Освобождение

               
                очерк
    Тридцатого  декабря 1942 года к городу Элиста вплотную подошли наши части. Немцы в спешке отступали. Город был полон немецких солдат, многие из которых напевали: «Ком цю рик…», что в переводе на русский означает – иди домой. Солдаты, как вспоминает моя тётя Софья Ильинична, поражением под Сталинградом и отступлением их частей ни сколько не были огорчены.
   В тот день с раннего утра в  большой, просторный дом, в котором на время войны остались только семнадцатилетняя Соня и её мама, ввалилось много солдат. Но вот на пороге дома появился важный генерал и кто-то из немцев крикнул: «Ахтунг!» Все вскочили и вытянулись, приветствуя высокого начальника. Сверкнув из под козырька фуражки  стеклышками монокля, генерал следом за своим ординарцем молча проследовал через кухню и спальню в переднюю. Солдаты тут же кинулись вон из дома. Генерал, войдя в комнату, сбросил накидку из лисьего меха, которую лихо подхватил ординарец, и присел на кушетку возле которой стояла плохонькая тумбочка. Опершись локтем правой руки на тумбочку, генерал подпёр ладонью  голову и застыл в таком положении.
   Ординарец с большим портфелем прошел на кухню. Там он открыл портфель, достал из него и поставил на стол спиртовку. Зажигалкой зажег её,  из портфеля вынул  и поставил на спиртовку  маленькую сковородочку. С минуту подождав, вынул из  портфеля маленькую бутылочку и   плеснул из неё на сковородочку немного растительного масла. Потом  вынул из портфеля небольшую жестяную коробку, открыл её, взял и положил на сковородку небольшую колбаску, из пакета насыпал на сковородочку яичного порошка. Кружкой из стоявшего рядом ведра набрал и плеснул на сковородочку немного воды и, несколько минут перемешивая, готовил еду. Когда вкусно пахнувшая еда была готова, немец загасил спиртовку. Из  портфеля вынул большой термос и маленькую чашечку. Из термоса он налил чашечку плохо пахнувшего кофе. Потом вынул из портфеля большую красивую бутылку и стакан. Из бутылки налил в стакан вина. После этого из  бездонного портфеля извлёк небольшой поднос, из продолговатой железной  коробки вынул и положил на поднос нож и вилку, на поднос поставил  сковородку, вино и кофе. Лихо подхватив поднос, понёс его в комнату, где сидел генерал.  Войдя в комнату, он молча поставил поднос на тумбочку, сделал шаг назад, с поклоном что-то пробормотал и вышел.               
  Моя юная любопытная  тётя в это время наблюдала за генералом через щель неплотно закрытой двери. Минут двадцать  генерал  неподвижно сидел в прежней позе. К своему завтраку он так и не притронулся…
      По моим данным это был генерал лейтенант Герхард Граф фон Шверин, командир усиленной 16 мотопехотной дивизии из группы армий «А», которая действовала на левом фланге группировки войск, рвавшейся через Северный Кавказ к бакинской нефти. Задачей дивизии было обеспечение левого фланга группировки, а по возможности и выхода к Волге,  взятия Астрахани, чтобы перерезать важную артерию снабжения СССР нефтью из Баку.
  Барон фон Шеин происходил из старинной военно-аристократической семьи, участвовал в первой мировой войне, закончил ее в звании старшего лейтенанта. Накануне второй мировой войны  был переведен из Генштаба в дивизию «Великая Германия», участвовал в боях в Бельгии и на Сомме. В апреле 1941 года фон Шверина, как грамотного штабного офицера, обладающего опытом руководства маневренными частями, перевели в северную Африку. Там подразделение Шверина отличилось в боях при штурме оазиса Мехели, взяв в плен 2000 британских военнослужащих, в том числе двух генералов. После этого фон Шверина перевели на Восточный фронт, где он командовал войсками в районе Ленинграда. 17 января 1942 года полковник получил Рыцарский Крест. С переводом на южное направление фон Шверину было присвоено звание генерал-лейтенанта. Приняв 13 ноября под командование 16 мотопехотную дивизию, Шверин использовал весь свой богатый опыт ведения маневренной войны. Он искусно оборонялся и уводил от окружения свои части, наносил неожиданные мощные удары по флангам и тылам частей 28 армии. Даже окружение нашими войсками армии Паулюса, усложнившее в связи с этим обстановку в полосе действия его дивизии практически ни как не сказалось  на боеспособности частей Шверина. И, тем не менее, ему пришлось спешно бежать на запад.
  Так чем же был в то раннее морозное утро  обескуражен этот опытный вояка? О чём он думал в доме моей бабушки, куда зашел позавтракать, но так и не притронулся к еде? Почему? Может в те минуты в его не глупой голове уже созрело понимание наступившего перелома в войне, конец, крах военной авантюры против русских? Этого мы, к сожалению, уже ни когда не узнаем. Но факт остаётся фактом, что уже в то время, когда немецкие дивизии сделали самые первые шаги отступления, в головах их воинства, даже высшего руководства,  что-то стало переворачиваться. До самопускания в эти головы девяти граммов свинца  в висок ещё дело не дошло, но что-то уже крепенько туда проникло.       
   …Очнувшись словно  от глубокого сна, немец  решительно встал. Быстро  вошедший ординарец накинул на него меховую накидку, и генерал направился из дома. Ординарец схватил с тумбочки поднос, вбежал на кухню, спиртовку и всё содержимое подноса быстро упаковал в портфель и побежал за генералом. Обогнав босса, он открыл ему дверку автомобиля, обежал автомобиль с другой стороны, сел рядом с генералом и автомобиль,  обгоняя медленно двигавшиеся тяжело груженые машины, укатил на запад.
    Рано утром первого января в город вошли наши.
  Мне в те дни исполнилось  всего три года, и тем не менее, детское сознание сохранило некоторые эпизоды нашего бытия тех дней. Во время боёв за город, Вознесеновку и Троицкое (Сёла расположены в десятке километров одно севернее Элисты, другое - юго-восточнее)  я помню темноту погреба, где на лавке укутанные какими-то одеждами сидели мы с двоюродной сестрой Лидой. Помню сильный «бу-у-у-х». Это в нескольких десятках метров на нашем огороде, как потом мне рассказывали взрослые, взорвалась наша авиабомба. Проходя службу в городе Северске, мне посчастливилось пожать руку Русакову Василию Герасимовичу, который пилотом ИЛ-2 в составе группы наших самолётов  из 289-го ШАД бомбил в тот день город Элисту. Рано утром первого января я проснулся от суеты в доме. Мама, тётя, бабушка и дедушка метались по дому на всякий случай, готовясь покинуть дом. В доме было светло от огромного пожарища. Страшные, кроваво красные перемешанные с чернотой языки пламени занимали всё пространство окон нашего дома. Горела запаленная немцами школа, которая стоит метрах в ста от нашего дома через улицу, где во время пребывания в городе немцев был их госпиталь.