать колонны, значит сделаем. А нет, то тут уж ничего не поделаешь. А помочь Всесоюзной Ударной комсомольской  хотелось. Это ж для Братской ГЭС! Пуска третьего блока ждали ж все комсомольцы страны.  «О нас  никто и знать-то не будет, но всё равно помочь надо», - размышлял я. 
   
                Глава 3
                1
     После утренних штабных мероприятий я и потопал на комбинат. В кабинете начальника  цеха ЖБИ нашел Анатолия Ивановича. Дождался, пока они с начальником цеха обсудят свои производственные дела, и начал с ним разговор. Я видел, как несколько раз менялось выражение лица бывалого вояки по ходу моего рассказа. Когда я говорил  о Братской ГЭС и готовящемся  досрочном пуске третьей турбины, лицо отражало живой интерес. А когда дошел до данного нам поручения и проблем, с ним связанных, лицо офицера стало серым и грустным. Его умные глаза сузились и часто-часто замигали, сжались в напряжении губы. Анатолий Иванович уже понял, зачем я к нему пришёл. Он негромко  кашлянул в кулак и прервал мой рассказ на самых подступах к идеям начальника растворного узла и Виктора Рогатенюка:
    -Придумали какую-то авантюру, решили втянуть в неё и меня? – произнёс он и просверлил меня насквозь своими умными светлыми глазками.
    Под этим взглядом я только и смог, что мотнул головой, подтверждая его догадку. Анатолий Иванович отвернулся от меня и с иронией произнёс:
    -Тогда  давай и мне ваше комсомольское поручение.
      Я докончил свой рассказ. Жуков поднялся во весь свой не малый  рост, одёрнул, потом растянул большущими  ручищами по ремню назад гимнастёрку, выпячивая в это время грудь, закинул по привычке руки за спину и, устремившись на выход, буркнул мне: «Пошли».
     Сразу у ворот цеха стоял самосвал и три солдата лопатами грузили в него кучу мусора.
    -Где остальные? – сходу пробасил Анатолий Иванович, обращаясь к работавшим солдатам.
    -Вона отдыхают, - указал ротному с досиня исколотыми руками солдат.
    -Мы покидаем, потом они,  - добавил второй.
    -Зовите всех сюда, - приказал Анатолий Иванович.
     Когда вся семёрка подошла к нам, ротный сказал:
    -Значит так, товарищи солдаты, сейчас быстро догрузите самосвал, а потом товарищ лейтенант доложит вам об очень важном задании. Я прошу вас, постарайтесь его выполнить. Дело очень нужное. Я в долгу не останусь. Поняли?
    -Поняли, - недружным хором ответили солдаты.
      Анатолий Иванович долгим взглядом обвёл вразнобой стоявших солдат, пожал мне руку и, со словами: «Желаю успеха», - удалился.    
      Вся семёрка взяла лопаты и приступила к работе, а я отошел к штабелям готовых изделий, сел на плиты и стал  ожидать окончания погрузки. Самосвал ребята догрузили быстро, пришли ко мне и, рассаживаясь вокруг, стали закуривать, давая мне понять, что готовы слушать.
   Тут я и поведал им о задании всё с начала и до конца.
    Когда я закончил свой рассказ, солдаты некоторое время, переглядываясь меж собой, молчали. Потом старший из них Калиниченко, а по кличке – Хулиган, сказал мне, что они моё предложение обсудят, хорошенько подумают и вечером дадут ответ.

                2
    Вечером того дня, когда я уже вышел из штаба и устремился к отъезжавшему в город полковому автобусу, ко мне подошел Калиниченко. Я позвал его в комитет комсомола, и там  поговорили.
    Начал солдат с того, что залить двадцать четыре колонны для них дело пустяковое. Если разрешит и не будет препятствовать начальство  комбината и полка, колонны будут готовы дней через двадцать не больше. Я в это не поверил, но промолчал. А солдат продолжил:
    -Надо будет отпускать нас на работу  в ночную смену, на что вряд ли пойдёт командир полка, выделить  хотя бы одну пропарочную камеру на открытом полигоне. Нужно  чтобы там же работал, когда надо, козловой кран, и чтобы по требованию, регулярно, как в цеха,  давали бетон и арматуру. Мастер полигона должен  разрешать самим прихватывать электросваркой арматурные каркасы, а то сварщики будут здорово тормозить работу. Ну и последнее, надо один или два самосвала для перевозки на завод цемента.
     Понял я, что решить все вопросы будет нелегко, учитывая с кем имею дело. Но Хулигану пообещал все эти вопросы решить. Сказал, что на полигоне днём и в ночь буду с ними сам. Завтра с утра возьму машину, и съездим с ним на старый завод, посмотрим, как можно загружать цемент, сколько надо будет машин и какого инструмента.
    После нашего разговора Калиниченко ушел в роту, а я пошел в столовую, где дежурный по полку командир восьмой автомобильной роты Володя Голянкин кормил ужином полк. Насчёт автомобилей договорились без проблем.
     Утром следующего дня с рядовым Калиниченко мы и поехали на старый бетонный завод. Я всю дорогу думал не об организации работы, а о том, что попросят эти орлы, какие выставят мне условия за выполнение работы. Это было для меня самым трудным. Сам говорить на эту тему боялся и помалкивал в ожидании. В том, что что-то они попросят, и что эти их условия будут не простыми, я был уверен. Молчал пока и Хулиган.
     Самосвал, шикнув тормозами,  остановился. По уже наполовину разрушенной лестнице солдат взобрался в  помещение бывшего бетонорастворного  узла. Долго он возился там, открывая металлические люки колодцев, жег спички и бумагу, осматривая ёмкости с цементом. Потом спустился вниз, обошел все три строения, внимательно осмотрел их  снаружи и вернулся ко мне.
    -Набрать здесь нужное нам количество цемента пустяки. Давайте нам машины и хоть сегодня начнём возить цемент. Решите все остальные вопросы, и колонны мы сделаем. Мы все тоже заинтересованы делать их. Каждая колонна очень хорошо стоит. А нам перед дембелем деньги нужны. Сами понимаете. На мусоре, да на долбёжке под растворным узлом мы ничего не зарабатываем. А если ещё за эту работу с нас хоть поснимают взыскания и отпустят домой со всеми остальными ребятами, так это будет просто здорово. Ротный пообещал, а вы, поможете нам хоть чем-то?
    - А как же! - машинально вырвалось  у меня, - помогу.
   Солдат, коротко, как-то недоверчиво, глянул на меня и полез в кабину.
    В часть ехали молча. Я обдумывал, что делать дальше, а Калиниченко всю дорогу мило посапывая, спал.
   
                3
    Весь следующий день у меня ушел на согласования.  С командиром полка договорился о разрешении бригаде хулиганов работать в ночные смены.  Главным возражающим тут был начальник штаба полка. Только под моё обещание быть все    ночи с солдатами на полигоне вопрос был решен. Не так просто удалось          согласовать и все вопросы с директором комбината и начальником цеха ЖБИ, у   которого в подчинении был открытый полигон. По   ночам в тот месяц  на полигоне производили пару часов выгрузку из пропарочных камер  готовых изделий, да  отгрузку изделий на площадки.  Это делали с дежурной подменной крановщицей завода. Заставить её работать  на  полигоне дольше было  нельзя. Она  ночью подменяла крановщиц в разных цехах завода, с  новенькими  работала  в качестве инструктора. 
     -Допустить из-за вас  простой какого-то  цеха без крана я не могу, - сказал директор.
     А начальник цеха ЖБИ отказался разрешить работу бригады в ночную смену без мастера.
     -Не  дай бог что случится, а на полигоне не было ИТР, меня посадят. Решай с    директором комбината вопрос, чтобы он своим приказом заставил контролировать работы на полигоне дежурного инженера комбината, - предложил он.
     К директору комбината в течение того дня мне пришлось заходить разов пять. Ходил по           мастеру, по столярному цеху, по включению отпуска бетона на полигон в график комбината  и многим прочим  вопросам.  В тот      раз я ему изрядно надоел. При моём появлении он пытался немедленно  исчезнуть, или оказаться сильно занятым. Но, бегая по комбинату туда - сюда, я постоянно  встречался с Виктором Рогатенюком. Приходилось вводить и его в курс  всех дел, выслушивать его «ценные» советы и предложения. И  мне, должно быть, невольно стала передаваться          его    настырность. Поэтому в тот день просто так от  меня отмахнуться начальству не удалось.    
    К концу дня все основные вопросы на комбинате я решил. Усталый,  зашел на несколько минут в полк. Сообщил капитану Жукову, что завтра с утра бригада          Калиниченко начинает делать колонны, и заказал с утра два самосвала на    перевозку цемента.         После этого уехал домой.


                4
    Утром следующего дня Калиниченко и три солдата из его бригады на двух самосвалах собрались ехать  за цементом. Я не имел и малейшего представления о том, как и чем  из тех высоких колодцев доставать цемент. Когда заговорил об этом с Хулиганом и  об опасности работы в колодцах и над ними, тот усмехнулся и ответил мне, что он не дурак и в колодцы никто не полезет.  Не будем и вручную таскать оттуда цемент. Всё необходимое для погрузки мы вон уже приготовили. Я посмотрел, куда указал солдат, и увидел у ворот два лома,  кувалду и несколько коротких досок.
   -И как же ты этим инструментом будешь грузить? – с удивлением спросил я.
   -А мы и не будем грузить. Цементик у нас сам нагрузится, - с усмешкой ответил солдат.            
    Он с минуту помолчал и продолжил:
   -В кирпичных стенах колодцев пробьём дыры. Будем вставлять туда лоток из досок, подгонять задним бортом самосвал к лотку, а цемент сам  и потечёт в кузов. В одном колодце его под самый потолок. Один колодец почти пустой. А в третьем – чуть меньше половины. Самотёком нам цемента хватит с большим запасом. Мы только длинной жердью будем тормошить цемент через отверстие и всё. А тот цемент, что останется ниже уровня кузова самосвала, если он кому нужен, могут грузить любым способом, расширяя отверстие вниз.
   Тогда я в первый раз поразился сообразительности и выдумке Хулигана. Ему о том ничего не сказал, а только спросил, что будут делать остальные ребята из его бригады.
    -Они задание на целый день имеют. Вы с Рогатенюком наведывайтесь на полигон, чтобы им никто не  чинил препятствий и не мешал. А мы на первый рейс съездим вчетвером, а потом двое из нас пойдут в столярку и будут с  плотниками делать щиты опалубки на одну колонну и некоторые элементы на другие.
    Опять мне было непонятно почему делать опалубку только на одну колонну, но я промолчал.
    У ворот части, развернувшись, остановились два самосвала и солдаты, захватив инструмент, быстро сели в кабины и уехали. Я, пока не скрылись из виду самосвалы, стоял и вертел головой то на штаб, то на уезжавшие  машины. Командиру полка я пообещал быть всё время с этими солдатами, а сам  посадил их в машины и одних отправил черт знает куда. Увидел бы всё это начальник штаба…
     Когда я пришел на полигон ЖБИ, трое солдат из бригады Хулигана уже приступили к работе. Двое  тщательно очищали от мусора дно одной из пропарочных камер. Третий солдат со слесарем возились, ремонтируя кран на трубе подачи в камеру пара. Несколько раз в течение дня мы с Рогатенюком посещали полигон, растворный узел, куда самосвалы возили и возили цемент. Ходили в   арматурный цех, где варили нам каркасы сразу на двух постах и делали закладные детали.
    Все эти подготовительные работы заняли у нас два дня.     К вечеру второго дня пропарочная камера на полигоне была очищена, выбоины и трещины в полу солдаты замазали раствором,  пол  посыпали  чистым песком. Автопогрузчиком привезли арматурные каркасы, петли и закладные для восьми колонн. Вручную ребята принесли деревянные щиты из столярки, она располагалась рядом с полигоном. Я с Жуковым и его ротой в конце смены второго дня пошел в полк. С ребятами на полигоне мы оставили Виктора Рогатенюка. Я должен был оформить на бригаду работу в ночную смену и вывести их на ЖБИ из полка после ужина.               
     Когда после ужина мы пришли на полигон, ребята вручную затащили арматурные      каркасы в пропарочную камеру и, не собирая опалубку, стали собирать арматуру колонны воедино. Собрали и связали арматуру колонны, вставили и прихватили сваркой закладные, вставили на место монтажные петли и только после этого стали обставлять колонну деревянными щитами. Я опять был поражен  находчивости Хулигана. Технологию сборки колонны он оригинально упростил.  Немного повозиться пришлось с опалубкой для мощной консоли, а, в общем-то, колонну солдаты собрали за считанные минуты. Крепили проволокой щиты не друг к другу, а  прямо к арматуре, что проще, надёжнее и быстрее.
    Когда работы на колонне стали завершать, Калиниченко послал меня в диспетчерскую за дежурной крановщицей. Сам  поспешил на растворный узел за бетоном.
   Крановщицу Зою диспетчер дал мне без возражений. И пока полная,  смешно накрашенная Зоя открывала кран и готовилась к работе, первый самосвал уже выгрузил в большую бадью бетон. Одну за другой солдаты выгрузили и уложили в опалубку три машины бетона. Когда бетон провибрировали и мастерками заровняли верх колонны, камеру закрыли крышкой и включили пар.
   -А теперь сказал Калиниченко, - идём в полк спать. Придём сюда через шесть часов. Аккуратно, чтобы не повредить щиты, мы их применим несколько раз, разопалубим колонну. Рядом с ней на расстоянии ширины колонны соберём и зальём следующую и снова пойдём отдыхать. Через шесть часов первая колонна уже наберёт сто процентов прочности, и её можно было бы вынимать, но мы её оставим на месте. Между ней и второй, используя колонны как опалубку, мы смонтируем третью. За второй колонной опять поставим каркас уже из деревянной опалубки на четвёртую колонну. Зальём сразу две колонны и снова отдыхать шесть часов. 
   
                5
    По этой простейшей, придуманной Хулиганом технологии за двое суток парни заливали по шесть колонн. Мне  толком и не пришлось контролировать их по ночам. Контроль сам собою не потребовался. Всё начальство нашей работой мы так зарядили, что ни в полку, ни на комбинате ребятам никто, никаких препятствий не чинил.
   Когда нам оставалось изготовить шесть колонн, мы пригласили мастера ОТК принять изделия.  Кудлатый молоденький очкарик тщательно осмотрел поверхности всех колонн, но так и не обнаружил ни на одной из них ни перекосов, ни выпуклостей при формовке.
     - Какие прогибы или перекосы при такой опалубке? - подумалось тогда мне.
   Красной краской очкарик замаркировал изделия и убыл. Ребята продолжили заливать колонны, а мы с Виктором пошли в транспортный цех решать вопрос отгрузки колонн на строительную  площадку. Оттуда я ушел в полк.
     Только я вошел в свой кабинет, как за мной прибежал солдат с ЖБИ. Его послал Анатолий Иванович. Он срочно звал меня на полигон. Не представляя зачем, я, перепуганный, помчался на ЖБИ. Подходя к полигону, и увидев там толпу разного комбинатовского начальства, я ещё больше уверился в предположении о «ЧП».  Подходил  к директору комбината и Анатолию Ивановичу, еле переставляя ноги. Увидев меня, директор, улыбаясь, крикнул: «А вот и сам закопёрщик всего этого дела!»   Я воспрянул духом.
    Начальство окружило пропарочную камеру, в которой ребята собирали опалубку двух колонн по своей простой до оригинальности надёжной и в несколько раз менее трудозатратной технологии. Главный инженер комбината спустился к солдатам в камеру, ходил вокруг собираемых колонн, фиксировал карандашом на бумагу из папки схему и порядок сборки колонны. Стоя в камере, он  сказал директору:
  -Ну, что, Иван Петрович. Надо вызывать техотдел стройки, пусть смотрят, вносят в технологию изменения и дают нам официальное разрешение по ней работать. Этим способом мы всю стройку без труда завалим  сваями! А какой у нас план на четвёртый квартал на колонны на новое здание завода! Вот это дела! Никогда не ожидал от этих орлов такого! Никогда! Сейчас же распоряжусь оформить рацпредложение. Сейчас же!
   Ещё два дня бригада нашего Хулигана работала в постоянном окружении разного рода инженеров комбината и управления строительства, сметчиков и технологов.   Колонны мы сделали и отгрузили на строительство трансформаторной подстанции всего за четырнадцать суток.
    В одночасье ставших героями, ребят из бригады Хулигана командиры и начальники всех рангов поощрили. Директор комбината выписал им премию по сто рублей. Это, в те времена, были хорошие деньги. А Степану Калиниченко, Хулигану, выплатили премию ещё и за рацпредложение. До конца службы его бригада работала на полигоне бетонщиками. Хулиганом бригадира больше никто не называл, а демобилизовался он младшим сержантом.
    Мне командир полка тоже объявил благодарность, а горком комсомола наградил этой вот грамотой. Теперь поняла, какая это ценность?
   -Да, - ответила Леночка.
   - Я, к сожалению, не следил за специальной строительной литературой, - продолжил Нилыч, - не знаю с чего, почему повсеместно быстро изменилась технология заливки колонн, свай прямоугольных ригелей и прочих подобных железобетонных изделий. У нас на стройке всю технологию поменяли по рацпредложению той бригады это точно. Оформили на Калиниченко рацпредложение, а потом инженеры всё продумали, просчитали, разработали  по науке металлические формы, оснастку и прочее необходимое для работы по-новому. Но в основе осталась идея Хулигана. Я бывал на многих стройках нашего министерства и везде при изготовлении подобных изделий видел эту технологию. Даже сейчас, здесь у нас в городе делают сваи и колонны по технологии, отдалённо похожей на ту, хулигановскую. Вот так-то. Вот тебе и Хулиган!
   -Здорово! Все бы хулиганы были такими, сказала Леночка.
    Она зевнула и закрыла глаза.     Нилыч  перевязал шпагатом свою стопку бумаг, пожелал внучке спокойной ночи и удалился.
               

                Часть 2
                Глава 1
                1
     Только через три дня Анатолий Нилович с внучкой выбрали время поговорить  ещё раз. Лена сама, было, начала просматривать стопку старых бумаг, чтобы найти что-нибудь интересное, но дед, облачившийся в домашний халат, перебиравший пультом каналы телевизора, сказал:
    - А ты знаешь, подвиги Хулигана  изготовлением колонн не закончились.
    - Расскажи, -  потребовала внучка и отложила  бумаги.
    - В том городе оборонные предприятия расположены достаточно далеко от жилых кварталов, – не спешно начал Нилыч, выключив телевизор. Он сделал не большую паузу, дожидаясь пока усядется рядом внучка, и продолжил:
   - Поэтому режим охраны самого города в то время был не очень строгим. На въезде располагался контрольно-пропускной пункт. Дорогу в город преграждал шлагбаум, и загородка из колючей проволоки метров на триста в обе стороны. Службу на КПП несла военизированная охрана из вооруженных гражданских  мужчин и женщин. Пропуском для жителей города служила прописка в паспорте. На всех иногородних оформлялись пропуска.     Если кому  надо было попасть в город, а городской прописки в паспорте и пропуска не имелось, то можно было обойти лесом КПП и всё. Многие  этим путём пользовались. 
    Минуя КПП, хаживали и солдаты наших частей в самовольные отлучки в станционный посёлок, располагавшийся километрах в тридцати - сорока от нас. Идти пешком в посёлок далеко. На автобусе ехать опасно – можно нарваться на офицеров или патрулей. Ездили солдаты в станционный посёлок товарными поездами.
  Для стройки, для строившегося завода и самого  города  по железной дороге ежедневно шло много различных грузов. Каждый день  для ТЭЦ и различных котельных везли эшелон бурого угля.   На сортировочной железнодорожной  станции  нашего города садились  воины на товарные поезда и ехали до тупиков на Транссибе, что в станционном посёлке. Там формировались  все товарняки в наш город. Тем же путём  солдаты  возвращались обратно. Сойти с поезда в нашем городе можно было как на сортировочной станции, так и на затяжном подъёме, где поезда шли с очень маленькой скоростью. Кроме того, за предприятиями строительной индустрии, а они располагались  не далеко от нашей части, были ответвления от основной дороги. На стрелках поезда тоже снижали скорость, а иногда и вовсе останавливались  для того, чтобы отцепить вагоны, предназначенные для котельной, для ДОКа, комбината ЖБИ и прочих предприятий. Солдаты нашего полка чаще всего садились и  сходили с поездов в том месте.
    По другую сторону от нашей части располагался посёлок барачного типа. Его строили для проживания первых строителей города. В одном из бараков  посёлка жила  медсестра нашего госпиталя.  Помнится, звали её Валентина Ивановна. В городе Красноярске жила её дочь. Девушка часто  по пропуску навещала свою маму. Однажды Валентина Ивановна  заболела. Наташа решила в выходной поехать    навестить маму. Телеграмму о приезде дочери Валентина Ивановна получила, но сама заняться оформлением пропуска не смогла и попросила это сделать сотрудницу по работе. К приезду Наташи пропуск по какой-то причине  оформлен не был. Девушка об этом не знала и ехала уверенная, что  разрешение на въезд, как всегда, есть. Валентина Ивановна узнала, что пропуск на дочь не оформлен только в субботу вечером. Получалось, что если приезжавшая утром в воскресенье Наташа появится  на КПП, то ей придётся возвращаться обратно. Ведь на глазах у охраны  в обход заграждения не пойдёшь. Дочь уже в дороге, предупредить её об отсутствии пропуска  невозможно, сотовых же тогда не было. Что делать? Как быть? И обратилась Валентина Ивановна с просьбой к одному жильцу ихнего барака – поехать на железнодорожный вокзал, встретить приезжавшую электричкой дочь и провести её в город в обход КПП. Лет сорока мужчина  несколько раз отбывал сроки заключения, часто выпивал. Валентина Ивановна об этом прекрасно знала, но больше бедной женщине попросить было уже некого.

               

                2.
      В то воскресенье я выезжал с нашей волейбольной командой на какие-то соревнования. В часть мы вернулись поздно вечером. Я сводил ребят в столовую, накормил ужином и собрался идти на остановку автобуса. У КПП меня окликнул Виктор Рогатенюк. Солдат был в очень подавленном состоянии. Когда он подошел ко мне и поздоровался,  не поднимая глаз, словно совершил что-то дурное, сказал: «Калиниченко в комендатуре. Задержан в  посёлке. Шел с какой-то девицей. Был трезвый». Мы с минуту помолчали. Потом я сказал, что раз уж нарушил, то пусть отвечает.  Как мог, я постарался успокоить Виктора, попрощался и ушел.
     В понедельник утром  я пришел на остановку нашего полкового автобуса. Находившийся уже там начальник штаба части, велел мне в часть не ехать, а топать в комендатуру и принять участие в разборе какого-то происшествия с Калиниченко.
    - Разберётесь, и приезжай в часть. Хулигана из комендатуры  не забирай. Я выпишу записку об аресте, пусть маленько посидит. Перехвалили вы этого проходимца, - ехидно улыбаясь, сказал подполковник. 
      В кабинете коменданта гарнизона за столиком, приставленным к рабочему столу хозяина кабинета, сидел молоденький капитан милиции, напротив него, опустив голову, - Калиниченко. У стены сидел помощник прокурора города. Я поздоровался и доложил, что послан командованием части для участия в разбирательстве. Милицейский капитан очень вежливо мне ответил, что помощь ему пока не нужна, если  потребуется - он меня позовёт, и попросил покинуть кабинет.
   Я прошел к дежурному по гарнизону и стал пытать его, что совершил наш солдат. Чубатый майор с крупным шрамом на лбу заявил мне, что о случившемся с нашим солдатом он ничего не знает. Вечером в комендатуру приходила какая-то  симпатичная девушка с синяком и поцарапанным лицом. Она попросила встречи с кем-нибудь из начальников. Ей нужно было что-то очень важное объяснить по поводу одного солдата.  Ему она ничего говорить не стала. Было воскресение, коменданта на службе не было, и майор направил девушку к оперативному дежурному управления.  Утром приехал  следователь милиции и помощник прокурора. Оперативный дежурный позвонил и приказал  представить им солдата, задержанного патрульным нарядом в барачном посёлке.
    Приехал комендант гарнизона. Дежурный отдал ему рапорт и стал докладывать о всех происшествиях в гарнизоне. О том, что следователь милиции беседует  с задержанным солдатом Калиниченко, подполковник слушать не стал. Сказал, что он о нём всё знает. В свой кабинет комендант не пошел.
   Я решил, что Калиниченко совершил что-то очень серьёзное, оставил в покое дежурного по гарнизону и принялся просматривать принесенные почтальоном свежие газеты.

                3.
       Разбирательство в кабинете коменданта затягивалось. После девяти часов в комендатуре появился начальник политотдела управления. Следом за ним, боязливо озираясь по сторонам, осторожно ступая, вошла лет двадцати пяти, с опухшим носиком, кроваво синим левым глазом и расцарапанным подбородком девушка. Было видно, что она пыталась кремами и пудрой  скрыть повреждения красивого личика, но они всё равно были хорошо заметны. Особенно глаз.   Увидев меня, полковник сходу выпалил:   
   - «Лейтенант, это  тот самый солдат, который сделал колонны? »
    Запинаясь, я ответил:
    - Там у следователя тот самый Калиниченко…
    - Герой он всегда герой, сказал полковник, резко открыл дверь кабинета коменданта, пропустил туда девушку, вошел сам и плотно прикрыл дверь.
     Газеты больше меня интересовать перестали. Я размышлял о том, что же мог такое совершить мой Хулиган? Пойман он в самоволке. Был с девицей. Наверняка это та самая. Она избита, а Хулиган - герой.
     Минут через тридцать в комнату дежурного вошел сержант милиции и попросил доложить следователю, что наряд прибыл. Майор пошел  в кабинет докладывать и оттуда тут же вышли следователь, девушка и помощник прокурора. Все они сели в милицейскую машину и уехали. Начальник политотдела и Калиниченко  оставались в кабинете. Вскоре вышел полковник. Со свекольно-красным лицом,  перепуганный и вспотевший, словно из парилки, за ним вышел Калиниченко. Полковник подозвал меня и приказал везти солдата в часть.  Я стал ему говорить о том, что начальник штаба приказал  из комендатуры Калиниченко не забирать. Полковник меня резко оборвал и сказал, что Калиниченко совершил благородный поступок. Его не в камере надо держать, а представлять к награде.   
- Вот погоди, закончится следствие, и мы  примем решение, как его наградить, – с
достоинством сказал он.
    После этого полковник пожал Калиниченко руку, глянул на часы и торопливо вышел.
Я обрадовался, что наш Хулиган ничего плохого не сделал,  и  довольный отправился с ним в часть.
    По пути на остановку и в автобусе мы ни о чём не говорили. Но я видел, что солдат  задумчив и чем-то озабочен. Мне не терпелось побыстрее узнать, что случилось с нашим Хулиганом, но, видя его состояние,  решил не беспокоить его своими расспросами.    Когда мы у части вышли из автобуса, Калиниченко обратился ко мне:
-Товарищ лейтенант, давайте пока в часть не пойдём.  Надо поговорить.
      К самому шоссе возле остановки подступал молодой березняк. Туда мы и направились. Как только  оказались в окружении белоствольных ровных и высоких красавиц, Калиниченко сказал:
    - Товарищ лейтенант, посоветуйте, как мне быть? Мы с Наташей, той девушкой, немного соврали следователю. Неправду я сказал и товарищу полковнику.
    - Но я же не знаю, что у вас  с Наташей случилось и что соврали. Если нужен мой совет – рассказывай.
    - Ладно. Вам расскажу всё, как было.


                Глава 2               
                1   
        В отделении Хулигана служил солдат Володя Пилипенко. Это был очень хороший парень.
   - Хороший, а из цеха выгнали, – удивилась Леночка.   
   - Из цеха ЖБИ его, как оказалось, выгнали   и включили в  отделение Хулигана случайно, можно сказать – по ошибке. Он был детдомовец, призвался  из Ростовской области.  В одну из  суббот он раньше положенного времени ушел с работы. В тот день часа на три раньше по какой-то причине ушла с работы крановщица. Солдаты не догрузили полувагон, не сделали какие-то срочно требовавшиеся изделия. В цех  пришел дежурный инженер комбината. Он увидел, что цех, практически, не работает. Многие  рабочие из цеха уже ушли. По этому поводу он написал рапорт начальству. О простое цеха ЖБИ инженер сразу позвонил в полк. Заместитель ротного на съёме  всех солдат  проверил по списку и установил отсутствие Володьки.  Когда рота  пришла в полк, за Володей сбегали, все ж  знали, где он. Через несколько минут он был в полку. За отсутствие на съёме с производства в роте его не наказали,  но начальник цеха потребовал из цеха Пилипенко убрать. Сменный мастер за тот простой  был переведен на другую работу, и заступиться за хорошего работника было некому. Так Пилипенко и попал в бригаду нарушителей подметальщиков.  И в этой бригаде Володя работал хорошо, не нарушал дисциплину. В пьянке, о которой я тебе рассказывал, он участия не принимал, а когда между солдатами завязалась драка, он всех только разнимал.
    До армии  Володя дружил с очень красивой и хорошей девушкой Любой. Она носила  длинную, цвета спелой ржи косу. Лицо девушки было усыпано симпатичными, какими-то весёлыми веснушками. Люба тоже воспитывалась в том же детдоме, что и Володька. После детдома ребята поступили в ФЗУ, окончили его и по направлению поехали работать на шахту. Жили в общежитии. Уже решили пожениться, но Володьку призвали в армию. А к Любе стал приставать какой-то парень. Постоянно преследовал её, а когда напивался – буянил, устраивал скандалы.   Люба  доработала на шахте год, и  ей можно было увольняться. Она и решила  поехать поближе к  Володьке. Устроилась Люба работать на угольный Разрез, что рядом со станционным посёлком. Теперь они с Володей виделись раза два в месяц, а иногда и чаще.  Володька получал увольнение,  шел на КПП, туда приезжала Люба. Они обходили проволоку и гуляли в лесу. На КПП их все знали и не препятствовали им там встречаться. Все ж видели, что ребята хорошие, ничего плохого не делают. В  непогоду осенью, в весеннюю распутицу, а особенно в  зимнюю стужу в лесу не погуляешь. В это время  Люба приезжала угольными товарняками в наш город.
    - Она тоже прыгала на ходу поезда? – спросила Лена.
    -  Думаю, что нет. Она же работала на угольном разрезе, откуда грузовые поезда возили на нашу ТЭЦ и котельные города уголь. Все машинисты тепловозов Любу  знали, и она запросто могла ездить  у них в кабине, а выходить на сортировке. Володька встречал её,  и они гуляли по городу.
    На Разрезе Люба хорошо зарабатывала, но там не было жилья. Да и в Ростовской области в то время, кроме общаги угол было не получить. И где же им детдомовцам жить?  Вот и решили Люба с Володькой после его увольнения остаться жить  в нашем городе.  На наших стройках жильём рабочих обеспечивали не плохо. Я в то время был ещё холостяком, но получил комнату. А как только с твоей бабушкой поженились – сразу получил двухкомнатную квартиру.   
     Солдат нарушителей дисциплины после армии  жить в нашем городе командование не оставляло.     После работы на колоннах отношение к бригаде Хулигана у командира полка немножко изменилось, но всё равно существовала  опасность, что Володьку могли не оставить после армии работать в  нашем городе. И ребята решили до Володькиного увольнения оформить брак, а  Любе  устроиться на работу в наш город.  Она написала заявление, заполнила анкету и ждала вызова. Вызов мог прийти недели через две.  Володьку после сентября могли в любое время уволить. Его могли отправить в Ростовскую область – откуда призывался. Пришлось бы там вставать на воинский учёт, получать паспорт, и только после этого можно было бы ехать к Любе. А если бы она уже проживала  в нашем городе, то пришлось бы и оформлять разрешение на въезд. Сколько канители? Ясно, что с оформлением брака им нужно было спешить.
    Люба договорилась в разрезовском Сельсовете, что в субботу, накануне задержания Калиниченко патрулями, они подадут заявление о вступлении в брак.
    В субботу Володя договорился со старшиной, он его часто отпускал к Любе, и часов в десять уехал на Разрез. Там он должен был быть в двенадцать, а часов в пять вечера - уже в роте. Но Володька в субботу в часть не вернулся. Старшина стал волноваться – он же солдата отпустил.  Утром следующего дня он  сказал Калиниченко, что если к обеду Володьки в роте не будет, то он вынужден будет докладывать о самоволке.
      
                2
     Ещё до завтрака Калиниченко  и двинул в посёлок, где жила Люба.    Володька до приезда Калиниченко уже уехал в часть. Люба ему рассказала, что когда они пришли с Володькой в Сельсовет писать заявление, председатель стал с ними беседовать.  Он предложил и  Володьке после  увольнения из армии работать у них в Разрезе. Стал рассказывать о перспективах развития добывающего предприятия и посёлка, о возможности получить очень хорошую специальность, о высоких заработках. Сказал, что когда начнут строить новый посёлок, то они обязательно получат и квартиру. Но это всё было в будущем и Люба с Володькой ничего определённого обещать председателю не стали.
    Ребята написали заявление,   председатель назначил число, когда они будут расписываться.   Люба попросила председателя написать бумагу для командования, чтобы Володю отпустили в тот день в увольнение.  Увольнение солдат за пределы города оформлялось только по отпускному билету. А это не просто. Председатель Сельсовета предложил  написать бумагу с ходатайством о том, чтобы Володьку к тому числу демобилизовали.  Начал он уже и бумагу писать, но Володя вдруг вспомнил, что он же в самовольной отлучке. Если он принесёт командованию бумагу, а в ней написано будет, что он написал заявление на вступление в брак, то о самоволке узнают. И кто его после этого отпустит на роспись, а тем более демобилизует раньше срока? Об этом он, погрустневший, и сказал председателю Сельсовета. Председатель нервно скомкал недописанное своё ходатайство, с силой швырнул бумагу в урну, посмотрел на бедных влюблённых и сказал:
    - Тогда самое лучшее для вас - расписаться прямо сейчас. Я готов пойти на нарушение. Пусть наказывают и меня. А тебе солдат после этого будет уже всё равно, накажут тебя за самоволку или нет, но  из армии рано или поздно уволят. По закону обязаны направить тебя к месту проживания жены. Что вам ещё  надо? 
     Обрадованные таким решением председателя Сельсовета, ребята разом выпалили: «Спасибо!»
     После того, как председатель  выдал ребятам свидетельство о браке, Люба сбегала в буфет разрезовской столовки, купила бутылку шампанского и прямо в кабинете председателя Сельсовета её открыли.
    Счастливые молодожены пошли в Любино общежитие, и Володька  остался там до утра.
      После рассказа Любы Калиниченко тут же поехал обратно в часть.     Люба хотела отправить его угольным составом, но тот отправлялся только после обеда.  Калиниченко на станции сел на обычный товарняк. Ехал он на рабочей площадке вагона. Решил сойти с поезда на стрелках напротив ЖБИ.

     Сосед Валентины Ивановны Наташу встретил. Когда пришли на автовокзал и стали ждать автобус, мужчина попросил Наташу купить ему бутылку водки. Сказал, что её мама обещала. Наташа  стала отговаривать его от оплаты услуги в станционном посёлке. Обещала рассчитаться, как только приедут в город, но мужчина настаивал. Он сослался на сильную головную боль, обещал выпить немножко для опохмелки, а остальное допить дома за обедом. Девушка и купила ему водку. Мужчина сразу выпил полбутылки. Ехал в автобусе уже под хмельком. Когда вышли из автобуса и пошли лесом, он стал снова прикладываться к бутылке. Предлагал выпить с ним за компанию и Наташе. Она, естественно, пить водку категорически отказалась. Мужчина допил бутылку сам,  стал вести себя развязано и приставать к Наташе. Девушка с трудом от него  вырвалась и стала  убегать.
   
    Хулиган уже готовился прыгать с подножки товарняка, как увидел выбежавшую из леса девушку и гнавшегося за нею мужчину. Среднего роста,  коренастый крепыш  догнал девушку, повалил на землю и сильно ударил по лицу. Было видно, что после удара девушка  перестала сопротивляться. Мужчина стал лихорадочно рвать на ней одежду и готовился её насиловать. Калиниченко, не дождавшись замедления скорости поезда, сиганул с подножки, немного покувыркался на земле и побежал на помощь девушке. Мужчина увидел бегущего к ним солдата, встал, наспех застегнулся, выхватил из кармана нож и потребовал от подбежавшего солдата, чтобы тот уходил, не мешал ему. Полуобнаженная девушка  с окровавленным лицом, лежала неподвижно. Калиниченко выбил у мужчины нож и несколько раз сильно его ударил. Мужчина упал на землю, потом приподнялся, рукавом вытер кровь с разбитой губы, быстро поднялся и бросился убегать. Калиниченко подошел к девушке. Она открыла глаза, увидела солдата и отвернулась, прикрывая клочьями платья свою наготу.
    Её платье и нижнее бельё  было изорвано. Идти в таком виде в посёлок девушка не могла.  Калиниченко повёл её на промышленную котельную, которая располагалась рядом с комбинатом ЖБИ. Там работавшие на смене солдаты дали  спортивную куртку и брюки трико. Девушка переоделась и Калиниченко повёл её в посёлок к матери. У самого барака, где жила Валентина Ивановна, его и задержали патрули.
    - От патрулей я бы запросто убежал. Но когда мы подходили к бараку, где живёт мама Наташи, она остановилась – боялась идти. Я её уговаривал идти быстрее, мне ж некогда. В общем, я не заметил, как они подошли, - с сожалением закончил свой рассказ Калиниченко и посмотрел на меня долгим вопрошающим взглядом.
    - И что же ты  соврал следователю? - спросил я.
    - А то, как я там оказался. Сказал, что по своим делам пошел не надолго на ЖБИ, а там услышал женский крик о помощи. Но сейчас следователь поехал забирать того мужика. Будут его допрашивать, а он скажет, что Наташа не кричала. На поезде он меня не видел, но не мог не слышать, что поезд проходил. Понятно же, что если бы Наташа и кричала, то я ни как не мог услышать её крик. У нас  с ней не было возможности согласовать наши показания и будет неувязка. Как мне теперь быть?
    Немного подумав, я посоветовал Хулигану рассказать командованию полка всё от начала и до конца.
    - Ты герой, тебя строго не накажут. Начальник политотдела управления говорил даже о награждении тебя за благородный поступок. Когда командование будет всё знать и про Володьку, его тоже строго наказывать не будут. Самое строгое наказание ему будет гаутвахта. Это в самом худшем случае. И всё. А мне легче всего будет заступаться и за тебя, и за Володьку. Думаю, - заключил я, - что заступятся за вас и замполит полка с начальником политотдела.
    Калиниченко немного подумал и согласился с моим предложением.

                3
     Привёл я Хулигана прямо в кабинет  командира полка. Сразу собралось всё командование, а я попросился выйти. Я же всё знал. Пошел я в первую роту, нашел старшину и рассказал ему обо всём, что произошло с Калиниченко и Пилипенко. Старшина сказал мне, что  Пилипенко давно в роте, что и как говорить о его  поездке на женитьбу они   уже продумали.
    На утреннем разводе следующего дня командир полка вывел перед строем Калиниченко и рассказал о его благородном поступке. А в заключение добавил:
    - Одно печально, товарищи солдаты, наши ростовчане даже благородного поступка, за который можно было бы представить  к  награде, без нарушения воинской дисциплины совершить никак не могут. Спас-то девушку от насильника наш Хулиган, возвращаясь из  самоволки! Как, в таком случае, прикажете мне его поощрять за геройский поступок? Что мне с ним окаянным делать?  Я пока не знаю!
     - И что же с ним сделали? – выпалила Леночка.
        А ничего. Тихонько, без шума, после суда над насильником  уволили в запас и всё. Не могло же командование докладывать в Москву о налаженном нашими солдатами пути в самоволки из закрытого города. Не  могли  они написать о том, какие они бездушные к судьбе солдата сироты, которому, чтобы  жениться, пришлось совершить самоволку.
   Суд состоялся недели через полторы. Всех торопила Наташа, ей же надо было ехать в Красноярск на работу. Да к тому же в то время следователи и судьи не были так завалены уголовными делами, как теперь. Во всём разобрались быстро.      
    - А Володю наказали? – поинтересовалась Леночка.   
     - Про Володю Пилипенко никто и словом не обмолвился. Вспомнили про него только тогда, когда стали увольнять из армии. Он предъявил  свидетельство о браке и справку о месте проживания жены. Попросил после увольнения направить его к жене. Начальник штаба поворчал маленько и всё. Как только он сдал обходную, ему отдали документы и отпустили. Люба к тому времени уже жила в нашем городе.
     Володя ушел в общежитие к Любе, а его друзья – товарищи по бригаде уезжали домой утром следующего дня. Вечером   все они пришли к командиру полка и стали просить разрешение съездить к Володьке и Любе попрощаться. Командир полка долго не решался отпускать. Но, очевидно, побоялся, что уже демобилизованные солдаты могут поехать сами.   Скорее всего, именно поэтому он поездку и разрешил. Только всё это  хорошенько обставил. Полковник вызвал к себе меня и начальника штаба. Начальнику штаба приказал отобрать у всех тех солдат  документы и вернуть, если вернутся в часть  без малейшего запаха спиртного.
- Выпьют хоть по капле – всех сажайте на гауптвахту! – припугнул он находившихся там же солдат.
    Мне приказал взять полковой автобус и съездить с ними в город. Предупредил, что если солдаты напьются, допустят какое-нибудь нарушение или задержатся в общежитии больше получаса, то я буду сидеть на гауптвахте вместе с ними.
    Ну, чуть-чуть шампанского те орлы, конечно, выпили.  Мне, разумеется,  выпить пришлось тоже. По возвращении в часть солдат никто проверять и не думал. Я доложил начальнику штаба, что прибыли и всё.
    А ещё раз у Пилипенко мне пришлось пить шампанское перед новым годом. В двухэтажном деревянном доме они получили большую комнату и скромно отмечали новоселье. Мне в полк позвонила счастливая Люба и пригласила. Я не мог не зайти к ним на минутку. Уже не помню, что я им подарил, но пошел не с пустыми руками это точно.
    Отмечали новоселье впятером: Люба с Володей, я и Володин старшина  роты с женой. Старшина тоже женился и остался жить в нашем городе. 

                2008 г.