Обдериха

Егор поставил на пороге два ведра воды и сел передохнуть рядом с дедом. А тот сидел на заваленке и строгал деревянное полено на тонкие лучины.
- Дед, и зачем баню так далеко от дома надо было ставить? Была бы она рядом с домом так сейчас бы вмиг из колодца насосом воды накачали,- говорил Егор, который сделал уже десять ходок к речке, но ещё столько же надо сделать.

Дед Степан улыбнулся в жёлтые от махорки усы и сказал:
- Эх, молодёжь, все бы вам комфорт, да быстрота. А то, что речная вода, это ж живая вода, это ж сама матушка-природа, вам невдомёк. Ты ходишь к речке, кланяешься ей, зачерпывая воду ведром, а она тебе силу свою отдаёт. После бани-то выходишь, как заново рождённый. А всё почему? А потому, что всё там живое.

- Да мне и в душе не плохо мыться. Тоже выхожу, как заново рождённый,- хмыкнул Егор.

Дед Степан молча достругал полено, а Егор, вылив воду в бочки, пошёл опять на речку.
Когда он наконец-то заполнил бочки до краёв, дед  уже растопил баню и сидел на заваленке - отдыхал.
- Всё. Программу максимум выполнил,- сказал Егор, снимая мокрую футболку.

- Ну, теперь со спокойной совестью можешь отдыхать, пока банька протопится,- говорил дед Степан, глядя на внука.- А я тебе вот такую историю расскажу.

Случилось это тогда, когда я был таким вот молодым и сильным, как ты. Ставили мы как-то баню кривому Кондрату. Он окривел-то аккурат после того, как его падающее дерево малехо задело. До того он был злоязычный, что даже деревья не выдерживали. Вот, когда он рубил себе материал на баню его и долбануло веткой по голове.
Долго он потом больной лежал. С пол года наверно.
Но баня же нужна была. Нюрка-то его не виноватая, что её мужик такой корявый. Да и детей у него семеро по лавкам.
Собрались мы, значит, всей деревней, да и пошли ему баню ставить.
А он, ну вот неймётся мужику, бегает вокруг, да под руку всем говорит. То не там он хотел её ставить, надо было чуть левее. То не так бревна кладём, то не так конопатим, то окошко надо было побольше делать.
В общем, доводил всех до белого каления, пока Федька, который в то время сидел на крыше, не сполз, да не надовал ему тумаков. Насилу оттащили, а то бы забил дурака до смерти.

Так Кондрат на следующий день близко не подходил, а только с горы что-то кричал.
А когда баню-то ему поставили, то Нюрка не знала как и благодарить нас. А Кондрат даже не вышел, всё из-за занавески в окно выглядывал.
Да мы-то не в обиде были, не для него старались, ради его деток.

А через несколько дней Нюрка чуть свет огласила деревню своим криком. Собрался народ возле её дома, а она кричит не своим голосом:
- А на что ж ты меня покинул? А как же я теперь одна с детишками? А люди добрые, как же мне жить теперь....

Чуть её успокоили, чтобы дознаться, что случилось.
А случилось то, что после того, как Нюрка с детьми вымылась, пошёл в баню Кондрат. А она так умаялась, что уложила распаренных детей спать, да и сама заснула сладким сном. После баньки-то спится, ой, как хорошо.
А на утро просыпается, а Кондрата нет рядом. Побежала она в баню.
Открывает дверь, а в предбаннике лежит её Кондрат с ободранной до мяса спиной. Уже и остыть за ночь успел.
 
Схоронить-то мы его схоронили, да старые люди сказывали, что это Обдериха его задрала. Не любит она злых людей, вот и отомстила Кондрату за всё его зло.

А Нюрке старики посоветовали, чтобы она, перед тем, как баню топить, оставляла подарок Обдерихе: калач сдобный, да крынку молока, или мыла кусок. Тогда Обдериха добрее будет и не тронет больше никого.

Вот так, внучок. Поэтому нельзя банного духа злить. Ко всему в природе надо относиться с уважением.

Егор сидел и открыв рот слушал деда. По спине его бегали мурашки, и он с опаской озирался на дверь бани, ожидая, что оттуда выскочит Обдериха.

Дед Степан уловил его взгляд и засмеялся.
- Не боись, внучок, я вчерась ей крынку молока, да сахарный крендель отнёс. Добрая она сегодня.