Я есенинской музой обласкан

                Т.А.

Становлюсь ли духовно богаче
от общения (с наглой!)  тобой?
Я люблю, только это не значит,
что тебя может лапать любой.

И парням не подмигивай сладко,
я ревнив, нам двоим на беду;
расцветают левкои на грядках
отцветают пионы в саду.

Всё идёт своим ходом на свете,
смену новых гостей ждёт курзал:
мне недаром ай-петринский ветер
об изменах твоих нашептал.

И не хвастайся снова подружкам,
вызывая в них зависть и шок,
что во мне ты лишь видишь кормушку
и надёжный с валютой мешок.

Мчатся с музыкой вдаль иномарки,
настроенье моё – на нуле,
я ношу спорткостюмчик немаркий,
я заеду тебе по скуле.

Не очнёшься, пеняй на себя же,
не помогут ни пластырь, ни йод:
ты не думай, что к шее лебяжьей
месяц петлю в ночи не совьёт.

Я и сам распрощаюсь с рассветом
и с бутылкой – жалей не жалей,
потому что с душою поэта
быть бандитом вдвойне тяжелей.

Но не вижу я выхода, но не
понимаю твой дерзкий талант,
а в ай-петринской тёмной короне
заходящего солнца брильянт.

Будет гаснуть там пламя заката,
будет глух, затихая, прибой,
в этой смуте сама виновата
ты, мужчин завлекая собой.

Зря ль знакомые вслед нам судачат,
обсуждают  прикид твой и стать…
я спокоен, но это не значит,
что любой тебя может обнять.

Я есенинской музой обласкан,
знаю я о суме и тюрьме,
прицеплю, усмехнувшись, на лацкан
пиджака твою брошку во тьме…