Любовь нечаянно нагрянет

но мы штурмовали могучий тын
ползли меж собаков спящих
и не было в жизни спелей малин,
крупнее вкусней и слаще
Марк Светличный
Прошло часа два, как тронулся поезд, постепенно набирающий скорость. За окном темнело: время, когда мороз, небо в перьевых облаках, догорающая малиновым светом заря, искристый с фиолетовым отблеском снег, длинные тени от одиноких деревьев.
Суровцев любил такие мгновения: перестук колёсных пар, волшебной красоты быстро меняющийся пейзаж, перезвон ложек в пустых стаканах, покачивающиеся полки, особенный, убаюкивающий вагонный запах.
Напротив, с прямой спиной, словно школьница за партой молчаливо сидела попутчица, миловидная дама лет сорока с хвостиком, смотрящая в одну точку, находящуюся, скорее всего за пределами купе.
За время, что они находились рядом, Виталик так и не сумел разглядеть женщину. Было в ней что-то неуловимо манящее, загадочное что ли, словно магнитом притягивающее взгляд, одновременно устанавливало негласный запрет, ограничение на просмотр объекта интереса.
Пейзаж за окном был поистине великолепен. В другое время Суровцев не смог бы оторвать от него зачарованный взгляд, только не сейчас. Мозг высверливала единственная мысль – обстоятельно, объективно, внимательно разглядеть соседку, понять, что в ней такого особенного, почему бросить на неё даже мимолётный взор кажется дерзкой, вызывающе наглой затеей?
Наконец Виталик решился ловко скосить один глаз, фокусируя периферийное зрение на объекте интереса, с таким расчётом, чтобы не вызывать подозрений.
– Вот лопух, – отругал себя Суровцев, внезапно поняв, куда именно смотрит попутчица: если отвлечься от пейзажа, в отражении оконного стекла можно сколько угодно разглядывать того, кто находится рядом, – дамочка не точку исследует, меня изучает.
От мысли такой Суровцев покраснел, особенно ушами, которые всегда подло выдавали его настроение, особенно растерянность и тревогу.
Странное состояние невозможно было расшифровать. В нём не было формальной логики. Поведение, абсурдное по своей сути: он – молодой человек, она – фактически старуха. Разница в возрасте, страшно подумать – едва ли не вдвое: откуда появился болезненный интерес, тем более странное стеснение, некая интимная неловкость?
Виталик увлечённо сосредоточился на отражении случайной попутчицы, она бесстрастно рассматривала его.
Симметричное лицо, вздёрнутый носик, чувственные губы, ямочки на щеках как у молоденькой девчушки, стильная причёска.
Неожиданно отражение игриво улыбнулось.
– Я тоже стесняюсь на вас смотреть. Что, если мы перестанем играть в разведчиков, просто познакомимся? Я – Ирина Леонидовна. Фамилия моя ничего вам не скажет, мы ведь нечаянные, вынужденные попутчики, правда, зачем усложнять бесхитростный сюжет вагонного общения?
Я – взрослая девочка, вполне понимаю ваш интерес к моей скромной персоне, легко по вашему поведению могу проследить и ход мыслей, и эмоциональное состояние. Путешествие в замкнутом пространстве поездов: быстро меняющийся пейзаж за окном, мерное укачивание, перестук колёсных пар, обстановка, уединение, всё это предполагает некую романтическую составляющую, что вполне естественно. 
– Вы ошибаетесь, я ни о чём таком не думал. А познакомиться необходимо, нам ведь в любом случае двое суток общаться, даже если бы этого не хотели. Виталий… Константинович. Савельев. Программист, дизайнер, администратор корпоративных сайтов. Вот моя визитка. Если интересно.
– Тонко намекаете, что я должна сделать ответный ход? Забавно. Я – кризис-менеджер. Спасаю малые и средние предприятия от банкротства. Не смотрите так, если бы я была богатой мамочкой – летала бы на собственном лайнере. Обычная работа.
– Вы курите, – уже спокойнее спросил Виталий.
– Нет, молодой человек. Вредных привычек не имею, не замужем, живу с мамой, еду из командировки. Домой. Спрашивайте, не стесняйтесь, к флирту и случайным знакомствам в разумных пределах отношусь толерантно. Приставать не буду.
– Исчерпывающая информация. А я, пожалуй, схожу покурить.
Виталий вышел из купе, посмотрел бесцельно в окно, потом на дрожащую от напряжения кисть руки, сломавшую нечаянно сигарету.
Такого с ним ещё никогда не было.
Ирина Леонидовна обладала удивительной энергетикой. Она сумела на расстоянии, не прибегая к классическим женским уловкам, наполнить его до краёв эмоциями, желанием близости, затем выпотрошила досуха всё, что хотела о нём узнать, и одновременно дала надежду на продолжение общения.
На всё про всё у неё ушло несколько минут и десяток ни к чему не обязывающих фраз.
Потрясающая способность контролировать поведение незнакомого человека. А может быть даже направлять.
Состояние Виталия было похоже на скоростной спуск с резкими взлётами на американских горках: то захватывало дух от неожиданных, но весьма заманчивых перспектив, то резко опускало осознание возрастных и психологических факторов, препятствующих интимному сближению.
Вагон освещал тусклый мерцающий свет. За окном окончательно стемнело. Дверь соседнего купе отворилась, из неё выплыла девушка в спортивных брюках и майке, вздыбленную ткань которой протыкали откровенно бесстыдные горошины сосков, кокетливо подмигнула и неспешно направилась в служебное помещение проводников, вызывающе дерзко качая налитыми бёдрами.
В руках прелестница держала бутылку шампанского и крупный апельсин – символы, этого невозможно было скрыть, свободной любви.
Возможно, он ошибался: люди общаются по-разному. Что, если ей просто достался неприятный попутчик, или проводник – её давний знакомый?
Виталик выкурил одну сигарету, следом зажёг другую. Возвращаться в купе было боязно. Он интуитивно чувствовал, что непременно должно произойти нечто, к чему не вполне готов.
Мысли крутились вокруг персоны Ирины Леонидовны, действующей на его молодую психику несколько парадоксально.
В купе проводника была чётко слышна озорная возня, непродолжительный озорной женский смех прервался громким чмоканьем, затем без труда узнаваемыми стонами, шлепками тела о тело, что окончательно вывело юного путешественника из равновесия.
Мелькнула нелепая мысль, – попросить проводника переселить его в другое купе.
Пока Виталик размышлял о превратностях судьбы, а он довольно долго не мог ни на что определённое решиться, из купе проводника, пошатываясь, заправляя на ходу майку, с масленой улыбкой и замечательным настроением выплыла знакомая девчонка, уже без апельсина.
Гордо задрав голову, скорчив уморительную гримасу, юная нимфа продефилировала на законное место в соседнем купе, открыв дверь, обернулась, двумя руками показала знак виктории, – не теряйся, малыш, тебе тоже достанется, если захочешь. Я сегодня добрая.
– Дура, – подумал Суровцев, – настолько доступное счастье мне даром не нужно. Зря моргаешь, краса ненаглядная. Спать хочу, больше ничего-ничего, совсем ничего, – выплеснулось вдруг непонятно отчего прорвавшееся наружу раздражение.
Ирина Леонидовна сидела в той же позе, в которой он её оставил.
– Ужинали, – спросила попутчица.
– Курил, размышлял, созерцал угасание дня. Люблю, знаете ли, проявления жизни во всём её разнообразии.
– Похвально. Этим вы мне и симпатичны. Современные молодые люди предпочитают жить в виртуальном мире, подстёгивать воображение инъекциями синтетического адреналина из соцсетей и интимных сайтов. Ну что – пора спать?
– Переоденетесь, мне выйти?
– Я готова. Вам, не обессудьте, чтобы не толкаться попами, тоже постелила. Спокойной ночи, задумчивый попутчик!
Ирина Леонидовна встала и тут же повалилась на Виталия под действием инерции: поезд резко тряхнуло, настолько неожиданно, что подстаканники едва не скинуло со столика вниз. Юноша невольно облапил падающее тело и хлопнулся вместе с ним на спальное место.
Дама отстранила лицо, без выражения посмотрела Виталию в глаза, – форс-мажор, соседушка, не судите строго, – но выбираться из капкана объятий не спешила.
Виталик не судил. Он просто задохнулся: от пряного женского запаха, от нечаянной близости, от тяжести желанного тела, оттого, что руки нескромно покоились на упругих ягодицах, а её колено упиралось в самое чувствительное место.
Минутное замешательство разрешилось без диалогов, только жестами и взглядами.
Свет был немедленно выключен.
Спать совсем не хотелось.
Виталий с открытыми глазами грезил о чём-то неопределённом, что беспокоило, но не проявлялось. Он представил себе девчонку из соседнего купе, пробовал на вкус ощущения, которые мог испытать, если бы принял её предложение.
Привычного волнения по поводу соблазнительного свидания с юной дивой, предвкушения блаженства от сладкого пиршества, ощущения праздника плоти, не возникло. Азартная обычно мужская физиология дремала, молчала и психика.
Но стоило Виталику переключить сознание на нескромные мысли о той, что лежала совсем рядом – только руку протяни, как всколыхнулось и забурлило неистовое желание, которого могло бы хватить на всю ночь.
Остановить запущенный впечатлённым воображением процесс сладострастия было попросту невозможно.
Юноша украдкой вдыхал воздух, пытаясь уловить молекулы интимного запаха попутчицы, от которого совсем недавно кружилась голова. Нестерпимо захотелось снова прижаться к ароматной груди, почувствовать её тяжесть.
Виталий вообразил, как прикасается к губам изумительной формы, к ямочкам на щеках, как лицо его щекочут шелковистые волосы.
С ним происходило нечто нереальное. Он хотел обнимать, ласкать, чувствовать эту немолодую женщину настолько сильно, что не мог справиться с нарастающим желанием.
Увы, одно дело, когда ты хочешь, и совсем другое – чтобы захотела она.
Вконец измученный неистово страстным вожделением, Виталий неосознанно протянул руку в сторону Ирины Леонидовны, просто так, без определённой цели.
Женщина, словно предвидела, что иначе и быть не могло, ловко вложила свою прохладную ладонь в его.
Юноша нежно сжал спасательный круг: поглаживал ладошку, перебирал миниатюрные пальчики, чувствуя, что это не просто так, не случайно, что это не только обещание, что это приглашение к интимному диалогу, к тесному взаимодействию.
Виталий щекотал запястье невидимой, но такой близкой соседки кончиком указательного пальца, изо всех сил сдерживая дыхание, чувствовал, как прибывает, раздвигая пределы возможного, избыточная жизненная энергия.
Терпеть неопределённость, далее пребывать в томительном бездействии, не было сил.
Юноша сжал руку Ирины, откинул одеяло и сел.
Пучок света извне выдернул из темноты заинтересованный взгляд, направленный на него. Женщина захватила другой рукой край одеяла. Она была абсолютно нагая (когда только успела избавиться от нижнего белья), такая соблазнительная, такая желанная!
Последовал поцелуй длиною в жизнь, во всяком случае, так ему показалось, настолько сладкий, что оторваться от губ, от ощущения живого тепла, не представлялось возможным.
Руки Виталия путешествовали по холмистому ландшафту напряжённых волнением мышц попутчицы, гармонично украшенному между ног зарослями интимного кустарника, пальцы без стеснения проникли во влажную тесноту, пробудив мгновенно неукротимые первобытные инстинкты.
До этой встречи он уже не был девственником, но подобной остроты и интенсивности эмоций припомнить не мог. Ирина как-то по-особенному отдавалась: вроде бы уступала, покорялась, на самом деле руководила, дирижировала.
Она знала, чего хочет сама, умело угождала партнёру, вызывая раз за разом взрывные волны сверхъестественной чувствительности.
Ночь пролетела как один миг. Вот он протягивает руку… и уже рассвет.
Очнувшись, юноша не мог сразу вспомнить, что происходило, как, почему. Он был беспредельно счастлив на уровне ощущений, но сознание и сценарий близости застилал густой туман.
Ирина Леонидовна сидела в привычной уже неподвижной позе: умытая, причёсанная, свежая. На столе дымились стаканы с чаем, лежали бутерброды.
– Как спалось, молодой человек?
– Изумительно, великолепно! А можно…
Попутчица изобразила лёгкий отстраняющий жест, – от сладкого, юный друг, случается кариес. И много чего ещё. Пожалуй, я выйду, чтобы не мешать одеваться. Соня, скоро полдень. Счастье проспишь!
Виталик бросил мимолётный взгляд на круглые коленки, на ямочки на щеках, на алые губы… и вновь поплыл, наполняясь неуёмным желанием.
Это был уже не тот скромный юноша, который грезил о чём-то иллюзорном, призрачном, вчера. Теперь он знал, чего хочет сам и о чём мечтает его женщина, несмотря на то, что в памяти о ночных приключениях не осталось следа: там, внутри, на уровне эмоций, он всё помнил.
Ирина была старше и мудрее, он – сильнее, выносливее и впечатлительнее.
Через мгновение женщина была раздета и повержена.
Несмотря на сопротивление, скорее притворное, отдавалась Ирина Леонидовна энергично, вкусно, предельно страстно, более того – успела в пылу страстей несколько раз, когда особенно ярко трясло наплывами экстатического цунами, признаться в любви, во что дама определённо сама не верила (чего не брякнешь на пике оргазма).
Ирина Леонидовна несколько раз была замужем, но подобного наслаждения не испытывала прежде, ни-ког-да. Ей казалось, нет, она была в этом уверена, в том, что встретила мужчину мечты, с которым можно быть счастливой бесконечно долго – всю жизнь.
Успокоив плоть, придя в себя, подумав и рассудив, дама неожиданно заплакала, потом зарыдала, уткнувшись Виталику в грудь, колотила его кулачками, не проронив при этом ни слова. Ей нечего было предложить восторженному мальчишке, не-че-го!
Печально! Судьба жестока, противоречива, импульсивна, а главное – непоследовательна. Если бы эта встреча случилась двадцать лет назад, пусть даже десять, можно было бы на что-то серьёзное надеяться, хотя бы помечтать. А так…
Любовник (он ведь теперь по праву был её любовником), принял выражение чувств, внезапный нервный срыв, за состояние эйфории, за желание поведать ему и миру, насколько она польщена вниманием любимого, насколько счастлива.
Виталик был горд собой, решением связать с этой женщиной жизнь до последней минуты, хотя в глубине души понимал, что лет через десять, возможно раньше, от любви может не остаться следа.
– Боже, – корила себя Ирина, – нырнуть в океан страстей с головой и с кем… с мальчишкой, который падает в обморок от желания, который влюбится без памяти в любое существо женского пола, истекающее интимными соками. Хорошо хоть, что мне не суждено забеременеть, возраст не тот, подобные страхи в прошлом. И что я там несла про любовь, какая к чёртовой матери… нужно срочно забрать визитку, срочно прекратить этот фарс!
Виталик пошёл курить, умываться. Ирина Леонидовна исследовала карманы пиджака – визитки не было. Ей стало немножко дурно: приключение переставало быть томным.
– Жди, скоро приеду просить твоей руки. Ты сказала, что живёшь с мамой? Замечательно, – уверенно прижимая её к груди, целуя взасос, веско изрёк юноша, который уверовал в то, что за эти дни превратился в настоящего мужчину, когда прощались на вокзале.
– Виталик, солнышко, послезавтра у меня начинается курсовка. Еду в санаторий, лечиться от старости, – соврала Ирина.
– Я с тобой. Мне теперь без тебя никак. Куда нитка, туда и иголка, любовь моя.
– Это про супругов, юноша. Мы – всего лишь хулиганствующие любовники, точнее, сошедшие с ума от хмельной свободы попутчики. Давай забудем наше увлекательное романтическое приключение, хотя, да – оно было поистине впечатляющим. Да, уж, сама от себя подобной прыти не ожидала. И да, прости, соврала невольно, Чтобы не испугать, что не замужем. Каюсь – была неправа. Маленькая ложь… и такие неожиданные последствия. Ведь ты не обиделся, да!
Суровцев оказался не так прост, видимо изначально не поверил. Придя домой, юноша включил интернет, задал искусственному интеллекту необходимый набор вопросов.
Ответы ему понравились.
На следующий день он стоял на пороге квартиры любимой женщины с огромным букетом непонятно откуда взятых садовых ромашек, – пришёл знакомиться с мамой. У меня для неё сюр-приз-з.
– Мама, – пискнула вглубь квартиры Ирина Леонидовна, – это к тебе. Кажется, мужчина хочет сделать тебе предложение. Я правильно поняла, Виталий Константинович – вам ведь всё равно на ком жениться!
 – Безусловно, любимая. Но завтра мы не с мамой, а с тобой летим в Хургаду. Медовый месяц – это вам не хухры мухры. Сейчас отправим в туристическое агентство скан твоего паспорта, через час привезут путёвки. Я уже в отпуске, насчёт тебя тоже договорился: можешь позвонить на работу – убедиться. Зоя Павловна, мамочка, давайте уже знакомиться, я – жених, Ирочкин жених, Суровцев Виталий Константинович.
Если можно, голубушка, мы ещё немного посекретничаем с невестой, самую малость, потом будем пить чай, да, любимая? Вот, она – не против!
Давай сразу наметим план действий. Есть насущная необходимость задать друг другу всякие разные вопросики, чтобы логично завершить процесс знакомства. Мы в спешке пренебрегли возможностью слиться духовно, сразу начали с десерта. Это очень вкусно, но не очень правильно. Да, дорогая!
Потом мы летим в загс. И не спорь, я мужчина, мне решать.
Ирина схватилась за голову (мысленно), до хруста сжала зубы. Подобные последствия невозможно было предугадать.
Это же чёрт знает что, это бред сивой кобылы! Какая свадьба, какой отпуск, какая Хургада! Бежать! Он же ненормальный, этот Виталик…
– Не волнуйся ты так, любимая, я всё продумал… буквально до мелочей. Теперь я твой кризис менеджер. Да, ты старше – это факт, с ним не поспоришь. Составим брачный контракт. Я ни на что, тем более на имущество и капиталы, если они есть, не претендую. Это раз. Свободу твою ограничивать не собираюсь, даже в мелочах. Это два. Образ жизни оставим прежний, привычный. Это три. И наконец, последнее – самое важное. Обязуюсь немедленно исчезнуть из твоей жизни, как только почувствуешь, что любовь иссякла. Вот здесь, смотри, я всё подробно записал, заверил бумагу у нотариуса. Твоя подпись превратит эту бумажку в документ. И ещё… мне не нужна мамка, мне необходима любимая. Теперь веришь, теперь согласна?