Правильная ошибка

Кто вообще придумал эти дурацкие правила? “Занятия у всех факультетов начинаются в 5.30 утра вне зависимости от погодных и природных условий”. Половина шестого утра! А все наш декан. Эта тетка, Айзулая — жаворонок до мозга костей. И всех остальных спешит переделать под себя. Именно по ее милости я тащусь среди ночи в Горный корпус на занятия по метеочарам, насквозь промокший и злой. А самое ироничное здесь то, что нам даже использовать чары нельзя! Самый максимум, что разрешено — это тренировка заклинаний, выбранных для специальности. Вот и выходит, что оживить висельника у дороги я могу, а создать согревающий купол от дождя — под запретом. Логика у этих старых маразматиков великолепная.

Дождь застилал глаза и превращал дорогу в грязное болото. Редкие камни, местами разбитые и полустертые, которыми была вымощена тропинка, противно хлюпали под ногами. Дождь хлестал вспухшую землю, словно мстил ей за что-то. Да и меня не щадил — мокрая мантия тянула книзу, ноги скользили по грязи и камням, влажные волосы липли к лицу и шее. Настроение, и без того мрачное от недосыпа, становилось все хуже и хуже.

Сквозь мутную пелену дождя тускло светили фонари, обозначая мой путь. Мне стоило бы поспешить — опоздания строго наказуемы, а бегать сегодня с тряпкой по замшелому замку, вытирая грязные следы и лужи, мне совершенно не хотелось.

Дождь превратил крошечный пруд у дома мельника в бурляший котел. Вода с шипением падала на его поверхность, вспенивая ее. Ещё чуть-чуть, и пруд прольется на узкую тропу у дома, превратив избушку в островной маяк. Мысли о котле заставили вспомнить о пропущенном завтраке. Картина вырисовывалась все мрачнее и мрачнее с каждым шагом, а шум дождя складывался в одно бесконечное “ненавижжжу-ненавижжжу-ненавижжжу”.

Кажется, подъем в гору я одолел исключительно на этом чувстве ненависти. О том, что именно мне было ненавистно, я старался не думать. То ли промокшая насквозь одежда и слепящий дождь, то ли академия магии и ее чертово начальство, навязывающее дикий и абсурдный режим. А может быть, и то, что от меня ожидают великих свершений, и даже крошечная ошибка вызывает гримасу разочарования. “Он же из такой известной семьи!”

Я не хочу стать “одним из”. Еще один Клаус, символ радости, счастья и волшебства. Его любимый цвет красный, а в кармане всегда есть полосатая карамелька. Ужас. Я не хочу стать еще одним добрым, быстро седеющим для поддержания имиджа Сантой, без собственного имени. Поэтому я лезу по обветшалым ступеням вверх на занятия по метеочарам, входящим в курс обучения некроманта. Первый будущий некромант по фамилии Клаус.

Каменную площадку перед готическим замком я практически готов целовать. Внутри, конечно, тоже довольно сыро и промозгло, но нет пелены дождя, и можно обсохнуть возле камина. А сейчас я был бы благодарен и за меньшее.

В центральном холле я мгновенно натыкаюсь на ту, которая должна сейчас беспрестанно икать, проклинаемая всеми студентами моего потока. Айзулая стоит в компании седого старца, преподавателя истории чар, и еще кого-то, завернутого в плащ с капюшоном. Судя по фигуре, это девушка, но лица, скрытого капюшоном, мне не разглядеть.

Стараясь издавать как можно меньше звуков, я крадусь мимо, понимая, что нахожусь на волосок от опоздания, а следовательно, и от наказания. Но все мои попытки разбиваются о строгое “Клаус!”, произнесенное Айзулаей.

— Да, мэм? — оборачиваюсь, стараясь не вглядываться в жуткие лужи грязи, оставленные мной на каменном полу.
— Что вы здесь делаете? — спрашивает она строго.
— Учусь, мэм, — отвечаю я как можно почтительнее, но выходит все равно ядовито.
— Вы не понимаете меня, Клаус. Меня интересует, что вы делаете конкретно в этом замке? Вы ошиблись, ваше занятие начинается в соседнем корпусе через несколько минут!

Внутри меня поднимается буря эмоций. Гнев, разочарование и отчаяние, с которым смотрят в след уходящему поезду, билет на который сжат в ладони.
— Простите, мэм, очевидно, я спутал расписание, — сквозь зубы цежу я, стараясь не показать, как сильно я сейчас готов рвать и метать.
— Впрочем…

Я понимаю, что сейчас будут перечислены наказания, которые “впрочем” не навредят мне, по мнению декана.
— Впрочем, возможно, это и к лучшему. Вы сопроводите мою сестру в соседний корпус, раз уж все равно туда направляетесь. Мейосандра, мистер Клаус тебя проводит, — обернулась женщина к фигуре в плаще. — Скажете Раввелю, что я разрешила вам опоздать.

Что говорила Айзулая дальше я уже не слышал. А зачем? Зачем вообще все это — занятия, замки, дождь и глупые ритуалы, когда перед тобой стоит лучшая из всех возможных женщин.
— Я… эээ...ааа, — мычал я не хуже Джонни, местного покойничка для тренировок.
— Замерз? — улыбнулась Мейосандра. — Хочешь высушу? Да знаю я, что нельзя. Только я блок научилась снимать еще в школе. Терпеть не могу всяческого рода запреты, — заговорщическим шепотом сообщила девушка, ловко чертя в воздухе печати заклинания осушения.
— Я…, — снова попытался я заговорить, но горло пересохло, и вымолвить хоть слово стало задачей невыполнимой.
“Она решит, что я идиот. Отщепенец известной семейки, сосланный сюда, дабы не позорить фамилию” — пронеслось в моей голове.
— Ты, я вижу из молчунов? — подмигнула она и развернулась к двери. — Идем?
— Да, то есть нет. Идем, конечно, но я не молчун. В смысле не болтаю лишнего, но и молчать не очень. Я просто…
— Все в порядке, Кл…, — она обернулась, — как ты сказал тебя зовут?
— Азрувион. Азрувион Клаус, — фамилию я сказал куда тише, чем имя, памятуя, что ее она уже слышала.
— Как на счет бутерброда, Азру? — вынула она сверток из кармана плаща, — с моей сестрицей и ее порядками я и позавтракать толком не успеваю, а ты?

Я с благодарностью взял бутерброд, еще теплый и пахнущий просто преступно аппетитно. Мы вышли на улицу, чтобы по узкой горной тропе пройти до соседнего корпуса. Быть может, дело было в горячем бутерброде или куполе, защищающем от дождя, но день стал казаться мне не таким уж и плохим. Перепрыгивать лужи и пытаться удержаться на скользких камнях, демонстрируя свою ловкость, стало делом забавным и легким, а путь до второго горного корпуса — слишком коротким. Внизу, под горной грядой, мутно горели деревенские фонари, словно далекие звезды в чернеющем небе. А бледный полумесяц уступал место блёклой полоске света на востоке. Мы безнадежно опаздывали на занятия, но теперь это почему-то не пугало.

Когда тропа резко пошла вверх, предвещая необратимое окончание нашего короткого путешествия, я с грустью представил себе, что скоро придется расстаться с моей чудесной знакомой.
— А ты…, — начал я, снова теряя дар речи.
— На факультете колдовства и защитных чар.
— Ты наверное живешь у сестры?
— С ее режимом и тиранскими законами? Я лучше вырою себе землянку!
— Значит, общежитие? Тогда тебе…
— Конечно, мне нужен будет провожатый, — улыбнулась девушка, и, услышав звук колокола, поспешила одолеть последние три ступени. — Увидимся после занятий! — помахала она, улыбнувшись, и исчезла в дверном проеме.

А я смотрел ей в след и с ужасом представлял себе, что мог сегодня не ошибиться и сразу прийти в нужный корпус. И тогда эту милую девушку сопровождал бы кто-то другой. И вовсе не меня она бы угощала бутербродом. Выходит, сегодня я совершил самую правильную ошибку в своей жизни, и чутье подсказывало мне, что я не буду о ней жалеть.

Потоки жидкости все также обрушивались на раскисшую дорогу и с шипением тонули в лужах, грозящих стать озерами. Только теперь в шипении дождя вместо ненависти слышалось совсем другое.

“Мейоссссандра-Мейоссссандра-Мейоссссандра”.