Папа вернется

ПАПА ВЕРНЕТСЯ
28 Декабря 2020

Анфиса лежала на верхней полке, уткнув нос в подушку, и делала вид: будто спит. Но украдкой, чуть приоткрывая глаза, сквозь узкие щелки ресниц рассматривала старика. Анфиса вообразила себе, что это Дед Мороз – переоделся в обычную одежду обычного старика и едет в обычном купе обычного поезда. Страшно интересно: куда он едет, что прячет в своем чемодане с золотыми застежками и настоящая ли у него борода?
Анфиса не видела, как таинственный старик появился в их купе. Должно быть, она спала, когда поезд остановился на очередной станции, крепко спала, когда он зашел в их вагон, в купе; когда она проснулась, он уже сидел возле окна.

Где же мама? Где мама? Почему ее не слышно? – тревожилась Анфиса. И сама же отвечала, успокаивала себя: наверно, мама еще спит. Она напряженно вслушивалась и меж стуком колес пыталась услышать мамино дыхание, и ей казалось, что она слышит, и ей становилось спокойней.   Анфисе хотелось заглянуть под свою полку – вниз, чтобы увидеть мамину кушетку, увидеть маму, убедиться, что она рядом, что она спит. Но Анфиса боялась пошевелиться, боялась выдать себя, боялась этого таинственного гостя, и в тоже время ей было страшно любопытно.

Старик сидел за столом возле окна. Анфиса видела, как он достал из кармана пиджака круглую жестяную коробку, раскрыл, взял несколько цветных кусочков и бросил в стакан с чаем. Он оставил коробку на столе и Анфиса могла рассмотреть рисунок на круглой блестящей крышке: четыре, шесть, восемь… восемь углов у звезды на крышке…
А старик не спеша размешивал чай в стеклянном стакане – ложка стучала в стакан: дзин-дзин, дзин-дзин. И этот звонкий стук, напомнивший Анфисе звон маленького колокольчика – подарок папы – который она подвешивала на елку, вторил стуку железных колес поезда: тук-тук, тук-тук.
От стакана шел пар. Старик отпил горячий чай, и толстые круглые стекла его очков стали матовыми, почти белыми. Анфиса на секунду раскрыла глаза и снова прищурила.
Старик встал. Анфиса зажмурилась, сжалась, задержала дыхание. Она слышала: как звякнули один за другим защелки чемодана, скрипнула крышка, зашуршал мешок, хлопнула крышка, лязгнули защелки. Когда Анфиса снова приоткрыла глаза – старик как прежде сидел за столом. На столе появились круглая булка хлеба и стеклянная баночка с чем-то темным, малиновым. Он отщипнул от булки кусочек, макнул в банку и причмокнул.

- Процесс повторения элементов самоподобным образом… - старик сдвинул очки на кончик длинного узкого носа, и вслух читал газету, подстеленную вместо скатерти.
- Восемь букв, - протяжно проговорил старик и продолжил читать: - Если два зеркала установить друг напротив друга, то возникающие в них отражения суть одна из форм бесконечности… Слово из восьми букв… - повторил он, не поднимая головы.

- Вы не подскажете, юная леди? – вдруг громко спросил он.
Анфиса от неожиданности вскинула голову, приподнялась на локтях, округлила глаза. Старик смотрел на нее поверх очков и улыбался в густые почти белые усы.
- Последняя буква – «я», - проговорил он.
- Я… я не знаю… - запинаясь, ответила Анфиса.  Затем рывком заглянула вниз: мамы нет. Мамино одеяло было аккуратно сложено на кушетке, и подушка стояла пузатым парусом в изголовье. - А где моя мама?
- Она вышла. Не дождалась вашего пробуждения, надеялась вернуться раньше, чем вы проснетесь, - старик снова улыбнулся, - Не бойтесь, юная леди, я уверен, ваша мама скоро вернется.
Анфиса села воробушком на полке, не решаясь слезть вниз.
Старик достал из нагрудного кармана писчую ручку, щелкнул круглым ее концом об стол и что-то вписал в пустые ячейки кроссворда.
- Как вас зовут, юная леди? – спросил старик, убирая ручку обратно в карман.
- Фиса… Анфиса.
- Замечательное имя! Фиса-Анфиса! А меня можете называть Павел Серафимович. Не желаете монпансье? – старик звонко щелкнул ногтем по жестяной звезде.
- Нет, не хочу. Спасибо.
- Так и будете там сидеть? Спускайтесь, сударыня, сжальтесь над стариком с его шейным хондрозом.
Анфиса слезла вниз и присела на край маминой кушетки, дальний от окна.
- Сколько вам лет, леди Анфиса?
- Десять. – чуть слышно ответила девочка.
- А как ваше отчество?
- Сергеевна.
- И куда вы едете, Анфиса Сергеевна?
- Домой.

Анфиса всматривалась в серые, выцветшие, будто тоже седые глаза старика, и не могла оторвать от них взгляд. Будто его глаза говорили сейчас с ней и задавали все эти вопросы.
«Он не моргает! Почему он не моргает?» – думала Анфиса.
Старик указательным пальцем надвинул очки с кончика носа на глаза. Открыл коробку с монпансье и протянул Анфисе:
- Выбирайте, Анфиса Сергеевна. Какой ваш любимый цвет?
- Оранжевый. - ответила Анфиса.
Старик улыбнулся – оранжевых конфет в коробке не было:
- Возьмите желтую и красную, и получится оранжевый.
- Спасибо, – сдалась Анфиса и выбрала две конфеты.

- Я слышал, как ты молилась ночью…
Анфиса вздрогнула. – Вы слышали? Вы были тут?
- Да. Я был. 
Ты молилась о своем отце?
Анфиса глубоко вздохнула и промолчала.
- Где твой отец?
- Папа на войне… Он командир полка. Он очень смелый и сильный.
- Анфиса, ты замечательная дочь. Ты так сильно любишь его.
Девочка перекатывала в ладони маленькие леденцы, они глухо стучали друг о друга, будто деревянные четки:
- Я его не отпустила… Он уходил. Мама провожала. А я не пустила. Вцепилась в папину руку: нет! Не пущу! Или с тобой или не пущу! И папа остался. Сел в свое кресло. В мундире как был. И я с ним: никуда не пущу! Я лежала у него на коленях. Папа гладил мои волосы. И пел: «синий, скромный платочек». Вы знаете «синий платочек»?
Старик кивнул.
- Он тихо так пел. А потом без слов – одну мелодию: «м-м-м». И все гладил меня по голове. Не помню, как уснула. А когда проснулась... Папы не было. Ушел! Все равно ушел!
Старик сел рядом с Анфисой. В руке у него появился бирюзовый платок, и он отирал слезы с раскрасневшегося лица девочки.

- Анфиса, я желаю, чтобы Бог услышал твои молитвы, и твой отец вернулся домой. Живой. И чтобы вы с ним вместе нарядили елку к Рождеству. И повесили колокольчик на нижнюю ветку…
Анфиса сжала конфеты в кулаке. Глаза ее округлились.
– Кто вам сказал? Откуда вы узнали…
Она подалась назад, вскочила, толкнула дверь и выбежала из купе.

- Мама! Мамочка! – кричала Анфиса. Она бежала по длинному коридору, спотыкалась, цеплялась за поручни, чтобы не упасть. А за окнами вагона ей на встречу неслись заснеженные деревья, столбы, валуны.
Дверь в конце коридора раскрылась. И на пороге появилась молодая женщина в длинном синем платье с темнеющей на плечах шалью. Она бросилась к Анфисе, схватила за худенькие плечи, затем судорожно ощупала голову, лицо, шею.
- Что, что случилась, доченька? – в глазах женщины дрожал испуг. – Ты упала с полки? Ушиблась? Испугалась? Почему плачешь? Скажи, что? Фиса!
Девочка прижималась к маме, всхлипывала, ее глаза были красные от слез. Она заговорила быстро, торопливо:
- Мамочка, откуда он знает!
- Что знает? Кто знает?
- Он сказал про папу! Про колокольчик! Про папин, мой колокольчик!
Мама Анфисы стояла на коленях, ладонями обхватила лицо дочери, с тревогой всматривалась в ее глаза, подол синего платья стелился вокруг них. – Твой колокольчик, который тебе подарил папа, так? – кивнула женщина.
- Да! Мы с папой каждый раз весили его на елку. На нижнюю ветку! Помнишь? Чтобы когда Дед Мороз придет. Будет раскладывать подарки. Под елку. Колокольчик зазвенит! И я увижу его. Деда Мороза.  Это папочка придумал! Когда я маленькая была. Это наш секрет.
А он знает!
Знает!
- Доченька, кто знает?
- Старик! Наш сосед в купе!
- Ничего не понимаю, Фисушка… Тебе приснился какой-то сон?
- Мамочка, пойдем скорей! – Анфиса вырвалась из маминых рук и потянула ее за собой, догоняя заснеженные деревья, столбы, валуны.

- Вот! – Анфиса распахнула прикрытую дверь купе.
Внутри было тихо. Старик исчез. Исчез чемодан с золотыми застежками. Железные колеса отбивали все тот же быстрый ритм: тук-тук, тук-тук. На столе стоял чистый стакан, лежала газета, расстеленная Анфисиной мамой, вместо скатерти. Девочка подбежала к столу, заглянула в стакан – пустой, сухой. Затем принялась ощупывать, рассматривать газету. И замерла.
Мама уже заправляла верхнюю кушетку и настороженно поглядывала на дочь. – Фисушка, что же ты хотела мне показать?
- Ре-кур-си-я… - протянула Анфиса. Мамочка, ты знаешь что такое «рекурсия»?
- Нет, доченька. А что это?
- Это бесконечная… - девочка смотрела на свой сжатый кулачок. – Это… Мамочка, хочешь конфетку?
- Ну… хочу.
Фиса разжала кулак. И ахнула.
На ладони лежали две оранжевые монпансье.

- Мама, знаешь что. Знаешь, что я думаю.
- Что? Что ты думаешь, моя Фисушка?
- Я думаю…
Я верю, что папа вернется.
Папа вернется домой.
Живой.