Жизнь поднебесная-19. Звонок с того света

Глава 19. Звонок с того света

В конце июля пятнадцатого года мама окончательно слегла после того, как Эльвиру Борисовну с онкологией положили в стационар, и я наняла больной круглосуточную сиделку.
А шестого сентября произошёл самый странный в моей жизни случай. Когда я находилась возле постели матушки, раздался звонок.
- Наденька? – голос в мобильнике волновался. Слышались нарастающие помехи.
- Нет, - ответила я и хотела отключиться.
- Яночка! – догадалась незнакомка. – Как там Галинька поживает?
- Плохо, - отреагировала я.

- Ей уколы назначили? – тревожился голос, прерываемый шумовыми эффектами, – я выйду отсюда и буду делать Галиньке уколы. Примете назад?
- Эльвира Борисовна! – наконец узнав собеседницу, ахнула я. – За ней ухаживают, но если вам стало лучше…
- Лучше! – подтвердила бывшая сиделка. – Соскучилась я по Галиньке.

- Вот и хорошо! – обрадовалась я и с удовлетворением подумала, что рак пищевода, благодаря которому добрая женщина за месяц стала похожа на узницу концлагеря, видимо, не подтвердился.
- Кто звонил? – подала голос мама. – Эля?

- Да,  - я всмотрелась в родные мамины глаза и заметила в них вспыхнувшую радость. 
- По-маленькому хочу, - попросилась мама и сделала попытку подняться.
- Может судно или памперсы? -  поклянчила я. – Тебе же больно ходить!
- Нет, - скрипнула зубами мама. – Только в туалет!

Она поставила неуверенную ножку на пол, я подняла слабое тело и, обняв, повела его к месту назначения.
- Я пришла, - открывая дверь, объявила новая сиделка Гузель. – Можете уходить.
- Сейчас пописаем, - улыбнулась я.
Уходить не хотелось. Мама притягивала как магнит. Но, у меня были срочные дела.

Уложив больную в кровать, я поцеловала ее в щёчку и вышла во двор. На скамейке сидела бабушка-татарка с первого этажа.
- В прошлое воскресенье русскую из сто двадцатой квартиры похоронили, - доложила она. – Это ту, что над вами жила и за вашей мамой ухаживала.

- Как… похоронили? – я почувствовала, что заколотилось сердце, а потом буквально ушло в пятки. То есть упало на асфальт. – Эльвира Борисовна умерла? А как же….
Я вспомнила незнакомый, с хрипотцой, голос, звучащий через трески и щелчки эфира, заявивший мне, что соскучился по Галиньке – по моей маме.

- Вам плохо? – заволновалась старушка. – Присядьте. Может «скорую» вызвать?
- Не надо, - выдохнула я. Усилием воли поднялась и побежала домой.
«Так и сходят с ума, - надоедливо и монотонно крутилось в голове. – Ты ненормальная».

- Можешь меня поздравить, я чокнулась, - в дороге позвонила мужу, живущему на даче.
- Не мудрено, - буркнул он. – Сколько можно только о тёще думать? У тебя есть дети, внучки. Да и я тоже пока есть.

Этого «пока» боюсь больше всего на свете. Каждое утро на цыпочках крадусь в спальню супруга и прислушиваюсь к его тихому дыханию.
- Завтра надо получить мамину пенсию, - докладываю я. – А потом приеду к тебе на денёк, хоть еду приготовлю.

- Неужели? – удивляется Сергей. Радостно так удивляется.
- Точно, - улыбаюсь я и звоню маме:
- Как ты там?
Более дурацкого вопроса не придумать, но мама мужественно отвечает:
- Терпимо.

Какой там «терпимо», она уже три недели живет на трамадоле! Мне стыдно за свою несообразительность, но что можно спросить у умирающего любимого человека? Наверное, надо рассказать, какая на улице хорошая погода, какой нынче на даче богатый урожай помидоров и всякое разное, что дорого маме. Но язык хозяйку не слушается.

- Крепись, - выбалтывает он и, наконец, находит нужные слова. – Я тебя люблю.
Уже в квартире думаю, что соборование на дому – вещь бесполезная, матушке становится всё хуже и хуже. Правда, батюшка, приехавший к нам на этот ритуал, так и сказал:
- Либо поправится, либо не будет мучиться.

На следующее утро я была у мамы. Гузель дремала в кресле, тикали часы на стене. Они отмеряли время людской жизни.
- Уже? – обрадовалась Гузель. – Мы вас еще не ждали!
- Как прошла ночь? – поинтересовалась я и с ужасом отметила, что у мамы на теле появились синие пятна, отекли ноги.
Это были последние признаки надвигающейся смерти.

- Всю ночь в туалет ходили и с кем-то разговаривали, - докладывает сиделка. – Какая же она чистюля, таких я еще не видела! Чтобы под себя сходить – ни-ни! Кто такая Женя?
- Мамина умершая сестра, - удивляюсь я.
- А Лёня?
- Умерший брат, - еще больше удивляюсь я.
- Так вот, тетя Гала смотрела в угол и просила их забрать её к ним. И маму с папой своих об этом просила.

- Я к обеду приеду в город, чтобы увезти тебя, - внезапно позвонил муж. – Ты обещала приготовить еду!
- Маме совсем плохо, - жалуюсь я.
- Держись, - подбадривает Серёжа. – Все равно приеду!
Я кошусь на постель, где лежит самая родная женщина, подарившая мне жизнь. Она в беспамятстве. Синие пятна расползаются на глазах.
- Поживет еще, - перехватывает мой взгляд сиделка. – Поверьте моему опыту! Дышит она ещё глубоко!

Пенсию не несли. Уже приехал супруг, уже притомилась от разговоров Гузель, уже пошёл четвёртый час дня.
- Звони в службу доставки, - посоветовал муж и назвал номер телефона.
- Так вам вчера деньги приносили! – услышав мой вопрос, удивляется служащая почты, - Вас дома не было.

- Я только за молоком вышла, - покрывается пятнами Гузель.
- И что же теперь нам делать? – интересуюсь я.
- Позвоните через часок и спросите Инну, - предлагает служащая.
- Зачем звонить? Поехали, - командует муж.
И мы едем.

На почте пусто, милая женщина говорит, что пенсию принесут на неделе, и просит номер мобильника.
- А если тёща умрет? – спрашивает муж.
- Вот и Инна, - радуется женщина.
В зал влетает красивое юное создание.

- Она замещает Валентину Степановну, - докладывает служащая. – Валентина в отпуске.
- Вы привезете меня назад, - улыбается Инна и берет деньги у кассира.
- Конечно! – киваю я и думаю о том, что пресловутая Валентина Степановна никогда бы не согласилась на такой подвиг. А Инна соглашается.

Мы едем к маме, девушка смотрит на нее и отдает под роспись пенсию.
- Целый день у вас из-за меня пропал, - беспокоится сиделка, провожая нас на дачу.
- Как пропал? – удивляюсь я. – Я целый день была с мамой!

В загородный дом приехали вечером. Я обработала от фитофторы гору томатов, приготовила обед, ужин, мы поели и легли спать. А утром нежный звон неизвестных колокольчиков разбудил ровно в семь часов. Я с удивлением прислушалась к ним и вспомнила, что оставила мобильник на веранде, на ней самая хорошая связь, а потому общаюсь по смартфону именно в этом месте.

Требовательный серебристый перезвон колокольчиков становился всё громче, но я уже мчалась к телефону в предчувствии ужасной вести.
И она пришла.

- Почему не отвечаете? – кричала сиделка. – Бабушка умерла!
- Когда умерла? – отшатнулась я.
- В десять минут восьмого, - зарыдала Гузель.

Время закрутилось с бешеной скоростью, через полтора часа я сидела у постели почившей.
Ходили какие-то люди, муж отдавал распоряжения, отвечал на вопросы полиции, но я ничего не понимала. Только зубы отстукивали чечетку да слезы лились потоками.
- Вы очень красная, у вас давление, - подбежала Гузель с тонометром. – Выпейте таблетки.

Маму похоронили ровно через неделю после похорон Эльвиры Борисовны. А потом я увидела почившую во сне. Она, молодая и красивая, стремительно вошла в мою комнату.

- Ты живая, - обрадовалась я.
Покойница ласково посмотрела на меня и улыбнулась.
- Я буду твоим ангелом-хранителем, - не раскрывая рта, объявила она.
И я проснулась.

Иногда мне до жути захочется набрать номер маминого телефона. Я хватаю смартфон, но подержав несколько секунд, бросаю его.
Возможно, я надеюсь, а, возможно, боюсь услышать в нём мамин голос. Или голос её подруги Эльвиры Борисовны.

Окончание следует