Пилипенко Фёдор Васильевич

          

В понедельник первого сентября 1969 года мы, шестиклассники, на торжественной линейке во дворе новой школы не увидели своего прежнего классного руководителя. О том, что учительница по семейным обстоятельствам переехала на постоянное место жительства в город Донецк, никто не знал. Мы увидели на её месте мужчину с наградными планками на пиджаке.

           Когда же он с нами зашёл в класс, мы несказанно обрадовались: это был наш новый классный руководитель Фёдор Васильевич Пилипенко. Пришёл в школу закалённый в боях и сражениях фронтовик, инвалид Великой Отечественной войны. Преподавать стал историю. И не только. Не знаю, кто додумался сделать в нашей школе продлённый день, но только это неприятное для большинства учащихся событие случилось помимо наших желаний.

          Не уверен, что лично я выдержал бы целый учебный год уходить в школу рано утром и возвращаться из неё поздно вечером, если бы не Фёдор Васильевич. Днём он учил нас истории, а ближе к вечеру;–;контролировал выполнение нами домашних заданий. В минуты отдыха рассказывал о своей фронтовой молодости. Так изо дня в день. Кроме истории, как мы заметили, он очень интересовался политикой. Часто спрашивал «не по теме»: «Кто сейчас стоит во главе Польши, Венгрии, Чехословакии, ГДР?» Отвечать в основном приходилось мне, поскольку я тоже интересовался не только античной историей, но и историей братских на то время европейских социалистических стран.

        Много учитель рассказывал о фронте, где он получил тяжёлое ранение, после которого сильно хромал, и поэтому ездил к нам в школу из родного села на специальной машине для инвалидов с ручным управлением. Из его рассказов о войне я для себя понял одно: в любой ситуации, даже безвыходной, надо не сдаваться, не паниковать, а бороться до конца. «Самое страшное на войне,–;говорил нам классный руководитель,–;рукопашный бой и штыковая атака. Выживает только тот, кто в этом бою не потерял самообладание, кто по физическим и моральным качествам значительно превосходит врага».

 Если о 1941–45 годах Фёдор Васильевич рассказывал охотно, то лет предшествовавших касаться не хотел. Речь, конечно же, о сталинских репрессиях. В классе я постеснялся задать на эту тему вопрос, но когда он однажды подвозил меня по пути из школы, спросил:
– Фёдор Васильевич, если бы не эти предвоенные репрессии в стране, дошли бы немцы до Волги?
– Нет, Петя, дальше Днепра они бы не продвинулись. Здесь сыграли бы не последнюю роль и репрессированные несколько десятков тысяч военнослужащих, и, разумеется, маршалы наши.
– Говорят, 22 июня Германия напала на Советский Союз внезапно?
– Как учитель истории могу сказать одно: Сталин знал не только день нападения, но и час, но не верил этой информации. Ты, Петя, не верь слухам. Учись дальше, посещай библиотеки, архивы и сам поймёшь, где правда, а где ложь.

Эту науку я крепко себе намотал на ус. Много раз вспоминал я своего любимого учителя во время службы в армии. Когда попадал в экстремальные ситуации и мне становилось не по себе, я представлял, что Пилипенко на фронте было ещё труднее, но он выжил. Я следовал его примеру. Этот человек, которого уже нет в живых, навсегда остался для меня образцом чести, мужества и отваги.

 За свою долгую жизнь я дважды побывал в Москве. Когда я на поезде подъезжал к столице, на память мне пришли сказанные Фёдором Васильевичем слова: «Фронтовыми дорогами  я прошёл через множество освобождённых нами городов на пути в Берлин, но лучшего города, чем Москва, не видел. Будете, ребята, в Москве, поклонитесь ей и от моего имени. Вам-то ещё жить да жить. А мне вряд ли доведётся там побывать ещё раз».

Я выполнил его просьбу, поклонился. Чем вызвал вопрос проводницы: «Молодой человек, вам плохо? Что с вами?» Ей не понять, что мне действительно стало бы плохо, если бы просьбу своего учителя-фронтовика я не выполнил. Сегодня, когда я вижу, как в Европе, освобождённой советскими воинами от фашизма, пытаются пересмотреть итоги Второй мировой войны, я вспоминаю слова своего учителя истории: «Дорогую цену заплатил наш народ за Победу, и надо сделать так, чтобы никогда, нигде и никто не подвергал сомнению этот бессмертный подвиг».