Несказанный Край. Фрагмент 3

Прошу воспринимать данный текст, как черновик, так как я собираюсь ещё много раз возвращаться к нему, чтобы править, и править, и править.

Не сказка! Строго 18+.

(...)
Но внезапно дорогу ему преградила вода. Недобиток осознал это лишь тогда, когда вытянул вперёд руки и они оказались в ней по самые локти, а пальцы ухватили не траву и не корни, а зарылись в ледяной липкий ил.
Только тут он поднял голову выше и увидел поток. Реку слишком широкую и глубокую, чтобы пробовать одолеть её вброд.
Разве что попытаться переплыть, но для этого надо было быть умелым пловцом в полном здравии.
 
Осознав ситуацию в полной мере, доходяга разрыдался у кромки воды. Его кровь в это время продолжала часто капать и стекать ручейками, извивавшимися в такт биения сердца, словно алые змейки, и несчастный ничего не мог с этим поделать.

Скажем к слову, обычно у бессмертных не бывает долгих кровотечений. Их сосуды очень хитро устроены. При ранении они сразу сжимаются, направляя основной кровоток в обход травм по другим, уцелевшим путям.   
Лишь, когда тех уже недостаточно, - тогда крови больше некуда деться и она всё-таки попадает в пострадавшие жилы. И, конечно, вытекает из них.
   
Для бессмертного, правда, это значило не совсем то же самое, что обычно - для любого другого. Тем не менее, признак был хуже некуда.
 
Вместе с кровью беднягу покидала даже если и не сама его жизнь (слишком крепко сидевшая в каждой клеточке тела), то последние силы. А ему оставалось лишь смотреть, как она заполняет углубления в глине, а потом течёт дальше под уклон, достигает воды и тает в ней алым дымом.

Время тоже текло. Уходило мгновение за мгновением. Истекало. И его было не задержать, как и кровь, как и реку, безразлично её принимавшую и бесстрастно уносившую прочь. Как ни в чем ни бывало! Словно так и положено. Будто чья-то нелепая и ужасная гибель - вообще самое заурядное из всего, что могло приключиться на ее берегах!

Взгляд бессмертного скользнул дальше по бесчисленным солнечным бликам, покрывавшим поверхность реки нестерпимо сверкавшими золотыми чешуйками.
А потом он поглубже вдохнул, стиснул зубы и сполз с берега в воду. В раны сразу же хлынуло ледяным терпким полымем, но бессмертный в тот же миг запретил себе ощущать эту новую муку, и она отпустила.
На одних лишь руках, на пределе оставшихся сил загребая по дну, недобиток постарался забраться как смог глубже - туда, где набравшему скорость течению было проще подхватить его и унести.

В свои лучшие времена он действительно был отличным пловцом, но теперь из всех навыков мог использовать только один, причём самый простецкий: повернуться в воде навзничь, расслабиться и отправиться в дрейф на спине.

Этот способ, при умелом его применении, позволяет подолгу оставаться на плаву, максимально экономя движения, почти не шевелясь.
Но при этом становится невозможно лишний раз оглядеться вокруг. Ведь лицо запрокинуто к небу, а вертеть головой и тем более поднимать её над водой не получится, не задействовав вновь и руки, и ноги, и всё тело целиком, пускай даже и не в полную силу.         

Поначалу бессмертный и не думал оглядываться, опасаясь нарушить слишком хрупкий баланс и сразу кануть на дно. Но потом всё же не утерпел и скосил глаза в нужную сторону, чтобы бросить последний быстрый взгляд на покинутый берег. Зуд желания лишний раз убедиться, что тот всё ещё пуст, оказался чересчур уж силён. Перевесил даже худший из страхов: обнаружить, что погоня и правда наступает на пятки. До сих пор ещё дышит в затылок, как бессмертному то и дело мерещилось, пока полз через лес.

Если бы вдруг и правда обнаружил там врага (иногда и животное можно так называть) он, конечно, не умер бы в тот же миг. Но, вполне вероятно, потерял бы сознание, а потом попросту захлебнулся бы.
Вместо этого раненый испытал величайшее облегчение, увидев, с какой скоростью отдаляется от него та проплешина в камышах, по которой он только что полуполз-полуплыл, выбираясь поближе к стремнине.  А чуть выше всего этого - ещё полупрозрачные слишком ранней весной кроны клёнов, верб и ив закачались от внезапно налетевшего ветра и взмахнули ветвями, будто бы попрощались.

Мощь течения намного превзошла ожидания беглеца, но ещё удивительнее оказалась неестественная прихотливость траектории, по которой его вмиг утащило почти к самой середине реки.
Там струение вод набиралось ещё большей энергии и особенной, удивительной плотности, от которой до упругости живой плоти оставалось всего ничего.

Это было действительно так, а не просто мерещилось. Но, конечно, имело (должно было иметь) объяснение и помимо мистического, да вот только рассудок отказался его подбирать.
Есть такие особые состояния духа, при которых даже самые убеждённые реалисты начинают верить сразу во всё: богов, призраков, магию…  или в то, что вода в одной малоизвестной отдалённой реке оказалась в неком роде живой, обрела свои собственные волю, разум и способную на сочувствие милосердную душу, пожалела кого-то, очевидно угодившего в передрягу, и решила попытаться помочь. 
Кто-то в эти мгновения вспоминает (или сам сочиняет) молитвы, но бессмертный отродясь не имел к ним ни малейшей привычки. И поэтому попытался сказать просто «Спасибо», только губы и язык до того онемели, что едва шевелились, голос вовсе пропал и в итоге вышел даже не шёпот, а как будто сухой шелест облетевшей листвы.
Тем не менее, в тот же миг его душу затопило, словно тёплой волной, непонятно откуда явившейся абсолютной уверенностью, что река его слышит. Слышит и понимает. И как будто бы даже отвечает ему. 
У неё ведь и правда был свой голос - сотканный из десятков, если только не сотен самых разных журчаний и отдельных таинственных всплесков, звонов, стуков и шорохов. Можно было представить, как течение подхватывает в глубине нетяжёлые камушки и пустые ракушки, заставляя их перекатываться, ударяясь друг об друга и о камни побольше, о коряги и в борта затонувших в реке лодок (может быть, даже целых больших кораблей) и, возможно, по чьим-нибудь чистым белым костям.
Уши раненого в те минуты находились под водой, отделявшей их от звуков из воздушной стихии совершенно неприступной преградой, и других вариантов, чем внимать переливам, перекатам и бурлению потока у  него просто не было.
А потом - вослед звукам и образам - в подсознание доходяги осторожно пробралась одна мысль, показавшаяся не совсем своей собственной, а скорее все же чьей-то чужой. Словно кто-то невидимый прошептал ему на ухо:

- Не сдавайся, держись. Оставайся живым. Удержись на плаву. И река отнесет тебя к людям. Где-то вниз по течению есть один небольшой городок. Ты и сам это знал, но забыл. Это посуху через лес путь туда был кружнОй, потому и неблизкий. А река донесёт напрямик и намного быстрее. Там дома стоят вдоль берегов. Над рекой есть мосты. Люди ходят на лодках. Кто-нибудь обязательно ловит рыбу. Тебя точно заметят. И помогут. Увидишь, так и будет.

- Не успеют - бесконечно устало возразил про себя этим мыслям бессмертный: - Я уже умираю. Это больше не зависит от того, хочу сам или нет… и отлично.

Не успел он додумать эту мысль до конца, как со дна его разума, или даже ещё глубже - из-за самой последней границы, отделяющей личность от единого общего мира, за которой и правда можно слышать и понять плач камней, смех огня, вздохи ветра и советы воды, вновь поднялся тот же самый ненавязчивый шёпот.

-  Не отчаивайся. Может быть, для тебя ещё вовсе не всё кончено. Ведь бессмертные очень живучи. Даже, если потеряешь сознание…

- Я тогда захлебнусь, - констатировал доходяга очевидную истину.

- Даже, если и так. Всё равно, ещё долгое время после этого тебя можно вернуть. Подлатать твоё тело, а потом оживить. Ты ведь сам это знаешь.

- Да, - подумав, согласился несчастный. - Возможно…

От таких разговоров смертный ужас, всё ещё донимавший беглеца, понемногу слабел, начинал отпускать. А на смену возникло и мгновенно окрепло очень тёплое и уютное чувство, будто впрямь получилось ускользнуть и от смерти, и разом - от вообще всего зла. В том числе и от памяти о плохом, вдруг утратившей чёткость и остроту, потускневшей за мгновения так, как если бы день за днём выцветала уже многие годы. Сотни, тысячи лет.
 
А потом его вдруг посетило нечто вроде внезапного озарения, будто самого страшного - просто напросто не было. Никогда не случалось, а всего лишь приснилось в очень давнем кошмаре или как-нибудь по-другому померещилось. Только-то и всего!
И тогда доходяга наконец-то вздохнул с настоящим облегчением - в первый раз за очень долгое время. Потому, что остальное действительно можно было всё вернуть и исправить. Как-нибудь заживёт.
После этого вздоха, его сердце начало успокаиваться. Понемножечку затихать. Оно билось всё медленней, а от тела, постепенно густея, продолжало расплываться по воде во все стороны ярко-алое марево, так похожее на туман или дым.
 
Сам бессмертный не мог это увидеть и уже мало что понимал.
Он забыл обо всех своих ранах, унижении, боли и горе.   
Мысли сделались до смешного простыми и короткими, тем не менее вовсю путались и рвались недодуманные. Так частенько бывает за мгновение до того, как кого-то бесконечно уставшего окончательно сморит сон.
Зато грёзы, при всей их фантастичности, становились всё реальней, всё красочнее.

В них река окончательно превратилась в нечто вроде древнего божества. Бесконечно громадного роста, соразмерной ему полноты, первобытно прекрасную женщину, облачённую в многослойные длинные золотистые и серебряные одеяния, и с такими же пышными волосами, расплетёнными и струящимися по плечам и груди.

Она тоже плыла на спине, одновременно оставаясь на месте. И одно не мешало другому, потому, что абсолютно всё в ней состояло из одной лишь воды, завихрений течения, игры света и тени.

А ещё ее образ постоянно умножался внутрь себя самоё, как у куклы-матрёшки, и во внешнем - наиболее грандиозном из своих воплощений водяная богиня заполняла собой русло реки целиком, омывая оба берега рукавами и локонами, начинаясь у истока где-то в дальних горах не русалочьим «рыбьим», а змеиным хвостом; головою - запрокинув лицо к звёздному небу - возлежа на коленях у Великого Океана на другом конце света, где в тот час была всё ещё ночь.

Внутри этого образа заключалась ещё целая вереница других, каждый следующий – чуть поменьше другого. Самый маленький был, однако, всё ещё так велик, что бессмертный, вытянувшись во весь рост, целиком помещался у богини в ладонях, сложенных над её лоном лодочкой.
В этих грёзах беглец то вдруг видел своё тело будто со стороны, словно вправду на секунду-другую покидал и смотрел на него сверху вниз. То опять возвращался и снова ощущал под собой и вокруг исполинские пальцы воплощенной стихии. Они были немыслимо бережны. Бесконечно нежны…

«…просто брежу… это галлюцинации…» - всё-таки промелькнуло в той части угасавшего разума, где пока ещё теплились искры здравого смысла.
В то же самое время, мысль спросить у самого миража, так ли это, не казалась ни странной, ни глупой.
- Ты мне просто мерещишься? Да?

- Ты так думаешь?
 
- Если нет, тогда кто ты?

- А кого бы ты хотел сейчас слышать? - вопросили в ответ: - До сих пор не узнал меня?
 
- Я… не знаю. Мне мерещится что-то, но… это ведь невозможно.

- Почему?

- Потому, что… - начал было возражать недобиток, и лицо его снова исказилось страданием: - …я же видел, как ты…

Но Река не позволила довести эту мысль до конца.
 
- Но ведь я говорю с тобой.  Значит, это не так.

Отчего-то этот довод показался недобитку до того убедительным, что он тут же вновь совсем успокоился. Даже разулыбался от нахлынувшей радости.   
То есть, ему только почудилось, будто он улыбается, а в реальности бледные помертвевшие губы едва дрогнули.
А потом, всего пару мгновений спустя, разум вновь слегка прояснился, и бессмертный зажмурился, только слёзы всё равно полились из-под век.
 
- Каким образом ты спаслась?

- Легче лёгкого.  Да ведь ты уже сам догадался, что ничего вовсе не было. Тебе просто приснился страшный сон. И сейчас ты по-прежнему спишь. Твой кошмар продолжается. И поэтому тебе кажется, будто все, что с тобой приключилось, настоящее. Но уже очень скоро ты проснёшься. В безопасности, дома, в своей собственной тёплой постели. И тогда сам увидишь, это был только сон.

- Ты клянёшься, что всё так и будет?

- Да. Чем хочешь.

- И ты тоже проснёшься? Живая? Невредимая?

- Разумеется, да. Хоть, возможно, и не рядом с тобой.

- Мы опять будем вместе? Обещаешь?

- Если сами того захотим - да. Конечно.

______
Время остановилось. Замерло неоконченным вдохом на границе миров, ставшей тонкой и хрупкой, как весенний подтаявший лёд за мгновение до того, как он треснет. Тихий голос, глубокий, как море, продолжал шептать на ухо обречённому всё, что тот хотел слышать. Что могло бы утешить. Продолжал и тогда, когда слушать его стало некому.

(продолжение следует)