Ласточка. Роман. Часть 4. Канадец

53

        Рабочий день закончился, и Заур несся на своем Ниссане домой по автотрассе №40 города Монреаль.  Слева вдалеке высился огромный олимпийский стадион с раздвижной крышей, построенный к олимпиаде 1976 года.  Заур помнил день открытия той олимпиады.  Ему было всего 10 лет, а по телевизору показывали парашютистов, которые, образовав в воздухе красивую фигуру, спускались прямо на его арену к ожидавшим их на трибунах зрителям.  Мог ли он тогда в том уже далеком теперь детстве подумать, что через какие-то 18 лет этот город станет его вторым родным городом после Грозного?  Нет, не мог, потому что в то время Канада и вся Америка казались советским гражданам находящимися на планете Марс, а поехать туда никто и не мечтал, потому что это было просто невозможно.
        Подъезжая к автотрассе №15, он сбавил скорость и выехал на выездную полосу, которая привела его к транспортной развязке из подвесных дорог, соединяющих две автотрассы.  Въездная полоса плавно слилась с правой полосой трассы, и вот он уже направляется к северу в Лаваль, пригороду Монреаля.  Это был час-пик, а поэтому машины двигались медленно, как обычно и бывает на автотрассе 15.  Заур решил набраться терпения, пристроился за Тойотой на средней полосе и включил сиди-плеер.  Из громкоговорителей послышалось мерное чтение Корана на арабском языке.  Сура «Пещера», читал Мухаммад Аюб. 
        Поток двигался медленно, то останавливаясь, то вновь трогаясь.  Заур посматривал по сторонам, стараясь увидеть лица водителей.  В редкой машине находился пассажир, а на лицах водителей читалось смирение с таким положением.  Это был их образ жизни, жизни в машине на дорогах с их пробками.
        Наконец он подъехал к причине затора.  Прямо на средней полосе с открытым капотом стоял «Понтиак», а внутри сидела миловидная девушка, смиренно дожидавшаяся вызванного ею по телефону эвакуатора.  Вслед за Тойотой впереди себя Заур объехал виновницу пробки и нажал на газ.  Его «Ниссан» послушно рванул вперед и побежал веселее, стараясь догнать вырвавшиеся раньше него на свободу машины, которые быстро уносились вдаль перед ним.  Как бы в награду за проявленное терпение в заторе трасса далее была посвободнее от машин.  Уже через несколько минут он оказался на мосту через Ривьер-де-Прери.  Так называлась широководная река, а вернее один из двух крупных рукавов в низовьях реки Оттава при слиянии последней с рекой Святого Лаврентия.  Она разделяет Монреаль с его пригородом Лавалем, образуя два острова – остров Монреаль и остров Жезю.  На первом острове и находился собственно город Монреаль, а на втором – город Лаваль, где и жил Заур в своей три с половиной.  Так квебекцы называли квартиру из одной спальни, салона, кухни и ванной с прихожей.  В английской части Канады такие квартиры называют «одна спальня».
        Заур бросил короткий взгляд в сторону от моста.  По широкой реке разносился рев редких к вечеру моторных лодок и прогулочных катеров любителей речных прогулок.  По обе стороны реки виднелись дома жителей, утопавшие в зелени.  Стояло лето, а лето в Канаде просто прекрасно.  Заур нигде не видел столько солнца в летние дни, сколько здесь.  Оно радовало и поднимало настроение, и если бы не повышенная влажность воздуха, то погоду можно было бы назвать идеальной.  Из-за влажности жара нередко становилась невыносимой, а сон в такие жаркие и влажные ночи не был отдыхом.  Положение спасали кондиционеры.  Они были везде: и в торговых центрах, и в офисных зданиях, и в машинах, и в домах.  Заур с удовлетворением бросил взгляд на ручку управления кондиционером в своей машине, холодный воздух выходил из вентиляционных щелей, позволяя ему чувствовать себя комфортно.  Он с унынием подумал о своей квартире, где скоро окажется и где не было кондиционера.
        Мост остался позади.  Спидометр показывал 110 км/ч.  При выезде из Монреаля на трассе максимальная скорость ограничивалась сотней километров в час, но на превышение ее на 10 км/ч полиция закрывала глаза и не наказывала за это.  Однако так быстро ехать ему не пришлось долго.  Вскоре впереди над головой показался дорожный указатель, информирующий о приближении выездной полосы, ведущей к его улице.  Оставив позади трассу с ревущими моторами мчавшихся по ней автомобилей, Заур въехал в жилой район Лаваля, где царило спокойствие и куда лишь издалека доносился шум близлежащей трассы.  Он ехал мимо ухоженных домиков, больших и маленьких, одноэтажных и двухэтажных, с красивыми лужайками перед входом.  Перед некоторыми домами были разбиты клумбы кокетливо и со вкусом.  Редкие дворы имели заборы, но если они были, то не портили картину улицы.  Мало кто из жителей наводил самостоятельно всю эту красоту.  Для этого имелись частные мелкие предприятия, которые специализировались в ландшафтном дизайне и за оговоренную плату выполняли такие работы, приехав на место на своих пикапах, груженных оборудованием.  А хозяева еще больше погружались в долговое рабство, беря у банка дополнительный к уже имеющейся ипотеке заем для покрытия ремонтных работ.
        Доехав до улицы Картье, Заур повернул направо и через три минуты припарковал свой Ниссан на побочной улице рядом с домом, где находилась его квартира.  Он не стал заезжать в гараж, устроенный в подвальном помещении дома, и, оставив машину стоять на улице, направился ко входу.  Заур вытащил из своего почтового ящика кучу рекламок и стал бросать их одну за другой в рядом стоящую урну для макулатуры, стараясь не выкинуть по ошибке важное письмо, которое могло застрять между ними.  Но ничего важного и на этот раз не было.
        - No news, good news (1), - привычно вздохнул он и стал подниматься по длинной лестнице на последний третий этаж.  Лифта в доме не было.  Вот и дверь его квартиры.  Он повернул ключ в замке, толкнул ее и подождал немного, не заходя вовнутрь.  Постоял…  Нет, к нему не подбежал сынишка, чтобы обнять его за ноги, услышав звуки ключа в замке и скрип открывающейся двери.  К нему не подбежала дочурка с криком «Папа пришел!  Что ты мне купил?»  Жена не выглянула из кухни с белыми следами от муки на руках, лице и фартуке, чтобы убедиться, что пришел домой муж.  В квартире было тихо и пусто.  Он жил один, как и большинство обитателей этого дома: мужчины и женщины.  Семейных пар с детьми тут было мало, но были сожительствующие.  Так теперь назывались блудодействующие.  Он иногда сравнивал свою жизнь в одиночестве с тем временем, когда был женат, и, как ни странно, находил одиночество более привлекательным. Пережитые семейные дрязги сразу же всплывали в памяти, как только приходила мысль жениться по-новому или когда кто-нибудь предлагал ему пожениться.
Заур вошел, окинул взглядом свою квартиру и стал переодеваться.  Нужно было совершить послеполуденный намаз и покушать.  А затем надо пойти в рядом находящуюся мечеть для совершения вечерней молитвы.
        Раздался глухой стук в стену, затем другой, а затем еще и еще.  Заур сжал зубы и ненавидящим взглядом посмотрел на стенку, отделявшую его квартиру от соседней.  Там жила молодая греческая пара, сожители.  Они начали стряпать что-то на своей кухне.  Он уже знал из опыта, что стуки будут длиться около часа, а то и дольше.  У них обычно уходило столько времени, чтобы приготовить себе еду и покушать. 
        Здание, в котором жил Заур, считалось бетонным, что вызывало у него ухмылку.  Полы в нем были залиты пятисантиметровым слоем бетона, отчего и все здание считалось бетонным.  Стены же между соседями были сделаны из гипсокартона.  В силу такого гениального инженерно-строительного решения в таких домах было невозможно жить из-за постоянного шума, но жить в них и терпеть это безобразие приходилось, потому что других домов просто не было.  Гипсокартон был везде: на заводах и фабриках, в жилых домах и офисных, в больницах и библиотеках, спортивных аренах и детских садах, в школах и университетах.  Везде.  От него некуда было деться.  Он считался дешевым и теплоизолирующим строительным материалом, а то, что он был звукоусиливающим материалом, казалось, никого не интересовало.  Более того, это очевидная и серьезная проблема не обсуждалась нигде, как будто ее и не существовало совсем.  Заур с удивлением отмечал, что ушлые журналисты рассказывали по телевизору и в газетах о совершенно пустых вещах, стараясь добраться до истины с упорством достойного лучшего применения, но при этом в упор не замечали всеобъемлющую проблему шумов в квартирных домах.  Единственным надежным решением этой проблемы была покупка отдельно стоящего собственного дома, но для одинокого человека такое решение было неприемлимо, а для мусульманина тем более.  Для покупки дома нужно было запрягаться в ипотечное рабство и отдавать тяжким трудом заработанные деньги банкирам-ростовщикам.  И Зауру не оставалось ничего другого, как просить соседей быть осторожными и стараться не производить лишних шумов.  Соседи при таких просьбах любезно обещали быть более внимательными, при этом наотрез отрицая, что шумы производят они.  И дальше все продолжалось по-прежнему без каких-либо изменений.  Шумы никак не прекращались.
        Завершив послеполуденный намаз, Заур открыл дверь холодильника и вытащил оттуда кастрюлю, на дне которой еще оставался его любимый фасолевый суп.  Он не умел и не любил готовить еду, поэтому его версия фасолевого супа лишь издалека напоминала ему то, что готовила мама в детстве.  Тем не менее иногда он ему неплохо удавался, и тогда на короткое время он чувствовал себя в детстве рядом с мамой, которой как и папы уже не было в живых.  Они умерли незадолго до его эмиграции.
        Быстренько подогрев остатки супа и приготовив себе чай, он поел, стараясь не производить шума, чтобы не тревожить соседей.  Посуду он помыл сразу, не откладывая на потом, так как любил во всем порядок.  До начала вечернего намаза оставалось достаточно времени, и он решил оплатить счета за электричество, кредитные карты, телефон и интернет.  С кредитными картами нужно было спешить, так как опоздание на один день с оплатой было чревато начислением роста, или, как это теперь называлось, процентов.
        Он сел за компьютер и открыл сайт своего банка.  Заур ввел имя пользователя, но не помнил пароля.  Ему и не нужно было его помнить до сих пор, так как он сидел в памяти компьютера и самовводился всякий раз, когда он заходил на этот сайт, но за день до этого Заур завершил переформатирование жесткого диска с последующим восстановлением системных файлов.  Вся оперативная и внутренняя память компьютера стерлась.  Он сделал усилие, чтобы вспомнить пароль, и неуверенно напечатал «Аргун1981», а затем нажал мышкой на кнопку «Войти».  На экране появилось сообщение:
        - По имеющейся в нашей базе данных информации вы пытаетесь войти на сайт через компьютер, который мы не можем распознать.  Просим вас выбрать одну из двух нижеприведенных опций.
        Первая опция информировала сайт о том, что он входит туда через свой собственный компьютер, а вторая, - что он входит через чужой или доступный публике компьютер.  Заур выбрал первую опцию.  Появилось сообщение:
        - Ответьте на секретный вопрос внизу.
        - Оо!  Когда это закончится? - занервничал он, но делать было нечего: нужно было послушно выполнять указания компьютера, чтобы уплатить счета, не выходя из дома.
        Первый вопрос звучал так:
        - Назовите имя вашего лучшего друга детства.
        Заур начал печатать «Хасан».  На экране появилось сообщение:
        - Ответ правильный.  Введите ответ на следующий секретный вопрос.
        Ниже сообщения уже находился второй вопрос:
        - Назовите имя вашей первой любви.
        Заур задумался.  Подождал…  подождал… и стал печатать «Захра».
        - Ответ правильный.  Спасибо за посещение сайта «Банка Монреаля».  Выберите нужную вам рубрику.
__________
1. Никаких новостей – хорошая новость.


54

        На следующий день Заур проснулся поздно.  Он открыл глаза и полежал минут десять, отрешенно смотря в потолок перед тем, как повернуться и посмотреть на будильник у изголовья.  На нем светилась дата: 23 августа 2014.  Было уже почти 10 часов утра.  Суббота.  В субботу он как обычно отсыпался, восполняя часы недосыпа, накопленные в течение недели.  Он поднялся и присел на кровати.  Болела поясница.  Прошло уже восемь лет, как у него обнаружили грыжу межпозвоночного диска, и боль с тех пор не унималась, несмотря на все его усилия и занятия спортом.  Сделав короткую зарядку, Заур стал возиться на кухне, чтобы приготовить себе завтрак.  За выходные нужно было еще успеть постирать белье, рубашки, погладить брюки, сходить в магазин, приготовить еду.  Нужно было также поговорить с дочерью, которой уже исполнилось 11 лет.  Суббота после обеда было временем их встречи на интернете.  Они общались по «Скайпу» через Атлантический океан.  Дочь жила во Франции со своей матерью, с которой Заур давно развелся.
        Время до обеда прошло очень быстро.  Вернувшись из мечети после обеденного намаза, он сел за компьютер и включил «Скайп».  Дочь уже была в сети и ждала его появления.
        - Zahra, je suis la (1), - напечатал он и стал ждать ответа, который не замедлил прийти.
        - Moi aussi, papa, je t’appelle (2)?
        - Oui, ma fillette (3), - отпечатал Заур.
        Зазвучал знакомый позывной входящего звонка, и Заур кликнул мышкой на прием.  На экране появилось изображение улыбающейся отцу дочери.
        - Bonjour, papa (4), - сказала Захра.
        - Bonjour, ma fille (5), - ответил он.
        - ХIам ди шо долч (6)? – бодро произнесла Захра, как ее и научил Заур.
        - ХIам дац.  Шо долч ди хIам (7)?
        - ХIам дац (8).
        Так начинались все их разговоры по интернету, по-ингушски и по-французски вперемежку.  Дочь хорошо разговаривала на родном языке до школы, а затем французский стал вытеснять родной, но Заур все время старался говорить с ней на ингушском языке.  Расспросив как обычно, как у нее дела в школе и дома, они принялись зазубривать короткие суры из Корана.  Сегодня была очередь суры «Землетрясение». Он читал аят за аятом, а она повторяла за ним.  Ни Заур, ни Захра не говорили по-арабски, заучивание были чисто фонетическим.  Закончив это упражнение, они попрощались до следующей субботы.  Он отключился, нажав на кнопку «Закончить разговор».  Наступила тишина…  Заур продолжал сидеть, уставившись в экран, с которого исчезло родное лицо дочурки.  Этот момент всегда был для него тяжелым, и его приходилось переживать вновь и вновь всякий раз, как он отключался.  Захре не было и двух лет, когда жена уехала с нею к маме во Францию и отказалась возвращаться домой.  С тех пор их общение с дочерью было по интернету.  Он помнил тот день, когда проводил их в аэропорту.  Он запомнил удивленный взгляд ребенка, не понимавшего, почему папа остается и не летит с ними.  И сейчас, сидя перед экраном компьютера, он вновь видел перед собой этот детский вопрошающий взгляд. Как будто все это произошло только вчера…
        Заур вздохнул и встал.  Нужно было отправляться в магазины, чтобы закупить продукты на неделю и необходимое для дома.  В субботу непродовольственные магазины закрывались в 5 часов пополудни, надо было спешить. 
        Он вернулся домой затемно, успев сделать групповой послеполуденный намаз в одной из мечетей Монреаля.  Тогда, уже теперь двадцать лет назад, когда он впервые вступил на канадскую землю, в Монреале было всего пять или шесть мечетей, которых он знал, как свои пять пальцев.  Сегодня их было столько, что приходилось составлять список, который готовился добровольцами, обновлялся каждый год и раздавался желающим.  Мечетями их можно было называть с натяжкой.  Это были молельные дома, открываемые добровольцами.  В государственных реестрах они числились культурными центрами.  К религиозным чувствам населения власти и сами канадцы относились с уважением.  С этой целью добровольцы выкупали на пожертвования верующих спортзалы, рестораны, офисные здания и переделывали их под молельные дома. 
        Быстренько перекусив, Заур сел за компьютер, чтобы почитать новости с родины.  Смотря на жидкокристаллический экран компьютера, он вспомнил, как в детстве мечтал о телевизорах, которых можно будет вешать на стенку, как картину, и смотреть.  Или о видеотелефонах.  Тогда еще школьником он и не думал, что все это появится уже при его жизни.  И вот это реальность.  Нет, не представлял он себе тогда, что предписано ему жить на родине индейца Чингачкука, последнего из могикан, о котором зачитывался до поздней ночи в книгах Фенимора Купера в те редкие дни, когда будучи старшеклассником ему удавалось выполнить всё домашнее задание по всем предметам и выкроить немного ночного времени для чтения для души, пока не засыпал, уткнувшись головой в страницы книги.  Нет, Заур в это не поверил бы, а если кто-то ему и сказал об этом предположительно, то посчитал бы такого человека выдумщиком.
        Подходило время вечерней молитвы.  Заур зашел в ванную комнату, совершил омовение и отправился в ближайшую мечеть, которая была устроена в бывшем ресторане, выкупленном мусульманами для переделки под молельный зал.  Это было отдельно стоящее здание в один этаж  с удобной парковкой для машин.  По дороге туда он встретил своего соседа по этажу Адама, иммигранта из Ливана.  Адам был старше его лет на десять.  Поздоровавшись с ним и обсуждая погоду и последние новости, они дошли до мечети.  Муэдзин уже звал на молитву внутри мечети.
        Сняв обувь и поставив ее на полки, устроенные вдоль стен прихожей, они вошли, прекратив свой разговор.  Внутри мечети было тихо, до начала второго зова на молитву оставалось минут пять, и желающие уже стояли и выполняли добровольную молитву перед обязательной групповой. Пол мечети был выложен новеньким ковром, отчего в зале стоял приятный запах свежего коврового покрытия.  Услышав второй зов на молитву, все присутствующие спешно и организованно стали в ряды позади имама, который обвел приготовившихся молиться строгим взглядом, дал указания заполнить и сомкнуть ряды, чтобы не оставалось промежутков.  Затем он отвернулся и, сконцентрировавшись на молитве, громко произнес: «Аллаху Акбар!» - подняв предварительно обе руки с открытыми ладонями до уровня головы.  Это была вечерняя молитва «Магриб».
        По ее окончании Заур засобирался уходить, здороваясь со всеми теми, с кем не успел поздороваться до молитвы.  Адам был занят беседой с египтянином Ахмадом, приехавшим в Монреаль для подготовки и защиты докторской диссертации по химии, поэтому он не стал его дожидаться.  До дома идти было недалеко.  По дороге он повстречался и поздоровался со своей квартиродательницей мадам Бутот.
        - Comment ca va, madame Bouthot (9)? - спросил Заур, широко ей улыбаясь. 
        Хотя было уже темно, дорога была хорошо освящена, и та легко узнала своего квартиросъемщика.
        - Ca va bien et toi (10)? - ответила та, немного удивившись причине его радости.
        - Moi aussi, je vais bien, merci (11), - Заур продолжил идти, не останавливаясь. 
        Он шел по ровному бетонному тротуару, выложенному крупными квадратными плитами размером стороны до полутора метра.  Это был стандарт, такие тротуары делались по всей Северной Америке в городах и селах.  Не было улиц без них за исключением малонаселенных поселков.  Права пешеходов соблюдались буквально.  Нет, это были не бетонные плиты, заранее изготовленные на заводе и привезенные на место, хотя такой метод на взгляд Заура был бы гораздо более экономичным и эффективным.  Бетон заливался на месте по установленной технологии, предварительно подготовив подушку из гравия.  Занимались их выкладкой мелкие строительные кампании, добившиеся контракта от городских властей в результате тендера. 
        Впереди Заура шла женщина с ребенком за руку.  Это была его соседка по дому, иммигрантка ливанского происхождения.  Они поселились здесь в июле, и с тех пор Заур часто слышал звонкий писк ее дочери, которая только недавно научилась ходить.  И сейчас, шагая с мамой за руку таким образом, что ее левый бок задирался выше правого от того, что мама держала ее за левую руку, она издавала свой чудесный писк, показывая пальчиком свободной правой руки на чайку, важно гулявшую по тротуару на противоположной стороне улицы в поисках пищи, выброшенной людьми.  Заур замедлил шаг, чтобы подольше послушать детский писк, пронизавший вечернюю тишину, лишь изредка нарушаемую проезжавшими мимо автомобилями.  Он улыбнулся картинке перед собой: девочка напомнила ему перекосившийся грузовичок.  Почти вися за левую руку, она лишь касалась тротуара левой ножкой для того, чтобы позволить правой переставиться вперед.  А мама не утруждала себя, чтобы наклониться к девочке и позволить ей идти нормально, но и руку ее не выпускала из своей из страха перед совсем рядом проезжавшими машинами.  Впрочем, девочку такое положение дел вполне устраивало.  Она совсем не замечала неудобств от ходьбы наперекосяк, так как все ее внимание было приковано к той чайке, от которой она не отводила свой пальчик, безуспешно стараясь привлечь к ней внимание матери.
        Мать и дочь шли столь медленно, что Заур вскоре их все же догнал. 
        - Бонжур, - сказал он соседке, обгоняя их. А затем, обратившись к девочке, отдельно и по-детски поздоровался и с ней, - Бозюр, мадемуазель.
        Мама улыбнулась и посмотрела на дочку, а та резко опустила ручку, забыв про чайку, и испуганно уставилась на улыбавшемуся ей незнакомого дядю.
        Обогнав мать и дочь, Заур прибавил шагу и вскоре оказался у двери своего подъезда.  Быстро взбежав по длинной лестнице на третий этаж, он очутился в своей квартире перед камином.  Да, это был настоящий камин на дровах, который он видел в художественных фильмах.  Дрова можно было купить в любом магазине, даже в продовольственном, или на бензозаправке.  Глядя эти фильмы, Заур иногда мечтал посидеть перед таким камином в долгие зимние ночи, но удивительное дело: он так ни разу этого не сделал, и камин так и простоял все это время холодный.  «Может быть, разожгу его хотя бы один раз», - подумал он и оглядел гостиную.  До ночной молитвы оставалось еще много времени, кушать он не хотел, а потому решил посмотреть новости на интернете.  Компьютер свой он установил в спальне, чтобы смотреть иногда видеоролики на ютюбе, лежа на кровати.  Долго сидеть за столом не позволяла болевшая поясница.  Телевизор он почти перестал смотреть.  По всем шести бесплатным каналам передавали одну чепуху, все время прерываемую рекламой, а кабельное телевидение он не смотрел.  Там была вся та же чепуха, но за нее еще и приходилось платить.  Одни и те же лица, от вида которых становилось уныло на душе, из года в год красовались каждый на своем канале почему-то уверенные в том, что людям нравится на них смотреть и слушать их словоблудие.  Впрочем, может кому-то это и нравилось.  «И об этом мы мечтали…» - сказал себе Заур, ухмыльнувшись и вспомнив, как там в СССР ему с ровесниками хотелось посмотреть западное кабельное телевидение с рекламой.  И действительно, в первое время это нравилось, но как же быстро все надоело!
        Он сел за компьютер и стал думать, что бы там почитать или посмотреть до начала ночной молитвы.  Заур открыл сайт поисковика Гугл.  Немного подумав, он ввел свое имя в поле поиска, чтобы увидеть, что знает про него Гугл.  К его удовольствию, сайт выдал всего несколько ссылок.  Заур всегда с осторожностью относился к информации о себе, которую он выкладывал на всеобщее обозрение.  Он понимал опасность, которую представлял для людей интернет вообще и социальные сети в особенности.  Виданное ли дело?  Население массово и добровольно выкладывает на соцсеть всю свою подноготную.  И каждый думает, что в этом нет ничего опасного, так как он или она ничего плохого в жизни не совершал.
        Заур не в первый раз запрашивал на Гугле информацию о себе, и все выданные ссылки ему были известны.  Он быстро пробежал по ним глазами, стараясь заметить, появилось ли что-нибудь новое после его последнего визита, но все ссылки были старые.  Вдруг его осенила внезапная мысль, так что он откинулся от неожиданности на спинку стула.  «Как я раньше не догадался?!» - подумал он, оживившись, и стал быстро печатать в поле поисковика «Захра Ангуштова».  Он с волнением нажал на кнопку «поиск».  Сайт мгновенно выдал кучу ссылок.  Заур стал лихорадочно нажимать на одну за другой.  Все не то: не та Захра, не та Ангуштова.  Есть!  На экране открылся сайт «Одноклассники».  Точно!  Это она!  По всему телу Заура пробежали мурашки.  Он стал жадно читать каждое слово на открывшейся страничке.  Средняя школа 46, город Грозный, Ангуштова Захра…  Он нажал на ссылку на фотоальбом, сайт отказал в допуске, ссылаясь на то, что его нет в списке подписчиков.  Заур вернулся на предыдущую страницу.  Слева в углу находилась профильная фотография странички Захры.  Она была маленькая, на ней были видны несколько человек, все были женщины.  Лиц не разобрать.  Он воспользовался цифровым зумом, чтобы увеличить фотографию, которая послушно увеличилась на весь экран, но разобрать чего-либо было невозможно.  Заур стал нажимать на другие кнопки «Друзья», «Группы», «Заметки», «Видео»…  Везде отказ.  Везде требовалось зарегистрироваться на сайте. 
        Он выпрямился на стуле, отчего в пояснице больно кольнуло.  Посидев так еще немного, сокрушенно уставившись в экран, Заур глубоко вздохнул, встал со стула и отошел от компьютера, чтобы прилечь на кровати.  В лежачем положении боль в спине утихла.  «Может зарегистрироваться?  - думал он и тут же опровергал себя, - Нет, столько времени прошло.  Она замужняя женщина, мужняя жена.  Общение с замужней женщиной и вообще с немахрамной женщиной – это харам.  Не нужно ее тревожить.  Не нужно нарушать ее душевное спокойствие.  Это может иметь плохие последствия для ее семьи.  В общем, не береди прошлого, оставь ее и себя в покое.»
__________
 1.  Захра, я здесь.
 2.  Я тоже, папа, позвонить тебе?
 3.  Да, моя девочка.
 4.  Здравствуй, папа.
 5.  Здравствуй, дочка.
 6.  Что у вас нового?
 7.  Ничего. А у вас что нового?
 8.  Ничего.
 9.  Как дела, мадам Бутот?
10.  Хорошо, а у тебя?
11.  У меня тоже хорошо, спасибо.




55

        В ту ночь Заур долго не мог заснуть, все время ворочался.  Долго спать ему однако не пришлось: будильник зазвонил, напоминая о времени утренней молитвы.  Он открыл глаза и воздал хвалу Аллаху.  Вспомнил, как накануне безуспешно пытался зайти на страницу Захры.  «Надо что-то придумать,» - прошептал он себе под нос и, быстренько одевшись, поспешил в ванную совершить омовение перед утренней молитвой.
        Через десять минут он уже шагал к мечети, воздавая в мыслях хвалу Аллаху и заявляя о Его божественном Единстве.
В небе не было луны.  Несмотря на отсутствие облаков звезд было видно мало.  Недалеко впереди менялись цветами светофоры, но бульвар Картье, по которому он шагал, был пустынным, машин не было.  Это была ночь с субботы на воскресенье.  Он шел мимо жилых домов, частных магазинчиков, ресторанов, клиник и офисов мелких предпринимателей.  Всё было закрыто, но многие витрины были хорошо освещены.  И только на подходе к мечети он заметил редкие фигуры мусульман, спешивших, как и он, на утреннюю молитву.  Заур вошел, снял обувь, поздоровался с присутствующими и прошел в главный зал.  Адам уже находился там и молился.  До начала группового намаза оставалось достаточно времени, чтобы совершить добровольную молитву в два ракаата.
        После завершения намаза, к нему подошел Адам, чтобы поздороваться, и они вместе отправились домой, попрощавшись с прихожанами.  Адам был в хорошом настроении.
        - Ты когда собираешься жениться? – задал он свой любимый вопрос, с лукавой улыбкой на лице поглядывая на Заура.
        - Зачем жениться, если развод гарантирован, - выдал ему Заур свой стандартный ответ.
        Сам Адам был женат и имел детей, но по какой-то причине жил отдельно от своей семьи.  Заур подозревал, что он самым банальным образом развелся с женой, но не желает признаться в этом своим знакомым.  Он никогда не спрашивал его, по какой причине они живут отдельно, потому что не любил лезть не в свое дело, но другое дело Адам.
        - Так нельзя жить, - сказал Адам поучительно в который уже раз. – Ислам не поощряет одиночество.
        Зауру захотелось прекратить надоевшую тему, и он знал, как это сделать.
        - Тут не на ком жениться, Адам.
        - Ну не все же женщины плохие.  Найди себе хорошую.
        - А у них на лбу не написано, что они хорошие или плохие.
        - Так нелья рассуждать.  Если так рассуждать, то ты никогда не женишься,  - возразил Адам поучительно.
        - Согласен с тобой, - сказал Заур с улыбкой на лице. – Вот ты и найди мне такую хорошую.  Мусульманин должен помогать мусульманину в добрых делах, не так ли?
        Такой поворот, как и ожидалось, отбил у Адама желание продолжать тему, и они стали обсуждать погоду.  Заур уже знал из своего опыта, что наиболее эффективным способом заставить советчика замолчать, было попросить его помочь выполнить свой собственный совет.  Метод действовал безотказно.
        Придя домой, Заур бережно с Именем Аллаха взял в руки Коран.  Он так и не научился арабскому языку, хотя и мечтал об этом всю свою жизнь, но читать Коран по-арабски, не понимая смысла, все же научился.  Рядом с оригинальным текстом шел параллельный перевод смыслов на русский язык.  Заур любил читать Коран вслух по-арабски.  Он раскрыл его наугад и прочитал:

                10.   когда свитки будут развернуты,
                11.   когда небо будет сдернуто,
                12.   когда Ад будет разожжен,
                13.   когда Рай будет приближен,
                14.   тогда познает душа, что она принесла.

        Это была сура 81 «Скручивание».  Она звучала красиво.  Она вырывала слезы из глаз.  Она обрывала голос чтеца.  Она выворачивала душу.  Она содрогала спинной хребет.  Она заставляла кожу сжиматься.  «Вот чего хотели лишить нас коммунисты-безбожники,» - думал он всякий раз, перечитывая строки Корана.  Дочитав суру до конца, он задумался на минуту, а потом, как бы вспомнив чего-то, встал, положил Коран на самую высокую полку в шкафу и пошел досыпать.  Проснулся он поздно из-за того, что заснул поздно.  «Может все-таки зарегистрироваться на сайте? - подумал Заур и тут же отрезал, – Нет, не стоит.  Не тревожь прошлое.»
        Сильный удар в стенку заставил его вздрогнуть.  Сожители готовили завтрак.
        - Клин клином выбивают, - сказал Заур в сердцах и выскочил из постели, чтобы отправиться умываться в ванную, после чего начал готовить свой завтрак, совсем не стараясь не делать при этом шумов.  Он знал, что в таких спорах является проигрывающей стороной, потому что был чувствителен к шумам.
        Дав волю своему гневу и допив свой чай, Заур включил телевизор, которым пользовался заодно как монитором для компьютера.  Было воскресенье, а потому с утра передавали католическую мессу из одной из церквей Квебека.  В зале было довольно много людей, в основном старики и старушки, которые смотрели непонимающими взглядами на действо, происходившее перед ними, стараясь добраться до его смысла.  В руках они наготове держали молитвенники, которые послушно раскрывались ими по первому указанию священника, ведущего мессу, и тогда зал наполнялся старческими голосами, старавшимися поспевать за пением детского хора за спиной священника.  Время от времени камера подводила близко лица прихожан, и Заур мог тогда отчетливо прочитать на них несформулированные вопросы и непонимание смысла происходящего.  И печать… он видел на этих лицах особую печать, производившую на Заура неприятное впечатление. 
        Он переключил канал.  Тут шла тематическая программа о семье.  Журналист брал интервью у какого-то интеллигентного вида прохожего с короткой бородкой, который бойко отвечал на заданные вопросы.
        - Жизнь доказала, - с энтузиазмом говорил он, - что квебекская модель семьи – это самая лучшая и успешная модель в мире.
        «Я это уже где-то слышал, - сказал себе Заур, снисходительно улыбнувшись. - Кажется это было в СССР, где учительница с таким же энтузиазмом убеждала наши неискушенные детские головки в том, как нам неслыханно повезло родиться в самой лучшей стране в мире.»
        - Может быть модель и самая лучшая, да только семьи квебекской уже давно нету, - сказал Заур уже вслух, обращаясь к интервьюируемому, – также как нету семьи канадской, или американской, или европейской.  А теперь этот прогресс и до России добрался.  Мы тоже как и вы вскоре будем впереди планеты всей. 
        Заур выключил телевизор, прилег на кровать и пустился в воспоминания.  Как и в своей далекой юности, он любил окидывать взглядом прожитую жизнь, о которой люди скажут «не сложилась».  Он вспомнил классную руководительницу Татьяну Ивановну, как она призывала их хорошо учиться.
        - Ребята, - говорила она, пытаясь донести до учащихся важность своих слов, - не у всех у вас сложится семейная жизнь, так хоть позаботьтесь о профессиональной.  Может быть с работой вы будете счастливы, а для этого нужно много и упорно учиться. 
        Заур улыбнулся словам учительницы.  Он никогда не жалел о прожитых годах, ему не жалко было безвозвратно ушедшей молодости.  Кругом обман, предательство, ложь и лицемерие, погоня за наживой, драчка за кусок побольше от этого пустого мира, как дерутся стервятники за кусок от падали.  И таков был мир, в котором он жил: не на кого положиться, некому довериться среди людей, кроме родителей, а они уже давно умерли.  Нет, он не дорожил этой жизнью, но понимал, что она представляет собой экзамен на верность своему Творцу, а потому старался, как мог, сдать этот экзамен на оценку «пять».  Нужно было дожить эту жизнь с верой в Аллаха, чтобы не оказаться несчастным в День Божьего Суда.


56

        Заур повернулся на правый бок, подложив руку под щеку, и уставился в черный экран выключенного телевизора, не замечая его.  Неожиданно в памяти всплыл воти Муса.  Заур зашел к нему попрощаться перед эмиграцией, и было это уже 20 лет тому назад.  Старик болел и лежал в постели.  Заур с удивлением заметил, что в доме никого больше не было, кроме дочери, которая пришла навестить больного отца.  Жизнь этого человека была тайной для Заура, он никогда до этого не бывал у него в гостях и даже не знал его семью.  Оказалось, что старик жил один.  Единственная дочь навещала его время от времени.  Обычно вейнахские подворья бывали полны людей и особенно детей, а тут такая тишина.
        Заур вошел в комнату, где лежал воти Муса, стараясь скрыть свое удивление, но старик все заметил.  Видимо, не впервой приходилось ему видеть удивление гостей образу его жизни. 
        - Ого, кто к нам пришел! – улыбнулся ему воти Муса. – Проходи, проходи, нежданный гость, присаживайся.
        Но Заур не стал садиться из уважения к нему. 
        - Ничего, постою, - ответил он, стараясь придать голосу оптимистический тон. – Как ваше здоровье?
        - Слава Аллаху, не жалуюсь, - ответил старик с той ставшей для Заура родной улыбкой на лице, покрытом седой бородой. – Вот прилег немного, спина болит, но это пройдет, если на то Воля Божья.
        - Дай Бог вам здоровья, воти, - сказал ему Заур, не зная, как его подбодрить.
        - Ты удивлен, что я один живу?
        - Нет, нет, - поспешил Заур заверить старика, - вы не один, ваша дочь здесь, она на кухне обед готовит.
        - Так значит, покидаешь нас?  Далеко ты собрался ехать, далеко, но раз решил, то езжай.
        - Я не насовсем еду.  Поживу немного и вернусь, если на то Воля Божья.  Языки надо попрактиковать, а там, куда я еду, говорят на двух языках, которые я изучал, – английский и французский.
        - Это хорошо.  И где ты языкам научился?
        - Английскому - в школе.  Мне очень повезло с учительницей английского.  Ее звали Галина Степановна.  А французский выучил будучи студентом в Москве.
        - Жаль, что такой человек от нас уезжает, - вздохнул воти Муса, а потом, вспомнив что-то, живо спросил, - А почему ты упустил ту девочку, с которой я тебя видел?  Давно это было, одиннадцать лет прошло.
        Заур удивился вопросу.  Оказывается, старик не забыл тот день, когда они шли вместе с Захрой по Алексеевской улице.  Даже год помнит.  Он помолчал перед тем, как ответить, так что воти Муса поспешил исправить возникшую неловкость, решив поменять тему разговора:
        - Ах, жизнь сложная штука, в ней всякое случается.  А ждет ли тебя кто-нибудь в Канаде?  И в какой город ты едешь?
        - Она вышла замуж сразу же после школы, - Заур запнулся и отвел глаза, ему к горлу подкатил комок.
        - Замуж? – лицо старика выразило удивление.  Пока Заур справлялся с комком в горле, тот попытался что-то сказать, но не решался. Наступила пауза, которую прервал Заур:
        - Я ее видел с ребенком на руках.  Она стала матерью уже через год после школы.
        - С ребенком? – удивился старик еще больше.
        - Да, я ее видел своими глазами с грудным ребенком на руках.  Впрочем, у меня не было никаких шансов в любом случае.
        - А почему не было?
        - У меня было три старших брата неженатых.  Старший только недавно женился.
        Воти Муса вздохнул, но так и не сказал того, чего рвался высказать до этого.  Был ли это вопрос?  А может он знал чего-то такое…  Но что он мог знать?  Кому есть дело до его несчастной любви?  С тех пор Заур много раз корил себя за то, что не дал тогда старику шанса высказаться.  Тот знал чего-то, но что?
        - Да, жаль, жаль, - продолжил воти Муса, - а я вот один остался на старости жизни, и это меня радует.
        - Нет, вы не один, ваша дочь здесь, вот я тоже. - Заур снова запнулся, но тут же попытался поправиться. – Я хоть и уезжаю, но не насовсем.  Поживу немного – и назад. 
        Старик слушал Заура со столь знакомой ему доброй улыбкой на бородатом лице.  Оба понимали, что видятся в последний раз в этой жизни.
        - А почему вас это радует, воти?
        - Если ты уверовал в Бога, то приготовь свою душу к тому, что от тебя отвернутся все вокруг.
        Заур подивился этим словам:
        - А я думал наоборот: если ты уверовал в Бога, тебя люди станут уважать.
        - Люди веруют в Аллаха лишь на словах, но своими руками они служат Иблису.
        - Неужели? А почему так?
        - Потому что души человеческие желают эту мирскую жизнь, к которой зовет шайтан, чтобы отвлечь их от лучшего.  Они не верят в жизнь будущую, к которой зовет Аллах, чтобы привести их к лучшему.  Души людей ослеплены пустыми соблазнами этого бренного мира, который разукрасил в их глазах шайтан, и они устремляются к нему со всех ног всем своим устремлением.  Но это путь, ведущий в Ад, потому что ради пустого они предают своего Творца, погрязая в идолопоклонстве.  И никому не хочется признаваться себе, что он предпочел мирскую жизнь будущей, а потому на словах они служат Богу, а на деле они служат шайтану.
        Наступила тишина, прерываемая лишь возней дочери старика на кухне.  Заур оглядел комнату. Здесь не было ничего лишнего, во всем были чистота и порядок.
        - От меня отвернулись люди, как видишь, а это признак того, что я на прямом пути от Бога, и это меня радует, хотя и нелегко все это.  В погоне за мирской жизнью люди совершают грехи и преступления.  Они совершают грехи и оправдывают себя, и не страшатся сердца человеческие совершать грехи, потому что не сразу приходит наказание за грехи, а только спустя некоторое время.
        Заур слушал, стараясь не пропустить ни одного слова, а старик продолжал:
        - Человек оправдывает свой грех, но это никак не избавляет его от истины, которую он не хочет знать.  И пример искреннего верующего является для него напоминанием греха, поэтому он отворачивается от верующего и ищет себе подобного.  Но на этом его плохие дела не заканчиваются.  Собрав вокруг себя себе подобных, он пытается сделать и верующего себе подобным.  Сначала словом.  Мол, мы все неправы, а ты один прав? Потом насмешками, потом угрозами, потом убийством.
        - А почему человек не хочет знать истину?  Ведь все кричат, что именно они на истине, а другие на лжи и заблуждении, - спросил Заур, воспользовавшись паузой.
        - У каждого своя ложь, которую он или она называет истиной для достижения своих мирских целей.  Таким образом человек прикрывается истиной, которую ненавидит, чтобы оправдать свою ложь.  Как и верблюд не хочет пить из чистого источника воды, а предпочитает мутный, чтобы не узреть ему, насколько его морда уродлива, так и человек не желает знать истину, а предпочитает ложь, чтобы не знать ему, насколько уродлива его душа.  А потому люди всегда ненавидели истину и любили ложь, хотя языки их утверждают обратное.  И став однажды на путь лжи, они не могут остановиться и бегут со всех ног ко всякому нечестию и греху и ко всякому призывающему ко греху в погоне за мирской жизнью, и делают они это по справедливому Суду Божьему.
        Заур изумился от этих слов.  Он стоял растерянный.  Получается, что Всевышний Бог допускает все это.  Нет, нет, Бог Справедлив, бесконечно Справедлив.
        - А почему это справедливый Суд Божий, что люди так поступают? – спросил он наконец старика.
        - Ты задаешь правильные вопросы, - улыбнулся ему старик во все лицо. - Задавать правильные вопросы – это тоже дар Божий.  И вот тебе мой ответ.  Справедливо, что тот, кто не хочет уверовать в истину во свое спасение, должен поверить в ложь во свое проклятие.  И это справедливо.
        - А что такое спасение?
        - Рай для вечного пребывания там навсегда.
        - А что такое проклятие?
        - Ад для вечного пребывания там навсегда.  И да убережет нас Всевышний от этого страшного места, где скрежет зубов и вздохи отчаяния.
        Воспитанный сызмальства на коммунистическом бреде Заур стоял, ошеломленный потоком нахлынувших на него совершенно необычных знаний, и пытался переварить все это, чтобы запомнить и не забыть.  «Как он понятно мыслит и говорит!» - дивился он, никто и никогда в его жизни так ясно с ним не выражался о таких вещах.
        - Человече не знает самоё себя, - продолжил воти Муса. – И не зная себя, оно бежит в погибель со всех ног.  Бог дал человеку душу, и она запомнила райские услады во время краткого своего пребывания там.  В этом земном мире души наши стремятся вновь обрести то, что было им даровано когда-то в Раю, и не находят этого на земле, а потому они склонны ко всякому греху и преступлению, чтобы добиться желаемого, находя утешение в земных благах, которые в глазах Божьих не стоят и крыла комара.  А потому Бог дал человеку и разум, чтобы разумом укрошать душу в покорности Создателю, чтобы вновь обрести ей потерянный Рай, куда Он приглашает Своих рабов прекрасным приглашением, но человек не пользуется разумом и бежит к наказанию огня очертя голову.
        - А почему человек не пользуется разумом?
        - Человек не пользуется разумом, чтобы не знать ему, насколько его душа уродлива.  Для приведения разума в действие требуется усилие, но человек ленится.  А если он не поленился и пришел к правильному выводу или узнал правду от кого-то, то отвергает ее по причине зависти, гордыни, боязни потерять чего-то из мирской жизни.  И тогда он отключает свой разум и следует чужому разуму призывающего ко злу, который говорит ему то, что и желает услышать его грешная душа.
        - А откуда вам все это известно, воти Муса?
        - Тому, кто искренен в поисках истины, Аллах дает второе зрение.  Это зрение веры, посредством которого он видит порядок вещей.  И запомни еще одно.  Если Аллах дает кому-то чего-то такое, чего Он не дал другим, то люди не прощают этого одаренному.  Так, они не прощают умному его ум, верующему его веру, скромному его скромность, терпеливому его терпение, щедрому его щедрость, красивой женщине ее красоту.  Есть только одно, за что люди прощают, если Аллах тебе это дал, и это богатство.  За богатство люди будут тебя уважать, и будут пытаться быть поближе к тебе, и будут прислушиваться к твоему мнению, и будут приходить к тебе за советом, и будут стараться породниться с тобой, и будут пытаться иметь с тобой дело, и простят тебе все твои преступления, и будут всегда на твоей стороне, пока не увидят того, кто побогаче тебя.  И тогда они предадут и тебя.
        Лицо старика стало грустным, а Заур молчал и терпеливо ждал, что тот скажет дальше.  Наконец воти Муса ухмыльнулся:
        - Человек возмущается и задается вопросом, отчего в мире столько войн и несправедливости, тогда как он сам и есть источник несправедливости, но не хочет этого в упор замечать.
        - Но ведь ко многим людям действительно относятся несправделиво, - попытался возразить Заур.
        - Это правда.  И тогда человек вопит и призывает к справедливости, но при ближайшем рассмотрении дела ты видишь, что он возмущается несправедливости по отношению к самому себе со стороны других и при этом не замечает, что творит такую же несправедливость по отношению к другим, к тем, кто по его мнению слабее его.  Таким образом, тот, у кого своровали, возмущается вором, не желая замечать, что он сам вор.  Тот, кого оклеветали, возмущется клеветником, не желая замечать, что он сам клеветник.  Тот, кого обманули, возмущается обманщиком, не желая замечать, что он сам обманщик.  Тот, у кого украли замуж сестру, возмущается похитителем, в упор не замечая, что он сам похитил когда-то чью-то сестру.  Таково человече, лицемерное существо, обитающее на этой планете.  И там, куда ты едешь, ты увидишь ту же картину, что и здесь.  Когда человек вопит от несправедливости, он не вопит от боли за других.  Нет, он вопит от боли за себя по причине того, что к нему обращаются несправедливо.  И когда указываешь им на их собственные преступления, то они неизменно отвечают: «А все так делают.  Меня тоже обманули.  Такова жизнь.  С волками жить – по-волчьи выть.»  И так далее, и тому подобное.  Вот так работают человеки день и ночь неустанно, готовя свое место в Аду, кроме меньшинства их – рабов Аллаха чистых. Этот мир - мир деяний, где нету расчета.  В мире грядущем не будет деяний, но будет расчет.


57

        Заур повернулся на спину и уставился в потолок.  Всю свою жизнь с того дня он убеждался в правильности слов старика.  Откуда у него были такие знания?  Попрощавшись с ним тогда, он пошел к двери и задержался на пороге.  Оглянулся.  Тот провожал его с улыбкой.
        - Заур, - сказал он мягким голосом, - если Аллах не дал тебе чего-то в этой жизни, то возможно Он хочет дать тебе это в жизни будущей, а потому не печалься о потере, ибо пользование в этой жизни временно, а пользование в жизни будущей вечно. Да хранит тебя Аллах.  Ла илах1а илл Аллах, - произнес воти Муса, кивнув ему приветливо головой.
        - Ла илах1а илл Аллах, - ответил Заур и вышел из комнаты.
        Через год воти Мусы не стало.  Бомба попала в крышу его дома.  Старика собирали по кусочкам его соседи.  Вместе с ним собирали и Хасана, его кузена, пришедшего навестить воти Мусу.
        Внимание Заура привлек шум у его двери-патио, выходившей на балкон.  «А вот и гости явились-не запылились», - сказал он про себя и пошел к балкону, у выхода на который у него всегда стоял мешочек с арахисом, которым он кормил белок.  Это и были его гости.  А жили они на кленовых деревьях напротив его дома, устроив там свои гнезда, походившие на гнезда крупных птиц.  Несмотря на все его усилия, приручить их никак не удавалось.  Белки очень пугливы и недоверчивы.  Самым большим успехом Заура в его усилиях было то, что они осмеливались приблизиться к нему ровно настолько, чтобы выхватить зубами орешек из протянутой руки и тут же увильнуть от него подальше, получив желаемое, как будто им никогда больше не придется вернуться и просить его вновь.  «Как же вы похожи на людей…» - думал про них Заур, ласково улыбаясь и наблюдая за ними.  Усевшись затем поудобнее на свои мощные задние лапки прямо на ограде балкона и грациозно закинув на спину вопросительным знаком свой пушистый хвост, они принимались отгрызать скорлупу острыми игольчатыми зубами, чтобы добраться до ядра.  И делали они это суетливо, спешно, вся время начеку, опасаясь чего-то вокруг.  Наконец, доев ядрышко, они выпускали из коротких передних лап оставшуюся скорлупу, которая падала на землю далеко внизу, и, вновь обратив свой просящий взгляд на Заура, подбегали за следующим орешком.  «Вот ты и пришла опять, - говорил тогда Заур белке с поддельным укором в голосе, - а ведь ты думала, что одним орешком живешь.»  Но белка не обращала внимания на слова Заура, а только привставала на своих задних лапках, сложив на груди короткие передние, и забавно подергивала пушистым хвостом.  Уставившись в такой позе на Заура, она вызывала у него такое умиление своим просительным выражением на наглой беличьей мордочке, что тот сразу же тянулся рукой за следующим орешком.  Да и как можно было не умилиться этому взгляду, такому кроткому, что он смог бы растопить и камень.  Но кротость белки была обманчива.  Стоило появиться рядом другой белке, как весь шарм умилительной сценки исчезал мгновенно.  После короткой схватки с резкими молниеносными движениями и угрожающими прысками, более сильная прогоняла более слабую, и последней не оставалось ничего другого, как терпеливо дожидаться в сторонке, пока соперница уйдет.  Заур попытался наблюдать, которая из них более агрессивная, самец или самка, и не находил разницы в поведении.  Пожалев побежденную, он бросал ей арахис, но победительница хотела забрать все себе.  Она тут же прерывала свой пир и бросалась на брошенный орешек, пока его еще не унесла с собой побежденная.  Заур с улыбкой наблюдал, как победительница пытается засунуть себе в рот сразу два ореха, и это ей удавалось, но для третьего ротик был слишком маленький, и тогда она, бросив последний полный сожаления взгляд на лежащий рядом и столь доступный орех, прыгала с балкона на ближайшую ветку дерева и исчезала в его листве.  Наступала очередь побежденной полакомиться, а в это время вокруг на ветках и на балконе уже сидела целая банда помоложе, просяще смотрящая на Заура.  Улыбнувшись, он бросал им горсть орехов столько, чтобы всем досталось, но несмотря на это между ними начиналась схватка, которая впрочем быстро прекращалась после того, как у каждой в лапках оказывался орех.  А самые маленькие белки совсем не участвовали в дележе.  Понаблюдав за происходящим, они с безучастным видом возвращались в родительское гнездо.
        Белка хоть и милый зверек, но все-таки зверек, маленький зверь, который живет по своим звериным законам, но в отличие от человека она никогда не предает своего Творца, а делает то, что Он ей повелел делать и не ослушивается Его предписаний.
        С такими думами в голове Заур закрыл дверь-патио и занавесил окно.  Нужно было собираться идти в мечеть на полуденный намаз.  Он совершил омовение и вышел из дома.  На улице было очень светло и оттого радостно.  Солнце приветливо улыбалось ему с небес, отчего он прищурился и улыбнулся ему в ответ.  У входа в подъезд Лина разбила прекрасную клумбу.  Вернее, не она сама разбила, а по ее заказу.  Компания-подрядчик притащила откуда-то огромный валун, положила его перед входом в подъезд, а вокруг него посадила чудесные растения и цветы, которых Зауру не приходилось видеть на Кавказе.  А может быть, они и росли на Кавказе, а Заур их просто не замечал.  Как бы то ни было, на клумбу смотреть было приятно, поэтому он и любил останавливаться на минуту перед ней и любоваться этой красотой.
        Пока он стоял и разглядывал клумбу, из ближайшего окна на первом этаже раздался тонкий писк ребенка.  Эта была та девочка из семьи ливанских иммигрантов.  Заур посмотрел в сторону окна, а вернее сказать двери-патио, откуда вышла девочка, издававшая чудесный писк.  Было непонятно, поет она или плачет.  Девочка подошла к решетке балкона, приложилась к ней лицом и уставилась на него, широко улыбаясь.  Заур тоже ей улыбнулся.  Его Захре было столько же лет, сколько и этой девочке, когда мать увезла ее с собой во Францию.
        Из-за дверей-патио вышла мама девочки и, улыбнувшись Зауру, взяла упиравшуюся и кричавшую девочку на руки и зашла с нею вовнутрь дома.  Грустно вздохнув, он направился к мечети.
        Вечером того же дня Заур вновь попытался зайти на страничку Захры, но опять безуспешно.  С тех пор эти попытки стали ежевечерним ритуалом.
        Так прошли выходные, и наступило утро понедельника.  Нужно было собираться идти на работу.  Заур вышел из дома и направился к машине, которая покорно стояла там же, где он ее и припарковал в пятницу вечером.  Дорога на работу занимала у него полчаса, но бывало, что из-за ремонта улицы или какого-нибудь водопровода или кабеля под землей, ее переграждала дорожно-строительная кампания, оставляя всего одну или две полосы для машин, и тогда образовывалась длинная пробка.  Взятые врасплох водители нервно поглядывали на часы, считая минуты, оставшиеся до начала рабочего дня, и терпеливо продвигались на своих машинах вперед метр за метром.  Такое случалось часто, вызывая сдержанный ропот автомобилистов.  Слишком часто и слишком повсеместно возникали эти стройки на пути, отравляя жизнь людей.  На этот раз Зауру повезло, движение было обычным и он явился на работу без опоздания.  Впрочем, у офисных служащих, коим и являлся Заур, был плавающий график работы, то есть им позволялось приходить в любое время в определенный период утра и покидать работу соответственно, отработав положенные часы.  Руководство кампаний старалось создавать для своих служащих удобства, чтобы уменьшить текучесть кадров, всячески учитывая их личные и семейные потребности.  Кому-то нужно отвезти ребенка в детский сад, кому-то в школу, а вечером нужно забрать его.  У Заура таких проблем не было. Вернее сказать, были, но очень кратковременно и уже в далеком прошлом.
        Работал он финансовым аналистом в крупной кампании-холдинге, скупившей треть газет и журналов в Квебеке.  Зайдя в огромный вестибюль здания, в котором помимо его кампании размещалась и пол-дюжина других, он пошел прямо к лифту, стараясь не смотреть в сторону секретаря приемной, которую он по-человечески жалел, так как с ней здоровались сотни людей в день, отчего ей должно было быть приходилось нелегко.  Он поднялся на третий этаж, где находился его кюбикл.  Отдельный кабинет предоставлялся руководителям первого звена и выше.  Еще в самом начале своей карьеры вскоре после окончания университета Заур понял, что повышение по карьерной лестнице в Канаде ему не светит.  Если в СССР тому препятствовала его национальная непринадлежность титульной нации, то здесь препятствием служили его статус иммигранта и религиозная принадлежность.  Дискриминация по этим признакам была строго запрещена в Канаде, но такова была реальность, с которой Заур столкнулся и с которой смирился.  И никакие заслуги и успехи по работе, даже выдающиеся, не могли помешать такому положению.
        Пройдя через несколько дверей по длинным коридорам, он наконец оказался у своего кюбикла.  До начала рабочего дня оставалось еще пять минут.  Он оглянулся и поздоровался с Якубом, его соседом по кабинке, ливанским армянином.  Его соседкой слева была Кристина, уже не молодая женщина мексиканского происхождения.  С ней нужно было здороваться осторожно.  Работа финансовых аналистов требовала концентрации, а Кристина вдобавок была очень пуглива, и внезапно услышанное слово могло ее испугать не на шутку.  Заур поднял обе руки над перегородкой, чтобы она заметила, что он пришел и хочет поздороваться, и только после этого заглянул к ней.
        - Бонжур, Кристина, - сказал он, стараясь выказать энтузиазм.
        Та повернула к нему голову и с усталой улыбкой на лице протянула с мексиканским акцентом:
        - Бонжур, коман са ва (1)?
        - Са ва трэ биен (2), - ответил Заур. – Начинается новый рабочий день.  Понедельник. Как еще могут идти дела?
        И чтобы поднять ей настроение, он добавил стишок, придуманный по случаю:

                Lundi, lundi, quand tu nous viens
                On peut bien dire «adieu dimanche» (3)

        Стишок понравился, хотя его слышали от него не в первый раз.  В это время прибежала запыхавшаяся от спешки Алиса.  Алиса родилась в Канаде, ее родители иммигрировали из Китая.  Не глядя ни на кого и поздоровавшись со всеми общим бонжуром, она села за свой компьютер и тут же включила его.
        Заур ответил на ее приветствие и тоже включил свой компьютер.  Сегодня ему нужно была завершить сверку банковской выписки с записями приходов и расходов в гроссбухе для подразделения кампании в Ньюфаундленде и начать анализ и выверку запущенных за предыдущие годы пассивных счетов гроссбуха.  На вторник у него была запланирована работа посерьезнее.  Предстояло разработать и внедрить систему сверки счетов акцизных налогов на товары и услуги, которая позволит безошибочно переводить месячную отчетность из оперативной программы управления доставкой печатной продукции в основную программу ERP Peoplesoft.
        За работой время прошло быстро.  Ровно в 13:00 Заур запер доступ к своему экрану компьютера и поспешил на выход, где на стоянке стояла его машина, чтобы отправиться в ближайшую мечеть для совершения дневного намаза.  Нужно было спешить, чтобы заодно и перекусить.  Каждая минута была дорога, иначе рискуешь опоздать вернуться на работу к 14:00.  После мечети по пути на работу он заехал в кафетерий «Тим Хортонс», где, не выходя из машины, через окно «Сервис за рулем» заказал себе стакан чая и два рогалика, которые съел уже на стоянке у места работы.  После этого оставалось еще минут пять, чтобы благополучно добраться до своего кюбикла.  Ровно в 14:00 Заур уже отпирал свой компьютер, вводя пароль, и рабочий день продолжился.  Ему не всегда удавалось возвращаться с обеденного перерыва вовремя.  Нередко застревал он в пробках и приходил с опозданием, но начальство на это не обращало внимания, так как график работы строился на доверии.  Если опоздал, то отработай, задержавшись в конце дня.
        В его почтовом ящике уже находилось сообщение от начальницы Трейси, которая вызывала его к себе в кабинет в 15:00 для для проведения телефонной конференции с руководством местной газеты города Сент-Джонса, столицы провинции Ньюфаундленд и Лабрадор.  Этот город был знаменит тем, что являлся самой восточной точкой Канады, которая начиналась именно оттуда и тянулась до самого Ванкувера на побережье Тихого океана, охватывая собой три часовых пояса.
        Финансовым аналистам на местах никак не удавалось сбалансировать банковские выписки с приходами и расходами газеты, и Зауру было поручено найти причину и предложить решение с последующим обучением местного персонала.  В результате проделанной работы, Заур приготовил письменную процедуру с анализом создавшейся ситуации, описанием сути проблемы и способом ее решения.  Процедура сопровождалась подробным и поэтапным описанием действий аналиста.  Трейси осталась довольна работой Заура и связалась с Сент-Джонсом.  После часовой беседы с ответами на вопросы, процедура Заура была принята к внедрению на практике.
        - Если возникнут какие-либо вопросы, обращайтесь, не колеблясь, - заверил Заур своих коллег в Ньюфаундленде.
        Прежде чем вернуться в свой кюбикл, он решил зайти в кофейный уголок, где стоял автомат, выдававший бесплатный кофе сотрудникам.  Беседа с Сент-Джонсом была напряженная, и ему захотелось немножко расслабиться с чашкой кофе.
        Он вернулся домой после работы как обычно и первым делом открыл свой компьютер в слабой надежде на то, что страничка Захры на сайте «Одноклассники» чудесным образом откроется сама по себе, но чуда увы не произошло и на этот раз.  Так продолжалось несколько месяцев.  Иногда Захра меняла свою профильную фотографию.  Обычно она выставляла групповые фотографии, снятые на море или каком-то санатории.  Они были маленькие, и разглядеть кого-либо в лицо было невозможно.  Напрасно пытался он найти в группе Захру, но в один из таких вечеров столь ожидаемое чудо все-таки произошло.  Зайдя как обычно на ее страницу, он сразу почувствовал нечто новое.  Захра вновь поменяла профильную фотографию.  На этот раз она выставила свой портрет, это был портрет старшеклассницы.  Сердце Заура сжалось, на глазах выступили слезы.  Ровно тридцать лет прошло с тех пор, как он видел эти расставленные глаза в последний раз.  И вот он видит их снова, на этом крошечного размера портрете.  На него с фотографии смотрела Захра, та, которую он знал, которая осталась в его памяти, которую он запомнил.  С легкой улыбкой на лице она словно обращалась к нему с фотографии со словами упрека: «Эх, ты…»
        Заур отвел глаза от экрана.  В ту ночь он долго не мог заснуть, все ворочался, вспоминая подробности тридцатилетней давности.  Вдруг его осенила гениальная мысль: «А что если попробовать браузер ТОР!»  Он выскочил из постели, натянул брюки и включил компьютер.  Открыв браузер Интернет Эксплорер, он быстро скопировал адрес страницы Захры, вставил его в адресное поле ТОРа и нажал на кнопку «вперед».  Браузер застыл на короткое мгновенье, а потом резко выдал всю страницу.  Это был полный доступ!
__________
1.  Здравствуй, как дела?
2.  Дела очень хорошо.
3.  Понедельник, понедельник, когда ты приходишь, можно сказать «прощай воскресенье».



58

        У Заура заколотилось сердце: «Тук-тук-тук…»  Он нажал на кнопку «альбом».  Тот послушно раскрылся.  Не веря своим глазам, Заур нажал на значок увеличения первой фотографии.  Она была групповая, снятая на каком-то юбилее.  Две девушки в хиджабах стояли рядом с немолодого возраста женщиной, обняв ее за плечи, и все вместе улыбались в камеру.  Заур попытался узнать в девушках Захру.  «Очень похожи, но не Захра.  А где же Захра?»  Он кликнул мышкой на значок следующей фотографии.  Та же сцена, но тут присутствовал еще какой-то молодой человек.  Очередная фотография была сделана на берегу моря.  Но где же Захра?  Он еще раз кликнул и замер.  Почти на весь экран появился портрет Захры и Замиры, его кузины.  Это была та самая фотография, которую он видел в доме Замиры после того злополучного новогоднего вечера в школе.  Он выпустил из руки мышку и откинулся на стуле.  Заур смотрел на Захру, смотревшую на него из прошлого, а перед ним пробегали сцены его молодости: Аргун, лагерь, новогодний вечер и… автобус… она выходит из него с ребенком на руках.  Он закрыл лицо рукой и просидел так с минуту, а потом, глубоко вздохнув, вновь кинулся к экрану и стал нажимать на другие фотографии в альбоме.  «Но где же тут Захра? - сказал он себе вслух и тут же обомлел. – Так ведь тридцать лет прошло, а ты кого ищешь!?»  Заур ощутил холод во всем теле от этой мысли.  Он стал медленно и с опаской возвращаться назад к той первой фотографии в альбоме.  Фотографии сменяли друг друга в обратном порядке с каждым кликом компьютерной мышки, на которую он нажимал так, как будто они решали его судьбу.  Вот и та фотография…  Затаив дыхание, Заур уставился на женщину, которую обнимали две девушки.  Он не помнил, сколько времени так просидел.
        - Захра, ты ли это? – промолвил он наконец.
        С фотографии на него смотрела уставшим от жизни грустным, но тем не менее улыбавшимся взглядом Захра.  Это была она.  Открытый лоб, расставленные глаза…  Из-под косынки только виднелась прядь поседевших волос.
        - Как же я тебя не узнал сразу? – недоумевал Заур и отвечал самому себе, - Это потому что я искал ту Захру, ту… ту…что осталась там, в далеком прошлом.
        Заур встал и подошел к зеркалу, висевшему на стене.  Из зеркала на него смотрел поседевший пожилой мужчина, лицо которого начало покрываться морщинами.
        - А это я, - прошептал он, смотря себе в глаза.
        Вернувшись к компьютеру, Заур стал долго и внимательно разглядывать каждую фотографию, жадно читая комментарии посетителей и стараясь найти хоть какую-то новую для себя информацию про Захру.  Перечитав и пересмотрев все, что  можно было, Заур встал со своего места, подошел к окну и слегка отодвинул занавеску.  Стояла долгая зимняя ночь.  Январь 2015 года.  Тишина.  В свете уличного фонаря было видно, что шел снег, который неслышно ложился повсюду за окном.  Он поленился убрать его с балкона, и теперь снег доходил до самого стекла дверей-патио.  Заур включил лампочку балкона, которая мгновенно разогнала темноту.  В глаза приятно ударил отраженный от снега мягкий свет от лампочки, балкон ярко осветился.  Его друзья-белки давно уже сопели во сне в своих гнездах, свитых на огромных кленах напротив балкона, прижавшись друг к дружке, чтобы согреться в эту долгую холодную зимнюю ночь.  За окном было минус 22 по Цельсию, но в квартире было тепло, электрические калориферы прекрасно справлялись со своей задачей.  Обычно в январе и феврале в Канаде стоят лютые холода, и этот год не был исключением. 
        Заур щелкнул выключателем, задвинул занавеску, отвернулся от окна и посмотрел на холодный камин.  «Было бы неплохо затопить его хоть один раз,» - подумал он в который уже раз и вернулся к компьютеру.  Ему стало тоскливо, он глубоко вздохнул, выключил компьютер и лег спать.
        На работе он долго не мог сконцентрироваться, мысли все время возвращались к фотоальбому, вызывая ностальгию по прошлому.  Время от времени Заур вытаскивал из кармана пиджака мобильный телефон и подолгу смотрел на фотографию Захры.  Его начальница главный бухгалтер Трейси застала его за этим занятием несколько раз.  Под конец он удалил фотографию из телефона.
        - Прошлого не вернешь, дорогой, не терзай себя, - сказал он себе, нажимая на кнопку удаления.
        Захра часто обновляла свою страницу, появлялись новый фотографии, удалялись старые, а потому посещать ее было очень интересно.  В один из таких визитов он с любопытством прочитал вот эти слова рядом с ее профильной фотографией:

«На свете есть люди, которых ты просто любишь.  Просто так.  Ни за что-то.  Тебе хорошо от одной мысли, что они существуют.  Они могут быть очень далеко, в других городах, даже в других странах, но ты знаешь, что они тоже тебя любят.  Просто так.»

        У Заура заныло сердце.  «Неужели догадывается, что я посещаю ее страницу?  Есть ли на «Одноклассниках» карта посещений?  Наверно, почувствовала, что я рядом.  А может все-таки создать учетную запись и обратиться к ней? - подумал он в который уже раз и в который уже раз ответил себе, - Нет, нельзя.  Это замужняя женщина.  Не тревожь ее.»


59

        Дни чередовались один за другим.  Наступило лето, закончился июнь.  Первое июля был выходным днем – день Канады.  Выспавшись вдоволь, Заур решил пойти погулять.  Солнце уже припекало, день обещал быть жарким.  Это был месяц Рамадан.
На выходе из дома стояли чьи-то пожитки.  «Кто-то переезжает», - подумал Заур и с огорчением для себя догадался, что это была та семья ливанских иммигрантов.
        - Переезжаете? - спросил он отца семейства, показавшегося в проеме двери.
        - Да, - ответил тот, здороваясь и улыбаясь ему.
        - Жаль, что хорошие люди уезжают, - посетовал Заур.
        Из-за ног папы показалась та самая девочка с чудесным писком, с любопытством смотревшая на Заура снизу вверх.
        - Бозюр, - поздоровался он с ней, широко улыбаясь.
        Та спряталась за ногу отца, обнимая ее и не переставая смотреть на Заура.
        - И ты переезжаешь?
        Девочка ничего не отвечала, но и взгляда не сводила.
        - Кто теперь будет здесь пищать вместо тебя? – спросил он ее, а затем, обратившись к отцу, предложил свою помощь, на что тот вежливо отказался, так как с минуты на минуту должен был подъехать грузовик с рабочими.
        Распрощавшись с ними, Заур вышел.  Он долго гулял по улицам, любуясь клумбами, разбитыми у каждого дома, дошел до парка, где увидел Адама с Амином, их общим знакомым алжирцем.  Те сидели и беседовали о чем-то.  Заур поздоровался и присел к ним.  Вскоре он сам включился в их разговор.  Обсудив последние новости, решили сходить в ближайший халяльный магазин, чтобы купить мяса для ифтара (1) вечером.
        - А разве он сегодня открыт? – спросил Заур.
        - Да, он не закрывается на выходные, - ответил Адам.
        Время было полуденное, когда Заур и Адам вернулись к себе с пластиковыми мешками с мясом в руках.  Амин жил в другом квартале, а потому распрощался с ними, не доходя до мечети.  Ливанская семья к тому времени успела уехать, и у входа в опустевшую квартиру уже стояла новоселка, разговаривавшая с Линой, хозяйкой дома.  Ею оказалась молодая женщина лет под сорок, по виду марокканка.  Друзья поздоровались, те вежливо ответили.
        - Хорошо, что я вас увидел, - сказал Заур Лине, - сейчас принесу ваш чек за квартплату.
        - Я сейчас ухожу, можете положить его в этот почтовый ящик, а я его скоро заберу с другими чеками, - сказала та в ответ и уже направилась к выходу.
        - ОК, - ответил ей Заур, с любопытством посматривая в сторону незнакомой марокканки, которая нервно поглядывала на часы.
        Болтливый Адам не удержался, чтобы расспросить ее о чем-то на арабском языке.  По-видимому, он пожелал ей добро пожаловать и предлагал помощь с переездом, если таковая понадобится.  Та в ответ вежливо отказывалась.  Она отвечала на вопросы коротко и застенчиво.  Зауру очень понравилась ее манера держаться и отвечать на нескончаемые расспросы Адама.  Это была женщина приятной внешности, роста выше среднего и с грациозной осанкой.
        Заур потянул Адама за рукав:
        - Слишком много вопросов, тебе пора домой.
        Тот повиновался и послушно побрел за Зауром, все время оглядываясь и с неизменной улыбкой на лице продолжая свои расспросы на ходу, чем немало смутил прекрасную марокканку.  Они достигли конца вестибюля и стали подниматься по лестнице на третий этаж.
        - Я спросил у нее, нужна ли ей помощь. – возбужденно говорил Адам. - Она ответила, что не нужна.  Ее родственник вот-вот должен подъехать на грузовике и привезти ее пожитки.
        - Если родственник один, то помощь понадобится, - ответил Заур, мысленно пожелав помочь ей.
        - Я тоже так подумал и сказал ей об этом, но она настояла на том, что помощи не нужно.
        - Родственнику и ей будет трудно разгружать в месяц Рамадан, день жаркий, пить хочется.  Давай все-таки спустимся и поможем, - предложил Заур.
        На том и порешили.  Оставив сумки дома, оба спустились на первый этаж.  Грузовик с крытым кузовом уже стоял у входа, водитель оказался один без помощников и уже вытягивал встроенную рампу из своего гнезда, раскрыв задние двери кузова.  Поздоровавшись с ним и представившись, Заур и Адам приступили к делу несмотря на протесты водителя.  Они взялись за диван и затащили его в квартиру, где их встретила с протестами уже новоселка.  Заур молча улыбался, а Адам, громко смеясь, объяснял ей, что это месяц Рамадан, когда нужно делать побольше добрых дел ради Аллаха, после чего та сдалась и неуверенно указала на место, куда нужно поставить диван.  Не прошло и часа, как все пожитки были перетащены из грузовика в квартиру.  Настало время прощаться, чтобы не стеснять их новую соседку, которая, виновато улыбаясь, извинилась за то, что не в состоянии приготовить им чего-нибудь покушать по двум причинам: беспорядок в доме и месяц Рамадан.
        Поднимаясь по лестнице, Заур не удержался, чтобы поделиться своим мнением про новую соседку в надежде разговорить Адама, что оказалось делом несложным.
        - Мне кажется, что это очень хороший человек, и ведет себя с достоинством с чужими людьми.
        - Да, чувствуется хорошее воспитание, - охотно согласился тот.
        - Я думаю, что она не замужем, раз ей помогает родственник, - осторожно выразил Заур свое мнение.
        - Я тоже так думаю.
        - Адам, ты все время советовал мне жениться, - сказал Заур, решив взять быка за рога. - Мне кажется, что ты наконец убедил меня.
        Адам весело засмеялся.  Они уже находились на третьем этаже и приготовились разойтись по своим квартирам.
        - Слушай, Адам, - сказал ему Заур прямо, - ты меня знаешь вот уже шесть лет.  Узнай, согласилась бы она выйти за меня замуж.
        Адам немного помялся, но обещал спросить и, громко посмеиваясь, удалился к себе.  Заур же проводил его взглядом до самой двери.  Тот обернулся и громко попрощался:
        - Ассаламу алейкум!
        - Ва алейкум салам, - ответил Заур, вернулся к себе и встал пред зеркалом.  Он посмотрел на себя в зеркале и улыбнулся: «Вздумал жениться на старости лет?  А почему бы и нет.  Не век же жить одиноким.»
        На работе он считал часы и минуты, оставшиеся до окончания рабочего дня, чтобы вернуться домой и скорее увидеть Адама, чтобы расспросить его о вчерашней просьбе.  Поднявшись на третий этаж, он не стал стучаться в его дверь, стараясь скрыть свой интерес.  Нужно было быть сдержанным в своих чувствах, что украшает человека.  Он увидел Адама в мечети на вечерней молитве, после окончания которой тот сам подошел к нему и поведал плохую новость:
        - Мне удалось поговорить с ней.  Ее зовут Хадижа.  Она сказала мне, что уже связана обещанием с кем-то из Марокко.
        Заур воспринял новость с огорчением.  Он только кивнул согласно и произнес:
        - Ну что ж.  Значит, не судьба.
__________
1.  Ифтар – еда для разговения после дневного поста


60

        Прошло два года.  Наступили мартовские дни.  Холода в Монреале в марте спадают, но снега обычно выпадает больше, чем в остальные зимние месяцы.  Заур пожалел, что не завел накануне машину в гараж в подвале дома, а оставил ее ночевать на улице.  За ночь выпало столько снега, что теперь предстояло откапывать машину из-под него.  Он это занятие любил, но при условии отсутствия спешки.  Как и тогда в школьные годы в Грозном, Заур выходил из дома на работу в последнюю минуту и приходил на работу в последнюю минуту, нередко опаздывая.  Благо, что график работы был плавающий.  Но ночной снегопад гарантировал ему опоздание.  Одна надежда на то, что не будет затора по дороге, хотя такой снегопад гарантировал и заторы.  Удалив рукой снег с крышки багажника, он открыл его и достал оттуда шетку для уборки снега.  Рядом откапывал свой Шевроле сосед, который громко поприветствовал Заура на английском языке.
        - Welcome to Canada (1)! – крикнул он ему на прощание, захлопнув за собой дверь машины и отъезжая от места стоянки.
        Заур улыбнулся ему вослед и продолжил скидывать снег с крыши своего Ниссана.  На работу он пришел позднее, чем обычно, но никто на это внимание не обратил.  Все понимали ситуацию.  Он оказался не единственным задержавшимся.  Кристина уже сидела за своим компьютером, и Заур мягко поздоровался с нею, стараясь не испугать ее ненароком.
        - Salut, Christine (2), - сказал он ей как обычно через перегородку кюбикла. 
        Та повернула голову, привычно устало улыбнулась ему и ответила на приветствие:
        - Salut, Zaur (3).
        Запыхавшись, прибежала Алиса и как обычно, ни на кого не глядя, бросила всем общий бонжур, усевшись затем за компьютер.  Якуб же давно уволился, найдя для себя другую работу.  Он обиделся на руководство компании, которое за шесть лет его работы на одном месте так и не повысило его в должности.  Все знали причину этого, но никто об этом не высказывался вслух.  Табу.  А дело было в том, что в этой кампании заправляли дамы, которые зорко следили за тем, чтобы численность мужчин в ней не превысила критическую норму, по достижении которой они рисковали потерять свое влияние и корпоративную власть.  В руководящей должности первого звена ходил только один мужчина.  В звеньях повыше их было больше, но Заура мало интересовали страсти, которые там кипели.
        Те немногие мужчины, которые здесь работали, были наняты с целью избежания обвинений в дискриминации по половому признаку, и к руководящим постам их не допускали.  Засидевшихся же на своих должностях мужчин наши дамы увольняли безжалостно под благовидным предлогом, который можно было всегда и легко найти.  Обычно это было сокращение в связи с отсутствием необходимого объема работы. И никакие талантливые способности работника или его заслуги перед компанией не могли предотвратить такого исхода.  Якуб это понимал, и начал искать себе другую работу, не дожидаясь увольнения.  Понимал это и Заур, который воспринимал такую ситуацию с улыбкой.  Работу потерять он не боялся, хорошие специалисты нужны всегда и везде.
В их коллективе финансовых аналистов появились новые люди.  Кюбикл Якуба теперь занимала Жюли, которой Заур передал дела, относившиеся к сверке банковских выписок с гроссбухом.  И в это утро она как обычно пыхтела за своим компьютером, безуспешно стараясь найти причину расхождений между выписками.  Жюли только недавно закончила университет и не имела большого опыта, но профессиональная гордость не позволяла ей задавать много вопросов Зауру, который это понимал и частенько спрашивал, как у нее идут дела.  Особенно трудно ей давались выручки по кредитным карточкам.  Поступлений в кассу было столько много, что она терялась в этой массе цифр. 
        - Как дела, Жюли? – спросил он ее.
        - Хорошо, - сухо ответила та, отчего Заур догадался, что дела идут не совсем хорошо.  Он присел к ее компьютеру и, поняв, какую задачу та пытается решить, дал ей подсказку.  Жюли сжала губы, лицо ее выразило удивление: «Как же я сама не догадалась!?»
        - Merci, Zaur (4), - сказала она, состроив улыбку на лице.
        - De rien (5), - ответил он и вернулся к себе.
        Руководство дало ему решать другие задачи, связанные с внедрением нового пакета программ по управлению ресурсами компании.  Дни его теперь проходили в ежедневных телефонных конференциях с подразделениями предприятия по всей Канаде.  Проблем при внедрении возникало много, и ему приходилось их решать совместно с работниками отдела информатики и разработчиками пакета программ.  В этих заботах и проводил теперь он время на работе, совсем не ожидая от своих усилий и достижений повышения по служебной лестнице.  Тут все было схвачено, чужаков не пускали.  Самое большее, на что он мог надеяться, была возможная надбавка к зарплате, но и она была чисто символическая, для птички, как любила говорить Татьяна Ивановна, его классный руководитель.
        А тем временем в воздухе чувствовалось дыхание весны.  В это время в небе Монреаля можно часто видеть перелетные птицы, гуси-лебеди, возвращающиеся с теплых краев.  Их переклик в воздухе уже не наводит тоску, как это бывает осенью, когда они улетают.  Иногда они делают остановку для передышки прямо в каком-нибудь парке Монреаля, и тогда можно близко наблюдать эти удивительные птицы.  Особенно сильно восторгаются ими дети, которых приводят к ним мамы.
        Характерным признаком наступления монреальской весны является шумный гвалт чаек.  Чаек тут множество и живут они здесь круглый год, никуда не улетая, но с середины марта до самой середины апреля в воздухе стоит их шумный хор, который особенно сильно звучит по утрам во всех уголках большого города.
        Заур мысленно сравнивал грозненскую весну с монреальской.  Фруктовых деревьев на улицах Монреаля не было, а потому Заур тосковал здесь по их цветущим кронам, благоухающих разносортицей чудесных запахов.  Впрочем, запахи были и в Монреале, хотя они и отличались от грозненских.  Источали их деревья, названия которых Заур не знал.  Но кроме этого на улицах Монреаля росли и хвойные деревья, которых нечасто увидишь в Грозном, и они тоже испускали весной запахи свежей хвои, от которых приятно кружилась голова.
        Заур вернулся в свою пустую квартиру в хорошем настроении.  Это была пятница, впереди были выходные, а назавтра ему предстояло поговорить с дочерью как обычно по субботам.  Разница во времени с Францией была пять часов, а потому он садился за компьютер в послеобеденное время, когда в Европе был уже вечер.
        - Ассаламу алейкум, папа, - поприветствовала его Захра, как ее и научил Заур.
        - Ва алейкум салам, - ответил он, улыбнувшись ей.
        - ХIам ди шо долч (6)?
        - ХIам дац.  Шо долч ди хIам (7)?
        - ХIам дац.  Могаж ви хьо (8)?
        - Дукх йахал, могаж ва, Далла хоастам ба.  Хьо йи могаж (9)?
        - Могаж йа, Далла хоастам ба (10).
        Расспросив дочь про ее дела в школе и дома, он принялся как обычно заучивать с ней короткие суры из Корана.  Наступило время попрощаться, но тут Захра встрепенулась, как будто вспомнила чего-то:
        - Папа, тебя попросила позвонить твоя одноклассница, - Захра запнулась, стараясь вспомнить ее имя.  Она сделала усилие, нахмурив брови, а потом, вспомнив, радостно выкрикнула, – Цармаева Айна.
        - Цармаева Айна? – удивился Заур.
        - Да, Цармаева Айна.  Вот ее телефон, - Захра быстро напечатала номер в поле чата Скайпа.
        - Хорошо, - ответил Заур, задумавшись, обязательно позвоню.  Живи долго.
        - До следующей субботы, папа, - сказала Захра.
        - До следующей субботы, - ответил он все еще под впечатлением этой неожиданной новости.
        Отключившись, Заур долго сидел в задумчивости, вспоминая Айну.  Что же она хочет ему сказать?  «А что она может сказать? – оборвал он свои мысли. – Хочет поговорить, узнать новости.  Сколько времени прошло.  Жаль, что за все это время ты так и не связался со своими одноклассниками.»
        Тем не менее Заур медлил, ему требовалось время, чтобы переварить эту новость, да и связь бывает плохой, обрывается, отчего он нервничал, а потом сожалел об этом.  Он не видел Айну вот уже 33 года.  После такого долгого перерыва говорить придется обстоятельно, а потому требовалась надежная и хорошая связь.  «Надо бы смартфон купить», - подумал он в который уже раз.  В молодости Заур старался быть в ногу с прогрессом, но с возрастом об этом уже не думал.  Его телефон хоть и позволял выходить на интернет, он этой функцией не пользовался.  В рабочие дни позвонить не получилось бы из-за разницы во времени с Малгобеком в восемь часов, а потому он дождался следующей субботы и позвонил.  Заур волновался.  Столько времени прошло.
        - Алло, - услышал он женский голос на другом конце линии.
        - Айна? – спросил Заур неуверенно.
        - Да, я.  Кто это?
        - Я Заур.
        - Заур! – воскликнула Айна, не скрывая радости, - Ну наконец-то ты нашелся!  Где пропадал все это время?
        Зауру стало легко от ее слов.  Он боялся, что Айна станет винить его за столь долгое молчание и что придется оправдываться перед ней.
        - Тут я, в Монреале, никуда отсюда не уезжал с тех пор, как приехал, - ответил он виновато.
        - Мы все тебя искали, одноклассники интересуются, мы тут встречу выпускников организовали, вспоминали всех и тебя  тоже, - тараторила Айна, боясь не успеть рассказать все свои новости, а Заур слушал и слушал, не перебивая.  Он корил себя в эти минуты за свое отшельничество и был благодарен Айне за то, что та не стыдила его за это.
        - А ты-то как, Айна, - воспользовался Заур паузой, чтобы расспросить про ее жизнь.
        - Слава Богу, все хорошо, Заур, живем как обычно.  Дети вот подрастают.
        - А у меня одна девочка, зовут Захра, живет во Франции с мамой, - Заур запнулся. – Я живу один, Айна, уже давно как развелся.
        - Ну это дело поправимое, - попыталась ободрить его Айна, на что Заур сразу же возразил:
        - Нет, хватит с меня, да и возраст не тот.
        - Любви все возрасты покорны, - пошутила та в ответ. – Так ты девочку свою Захрой назвал?
        - Да.
        - Догадываюсь, почему.
        - Почему?
        - Ангуштову Захру помнишь?
        У Заура заколотилось в груди.
        - Конечно!  Как она?  Что с ней стало? – Заур не стал упоминать, что посещает ее страницу в «Одноклассниках».
        - Она хотела поговорить с тобой, попросить прощения.
        - Прощения?  За что?  Это я должен просить у нее прощения, а не она у меня.
        - Не знаю, не знаю… - послышалось в трубке.
        - Айна, дай мне ее телефон, я ей позвоню сейчас же.
        - Не спеши.  Ты пользуешься Вацапом?
        - Нет, я отстал в этом плане, - ответил Заур виновато.
        - Тем лучше, от этого Вацапа люди теперь с ума сходят.  Даже бабушки и дедушки на нем висят.  Но нужно признать, что и пользы в нем много.  Лучше позвони ей по вацапу, а то разоришься по телефону.  Вам много чего есть обсудить.  Записывай ее номер.
        - Сейчас, сейчас, - повторял Заур, судорожно пытаясь найти ручку и бумагу в ящике письменного стола, - сегодня же пойду в магазин и куплю смартфон.
        - Ты не пропадай, Заур, звони, - сказала Айна на прощание.
        - Конечно, конечно, - заверил он ее, после чего наступила пауза.  Отключаться никому не хотелось, столько времени прошло. – Айна, - наконец прервал молчание Заур.
        - Что, Заур?
        - Спасибо тебе, Айна.
        - И тебе спасибо, Заур.
__________
 1.  Добро пожаловать в Канаду!
 2.  Привет, Кристина.
 3.  Привет, Заур.
 4.  Спасибо, Заур.
 5.  Не за что.
 6.  Что у вас нового?
 7.  Ничего.  А у вас что?
 8.  Ничего.  Как твое здоровье?
 9.  Живи долго. Хорошо. Слава Богу. А как твое здоровье?
10.  Хорошо.  Слава Богу




61

        После этого разговора с Айной Заура стали одолевать противоречивые чувства.  Как ему вести себя с Захрой после тридцати трех лет разлуки, о чем можно говорить, а о чем нельзя, как ему держаться с ней…  Одно было ясно: дальше молчать было неприлично, он должен обязательно позвонить, поговорить, узнать, что она хочет ему сказать.  Заур принялся за дело.  После работы в понедельник он зашел в магазин электронной техники и купил смартфон.  Всю неделю по вечерам он изучал, как им пользоваться, установил на нем программу Вацап.  Ему не стоило труда во всем разобраться, так как уже пол-жизни проработал с компьютерами.  И вот наступила очередная суббота.  Посидев немного в задумчивости, он взял в руки смартфон, долго вертел его в руках и, решившись наконец, стал набирать по Вацапу номер телефона Захры, который ему дала Айна.  Послышался стабильный гудок, а потом еще гудок, и еще, и еще…  Он сильно волновался и даже в глубине души захотел, чтобы никто не ответил.  «Зачем ты ее тревожишь?  Зачем тебе это надо?» - проносилось в уме, а телефон все гудел и гудел.  Он уже захотел отключиться, как в трубке что-то щелкнуло.  Гудки прекратились, наступила тишина…  Заур онемел, не зная , что сказать.
        - Заур, - послышалось в трубке.
        - Захра, - ответил он шепотом, - ты догадалась…
        - Да, Заур.
        - Я… Мне Айна дала твой номер.
        - Я знаю.
        - Как ты, Захра?  Как твоя жизнь?
        - Слава Богу, все хорошо.
        - Я рад, что у тебя все хорошо. 
        - А ты как, Заур?
        - А я в Канаде живу.  Один живу.  Развелся.  Как говорится, жизнь не сложилась, но я доволен.  Как твоя семья, дети, муж?
        Наступила тишина.  Захра не отвечала.  Заур услышал, как она всхлипнула.
        - Что, Захра?  Что случилось?  Я не то сказал?
        - Все нормально, Заур, - ответила она, справившись с собой. – Муж умер.  Давно уже.  Он долго болел.
        - Мне очень жаль.  Да простит его Аллах.  Все мы смертные.
        - Да, так.
        Все еще не веря, что стало наконец возможным поговорить после стольких лет разлуки, они наперебой стали расспрашивать друг друга о своей прошлой и настоящей жизни.  Не всегда понимая толком, о ком или о чем идет речь, они слушали друг друга, боясь перебить, но это удавалось с трудом.  Эмоции переполняли и Заура, и Захру.  И вот наступила пауза, ознаменовавшая собой конец первой волны обмена новостями. 
        - Заур, - прервала молчание Захра уставшим голосом.
        - Что, Захра?
        - А я хотела попросить у тебя прошения.
        - Захра, о чем ты?  Какое прошение?
        - Тогда в молодости… В общем, мне всегда казалось, что я тебя обидела.
        - Нет, Захра, это я тебя обидел, это я должен просить у тебя прошение.
        Она хотела возразить, но его понесло:
        - Я оказался ненастойчивым, обиделся, отвернулся.  Ты помнишь лагерь?  В тот день, когда я тебя увидел с Луизой Кирмановой в одной группе с парнями… Я тогда потерял голову от обиды на тебя, я почувствовал себя преданным на глазах у всех.
        - Заур, - прервала его Захра, - какие парни?
        - Ты была в одной группе с парнями, вы спешили куда-то все вместе.  И все это увидели.  С тобой была Луиза.  Ты была в брюках.  Я никогда не видел тебя в брюках.  Ну подумаешь, шла куда-то с парнями.  Ну подумаешь, в брюках…Может, это были твои одноклассники, а я взял и обиделся, не разобравшись, в чем дело.  А ты потом приходила, чтобы разобраться во всем, а я отвернулся, не захотел разговаривать.  Это я виноват.  Ты меня прости.
        - Заур, не было никаких парней.  Ты что-то путаешь.
        - Нет, были.  Та сцена и сейчас у меня перед глазами.  Вы все вывалили из столовой и спешно пошли к баракам сорок шестой, а может быть еще куда-то.  Я не знаю.  Ты была с Луизой.  Ты держала ее за локоть.  Я всё вижу, как будто это было вчера.  Мы стояли на танцплощадке, и все увидели эту картину, кроме меня.  Гайтаров Ахмед толкнул меня в плечо и указал на тебя в толпе с парнями… ты была в брюках…
        - Заур, не было парней.  Я ничего этого не помню.  Я спрошу Гайтарова.
        - Лучше б он промолчал тогда.  Лучше б я ничего не увидел.  Как ты можешь этого не помнить?  Ведь мы поссорились из-за этого.  Сколько лет прошло, а ты даже не знаешь, из-за чего мы тогда поссорились?  Как это может быть?  Где логика?
        - Я до сих пор думала, что это из-за тех брюк, - недоуменно возразила Захра. – Даже не могу вспомнить, откуда они у меня появились.  Видимо, кто-то из подружек одолжила.
        - Нет, конечно.  Это же смешно, из-за брюк.  Брюки просто подлили масло в огонь, а причина была в том, что я увидел тебя в одной кампании с парнями из вашей школы и местными ребятами.
        - Я этого не помню.  Не было парней.  Знаешь, Заур, возможно, я что-то позабыла.  Я спрошу Гайтарова, спрошу Луизу.  Я многое позабыла.
        - Это нормально.  Я сам многое забыл. Спроси, спроси у них, они подтвердят, но это к сожалению уже ничего не поменяет.  Потерявши голову, о волосах не плачут.
        - Заур, - сказала Захра, помолчав, - я никогда о тебе не забывала и помнила.  Даже мужу о тебе рассказывала часто.
        - Неужели помнила? – удивился Заур. – И я тебя не забывал.  Никогда… но в тот день, когда увидел тебя в последний раз, я заключил, что ты меня забыла и не хочешь больше знать.  А теперь, после стольких лет узнаю, что не забывала и помнила.
        - Да, помнила, - ответила Захра, а Заур от ее слов почувствовал, как в нем зарождается то чувство, доселе незнакомое ему, которое начнет в нем расти и расти, подтачивая его изнутри, пока не достигнет таких размеров, что чуть не убьет его.  Это были первые признаки крайней тоски от ощущения потерянного счастья, которая достигнет своих пределов через несколько месяцев.  А пока же он слушал слова Захры, а перед ним проносились эпизоды его несложившейся жизни: эмиграция, неудачная женитьба, одиночество на чужбине…  А ведь все могло бы быть по-другому.
        - А когда мы с тобой виделись в последний раз? – осторожно поинтересовалась Захра.
        - Ты выходила из автобуса, из пятерки.  У тебя на руках был твой ребенок.  Я был один на остановке, но ты меня не заметила, даже глазом не повела.
        - Я не помню этого.
        - Как не помнишь?!  Разве такое можно забыть?  Меня не увидеть тогда было невозможно.  Я стоял прямо перед тобой в каких-то пяти метрах.  Я был совсем один на остановке перед продмагом.  Помнишь тот продмаг?  Совсем один.  Но ты даже глазом не повела в мою сторону.  Вот тогда я и заключил, что ты меня покинула навсегда.  Ты была счастлива в тот момент, ты улыбалась своему ребенку.  Это была улыбка счастливой матери довольной своей судьбой.  Как я и предполагал, ты вышла замуж сразу же после школы.
        - Заур, я ничего этого не помню, а замуж меня украли, - оборвала его Захра.
        - Что?!  Неужели украли?!  Я не знал.  Впрочем… впрочем это мало чего меняет.  Значит, тебя украли замуж сразу же после школы.  Я так и предполагал тогда.
        - Нет, не после школы.  Я заканчивала пятый курс университета, когда меня украли, - скороговоркой возразила Захра.
        - Этого не может быть, - ухмыльнулся Заур. – Этого быть не может, потому что этого просто не может быть.  Я никогда не забуду тот июньский день.  Это был 1984 год, то есть спустя ровно один год после нашего выпуска из школы.  Я тогда приехал домой из Москвы на летние каникулы, а ты выходила из автобуса. С тобою была Лейла, твоя кузина, и еще две девочки, а у тебя на руках был твой ребенок.  Никто из вас в мою сторону не посмотрел.  Только Лейла заметила и тут же отвела глаза.  Я тогда остро почувствовал себя чужим для вас человеком, мне стало очень очень плохо от этого, просто невыносимо.
        - Заур, - упрямо возразила Захра, - я не помню, но если это было, то ребенок был не мой.
        - Тогда получается, что это был ребенок Лейлы? – недоуменно спросил он упавшим голосом.
        - Нет же.  Лейла вышла замуж гораздо позже.
        - Ничего не пойму, - залепетал в ответ Заур.  В его голосе появились нотки отчаяния.  Он почувствовал, что сейчас ему предстоит узнать что-то ужасное и непоправимое.  Он набрал в грудь побольше воздуха и спросил:
        - Захра, тогда чей это был ребенок?  Какая мать отдаст своего грудничка кому-то, чтобы возить его по городу на общественном транспорте?
        - Я не знаю, не помню…Меня украли замуж на пятом курсе университета.
        - На пятом курсе университета… Это 1988 год…  Значит… значит…- Заур замолчал, а потом, как бы вспомнив чего-то, крикнул в трубку, - Захра, значит, до 88-го года ты не была замужем?!
        - Да, Заур.
        - Этого не может быть… я тебя видел…ты выходила из автобуса… у тебя был ребенок на руках.  Я все видел… своими собственными глазами видел… Это не рассказ кого-то… Я сам все видел…Этого не может быть… ты все путаешь…ты все путаешь… этого не может быть…
        - Заур… Заур… что с тобой?  Успокойся, Заур… - забеспокоилась Захра. 
        Связь внезапно оборвалась, а Заур все повторял и повторял одно и то же: «Этого не может быть… ты все путаешь…»
        Острое горькое чувство потерянного счастья вдруг навалилось на него всей своей тяжестью и чуть не раздавило.  Он невольно прислонился к стенке и уставился на раззинутую черную от сажи пасть камина, повторяя как заклинание: «Этого не может быть… ты все путаешь».  Впервые за всю свою жизнь он пожалел о прожитых без Захры годах, ему страстно захотелось вернуться туда, в молодость, и начать все сначала… с Захрой.  Но это увы было дело невозможное.  Из его груди вырвался стон.  Заур посмотрел на свой телефон, не совсем понимая, зачем его держит в руках.  Ему захотелось разрыдаться, и он почему-то стал вспоминать, когда он плакал в последний раз.  Заур не смог вспомнить, когда точно, но было это в далеком детстве, когда он забивался в угол почти всегда пустовавшей комнаты для гостей, чтобы его никто не видел плачущим, где и строил свои планы побега из дома, пока горе от нанесенной обиды не покидало его само собой.  И тогда, вдоволь поплакав, он успокаивался и осторожно выбирался из гостиной, чтобы с удивлением отметить для себя, что никто на него не обращает внимания и что никто не заметил его отсутствия.  С возрастом ему стало понятно, что взрослые просто делали вид, что не обращают на него внимания, чтобы подавить волю ребенка и сделать его послушным своим капризам.
        Заур провел рукой по экрану смартфона и нажал на кнопку связи с Захрой.
        А Захра в это время переживала те же чувства, что и Заур.  Вот как все обернулось.  Про автобус она не помнила, но по рассказу Заура поняла, что произошло роковое стечение обстоятельств, которое изменило их жизнь таким вот драматическим образом.  Она думала, что такое бывает только в книгах и фильмах.  И вот это произошло и с нею с Зауром.
        Ее телефон зазвонил.
        - Захра, - услышала она в трубке голос Заура, - мне нужно переварить все это.  Я тебе перезвоню.
        - Хорошо, Заур.  Только ты не сильно переживай, пожалуйста.



62

        Целый день Заур ходил сам не свой, все время разговаривал с самим собой, внезапно останавливался и, уставившись в стенку, долго стоял в задумчивости.  Вот о чем умолчал воти Муса, вот что он рвался ему сказать, а потом передумал.  Мудрый воти Муса избавил его от двадцати трех лет терзаний и переживаний…  И вот терзания и переживания обрушились на Заура всей своей тяжестью, как вода, прорвавшая плотину, обрушивается на спящий город, приводя в ужас его обитателей.
        Ближе к вечеру он вновь позвонил Захре.  В Назрани было около полуночи.  Она так и не смогла вспомнить ни ту сцену в лагере с Луизой и парнями, ни произошедшее на остановке автобуса.
        - Я помню только то, что в том самом году, когда ты видел меня выходящей из автобуса, я чуть не утонула в озере.
        - Неужели?! – воскликнул Заур. – Как ты там оказалась?  В каком озере?
        - Будары.  Озеро называется Будары.  Я переходила на второй курс университета.  Это был август 1984 года.
        - Август 1984 года… - прервал  ее Заур. – Значит, это было уже после того, как я видел тебя с ребенком.  Август… я еще находился тогда дома в Грозном.
        - Да, получается, что так.  Не помню, как оказалась в воде.  Меня оттуда вытащили девочки, с которыми каталась на лодке.
        Заур представил себе на миг, что бы он почувствовал тогда, узнав новость о том, что Захра утонула. От этой мысли ему стало не по себе, и он тут же прогнал ее прочь.
        - Слава Аллаху, Который спас тебя.  Слава Аллаху!
        - А родителям я ничего не рассказала про тот случай, - закончила она свой грустный рассказ. – Они ничего не знают.
        Наступила пауза.
        - Захра, - спросил Заур, - я никак не могу вспомнить, как мы впервые встретились в лагере, как мы впервые заговорили друг с другом…
        - А это я помню, - оживилась та. – Ручеек.  Забыл?
        - Ручеек?  Нет, не забыл.  Как можно его забыть?  Так это и была наша первая там встреча? Точно!  Была!  Мы играли в ручеек, и я тебя взял за руку, а Луиза осталась одна без пары.
        - Так и было, - подтвердила Захра, засмеявшись в трубку.
        - Точно.  Так и было.  А я все не мог вспомнить, когда мы впервые заговорили там друг с другом.  И одноклассников помню, моих и твоих, и заводилу Карпицину помню.
        - И полную луну…
        - И полную луну, и россыпи звезд на вечернем небе…
        - А девочки разбивали пары девочек, боясь выбрать мальчика.  Играли только девочки, а мальчики смущенно наблюдали за нами.
        - А потом это надоело Карпициной, и она разбила мою пару с Олегом Арканьевым, - засмеялся в трубку Заур. – А я стоял потерянный и не знал, что теперь делать надо.
        - Да, - засмеялась Захра, - но ты быстро сообразил, что делать.
        - И тогда я разбил вашу пару с Луизой.
        Захра засмеялась в ответ, а Заур припоминал и припоминал всё новые и новые подробности, а Захра старалась не отставать и поправляла его там, где он ошибся.  Наконец, оба замолчали.  Им было грустно и радостно одновременно. 
        - Как же быстро пролетело время, - вздохнула Захра.
        - Да, быстро.  А знаешь, Захра, ведь это были самые счастливые минуты в моей жизни.  Оглядываясь назад, не могу выбрать минут счастливее.
        - И в моей жизни тоже.
        Оба глубоко вздохнули.  Вновь наступило молчание.
        - А как у тебя сложилось после школы в Москве?  Я имею в виду… была ли у тебя там девушка? – поинтересовалась Захра.
        - Всё-то ты хочешь знать, - пожурил ее Заур, засмеявшись. – Нет, не была.  Были кратковременные увлечения, но дальше этого не пошло.  Впрочем, после окончания института меня направили в Нижний Новгород.  Там, живя в одиночестве в общежитии, я вспомнил про одну девушку, учившуюся в двадцать пятой, и написал ей письмо.  Долго ждал ответа, каждый день после работы бегал проверять почтовый ящик.  Она так никогда и не ответила, хотя хорошо меня знала.  Письмо до нее дошло, мне это было известно точно.  На этом все и закончилось.
        - Так ты ей письмо написал? – оборвала его Захра холодным тоном, что привело Заура в замешательство.
        - Да, а что в этом плохого? – удивился он ее реакции.
        - Да так, ничего, – задумчиво ответила она, но немного подумав, вновь спросила строго и твердо, - А мне письмо ты написал?
        - Тебе?  Нет.  Тебе я писем не писал.  Только одно стихотворение.  Ты помнишь?
        - Да, стихотворение помню.  Я его сохранила.
        - Неужели сохранила?! – Заура больно кольнуло в груди, все внутри него заныло.
        - Что с тобой, Заур? – забеспокоилась Захра.
        - Потерял, потерял я тебя тогда, упустил…  Так глупо упустил.  Обиделся… А потом этот случай, когда ты выходила из автобуса.  Какой-то рок.
        - У нас сейчас полночь, Заур, а у вас? – Захре захотелось изменить тему разговора, чтобы не тревожить больше Заура.
        - А у нас семнадцать ноль-ноль.  Тебе пора ложиться спать.  Завтра воскресенье, я тебе перезвоню, если на то Воля Божья.
        Они попрощались.  И Заур, и Захра еще долго сидели под впечатлением своего разговора, не думая больше ни о чем и стараясь найти логику тех событий.  Обеим было плохо и тоскливо.  Заур видел себя сидящим на скамейке рядом с лужайкой, опустив грудь на колени.  Он видел Захру, выходящую из темноты и приближающуюся к нему, свет электрической лампочки, отраженный слезами в ее глазах.  Вот, она стала рядом с ним, глядя перед собой и избегая взглянуть на него.  Она была в тех самых брюках.  Он даже запомнил их цвет – коричневый.  Он вспомнил последовавший диалог.
        - Нет! – вскрикнул он и подскочил на месте. – Нет!  Нет!  Как я мог?  Ведь она пришла разобраться, в чем дело.  Сама пришла, одна, а ты!  Отвернулся.  Как ты мог?!
        Наступило утро воскресенья.  Заур позвонил:
        - Алло, Захра.
        - Да, Заур.
        - Как ты?
        Захра промолчала.
        - И мне тоже плохо.  Все время вижу тебя идущей ко мне на разборки там в лагере.
        - Вот видишь, какая я благожелательная была.  Сама пришла разбираться.
        - Да, ты всегда была вместе с этой Луизой, вы были неразлучные, а тут ты пришла совсем одна.
        - Я звонила Гайтарову.  Он ничего не помнит.  А до Луизы не смогла дозвониться.
        - Она тебе правду и не скажет, даже если вспомнит.  Она всегда была с нами, не отходила ни на шаг, а в самый нужный момент ее не стало.  Друзья познаются в беде.
        Захра только вздохнула.  Вновь наступило молчание.
        - Письмо ты написал? – вдруг резко спросила она Заура затвердевшим голосом, столь не свойственным ее характеру.
        Зауру стало неприятно от ее непонятливости.
        - Захра, я же тебе уже сказал, что не я.  Не писал я тебе писем.  Я же ясно сказал.
        - Значит, не ты?
        - Нет, не я.  Ты мне не веришь что ли?  И что в этом письме было такого?  Я уже начинаю сгорать от любопытства.
        - Странное такое письмо было.  Математическое.  Цифры какие-то.  В заголовке было написано ЗДМ.
        - ЗДМ?..  Заур Джейрахов Магомедович.  Так это же я.
        - Значит, ты все-таки написал его?
        Вопрос разозлил Заура.
        - Не я, нет. Я хотел сказать, что инициалы мои, вот и все.  Как ты не поймешь?!
        - Извини меня за настойчивость, Заур. 
        - А почему инициалы переставлены местами?  Нормальная благозвучная последовательность это Заур Магомедович Джейрахов или Джейрахов Заур Магомедович.  Но Заур Джейрахов Магомедович?..  Странно.  Может это не мои инициалы, а кого-то другого?  А что там еще было?
        - Уж не помню.  Помню только, что заканчивалось оно словами «если не узнаешь, кто я, то постригусь налысо».  Еще помню, что я его первой увидела и подобрала во дворе.  Меня очень обрадовало, что никто в доме не увидел его раньше меня.  Вот был бы скандал!  Пошли бы вопросы, расспросы.  Его к нам подкинули во двор.  С тех пор я бережно хранила это письмо, пока его не сжег мой муж спустя некоторое время после свадьбы.  Впрочем, какая там свадьба?  Меня украли.
Наступила пауза.  Оба молчали, не желая нарушать ее первым. 
        - Хочешь, расскажу, как всё было? – произнесла наконец Захра уставшим голосом.
        Заур долго молчал, а потом выдохнул из себя:
        - Нет, Захра, не рассказывай мне больше об этом.  Никогда.  Это меня убьёт.  Я не выдержу.
        - Хорошо, Заур.
        - Мне было бы гораздо легче, если бы тебя сосватали по-человечески, но осознавать, что украли… это превыше моих сил.
        - Мне тоже нелегко все это вспоминать.
        В тот день Заур почувствовал себя еще хуже.  Воспоминания подействовали на него удручающе.  Он уже не знал теперь, что же его гложет больше: то, что он упустил Захру, ошибочно полагая, что она была замужем, или же то, что ее украли.  И это загадочное письмо…  Мысли постоянно возвращались к тому письму.  Почему она так расспрашивает его о нем?  Почему она ему не верит?  И что это за письмо такое?  Он стал напрягать память.  А может он писал ей письмо и забыл об этом?  Ведь столько времени прошло.  Заур стал перебирать в памяти все события его молодости, связанные с Захрой, какие только мог вспомнить, чтобы ухватиться хоть за какую-то нить, которая могла бы вывести его к этому письму, и ничего не находил.  Несмотря на это, он на какой-то миг даже поверил, что писал ей, но очень скоро отмел такую версию.  «Она сказала, что оно было математическое, с цифрами, - вспомнил он слова Захры, - нет, такого письма я не мог написать.  И потом, разве стал бы я подкидывать ей во двор любовное письмо?  Вдруг бы его подобрали домочадцы.  Это означало бы подставить Захру.  Нет, исключено, я не мог так поступить.  Я себя знаю, это было бы подло с моей стороны.»


63

        Для Заура настали тяжелые дни.  Радость от встречи с Захрой, от возможности объясниться наконец после стольких лет разлуки не смогла перекрыть собой нараставшую в нем тоску от пролетевших без Захры годов, которых уже не вернуть.  Оказывается, она все это время помнила о нем и не забывала, а он, увидев ее с ребенком на руках, заключил тогда, что не нужен ей больше.  При этой мысли ему становилось особенно плохо.  Она приходила ему в голову вновь и вновь, заставляя сердце сжиматься внутри от досады.  Его стала преследовать та картина, где Захра появляется из темноты и предстает рядом с ним в тусклом свете электрической лампочки, горящей на входе в барак мальчиков двадцать пятой школы.  Он не сопротивлялся этому видению, столь глубоко засевшему в его памяти.  Отрешенно глядя в экран компьютера на работе, или за завтраком утром, или за ужином вечером, или лежа на своей кровати, вновь и вновь видел он ее шагающую к нему.  Снова и снова прокручивал он в памяти этот эпизод, как будто это был видеоролик, которого можно смотреть, пока не надоест.  Но этот не надоедал.  Он предавался ему с тех пор везде, и только на рабочем месте Зауру удавалось отвлечься от него на немного времени, потому что долгое созерцание экрана опустошенным взглядом могло вызвать проблемы на работе, а потому надо было себя как-то контролировать.  Бывало, задумавшись перед компьютером таким образом, он терял чувство времени, а затем, спохватившись, тут же принимался за работу, косясь по сторонам, чтобы убедиться, что его не увидел кто-нибудь из коллег или начальница Трейси, но только для того, чтобы через какие-то десять минут вновь уставиться остекленевшими глазами в экран и прокручивать тот ролик в памяти заново в который уже раз.  Ко всему этому добавилась невыносимая жалость к Захре, которую украли и принудили согласиться выйти замуж за человека, которого она совсем не знала.  Разве об этом мечтают девушки?  Разве об этом мечтала Захра, та самая Захра, с которой он дружил в юности?
        Нет, не знал Заур, что предавание горьким воспоминаниям скоро превратится в наваждение.  А тем временем он с нетерпением ждал наступления следующих выходных, чтобы поговорить с Захрой и задать вопросы, возникшие в течение недели.
        В субботу первой позвонила Захра.  Поздоровавшись, она сразу же сообщила ему новость, от которой Заур обомлел.
        - Ты сказал правду, Заур, - сказала она. – Письмо написал не ты.
        - Ты узнала, кто?
        - Да.
        Заур молча ждал продолжения.
        - Это был Теркиев Руслан, – сказала она наконец.
        - Теркиев Руслан? – изумился Заур.
        - Да, он.  В молодости его мать просила помолвить нас, но я отказала.  Если не знаешь, он умер лет десять назад при загадочных обстоятельствах.
        - Неужели Руслан умер?
        - Да.  Его нашли мертвым у опушки того леса там, где начинается улица Курская, если помнишь.  Непонятно, как он там оказался.  После бомбежек все его родственники переехали в Ингушетию, и в Грозном уже никто не оставался.
        - А как ты узнала, что это он написал письмо, – спросил Заур осторожно.
        - Видела вчера Кантышеву Хаву.  Я ей рассказала, что у нас состоялся с тобой разговор по телефону.
        - Ну и… - Заур сгорал от нетерпения.
        - Узнав, что мы наконец смогли объясниться с тобой, она открыла мне тайну, которую скрывала вот уже десять лет.
        - Хм… И что же это за тайна такая?
        - Теркиева привез к родственникам брат Хавы, который ездил в Грозный по своим делам и узнал о случившемся.  В кармане брюк Руслана нашли записку, в которой он просил прошения у меня и… - Захра замолчала.
        - и… - прошептал Заур, - у кого еще?
        - И у тебя.
        - У меня?  За что просить прошения у меня?  Он мне ничего плохого не сделал.
        - Не знаю.  И еще… он просил в той записке постричь его налысо перед тем, как похоронить.
        - Ах!  Значит, это был он.
        - Да, это был он.
        - Но за что его прощать?  Что он сделал?  Подумаешь, письмо написал.
        - Не знаю, - раздраженно ответила Захра.
        Оба глубоко вздохнули, не зная что сказать.
        - Ты упомянула как-то, что в том письме были цифры, - задумчиво спросил Заур.
        - Да, это была какая-то математика.  Я всю неделю старалась вспомнить, что там было написано.
        - Скажи, Захра, а были там треугольники, звездочки, шестиугольники?
        - Да, были, - удивилась Захра вопросу. – А как ты догадался?
        Последовала пауза.  Заур долго не отвечал, не решаясь поделиться с ней своей догадкой.
        - Заур, не молчи.  Ты что-то знаешь, да?
        - Захра, - выдавил он наконец, - нас с тобой пытались околдовать.
        - Что ты говоришь?! – испугалась та.
        - Ты только не бойся.  Ты делаешь намаз, читаешь Коран.  Я тоже.  Значит, мы под защитой Аллаха, если на то Его Воля.
        - Заур, там еще были такие слова: мер-нар-тап, малибах, архотеп и перазет.  Ты знаешь, что это означает?
        - Может быть написано было «мер-нап-тах»?
        - Да, да, именно так.  Я перепутала.
        - Мернаптах… так звали проклятого фараона, предводителя колдунов в древнем Египте и врага пророка Мусы, мир ему.
        - Нифига себе! – воскликнула Захра, как тогда в юные годы. – А что означают другие слова?
        - Малибах.  Это должно быть имя шайтана, с которым дружит колдун, а Архотеп и Перазет – это имена детей шайтана или… может быть… его подельников среди джиннов.  И еще… шайтаны имеют обычай называть себя цифрами вместо букв. Вот почему там были и цифры. – Он замолчал, а потом добавил задумчиво, - Не бывают счастливы колдуны.
        - А откуда тебе все это известно, Заур? - спросила его Захра.
        - Я читал книги Исламских ученых, которые развенчивали фокусы колдунов.  А знаешь, почему мои инициалы в письме были переставлены?
        - Нет.
        - Это было указание шайтану перевернуть мою жизнь.
        - Твою?!
        - Да, мою.  Похоже, что автор или заказчик этого письма хотел оберечь тебя от зла шайтана и направить удар против одного меня.  Но увы, зло коснулось нас всех, включая Руслана.  Ведь шайтан – это отъявленный лжец и враг всех людей без исключения.  Им удалось нас разлучить, Захра, но меня успокаивает лишь то, что все происходит только по Воле Аллаха.  Значит, на то была Его Воля, и я доволен решением моего Господа, так как все, что ни решит наш Господь, это для нашей же пользы, но мы многого не понимаем.
        - Мне трудно поверить в колдовство, Заур, - неуверенно произнесла Захра.
        - Да?  А почему?
        - Тогда, во времена СССР, колдунов не было.
        Эта мысль рассмешила Заура:
        - Захра, ты на какой планете живешь? – спросил он ее, грустно смеясь в трубку, - Разве были времена на Земле, когда не было зависти, обмана, лжи, лицемерия?  Или же в СССР жили не такие же люди, как сегодня?  Что в этом мире изменилось?
        - Понимаю, но в то время я никогда не слышала о каких-то колдунах.  Их просто не было.  Это сейчас их развелось повсюду, но тогда… К тому же письмо было написано на русском языке, а разве колдуны пользуются русским для колдовских писем?
        - Нету никакой разницы, на каком языке писать колдовские письма.  Нас с тобой разлучили, им это удалось.  На все Воля Божья.  Мы живем в проклятом перевернутом мире, Захра, где все наоборот.  Я надеюсь, что в мире ином все будет по-другому для нас с тобой.  Я надеюсь и буду просить об этом моего Господа.
        После этого разговора состояние Заура ухудшилось еще больше.  Он знал, что Захра переживала то же самое, что и он, но она была в кругу большой семьи, а Заур жил один.  К счастью, его сильно отвлекала от грустных мыслей работа, но заканчивался рабочий день, и он вновь возвращался к своим горьким воспоминаниям.  Вот, значит, как все обернулось.  Его одноклассник, которого он так уважал и о котором всегда хорошо отзывался, всю жизнь ненавидел его, пытался околдовать и сам поплатился за это.  Заур и в молодости не мог понять этих несчастных влюбленных.  Если ты не неинтересен полюбившейся девушке, то уйди.  Найди в себе силы и уйди.  Имей же собственное достоинство.  Но нет, они будут унижаться, обращаться с глупыми просьбами, красть девушек замуж и даже обращаться к колдунам.
        Он вспомнил свою нижегородскую эпопею после окончания института в Москве.  Два месяца ждал он ответа на свое письмо полюбившейся девушке, которое он вручил ей через свою соседку, когда приезжал на короткое время домой.  Каждый вечер после работы с затаенной надеждой открывал он почтовый ящик, но только для того, чтобы убедиться, что там было пусто.  После двух месяцев пустых ожиданий и надежд Зауру стало окончательно ясно, что он ей неинтересен, и тогда он выкинул ее из сердца и заставил себя больше о ней не думать, как бы это горько ни было.
        А время шло.  Заур и Захра с нетерпением ждали наступления очередных выходных, чтобы обменяться новостями.  Однажды Захра прислала ему СМС: «Я узнала имя колдуньи, написавшей письмо».
        Заур тут же позвонил.
        - Ее звали Валентина Козаева, - задумчиво сказала Захра. – Оказывается, была такая в нашем квартале.  Ты оказался прав.  Она действовала подпольно.  Милиция ее не тревожила, потому что она оказывала услуги некоторым чинам в местных структурах власти.
        - Да, дела… - протянул Заур, не веря своим ушам, а Захра продолжала:
        - Она жила выше нас рядом с лесом на улице Курской.  Там и нашли тело Руслана Теркиева.  Никто не знает, какая тут связь.
        - Грустно, грустно все это.  Истинно, не бывают счастливы колдуны.


64

        В молодости Заур не мог понять, почему слово «душевнобольной» используется для обозначения психически больных людей.  «И как может болеть душа?  Возможно ли это? – спрашивал он и отвечал себе же, - Тут подразумевается переносный смысл, а не прямой.»  Коммунистическая идеология, в которой его воспитала школа, отрицала существование души, а жизнь определялась по Энгельсу, как способ существования белковых тел.  При этой мысли Заур снисходительно улыбнулся.
        Жизнь его резко изменилась с тех пор, как он впервые заговорил с Захрой по телефону, что и привело к душевным страданиям, сквозь которые теперь ему приходилось пробиваться, как заблудившийся в джунглях путешественник.  У него заболела душа, а значит, она существует.  И как же не верить в существование души, когда Сам Бог и его пророки сообщили людям об этом?  Правильно называть психически больных людей не душевно, а умственно больными, потому что болезнь разума делает людей психически больными, а не болезнь души. 
        С такими мыслями в голове Заур бывало подолгу стоял у зеркала и, обращаясь к самому себе, повторял, как мантру:
        - Упустил, упустил…  Думал, что отвернулась, а она помнила тебя, не забывала.
Заур смотрел в зеркало и видел то, чего уже давно начал бояться увидеть: шагающую к нему для объяснений Захру там в лагере в Аргуне. Он закрывал глаза, чтобы убрать видение, но оно никуда не исчезало, а только становилось отчетливее.  Теперь оно стало вызывать у него нечто большее, чем тоску: терзания духа, томление которого он стал явно испытывать внутри себя, физически ощущая там свою больную душу.  Так бывает с любым органом тела внутри человека, когда ощущаешь его только тогда, когда этот орган заболевает.  И даже сердце, которое неустанно бьется, не ощущается совсем, а только тогда, когда оно заболевает.
        Заур чувствовал, что душа его плачет внутри него и не находит избавления.  И тогда он произносил: «Ла илах1а илл Аллах.  Нет бога, кроме Аллаха.  Мой бог – Аллах,» - и отходил от зеркала в надежде, что все пройдет, но ничего не проходило, а только наваливалось на него со все более увеличивающейся тяжестью.  Чувство потерянного счастья, невозможность вернуться в прошлое и начать все сначала подтачивали его изнутри всякий раз, как перед Зауром возникал из темноты силуэт Захры, решительным шагом идущей к нему.  И тогда он схватывался за голову, чтобы не вспоминать больше и стереть все из памяти.  В поисках избавления он пытался думать о чем-то другом, и тогда воображение рисовало ему похищение Захры из тех немногих подробностей, что она успела ему поведать.  Заур представлял себе, как она шагает по тротуару, как рядом останавливается машина, как чужие люди хватают ее, суют под нос тряпку, пропитанную хлороформом, затаскивают в машину и увозят.  Из груди его вырывался стон.  Чувство беспомощности, невозможности что-то изменить сваливало его на кровать.  «Надо что-то делать, дорогой мой», - говорил он, обращаясь к самому себе и уставившись в потолок опустощенным взглядом.  Ему было известно из книг и фильмов, что тоска может убить, а потому Заур старался успокоить себя и приводил доводы в пользу этого.
        - Такова твоя судьба, так было предписано тебе.  Ничего теперь уже не изменишь, а потому успокойся, – говорил он в мыслях, обращаясь к самому себе, - Надо продолжать жить несмотря ни на что.  Главное в этой жизни – поклонение Аллаху.  Для этого Он тебя и создал, и за это Он обещал неисчислимую награду.  Все, что ни делает Аллах, для твоей же пользы, а потому успокойся.  Да к тому же не было тогда никакой возможности пожениться на Захре.  Ты же помнишь все, тогда зачем терзаешь себя?
        - Согласен, так и есть, но что делать с кражей?  Ее же принудили согласиться выйти замуж за незнакомого человека.  Если бы ее сосватали и выдали замуж по-человечески, а не украли бы, как барашку, мне было бы гораздо легче, - отвечал Заур на свои же доводы. 
        - И это тоже судьба.  Так было предписано Захре, а в День Божьего Суда каждый получит по заслугам согласно своим делам, и счеты будут сведены, и не будет обижена душа.  И если воззовет отягченная за помощью, не будет ей оказано помощи даже от души родственной, ибо не понесет носящая ношу за другую.
        Чтобы отвлечься от горьких воспоминаний, Заур стал много и вслух читать Коран, и это помогало и успокаивало душу.  Но стоило ему вновь вспомнить Захру, как все возвращалось на свои круги.  Несмотря на все его усилия не думать о прошлом, ему это удавалось только на короткое время, и под конец видение Захры превратилось в наваждение.  Он перестал сопротивляться ему и стал его пленником.  И только на работе удавалось отвлечься немного из-за большой занятости.
        Заур стал бояться наступления выходных, когда наваждение донимало его больше всего.  И тогда он стал уединяться в лесу.  В черте Монреаля и вокруг него городскими властями устроены естественные парки, где предусмотрены места для семейных пикников.  Желающие могли ловить там рыбу на берегу озера или же прогуливаться в лесу.  Для этого было предусмотрено множество туристических тропинок.  Вот туда и стал отправляться Заур каждые выходные.  Поставив свою машину на стоянку, уплатив нужную сумму, он прихватывал с собой балончик с аэрозолью против комаров и углублялся в лес.  И там он шагал весь день, куда глаза глядят, исследуя местность, лес и его обитателей.  Редко кто из людей попадался ему навстречу.  Он был одинок в лесу.  Иногда Заур останавливался в его гуще, наслаждаясь тишиной.  Это была особая лесная тишина под крышей крон деревьев, образовывавших купол, замыкавший пространство ниже невидимой пленкой, отчего любой звук, любой хруст, произведенный каким-нибудь зверьком, четким эхом разносился во все стороны, заставляя обитателей леса насторожиться и замереть и возрождая в Зауре детские страхи о нечистых силах, обитавших в лесах.
        Он присаживался на валун, которых тут было много, и наблюдал за происходящим вокруг него.  Везде кипела жизнь.  Жуки копались в земле, комары неистовствовали в воздухе, муравьи вереницей спешили по своим делам, разнообразные мухи порой причудливых размеров и форм перелетали с одного места на другое, выискивая что-то в коре и листьях деревьев.  Со всех сторон за ним наблюдали беличьи глазки, чьи направленные на него тревожные взгляды он ощущал кожей.  Где-то вдалеке бил клювом по стволу дерева дятел.  И тогда Заур чувствовал, что вторгся в чужие владения и что нарушает привычный образ жизни местных обитателей.  Вздохнув, он вставал со своего места и шагал к тропинке, попросив прошения за беспокойство у хозяев леса.
        Однажды, шагая по тропе, ему вдруг перебежала дорогу лиса.  Маленькая, с пушистым хвостом, вытянутым трубой, бежала она куда-то, не обращая на Заура внимания.  Он улыбнулся ей.  Сколько книг перечитал он в детстве про хитрую лису, и вот когда пришлось наконец увидеться наяву.  А в другой раз он видел оленя.  Это был настоящий олень, огромный с ветвистыми рогами.  Завидев Заура, он замер и перестал двигаться, не сводя с него глаз.  Олень стоял за деревьями в каких-то сорока метрах от Заура, который только приглядевшись повнимательнее смог заметить, что тот был не один.  Чуть позади него стояла, замерев на месте, олениха, а рядом с нею держались друг за дружку сразу трое оленят, и все уставились на Заура.  «Кто тут кого боится, - подумал он, сойдя с тропинки в лес, чтобы не беспокоить оленью семью, - я их или они меня?»  Взаимное созерцание продолжалось минут пять, за это время ни один из оленей не пошевелился.  Наконец Зауру надоела эта молчанка и он решил выйти на тропу, отчего звери разом все вместе встрепенулись и большими прыжками исчезли в глубине леса. 
        Когда наступало время очередной молитвы, он вытаскивал из кармана компас, находил направление къиблы (1) и молился прямо на травке.  К вечеру он возвращался к своей машине, терпеливо ожидавшей его на стоянке.
        В другой раз он приходил в лес не один, а с Адамом.  Вдвоем все-таки было веселее, но вытащить домоседа Адама из его квартиры было делом непростым.  Там на берегу озера проводили они целый день, делая барбекю.  Так в Канаде называли выход на шашлыки.  Прихватив с собой мангал и мясо, присаживались они на бережку Лак-де-Дё-Монтань, или Двухгорного озера, и устанавливали свой мангал на треножник.  Заур тщетно искал глазами эти две горы и ничего вокруг не находил за исключением двух невысоких холмов на противоположном северном берегу, которые и на холмы-то были непохожи, а скорее на возвышенность, заметную только издали.  Хоть его и назвали озером, Лак-де-дё-Монтань на самом деле являлоcь расширением реки Оттава при ее впадении в реку Святого Лаврентия.  Вода в ней была проточная.
        Пока готовили барбекю, а затем поедали его, время проходило быстро.  Насытившись, они прилегали на травке и любовались водной гладью озера, по которому время от времени и с большим шумом проносились прогулочные катера любителей покататься на воде.  Надрывные звуки их моторов доходили до них в уже приглушенном виде из-за расстояния и ветра.  Но иногда ветер менял направление и заносил их рёв прямо к берегу к отдыхающим, отчего казалось, что катера проплывают совсем рядом.
        В воздухе стояли звуки природы: перекрики птиц, переквак лягушек, кряканье уток и стрекотание цикад, напоминавшее Зауру дни, проведенные в трудовом лагере в Аргуне.
        К ним подошел инспектор парка и, убедившись, что мангал устроен на треножнике, а не прямо на земле, похвалил их и пожелал приятного аппетита.  Устраивать мангал на земле запрещалось, так как после этого там ничего не росло в течение долгого времени. 
Недалеко от них и по соседству пикниковали другие любители отдыха на открытом воздухе.  Заняв свои столики, которых хватало на всех желающих, они делали то же самое, что и Заур с Адамом.  Среди отдыхающих было много детей, для которых такие выходы были долгожданным праздником.
        Оглядевшись вокруг, Заур снова обратил свой взгляд на озеро.  Вода успокоительно действовала на него и позволяла не думать ни о чем.  Ему хотелось лежать здесь вот так и никуда не уходить, наблюдая за жизнью озера.  Весной оно было полноводное из-за тающих снегов, но к осени озеро сильно мельчало, и тогда обнаруживались валуны и даже островки, которых оно до сих пор скрывало под собой.  Сейчас стоял август, незаметно для глаза уровень воды начал уже постепенно понижаться.  Там, где в их прошлый визит плескалась вода озера, теперь образовалась заводь, успевшая покрыться цветами лотоса.  Время от времени, высунувшись из своих укрытий, с берега в воду плюхались лягушки, покрывая водную гладь мелкими волнами.  Рядом с Зауром на травке лежал Адам.  Устав разговаривать, он тоже как и Заур любовался озером, наслаждаясь безмятежностью.
        Домой они вернулись поздно уставшие, но отдохнувшие.  В вестибюле им повстречалась Хадижа, которая собиралась куда-то пойти по своим делам.  Поздоровавшись, Заур отвел глаза, а Адам стал расспрашивать на арабском, как у нее дела.  Прошло два года с начала их знакомства, но ни Заур, ни Адам не видели ее со своим женихом, с которым она якобы была связана обещанием.  Хадижа жила одна.  Иногда ее можно было видеть с Бушрой, ее ровесницей из Алжира, жившей в соседнем доме, с которой она познакомилась и подружилась.  Время от времени ее навещал тот самый родственник, который помог ей с переездом.
        Пути Заура и Хадижы пересекались редко, и когда это происходило, их разговор ограничивался сухим приветствием.  Она была связана словом с другим, а потому Заур всегда прогонял саму мысль сблизиться с ней.
__________
1.   Направление в сторону Мекки, куда обращаются мусульмане во время обязательной молитвы.


65

        Так и закончились эти выходные, а затем настал понедельник, и все началось заново.  Заур и не заметил, как с некоторых пор стал ходить, покачиваясь как зомби.  Придя с работы или из мечети домой, он добирался до постели, плюхался в нее и лежал так, уставившись в потолок.  В очередные выходные он не стал посещать парк, а позвонил Захре.
        - Алло, Захра?
        - Да, я.  Как ты? – спросила она.
        - Мне плохо, - ответил Заур.
        - Мне тоже, но надо продолжать как-то жить.
        - Ты права, но как это сделать?  Я болен.  Мне надо что-то делать и не откладывая.  Но что, что делать?
        - Я знаю, что делать, - тихо промолвила Захра, – Ты там один.  Тебе надо жениться.  Тебе плохо от одиночества.
        - Возможно, ты права, но здесь не на ком жениться, да и опасно.  Семейные законы таковы, что развод гарантирован.  Тогда зачем жениться?  Ведь это большие расходы.
        - А ты женись на ингушке и забери ее в Канаду.
        - Твоими устами да мед пить.  Но и это не решает проблему гарантированного развода.  Здесь заправляют женщины, а мужья бесправны.  Если муж не слушается жену, то ей нужно всего лишь позвонить в полицию и соврать, что он ее ударил.  Полиция знает, что жена лжет, но проинструктирована верить ее лжи.  На мужа надевают наручники и запрещают ему приближаться к своему дому в радиусе энного числа километров.  Вот такие здесь порядки.  Это называется равенство мужчины и женщины.  Мы тут впереди планеты всей.  К тому же иммиграционная процедура здесь очень сложная, долгая и дорогая.
        - Ужас какой-то, - произнесла Захра, все это время внимательно слушавшая Заура.
        - Здесь действует «Закон нулевой толерантности».  В этом законе всего две статьи. Статья первая: жена всегда права.  Статья вторая: если жена неправа, то читай статью один.  Вот такая вот особенная презумпция невиновности.
        Захра звонко засмеялась, совсем так же, как и тогда в лагере, когда он смешил ее своими рассказами и шутками, а Заур слушал ее смех с грустной улыбкой на лице.
        - Как следствие этого, в обществе пышным цветом расцвели социальные болезни.  Впрочем, те, кто такие законы вводил, этого и добивались.
        Захра перестала смеяться и внимательно слушала.
        - Тебе надо найти хорошую.
        - Ну да, только где их найти?  У них же не написано на лбу «хорошая» или «плохая».  Они выходят замуж, чтобы командовать мужем, а не слушаться его, и за ними стоит государство с его полицией, судами, тюрьмами.  Семья разрушена, дети незаконнорожденные, продукты сожительства, приравненного к браку.  Мерзость названа благодетелью, а целомудрие выставляется глупостью и отсталостью.
        Закончив разговор, Заур с тяжелым сердцем поспешил в мечеть на дневную молитву, после которой к нему подошел возбужденный Адам.
        - Заур, у меня для тебя новость, - сказал он, схватив его за рукав и отводя в сторону.
Заур с нетерпением ждал, чего тот хочет ему поведать.
        - Я встретил сегодня Хадижу по дороге в магазин.  Мы разговорились, и я осторожно затронул с ней тему замужества.  Она призналась, что готова выйти замуж за серьезного человека, если он работающий.
        Заур очень обрадовался такому повороту и тут же попросил Адама помочь ему.  Он не стал скрывать своих намерений и прямо ему об этом сказал:
        - Адам, поговори с ней пожалуйста.  Я хочу предложить ей выйти за меня замуж.  Я работаю, у меня хорошая должность и зарплата. 
        К удивлению Заура Адам заартачился.  Он явно не желал быть посредником.
        - Дело это тонкое.  Я не хочу быть виновником, если у вас не сложится жизнь, - бормотал он в ответ.
        - Тогда я сам пойду и предложу ей, - оборвал его Заур.
        - Нет, не надо, - сказал тот, – Я попрошу Бушру. - Подумав, он добавил, - Мы сходим к ней в гости вместе.
        - Отлично, - обрадовался Заур. – Когда идем? 
        - Сегодня вечером.
        - Договорились.
        В хорошем настроении оба пошли домой и к своей большой радости встретили Хадижу, возвращавшуюся из магазина домой.  Она несла пластиковые мешки, в которых были покупки.  Заур посмотрел на нее новым взглядом и почувствовал, что влюбляется.  Та сдержанно улыбнулась им и, поставив сумки в правой руке на пол, стала искать в кармане кофты ключ, чтобы открыть им входную дверь.  Адам поспешил помочь ей, за что та одарила его улыбкой, от которой Заур почувствовал прилив симпатий к ней.
        Вернувшись к себе домой, Адам позвонил Бушре:
        - Бушра, есть возможность заработать.
        - Интересно, я слушаю, - ответила та с готовностью.
        - Соседа моего Заура знаешь?
        - Нет.
        - Мы с ним вместе часто вдвоем в мечеть ходим, ты нас видела.
        - Так его Зауром зовут? И что с ним?
        - Он жениться хочет, - сказал Адам.
        - Правда? И на ком? – ответила та, живо заинтересовавшись.
        - На Хадиже.
        - На Хадиже? - потянула та разочарованно с потухшим голосом.
        - Да.  Если поможешь, сможешь заработать.
        - Нет уж, - сказала та обиженно, но подумав немного согласилась, - Впрочем, хорошо.  Помогу, но деньги вперед.
        - Не волнуйся, все устрою.  Я в доле буду.  Хотим тебе в гости прийти, чтобы все обговорить.
        - Договорились.  Когда придете? – сказала Бушра.
        - Сегодня вечером, если устраивает.
        - Хорошо, буду ждать.


66

        Пути Заура и Бушры пересекались часто.  Она проживала в соседнем доме на улице Картье, который стоял между мечетью и его домом.  Однажды по дороге в мечеть он увидел ее со своим сыном-подростком, у которого что-то сломалось в велосипеде.  Заур быстро разобрался в чем дело и исправил поломку.  С тех пор они неизменно здоровались при встрече.
        Наступил долгожданный вечер.  Заур вышел, одевшись в свой лучший костюм, и постучал в дверь Адама.  Тот еще не был готов, так что пришлось ждать, пока он приготовится.
        Наконец они вышли из дома и направились в гости к Бушре.  Та их уже ждала и с натянутой улыбкой пригласила в дом.  Она предложила им апельсиновый сок и присела на кресле напротив Адама, поправляя рукой прическу и все время прихорашиваясь.  Бушра не носила хиджаб, да и по виду не была похожа на мусульманку.  Заур помнил, как был удивлен, узнав, что она приехала из Алжира.  Он присел на предложенное ему кресло и стеснительно ожидал действий Адама, который сразу приступил к делу.
        - Бушра, я тебе говорил, что Заур хочет посвататься к Хадиже.
        - Да, - ответила та, состроив улыбку на лице.
        - Надо помочь.  Ты общаешься с Хадижой.  Спроси ее, пожалуйста, согласилась бы она выйти замуж за моего друга.  Он тебе сейчас расскажет о себе.
        Заур с готовностью рассказал о себе всё, что по его мнению могло бы интересовать Хадижу.
        - Я конечно уже не молод, но надеюсь, что это обстоятельство не станет препятствием, - закончил Заур свой монолог, сообщив ей свой возраст.
        - Не думаю, - ответила Бушра серьезным тоном, - Хадижа тоже не молода.
        Договорились, что Бушра поговорит с Хадижей на следующий день и сообщит Зауру результат.  Радостный Заур оставил ей свой номер телефона и попрощался.  Он был благодарен Бушре за обещание помочь и уже прикидывал в уме, какой бы подарок ей купить, но его мысли все время возвращались к Захре.  Стоя посередине комнаты у себя в квартире, он вспоминал сцены своей молодости, связанные с ней.  Заур глубоко вздохнул, подошел к двери-патио и отодвинул занавеску.  Там на балконе, привстав на свои задние лапки и сложив передние на груди, уже стояла белка, просящим взглядом уставившись на Заура и непрестанно подергивая пушистым хвостом, лихо закрученным за спиной вопросительным знаком.  Он улыбнулся ей:
        - Что, орешки хочешь?
        Ему показалось, что белка утвердительно кивнула головой.
        - Ну хорошо, дам тебе орешки, - Заур отодвинул двери-патио и бросил ей арахис из стоявшего рядом с выходом на балкон пластикового мешка.
        Та суетливо схватила его зубами и уселась грызть на ограду балкона.  Наблюдая за ней, Заур вымолвил:
        - Белка, белка, ты не совершаешь грехов.  Попроси нашего Господа послать мне Захру.
        Он представил себе, как белка вдруг поворачивается к нему мордочкой и начинает говорить с ним на человеческом языке, отчего Заур невольно вздрогнул.  Но увы, та была занята поеданием ореха и уже не обращала на него никакого внимания, хотя и была все время начеку, ожидая опасности со всех сторон и в любой момент.
        - Вот видишь, - вымолвил Заур, - и тебе наплевать на мое горе.  Спасибо тебе хотя бы за то, что не завидуешь и не желаешь зла, как люди.
        Догрызя до конца ядрышко арахиса, белка выпустила из лапок остатки скорлупы, взглянула на Заура, ловко спрыгнула с ограды и вновь приняла просительную позицию, уставившись на него наглой беличьей мордочкой.  Он запустил руку в мешок, захватил горсть арахиса и кинул его на балкон.  К этому времени успела подбежать другая белка, и началась драка за обладание едой.
        Заур закрыл двери-патио и задвинул занавеску.
        Все воскресенье Заур с нетерпением ждал звонка Бушры.  Не дождавшись, он позвонил вечером Адаму:
        - Адам, новости есть?
        - Нет еще.  Рано.  Наберись терпения.
        - Так ведь договорились, что Бушра поговорит с Хадижей сегодня.
        - Ну и что?  Возможно, что она не смогла увидеться с ней.  Люди заняты, дорогой.
        - Ну хорошо, - вздохнул Заур, буду ждать.
        В понедельник, едва вернувшись домой, Заур постучал в дверь Адама.  Тишина.  Он вернулся к себе, сделал намаз, поужинал.  Наступило время вечерней молитвы.  Адама в мечети не оказалось.  Его не было там и в ночную молитву.  Бушра тоже не позвонила.  Заур не вытерпел и позвонил Адаму:
        - Ассаламу алейкум.
        - Ва алейкум ассалам, - ответил тот.
        - Тебе Бушра позвонила? – спросил Заур.
        - Нет.
        - Странно.  И мне тоже не позвонила.  Прошло уже два дня, и никаких новостей.
        - Ничего, - ответил Адам с раздражением в голосе, - наберись терпения.  Бушра работает, ей некогда.
        Заура удивил тон Адама.  Он никогда не видел его таким раздраженным.
        - Два дня достаточный срок.  Тут что-то не то, - сказал Заур, начиная сердиться.
        - Послушай Заур, - Адам запнулся, а затем продолжил с просительной ноткой в голосе, - Дай ей денег.
        - Ах, вот что!  Значит, все дело в деньгах.  Я хотел купить Бушре подарок, которым она была бы довольна, но она хочет деньги вперед.
        - Заур, ты должен понять.  Она вдова, одна растит сына.
        - Вдовы в Канаде живут гораздо лучше, чем вдовцы, - оборвал его Заур. – Я сам все сделаю, не нужна мне ваша помощь.
        «Вот тебе и друг! - повторял Заур в сердцах, ходя вперед и назад по комнате, - Вот цена твоих советов, что нужно жениться.  Я сам пойду к Хадиже, не нужно мне никого».  С этими словами он бросился к платяному шкафу, выбрал лучший из своих выходных костюмов, поправил волосы перед зеркалом.  Постоял.  В эти минуты он представлял себе, как он стучится в ее дверь.  Откроет ли?  А если откроет, какая будет ее реакция?  Испугается ли?  Больше всего Заур боялся испугать ее или обидеть неосторожным словом или жестом.
        Он вышел из квартиры и стал спускаться по лестнице.  Решение было принято, и отступать было нельзя.  Он пойдет и признается ей во всем.  Каждый его шаг отдавался в груди в унисон с биением сердца и еще больше укреплял его в своем намерении.  Вот и ее дверь.  Остановился.  Подождал.  Вестибюль был пуст, и на площадке первого этажа тоже никого не было.  «БисмиЛлах», - прошептал он и осторожно постучал.  Дверь не открылась.  Было уже десять часов ночи, но мало кто ложился спать в такое время.  Он постучал еще раз.  Снова тишина.  «Она должна быть дома в это время, - подумал Заур, - наверно испугалась.  Пойду домой, вернусь через полчаса.»
        Но полчаса ждать терпения у него не хватило.  Однажды решившись на что-то, он доводил дело до конца, и через двадцать минут он вновь стоял перед дверью Хадижы и стучал в нее.  Снова тишина.  Постучал еще раз.  За дверью послышался шум, сердце Заура заколотилось.  В следующее мгновение дверь открылась, и в проеме показалась она.  На ней был традиционный марокканский женский халат, а голову украшал национальный головной убор.  Хадижа выглядела в этой одежде экзотично величаво, а на кротком взгляде ее застыли вопрос и удивление.
        - Ассаламу алейкум, Хадижа, - сказал Заур.
        Та кивнула головой в знак приветствия и промолвила неуверенно:
        - Ва алейкум ассалам.
        - Я твой сосед, ты меня знаешь.  Я живу на третьем этаже здесь.
        - Да, - ответила Хадижа, а Заур посматривал на нее и все время отводил взгляд, чтобы не смущать.
        Он выждал паузу и промолвил:
        - Хадижа, я пришел, чтобы предложить тебе выйти за меня замуж.
        Лицо Хадижы выразило испуг и приятное удивление, которые быстро сменились любопытством.  Заур был рад этой смене эмоций: значит, ее испуг прошел, значит, она уже не видит в нем опасность, и теперь можно спокойно поговорить о деле.  Она улыбнулась ему, чем успокоила Заура, который сильно волновался.
        - Возможно, это мактуб, - сказала она.
        Заур посмотрел на нее вопросительно.  Он не знал, что такое «мактуб».
        - А что означает «мактуб»? – спросил он.
        - Ну, это… - Хадижа стала искать перевод к слову на французский язык и не находила.
        - Судьба? – предположил Заур.
        - Да, - обрадовалась та и вновь улыбнулась ему.
        - Я тоже надеюсь на это, - ответил обнадеженный Заур и добавил, - ин ша Аллах.
        Наступила неловкая пауза, которую прервал Заур:
        - Я хочу рассказать тебе о себе.
        - Что мы тут стоим?  Давай лучше сходим в кафе и поговорим там, – предложила Хадижа.
        - Давай, - обрадовался Заур, - Тут рядом есть «Тим Хортонс», он не закрывается допоздна.
        - Прекрасно.  Мне нужно одеться, - сказала Хадижа.
        - Согласен, я буду через десять минут.  Времени достаточно?
        - Да.


67

        Заур стал подниматься к себе, чувствуя, как у него вырастают крылья.  На душе стало легко и радостно.  Он почувствовал, что влюбился в Хадижу, как тогда в далекой молодости влюбился в Захру, как будто ему было сейчас не пятьдесят, а пятнадцать лет. 
Как и договорились, через десять минут он уже стоял перед дверью Хадижы и с нетерпением ждал ее выхода.  И она вышла…  Восхищенный Заур был очарован видом прекрасной марокканки и не мог поверить, что все так легко получилось, а он так волновался, но теперь все его сомнения и волнения были позади.  Хадижа взглянула на него и опустила глаза, а Заур, словно очнувшись, пошел вперед к выходу, а она покорно последовала за ним.
        К своему удивлению там у выхода они столкнулись с Адамом, который возвращался откуда-то к себе домой, но завидев Заура и Хадижу вместе, стал бормотать что-то про себя и прошел мимо них, не поздоровавшись.  И Заура, и Хадижу неприятно задела эта неожиданная встреча, но они сделали вид, что ничего не произошло.
        Стояли октябрьские дни и ночи, на улице было тепло, а потому Заур не стал одевать пальто, а на Хадиже была длинная вязаная кофта, придававшая ей шику. Обсуждая погоду, они пошли к остановке автобуса, где им недолго пришлось дожидаться такси.  Свою машину Заур оставил в автомастерской для ремонта.  Хадижа не отрывалась от смартфона, пока ждали такси.  Она продолжала обмениваться с кем-то сообщениями, уже находясь в нем.
        Кафетерий «Тим Хортонс» находился недалеко.  Он заказал по чашке слабого кофе с рогаликом.  Посетителей в такой поздний час было мало.  Они уселись у свободного столика рядом с окном.
        - А сможешь заснуть после вечернего кофе? – спросил Заур, улыбнувшись.
        Хадижа оторвалась от смартфона, кивнула ему головой, что означало «да», и снова принялась что-то там писать, тыкая пальцами в смартфон.  «Ох уж эти женщины, - подумал Заур, стараясь не терять энтузиазма, видя, насколько та увлечена своим занятием. – Чуть что, сразу бегут советоваться с подружками, да с сестрами, да с тетушками.  Уж они-то насоветуют, что потом всю жизнь будешь жалеть.  Ведь люди советуют, исходя из своих собственных меркантильных интересов.  Почему же они не доверяют своим мозгам, а доверяют чужим?  Странно, странно это.»  Он решил начать разговор, не дожидаясь, пока Хадижа закончит свое занятие.  Заур стал рассказывать про свою жизнь, про семью, в которой он родился и вырос, про свою учебу, работу.  По мере того, как он говорил, энтузиазм его убывал.  Она только один раз задала ему вопрос?
        - А как ты выучил французский язык?
        Обрадовавшись ее интересу, Заур оживился и стал рассказывать, как будучи студентом в Москве стал ходить на курсы французского.
        - Мне было двадцать лет, а было это в 1986 году, - сказал он, грустно улыбнувшись.
        Хадижа задумалась.  «Подсчитывает мой возраст», - подумал Заур и продолжил:
        - Вообще-то я хотел выучить арабский, но курсов арабского тогда в Москве не было, и вот так я и выбрал французский, - завершил он свой рассказ.
        Про себя Хадижа ничего не говорила, хотя Заур с нетерпением ждал ее рассказа.  Он разочарованно заметил, что та и не собиралась что-либо о себе рассказывать.  Наконец она оторвалась от телефона, как будто решилась на что-то.
        - Я должна сказать тебе правду, я уже помолвлена с одним марокканцем.
        Заур сжал губы и закивал головой понимающе.
        - Мне это было известно, - выдавил он из себя. – Адам мне сказал.  Я еще два года назад хотел к тебе посвататься и просил Адама помочь.  Он, наверно, упомянул тебе обо мне тогда.
        Хадижа промолчала, а Заур продолжил:
        - Но несколько дней назад он сказал мне, что ты согласилась бы выйти за работающего мусульманина.  Я работаю, у меня хорошая работа, зарплата.
        Лицо Хадижы выразило непонимание:
        - Он меня неправильно понял.  Я всего лишь сказала, что уважаю работающих мужчин.  О замужестве речи не было.
Заур снова закивал понимающе:
        - Значит, Адам все напутал.  Это его стиль, я его хорошо знаю.  А тебя после сегодняшнего вечера буду уважать еще больше.
        На лице Хадижы отразился вопрос, а Заур поспешил объяснить, что он имел в виду.
        - Ты верна своему слову, данному жениху, а это редкость.  В моих глазах ты намного выросла.
        Комплимент не произвёл на Хадижу впечатление, и от этого Зауру стало совсем уж не по себе.  Они допили кофе.  Наступило молчание.  Хадижа снова принялась что-то писать на экране смартфона.
        - Заказать тебе еще чего-нибудь? - спросил Заур совсем уже без настроения.
        - Нет, спасибо, - ответила та. – Пойдем домой?
        - Пойдем.
        Выйдя из кафе, они присели на скамейке в автобусной будке в ожидании такси.  Хадижа увлеченно продолжала общаться с кем-то по смартфону, не особенно слушая рассказ Заура, связанный с этим местом, где они сидели.  Напротив будки светились неоновыми лампами витрины магазина для новорожденных «Бо бебе».
        - Ты видишь тот магазин? - спросил он.
        Хадижа оторвалась от смартфона и посмотрела в направлении, куда указывал Заур.
        - Там когда-то давным-давно я купил детскую коляску для моей дочери.
        - Так это магазин для детей? – заинтересовалась та, с любопытством разглядывая витрины через улицу.
        - Да.  Хороший магазин.  И недешевый, но товары качественные.
        Заур махнул рукой, чтобы остановить приближающееся к ним такси.  Через пять минут они были уже дома.  Попрощались.
        Он зашел в свою пустую квартиру с тяжелым чувством.  Подойдя к окну, Заур прислонился к стене и стал наблюдать за происходившим за окном, ничего не видя и на замечая там.  «Отвергла, - проносилось в голове, - отвергла.  Помолвлена, значит все-таки помолвлена.  Что тут поделать, раз помолвлена?  Не просить же ее нарушить данное другому слово.  Это же предательство, измена.  Прими свою судьбу и ложись спать.  Уже поздно.»
        Проснулся он утром со странным ощущением.  Заур не сразу понял, что произошло.  Вернувшись из мечети после утренней молитвы, он присел и задумался.  Заур почувствовал себя излечившимся от чего-то, ему вдруг стало необычайно легко.  Этого ощущения не было вчера, когда он ложился спать.  Заур вспомнил Захру, но того привычного наваждения, столь навязчиво и жестоко преследовавшего его все эти недели и месяцы, уже не было.  Странно, очень странно.  Заур осторожно и со страхом представил себе Захру, выходящую из темноты и приближающуюся к нему решительным шагом, но уже не почувствовал ту ставшую уже столь привычной тоску, которая тут же сжимала его грудь в своих неумолимых тисках, вырывая из него стоны.  Это видение преследовало его и днем и ночью без всяких усилий с его стороны, чтобы вспомнить об этом.  Наоборот, он стал бояться его и старался убежать от него, как мог, а тут, сидя на стуле и отрешенно уставившись в пол, ему впервые за долгие недели и месяцы пришлось напрячь память, чтобы вспомнить это видение вновь.  Да, так и есть…Захра ушла из него, а с нею ушла и тоска… та Захра, которую он знал в молодости… Захра, которая осталась навсегда там, в прошлом… Захра, которую уже не вернуть… та, которая с укором смотрела на него с фотографий прошлого… та, с которой он стоял, взявшись за руки в ручейке, не помня себя от счастья… та, с которой он проводил незабываемые вечера в беседах, сидя на скамейке в кинотеатре трудового лагеря в Аргуне… та, чьи расставленные глаза сводили его с ума…та, которую он случайно повстречал идущей вместе с матерью по кленовой аллее… та хрупкая девочка, которую он впервые увидел стыдливо уставившуюся в забор, когда они играли с Хасаном в бадминтон в далекой юности… та Захра ушла из него, покинула, оставила наконец его в покое…


68

        Заур встал со стула и подошел к окну.  С третьего этажа здания можно было увидеть там вдалеке остатки зари у горизонта: занимался новый день.  Огромные клены напротив его дома уже давно поменяли окраску.  На них еще оставалась то тут, то там зеленая листва, которая через считанные дни тоже оденется в бесконечные сочетания красного, желтого, коричневого цветов.  Золотая осень.  Это выражение особенно применимо к канадской осени, но для того, чтобы до конца осмыслить верность этих слов, нужно выехать за город, чтобы самому созерцать богатую разноцветицу лесов по обе стороны дороги, насколько глаз может видеть, кричащую на созерцающих завораживающими дух красками.  Холмы и горы слева и справа покрыты здесь лесами, украшающимися в этот чудесный сезон великолепным ковром, сотканным из умирающих листьев, которые перед тем, как покинуть этот бренный мир, собирали все, что у них было ценное, и выдавали это миру на любование, как это делает лампочка, которая перед тем, как сгореть полностью и стать ненужной, излучает последнюю яркую вспышку и умирает насовсем.  «СубхьанАллах!(1)»,- произносил Заур всякий раз, глядя восхищенно на это великолепие кругом.
        Любуясь в окно кленовыми деревьями в осеннем одеянии, он стал напевать знаменитую песню Джо Дассена «Индейское лето».  Так в Канаде называют бабье лето.  В этой песне полной тоски от воспоминаний по возлюбленной поэт и упомянул ту осень на севере американского континента.

                On ira, ou tu voudras, quand tu voudras
                Et l’on s’aimera encore lorsque l’amour sera mort.
                Toute la vie sera pareil a ce matin
                Aux couleurs de l’ete indien. (2)

        Его думы постепенно вернулись к Захре.
        - Прости меня, Захра.  Прости за все, - промолвил он, прилег на кровать и заснул.
        Проснулся он через пару часов, спешить было некуда.  Воскресенье.  После вчерашнего выхода в кафе с Хадижей ощущалась пустота на душе и умиротворенность.  Он сделал все, что от него зависело, и не его вина, что результат оказался таким печальным.  Странный был этот выход.  Зачем нужно было идти в кафетерий, если ты уже помолвлена с кем-то и собираешься выйти за него замуж?  Не проще ли было бы сказать, что уже дала слово другому и завершить на этом разговор?  «А может она не помолвлена совсем, а сказала так, чтобы не обидеть меня, назвав истинную причину – мой возраст?» - он вспомнил, как Хадижа призадумалась, как будто подсчитывала в уме его возраст, после того, как он рассказал ей, в каком году выучил французский.
        - Ну так и есть! – воскликнул Заур. – Это из-за возраста.  Только она и сама не молода.  Сколько же ей лет?
        Заур уже совершил однажды ошибку в молодости, обидевшись на Захру и не проявив настойчивости.  Он твердо решил не повторять ту ошибку в этот раз: «Не надо обижаться, нужно быть настойчивым.  Одними словами тут не обойтись.  Тебе уже не двадцать лет.  Нужно купить ей подарок.  Завтра же пойду в ювелирный магазин.»
        В тот день он лег спать полный решимости покорить сердце Хадижы.  С нетерпением дождавшись конца рабочего дня в понедельник, Заур стал обходить ювелирные магазины поблизости.  Все не то.  На следующий день он поехал в другой магазин и там не нашел того, чего хотел.  Заур искал особый подарок, уникальный, запоминающийся.  Времени после рабочего дня было мало, да и редкие магазины были открыты по вечерам.  В четверг тоже ничего необычного не произошло.  Тогда Заур решил дождаться субботы и поехать в центр города, где было много ювелирных магазинов и выбор был пошире.  Там после долгих поисков он наконец увидел то, что искал.  Это был золотой кулон в форме сердечка, усыпанного мелкими бриллиантами.  Цена была кусачая и явно не по карману Заура, но он все-таки его купил после того, как продавщица предложила ему отличную скидку.
        - А бриллианты натуральные или искусственные? - спросил Заур продавщицу, стараясь казаться знатоком.
        - Да, из Бразилии, - дала вполне ожидаемый ответ та, но Заур не поверил, так как знал, что искусственный бриллиант от натурального стало невозможно отличить даже в лаборатории.  Он об этом прочитал где-то в интернете.  Впрочем, оставалась надежда на марку.  Изделие было изготовлено фирмой Effy.
        «Как бы Хадижа не испугалась такого дорогого подарка», - думал он всю дорогу домой, предвкушая, как преподнесёт ей подарок.  Придя домой, он бережно развернул упаковку, вынул оттуда кулон и стал внимательно разглядывать его в свете люстры.  В глаза Заура вдруг ударил сноп света, отраженный чудесным образом одним из бриллиантов, так что он невольно отпрянул.
        - Ого! – воскликнул он восхищенно. - Я такое только в кино видел. Действительно бриллианты блестят по-особенному.
        Дождавшись вечера, Заур оделся в дорогой костюм от Моорз и, держа в руке подарок в шикарной упаковке, спустился к Хадиже.  Он осторожно постучал в дверь, за которой вскоре послышался шум, и дверь раскрылась.  Она была в том же марокканском халате, она была великолепна, но лицо ее не выразило радости при виде Заура.  Тем не менее он решил идти в наступление.
        - Хадижа, я хотел отблагодарить тебя за тот вечер в кафе.  Это тебе подарок от меня, - с этими словами он протянул ей упаковку, сжимая губы в кроткой улыбке.  Та молчала и не решалась взять его, как будто что-то ей мешало это сделать, но наконец улыбнулась и кокетливо произнесла, протягивая руку, чтобы взять подарок:
        - Ну хорошо, я принимаю.
        У Заура отлегло от сердца, он был доволен.
        - Только ты не бойся, когда увидишь, что там.  Мне дали хорошую скидку.
        На лице Хадижы отразилось любопытство, она вновь одарила его улыбкой, чем еще больше подняла ему настроение, но в это время в вестибюле кто-то показался.  Заур глазами дал знать Хадиже, что хочет еще что-то сказать, но ждет, пока незнакомец уйдет.  К счастью тот быстро прошел мимо них и стал подниматься по лестнице.  Заур набрал в грудь побольше воздуха и вымолвил стоявшей в ожидании Хадиже:
        - Хадижа, у меня не было никого, чтобы послать к тебе свататься, поэтому я и пришел тогда сам.  В моей стране Ингушетии не принято говорить женщине «люблю», но это то, что я хочу тебе сказать.  Я хочу, чтоб ты знала об этом.
        Та растерялась, удивленно улыбнулась в ответ, сдвинув брови, быстро вздохнула и выдохнула, опустив безжизненно руки и желая показать, что тронута таким признанием, а в ее глазах он прочитал вопрос: «Ну что теперь будем делать?».
Говорил ли ей такие слова кто-либо или Заур был первым?  Как узнать? 
        - Это правда, - добавил он и попрощался, пожелав ей доброй ночи.
        Заур был в прекрасном настроении, все прошло очень хорошо, и он втайне надеялся, что после этого признания, подтвержденного дорогим подарком, Хадижа изменится.  Уже поднявшись к себе, он стукнул себя по лбу:
        - Ах, раззява!  Не догадался дать ей свой номер телефона.  Может быть, увидя подарок, она захочет с ним поговорить, но как теперь ей это сделать?  Она даже не знает номер твоей квартиры.
        Снова наведываться к Хадиже было бы неудобно.  Заур стал думать, что бы предпринять.  Наконец, он решил написать ей записку и бросить ее в почтовый ящик в надежде, что та ее прочитает на следующий день и сразу же позвонит ему или хотя бы свяжется по Вацапу.  Он спешно сел за письменный стол и стал строчить.

«Дорогая Хадижа, я решил написать тебе эту короткую записку, чтобы подтвердить мои серьезные намерения создать семью с тобой.  Да, я не забыл, что ты мне сказала там в кафе по поводу помолвки с другим, но мне кажется, что на самом деле препятствием твоему согласию является мой возраст, а про помолвку ты сказала, чтобы не обидеть меня.  Я это ценю и благодарен тебе за доброту.  Я очень надеюсь, что поразмыслив над моими словами и поняв серьезность моих намерений, ты согласишься принять мое предложение. Я не хочу тебя терять, Хадижа. Вот мой телефон.  Буду с нетерпением ожидать твоего звонка, а проживаю я в квартире номер 18.»

        Перечитав записку, Заур быстро спустился вниз в вестибюль и затолкал письмо в ее почтовый ящик через щель в дверце, в которой было крошечное окошко, позволявшее видеть его записку там внутри.  Удовлетворенный, Заур поднялся к себе, бросив короткий и полный надежды взгляд на дверь квартиры Хадижы.
__________
1.  Свят Аллах!
2.  Мы пойдем туда, куда ты захочешь и когда ты захочешь,
    Мы будем любить друг друга даже тогда, когда любовь помрет.
    Вся жизнь будет похожа на это утро
    Полное разноцветицы индейского лета.



69

        Адам с шумом захлопнул дверь своей квартиры и направился к окну, не снимая обуви.  Он резко отодвинул занавеску и, сжав губы, стал наблюдать за детьми, с криком и смехом игравшими во дворе дома.  Глаза его наполнились слезами от обиды за себя, за свою неудавшуюся семейную жизнь.  «Почему у людей, как у людей, а мне всегда не везет?  Почему так? – непрестанно задавал он себе вопрос, думая о Зауре и Хадиже, которых только что повстречал выходящими вместе из дома. – Вот этот… не успел посвататься, а уже идет куда-то с ней чуть ли не за руку!»  В памяти стали всплывать эпизоды его жизни.  Сколько трудов, времени и денег ему пришлось потратить, чтобы пожениться, затем вызвать жену из Ливана в Канаду, затем оформить для нее документы на постоянное жительство.  Проблемы Адама начались сразу же после ее прибытия в Монреаль.  Каждый день вставал он утром, шел в мечеть на утреннюю молитву, а потом на работу, в то время как жена лежала, не отрываясь от постели.  Оказалось, что она не встает на утреннюю молитву, отказывается готовить завтрак.  И не только завтрак.  Она отказывалась вообще готовить еду, ссылаясь на то, что не умеет, так что Адаму приходилось готовить себе самому и ей заодно.  Он приходил с работы уставший, но не успевал открыть двери квартиры, как его уже встречала жена со списком вещей, которые та хотела бы купить.
        - Дорогая, - говорил ей Адам, силясь сдержать свой гнев, - поставь мне сначала на стол покушать, я голоден.
        - Ну ты же знаешь, дорогой, что я не умею готовить, - неизменно отвечала та, тыкая пальцем в рекламку. - Видишь, в магазине Canadian Tire (1) дают хорошую скидку на кофеварки. 
        - Согласен, но у нас уже есть кофеварка.
        - Есть, но эта лучше, в ней больше функций, а наша старая и скоро поломается.  Нужно уже сейчас подумать об обнове.  Тем более, что они предлагают такую хорошую скидку!  Нельзя упустить.
        - Так там эти скидки каждый день бывают.  Им нужно продать свой товар, вот они и пытаются заманить покупателей.
        - Есть там скидка! – сжав зубы, выдавливала из себя та.
        - Есть, есть.  Разве я говорю, что нету?  Я же тебе сказал, что согласен с тобой.  Только нам кофеварка не нужна.  Тем более, что ты и старой не пользуешься.
        - Вот!  Всегда так.  Не нужна, не нужно, дорого, далеко ехать.  Я вот все еще хожу в блузке, в которой вышла замуж.
        - Ну это же неправда.  Я тебе уже целый гардероб купил.
        - Подумаешь, гардероб!  У наших женщин в Бейруте гардероб побогаче, чем у меня в Канаде.
        - Как ты можешь так нагло врать?!  Или ты не знаешь, что я провел большую часть своей жизни в Бейруте?  Как-будто я не знаю, каков гардероб у женщин в Бейруте.  Лучше поставь мне покушать на стол, я голоден.
        - Сам поставь, - с этими словами жена удалялась в гостиную смотреть телевизор.
        И так продолжалось каждый день в течение полугода.  Затем жена стала встречать его после работы с просьбой купить ей бикини и поехать на море на пляж.
        - Дорогая, ты же мусульманка.  О чем ты меня просишь?  Какой бикини?  Нету здесь моря, есть реки и озера.  Мы ведь туда уже ездили.
        - Но мы там не купались, а я хочу на море.  Я хочу купаться в бикини.  Мы и в Бейруте купались на пляже вместе с родителями.
        Два месяца пилила она его с этим бикини, после чего началась эпоха платья с разрезом. 
        - Я хочу длинное платье с разрезом, как на этой рекламе.  И еще, я хочу длинный плащ как у Шинед О’Конор.
        - Лучше ответь, погладила ты мои брюки наконец или нет?
        - Я забыла.
        - Ты мне это повторяешь вот уже две недели подряд.  А мусор вынесла?
        - У меня не было времени.
        - А чем ты занималась весь день?  От этого бака с мусором уже вонь стоит.  Ты упустила мусоровозку два раза уже.  Придется самому все сделать, ты добилась своего.
        - Я для тебя вещь, - обиженно бурчала та в ответ. - Ты приходишь с работы и сразу садишься за интернет, а я для тебя вещь.
        - Ну, это неправда. Я прихожу с работы и сразу готовлю себе еду, потому что ты отказываешься готовить.
        - Ты со мною время не проводишь.
        - Это тоже неправда, но я соглашусь в том, что не могу играть с тобой всю ночь напролет.  Мне ведь поспать надо, отдохнуть перед работой.  Надо же это понимать.  Ты уже не маленькая.
        И так каждый день: одни  и те же споры, одни и те же разговоры, одни и те же обиды.
        Адам сильно уставал после работы, а потому, заснув, спал крепким сном.  Но однажды, проснувшись, он увидел, что жены нет на месте.  Немало удивившись, он встал и нашел ее перед телевизором в гостиной. 
        - Ты чего не спишь? – изумленно спросил он ее. - Три часа ночи ведь.
        - Иди спать, - буркнула та в ответ.
        - Как ты со мной разговариваешь? – возмутился Адам. 
        Он вернулся к себе злой на жену.  Скоро вставать на утреннюю молитву, нужно было успеть поспать перед рабочим днем, каждая минута дорога.
        Так и прожили они свой первый супружеский год.  Адама душили слезы.  Он продолжал наблюдать за детьми за окном, чувствуя, как в груди его поднимается гнев на свою бывшую теперь жену.  Потом у них появился первенец, сын.  Он втайне надеялся, что с появлением ребенка, жена остепенится, но это привело только к новым конфликтам на этот раз из-за детских пособий.  Соседка сказала ей, что детское пособие принадлежит матери.  Жена в тот же день потребовала свое право на них.
        - Эти деньги предназначены детям, а не матери, - постарался объяснить ей Адам. – Но тем не менее ты сможешь ими полностью распоряжаться, как только мы выплатим долги по твоим медицинским расходам, когда у тебя не было госстраховки.
Объяснение не подействовало, и жена продолжила донимать его каждый день с тех пор.  К этому времени в их супружескую жизнь стала вмешиваться теща, и у жены появилось новое увлечение.  Она теперь целый день просиживала за компьютером, общаясь по интернету с мамой, которая жила во Франции.  Вновь и вновь перемалывали дочь и мать косточки мужа и зятя, строя планы на будущее, которые, разумеется, должны были быть приняты Адамом безоговорочно.  Теща стала давить на Адама переехать во Францию поближе к ней.  Он постарался объяснить ей, что это совершенно невозможно, но та была непреклонна.  Это и понятно: не ей же оставлять свою квартиру, увольняться с работы, раздавать тяжелым трудом нажитое имущество, потому что никто его покупать и не станет, разве что за мелочь; не ей оставлять ухоженное гнездо и ехать в другую страну, где неизвестно, сможет ли он найти работу; не ей проходить через кошмар оформления иммиграционных документов во Франции.
        А тем временем у них родился второй ребенок, дочь.  Жена за детьми следила плохо.  Она оказалась плохой матерью, при этом все время жаловалась, что Адам переложил детей на ее плечи и что не проводит с ними время.  Однажды он вернулся с работы домой рано, не предупредив жену.  На звонок никто не ответил, тогда он открыл дверь своим ключом и вошел.  Та находилась в спальне.  Услышав приближающиеся шаги мужа, она выскочила из постели и стала спешно натягивать на себя брюки.
        - Уже половина второго, а ты все еще в постели?! – спросил он ее с угрозой в голосе. – Впрочем, это нормально, когда до трех часов утра смотришь телевизор.  Я прихожу с работы уставший, а ты к этому времени выспавшаяся и набившая живот тем, что я приготовил на завтрак, хочешь теперь, чтоб я с тобой проводил время?!
        Та молча уставилась на него своей наглой мордочкой и ничего не говорила, застигнутая врасплох.  Впрочем, за нее говорило ее выражение лица, на котором было написано: «Ну и что?  И что ты за это мне сделаешь?»
        Адам двинулся вперед, грубо оттолкнув ее.  Та закричала и бросилась к телефону.  Проснувшиеся от шума дети начали плакать.  Они невольно подстроились под режим дня матери:  засыпали вместе с мамой поздно и просыпались соответственно поздно.  Жена быстро набрала номер экстренной помощи 911.
        - Алло, полиция, - закричала та в трубку, - меня муж ударил.
        Адам бросился к ней, чтобы вырвать трубку, но та успела положить ее.  Полиция приехала на удивление быстро.  Не прошло и десяти минут, как в их дверь грубо постучались.
        - Полиция!  Откройте!
        Прислали целых два экипажа, вооруженных огнестрельным оружием.  Дети громко плакали.  Не разбираясь, в чем дело, на Адама надели наручники и отвели в отделение, где он провел ночь.  На следующий день его привели в муниципальный суд, где судья вынес типовой для таких случаев вердикт: запрет приближаться к дому, где проживает семья, в радиусе 5 километров.  Его обязали снять для себя отдельную квартиру за свой счет и проживать там до тех пор, пока суд не решит, что с ним делать.
        Адам не мог поверить, что это происходит с ним.  Всё внутри него кипело от негодования из-за вопиющей несправедливости по отношению к нему.  Он уже слышал страшилки про жён, звонящих в полицию на мужа, и про запуганных мужей, боящихся косо взглянуть на жену, но не верил, что это произойдет с ним.  Он считал себя мягким в отношениях с людьми и верил, что никто не поверит, если кто-либо захочет оболгать его. Но увы, оказалось, что никому до него и до его проблем нет дела.  Получалось, что он виноват, потому что он муж.  А как же презумпция невиновности?  Кто доказал, что он ударил жену?  Или это неважно?  Это же презумпция виновности мужа, которого даже лишили права доказать обратное.  Адам смотрел перед собой, никого не видя и не слыша, чувствуя себя беспомощным что-либо предпринять.  Система была запрограммирована против него. 
        - Я даю развод жене! – громко заявил он, выслушав решение судьи, и тут же замолчал, чтобы не разрыдаться от унижения.  У него сорвался голос, произнеся эти слова, отчего ему стало стыдно за себя.  Адам считал себя сильным, но тут он выставил себя слабаком.  Голос выдал его состояние, но судья был неумолим.
        Год спустя состоялся бракоразводный процесс.  Детей передали на содержание жены, потому что та заявила в суде, что муж агрессивен и что из-за этого она боится за судьбу своих детей.  Его обязали платить алименты жене и детям, принимая во внимание, что та не работает.  Не имея сил противостоять системе, он вскоре бросил работу и сел на пособие, что позволяло ему не платить алименты ни жене, ни детям, и таким образом пополнил армию одиноких и униженных мужчин, лишенных государством семьи и будущего.  «Государство лишило меня семьи, так пусть оно теперь само позаботится о ней, а заодно и обо мне» - таким образом и мстил он системе с тех пор.
   Адам снял однокомнатную квартиру в доме, куда намного позже поселился Заур.  Так они и познакомились.  Картина выходящих вместе из дома Заура и Хадижы постоянно возникала перед его глазами.  Нет, не радостью за них наполнилось его сердце, увидя их вместе, а горечью.  Ему стало плохо от того, что у них так все хорошо пошло.  Картина двух душ, нашедших себя после долгих скитаний по миру.  Как мило!  Во всяком случае, так Адаму казалось.  Он отошел от окна, подошел к столу и изо всех сил стукнул по нему кулаком.
__________
1. "Канадская шина" (название сети магазинов)

70

        Прошла неделя с того вечера, когда Хадижа и Заур посетили вместе кафе «Тим Хортонс».  Закончив возиться на кухне, Хадижа присела на диван и хотела было налить себе зеленого чая с мятой, приготовленного по-мароккански, как вдруг услышала осторожный стук в дверь, по которому она догадалась, что это был Заур.  «Что ему еще надо? – сказала она про себя, но решила всё же открыть, так как ей стало любопытно, что тот хочет ей сказать. – Только будь с ним построже, не подавай надежд.»
        Она повернула засов и открыла дверь, не выпуская ручку.  За ней действительно стоял он.  Хадижа с удивлением для себя заметила, как ей приятно смотреть на этого интеллигентного человека, с которым она чувствовала себя в безопасности.  Заур был одет в шикарный костюм, который хорошо сидел на нем.  Высокого роста, с уже тронутыми сединой волосами, он внушал ей солидность и доверие.  Тот улыбнулся ей улыбкой уставшего от жизни человека и поздоровался.  Она холодно ответила на приветствие.  Объяснив, зачем пришел, Заур протянул ей подарок.  Хадижа колебалась: принять или не принять?  Упаковка выглядела изысканно.  Что же там могло бы быть?  «Ах, чем черт не шутит?» – подумала она и, забыв, что хотела быть строгой с ним, улыбнулась и приняла подарок, который Заур держал перед ней в протянутой руке.  В это время в вестибюле показался незнакомый им жилец, и Хадижа прочитала в глазах Заура, что тот хочет ей еще что-то сказать, но незнакомец мешает.  Ждать пришлось недолго.  Она смотрела на Заура и читала на его лице внутреннюю борьбу: он решался сказать ей что-то важное, и она терпеливо ждала с вопросом во взгляде.
        - В моей стране Ингушетии не принято говорить женщине «люблю», но это то, что я хочу тебе сказать.
        От этих слов ей стало необычно тепло на душе.  Никто и никогда не говорил ей таких слов, и вот этот чужестранец, сосед, сам явился к ней, чтобы сказать об этом напрямую.  Она понимала, как нелегко произносить такие слова и что они обязывают человека на очень многое.  Застигнутая врасплох и не зная, как среагировать, Хадижа только быстро вздохнула.  «А может он притворяется, хочет обмануть? - промелькнула мысль. – Что теперь с ним делать?»
        К счастью тот быстро распрощался и ушел, оставив ее в покое.  Хадижа прикрыла за собой дверь, присела на диван и бережно раскрыла упаковку.  В ней находилась декоративная коробочка Effy для ювелирных изделий.  «Наверно, безделушка какая-нибудь», - подумала она и откинула крышечку коробки.  В ней находился кулон в форме сердечка.  «Позолота со стекляшками, мы это уже видели», - Хадижа стала вынимать изделие из коробочки и заметила фирменную этикетку на цепочке.  Она испугалась, увидев цену.  Бережно вынув подарок, Хадижа стала внимательно читать этикетку.  Было не совсем понятно, но речь шла о каратах розового золота и о каратах еще чего-то, она не могла понять чего.  Хадижа подошла к зеркалу и надела кулон на шею.  Он ей очень понравился.  Она не знала, что и думать.  «Может вернуть?  Но я даже не знаю, в какой квартире он живет,» - думала она, поигрывая кулоном в руке.  Мысли ее разбегались, а взгляд не отрывался от зеркала, как вдруг ей в лицо ударил густой сноп мягкого света, отчего она замерла: так блестят бриллианты, он ей подарил золотой кулон с настоящими бриллиантами, а она подумала стекляшки!  «Нет, нужно вернуть и немедленно», - решила она, вновь взглянула на подарок и засомневалась.  Никто и никогда не делал ей такого дорогого подарка. «Неужели я попала в сказку?» - подумала она, улыбнувшись своему отражению в зеркале.  Не переставая любоваться собой, Хадижа присела за столик и принялась задумчиво отпивать свой чай, время от времени поигрывая подарком в руке.
        В тот день, когда Заур впервые постучал в ее дверь, чтобы предложить ей выйти замуж за него, она очень удивилась и обрадовалась.  Хадижа тогда подумала, что это может быть и есть ее суженый, которого она так долго ждала.  Предложив ему обсудить дело в каком-нибудь кафе, она тут же позвонила старшей сестре в Марокко, одновременно одеваясь к выходу.  В Марокко было раннее утро, и сестра спросонья не смогла сразу понять, в чем дело.  Наконец до той дошло, что Хадиже предлагает выйти замуж канадец-мусульманин.
        - Слушай, Фатима, он очень даже ничего.  Я знаю его уже два года, как соседа.  Никогда не видела его с женщинами, живет один.  Говорит, что при работе, хорошо зарабатывает.  Правда, староват немного.  Ему где-то пятьдесят.  Высокий такой, интеллигентный, и говорит приятно, за словом в карман не лезет.  Чувствуется воспитание.
        - Это здорово! – оживилась Фатима. – И что ты ему ответила?
        - Предложила обсудить дело в ближайшем кафе или ресторане.  Сейчас вот собираемся туда.  Он должен подойти с минуты на минуту.
        - Подожди, подожди, сестричка, - сказала Фатима, - он живет в одном доме, что и ты?
        - Да, на третьем этаже.
        - Так у него нет своего собственного дома?
        - Ну да, он снимает квартиру в том же доме, что и я, - сказала Хадижа, почувствовав, куда клонит сестра.
        - Значит, он бедный.
        - Да нет, говорит, что хорошо зарабатывает.
        - Не знаю, не знаю.  Если у него нету собственного дома, то он точно небогатый.  Ты не спеши, сестричка, подумай хорошо.  Да и староват он для тебя, с ребенком, а ты еще молодая.
        - Фатима, мне уже надо выходить, он уже ждет за дверью.
        - Хорошо, иди, - сказала Фатима, замахнувшись рукой на плакавшего ребенка, разбуженного их разговором. – Как вы мне все надоели! – прикрикнула она, имея в виду заодно и всех своих остальных детей, спавших рядом прямо на полу и сопевших во сне.
        Хадижа продолжала общаться с сестрой по Вацапу все время, пока они ехали с Зауром в кафе, пили там кофе, возвращались оттуда.  К сестре присоединилась другая, гостившая там в это время, и обе старались убедить Хадижу не делать ошибку, выходя замуж за бедного.
        - Так мне же уже тридцать девять лет, - пыталась она переубедить их, но те отрезали:
        - Поступай, как знаешь.  Мы хотим только добра для тебя.
        После этого ей ничего не оставалось, как сообщить Зауру свою стандартную заготовку о том, что она уже помолвлена с другим.  На ее удивление, тот не стал умолять ее нарушить данное слово, а принял свою судьбу смиренно, хотя и было видно, что он сильно огорчился, а лицо опечалилось.
        Через несколько дней после этого события ей в магазине повстречалась Бушра.
        - А, Хадижа, привет! – воскликнула та оживленно.  Я давно хотела с тобой поговорить.
        - Да? И о чем же?
        - Ты знаешь своего соседа, который живет в том же доме, что и ты?  Его зовут Заур.
        - Да, а что? – насторожилась Хадижа.
        - Он просил меня посватать тебя ему, - торжественно объявила Бушра.
        - Когда он тебя попросил об этом?
        - Да уж с неделю как.
        - И ты все это время собиралась мне это сказать? - ухмыльнулась Хадижа.
        - Я была очень занята, - попыталась оправдаться та.
        - Могла бы позвонить.
        - Я все время забывала после работы, а как вспомню, то уже поздно было.
        - Ты опоздала немного, подружка.  Он уже приходил ко мне, а я отказала, - сказала Хадижа, горделиво взглянув свысока на низкого роста Бушру.
        - Правильно сделала.  Староват он для тебя.  Живет один.  Чужая душа – потемки.
        - Это так-то ты меня сватаешь? – засмеялась Хадижа.
        - Ну, в общем-то он ничего так, все время вижу, как он в мечеть ходит.  Только я о тебе думаю, о твоем счастье, поэтому и говорю всю правду, даже если тебе это и не нравится.  Не хочу, чтобы вы оба потом меня винили в чем-то, если разведетесь.  Это дело тонкое.
        На том и распрощались.  Подходя с сумками к дому, она заметила Адама, выходящего из их дома.  Ей показалось, что тот ее поджидал.
        - Ассаламу алейкум, - поздоровался он, скривив улыбку на лице.
        - Ва алейкум салам, - угрюмо ответила Хадижа на приветствие и хотела было пройти мимо него, но тот явно желал поговорить с ней.
        - Я видел тебя с Зауром, - начал было Адам, но Хадижа оборвала его на полуслове.
        - Мы с ним в кафе пошли, чтобы дело обсудить.  Не в коридоре же нам говорить.
        - А что за дело? – спросил Адам и тут же запнулся, поняв, что лезет не в свое дело.
        - Ты же ему сказал, что я готова выйти замуж за работающего мусульманина, вот он и пришел свататься.
        - А, - только и смог вымолвить тот, не зная, что ответить.
        - Я тебе не говорила ничего подобного.  Я только сказала, что уважаю работающих мужчин и презираю бездельников.
        - Да, извини… мне показалось… - пытался оправдаться Адам.
        - Я уже помолвлена с другим и прошу тебя больше обо мне никому не говорить.
        - Хорошо, хорошо, - промямлил тот в ответ. - Я хотел как лучше для вас.  И что ты ответила Зауру?
        - То же, что и тебе сейчас.  Я уже дала слово другому.
        - Ну и правильно сделала, - громко выдал тот.
        Хадижа с удивлением взглянула на него.  После этих ее слов у Адама заметно поднялось настроение, его голос стал твердым, а на лице отразилось внутреннее ликование.
        - Почему правильно? – спросила она, решив идти напролом.
        - Я его давно знаю.  Это известный неудачник.
        - Так он же твой друг, - недоуменно произнесла она.
        - Да, друг, но я тебе должен говорить правду.  Сватовство дело серьезное.  Здесь нужно говорить правду, даже про друзей.  Не так?
        - Он может быть и неудачник, но очень благородный неудачник.  Я думала, что таких уже нет среди людей.  Оказывается, что есть.  Мне нужно идти.
        Адам хотел еще что-то сказать, но та уже отвернулась, чтобы уйти.
        Хадижа допила свой чай и взяла в руки смартфон.  Она стала набирать на нем СМС для сестры:
        - Заур только что приходил.  Золотой кулон с бриллиантами подарил.  Сказал, что любит, - Хадижа добавила сразу три смайлика к сообщению, надеясь задобрить сестру.
        Ответа долго ждать не пришлось.  Сестра расспросила подробности о подарке.  Не впечатлившись размерами бриллиантов и к огорчению Хадижы, которая в глубине души надеялась, что сестра изменит свою позицию, та завела свою песенку о том, что у Заура даже нету своего собственного дома.  Фатима была непреклонна, и Хадижа не захотела идти наперекор.
        - Так считают все твои братья и сестры, - заключила та.
Хадижа была младшей в семье и была приучена слушаться своих старших братьев и сестер.  Родители ее давно умерли.  Она вспомнила, как после их смерти задумала эмигрировать в Канаду.  Отец и мать не отпустили бы ее одну, но братья и сестры были рады.  Жили они бедно и, как и все вокруг, мечтали разбогатеть.  Вся надежда была на Хадижу, которая смогла получить хорошее образование, и ее шансы уехать в Канаду были хорошие.  Так оно и получилось.  Оставалось всего ничего, чтобы поймать мечту за горло: нужно найти богатого жениха.


71

        В воскресенье утром, едва позавтракав, Заур спустился в вестибюль, чтобы проверить, забрала ли Хадижа его записку или нет.  Через окошечко ее почтового ящика было видно, что записка все еще лежала там же.  «Терпение, Заур, - сказал он себе, - день только начинается, она еще не успела проверить почту, да и не бывает почты в воскресенье.»  С такими мыслями он уже хотел подняться к себе, как услышал приглушенный шум стиральной машины из общей прачечной, находившейся в подвальном помещении.  Сердце Заура заколотилось: «А вдруг это Хадижа спустилась постирать свои вещи?»  Вероятность такого события была маленькая, но Заур все же решил проверить.  Он спустился в подвал, приблизился к двери прачечной, приоткрыл ее и… о чудо! Это была она.
        - Хадижа! – воскликнул Заур, улыбаясь ей во все лицо. – Какой сюрприз!  Вот не ожидал тебя встретить тут!
        Склонившаяся было над стиральной машиной и поправлявшая в ней белье Хадижа выпрямилась и взглянула на Заура строгим взглядом, непредвещавшим ему ничего хорошего.  Заур сделал вид, что ничего особенного не произошло, и продолжил, хотя и почувствовал сильную горечь внутри себя от такого неприветливого взгляда:
        - Я хотел тебе сказать, Хадижа, что у меня есть много друзей из Марокко, которые знают меня с давних пор.  Я хочу попросить их позвонить и рассказать тебе обо мне, но мне нужен для этого твой номер телефона.
        - Зачем тебе мой номер телефона, когда я ясно сказала, что уже дала слово другому? – оборвала его Хадижа с раздражением в голосе.
        Улыбка сошла с лица Заура.  Это был конец его надеждам, дальше настаивать было бесполезно.  Оставалось найти удобный повод и дружелюбно распрощаться, чтобы осталось поменьше горечи в душе от всей этой истории.
        - Извини, Хадижа.  Я вчера подумал, что настоящая причина твоего отказа заключалась в моем возрасте.
        - Нет, совсем нет.  И вообще, я тебе не подавала никаких надежд, - с этими словами она вновь принялась возиться с бельем, склонившись над машиной.  В ее движениях чувствовалась раздраженность от происходящего.
        Заур стоял, не решаясь уйти.  Секунды шли одна за другой. Хадижа не выдержала, прервала свое занятие, вновь выпрямилась и посмотрела на него.  «Ну что тебе еще?» - прочитал он вопрос на ее лице.
        - Я просто заключил, что ты придумала мне про свою помолвку с другим, чтобы не обидеть меня про возраст.
        - Нет, дело не в возрасте, - продолжила та настаивать на своем. – Я дала слово другому, а к тебе у меня нет никаких чувств.
        - Хорошо, я все понял.  Спасибо за правду, хотя и нелегко было это слышать, - Заур говорил отрешенным шепотом. Казалось, он обращался к с самому себе, а не к ней. - Твои слова были для меня как удары ножом в сердце.
        Хадижа виновато посмотрела на него, не зная, что сказать.  Заур продолжил:
        - Тем не менее я благодарю тебя.
        - За что? – спросила та раздраженно.
        Заур смотрел мимо Хадижы в стенку за ее спиной и ответил:
        - Ты спасла мне жизнь.
        Хадижа не поняла и переспросила:
        - За что спасибо?
        - Ты спасла мне жизнь, - повторил Заур, повысив голос.
        Наступила пауза, которую прервала Хадижа:
        - Знаешь, я работаю в государственном медучреждении, которое занимается психологическими проблемами населения.  Могу тебе помочь.
        Заур посмотрел ей в глаза, стараясь не выказывать эмоций.  Всё внутри него заныло от этих слов.  Она посчитала его больным.  Может быть, она и права.
        - Я сейчас уйду, так как не хочу больше тебя беспокоить.  Я желаю тебе счастья с твоим избранником и совсем не хочу уговаривать тебя нарушить данное ему слово, потому что предательство отвратительно.
        Хадижа виновато слушала, ей было совестно за то, что обманула его с помолвкой, но нужно было как-то оборвать все это дело.  Родня не согласна, а против родни идти она не решилась бы никогда.
        - Ты не спросила, как ты спасла мне жизнь, а я хочу, чтобы ты знала об этом.
        Та молчала, но было видно, что ей это интересно.
        - Я в жизни влюблялся только один раз, мне тогда было пятнадцать лет, а ей было всего четырнадцать.  Мы очень любили друг друга, но нас разлучили.
        Хадижа взглянула на Заура с удивлением и вопросом.
        - Зависть.  Людская зависть.  Нас разлучили посредством колдовства.  У нее было много воздыхателей.  Семья одного из ее воздыхателей прибегла к колдовству.  Они и организовали сатанинское письмо, которое подбросили к ней во двор.  Ее звали Захра.  Это она подобрала письмо и хранила его долгие годы как реликвию, полагая, что это я ей его написал.  Мы оба узнали о колдовстве всего недавно.
        Хадижа вскрикнула, поразившись.
        - Недавно?!
        - Да, это произошло полгода назад, когда мы впервые поговорили с Захрой по телефону после тридцати трех лет разлуки.  Она и рассказала мне про то письмо, желая узнать, не я ли его тогда написал и подбросил.  Само письмо уже было давно уничтожено, и Захра не помнила многого из него.  Я не сразу догадался, в чем дело, но по ее скудному описанию мне стало совершенно ясно, что это было колдовство, и сообщил ей об этом.
        Хадижа внимательно слушала рассказ Заура, забыв про свою стирку.
        - Ее украли замуж, - продолжил он, но, заметив вопрос на ее лице, добавил, - В моей стране Ингушетии существует языческий антиисламский обычай кражи невест.  Девушку насильно крадут и заставляют согласиться выйти замуж против ее воли за незнакомого человека.
        - Ужас, - промолвила Хадижа с отвращением.
        - И про кражу я узнал всего недавно.
        Заур вытащил из кармана свой смартфон и показал ей фотографии Захры в молодости.
        - Это она, - сказал он, указывая на Захру в компании своих подружек.
        Хадижа с любопытством посмотрела на фотографии, но не проронила слова.  Красота юной Захры впечатлила ее.
        - А вот так она выглядит сегодня, - продолжил Заур, показывая недавно снятую фотографию.
        - Она очень молодо выглядит, почему бы вам не пожениться сейчас? – спросила Хадижа уже мягким тоном.
Заур помолчал и ответил:
        - Это многодетная мать.  Местные нравы не позволяют выходить таким женщинам замуж.  Начнутся пересуды.
        Та понимающе кивнула головой.
        - Узнав все эти удручающие новости, я сильно заболел.
        На лице Хадижы вновь отразились вопрос и удивление.
        - Потерянное счастье, потерянное счастье… - попытался он объяснить ей причину болезни.
        Она понимающе кивнула в ответ, а Заур продолжил:
        - Мне казалось, что не выдержу этого.  Я был на краю пропасти.  Вот тогда и сообщил мне Адам о том, что ты согласна выйти замуж за работающего мусульманина.
        - Ох уж этот Адам, - произнесла Хадижа недовольно.
        - Это меня обнадежило.  К своему удивлению я почувствовал, как полюбил тебя так же, как и в пятнадцать лет полюбил Захру.  Это меня и вылечило от той болезни.  Хвала Аллаху!  Вот как Аллах спас меня через тебя.  А теперь прощай и будь счастлива.  У меня нету к тебе никаких плохих чувств.
        Хадижа смотрела на него, не зная, что сказать, а он пошел к двери.  Там он обернулся.
        - Вчера я написал тебе записку и бросил ее в твой почтовый ящик.
        - Я еще не проверяла свой ящик.  В воскресенье не бывает почты, - ответила та, оправдываясь.
        - Это теперь неважно.  Выбрось ее.
        На следующий день в понедельник утром Заур, выходя из дома на работу, задержался в вестибюле, подошел к почтовым ящикам жильцов, склонился над окошечком Хадижы и увидел, что его письмо лежало там же, где он его и оставил в субботу вечером.  Он выпрямился, задумчиво смотря перед собой в стенку.
        - Ты сказала мне правду, Хадижа, - произнес он наконец. – У тебя не было ко мне никаких чувств.
        Заур услышал звук поворачиваемого засова в дверях Хадижы и очнулся.  В следующий момент он уже открывал дверь подъезда и решительным шагом направлялся к своему Ниссану, ожидавшему его на улице.


72

        Прошло еще два месяца.  Конец декабря.  Вновь наступила снежная и холодная канадская зима.  Уже несколько часов по улицам города бушевала метелица.  Заур возвращался домой из мечети после ночной молитвы, перепрыгивая через горки снега, оставленные прошедшим по проезжей части дороги мощным снегоуборочным бульдозером.  На самом тротуаре его уже аккуратно убрали миниснегоуборщиком, не дожидаясь, когда снегопад закончится, но на перекрестках улиц раскинутый бульдозером в стороны снег образовывал большие горки, через которые приходилось перешагивать и перепрыгивать.  Дойдя до дома, он остановился и оглянулся, чтобы полюбоваться метелицей.  В свете лампы на телеграфном столбе, стоявшем в сторонке от дома, было отчетливо ярко видно, как стремительно падал снег на землю, кружась в порывах неугомонного ветра-забияки, донимавшего снежинки, желавшие скорее достигнуть земли и упокоиться там, спасаясь от его капризов.  Ветер пытался проникнуть и за воротник куртки Заура несмотря на то, что тот предусмотрительно поднял его, затянув повыше молнию, спасаясь от снега, которого падало столько, что за метров пятьдесят вокруг уже ничего не было видно, отчего Зауру казалось, что он находится не в центре современного мегаполиса, а в безлюдной пустыне.  Странное это было ощущение, даже немного жутковатое.
        Заур бросил короткий взгляд на занесенный снегом балкон первого этажа, на плотно прикрытые и занавешенные двери-патио, откуда когда-то уже давно доносился чудесный писк маленькой ливанской девочки и за которыми теперь одиноко жила Хадижа.  Проживая в одном и том же доме, они почти никогда не виделись после их последнего разговора, а когда такая встреча все же происходила, то заканчивалась сухим бонжуром.  Оба старались избегать встреч друг с другом, а Заур решил переехать из этого дома, чтобы не смущать больше Хадижу, да и себя заодно.
        Наступил сезон рождественских каникул, и канадцы в большинстве своем проводили время дома.  Свободного времени у Заура теперь было много, и, когда наступило утро следующего дня, он решил позвонить Захре, а заодно сообщить ей новость.
        - Я решил последовать твоему совету, Захра.  Скоро женюсь.
        - Поздравляю, - сказала Захра. – Я искренне рада за тебя.  Наконец-то ты будешь не один и сможешь забыть все, а я смогу не беспокоиться за тебя. 
        - Неужели ты веришь, что это можно забыть?
        - Нет, но это поможет тебе не вспоминать об этом.
        - Ты знаешь, Захра, тогда в детстве, когда наш отец купил черно-белый телевизор, я мечтал о телевизорах, которые можно будет вешать на стенку и смотреть их, как картину.  Сегодня это реальность.  Не думал я тогда, что это произойдет при моей жизни, и вот это случилось.  А еще я мечтал о видеотелефонах, чтобы можно было общаться на расстоянии, видя друг друга.  И это тоже сегодня реальность.  Чудеса, да и только.
        - Да, - согласилась Захра, не совсем понимая, к чему он это говорит.
        - Вчера я мечтал о машине времени, - продолжил Заур свой монолог. – Я об этом тоже мечтал в молодости, чтобы можно было путешествовать в прошлое и вновь переживать время, когда был счастлив.  Люди мечтают о машине времени, которая переносит человека в прошлое или в будущее в теле, а это совсем необязательно.  Для начала можно переноситься и в мыслях или в душе.  Нет, не в воображении, а в реальности.  Но для этого нужно знать природу мыслей или души.  Нам об этом ничего не известно.  И вот вчера я представил себе, как у меня появилась такая машина.  Я сажусь в нее, надеваю на голову сферическую каску из прозрачного материала, способную читать мои мысли и передавать в мозг трехмерное изображение и звук, закрываю над собой двустворчатую купольную дверь, застегиваю ремни безопасности, перевожу ручку управления синхронизатором времени на отметку «1981, сентябрь», выбираю географическую позицию «Аргун» и нажимаю на кнопку пуска.  Машина производит приглушенный свист вращающихся переводчиков времени, передающих в мой мозг импульсы временных порогов, через которые они проходят посредством эфирных волн, хранящих в своей памяти события прошлого.  Свист быстро исчезает, достигнув частоты, неразличимой ухом.  Я спешил, поэтому скорость передачи импульсов оказалась высокой, так что невозможно было разглядеть, что происходит.  Время побежало назад столь быстро, что изображение слилось в одно сплошное марево, которое то освещалось ярко, то затемнялось.  Так продолжалось минут десять, а затем я почувствовал, как вернулся свист, который, издав последний вздох, похожий на выход воздуха из проколотого футбольного мяча, быстро стих.  Изображение вокруг меня сразу же прояснилось, и я оказался рядом с лужайкой перед бараком мальчиков двадцать пятой школы в трудовом лагере в Аргуне.  Раскрыв двери машины времени, я вышел из нее, но пробегавшие и проходившие мимо ребята не касались меня и машины, а проходили насквозь, как будто нас там не было совсем.  Я оказался в лагере в тот самый момент, когда неугомонная Карпицина позвала ребят играть в ручеёк.  Я наблюдал за вами…
        Заур запнулся, а потом продолжил:
        - Я наблюдал за нами, стоящими в парах, счастливыми, возбужденными, радостными, полными надежд и чаяний.  В наших глазах отражался свет луны.  Я увидел улыбающуюся Хаву Кантышеву за руку с Залиной Мержоевой, Ковальскую с Таргимовой, неразлучных Сациту и Адиту Мурадовых, Тихорецкую с Луизой, Хизриеву Макку с Репиной Верой, тебя с Луизой Кирмановой, Исмаила с Лемой, Ахмада с Хасаном, Салмана с Игорем, Саида с Мансуром, себя с Олегом Арканьевым.  Я завороженно наблюдал, как Карпицина разбила нашу пару с Олегом и как я направился к тебе, как взял тебя за руку, как мы встали в хвосте.  Я помахал вам… - Заур вновь запнулся. – Я помахал нам рукой и захотел подойти к нам поближе, но мы меня не заметили совсем.  Мне показалось, что мы бы меня не увидели, даже если бы я предстал перед нами в теле, настолько мы были поглощены своим счастьем.  Потом объявили отбой, и мы вернулись в бараки.  Территория лагеря опустела.  Постояв немного в одиночестве, я сел в машину и закрыл двери, чтобы перенестись в следующий день, однако погрешность синхронизатора времени была большая, поэтому я оказался намного дальше, чем хотел.  Когда свист переводчиков времени наконец затих, в лагере уже был конец ноября 1981 года.  Я вышел из машины, встал посредине пустой лужайки и осмотрелся вокруг.  Лагерь был пуст, и только ветер поигрывал дверьми пустых бараков, нарушая его покой.  Я зашел в наш барак.  В нем были только голые металлические кровати без матрацев, больше ничего, а у изголовьев их на стене красовались названия рок-групп: Pink Floyd, Iron Maiden, Eruption, Arabesque, Gilla, Boney M, Smokie.  Я прошелся по опустевшему бараку, стараясь вспомнить, кто на какой кровати спал, а потом посмотрел в окно и долго пристально наблюдал за красношеей ласточкой, усевшейся на спинке скамейки перед бараком.  Это было единственное живое существо в этом пустом пространстве.  Ласточка подняла голову, как будто услышала чей-то зов, и, вспорхнув, улетела, оставив меня в стоять одиночестве в пустом и холодном бараке посреди голых металлических кроватей.  Не помню, сколько времени я простоял так, отрешенно уставившись на пустые скамейки.  Меня привела в чувство дверь барака, со скрипом захлопнувшаяся от резкого порыва ветра.  Я содрогнулся и вышел из оцепенения, а затем медленно зашагал к выходу, поглаживая рукою холодные спинки кроватей.  Выйдя из барака, я прошел мимо танцплощадки, заглянул в кинотеатр и столовую, бросил тоскливый взгляд на бараки 46-ой школы.  Никого… ни единой живой души.  Проникающий осенний ветер срывал последние пожелтевшие листки со стройных тополей, сиротливо стоявших на территории лагеря и безуспешно пытавшихся укутаться своими голыми ветвями от холода.  Хотя мое присутствие и было виртуальным, я почувствовал пронизывающий холод осеннего ветра.  Накрапывал промозглый осенний дождь, предвестник зимы.  Я стоял посреди умирающей природы, и там, где мы когда-то давно шушукались, присматривались друг к другу, мечтали, строили планы на будущее, надеялись на чудо в смутном ожидании чего-то необычного, там теперь воцарились пустота и безразличие…
        Неожиданно в памяти всплыла Агриппина Ивановна.  От ее полного тоски взгляда, устремленного в меня и не видевшего меня, я содрогнулся всем телом, отчего очнулся от своих грустных воспоминаний.  И бросив последний взгляд на безлюдье кругом, я уселся в свою машину, терпеливо ожидавшую меня на лужайке, застегнул ремни безопасности и перевел ручку управления синхронизатором времени на отметку «домой».
        Заур замолчал. 
        - Красиво, - сказала Захра. – Мне понравилось.  Как будто сама там оказалась.
        - Правда, понравилось? – улыбнулся он.
        - Да, очень, - ответила она и обратилась к нему, - Заур.
        - Что?
        Немного помолчав, Захра продолжила:
        - Я им ясно сказала тогда, что несогласна, но они заставили… - тут она запнулась, а Зауру показалось, что она хочет еще что-то ему сказать.  Последовала длинная пауза, во время которой на него вновь нахлынули чувство невыносимой жалости к ней и ощущение бессилия что-либо исправить.
        - Не терзай себя, Захра, - вымолвил он наконец, стараясь успокоить ее, - твое согласие или несогласие ничего не решали.  Твоя судьба была решена тогда, когда к вам домой явился старейшина.  Все остальное уже не имело никакого значения, а приезд Лейлы и Заремы был пустой формальностью.
        - Это я сейчас понимаю.  А тогда я верила в эту пустую формальность.
        - У тебя оставалась еще одна возможность вернуться домой.
        - Да?  Какая?
        - Можно было поступить так, как поступила героиня фильма «Кавказская пленница».  Нужно было бить посуду, разбить вдребезги дорогой сервиз, стекло в окнах, кричать, чтобы соседи услышали. 
Захра засмеялась, а Заур продолжил, обрадовавшись тому, что смог вывести ее из прилива тоски:
        - Но ты на это неспособна.  Внешне неприступная, ты на самом деле была слабой хрупкой девушкой.  Я это понял только сейчас.
        Вновь наступила пауза, которую нарушил Заур:
        - Захра, я хочу, чтобы ты знала, что в День воскресения обязательно будут соблюдены права имеющих право до такой степени, что даже к безрогой овце приведут рогатую для того, чтобы она могла воздать обидчице равным.  И еще…  Аллах Велик, и не соответствует Его Величию и Щедрости, что Он не вернет нам нашу молодость, которую Он нам уже дал однажды, но это будет даровано только тем, кто успешно прошел свой экзамен на земле в покорности своему Творцу, избегая идолопоклонства и больших грехов, если на то Его Воля.
        Захра молча слушала, не желая его прерывать, а он все говорил и говорил.  Наконец Заур замолчал, а затем, как будто вспомнив что-то важное, спешно добавил:
        - Захра, я хочу наконец произнести то слово, которое не додумался сказать тебе тогда, когда мы шагали вместе по Алексеевской улице.
        - Что это за слово, Заур?
        Выдержав паузу, он наконец промолвил:
        - Прости.
        Захра долго не отвечала.  Наконец она произнесла чуть слышно:
        - И ты прости.
        Они отключились и еще долго сидели в задумчивости, думая друг о друге.  Заур очнулся первым от раздумий, открыл чат Вацапа и стал печатать слова, только что родившиеся у него в голове:

                Тогда все прошло,
                И сейчас все пройдет.
                Как поздняя осень
                Тоска к нам придет.

        Прошла минута, и на экране его смартфона высветился ответ Захры:
        - Да.
        Заур стал быстро печатать.
        - Нас разлучили в этом мире, Захра.  Я надеюсь, что в мире ином все будет наоборот.
        - Да.


2017-2018