Мастер Часть II

   Знойное полуденное солнце нещадно припекало. Одежда путников, взбиравшихся в гору, прилипла к телу, пропитавшись потом.
   Ищущий искоса наблюдал за молча и сосредоточенно двигавшимся рядом с ним Шер-Шером и всё прокручивал в памяти слова той Берёзы, с которой они попрощались перед уходом. Шер-Шер, попросившись в путь вместе с Ищущим, сказал, что ему нужно только проститься с одной своей «подружкой». Это немало удивило Ищущего, уверенного в том, что ни в пещере, ни вокруг неё кроме них с Шер-Шером никого больше не было. Тогда Шер-Шер пригласил его с собой. Углубившись в лес, они вышли на небольшую поляну, посреди которой, отдельно от других деревьев, росла одинокая и гордая Берёза.
   Берёза действительно была одинокой. Но одиночество её – отделённость от других деревьев – было вызвано отнюдь не гордостью, как считали другие деревья. Одиночество её породил страх. Когда-то, совсем ещё молоденьким деревцем, росла и она в лесу, среди своих собратьев. Но, поскольку другие деревья были старше её, выше, и намного сильнее, они своими длинными, мощными ветвями закрывали от неё солнце в ясную погоду, а когда прилетали в лес стремительные злые ветра, деревья в страхе хлестали друг друга своими мощными ветвями, и ей, как самой младшей и слабенькой, доставалось больше остальных. Её тоненький, неокрепший ствол мог не выдержать и сломаться в любое мгновенье. Шер-Шер, бродивший часто по лесу, заметил это, и ему стало жаль белоствольную красавицу. В один ясный погожий день он пересадил её на поляну, где хищные ветви её лесных собратьев не могли больше достать её. Постепенно она прочно вросла корнями в новое место и в своё одиночество. Приняв его как неизбежность, как нежданно дарованную защиту от непонятной ей, а потому ещё более пугающей, жестокости внешнего мира. Ей вполне хватало общения с Шер-Шером, своим спасителем.
    Увидев Шер-Шера, она призывно зашелестела листвой и протянула к нему свои ветви. Подойдя к дереву, Шер-Шер прикоснулся ладонями к стволу и прошептал виновато:
  - Прощай!
  - Прощай! – прошелестела в ответ Береза, нежно проведя листьями по лицу Шер-Шера. – Да не обманет тебя светлое и не разочарует тёмное!
  - Что это значит? – полюбопытствовал Ищущий.
  - Ты видишь мой ствол? На нём белое и тёмное. Что тебе больше нравится?
  - Белое, конечно! – ответил Ищущий.
  - Ну, так дотронься до него!
Ищущий с готовностью прикоснулся к белой бересте и ему тут же захотелось отдёрнуть руку: такой холодной была гладкая берестяная поверхность!
  - А теперь прикоснись к моей тёмной коре!
Тёмная бугристая кора непривлекательного бурого цвета, местами поросшая зеленоватым, редким мхом, сразу согрела руку Ищущего, ещё крепче прижавшуюся к Берёзовому стану.
  - Вот видишь, - продолжала шелестеть Берёза, - тёмное тебя не разочаровало, а светлое – обмануло!
   Через мгновение она уже прощально махала ветвями, уходящим вслед. Теперь придётся привыкать жить без него. Привыкать к своему новому одиночеству. Жить без него, своего спасителя, и искать опору только в себе. А чего, собственно, она ожидала? Это у неё не было ног, земля прочно удерживала в себе её корни. А Шер-Шер был человеком. У человека нет корней, привязывающих навсегда к земле. У него есть ноги, требующие постоянного движения. Поэтому дорога всегда так манит человека, отрывая его от старых привязанностей, обещая новые цели, новые интересные встречи, новые знания…
   Действительно, сколько ещё притесняемых слабых берёз и невозделанных садов его ожидало!.. Он должен двигаться дальше, найти свой путь. Ей же на долю выпало счастье не мешать ему в этом. Только отпустить и ждать. Она вдруг почувствовала, что корни словно пытаются вырваться из земного плена, из навязанного ей самой Природой, безысходного одиночества. В результате корневого давления по её стволу поднялась светлая жидкость, называемая людьми берёзовым соком, и, просочившись сквозь бересту, стала капать на землю. Она – плакала.

***

   Подъём становился всё круче и тяжелее. Конечности, точно налившиеся свинцом под безжалостно палящими солнечными лучами, отяжелели от бесконечного движения и вынужденной необходимости цепко держаться за скальные выступы, чтобы не сорваться и не рухнуть в пропасть. Несколько раз горные породы, не выдержав человеческого веса, осыпались то под ногами одного, то другого путника. И если бы один не поддержал вовремя другого, оба давно бы уже лежали на дне пропасти.
   Скудные запасы воды, которые они взяли с собой в дорогу, вскоре подошли к концу, потому что из-за неумолимой, усиливающейся жары быстро пересыхало во рту и постоянно хотелось пить. Кроме того, во избежание солнечного удара, всё время приходилось поливать водой голову, которая через несколько мгновений высыхала.
Оставшись теперь без воды, они оба еле держались на ногах, а пальцы, судорожно хватающиеся за горные камни, дрожали от усталости и готовы были вот-вот разжаться. Голову напекло уже так, что к горлу подкатывала тошнота, и путники чувствовали: ещё немного – и они лишатся сознания. Тогда их ждёт неминуемая гибель на дне пропасти. Вдруг Ищущий остановился и, обернувшись к Шер-Шеру, прохрипел пересохшими губами:
  - Я, слышь, что подумал… нам, это, возвращаться надо… назад… Переоценили мы себя, сил не рассчитали… думали, сможем… а оно, видишь, как? Так тяжко… сил больше нет!.. Давай назад двигать!..
Шер-Шер, не ответив, продолжал с упорством одержимого цепляться за скальные выступы, пытаясь подтянуться на руках и продвинуться к вершине. Ищущего он, казалось, не слышал.
  - Слышь, кончай это гиблое дело! – повторил Ищущий уже громче, наблюдая безуспешные попытки своего спутника. – Упадёшь ведь сейчас! Еле держишься… Назад, говорю, давай!..
  - Назад нельзя, - услышал, наконец, Ищущий слабый голос Шер-Шера. – Нельзя… Болото затянет…
  - Чего-о-о?! – окончательно вышел из себя Ищущий. – Какое болото? Ты о чём это?
Шер-Шер поднял мутный, точно в опьянении, взгляд на Ищущего, и тот понял, что у его товарища от перегрева и крайней усталости начался бред. А Шер-Шер и вправду снова видел себя у Рудомаса, увязающим в болотной трясине, которая, он, конечно, это знал, была ничем иным, как зрительным обманом, вызванным колдовством Рудомаса… Вот он вырывается из этой трясины и бежит, что есть мочи, прочь оттуда... Чтобы не затянуло. В этот момент он и услышал, точно издалека откуда-то, слова Ищущего: «Назад давай!..». «Нельзя назад», - решил Шер-Шер и ещё быстрее ногами задвигал, пытаясь убежать, да так, что горные породы под ним снова стали осыпаться, пальцы, окончательно ослабнув, разжались, и он, теряя сознание, стал падать вниз. В чувство его привёл внезапно врезавшийся в голову чей-то душераздирающий вопль и ощущение крепкого, держащего намертво, захвата на запястье.
  - Держи-и-ись! Держись, дурак! – орал Ищущий страшным голосом, вцепившись мёртвой хваткой в руку Шер-Шера, которого успел подхватить при падении. – Ты чего творишь?! Держись! Да очнись ты уже!..
  Мысленно чертыхаясь, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь пот, кативший по лицу градом и застилавший глаза, Ищущий проклинал весь свой поиск, весь свой путь, свою встречу с Шер-Шером и свой длинный язык, рассказавший тому о Мастере. Ему уже не нужен был ни Мастер, ни то, зачем он его искал. Всё это он теперь охотно бы отдал за один только глоток воды, живительной влаги! Чёрт его дёрнул связаться с этим Шер-Шером, бедолагой, добровольно заточившим себя в плен собственных страхов и теперь мешающим ему, Ищущему, двигаться к своей цели! Что он приобрёл, взяв его с собой? Он сейчас рухнет вслед за ним в пропасть и погибнет, потеряет свой путь! Под тяжёлым весом Шер-Шера рука Ищущего, державшаяся из последних сил за каменный выступ горы, стала слабеть. Сейчас пальцы ослабнут и разожмутся. Тогда – всё. Боже, какое страшное слово – всё! А что, если… Рука, державшая Шер-Шера над пропастью, тоже стала слабеть. Сейчас только разжать пальцы (ну, как бы случайно, от слабости!) – и он будет свободен от этого бесполезного, бессмысленного груза, утягивающего его вниз. Ведь до вершины осталось немного! Совсем немного…
   Эти мысли притупили бдительность Ищущего, окончательно ослабив его хватку. Рука, державшаяся за каменный выступ, соскользнула, и он почувствовал, что падения не миновать. Однако, вместо того, чтобы стремительно рухнуть вниз, он повис в воздухе, отчаянно перебирая ногами, пытавшимися найти опору, зацепиться за горные выступы. Шер-Шер, которого привёл в чувство вопль Ищущего, теперь нащупал под ногами горный выступ и, ухватившись одной рукой за камни, второй держал повисшего над пропастью Ищущего. Когда, наконец, оба, уцепившись руками за выступы, точно прилипли всем телом к горе, Шер-Шер прошептал:
   - В горах можно встретить источники, надо только внимательно слушать…
Осторожно двигаясь дальше, они стали прислушиваться. Совершенно измучившись, Ищущий снова остановился, обратившись к Шер-Шеру с вопросом:
   - Послушай… а как источник может пробиться сквозь гранит? Здесь же камни сплошные!
   Шер-Шер продолжал молча двигаться вверх, непрерывно прислушиваясь к звукам вокруг. Ищущий двигался за ним следом, в который раз поражаясь упорной одержимости своего товарища. «Это не он мне мешает идти к цели, не он меня вниз тянет. Это я сам себе мешаю и сам себя вниз тяну. Своими вечными сомнениями и ужасными мыслями, своим эгоизмом», - размышлял Ищущий, ведомый примером целеустремлённости Шер-Шера.
   Вскоре выступов стало попадаться им больше, а взбираться в гору – легче, тем более, что день уже клонился к вечеру и лучи закатного солнца сменили свою знойную беспощадность на нежную теплоту. На лица повеяло вечерней прохладой, сдувающей капельки пота, оставленные длинным, изнуряюще жарким днём.
   «Как хорошо!» - подумал теперь Ищущий. – «Как это хорошо, что всё в мире сменяет друг друга: ночь – день, прохлада – зной… Как хорошо, что всё способно перетекать в свою противоположность!». Значит, есть надежда, что эгоизм человека (ведь человек – часть природы!) – ЕГО эгоизм – может тоже перейти в свою противоположность, перейти в альтруизм…
   Когда уже почти совсем стемнело, так, что они с трудом различали близлежащие выступы и отыскивали их на ощупь, послышалось журчание источника.
  - Вот видишь? – обернулся Шер-Шер к Ищущему. – Даже через гранит может пробиться источник.

***

   Сделав очередное усилие и подтянувшись на дрожащих руках, оба вдруг ощутили, что им нет больше необходимости мучительно карабкаться вверх, судорожно цепляясь руками и ногами за камни. Они лежали на горизонтальной поверхности одного из выступов. Шум источника был теперь совсем близко. На них повеяло влажной прохладой и свежестью, по направлению которой они поползли. Утолив жажду, измученные тяготами прошедшего дня, они тут же, у источника, и уснули глубоким сном.
   Во сне Ищущему снова явился Мастер – стройный, белобородый, в белой одежде. Только теперь он не видел лица Мастера, его доброй, всепонимающей и всепрощающей улыбки: Мастер стоял к нему в пол-оборота, почти спиной. «Здравствуй, Мастер!» - окликнул Ищущий радостно. – «Мир тебе! Наконец-то я нашёл тебя!». Но Мастер, не оборачиваясь, продолжал стоять неподвижно, словно не слышал Ищущего. Радость того вдруг сменилась каким-то тревожным предчувствием. Вскоре перешедшим в непередаваемый ужас, подобный тому, который он испытал, когда соскользнула его рука, державшаяся за каменный выступ, и он понял, что сейчас рухнет в пропасть. Вместе с Шер-Шером, цепляющимся за его другую руку…
  «Я натворил нечто ужасное!» - пронеслась где-то внутри не мысль даже, а чувство, или смутное ощущение. – «Это она, она! Моя нечистая совесть не даёт мне докричаться до Мастера! Я не хотел, не хотел…».
  - Я всё понял, Мастер! Но я не хотел, не хотел! Прости меня, Мастер! Я всё исправлю, прости! – закричал он в испуге, увидев, что фигура Мастера стала удаляться от него. Какая-то неведомая сила схватила Ищущего и затрясла, заставив открыть глаза.
Над ним склонился Шер-Шер, с тревогой в глазах, тряся его за плечи:
   - Что с тобой? Ты кричишь… Дурной сон?
Лицо Шер-Шера, обрамлённое светом восходящего солнца, показалось Ищущему ликом ангела, явившегося к нему на зов, чтобы вырвать из ночного кошмара. Уже давно рассвело, и солнце, распахнувшее миру свои объятия, равномерно и ласково пригревало холодные камни, служившие им этой ночью ложем. Тепло солнечного света и крепкие руки Шер-Шера, заботливо поддерживающие Ищущего за плечи, окончательно рассеяли образы ночного кошмара. Ищущий с удовольствием вдохнул полной грудью чистый горный воздух. И снова мелькнула мысль, но теперь уже не злая, а, скорее, ленивая: а так ли уж ему, обычному человеку, нужен, собственно, этот недостижимый, призрачный Мастер, о существовании которого он знал лишь по слухам, которого сроду никогда не видел и не знал, что это за человек в действительности, когда теперь рядом с ним был, пусть и обыкновенный, заурядный, но зато преданный друг, человек, который всегда оказывался рядом, чтобы не дать упасть в пропасть или вытащить из ночного кошмара? И ещё – Солнце! Солнце, которое, сегодня особенно, словно соревнуясь с мягким, ласково обдувающим ветерком, казалось, всё старалось сделать для того, чтобы человек был доволен и счастлив! Крепкие руки друга и любовь самой Природы, что ещё нужно человеку для счастья! За какой-такой призрачной и неведомой, в конечном счёте, ему самому целью он гнался? Из-за этой упрямой, бессмысленной гонки он едва не лишился друга. Зачем? Зачем?..
  - Мы пришли, - услышал он голос Шер-Шера.
  - Куда? – с трудом вынырнул из потока собственных мыслей Ищущий.
  - Мы – на вершине.

***

   Он предстал перед ними именно таким, каким видел его в своих снах Ищущий: статный, величавый, в белых одеждах. Стоя к путникам спиной перед входом в храм и отправляя привычный молитвенный обряд.
  - Здравствуй, Мастер! – не удержался Ищущий. – Мир тебе!
 Старец медленно обернулся, и Ищущий сразу понял свою ошибку: это был не Мастер. Того любящего, всепрощающего и всепонимающего взгляда, какой был у Мастера в снах Ищущего, в глазах старца не было. Большие бледно-голубые глаза его сверкнули на Ищущего холодным блеском далёких звёзд, внушив тому непреодолимую робость и заставив пожалеть о своей непосредственности.
  - «Мастер»? – скривился в высокомерно-презрительной усмешке старец. – Разве я похож на Мастера?
  - Простите, - робость Ищущего всё возрастала. – Мы с товарищем, - он кивнул на Шер-Шера, - держим путь в Зэм. Это не здесь?
Взгляд старца из насмешливого стал возмущённым.
  - Нет, - отрезал он коротко. – Здесь – не Зэм, а я – не Мастер! Увы.
И, посчитав разговор оконченным, он отвернулся, собираясь продолжить обряд. Но любопытство Ищущего победило его робость:
  - Простите, а с кем мы имеем честь?
Старец, вероятно, польщённый вниманием и проявленным к нему интересом, снова медленно обернулся и, царственно подняв голову, с достоинством произнёс:
  - Я – Каруд Высшей Категории! Вот кто перед вами!
Ищущему приходилось во время своих путешествий слышать, конечно, и о Карудах. Звание Каруда получали учёные мужи, посвятившие свою жизнь познанию разных премудростей, о чём они затем писали в своих длинных научных трактатах. Из чего следовало, что Каруды были людьми весьма уважаемыми и очень мудрыми, познавшими все, или почти все, тайны бытия. Мудрость Каруда была сравнима разве что с мудростью Мастера. Но мудрость Мастера всё равно признавалась высшей. Наверное, в этом и крылась разгадка того, что к Мастеру люди тянулись, Карудов же, несмотря на их общепризнанную мудрость, избегали.
   Храм – бревенчатая постройка с взмывающим ввысь деревянным шпилем – встретил их серой прохладой внутреннего убранства помещения, в котором словно давно уже никто не жил. Воздух неприятно поражал своей затхлостью и висевшими в нём столбами пылинок, подрагивающих в прорвавшихся через распахнутую настежь дверь солнечных лучах. К стенам небольшой комнатки было прибито множество полок, на которых высились груды покрытых серой пылью и плесенью бумажных свитков и прочего вида рукописей. «Научные труды, трактаты…», - догадался Ищущий. И эта догадка мгновенно преобразила зародившееся было отвращение при виде пыли, плесени и ощущении затхлости в благоговейное почтение, оправдывающее всё выше перечисленное неумолимостью обращающего в прах всё материальное времени.
  - Это всё ваши труды? – с тем же почтением осмелился спросить Ищущий у Каруда, сурово поглядывающего на непрошеных гостей.
  - Мои, - ответил тот сдержанно.
Ищущий перевёл полный восхищения взгляд на Шер-Шера:
  - Сколько здесь хранится мудрости, посмотри!
Шер-Шер тоскливо осматривал пыльные рукописи и морщился от затхлого воздуха:
  - Здесь очень грязно… и холодно.

***

   Энергия Чужих его и здесь настигла. Энергия, беспощадно преобразующая всё на своём пути. Энергия чужих непонимающих взглядов, энергия слов, скоропалительно и беспощадно выносящих нелицеприятный приговор! Чужих, считающих своим долгом, что ли, ПРЕОБРАЗОВЫВАТЬ мир, не считаясь с его самобытностью и первозданной прелестью, преобразовывать, идя на поводу у безудержных фантазий своего воспалённого мозга… А он, морально и физически раздавленный этой неумолимой энергией и волей Чужих, вынужден был просто сидеть в стороне и безвольно наблюдать за тем, как Шер-Шер и Ищущий, испросив у него предварительно разрешения, в котором он, боясь прослыть негостеприимным и злым, не посмел им отказать, наводили в его жилище «порядок». Сочувствуя его преклонному возрасту, в силу которого, они посчитали, он не мог навести его сам.
   Шер-Шер, вооружившись влажной тряпкой, решительно сметал пыль с рукописей и полок, сметая вместе с пылью и привычный уклад его, Карудовой, жизни. Ищущий взялся, просматривая рукописи, рассортировать их согласно их содержанию, по тематическим рубрикам. Сметая пыль и перебирая рукописи, они вскоре обнаружили в одном углу комнатки небольшую кирпичную печку, заросшую также рукописями, паутиной и толстым слоем пыли. Очистив её от пыли, рукописей и смахнув паутину, Шер-Шер раздобыл где-то сухих веток и растопил печку. Через какое-то время комнатка храма наполнилась теплом и чистотой домашнего уюта. Во всяком случае, по мнению всех присутствующих. Кроме Каруда. Прикидывающего мысленно, сколько дней после ухода «помощников» ему придётся проветривать комнатку, выхолаживая этот печной жар, от которого он иначе задохнётся. Мрачность и затхлая прохлада комнатки, повергшие в тоскливую меланхолию Шер-Шера, были привычной атмосферой затворника, его жизнью, составляли гармонию его существования, не позволяя соблазнам внешнего мира отвлекать его от главного – его научных изысканий и размышлений. Но, зная по опыту, что Чужих в этом убеждать бесполезно, он просто молча наблюдал за их кипучей деятельностью во благо другого. Несмотря на его внешнюю суровость и непреклонность, душа его была словно из воска, сохраняя первозданную твёрдость лишь до тех пор, пока её не коснулся огонь чужих желаний.
Вечером они ужинали приготовленной Шер-Шером ухой, сидя у костра, разведённого чуть поодаль от храма.
   - Кабы ты действительно любил своё дело, свой сад, ты бы продолжал им заниматься, а не сваливал бы всё на свой страх, - сурово ответствовал Каруд, выслушав историю Шер-Шера. – А ты просто сбежал, потому что тебе стало скучно. И позволил запугать себя. Чтобы найти оправдание своему побегу. Не Рудомаса ты испугался, а того, что сам начал. Болото – это то, во что могла превратиться твоя жизнь, если бы ты не изменил её круто своим побегом: череда однообразных трудовых будней. Тебя страшит однообразие. Ты любишь начало, но боишься продолжения…
  - Как, как перестать бояться?! – в отчаянии воскликнул Шер-Шер, не сознающий того, что пытается прикрыть этим возгласом неприглядную наготу тайников души своей, беспощадно обнажаемых суровым старцем.
  - «Совершенная любовь не знает страха» - вот, кажется, общеизвестное средство. Я же сказал тебе, если бы ты действительно любил то, чем занимался, ты бы не испугался, и не убежал!.. Когда тебя хвалили за работу, тебе это нравилось, потому что льстило твоему самолюбию. Похвала подкармливала твоё тщеславие! Когда же тебя стали поругивать за то, что ты, увлёкшись чересчур своим садом, упустил несколько овец, – а какую реакцию это ещё могло вызвать у хозяина? – ты, видишь ли, оскорбился и убежал! Вот и ответь, если не мне, то себе самому, только честно: что для тебя на тот момент было важнее – твой сад или похвала от людей?
   Шер-Шер враждебно молчал, внутренне борясь с зародившимся чувством обиды на, может быть, где-то и справедливые, но слишком суровые речи старца. Не осуждения и суровой критики они от него ждали! Впрочем, чего ещё ждать от Каруда? Надо найти Мастера.
  - Тебе легко судить отсюда! – попытался вступиться за друга Ищущий. – Попробуй представить себя на месте Шер-Шера…
  - Да, говорить всегда легче, чем действовать, - неожиданно быстро согласился старик безучастным голосом. – Поэтому истинная мудрость – в бездействии. На кой чёрт ты вообще начал всю эту возню с садом? – и он спокойно отхлебнул ещё ложку ухи.
  - А что ты можешь сказать про меня? – осторожно спросил его Ищущий, выждав, пока старец насытится.
Каруд поднял на собеседника свой холодный взгляд:
  - Твоё время – ночь.

***

   Ищущий с Шер-Шером расположились на ночлег под звёздами, так как ночь была тёплой. Каруд удалился в своё жилище. Шер-Шер, утомлённый тяготами прошедшего дня, быстро уснул. Ищущему не спалось. Сон бежал от него, прогоняемый ярким светом Луны и её звёздной свиты. Тогда он уселся, подтянув колени, и стал глядеть на мерцание звёзд. Неожиданно, в ночной тиши, он услышал слабый плеск воды. Понимая, что теперь уже не уснёт, Ищущий поднялся и, прислушиваясь, осторожно направился в сторону шума. Ночная тропка, залитая лунным светом, привела его к небольшому горному озеру, чья гладкая поверхность, слегка волнуемая летним ночным ветерком, играла лунно-звёздными бликами. А на берегу… Да, да, на берегу он увидел чей-то белый силуэт. Подойдя ближе, Ищущий понял, что видит… его. Мастера.
Господи! Наконец-то! Сердце забилось сильнее. Он подошёл ближе. Мастер стоял лицом к воде, пристально всматриваясь в поверхность. Рука его, державшая посох, что-то чертила другим его концом на водной глади.
   С губ Ищущего сам собою сорвался хриплый, мучивший его всю сознательную жизнь вопрос:
   - Кто я? Кто, Мастер? Я не знаю себя! Помоги мне, Мастер! Я скитаюсь по миру, не зная приюта, не видя цели! Кто я, Мастер? Для чего я скитаюсь?
  Мастер слегка повернул голову и, подняв посох, указал им на поверхность озера, где только что чертил какие-то знаки. Ищущий с трепетом в сердце приблизился к берегу и заглянул в озеро. Он чуть не отшатнулся от ужаса: вместо его привычного отражения из воды на него смотрело некое демоническое существо, в котором он тотчас признал беспокойный дух, двуликое божество всех бродяг и скитальцев. Лики демона вели непрестанную борьбу между собой, постоянно вытесняя один другой, из-за чего лицо существа никак не могло обрести чётких очертаний. Тем не менее, Ищущий знал, что один лик изображает Созидателя, другой – Разрушителя. Ноги демона – следующее, что привлекло его внимание, - словно жили своей, отдельной от тела, жизнью, находясь постоянно в движении, извиваясь и утекая вдаль петляющей, змеистой дорогой.
  Ищущий перевёл взгляд на стоящее рядом отражение Мастера, которое вдруг, сорвавшись с места, стало быстро удаляться к центру водной глади. Оно удалилось настолько, что вскоре Ищущий едва различал его белый стройный силуэт с поднятыми вверх руками, точно ветви дерева. Дерева… Вглядевшись пристальнее, Ищущий понял, что это и впрямь был не силуэт человека, а силуэт дерева, смутно вырисовывающийся в подрагивающей водной поверхности. То, что он вначале принял за белые одежды Мастера, оказалось белым стволом Берёзы, прощально машущей своими длинными, поникшими ветвями. Да, так и есть. Вот она, лесная поляна, где отдельно от других деревьев стоит пересаженная его заботливым другом в спасительное одиночество та самая Берёза. А от самой Берёзы, от этих её бессильно поникших ветвей, веяло такой покинутостью, такой щемящей тоской и беззащитностью, такой неизбывной печалью, что где-то внутри у него поднялось что-то неведомое, словно невидимый энергетический ком, прошло через сердце (он это чувствовал!) к горлу, заставив судорожно сглотнуть и сжать зубы, и, не найдя другого выхода, преобразовалось в прозрачную жидкость, увлажнившую глаза и потёкшую по щекам. Это же неведомое внутри заставило его сделать шаг навстречу Берёзе. Вот он, её ствол, совсем близко. Вот он поднял руку и коснулся его ладонью, ощутив под рукой струящуюся влагу: она истекала своим берёзовым соком…
  - Неприкаянные лишь на первый взгляд могут казаться неприкаянными, - услышал он, знакомый теперь в своей суровости, голос с берега и, обернувшись, узнал Каруда. Он снова ошибся, приняв того за Мастера.
  - На самом деле, кто-то может по ним плакать, - продолжал обдавать его холодом Карудов голос.
  Он снова взглянул на Берёзу, точнее на её отражение, которое вдруг, заколыхавшись, стало растекаться по озеру белой и тёмной полосами: белая потекла вверх по течению, подталкивая тёмную вниз. Так они закружились, сначала медленно, потом всё быстрее, одна за другой, создавая стремительный водоворот, так, что Ищущий вскоре и вовсе перестал различать, где – белое, а где – тёмное… Всё озеро стало сплошным, тёмно-серым, водоворотом, готовым вот-вот поглотить Ищущего, похоронив навечно в своей пучине…
  - Вылезай, а то утонешь!
Ищущий, словно очнувшись, увидел теперь, что стоит по пояс в воде, окунув ладонь в озеро.
  - И запомни, - напутствовал его Каруд напоследок, - твоё появление в чьей-то жизни и твоя нечаянная помощь могут вызвать чьи-то слёзы! А ты можешь даже не узнать об этом.
  Водные видения исчезли.
  Выбравшись на берег, Ищущий смог, наконец, разглядеть лицо Каруда. Это был он. Всё тот же холодный, неулыбчивый взгляд.
  - Твоя мудрость правильная, - обратился к старику Ищущий. – Слишком правильная. Но я понял, почему ты одинок! Потому что она – мёртвая, твоя мудрость… В ней нет тепла и любви к людям. Она мертва.
  - Как и всякая правда, - печально ответил Каруд. И, подумав, добавил: - Стремление к правде есть проявление любви к себе, но не к людям.
  - Неужели? – усмехнулся Ищущий. – Ты говоришь всем правду. И что ты с этого имеешь? От тебя все бегут, как от чумы! Где же здесь любовь к себе?
  - Я имею моё одиночество.

***

  Крепкие руки Шер-Шера снова вытряхнули его в реальность.
  - Нам пора дальше, - бросил тот коротко.
  Позавтракав оставшейся с вечера ухой, путники спросили у хлебающего молча свой суп Каруда, как им добраться до Зэма, чтобы найти Мастера.
  - Отсюда пойдёте прямо, - равнодушно ответил старик, не поднимая глаз от миски. – Выйдете к перекрёстку, на перепутье, свернёте направо и там, при первом скольжении, попадёте в Зэм.
  Дождавшись в полном молчании, пока старик не выхлебал весь свой суп, они поднялись, собираясь отправиться в путь. Каруд, оставив миску, молча направился к храму.
  - Послушай, старик! – не выдержав, окликнул его Ищущий. – Вкусная была уха?
Вопрос застал Каруда у входа. Неохотно обернувшись, он устало ответил:
  - Да, ничего.
«Ну так хоть бы спасибо сказал!» - с нарастающим раздражением подумал Ищущий.
  - Спасибо, - вздохнул старик и вошёл в храм.


  Вот и тот самый перекрёсток, о котором им говорил Каруд. Перед ними – три дороги: налево, направо и прямо. Не раздумывая, они повернули направо и почувствовали, что неминуемо скользят, падая, куда-то вниз. Камень под ногами осыпался, а вместе с камнем и они рухнули с горы прямо в пропасть, пролетев весь тот путь, что с таким трудом проделали вверх, за несколько мгновений обратно вниз.
  Приземление, однако, было на удивление мягким: плюхнулись со всего маху во что-то душистое. Выбравшись и придя в себя, поняли, что упали в огромный стог свежескошенной травы. Вокруг было поле с такими же стогами, крестьянами-косцами, споро орудующими косами и вилами, и мирно пасущимся стадом коров. Путники, по молчаливо обоюдному согласию, подошли к одной немолодой крестьянке, вязавшей снопы и, казалось, нисколько не удивившейся внезапному появлению незнакомцев, свалившихся откуда-то сверху. Они спросили её, как называется место, куда они попали. Крестьянка ответила, что это называется Зэм, и указала рукой на видневшиеся поодаль хижины с плетёными изгородями.
  - Скажите, а правда ли, что там живёт Мастер? – волнуясь в предвкушении предстоящей встречи, спросил Ищущий.
  - Правда, - кивнула крестьянка. – В деревне спросите, вам там укажут.
Женщина продолжила свою работу, а путники заспешили в селение.

  По виду Зэм ничем не отличался от сотен и тысяч других деревень, которые им доводилось проходить на своём пути. В деревне им указали на самую крайнюю хижину и объяснили, что это и есть жильё Мастера, только его самого они там сейчас не найдут. Мастер был на работе. И если они хотят непременно с ним встретиться, то им надо выйти из деревни и пройти ещё немного.
  - Он там, на очистке, - объяснили им.
  - На чём? – не поняли путники.
  - Да сами увидите, - отмахнулись от них.
  Когда они вышли за пределы деревни, миновав последнюю хижину, им в ноздри ударил невыносимо зловонный запах, доносившийся откуда-то с поля. Пройдя ещё полпути, они увидели, что попали в огромное отхожее место, под которое была отведена значительная часть поля. Чуть поодаль какой-то крестьянин усердно копал огромную яму. Крестьянин был невысок ростом, под рубахой выпирал круглый живот. На толстой шее работника и большой лысине выступили капельки пота. Низкорослость крестьянина заставила Шер-Шера содрогнуться от ужаса: «Рудомас!» - мелькнуло в памяти. Но работник тотчас развеял его страхи, согнув ноги в коленях и присев на корточки, чтобы убрать с дороги мешающий камень. Перебарывая подступившую к горлу тошноту от усилившегося зловония, они приблизились к крестьянину и приветствовали его.
  - Это… очистка? – несмело спросил Ищущий.
  Крестьянин выпрямился и, отставив лопату, поглядел ясным взглядом на путников. Был он и лицом, так же, как фигурой, крайне не привлекателен: толстогуб, курнос, круглолиц. Но, по ясной умиротворённости и прямоте его взгляда, они поняли, что достигли, наконец, своей цели. Перед ними стоял Мастер. Не был его взгляд, как в снах Ищущего, ни всепрощающим, ни всепроникающим. Ибо для того, чтобы прощать, нужно сначала узреть чью-либо низость, осудить её, именно как низость, и только потом простить. Этот же простоватый на вид крестьянин, да, вероятно, ещё и малограмотный, не считал себя вправе ни копаться в человеческих пороках, ни, тем более, клеймить их или прощать. Он, этой своей непритязательной ясностью во взгляде и лёгкой улыбкой на тонких, скрывающихся в бороде губах, просто принимал всё, что попадало в поле его зрения. Он – не постигал людей, смущая их всезнанием и всепроникновением, он – видел их. Его взгляд, приветствуя их, говорил: «Мир вам!».
  - Вы – Мастер? – благоговейно выдохнул Ищущий, на миг забыв о тошнотворном зловонии.
  - «Мастер»! – усмехнулся крестьянин. – Какой я Мастер! Я – чистильщик. Вот, - показал он на отхожее место, - чищу.
  - Но… как же? Ваши односельчане нам сказали, что вы – Мастер…
  - А-а-а! – протянул, засмеявшись, крестьянин. – Ну, это прозвище.
  - Прозвище?!..
  - Да. Сами понимаете, кому таким делом заниматься охота? Никому! Вот мне и пришлось согласиться, а мужики таперича нет-нет – да и посмеются: «Кто, мол, как не ты! Ты ж у нас мастер!». Вот так с тех пор и прицепилось ко мне: «Мастер» да «Мастер»! Так, кличка это. А так, какой я Мастер?
Ищущий почувствовал внезапно навалившуюся усталость.
  - Но ведь именно о вас говорят и за пределами Зэма! – предпринял он безуспешную попытку. – Как о мудреце, равных которому нет! Как о том, кто познал смысл бытия!..
Мастер в ответ только пожал плечами:
  - Да мало что о ком брешут! Куда мне до смысла бытия! Я и грамоте-то толком не обучен, ни одной умной книжки за всю жизнь не прочёл! Только и знаю весь смысл, что вот энтот вот участок расчищать. А боле никакого другого смысла не ведаю!
  - Скажи хотя бы, счастлив ли ты своей жизнью? – спросил Ищущий убитым голосом.
  - А то! С чего бы не быть счастливым?
  - Да в чём оно, в чём? Твоё счастье? Уж не в том ли, чтобы чужое д…мо разгребать?!
  - Не знаю, родимый, не знаю, - вздохнул мужичок. – Прости, коли не угодил! Просто – счастлив, и всё. А почему – не знаю! 
  Его наивно-простоватый взгляд и бесхитростная манера держаться лучше всяких слов свидетельствовали, что он не лжёт. И это окончательно добило Ищущего. Где ты, красивая ложь о смысле бытия?! Прекрасный призрачный образ являющегося в снах Мастера, где ты?! Искали мудреца, нашли чистильщика! О, Боги!
  - А… подземные? – раздался вдруг голос Шер-Шера. – Из племени рудомасов? Не появляются они здесь, у вас?
 Взгляд Мастера сверкнул озорной, плутоватой усмешкой человека, вспомнившего нечто забавное:
  - Бывали, родимый, бывали ранее! Сейчас почти не появляются. Давно не видали! Я первый раз как увидел – испугался, помню, шибко! Ползёт на тебя эдакая гадина, шипит и раздувается аж в размерах… Ну, думаю, всё, конец мне! И от страху меня ажно паралич сковал: ни рукой, ни ногой двинуть не могу. Так и простоял всё время, что гад шипел. А он – что? Пошипел, пошипел, да и уполз обратно, в землю. Ну, я и понял тогда, что никакого всамделишного вреда рудомас не причиняет: пужает только – и всё! С тех пор меня их появление от работы не отвлекает: он – шипит, а я – своё дело делаю. Так вот и общаемся. Теперь уж давно не было…
  - Понятно, - процедил сквозь зубы Ищущий. – Пойдём, Шер-Шер! Такой путь проделали, и ради чего?!
 Но Шер-Шер, казалось, не слышал товарища, продолжая во все глаза смотреть на чистильщика, возобновившего прерванную работу. Ищущий громче окликнул друга. Шер-Шер, словно очнувшись, оглянулся:
  - Я – остаюсь.
  - Что-о-о?! – опешил Ищущий. – Где? ГДЕ остаёшься? ЗДЕСЬ?!
Шер-Шер кивнул.
  - Шер-Шер!..
  - Я – не Шер-Шер.
«В голове, наверное, помутилось, - подумал Ищущий. – От зловония. Вот и бредит…».
  - Я не Шер-Шер, - повторил Шер-Шер снова. – Моё настоящее имя – Травайер. Шер-Шером я себя называл, когда ушёл из дома. Чтоб не нашли. Теперь могу сказать.
  Как же! Конечно, Ищущий слышал и о славном роде Травайеров – почтенных тружеников, и эту историю, о том, как в их семье пропал сын. Ушёл однажды, и никто ничего о нём с тех пор не слышал.
  - Прости, - виновато продолжал Травайер. – Но вечные скитания – не по мне. Я устал от них. Хочу жить и трудиться на одном месте. Теперь я знаю, что мне нечего больше бояться подземных. Оставайся и ты! Будем трудиться вместе! Бок о бок с Мастером!
  При этих словах Ищущий с новой силой ощутил подкатывающую к горлу тошноту. И снова встал перед глазами лес с поляной, где ждёт своего Шер-Шера одинокая Берёза, пустующая пещера с дивным садом и виноградниками. И тем острее и пронзительнее загрустилось ему по свежему лесному воздуху, ласковому Берёзовому духу.
  - А как же… она? – тихо спросил Ищущий. – ОНА?
Травайер быстро отвёл взгляд.
  - Ты… ты должен вернуться! К ней. Ей там плохо. Одной. Без тебя. Я знаю… Я – видел!
Травайер, по-прежнему глядя в сторону, лишь отрицательно мотнул головой. Это разозлило Ищущего.
  - Ты должен вернуться! – повторил он с нажимом.
  - Я никогда туда не вернусь! – в тон ему ответил Травайер. – Я достаточно жил без людей! А ведь я – человек. И хочу остаться человеком! Проживи я еще немного среди зверей и растений – я бы сам превратился либо в зверя, либо в растение! Наверное, я достоин осуждения и виноват перед ней, но… я туда не вернусь!.. Ты не представляешь, что такое быть Прячущимся! Это всё равно, что быть Несуществующим.
  Лицо Травайера при этих словах исказилось болью и отчаянием, вызванными горестными воспоминаниями. Ищущий понял, что осудить его он не вправе: нельзя заставлять быть с кем-то из чувства вины или жалости! Только любовь вправе соединять.
  - Прежде чем уйти, я хочу тебе кое в чём признаться, - сказал Ищущий. – Хотя после этого ты, наверное, не захочешь меня знать.
И, поколебавшись, продолжил:
  - Тогда, над пропастью – помнишь? – когда я едва держал тебя, я хотел тебя отпустить. Я жалел, что связался с тобой, думал, что если тебя отпущу, то с лёгкостью доберусь до вершины. И теперь, хочу сказать, я рад, рад, что этого не случилось!
  - Я тоже должен тебе кое в чём признаться, - ответил Травайер, выслушав. – Кое в чём, в чём признаться не решался, потому что боялся, что ты тоже не захочешь меня знать: у меня были такие же мысли. В отношении тебя.
Пожав на прощанье друг другу руки, они расстались. Травайер, завладев свободной лопатой, присоединился к Мастеру. Ищущий спросил, можно ли ему самому теперь называть себя Шер-Шером, если Травайеру это имя больше не нужно. Травайер согласился.
  - Желаю тебе отыскать в пути как можно больше пещер и повытаскивать оттуда Прячущихся! – крикнул он Ищущему вдогонку.
  «Вот уж нет!» - подумал Ищущий, сделав прощальный жест рукой. Пусть Прячущиеся сами делают свой выбор, наедине с собой! С него хватит и одной такой находки! Отозвавшейся чужими слезами. Только любовь вправе соединять. Он – любил её. Её слёзы. Её боль. Её одиночество. Её тоску по Шер-Шеру. По НЕМУ. И он – шёл. Искупать свою нечаянную помощь. Уходя в неизвестность.