Казанова в крепости Пакси

По данным Иерархии Несуществующей Вселенной

По свидетельству Стефана Цвейга рукопись Джакомо Казановы была похоронена в несгораемом шкафу известного издателя-книготорговца Брокгауза и потому "может быть только Бог и Брокгауз знают, какими тайными и воровскими путями странствовали все двадцать три года эти тома, сколько в них потеряно, исковеркано, кастрировано, подделано и изменено".

Но его "Мемуары" всё же появились на свет потому, что никто иные как сам Брокгауз и несколько его сотрудников собрали достаточно большие сведения о Джакомо, чтобы написать 16 томов его воспоминаний. В частности, получив десяток пухлых томов свидетельских показаний проигравшихся игроков в карты, из архивов городских советов Венеции, Генуи и Флоренции, они домыслили всё остальное сами. Для создания многотомного издания его "Мемуаров" были использованы сюжеты не менее 48-и неплохих рассказов всех тех, кто в течение восьми лет посылал в их редакцию свои материалы без надежды на их публикацию.

Естественно, не все приведенное в "Мемуарах" опровергнуто наследниками тех фамилий, о которых, якобы, рассказывал Казанова, но в настоящее время на Западе существует не менее сорока тысяч трудов Исследователей похождений Казановы, в которых не менее тридцати тысяч раз показано, что Казанова не мог рассказать о многих эпизодах своих похождений, – он попросту никогда не был ни в России, ни в Португалии, ни в самой Англии. Он вообще не встречался со многими тысячами Людей, о которых он, якобы, рассказывает в своих "Мемуарах", он не был знаком с множеством тех Женщин, которых он, якобы, соблазнил.

В его Жизни вообще было не более 8-и Женщин, которых он считал "достойными Любви" и которые отвечали ему взаимностью. Тем не менее, каждая из Женщин Казановы достойна высочайшего внимания, потому что их Любовь не была столь наивна, как это представляется Людям, лишённым чувства красоты и свежести восприятия, тонкости и полноты чувств.

Но с другой стороны, так уж устроены Люди, что их совершенно не интересуют тридцать тысяч трудов, опровергающих приписанные Казанове приключения, зато их интересует коллективный труд плагиаторов Брокгауза, который, как ни странно, отражает основное достоинство Казановы: его неистребимую силу духа, неукротимость в следовании своему призванию, находчивость и неимоверную жизнеспособность. Их интересует фантасмагория приписанных приключений непонятному, но всё же реально существовавшему Казанове.

Портрет Джакомо Казановы с forum.mariupol.com.ua

Вместе с тем, Джакомо Казанова, подобно Графу Сен-Жермену, несомненно, выполнял собственную миссию, о которой нам ничего не известно. При этом он не был столь прост как граф Сен-Жермен, который, не создав подсоединение своего Биополя к Организму другого Человека, никогда не создавал постоянства пребывания в образе Человека. Джакомо Казанова был на 8/9 настоящим Человеком и, создавая постоянство пребывания на Земле, всегда был неизменен в своём облике и, даже состарясь, выглядел Мужчиной в возрасте не более 48-и лет.

Во время своих путешествий Джакомо почти всегда сталкивался с грабителями (он ездил без всякой охраны) и, без колебаний пуская в ход свои пистолеты и стилет, усеивал свой путь убитыми бандитами. Именно эта часть похождений Джакомо нашла наиболее полное отражение в архивах полиции.

Естественно, в коротких "Мемуарах" Джакомо Казановы нет и многих сведений о времени его пребывания в качестве Офицера в крепости Корфу, где Генуэзцы содержали воинский гарнизон, создавая таким образом небольшой форпост Вооружённых сил Венеции, Генуи и Флоренции – небольших Государств Италии, всё ещё стремившихся сохранить блеск своего средневекового величия. На деле Джакомо никогда не был на Корфу, но он всё же служил на острове Пакси.

Это небольшой островок в Ионическом море, расположенный юго-западнее Греческого острова Керкира, он же Корфу. Именно на этом острове Пакси, на его юго-западном побережье и была расположена Генуэзская ремонтная мастерская в Адриатике, которая содержалась на средства не Генуи, но Венеции. На самом деле никакого военного значения остров Пакси с его гарнизоном не имел. Наоборот, он, как и другие острова, и множество других заморских владений Итальянских республик, распылял их ничтожные Вооружённые силы, требуя, в частности, средства на содержание самого гарнизона и на материальную поддержку населения соседнего острова Антипакси, якобы, державшего сторону Итальянских республик.

Естественно, что Турки-Османы никогда не придавали значения этому островку с гарнизоном в 48 Человек во главе с его Комендантом Майором. По тем временам звание Майора было равноценно званию Полковника, с той лишь разницей, что Полковник был командиром полевых войск, а Майор не всегда, но нередко, был начальником какого-либо гарнизона, собранного из Солдат, непригодных для строевой службы. Итальянские республики, не особо заботясь о Солдатах, тем не менее, создавали высокое общественное положение своим немногим Офицерам и Консулам в Заморских владениях.

Итак, гарнизон крепости на Пакси состоял не более чем из 48-и Человек, включая в их число самого Коменданта крепости, его 4-х настоящих Солдат и всех остальных служащих гарнизона. Это были ещё не старые люди, не имевшие и восьми ружей на всех и практически не имевшие навыков в стрельбе, которая в те времена была намного более ответственным делом, чем ныне. Они и не походили на Солдат: мало того, что одеты они были кто во что горазд, они не имели представления ни о военной подготовке, ни о гарнизонной службе, ни о воинской дисциплине. Да и нельзя было требовать от них исправного несения службы, не отпуская достаточных средств на их содержание и вооружение.

Итак, Казанова, получив деньги в качестве "подъёмных" за своё согласие служить Генуэзской республике и двухмесячное жалование, располагал более чем ста восьмьюдесятью золотыми цехинами. Сумма немалая: Генуя, не имея настоящих Вооруженных сил, не могла организовать ни продвижение по службе своих Военнослужащих, ни их пенсионное обеспечение, поэтому она была вынуждена, нанимая в качестве Офицеров для небольших гарнизонов некоторое число Испанцев, платить им неплохие деньги. Испанцы в настоящем, как и Шотландцы в прошлом, были относительно надёжны: они никогда не изменяли Присяге, не вступали в сделки с врагом и никогда не предавали своих старших Начальников.

При переговорах о найме на службу никто из Консулов-Генуэзцев не усомнился в том, что Джакомо Казанова Испанец, и никто не усомнился ни в его образовании, ни в его способностях стать настоящим Военным. Правда, всю сумму при найме он получил не сразу, но когда за день до отплытия на Пакси он явился к Генуэзскому Консулу в Венеции за Предписанием и остальной суммой денег, то всё Консульство пришло посмотреть на нового Офицера. Казакова был облачён в синий, выглядящий бархатным, суконный колет (род куртки без рукавов). Под колетом, подогнанным по талии, красовалась белоснежная батистовая рубашка с широкими рукавами и манжетами на золотых шнурках. Длинные синие под цвет колета вельветовые штаны и добротные полусапоги неплохо гармонировали с синей треуголкой без плюмажа. На левом плече у него красовался галун из серебристой парчи и такой же галун украшал его треуголку с серебряной кистью. Поверх колета он имел портупею с пасекой для меча и закрытой кобурой для пистолета. И меч, и пистолет были неплохой работы.

В таком настоящем, по мнению жителей гарнизона, военном обличье Джакомо высадился на берег с корабля, приходившего из Венеции на Пакси раз в три недели. Прибыв на этот остров в звании Лейтенанта Генуэзской Армии в качестве помощника Коменданта, он нашёл на острове не крепость, но относительно большой постоялый двор, возвышающийся над центральной частью бухты с четырьмя домами-башнями, стоящими по углам двора, так что их наружные стены, практически без окон, были важнейшей частью оборонительного сооружения. Между домами, заподлицо с их наружными стенами были поставлены довольно толстые стены из дикого неровного камня. Это был не столько двор, сколько замок, стоящий на каменистом плато, выползающем подобно змее из гряды холмов. Постоялый двор производил внушительное впечатление при взгляде на него с моря.

Казанова нашёл также небольшое селение с двадцатью четырьмя крепкими каменными домами и тремя десятками других каменных строений возле небольшой бухты, которые и считались ремонтными мастерскими Венецианцев на торговом пути к ряду торговых центров Восточного Средиземноморья. В бухте у Крепости стояли три парусных баркаса - средство общения с внешним миром, и десяток небольших дощатых лодок, используемых для снабжения населения Крепости свежей рыбой, правда, не во всякую погоду. Ясно было, что гарнизон Крепости жил не только на жалованье от Республики, но и на доходы от услуг по ремонту судов.

Первое, что нужно было сделать, это найти себе квартиру, почиститься, побриться, а уж затем явиться к Коменданту крепости. Но обойдя в течение получаса селение, он обнаружил, что никаких свободных комнат в домах селения нет, в них было немало пожилых Людей, и не более двадцати Детишек. Все эти дома и домишки, спускаясь по уступам гряды, на уплощенной вершине которой стоял замок, имели окошки-бойницы под пологими крышами и представляли собой нисколько не меньшую угрозу для неприятеля, чем сам замок. Человек, находящийся в любом месте улочки селения, мог получить мушкетную или пистолетную пулю из трёх-четырёх направлений. Может быть, поэтому здесь всюду было тесно, неуютно и грязновато. Двое сопровождавших его пожилых Солдат, которым он представился как новоприбывший Офицер, в беседе с ним предложили расположиться в парусиновой палатке, натянутой вместо 5-и кольев на 4, наполовину занятой каким-то благотворительным имуществом для жителей соседнего острова.

Выбора, собственно, не было. Джакомо со своими провожатыми направился к палатке и обнаружил, что там стоял ещё и колченогий стол, и некое подобие кровати без матраца. В ходе беседы с провожатыми Джакомо выяснил у Солдат, что на острове нельзя купить ни хлеба, ни сыра, ни вина, потому что гарнизон живёт на привозном довольствии. Продовольствие раз в неделю перевозят на трёх баркасах из ближайшего селения Парга, что на материке, и завоз сделан позавчера. Так что с продуктами питания надо подождать пять дней, а сегодня можно лишь подать список нужных продуктов и деньги на их покупку трём Торговцам. На вопрос, где бы здесь можно было выпить чашку кофе, Старики ответили:

- Это вопрос не по нашей части.

Надо отметить, что у Джакомо в молодости не было никакой растительности на щеках и подбородке. Он умылся, не пользуясь водой и мылом, а лишь протерев лицо туалетной водой на водке. Почистив свой мундир, он отправился к Коменданту.

Комендант, настоящий Военный, не старше 40-а лет, в таком же суконном мундире с портупеей для меча и пистолета, принял его в угловом доме замка, самом большом из четырёх его домов, трёхэтажном особняке Крепости, и был несказанно удивлён столь неожиданным назначением Джакомо. Он понимал, что перед ним стоит образованный и видимо неглупый, сильный молодой Человек, которому следовало бы командовать Генуэзским военным кораблём или возглавлять отряд в сотню настоящих Солдат на материке, чтобы время от времени, высаживаясь с корабля на берега Османской империи, разорять её селения. Ну да, видимо, не всё столь просто.

Войдя в бедственное положение новоприбывшего, Комендант любезно предложил Джакомо занять свободную комнату в самой комендатуре на втором этаже, то есть в его доме, отужинать вместе с ним, а деньги на покупку продуктов питания передать его Экономке, - она лучше их знает, что следует покупать и в каком количестве. Таким образом, Комендант крепости устранил все проблемы с жильём и довольствием своего Помощника, хотя и не сомневался, что тот не выдержит более двух-трёх недель безделья и скуки на острове.

За ужином Джакомо познакомился с Экономкой Коменданта и его взрослой Дочерью - очаровательной Девицей, носившей Испанское имя Соледат. Сама Соледат объяснила Джакомо, что ей больше нравится имя Мирра по названию одной из замечательных звёзд на Северном небе, постоянно меняющей свой блеск. Такое имя дала ей её покойная Мать. Соледат была настоящей красавицей, вполне сформированным молодым существом, неглупой, достаточно начитанной Девушкой. Чуть выше среднего роста, не столько стройная, сколько статная, обладавшая плавными упругими линиями тела, она была экзотическим цветком среди невзрачных жителей острова Пакси.

Соледат, по всей видимости, обладала немалой самостоятельностью и мужеством. Ведь она всегда помогала Отцу в его обязанностях Коменданта гарнизона. Её важнейшей добровольной обязанностью было сопровождение самого Коменданта в его обходах вверенных ему Крепости и селенья. Поэтому её всегда видели стоящей за правым плечом Коменданта с двумя пистолетами в расстёгнутых кобурах, свисающих с пояса на её стройные бёдра. Все знали, что она неплохо стреляет, что она всегда настороже и никогда никому не позволяет подойти к своему Отцу сзади или сбоку. Если учесть, что Комендант в своих ежедневных обходах брал с собой ещё и четырёх Солдат самой комендатуры, то есть личной охраны, которые в другое время неотлучно находились на нижнем служебном этаже комендатуры, то станет ясно: Комендант был настоящим хозяином всего гарнизона и всех жителей крохотного селения, именуемого Крепостью Пакси.

Джакомо никогда не проявлял навязчивости и потому уделял внимание Соледат нисколько не больше, чем Коменданту и его Экономке, но при взглядах на Соледат испытывал восторг до головокружения, правда, нисколько не заметный её Отцу.

Во время обеда, который неизменно проходил в три часа дня, Комендант спросил у Казановы, как он оценивает Крепость, и, Джакомо, не став хитрить, вдруг сказал:

- Крепость производит сильное впечатление при взгляде на неё с моря и бухты. Но ведь это впечатление и есть своеобразное кредо Купечества Итальянских республик. Привыкнув показывать товар лицом, они и соорудили этот небольшой замок, сделав его несокрушимым с моря.

- Да, они считали, что наибольшая опасность Крепости грозит с моря, со стороны военных кораблей, способных разрушить Крепость огнём.

- Совершенно неверное мнение, Господин Майор. Если даже Османские корабли и стали бы обстреливать Крепость и селение, то чего они добьются? Несколько выбоин в толстых стенах, несколько ядер на излёте во двор Крепости, два-три ядра, возможно, влетят в окна дома, что напротив комендатуры. Нынешние пороховые пушки нисколько не сильны и значительного урона крепости не нанесут.

- Значит вы, Господин Лейтенант, полагаете, что с моря крепость несокрушима? А как вы её находите с суши, с северо-западной стороны?

- С северо-западной стороны она намного слабее. Надо было бы её строителям учесть, что все крепости Генуэзцев Османы берут атакой не с моря, а с суши. Как это было с крепостями Генуэзцев в Крыму. Если Османы решат брать крепость штурмом, то им достаточно высадить на пологом берегу севернее крепости десант в 120-160 Человек и атаковать крепость с суши. Здесь им не надо карабкаться по склону гряды наверх, тут равнина и стена крепости относительно невысока.

- Да, но в стене крепости есть 8 бойниц!

- Бойницы сделаны совершенно неправильно. Стрелять из них с земли невозможно: они расположены слишком высоко. Значит, чтобы их использовать, надо устраивать какие-то помосты или подвесные люльки. Но нам некогда их будет поставить, когда придёт время схватки с Османами.

По лицу Коменданта прошла тень. Но Соледат, сияя полуулыбкой, как солнце поверх грозовой тучи, вдруг спросила.

- Ну, положим, наши Солдаты не станут сражаться с Османами, стоя в подвесных люльках. Они не Испанцы, чтобы сражаться в любых обстоятельствах. Но разве дело в Солдатах? Османам совершенно не нужен наш остров. Да в настоящее время им не до новых завоеваний.

- Вы правы, остров им не нужен, - согласился Джакомо, - но разорить селение и вырезать его население они вполне способны.

- Но зачем? - недоумевая, спросила Соледат.

- Да затем, что наш островок у Греческой Парги, как бельмо на глазу у Наместника Султана в Греции. Его население борется против Османского засилья и Итальянские республики вольно или невольно поддерживают националистическое движение во всех землях их Империи. Поэтому Османская акция против Пакси вполне реальна. Она может быть проведена силами в 120-160 Солдат, внезапно, успешно, отрезвляюще для всех невольных подданных Турции.

- Что же вы предлагаете, Господин Лейтенант? - вполне официально поинтересовался Комендант.

- Сегодня ничего! Мне надо осмотреть окрестности крепости. Возможно, здесь есть какие-либо строительные материалы!

- Ну, что же, желаю успеха!

- С вашего разрешения я осмотрю гряду холмов западнее крепости.

- Осмотрите, но будьте осторожней, возьмите 2-х Солдат, потому что на острове всегда могут быть вражеские лазутчики.

Перед ужином Комендант имел обыкновение, прихватив пистолет и меч, пройтись вдоль берега моря, чтобы совместить прогулку с досмотром за состоянием дел в бухте острова. На вечерние досмотры с ним отправлялась и Соледат с пистолетами в открытых кобурах. Но на этот раз с ним на обход отправился также и Джакомо. Здесь Джакомо мог поговорить с Дочерью Коменданта о новостях в Италии, о происках Австрии на юге Италии, о недовольстве Франции политикой Австрии.

Правда, всё это было лишь вкратце, в основном он говорил о красоте заката солнца над водами Средиземного моря, когда бездонная синева неба в зените превращается в голубую дымку на горизонте и, сгущаясь в невидимые облака, превращает золотые лучи светила в оранжево-красные и пурпурные веера. Смешиваясь с синевой воды, лучи светила привносят в них лиловое сияние.

- Но почему вы говорите о синем небе? - возразила Соледат. - Небо не синее, а тёмно-голубое, цвета моей куртки.

- Но ведь ваша куртка тёмно-голубая, а небо тёмно-синее.

- Ну, не надо, Синьор Джакомо, уверять меня, что вы видите нечто недоступное моему восприятию. Люди, хотя они и разные, но видят небо только голубым и никакого особого синего цвета не существует.

Джакомо посмотрел на неё с сожалением. Ему не хотелось верить, что столь красивая Девушка с серыми глазами и светлыми волосами не видит разницы между голубым и синим. Сам он почему-то считал, что синий цвет составляется из трёх основных энергетических составляющих спектра, тогда как голубой - из двух неосновных, и потому, сколько бы ни сгущать голубизну, она никогда не станет синевой. Поэтому никогда синева, даже если она чуть проступает на небосклоне, не бывает голубизной, а сгущаясь, она становится не темно-голубой, а черно-синей насыщенной синевой.

Этому разговору был свидетелем и Отец Соледат. Приостановившись, он посмотрел на её куртку, затем на небо и возразил.

- А ведь Господин Казанова прав. Куртка твоя голубая, а небо всё-таки синее.

- Ну, хорошо, хорошо! - вскинула голову Соледат. - Мужчины всегда витают в облаках, а Женщины должны твёрдо стоять на земле обеими ногами.

Отец неопределённо пожал плечами и вся компания, пройдя ещё немного, повернула к дому. Джакомо сделал вид, что не придал значения словам Соледат, хотя и не посчитал отметить, что её восприятие окружающего мира далеко не столь совершенно как у него самого. Это, без сомнения, поняла и Соледат.

- Не думайте, Синьор Джакомо, что я не вижу разницы между синим и голубым. Просто я не раз проверяла способности Людей именно в таких недоразумениях. И тот, кто не видит разницу между этими цветами, для меня не существует.

- Значит, я всё-таки существую! - решил Джакомо.

- Ну, пока что в виде голубой дымки в синем небе! - уточнила Соледат.

Девушка, пишущая любовное письмо. Антонио Пьетро Ротари. Репродукция с liveinternet.ru

Тем не менее, в течение последующих дней Джакомо, встречаясь с Соледат за столом, любовался, находя её восхитительной в каждом движении и свежей, как роза в саду после летнего дождя. Она, действительно, была совершенной и в разговорах с ней Джакомо поражался здравости её суждений и безупречной справедливости её мнений о всех явлениях Жизни. Но, вместе с тем, он считал, что её справедливость и здравость суждений соответствовали представлениям её положения Дочери Коменданта крепости, не имевшей никакого военного значения. Они, пожалуй, были бы неуместны в самой Генуе с её шумными базарами, с её бюргерами, готовыми поклясться на Священном писании в том, что чёрное есть белое, если такая клятва сулила хоть малейшую выгоду. Пожалуй, она станет несчастной после окончания службы её Отца, когда, вернувшись на родную землю, она окажется бесприданницей. Ведь семья их бедна, её Отец получает из казны Республики лишь жалованье, а на свои сбережения он после окончания службы на Пакси вряд ли сможет устроить её судьбу. Да и сама Генуя, несмотря на её всемирно известную торговлю, постепенно теряет былое значение после окончания Крестовых походов. Никакое солнце не светит Синьоре Соледат и возможно скоро она столкнётся с отсутствием средств существования. Пожалуй, следует уделить ей немного внимания сейчас, когда она ещё не осознаёт своё положение. Ведь, что ни говори, каждому хочется немного счастья и пусть бы его Любовь к ней стала для неё в этом нерадостном будущем хотя бы сладостным воспоминанием о прошлом.

На третий день пребывания Джакомо на острове Комендант за обедом спросил его, что он нашёл за грядой холмов.

- Нашёл неплохой известняк на удалении в километре от крепости. Не особо прочный, но легко отделяемый. Из него с помощью клиньев и кувалды можно откалывать небольшие блоки, размером, скажем, по восемьдесят фунтов, подравнивать их на месте и переносить на спинах Солдат.

- Какое же количество блоков может быть изготовлено и перенесено за день?

- Пожалуй, не более двадцати восьми. Я думаю, что можно обязать Солдат гарнизона, чтобы они работали в карьере по три часа в сутки.

- Не особо-то легко... А, чем же вы будете скреплять блоки? У нас ведь нет ни цемента, ни хорошей извести.

- В качестве скрепляющего раствора можно использовать тот же известняк. Нам придётся его обжигать, потом гасить водой на самом месте строительства и использовать тут же в качестве раствора.

- Но он же на три четверти с песком, - усомнился Комендант. - На острове побывал Инженер по фортификации и нашёл, что известняк никуда не годен.

- Но ведь крепость построена именно из такого известняка.

- Ну, это неизвестно: из такого ли? Нам неизвестно: кто её строил и зачем? В своё время, лет сто тому назад, она попросту появилась здесь, а мы её лишь слегка приспособили и подремонтировали.

- И, тем не менее, она была построена из местных материалов.

- Не значит ли это, что Инженер по фортификации, - вмешалась в разговор Соледат, улыбкой примиряя спорящих, - подошёл к делу формально? Не посчитал ли он, что, если в известняке содержится песок, то он... не годится для изготовления раствора? Вопреки факту наличия крепости.

Комендант взглянул на Дочь, улыбнулся, потом перевёл взгляд на Джакомо.

- Ну, что вы скажете на это, Господин Лейтенант?

- Формально он прав. При обжиге известняка песок непосредственно включается в возникающий бетон, а при гашении обладает пониженной способностью включать в себя песок и гравий. Но нам и не надо его ни с чем смешивать, это уже готовый раствор, который нисколько не хуже искусственно приготовленного.

- Вот как! - наполовину согласился Комендант. - И что же вы намереваетесь делать с северо-западной стеной крепости?

- Нужно нарастить её, по крайней мере, на 6 локтей, притом так, чтобы по ней можно было свободно ходить под защитой относительно тонкого наружного ограждения. Надо также выполнить в этом ограждении 16 новых удобных площадок для стрельбы. Старые амбразуры - это не столько амбразуры, сколько лазы для незаметного проникновения в крепость, - заделать наглухо.

- Это всё? - уже озадаченно спросил Комендант.

- Осталось ещё защитить ворота! - продолжал Джакомо, - они хоть и очень прочны, и окованы железными полосами, но, если восемь Солдат возьмут тяжёлое бревно и нанесут по ним сорок таранных ударов, то ворота слетят с петель. Поэтому нельзя допускать штурмующих к воротам. Сделаем два фланговых гнезда для Солдат, стреляющих с четырёх метров по тем, кто окажется у ворот. Будем исходить из того, что у гнёзд будет восемь Солдат. Заменяясь после выстрела у бойницы, они смогут уложить за минуту не менее двадцати врагов. И тогда некому станет раскачивать это бревно для ударов по воротам.

- Ну, насколько мы знаем Османов, - воспользовавшись паузой, заключила Соледат, - они никогда не пожелают лезть на стену и разбивать ворота, если это будет сопряжено с большими потерями.

- Да, но в таком случае, если они даже и высадятся на острове, - согласился Джакомо, - то они не станут стоять у стен крепости более 3-х дней. Они вскоре покинут остров.

- Допустим! Но где мы возьмём Каменотёсов и Каменщиков? - всё так же озадаченно спросил Комендант. - Выписывать их из Генуи?

- Ну, зачем же! - возразил Джакомо. - Отёсывать этот неслоистый известняк нисколько не трудно, я научу этому делу двух ваших Солдат. А роль Каменщика я беру на себя.

- Вы лично, Господин Лейтенант, станете Каменщиком? - несколько насмешливо улыбнулась Соледат. - Ведь вы же Офицер!

- Ну почему бы мне хотя бы на время не стать Франкмасоном-Каменщиком? - в первый раз за время разговора улыбнулся Джакомо. - В каждом большом деле всегда нужно личное участие организатора работ. Увлечь Людей на столь нелёгкий труд можно лишь личным примером. Уверяю вас, когда они увидят нашу помощь, совет и поощрение, они станут работать с энтузиазмом. Без этого всё развалится, и доброе дело станет объектом насмешек.

- Насколько я вас понимаю, Господин Лейтенант, - решил Комендант, - техническая сторона дела вами продумана. Остаётся дело за немногим: объяснить задачу двум нашим Капралам, потом всем Солдатам, а потом обсудить дело с Рыбаками и другими жителями острова. Пусть они подбросят нам рыбы для Строителей, помогут нам собирать хворост для обжига известняка... Надо будет под большим секретом пустить слух, что ожидается высадка Османов на остров, но, если крепость будет сильна, они не посмеют...

Берег острова Пакси. Фото с colibry.kiev.ua

Результаты этой беседы за столом Коменданта стали проявляться уже через день. Несколько Солдат во главе с Джакомо начали снимать и счищать тонкий слой грунта с небольшого холма в полумиле от крепости, а на следующий день были изготовлены восемь первых полуотёсанных камней. Когда обломки известняка были обожжены на обычном костре, горевшем не менее 3-х часов кряду, и зашипели под струйкой пресной воды, растрескиваясь и превращаясь при перемешивании с водой в подобие грязного теста, народ начал верить: крепость будет усилена, а Османы не придут.

Cоледат не создавала видимости особой симпатии к Джакомо, но он чувствовал, что в его присутствии её сердце начинает биться быстрее, а глаза подёргиваются поволокой, похожей на туман. Он чувствовал её истомлённость. Ему казалось, что она готова подойти к нему и, охватив его шею руками, потянуться к его губам за поцелуем. Но внешне она сохраняла чуть ироническое, сдержанное спокойствие.

Поэтому, однажды вечером, Джакомо, отбросив всякие уловки, сказал Девушке:

- Донна Мирра, не находите ли вы нужным провести несколько вечеров со мной наедине? Думаю, что в течение ещё трёх лет пребывания на острове вы вряд ли найдёте Человека, с которым сможете быть столь непосредственны как со мной? Когда ваш Отец закончит свою службу и вернётся на материк, разве вы станете сколь-нибудь выгодной партией для Человека, достойного вашей любви?

- Всё правильно, Синьор Джакомо. Но сколь бы справедливым не было то, что вы изволите сказать, я не считаю сказанное вами бесспорной истиной.

- В чём же, по вашему мнению, состоит "спорность" истины?

- На материке, Синьор Джакомо, есть немало, пусть и не особо богатых Людей, пусть и не первой молодости, но всё же достаточно серьёзных. Думаю, они не посчитают нужным расценивать отсутствие приданого как непреодолимую преграду для серьёзных намерений.

- Всей душой я желаю, чтобы вы были правы. Пусть со временем вы изберёте лучшего из достойнейших мужей. Но знаете ли вы легенду о трёх розах, которые, пожелав цвести на берегу океана, отправились в путь по знойным плоскогорьям и каменистым отрогам?

- Да, знаю: их мучила жажда, и они просили о глотке воды каждый ручеёк, который они встречали. И каждый ручеёк предлагал им в обмен на глоток воды отдать ему один из своих лепестков. Ведь так? Ну и что из этого следует?

- А то, что океан не разрешил поселиться на своём берегу ни той из трёх роз, которая отдавала свои лепестки каждому из ручейков - она не стала розой, но превратилась в облысевший одуванчик, ни той, которая, стремясь сохранить все до единого лепестка, пришла к океану, превратившись в терновник с острыми колючками.

- Да, конечно, океан разрешил поселиться на его берегу лишь той розе, которая не стала облысевшим одуванчиком, но и не стала высохшим терновником с острыми колючками. И всё же я считаю, что не следует терять ни одного из своих лепестков...

- Но разве, Донна Мирра, вам не хочется хотя бы и недолгой любви и хотя бы пусть недолгого, но настоящего счастья?

- Какая может быть любовь без серьёзных намерений? Вы не можете жениться на мне, я не могу выйти за вас замуж. Вот и всё, что мы можем сказать друг другу.

- Верно, мы небогаты. Но почему мы должны создавать счастье лишь для других, почему бы нам не испытать его и самим? Ведь нельзя же придти на берег океана ни облысевшим одуванчиком, ни высохшим терновником.

- Вы считаете, что такая опасность реальна?

- Существует, Донна Мирра. Приходите ко мне сегодня с наступлением темноты, - предложил Джакомо и, видя её немалое удивление, добавил, - сегодня вечером в мою комнату.

- Но, Синьор Джакомо, это же крайне неприлично! - несколько смутилась она.

- Поцелуи неприличны лишь в присутствии посторонних, но, когда Влюблённые дарят их друг другу наедине, они сладостны.

После недолгих колебаний Соледат согласилась.

Когда раскалённый диск солнца погрузился в воду на северо-востоке, избрав для своего места погружения конец багряной дорожки, проложенной от его диска к острову, и селение погрузилось в темноту, Соледат без стука вошла в комнату Джакомо.

- Закройте дверь на задвижку! - предложил ей Джакомо.

- Но зачем, ведь с наступлением темноты дом заперт и к нам никто не приходит? Отец и Экономка спят на верхнем этаже, а мы с вами на втором - почти одни во всей Вселенной.

- И всё же... Не ровён час. Нам не нужны соглядатаи!

Джакомо сидел на единственном стуле за столом в полупустой комнате, не столько занимаясь эскизами выносных площадок у ворот крепости, сколько создавая видимость Человека, постоянно ведущего переписку. На деле ему было не до работы.

Соледат в искусно пошитом платье, не столь нарядная как Венецианки, но, тем не менее, милая, сладостная и желанная, сидела на его кровати, скучая от безделья.

- Фу! Долго вы ещё будете заниматься своими чертежами?

- Как только вы приляжете на постель, я их оставлю.

- Припечь на вашу постель? Но скажите на милость, зачем?

- Поцелуи в постели лёжа много приятнее, чем стоя у моря или сидя рядом друг с другом на камнях. Я хочу дарить их вам как самые сладостные из всех сладостных.

- Возможно, вы и правы, - подумав, согласилась Соледат, - но вот смотрите, я уже прилегла. Видите?

Джакомо отложил свои бумаги в сторону и, подойдя к кровати, прилёг рядом с очаровательной Девушкой. Он никогда не спешил, даже, если другие на его месте сгорали бы от нетерпения Нужно же дать время Соледат освоиться в новом её положении: наедине с Мужчиной, на его постели...

Неспешно и нежно начав целовать её в губы, он вместе с тем не забывал об осторожных и всё более интимных ласках. Он не был особо опытен, но вместе с тем никогда не проявлял чувственных порывов, бесцеремонности или грубости.

Он вёл себя как весьма воспитанный Кавалер, который никогда не прибегает даже к лёгкому насилию, но всегда стремится действовать только на основе доверия при явном согласии Женщины. В таких случаях её робкие протесты и полудетский шёпот, проявляющий её запоздалые опасения, были столь прелестны, что он искренне радовался им. Понятно, что в душе Женщины всегда были согласны отвечать лаской на ласки, что они всегда стремились к тому же, что и Мужчины, но, тем не менее, они почему-то всегда должны были быть немножечко не согласны. Поэтому Джакомо, притрагиваясь ладонью к округлой щёчке лица Соледат, вместе с тем словно нечаянно притрагивался локтем к выпуклостям её груди, а целуя шейку Девушки, ещё не ставшей Дамой, он начинал ласкать её грудь. И во всей этой эпопее он оставался всё тем же медлительным, мягким, вкрадчивым, создавая не столько натиск, лишающий Девушку осознания своего целомудрия, сколько таинство священнодействия с нежной Возлюбленной, на которую он не смеет дышать, с которой он никогда-никогда не позволит себе что-нибудь дурное.

Соледат нисколько не сопротивлялась, она с явным наслаждением отвечала на поцелуи Джакомо, охватывая руками его шею, прижимала его губы к своим, нежно гладила его плечи...

Страсть Джакомо, воздействуя потоками своей энергии на Эпифиз Женщины и отзываясь ответным желанием вo всех её Нервных сосудах, всегда создавала совершеннейшие результаты, лишая его избранницу всякого понимания реальности. Когда его уста, приникающие к её губам, дарили ей бесчисленные поцелуи, её сознание изгоняло сомнения, тело охватывала мляная слабость, и ничего-ничего не оставалось в её Сердце, кроме неосознанного желания теснее прижаться к его Сердцу. Только в этом Сердце она искала единственную из Страстей, только в ней безотчётно искала смысл и беспредельность мира.

Но и Джакомо не признавал никаких иных ценностей мира, кроме аромата прекрасного женского тела, кроме неповторимого сладостного взгляда и мгновения слабеющего сопротивления. Он умел в буйной пляске волн найти ту единственную волну, ту текущую секунду, чтобы, не задумываясь над следствием, нестись на её гребне, потому что всё за пределами текущей секунды было несущественным. Он не мог себе представить иного мира, кроме скользящего по гребню данного мгновения, - мира, который можно осязать, дополняя осязание всеми другими органами чувств.

Но вместе с тем это был мир восходящего солнца островов Ионического моря. Первые поцелуи подобны скользящим его лучам на глади моря, - зеркально гладкой на горизонте и взволнованной вблизи. Не так ли бывают спокойны двое Влюблённых, которые, соединив уста, становятся подобными мраморному изваянию, когда их сердца не в состоянии скрыть своё взволнованное биение друг от друга.

Луч солнца скользит всё дальше по великому округлению вод, диск солнца, весь золотой наалой дорожке моря, всплывает над островами, протягивая к ним первые нити лучистой энергии, тогда как с моря на сушу набегает прохладный ветерок, несущий свежесть лениво шумящих волн у песчаных берегов. Не так ли согревает души Влюблённых их искреннее стремление друг к другу? Не наполняет ли оно их золотым сиянием Жизни, тогда как за каждым порывом нежного доверия следует прохлада осторожного противодействия.

Солнце поднимается всё выше и его лучи, превращаясь в плоские ладони рук Божества Света, зачерпывают в горсти россыпи изумрудных островов из синевы моря, поднимают их над морской пучиной в согретый воздух и овевают их жарким дыханием наступившего дня. И тогда острова перестают быть нагромождением скал, щебня и жесткой растительности, они наполняются светом и ликованием Жизни, которая столь прекрасна во всех своих проявлениях. Но разве руки любимой, прижимающей к своей груди грудь своего друга, не поднимают его сердце из прохладного спокойствия будней к трепетному соучастию её волнения? И разве наступающий зной полуденного дня не погружает влюблённых в лёгкое забытье, в бессилие, за которым следует неизбежность сладостного слияния сердец, обретающих общий ритм движения?

Но Соледат не считала нужным уступать своему желанию. Соединив губы с губами Джакомо, она не позволяла себе погрузиться в отрешённость.

- Вы, Джакомо, настоящий соблазнитель! - сказала она без тени возмущения.

- Нет, Мирра, нет! Я ведь ничего не навязываю вам и, если быть справедливым, то я не смею проявлять ни настойчивость, ни смелость. Я веду себя с вами, как с Божеством, которое нельзя оскорбить ни дыханием, ни прикосновением...

- Всё верно, Джакомо. И всё неверно. Вы настоящий Кавалер и потому сдержаны до застенчивости... Но ведь вам и не нужны ни настойчивость, ни смелость, потому что и без того вы влечёте меня к себе с неодолимой силой.

- Нет, Мирра, нет! Я сдержан с вами, как с экзотическим цветком, выросшим зачем-то на щебне нашего острова. Вас влечёт ко мне ваша природа, оценивающая помимо вашего сознания необычность нашей встречи, - встречи редкостной и желанной.

- Тем более, мой Кавалер! Я сейчас должна встать и покинуть вас. Я не должна следовать природному влечению.

- Вы знаете, что можете сделать это каждую минуту. Но прежде, чем уйти, прошу вас выслушать меня.

- Не смею настаивать, Мирра. Могу лишь поблагодарить судьбу, позволившую мне провести два часа в вашем обществе, за несколько сладостных поцелуев, за молчание, в котором вы одарили меня своими ласками.

- Вы не станете сердиться на меня за то, что я вас столь внезапно оставляю?

- Нет, Мирра, нет! Вы поступаете так, как считаете нужным, исходя из собственных представлений о должном.

- Ничего не поделаешь, Синьор Джакомо! - вставая с постели, вздохнула Соледат. - На нашем острове лучше превратиться в высохший терновник, чем быть опозоренной. Окружающие нас Люди не проявляют ни совести, ни стеснения, но от нас с вами ожидают безупречного поведения.

Она встала и, бесшумно отодвинув засов, вышла.

И Джакомо, не зажигая свечу, молча смотрел в черноту сводчатого потолка. Он не был ни разочарован, ни разобижен. И всё же на сердце оставались горечь разочарования и угасающая надежда. Может ли надежда стать на этом острове свершённым событием? Да, Соледат, конечно же, права. Здесь не материк. Здесь каждый Человек на счету и никто из тех, кто не считает нужным стесняться в проявлении своих желаний, кто считает своё мнение выражением наивысшей справедливости, не простит столь красивой Девушке соринки в глазу, не видя целого бревна в собственном. Конечно же, её правота была невольной уступкой жестокости и эгоизму окружающих. Соледат, конечно же, не смеет даже мечтать о немногих минутах проявления своеволия в поисках недолгого счастья.

На следующий день за обедом и ужином он ни разу не взглянул на Соледат. Она также не проявляла к нему видимого интереса. Но незримая связь двух сердец всё же давала о себе знать. Его сердце чувствовало ускоренный ритм биений сердечка своей Возлюбленной.

Ещё через два дня Джакомо, устав от любовного томления, решил попросить Коменданта, чтобы тот дал ему ещё какое-нибудь непростое задание. Нужно же было немного развеяться!

- Ну, что же! - согласился Комендант. - Нужно отвезти на Антипакси, соседний островок, где живут около 120-и наших подданных, немного пряжи и ещё разные вещи, которыми их снабжает Республика. С вами будут два Солдата. Захватите с собой пистолет и меч. Будьте с островитянами поаккуратнее. Народ они настолько бедный, что даже Жизнь Человека ценят не дороже парусиновой рубахи. Правда, чужую, но не собственную...

Картина итальянского художника XVIII века. Репродукция с 18vek-gallery.ru
На следующее утро после этого разговора, ещё до того, как взошло солнце, Джакомо на баркасе с двумя старыми Солдатами вышел в море. Баркас неплохо слушался руля, имел мачту с одним косым латинским парусом, но Солдаты были неважными Матросами, они не умели подобно настоящим Морякам ловить ветер в паруса, хотя неплохо выдерживали направление по компасу. Баркас сначала шёл вдоль юго-западного берега Пакси, потом вышел в море. Когда заблистало солнце, Джакомо по своим часам и положению светила определял направление на остров, стремясь узнать с помощью таких подручных средств, куда движется их баркас. За этим занятием незаметно прошло не более часа, пока не показался низкий холмистый берег другого острова в лёгкой дымке тумана. Поднимаясь из воды, он постепенно сбрасывал дымку, всё чётче прорисовывая изумрудную зелень окружающего его моря и пенистую кромку прибоя у жёлтого песка побережья.

Всё население островка высыпало навстречу баркасу, видимо, с нетерпением ожидая его прихода. Это были босые, загорелые до черноты Люди в парусиновых мешках до колен, с дырками для головы и рук. У некоторых из них были матерчатые пояса, но подвязаны они были так низко, что их фигуры казались уродливыми. Они неплохо знали спутников Джакомо, окликали их по имени, но, в общем, почему-то не выражали особой радости от встречи. Солдаты выбросили из баркаса тюки со старой парусиной и нитками в рогожных мешках, и вышли покурить. Поблизости на холмах росли невысокие сосны, скудная выгоревшая трава прикрывала пологие склоны холмов, и было непонятно: есть ли здесь пресная вода и где живут все эти Люди? Поблизости от места их причала валялась на песке одинокая лодка с прогнившим дном. Никаких других лодок нигде не было. Возможно, они и были, но оставались надёжно скрытыми в глубине острова, должно быть в каменных сараях, за ближайшими холмами.

- Господин Офицер! - обратился один из Солдат. - Нам надо было бы нанять какую-либо Девушку в прислугу для Коменданта. Да вот незадача, кого из них выбрать?

Эти старые хитрецы не хотели выбирать лучшее из худшего, что осталось на этом теряющем население островке. Они предпочитали не рисковать, но перепоручить такое дело Офицеру. При его неудачном выборе они - в стороне.

Через несколько минут выяснилось, что на островке всего две незамужних Женщин: две Девушки, с виду неплохие, но некрасиво одетые, простоволосые. Впрочем, Женщины в бесформенной грубой одежде никогда не выглядят красивыми, будь они даже раскрасавицами. Но делать нечего. Джакомо к явной радости одной из них сообщил, что она может ехать с ними на Пакси, чтобы стать служанкой в семье Коменданта. Звали эту Девушку Санта-Солема, но Санта - это для видимости, тогда как она, конечно же, была не только Солемой, но самой что ни на есть Сулемой. К тому же и межбровье своё она подкрашивала сурьмой, придавая бровям вид крыльев некой зловещей птицы над чёрными глазами. С этого забытого даже грабителями острова её и доставил Джакомо в крепость на Пакси.

Нужно сказать, что, начав служить у Коменданта, она в первый же вечер получила неплохое платье и юбку Соледат, стала умываться, расчёсывать волосы и заплетать косы. Комендант повелел ей считать его своим Королём и с наступлением темноты и до утра находиться всегда только с ним. И ни с кем больше.

На третий день её пребывания на острове, когда Джакомо проходил мимо неё и по своему обыкновению делал вид, что очень занят, он вынужден был всё же остановиться. Сулема, загородив ему дорогу, вдруг спросила: "Господин Офицер, я хорошая?"

- Да, Санта-Солема, ты становишься много симпатичнее.

- Ты хочешь заманить меня в свою комнату?

- Нет, Санта-Солема. Так нельзя. Ты ведь служанка Господина Майора!

- Служанка? - Сулема насмешливо оскалила неровные зубы. - Я хочу, чтобы и ты погубил меня. Узнаешь, как я могу целовать и миловать...

- Выбрось эту чушь из головы. Здесь живут Люди, а не скоты.

Солема задумалась, ворочая подобно жерновам какие-то собственные представления об ответных действиях.

- А я вот скажу Коменданту, что ты хотел изнасиловать меня!

- Не говори глупости. Я похвалил тебя, потому что ты стала умываться и причёсывать волосы, но ты мне не нужна.

- Нет, ты плохо подумал. Хотел изнасиловать. Я скажу!

- Ну и что же тогда будет, когда ты скажешь?

- Плохо тебе будет, Офицер! Тебя прогонят со службы.

- Но ведь тогда и тебя отправят обратно на остров. Зачем же Коменданту нужна сварливая и глупая Женщина?

Солема снова поворочала жернова мыслей в чёрной голове с волосами более жёсткими, чем волосы конского хвоста.

- Дай десять золотых монет, тогда не скажу.

- Золота для тебя у меня нет! - сдерживая негодование, сказал Джакомо. - Одумайся!

Но Солема вместо этого вдруг, визжа от деланной ярости, набросилась на Казанову, кусаясь и изо всей силы колотя его по груди кулаками. Джакомо дважды резко оттолкнул ее, а потом позвал на помощь двух Солдат, бывших поблизости. Солдаты довольно неохотно оттащили её от Джакомо. Та визжала и ругалась как помешанная, а потом побежала жаловаться Коменданту.

Комендант, выслушав Солему, спросил её, почему она решила, что господин Офицер решил изнасиловать её?

- Он сказал, что я стала красивой. Красивей твоей Донны Соледат. Он сказал, что хочет сделать меня своей наложницей.

- Но ведь он же не стал насиловать тебя?!

- Я честная твоя служанка, Король! А он плохо сказал мне. Он должен дать мне золото, десять монет... за то, что он плохо думал и толкнул меня!

- Но ведь ты сама бросилась на него с кулаками!

- А зачем он плохо думал? Пускай даёт золото!

- Придётся мне, Санта-Солема, отправить тебя обратно на Антипакси.

Тогда Солема заплакала и, упав на колени, поползла к Коменданту: "Добрый Король, не надо! Я больше не буду".

Инцидент был, казалось, исчерпан, но Солема, встретив Джакомо на следующий день, остановилась и, провожая его глазами, с презрением плюнула на пол.

- Ты зачем же загаживаешь пол? - сдерживая своё негодование, спросил её Комендант. - Ты забыла вчерашние обещания?

- Имею полное право. Пускай все видят!

- Нельзя, Санта-Солема, быть такой злой!

- Злой? Я честно сплю с тобой. А он - Свинья! Ты считаешь: он хороший, потому что сам такой!

Комендант велел Солдатам выставить её за дверь и приказал очередным баркасом отправить Солему обратно на её остров. Но, пожалуй, напрасно он поручил это непростое дело Джакомо, которого все островитяне стали недолюбливать за навязанные работы по усилению крепости.

Когда двое Солдат под руки привели визжащую и плачущую Сулему на баркас, она несколько раз пыталась выпрыгнуть из него, но её удержали силой. На этот раз путешествие было в тягость Джакомо. Сулема причитала, Солдаты угрюмо молчали, сплёвывая за борт. Море, после восхода, было не изумрудным, но каким-то мутным, с неровным частоколом солнечных лучей, уходящих в непрозрачную воду.

На острове их ждала толпа местных жителей. И едва лишь баркас уткнулся носом в песчаный берег, Сулема выпрыгнула из него и, показывая на Джакомо, начала, визжа от злобы, что-то объяснять своим сородичам. Толпа загудела и двинулась к баркасу.

- Худо, господин Офицер! - пожелтев от страха, решили его Солдаты.

Джакомо поднял пистолет, но толпа островитян в безобразных мешках, подпоясанных у бёдер, рыча, приближалась. Тогда Джакомо выстрелил поверх голов и Люди побежали врассыпную, но несколько человек упали, так, словно они были мертвы. Солдаты сноровисто выкинули несколько тюков своего груза на песчаный берег и, оттолкнув баркас, поспешно отплыли. Джакомо положил пистолет на скамью баркаса, чтобы достать порох и пули. Он был потрясен несправедливостью всего случившегося. Но, когда баркас отошёл от берега на расстояние четверть мили, двое сопровождающих его Стариков вдруг с необыкновенной ловкостью подхватили его подмышки и сбросили в воду. Джакомо, ещё не поняв в чём дело, вынырнул и устремился к баркасу. Но один из Солдат поднял весло и крикнул Джакомо:

- Назад, Господин Офицер! Убью!

Джакомо, оценив ситуацию, повернул от баркаса и, не сбрасывая одежды и не расставаясь с мечом на портупее, поплыл к берегу.

На берегу его угрюмо ожидали человек сорок островитян. По расчёту Солдат-провожатых они, видимо, должны были тут же растерзать их Офицера.

Коснувшись ногами дна, Джакомо вынул неширокий меч из ножен и двинулся по песчаному берегу. Он был столь страшен в своей решимости, что никто из встретивших его не решался подойти к нему ближе, чем на сто шагов. Действительно, эти жалкие остатки былого населения острова давно уже стали подонками, готовыми на действие скопом, но не способными идти на риск, если нескольким из них придётся расстаться с собственной Жизнью. Они видимо считали, что ненавистный им Офицер не сможет уйти с острова, и его гибель - дело времени.

В сопровождении островитян, идущих поодаль, он подошёл к гряде холмов и увидел несколько каменных домишек, стены которых, казалось, состояли из серых заострённых на углах плит. Подойдя к одному из этих домишек, он пнул ногой дверь, вошёл в пустую тёмную комнатку с крохотным окошечком под потолком. Кроме циновок на полу там ничего не было.

Он зашёл в соседний дом, где на полу комнаты, на циновке, увидел лежащего измождённого Человека.

- Где топор? - спросил Джакомо, приставляя к его горлу остриё своего меча.

- В углу! - с равнодушием обречённого ответил измождённый Человек.

Джакомо нашёл топор. Неплохой, с крепкой удобной рукоятью. Вышел из дома и снова отправился на холмы, под которыми внизу лениво накатывало пологие волны дремлющее в знойном мареве серо-голубое море.

Ему надо было найти подходящую сосну, такую, чтобы она не тонула в море под весом стоящего на ней Человека. Пожалуй, эта подходящая. Не обращая внимания на наблюдавших за ним издали островитян, он принялся рубить сосну. Час ожесточённой работы с полным напряжением сил без каких-либо мыслей в голове, с единственным сознанием, что так надо, и сосна рухнула. Джакомо обрубил ветки, затем вершину дерева и, сделав невероятное усилие, поднял комель бревна, которое было не под силу поднять даже четырём островитянам. Сейчас он был не Человеком, а Зверем, загнанным в ловушку, и как Зверь, использовал всю животную силу Организма. Надо, во что бы то ни стало... Иначе он будет растерзан в куски.

Спустив бревно на воду и попробовав встать на него, он вдруг убедился, что стоять на таком бревне нельзя, оно вращается под ногами как волчок и он снова и снова падает с него в воду. Жаль, но к нему надо и другое, чтобы, связав два бревна вместе, создать плот.

Поднимаясь на холм, он видел, что несколько островитян подбежали к бревну и с большими усилиями оттолкнули его от берега. Видимо они поняли, что этот ненавистный им Человек собирается построить плот из нескольких брёвен, и если так, то ему нетрудно помешать. Они, видимо, были уверены, что ничего он не построит, невзирая на его богатырскую силу и храбрость.

- Ну что же! Пусть радуются своей сообразительности, - решил Казанова.

Бревно, которое они оттолкнули от берега, неподвижно лежало на воде в сорока шагах. Никуда оно не уплывёт, пока не настанет следующее утро, когда ветерок с суши, с разогретой земли, не погонит его прочь от берега.

Ещё полтора часа работы с величайшим напряжением сил и вторая сосна рухнула, как и первая. Теперь нужно обрубить ненужные сучья, оставив на стволе лишь один, который он обрубит на берегу, чтобы сделать из него шест. Шест станет его веслом. И тогда это дерево можно будет скрепить с первым, соединив комель первого с комлем другого. Плот не лучше, чем челнок, но он всё же доставит его на Пакси.

Опять взвалив комель бревна на спину, и волоча вершину дерева по земле, Джакомо не без передышек добрался до берега, где и спустил второе бревно на воду. Теперь нужно разрезать мечом свой офицерский шарф на две длинные полосы, чтобы использовать их как верёвки. Готово. Меч в ножны. Теперь изготовить шест и всё... Топор воткнуть сверху.

Следовало отчаливать, чтобы добраться до второго бревна. Связать два бревна вместе можно и вдали от берега...

Отплыв на своём плоту от берега на полмили, Джакомо вытащил свои часы, благо они нисколько не пострадали в воде, поскольку были с двойными крышками, нашёл между часовой стрелкой, направленной на солнце, и цифрой 12 направление на Юг, определил нужный курс и, работая шестом как веслом, погнал свой плот на Пакси. Позади себя он увидел две лодки, которые шли ему наперерез от небольшого мыса. На лодках разместилось четверо Мужчин, по одному веслу на гребца. Когда они подплыли поближе, Джакомо увидел в руках одного из них багор. Лодка подходила сбоку, чтобы идти параллельным курсом. Джакомо, продолжая грести суком, досадовал на неповоротливость своего плота.

Когда лодка поравнялась с плотом "борт о борт", один из Мужчин, с заросшим щетиной лицом, размахнулся багром, чтобы ударить Джакомо по ногам сзади, намереваясь "смести" его с плота. Джакомо, действия которого всегда отличались стремительностью и непредсказуемостью, неплохо чувствуя плот под ногами, перепрыгнул через железный конец багра и ещё через секунду, ухватившись руками за этот замедляющий движение конец, несильно дёрнул багор к себе.

Мужчина, не ожидавший такого оборота дела, упал в воду, не отпуская багор. Джакомо, всё так же искусно сохраняя равновесие на плоту, начал подтягивать островитянина левой рукой к своим брёвнам, занося над его головой рогатый сук, (своё весло), для удара. Когда от головы островитянина до плота осталось не более двух шагов, островитянин перестал цепляться за багор и повернул обратно к лодке. Его дружок помог ему забраться в лодку. Их лодка немного поотстала.

На второй лодке, которая обходила плот Джакомо с другой стороны, багра не было, и её команда не посмела приблизиться. Джакомо положил сук под ноги и теперь грёб багром. Багор был тяжёл и неудобен, но... Островитяне, сидящие в лодках, видимо прикидывали насколько их Противник стал опаснее, заполучив в руки багор.

Конечно, они могли бы приблизиться к плоту одновременно с двух сторон, и пока Джакомо отбивался бы багром от одних, другие могли бы наброситься на него сзади. Но похоже, что они опасались подойти вплотную, поскольку Джакомо мог бы в таком случае прыгнуть в одну из лодок и заколоть двух ее гребцов своим длинным мечом. Комендант не без оснований сказал об островитянах, что Жизнь они ценят не дороже парусиновой рубахи, правда, в случае, если эта Жизнь чужая. Понимая, что при атаке плота некоторым из них придёт конец, все четверо островитян в двух лодках выжидали, предоставляя возможность команде другой лодки пойти в атаку первой, чтобы исключить для себя риск первых секунд боя с сильным и ловким Офицером. Этим Людям была не чужда расчётливость, но была чужда отвага. Некоторое время они плыли на своих лодках поодаль, молча наблюдая за Джакомо, но потом, так и не решившись подойти поближе, повернули назад к острову.

Ещё через четыре часа напряжённой работы шестом, научившись по ходу дела искусству гребли, так, что его челн шёл вперёд, не заворачивая ни в одну из сторон, он увидел в отдалении свой остров на северо-западе. Он походил на сизую дымку тумана над лёгкой зыбью моря.

Солнце зашло, но остров всё же был виден, и через два часа Джакомо ступил на дружескую (дружескую ли?) ему землю. Пройдя около трёх миль по берегу моря, он нашёл своё местожительство в четырёхугольнике замковых стен с домом Коменданта крепости. Без всякого труда он прошёл через незапертую калитку в воротах крепости. Прокравшись к двери дома, он концом своего меча потихоньку отодвинул её засов. Двое Солдат, дежуривших на нижнем этаже, несли здесь службу, располагаясь на лавках вдоль стен. Джакомо без стука закрыл дверь и, бесшумно пройдя в свою комнату, тихонько положив на пол топор, без сил упал на постель.

Перед обедом, в половине третьего, он услышал тихий стук в дверь. Это была Соледат.

- Синьор Джакомо, вы дома? - послышался её голосок.

- Да, конечно! -ответил он. - Сейчас иду.

Ладони его рук, которые были в кровавых мозолях, уже начали подживать и не особо досаждали своей болью. Тем более, не следовало раскисать и охать. Тщательно вымыв лицо и руки одеколоном и почистив одежду, Джакомо вышел к столу. Комендант с нескрываемым сочувствием посмотрел на его руки.

- Как вы добрались до Пакси? - спросил он.

- Я срубил два больших дерева и соорудил из них плот.

- Говорят, что вы убили трёх Человек на острове.

- Никого я не убил, никого не ранил и даже никого не ударил. Я просто выстрелил вверх, чтобы спасти своих Солдат от расправы разъяренной толпы.

- Как вы добыли топор, чтобы срубить деревья?

- Я попросту пошёл в селение и нашёл его во втором из домов. Жители острова не смели подойти ко мне ближе, чем на сто шагов.

- Не сомневаюсь, что это так. Что вы намереваетесь делать?

- Думаю, что на Пакси я пришёлся не ко двору. Нужно возвращаться на материк, чтобы получить новое место службы. Но прежде я всё же хотел бы закончить работу по усилению северо-западной стены крепости.

- Сожалею, но вам действительно лучше уехать. Что же всё-таки случилось?

- Думаю, что не столько инцидент с Солемой, а недовольство населения острова нашими работами...

- Почему же наши дела пошли столь плохо? Мы только-только вошли во вкус обновления крепости и вдруг... - Комендант явно не желал учитывать фактор недовольства населения.

- Я сделал лишь одну ошибку. Посчитал возможным взять на себя задачу, которую вы поручили своим Солдатам. Не следовало бы мне выбирать для вас служанку.

- Но это и моя ошибка: нельзя было выбирать себе служанку из этих одичавших островитян, не сохранивших ничего человеческого. Да, пожалуй, и вам незачем было даже разговаривать с Солемой. Впрочем, если бы её или другую выбрали сами Солдаты, конец был бы всё тем же. Кстати, зачем вы выбросили свой пистолет за борт, в воду?

- Я его не выбрасывал. Это меня выбросили за борт, а пистолет остался на баркасе.

- Хорошо, я верну вам ваш пистолет. Придётся отнять его у наших Солдатиков...

После обеда Соледат вдруг предложила Джакомо.

- Пойдёмте погуляем, Синьор Джакомо! Но только не на берег, пойдёмте гулять за холмы, к небольшому источнику среди лавровых деревьев.

По дороге к источнику она заговорила об инциденте с Солемой.

- Скажите, Джакомо, - осторожно начала Соледат, - за что же так невзлюбила вас Санта-Солема?

- За что? Я не пожелал видеть в ней Женщину достойную внимания, тогда как она считала себя достойной всех благ мира.

- Она предложила вам встречаться с ней?

- Да. И весьма своеобразно, с наглой навязчивостью животного. Когда я сказал ей, что она служанка Коменданта и должна выбросить из головы такого рода блажь, она превратилась в зверя.

Соледат посмотрела на своего Кавалера так, словно она впервые его видела. Молча пройдя ещё несколько шагов рядом с ним, как бы обдумывая нелёгкое для неё решение, она вернулась к тому разговору, который состоялся у неё с Джакомо в третий вечер их знакомства.

- Но разве Женщина, будь она даже настоящей Сулемой, совершенно не нужна вам, Кавалер Казанова?

- Совершенно не нужна, Донна Мирра! Я ведь не совсем обычный Человек и совершенно ни в чём не нуждаюсь.

- Но ведь, чтобы сохранять нормальную Физиологию Организма, Мужчина всегда должен общаться с Женщинами? Об этом я могу судить хотя бы по поведению своего Отца.

- Да, это естественно, как для Мужчин, так и для Женщин. Но я не нуждаюсь. Я ведь не совсем обычный Человек. Физиология моего Организма не требует постоянной заботы по её нормализации. Поэтому, если я и предлагаю вам свидания как с Женщиной, то только потому, что испытываю к вам чувство Любви и нежности. Я испытываю высокое влечение Духа лишь к одной, к вам, Донна Мирра. И благодарен вам за то, что вы цените мою готовность к самопожертвованию.

- Вы знаете, Синьор Джакомо, ведь я не случайно сказала вам однажды о том, что на свете есть немало Людей, которые не посчитаются с тем, что у меня нет никакого приданого.

Джакомо взял Соледат под руку и вопросительно посмотрел ей в лицо.

- Вы должно быть и не догадываетесь, - продолжала Соледат, - что Комендант крепости, которого все считают моим Отцом, на самом деле мне не Отец, а Отчим. Мать мою убили эти одичавшие Люди с Антипакси. С тех пор прошло уже двенадцать лет. Мой Отчим очень любил её и свою любовь к ней он перенёс на меня. Тем более, что я очень похожу на мою покойную Мать.

- Вы считаете, что его любовь из любви к Дочери перерастает в любовь к вам как к Женщине?

- Не уверена, но думаю, что вы близки к ещё не совсем осознанной моим Отчимом истине. Понимаете ли вы, что это может значить для меня в близком будущем?

- Зачем же тогда вы мне всё это рассказываете?

- Рассказываю не потому, что не доверяю вам, а потому, что считаю, что наша разлука станет неизбежностью, если Комендант заподозрит, что вы ухаживаете за мной, а я отвечаю вам взаимностью... он отошлёт вас с острова.

- Но разве мой отъезд с острова не решён?

- Конечно, не решён! Этот инцидент с Солдатами, Сулемой и островитянами с Антипакси - всего лишь повседневность. Через неделю Комендант предложит вам простить неразумность поведения своих Солдат и продолжить службу. Правда, при условии, что вы не станете, ну... навязывать мне своё общество.

- Значит, следовало бы проявить крайнюю осторожность. Зачем же вы среди белого дня пригласили меня на эту прогулку?

- А с тем, чтобы всё это донесли Коменданту наши соглядатаи.

- Но зачем? - Джакомо остановился в недоумении, измеряя глазами статную фигуру своей спутницы. Он не сомневался в её симпатии к себе и такое её решение казалось ему верхом нелепости.

- Вам нужно оставить наш остров и потому я хочу вызвать ревность Отчима.

- Но ведь вы жертвуете своим добрым именем, Донна Мирра. Да и какими глазами станет смотреть на вас после таких доносов ваш Отчим?

- Вам нужно уехать, Синьор Джакомо! Потому что меня, неодолимо влечёт к вам. Я не в силах противиться своему желанию быть с вами. Целовать вас!

- Но если так, то зачем же мне уезжать? За одно любовное свидание с вами я готов расстаться с Жизнью.

- Я не сомневаюсь, что вы ведёте речь не о свидании с робким прикосновением рук и мечтах о первом поцелуе, но о любовном соитии, Синьор Джакомо. Я думаю, что, говоря о любовном свидании, вы понимаете его по-мужски.

- Вы, несомненно, преувеличиваете, Донна Мирра. И все же я мечтаю о тайных свиданиях с вами. Моя комната - наилучше место для таких встреч. Ведь мы живём с вами на втором этаже комендатуры, дверь - напротив двери, тогда как ваш Отчим с Экономкой наверху, а Солдаты на первом этаже ещё за одной дверью. Сама судьба посылает нам возможность встреч без свидетелей. Тайных, долгих, сладостных!

- Возможно и так. Но ведь такие свидания могут иметь неприятные следствия. Разумеется, я не допускаю и мысли о том, что я могу стать чьей-то Любовницей. Боже упаси! Ну, а что, если я на минуту потеряю голову... погашу светильник благоразумия?.. Разве следствия падения Женщины заставят себя долго ждать?

- Простите нескромный вопрос, Донна Мирра! Много ли у вашего Отчима было служанок после гибели вашей Матери, которых вы видели с ним в одной постели?

- Много ли? Много. Сулема была восемнадцатой. Но никто его не смеет осуждать, он здесь Король. От Короля позор - семейству не в укор! А что?

- Видели ли вы, чтобы хоть одна из его служанок обнаружила следы падения Женщины после ночей, проведенных с ним в постели?

- Нет, такого никогда не было. Отчим отправлял их восвояси по разным другим причинам. Чаще всего из-за слишком амбициозного поведения. Они не способны понять, кто они на деле и кто есть Комендант крепости...

- Пусть так, Донна Мирра. Важно лишь то, что все они понимали, что следствия их сожительства с Комендантом не могут быть своевременны. Ваш Отчим просто предупреждал их, чтобы они не смели и думать о рождении Детей. Нельзя! Несвоевременно! Несерьёзно! И их Организм осознавал недопустимость следствий.

- Не знаю, как можно поверить в такое. Пожалуй, нам нужно возвращаться. Сейчас так жарко, что всё живое попряталось в дома. Идёмте, нас никто не видел.

- Это далеко не всё, Донна Мирра! Если вы поймёте, что я совершенно необычный Человек, то никаких опасений в этой части у вас вообще не станет.

- Вы хотите сказать, что у вас совершенно нет семени? - с обескураживающей простотой спросила Соледат, и Джакомо с трудом скрыл своё смущение. Поразительно, но настоящие Женщины вообще не умеют смущаться...

- Да, Донна Мирра! У меня нет семени, у меня есть только Ментал, нужный не для сиюминутной беременности, а для существенного улучшения будущего потомства тех из Женщин, которые хотя бы однажды встретились со мной. Этот Ментал служит также средством Восхождения и самой Женщины. Ваша Душа знает это и потому она-то и требует, просит, умоляет вас не упустить случай испытать не только блаженство Любви, но и счастье Восхождения.

Соледат неподвижно стояла перед ним, словно зачарованно вслушиваясь в голоса, возникшие в её сознании. Она не решалась поверить и вместе с тем хотела верить до такой степени, что глаза её снова подёрнулись туманной дымкой.

Глядя в эти глаза, затуманенные поволокой предстоящего наслаждения, Джакомо ласково обнял голову Соледат обеими руками и стал целовать её в губы, ощущая, как бурно струятся волны крови в его артериях и как радостно вторит стуку его сердца сердце его Возлюбленной.

Соледат, без сомнения, была весьма сдержанной, рассудительной Девушкой. Но разве нужна была её сдержанность её Кавалеру? Ведь Любовь сладостна ещё и потому, что она искренна. Влюблённые, лаская друг друга, свято верят в то, что они никогда не перейдут некую роковую черту, превращающую их нежные ласки и трепет сердец в некое столь греховно выглядящее со стороны соитие. Но и ежеминутно нарушая свои клятвы и уверения, они всегда находят свои действия всё более искренними, безупречно справедливыми, столь же нужными, как глоток воды для розы, бредущей по пустынному плоскогорью.

Влюблённые честны даже в вероломстве своей страсти, ведь каждый оправдывает несдержанность другого собственной несдержанностью, потому что Влюблённые готовы пожертвовать всем ради жертвы своего партнёра, потому что они те, кто утоляют жажду друг друга. Их вероломство оправдано честностью вожделения, стихийностью проявления страстной натуры.

- Сейчас я уже раскаиваюсь, что позвала вас для прогулок за эти холмы, - вдруг решила Соледат, - лучше бы исключить такой риск.

- Идёмте домой! Вы придёте сегодня ко мне на тайное свидание? Приходите и не сомневайтесь, что каждая минута нашего счастья и будет лучшей минутой нашей Жизни! Не отказывайтесь, Донна Мирра, от настоящего ради будущего. Настоящее - это неудержимое наше влечение друг к другу. А будущее - кто знает, какое оно?

- Но учтите, я приду с двумя пистолетами.

- Зачем же с двумя, разве вам недостаточно одного, чтобы застрелить меня?

- Но ведь в таком случае должна же и я застрелиться?

- Вам, Донна Мирра, нельзя стреляться. Ведь вы - настоящая Женщина, нужная многим Мужчинам, но избирающая из многих немногих её достойных.

- Пожалуй, я принесу только один пистолет. Или зачем же его приносить? Ведь я смогу застрелиться и в своей комнате. Потому что, если со мной случится что-либо непозволительное в то время, когда я стану целовать вас, то винить я должна только себя. Виновата, что позволила себе... забыться, теряя благоразумие.

- Заклинаю вас, Донна Мирра, выбросьте эти мысли из своей милой головки. Разве можно допустить, чтобы такая прелестная Девушка думала о смерти, когда она только-только начинает приобщаться к Жизни и Любви? Не спешите стреляться. Ведь нужно осознать всё то, что с нами происходит, и какой нелепостью в таких случаях является настоящее благоразумие. Подумайте: разве стать хотя бы ненадолго счастливой среди серых будней существования на этом забытом даже пиратами острове - это причина для горестных сожалений и отчаяния? Нет! Счастье надо продлить возможно дольше, надо дорожить каждым днём, отпущенным нам судьбой.

- Ну, хорошо, Синьор Джакомо! Я приду без пистолетов. Приду просто к вам.

- Правильно, Донна Мирра. Разве кому-нибудь нужна наша смерть?

- Не знаю! И всё же следовало бы принести оба, и пусть второй был бы для вас и стрелял бы первым, потому что вы, безусловно, правы. Но вашей правоте нет места на Земле. Ваша логика несовместима с моим представлением о порядочности. Я приду потому, что потеряла голову. Но не следует терять голову и вам, Синьор Джакомо. Прошу вас, не теряйте голову хотя бы вы, мой милый Кавалер, иначе быть несчастью!

Джакомо молча склонил голову, как бы благодаря Соледат за предстоящее счастье, не сомневаясь, что никаких пистолетов им не понадобится.

Через восемь дней после решительного разговора за холмами за северо-западной стеной крепости Пакси и последовавших за ним тайных ночных свиданий с Джакомо, Комендант в сопровождении 4-х Солдат личной охраны и Соледат с пистолетами в открытых кобурах, свисающих вдоль её стройных бёдер, проходя вдоль берега моря, вдруг остановился и, подняв подзорную трубу, стал обозревать горизонт. Оставив Солдат у подножия холма, он подозвал к себе Соледат и, вручив ей трубу, окуляр которой она тут же поднесла к глазам, вдруг сказал:

- С тобой что-то происходит, Мирра. Ты стала удивительно красивой, ты словно наполнилась розовым светом и светишься радостью. Похоже, ты стала Женщиной, притом с неплохим Мужчиной!

Соледат опустила подзорную трубу и, делая вид, что вглядывается в море, со спокойствием четырёхкрылого ангела ответила:

- Ничего со мной не происходит, Отец. Я всё та же!

- Та же и уже не та. Я чувствую, как могуче действует твой Организм на моё тело. Это не истомлённое воздействие Девушки, а воздействия желания Женщины... Очень хорошей... желанной и прекрасной!

- Я понимаю вас, Отец. Но считаю такое объяснение преждевременным.

- Я тебе не Отец, а Отчим. Ты, как и твоя Мать, могла бы стать моей Возлюбленной. Может быть, нам отослать в Венецию Казанову, хотя он ещё и не закончил надстройку северо-западной стены? Мне трудно решиться на такое дело: он очень нужен. Стена, которую он возводит с полукруглыми ячейками для Стрелков, не только усиливает, но и украшает крепость. Создаваемое его руками принесёт славу не ему, а мне, потому что одно дело быть Военным, а другое депо - Военным и Созидателем. Такое присуще лишь Генералам. И всё же, дней через 36-40 он уедет. Что ты скажешь на это?

- Скажу, что за нашим столом станет несколько скучнее, но это ничего не изменит.

- А если мы съездим с тобой в Венецию и там тайно обвенчаемся?

- Избавь меня Бог от тайных венчаний! Тайное венчание - это лишь прикрытие неопределённого статуса не Жены, а Любовницы. Ты не серьёзен, Отчим. Я ожидаю от тебя проявления благородства и решительности.

- Хорошо, скажу тебе по секрету: мой срок пребывания на острове закончен. Я лишь уверяю жителей, что он продлится ещё три года. Так нужно, для поддержания порядка. Но, возможно, месяца через два-три мы вернёмся в Геную. В этом городе я купил себе половину особняка. Думаю, что, вернувшись в город, я не оставлю службу, но займу более высокую должность. Я хотел бы, чтобы у меня дома собиралось общество: Военные, Судовладельцы, Франкмасоны, Политические деятели. Ты бы вполне могла стать Хозяйкой салона.

- Отчего же? Да! Думаю, что, будучи Хозяйкой нашего салона, - не твоего, а нашего, - я не помешала бы твоему продвижению на военной службе, а возможно и на Государственной. Но Хозяйкой салона не может быть Любовница, ею может быть только Жена.

- Ты правильно поняла меня. Так тому и быть! - решил Комендант.

Эта повесть из жизни Джакомо Казановы несколько противоречит строгим нормам поведения Людей, которые устанавливают для нас моралисты, делающие исключения из правил только лишь для самих себя. Тем не менее, она является житейской правдой, а не выдумками сотрудников издательства книготорговца Брокгауза. Этот эпизод из жизни Казановы свидетельствует, что правы были все те, кто подобно С. Цвейгу утверждал, что "зажигательность Казановы никому не доставила особых страданий. Он не вызывал ни гибели, ни отчаяния своих Возлюбленных, он всех их делал счастливыми и ни одной - истеричной. Все они после чувственного приключения возвращались невредимыми в обыденность, к своим Мужьям и Любовникам". И все же никто не знал: в чём же состояла исключительность Казановы и в чём состояло достоинство тех относительно немногих Женщин, которые, встречаясь с ним, были счастливы, а расставаясь, не считали себя ни покинутыми, ни униженными.

Первая публикация: Приложение к вестнику № 28 "Лекции Гермеса Трисмегиста", июль 1998 г.

Вторая публикация:
27.11.2010 г.

Гаврилова Елена А.
INSI 0000 000446875902

Гаврилова Елена Анатольевна
ISNI 0000 000446875806

E-mail: ealvgr20@gmail.com