Инструкция к прочтению - книга
Олег Глазов
(Внимание! Вся книга в буфер не лезет, буду постить кусочками, заодно и отредактирую. Если что, оформлю продолжениями, - до конца выходных выдам всю книгу.)
Инструкция к прочтению (из серии “Рассказы детям о Языке”)
Олег Сингурт
Содержание (нумерация для меня, она условна)
ОТ автора................................2
СОЗНАНИЕ
ЗНАНИЯ КАК НЕВЕЩЕСТВЕННАЯ СТРУКТУРА СОЗНАНИЯ....3
Отступление 1 ПРОФЕССОР НА ОБЕД.....................................8
СВЯЗИ КАК ВЕЩЕСТВЕННАЯ СТРУКТУРА СОЗНАНИЯ........9
ПРОЦЕСС ОСОЗНАНИЯ................................................16
СОЗНАНИЕ И КОЛЛЕКТИВНОЕ СОЗНАНИЕ.............................18
МЕХАНИЗМ ВЕРЫ...............................................23
ЯЗЫК
ЯЗЫК - ЯЗЫК И
СЛОВО..... 35
ЗНАНИЕ ПРИЗНАКА.... 37
ЗНАНИЕ ЗВУЧАНИЯ..... 39
ЗНАНИЕ СВЯЗИ.............. 42
Отступление 2 ФАТАЛЬНАЯ ОШИБКА КИТООБРАЗНЫХ или ПЕЧАЛЬНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ЛЁГКОЙ ЖИЗНИ.... 49
КОНТЕКСТ.... 53
ТАБЛИЦА ЧАСТОТ ЗВУКОВ В ЯЗЫКЕ...... 66
ПРИМЕР АНАЛИЗА СЛОВ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ...... 72
“удмурт”....... 75
Пример.......... 79
“уд”.................83
Удмурты, кто они? - значение...84
“Д” как начало..... 86
“Д” и “Н” ..... 88
“С”....... 90
“В”....... 93
“Л”........94
“Р”.........96
“К”.........98
“Т”.........99
“М”....... 102
“П”, “З”, “Г”, “Б”.... 105
“Й”........ 108
“Ш”, “Ж”, “Ч”, “Х”... 109
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.....
ОТ АВТОРА
В процессе написания книг из серии “Рассказы детям о Языке”, я вдруг понял, что не хватает самой главной книги, без которой вы вряд ли сможете вообще понять, о чём я там рассказываю. Потому как необходимые для понимания этих книг знания оказались разбросаны в разных местах, а так понять их тем более трудно, потому как неудобно. И я решил собрать их все в одной книге, осознав которую, вы вполне уже сможете читать все остальные книги этой серии, никак при этом особенно не напрягаясь, как некое лёгкое чтиво вроде беллетристики. Так и появилась эта книга “Инструкция к прочтению”.
Да, дети, она тяжела к пониманию (осознанию), потому как содержит не столько знания фактов, сколько знания связей между ними. В смысле самих знаний фактов в ней ровно столько, чтоб эти самые знания связей возможно было вообще осознать, ничуть не больше. Но, в результате этой вашей очень тяжёлой, требующих огромных усилий и времени мыслительной работы, - осознания знаний связей, - вас ждёт невиданная награда. А невиданная она потому, что весь этот Мир, что есть вокруг вас, - Действительность, - вы сразу увидите тогда совершенно в другом, до толе вам неизвестном свете. А в родном вам русском языке вы вдруг услышите много такого, о чём раньше совсем даже не догадывались. Открывайте же книгу скорее!- поверьте, она того стоит. А потому удачи вам, терпения и сил!
Но прежде, чем мочь говорить вообще о Языке, нам придётся хотя бы немного осознать, что есть Сознание, Коллективное сознание и знания. Потому как без этих базовых знаний осознать, что есть сам Язык вообще невозможно. Начнём с Сознания.
СОЗНАНИИЕ
ЗНАНИЯ КАК НЕВЕЩЕСТВЕННАЯ СТРУКТУРА СОЗНАНИЯ
Уже в своём вступительном слове я употребил слово “знание”, хотя в каких-то случаях (контекстах) вполне возможно было бы обойтись и без него. Но только не в нашем случае (контексте), - “знание фактов” отличаются от просто “фактов”, или “знания связей” от просто “связей” тем, что таким образом я обозначаю сам тот контекст в котором собираюсь о них (фактах и связях) говорить. И этим контекстом безусловно является Сознание, - именно в нём, и нигде больше только и могут вообще существовать невещественные знания. Вещественные же знания это всё то, что в Действительности имеет в том числе и вещественную форму, т.е. может восприниматься нашим Сознанием посредством соответствующих органов чувств как вещество. А уже, будучи воспринятыми нашим Сознанием, они удерживаются там в их невещественной форме. При этом, напоминаю, ничего вещественного и невещественного в Действительности нет, потому как это всего-лишь граница в нашем Сознании необходимая для правильного хода в нём процесса Осознания. Таким образом, -
- Знания (вообще), - это невещественные циклические процессы в Сознании.
Именно потому, что невещественные и циклические, эти процессы могут существовать в Сознании “вечно”, в смысле ровно столько, сколько существует некое конкретное сознание. Формируются знания из признаков, которые поступают в Сознание в невещественном их виде через информационные каналы (т.е. через те, что проводят информацию исключительно только в её невещественном виде), в том числе от наших органов чувств, из бесконечного потока информации. А бесконечный он потому, что вся Действительность вокруг нас это прежде всего Процесс. А он относительно нашего Сознания с его очень скромными возможностями бесконечен. А это значит, что мы никогда так и не сможем объять его весь, целиком, а только если какую-то часть его, какой собственно и является в том числе признак.
Ещё раз, - чтобы мочь осознавать или Действительность как Процесс, или Процесс как Действительность (это зависит от того, как мы их собираемся воспринимать), однажды мы таки научились этот бесконечный поток информации у себя в Сознании делить на “кусочки”, - признаки. А уже с помощью мыслительных механизмов Сознания делать потом из этих “кусочков” элементарные знания, - невещественные циклические процессы. Собственно совокупность этих мыслительных механизмов с этими их способностями и стала однажды нашим Сознанием. Потому как возможности самого нашего Сознания с его органами чувств и их информационными каналами весьма ограничены, чтобы мочь объять вообще всю окружающую нас Действительность сразу, тем более весь Процесс, что в ней происходит, а если только часть её.
Но в контексте Сознания кроме слова “знание” я употребил ещё и слово “циклический”. Меж тем как сами вы привыкли иметь дело с этим словом совсем в других контекстах, а значит и с другими его там значениями. А разные они (значения) там потому, что совокупность знаний из структуры значений слова, используемая в одном контексте, абсолютно отличается от совокупности знаний из структуры значений того же самого слова используемого уже в другом контексте (в противном случае, это были бы тогда одинаковые контексты, а значит это всё был бы один и тот же контекст). Потому как каждому контексту соответствует именно своя совокупность знаний из структуры значений того или иного слова. Если же совокупность знаний (значение) слова в разных контекстах совпадает, то это значит что или сами эти контексты абсолютно одинаковые, или один контекст является частью другого, большего контекста. Таким образом для любого слова конкретный язык, которому оно принадлежит, является его максимально возможным контекстом вообще. А совокупность всех знаний соответствующих слову в языке, это и есть его структура значений в языке. Ещё раз :
- Структура значений слова в языке, это совокупность вообще всех знаний, что у этого слова в нём есть. И представляет она собой не только знания признаков, но и знания связей, что знания признаков в структуру объединяют. При этом знание звучания для структуры значения того или иного слова в языке является единственным.
(В языках существует множество слов, которые имеют одинаковые знания звучания, но абсолютно разные структуры значений. Проще говоря, одному и тому же знанию звучания в языке может соответствовать несколько разных структур значений. Такие слова в русском языке называют “омонимы”. Но вот наоборот, когда одной и той же структуре значений соответствует несколько знаний звучаний, в языке не бывает. В противном случае нарушалось бы условие необходимости для языка, а именно его однозначность, или, проще говоря, однозначность используемых в нем слов. Однозначность слов со знаниями звучаний соответствующими нескольким структурам значений сразу задаётся в языке взаимодействием самого такого слова с контекстом, в котором оно используется. Впрочем об этом подробнее чуть дальше, в главе “Контекст”.)
- Совокупность знаний (значение) слова в том или ином контексте языка, это совокупность знаний из структуры значений слова используемая для данного контекста.
Соотношение между двумя этими совокупностями - структурой значений слова в языке и значением слова в контексте языка - это соотношение между множеством и его подмножеством.
Проще говоря, если мы значение слова при переносе из одного контекста в другой ни чуть-чуть не изменим, то потом, в результате процесса Осознания нашего Сознания, с таким значением этого слова в другом контексте не получится создать необходимые знания связи, чтобы в свою очередь таким образом сформировать уже с ними циклический процесс знания. Или, ещё проще, - данное слово с таким своим значением в другом контексте смысла тогда иметь не будет. А так очень легко потом можно запутаться, или даже совсем ошибиться. Самый же простой способ, чтобы избежать возможной ошибки, это расширить структуру значений слова за счёт добавления в неё необходимых знаний.
Новые знания появляются постоянно. В контексте развития в котором мы как форма Жизни “человек” находимся последние несколько тысяч лет, процесс этот постоянно только ускоряется. Но не стоит думать, что так будет всегда, и связано это прежде всего с ограничениями, что данный процесс определяют. Впрочем, тема эта больше касается Сознания, а потому не здесь. А здесь нам применительно к Языку сейчас следует понимать одно из важнейших из неё следствий, а именно, - Сознание в своих возможностях весьма ограничено, а потому структура значений того или иного слова не может в Языке расти бесконечно. Когда количество знаний в ней становится критическим, происходит детализация исходной структуры значений на две отдельные новые структуры. Саму их отдельность определяют знания связи, что в каждой из них присутствуют, - они там разные.
Изначально, после дателизации, совместное количество знаний в обеих новых структурах значений совпадает с количеством и качеством знаний в их общей исходной структуре. Но уже достаточно скоро, в результате процесса накопления знаний вообще, новые структуры значений, -каждая в отдельности, - накапливают свои новые знания, соответствующие тем знаниям связи, что в них есть. Разные структуры значений в соответствие с законом необходимости существования Языка могут иметь одно на двоих (или более) знание звучания. Но это только пока сами их контексты никак не пересекаются. Как только в языке возникает контекст, где у слова знанию звучания соответствуют разные структуры значений, то сразу в таком языке возникает необходимость или в новых для таких слов знаниях звучаний, или в использовании вместо них уже сочетаний знаний звучаний с уточняющими их знаниями признаков. Реализация этой необходимости по первому варианту собственно и есть один из способов появления слов в Языке.
(Способов появления слов в Языке сегодня существует несколько, достаточно много, чтобы о всех сейчас говорить. Общее у всех, это задание вновь появившемуся знанию признака соответствующего знания звучания. Ещё раз, - рост словарного запаса того или иного языка обеспечивается увеличением количества знаний в том или ином коллективном сознании.)
При этом не следует забывать, что при постоянно растущем количестве новых знаний всегда одновременно происходит, пусть сравнительно и не очень большой, процесс исчезновения части из них. Таким образом структуры значений слов в Языке постоянно меняются, а в некоторых случаях даже могут исчезать из Языка совсем. (Это когда в них не останётся хотя-бы одного знания признака, потому как слово, это прежде всего соответствие (ему совсем даже не обязательно при этом быть знанием связи) знания звучания и знания признака.)
В нашем случае знание “циклический” это очень сложное знание, т.е. представляет из себя сложную структуру знаний, а потому для осознания его понадобится очень и очень большой контекст, - одним абзацем здесь не отделаться, точно, - дай бог, чтоб хоть какое-то его осознание возникло у вас уже к концу этой книги. (На самом деле для более-менее полного его осознания вам понадобятся как минимум ещё знания из физики, математики и химии. Но, так как все эти знания в нашем контексте не приводятся, или изучите их самостоятельно, или возьмите на веру.) Только нужны они нам уже сейчас, а потому здесь я назову самые из них важные.
В нашем контексте “циклический” (процесс) значит “вечный”, а кавычки потому, что сама такая вечность весьма относительна. Т.е. такой процесс однажды возникнув в сознании (будучи им создан) может потом существовать в нём вечно, при условии отсутствия всяких на него там воздействий. А смерть сознания, это и есть то самое воздействие, в результате которого “вечность” существующего в нём циклического процесса прекращается. Проще говопя, конкретное сознание, будучи частью формы Жизни, как и она вечным быть не может. Потому циклический процесс знание “вечен” относительно того сознания, в котором он и существует, - “закончилось” сознание, закончился и процесс в нём.
И ещё, “циклический” значит в том числе [повторяющийся]. В нашем случае “повторяющийся” применительно к процессу значит, что один и тот же цикл процесса повторяется многократно. А, чтобы знать, что это именно один и тот же цикл у процесса, необходимо и достаточно знать его структуру. Но только вовсе не знание самой структуры цикла процесса для нас сейчас главное, а именно знание, что существование цикла и существование структуры это для процесса одно и то же, - нет цикла без структуры и нет структуры без цикла. Это значит, что одно без другого существовать просто не может. (Примерно как у мячика не может быть повторяющейся замкнутой невещественной траектории (цикла), если нет для того соответствующей вещественной структуры из футболистов.)
На самом деле для нас сейчас гораздо более важно даже не это, несомненно одно из важнейших для понимания что есть Сознание знание, а другое знание, являющееся следствием из него. А именно:
- посредством одной структуры всегда можно отобразить уже совсем другую структуру.
А это и есть необходимейшее условие, чтобы мочь посредством нашего Сознания вообще отображать весь Мир вокруг и внутри нас. Потому Действительность мы и воспринимаем как Структуру, т.е. как элементы и связи между ними (”всё в этом Мире взаимосвязано”). Но только мочь, это ещё не значит делать, - да, отображать этот Мир Сознание может, вот только собственных возможностей у него для этого маловато. Это следует уже из устройства, причём достаточно простенького, самого нашего процесса Осознания. (Подробнее о процессе Осознания здесь же, но чуть позже).
Потому как процесс Осознания, - как и элементарные циклические процессы знаний вообще, - он тоже линейный. (Похоже, что процесс Осознания развился в своё время из процесса знания.) В то время как более сложные знания образуются как совокупности этих элементарных знаний, а структуры самих этих совокупностей уже совсем не простые, в смысле совсем не линейные, а нелинейные.
(Чтобы понять, с какими проблемами сталкивается Сознание при осознании (структуры) знаний, попробуйте для начала рассказать кому нибудь на словах план, допустим, улиц вашего города. И посмотрите, когда (при какой такой сложности самого этого плана) “кто нибудь” (модель подопытного Сознания), будет уже не в состоянии после вашего рассказа нарисовать его, - во время рассказа рисовать и тем более дорисовывать нельзя. Для каждой новой попытки следует использовать другой план другого города, - так исключается из эксперимента эффект долговременного запоминания.)
(Кстати, именно такие нелинейные структуры, какими являются вещественная структура связей в Сознании и невещественная структура знаний в Сознании, я сейчас пытаюсь объяснять посредством абсолютно линейного мыслительного инструмента “письменность”. А это, если только и возможно, то исключительно в соответствии с определёнными ограничениями. (В противном случае, любой из нас давно бы мог “посмотреть” “Джоконду” ещё по кнопочному телефону.) Потому не верьте никому, кто посредством книги обещает вам объяснить структуру чего-либо, - стоит такой структуре быть чуть сложнее, чем прямая линия, как это становится уже практически невозможно. Тем более, если этой структурой является Сознание или Язык. Потому не пеняйте сильно на меня, если вам покажется, что где-то я не совсем последователен, я здесь ни при чём, это всё она, нелинейность.)
И последнее слово, которое я употребил в контексте определения, что есть знание, - “невещественный’. Сама его конструкция, - “не” спереди, - предполагает существование ещё одной возможности, а именно “вещественный”. Нам же сейчас важно понимать, что ничего вещественного и невещественного в Действительности нет. Потому как это граница, а границы существуют только в нашем Сознании для эффективной работы его процесса Осознания. И теперь, каждый раз, встречая в тексте любое из этих слов, знайте, вы так находитесь уже в контексте Сознания.
О том, что невещественная структура знаний в нашем Сознании существует, можно узнать поставив следующий достаточно простой эксперимент (! - сразу предупреждаю, ставить вторую часть этого эксперимента можно только исключительно мысленно!):
1. Выньте компьютер из розетки, выключив его таким образом, а потом через некоторое время снова включите, - с ним ничего страшного не происходит, - чуть собравшись с “мыслями” он, как и прежде до этого, снова готов к работе.
А теперь то же самое проделаем с Человеком (мысленно!),-
2. Выключите все жизненные функции Человека, а через некоторое (достаточно длительное) время одну за другой все их снова восстановите. И вот перед нами Человек, который самостоятельно дышит, слышит, видит, нюхает, осязает и т. д.. Но который при этом совершенно ничего не понимает! Что с ним не так?
Оказывается, ещё до выключения всех функций Человека, у него было именно то, чего нет у сегодняшнего Искусственного разума, а именно, - у него была невещественная структура знаний в Сознании. После выключения всех его функций, а значит и Сознания в том числе, она просто оттуда исчезла, её там просто не стало. А через включение Человека обратно “включить” в том числе и то, чего у него уже нет, невозможно. Включению функций достаточно некого импульса, но только не для невещественной структуры, её прежде недо ещё и создать.
Таким образом, Сознание, это всегда две структуры, - вещественная структура связей и невещественная структура знаний.
Ещё раз, - одним из следствий этого эксперимента является то, что Искусственный разум в отличии от Человеческого разума, оказывается, оперирует вовсе не знаниями, а потому у него тем более отсутствует их невещественная структура. А это и есть основное отличие разума формы Жизни (Сознания) от Искусственного разума.
Да, жить можно и вполне без невещественной структуры знаний Сознания, но вот думать без неё не получится никак. (А потому сама такая жизнь будет так себе, специалисты - медики - сравнивают такую жизнь с жизнью овоща, и они правы.) А так как знания из которых невещественная структура знаний в Сознании состоит, мы “собирали” всю свою жизнь (начиная задолго ещё до своего “официального” рождения), то от того, как мы это делали, зависит и то, какой она у нас в результате получилась. Поэтому у каждого она очень индивидуальна, как индивидуальны и сами возможности Сознания, ею обладающего.
А индивидуальность той или иной невещественной структуры знаний зависит как от видов знаний (от каких типов информационных каналов они поступили), так и порядка в котором они в Сознание поступали. Таким образом мы можем говорить о существовании архитектуры невещественной структуры знаний того или иного сознания. А потому одни и те же задачи сознания с разной архитектурой (невещественных структур знаний) будут решать очень даже по разному. Собственно это одна из причин, что имея одинаковые (по устройству вещественной структуры Сознания) мозги, мыслим мы при этом совершенно по разному. Чтобы лучше понять, почему это так, самое время изучить, что есть вещественные связи в Сознании.
Но прежде небольшое отступление...
Отступление 1
ПРОФЕССОР НА ОБЕД
В бытность мою в молодости, а это было аж в прошлом тысячелетии, знание представлялось людям некой вещественной субстанцией, вроде той, какой они тогда знали и представляли генетическую информацию, - безусловно, в их понимании это могла быть только совокупность молекул. Чтобы подтвердить это, они проделали опыт: предварительно “обученных” плоских червей, скормили их “глупым” сородичам. Сам опыт был поставлен не очень корректно, а потому в его итоге учёные получили то, что и хотели, - “глупые” стали умнее. Т. е. после сытного обеда у них появились такие знания, какие им никогда не давали, но какие несомненно были у их обеда. У студентов сразу появилась мысль (обращаю внимание! - исключительно только как шутка), - вместо нудного, тягомотного процесса овладения знаниями, просто устроить банкет по случаю их получения, где на горячее и съесть того самого профессора, который эти знания несомненно имел. Слава богу, что некорректность самого опыта, а значит и выводов из него, достаточно скоро были доказаны, а потому, насколько мне известно, ни один профессор тогда так и не пострадал.
Я рассказал эту историю, потому как уверен, во многих сейчас “горячих” головах могла появится идея, что со временем человек научится внедрять необходимые знания в сознания. И таки тоже я в это верю, тем более, что сами эти элементарные знания очень просты и их не так много, чтобы однажды их все не изучить. Они вроде букв в алфавите, а все остальные знания, это слова из них образованные. Более того, с появлением мыслительного инструмента письменность, мы по сути получили в его “лице” визуализацию и самого процесса Осознания, и невещественной структуры нашего Сознания, с которой он взаимодействует... Если бы не вопросы, - их пока гораздо больше, чем ответов. И самый главный из них, - “А кто тогда уже будем мы?”
СВЯЗИ КАК ВЕЩЕСТВЕННАЯ СТРУКТУРА СОЗНАНИЯ
То, что у Сознания есть вещественная структура, так это безусловно. Я не знаю её абсолютно, а всё, что я здесь о ней рассказываю, следует из каких угодно знаний, но только не из самих знаний вещественной структуры Сознания, - у меня их попросту нет. А это значит, что знания по вещественной структуре Сознания, что я вам здесь даю, на самом деле всего лишь следствия из других знаний. И первым таким следствием (знанием) будет то, что, -
- связи являются основой вещественной структуры Сознания и служат для реализации посредством их невещественных циклических процессов - знаний (и их невещественной структуры в том числе).
(Отдельные знания, т.е. без связей, нам совсем не нужны, - зачем? Ими абсолютно невозможно пользоваться в процессе осознания. Сам же процесс формирования новых знаний в Сознании уже предполагает существование между знаниями связей, а значит и структуры.)
Примерно так, как в этой модели. Несколько футболистов перепинывают друг другу мячик, но только тем из них, у кого с ними есть несомненная связь, - пусть в нашей модели это будет линия прочерченная между футболистами. У одного такого футболиста должно быть минимум три связи (от него исходит три линии), в противном случае сам футболист будет не нужен, - мячик как по одной связи (линии) пришёл к нему, так по другой (линии) от него и ушёл. В смысле самому футболисту делать с ним будет нечего, а это значит, что сам футболист тогда будет и не нужен. Футболист же нужен только тогда, когда у него существует как минимум две возможности, куда отправить мяч (это три связи, - по одной связи мячик пришёл, чтоб по одной из двух других мог потом уйти).
Таким образом, и мы это знаем точно, связи реально существуют в нашем Сознании. Но, и мы это тоже знаем наверняка, сам футболист непосредственно может быть связан только лишь с очень небольшим (по сравнению с вообще всем) количеством других футболистов. Непосредственно, это когда футболист может отправить мяч сразу другому футболисту, такую связь между ними мы будем называть “прямая”. А, в случае, когда другому футболисту возможно отправить мяч только посредством ещё одного и более футболистов, такую связь мы будем называть “непрямая”. И она тем более будет непрямая, чем больше футболистов при передаче мяча придётся потом задействовать. Из того, что связи образуют структуру, следует, что мяч в ней можно передать от одного футболиста любому другому, т.е. все футболисты таким образом получается пусть и не напрямую, но связаны.
Таким образом, -
- прямая связь, это такая связь, которая реализуется как одна из возможностей.
Если же для реализации связи потребуется последовательное сочетание двух и более возможностей, то такая связь будет непрямой. Отсутствие же вообще возможностей равнозначно отсутствию самой связи. Футболист одновременно может владеть несколькими мячами (участвовать в нескольких циклических процессах), но не может вернуть мяч назад или остановить его (изменить или остановить циклический процесс). Если некоторое число футболистов будет владеть мячом в одной и той же последовательности, то замкнутая траектория полёта мяча и будет аналогией циклического процесса знания. Впрочем, всё это уже детали модели работы Сознания и мы всегда к ним можем вернуться, если они нам вообще понадобятся.
Когда у футболиста возникает необходимость организовать циклический процесс передачи мяча с другим футболистом, с которым прямой связи у него нет (отсутствует линия между ними), он начинает искать путь, по которому сможет в итоге отправить мяч этому другому футболисту. Если он такой путь находит, и даже не один, то он в любом случае из них со временем выбирает самый оптимальный (требующий меньше времени и собственных усилий).
(Ещё раз, - никакого сознательного выбора в случае самого Сознания нет и быть не может, здесь оно само выступает всего-лишь как контекст (один из возможных). А потому здесь начинается физика, а мне бы хотелось её избежать. Единственное, что я хотел, чтобы вы знали, что наше Сознание по принципу действия является больше аналоговым, в отличии от Искусственного разума, который сегодня является ещё полностью цифровым.)
Нам же сейчас важно понимать, что не все знания или их совокупности (что тоже есть знания, но уже с гораздо более сложной структурой) в Сознании связаны друг с другом напрямую.
(И вот здесь необходимо пояснить, - именно, что не связаны прямой (однозначной) связью, потому как вещественная структура связей нашего Сознания, как и невещественная структура знаний существующая на ней, уже потому структуры, что являются в любом случае едиными и неделимыми. Потому как от любой клеточки вещественной структуры Сознания мы можем добраться до любой его другой клеточки, то точно также и от любого знания мы запросто сможем по невещественной структуре добраться до любого другого в ней знания. Но “мочь” и “делать” разное значат, потому как существуют ещё и соответствующие ограничения у самого Сознания. Примерно как президентом страны может стать каждый, но в любом случае это будет кто-то один. Так и между любыми знаниями может быть связь, но из этого вовсе ещё не следует, что она обязательно будет.)
Гораздо больше в Сознании связей между знаниями совсем непрямых. Да, они представляют собой совокупности последовательных прямых связей, но только теперь между ними появляются некие “указатели”, типа: “Направо пойдёшь, - коня потеряешь, налево пойдёшь, - сам пропадаешь, и т.д.,... прямо пойдёшь, - впрочем, тебе туда.” И вот, что интересно, оказывается, схема самого этого “маршрута” тоже есть знание, но не совсем такого, каким является знание признака действительности (полученного из информации поступившей от органов чувств). Потому как информация, из которой оно и было сформировано, поступила в Сознание из Сознания же. Чтобы не путаться куда и откуда, самое время для нас детализировать (разделить) знание вещественного признака действительности “Сознание” на две части, - собственно само “Сознание” и “Подсознание”.
(Повторяю, всё происходит в нашем Сознании, а потому делить сам вещественный признак действительности "сознание", никакой такой необходимости нет, - пожалуйста, отойдите от профессора.)
Таким образом само знание “маршрута” мы назовём “знанием связи”, и это будет знание признака сознания, потому как информация, из которой этот признак состоит, поступила к нам из Сознания, а точнее из той его части, что мы только-что договорились называть “Подсознание”. Чтобы понять, как это вообще действует, приведу два весьма поучительных примера из Истории.
Первый пример, - примерно триста лет назад в местах с благодатным климатом европейцы впервые столкнулись со случаями, когда дети пропадали из социума в младеченском возрасте, когда ещё не знали языка, а возвращались в него уже будучи в разном возрасте. Так вот, те, что возвращались до 10-ти лет, потом научались языку и могли, соответственно, успешно социализироваться. Те, что возвращались до 14-ти, делали это очень плохо. А после 16-ти ни о каком освоении языка, тем более социализации речи быть уже не могло, они на всю жизнь оставались животными.
Что из этого следует? Из этого следует, что невещественная структура знаний нашего Сознания развивается вместе с его вещественной структурой связей, как и вообще вместе с развитием самой вещественной формы Жизни. Затем, к моменту полового созревания, развитие вещественной структуры связей Сознания заканчивается, но только не развитие невещественной структуры знаний, - знания как накапливались, так и продолжают накапливаться в ней, только делают теперь это уже совсем по другому. Потому как прямых связей между знаниями они создать уже не могут, теперь если только непрямые. А осознание непрямых связей требует гораздо большего труда, времени, а самое главное, ресурсов (возможностей) самого Сознания. А их у него может просто и не хватить. А это значит, что, если даже такое знание и будет удержано в Сознании, то пользоваться им всё равно не получится. (Примерно, как не получится ездить на автомобиле, к гаражу которого нет дороги.)
Смотрите:
- ребёнок, - у него в сознании происходит осознание некого признака (действительности или сознания), так в нём формируется циклический процесс знания этого признака. Для этого знания у него в сознании уже есть или достаточно быстро возникнет “свободная” прямая связь для встройства его в невещественную структуру знаний;
- подросток, - у него в сознании происходит осознание некого признака (действительности или сознания), так в нём формируется циклический процесс знания этого признака. Для встройства этого знания в невещественную структуру знаний у него в сознании есть ещё достаточно прямых связей, возможности которых не до конца исчерпаны. А потому там, где это возможно, он их и использует. Только теперь это возможно уже не всегда, а потому ему всё чаще приходится создавать между знаниями непрямые связи, со всеми оттуда вытекающими следствиями. Более того, всё ещё хуже, чем кажется, - для того, чтобы саму эту непрямую связь осознать, необходимо в Сознании дополнительно сформировать ещё и знание связи (её устройства), а иначе без этого знания связи пользоваться самим знанием (признака) не получится совсем.
(Чтобы понять, что это так, достаточно двух детей разного возраста поместить в чуждую им языковую среду. Более “глупый”, потому как младший, ребёнок освоится в ней гораздо быстрее своего старшего товарища. Потому как осознание неких знаний через прямые связи гораздо быстрее и легче, чем то же самое с использованием ещё и дополнительных знаний связи.)
- взрослый человек, - у него в сознании происходит осознание некого признака (действительности или сознания), так в нём формируется циклический процесс знания этого признака. Он там удерживается, для этого есть определённый ресурс в Сознании, но вот связь с ним если и образуется, то это будет уже исключительно непрямая связь. Порой единственной, последней возможностью использовать это знание, является создание с ним связи через другое, очень на него похожее знание. (В соответствии с архитектурой Сознания такие знания расположены в нём рядом.) Но тогда сама такая связь будет настолько слабая, что вряд ли найдётся достаточно случаев, когда процесс Осознания с её использованием сможет образовать ещё один циклический процесс (знание). (Проще говоря, что-то осознать - понять - с её использованием.) Скорее всего, в большинстве случаев это будет просто невозможно, а в результате человек будет вынужден сказать “Я этого не понимаю”. (Потому так важно с самого раннего детства создавать в сознании у ребёнка “правильную” невещественную структуру знаний, потому как именно только в такую структуру, уже у него взрослого, посредством непрямых связей возможно будет встроить необходимые знания.)
(Кстати, второй пример, - особенно хорошо это было видно в начале прошлого века во время борьбы с неграмотностью в той (СССР) стране. Тогда за одну и ту же парту сажали одновременно и детей, и взрослых. Нетрудно догадаться, что относительно детей все взрослые в таких школах оказались абсолютно тупыми. Настолько, что после нескольких занятий они сами уходили из этих школ. )
Но дело даже не совсем в связях, где удерживаются знания, а тоже связях, но уже в несколько иных. А иные они потому, что в удержании знаний они не участвуют вовсе, если только исключительно в образовании самих этих знаний связи. Потому как это связи нашего Подсознания.
ПРОЦЕСС ОСОЗНАНИЯ
Постоянное стремление совершенствовать невещественную структуру знаний в Сознании, является одним из проявлений нашего Инстинкта, потому как связано с процессом Жизни вообще. Без соответствующих знаний мы бы просто не смогли жить, - ребёнок рождается, не имея за душой вообще ничего, меж тем, как с первой секунды его появления Мир начинает сразу его экзаменовать. С одной стороны он даёт ребёнку массу знаний, с другой стороны требует от него правильно их все связать в его собственном сознании. Методом проб и ошибок, а также постоянных наблюдений, ребёнку удаётся самые простые из них объеденить в соответствующие совокупности. Так он переходит уже к образному мышлению.
Ещё раз, никаких таких знаний связей при этом ему совершенно ещё не надо, так как самих знаний у него не так, чтобы много, а потому связи в их совокупностях просты и прямы. Ему достаточно для этого тех совокупностей вещественных связей, что у него уже есть от рождения в его Подсознании. Именно эти связи и есть те первые знания, на основании которых он начинает параллельно развитию вещественной структуры Сознания строить всю дальнейшую невещественную структуру в нём собственных знаний. Это тот самый случай, когда вещественная и невещественные формы одного и того же знания полностью совпадают. (Или, говоря по другому, это и есть связь между вещественным знанием (генетической информацией) и невещественными знаниями (циклическими процессами).)
В принципе, так бы наверно он жил и дальше, если бы не одно “но”. Но, начиная с некоторого времени среди зрительных образов он обнаруживает (начинает распознавать), в том числе ещё и слуховые образы (совокупности знаний, и они, оказывается, тоже чего-то такое в том числе значат. Впрочем, эта тема уже о Языке, к ней мы ещё вернёмся, а сейчас же нас интересует исключительно только процесс Осознания.
Сам по себе процесс Осознания очень прост, в основе его точно такой же мыслительный механизм, как и те, что из признаков (информации) поступающих от органов чувств формируют циклические процессы знаний и в том числе некоторые их совокупности. И он, как и они, в итоге тоже формирует циклический процесс знания. Разница у него с ними в том, что делает он это вовсе не из признаков, а из самих знаний признаков. И берёт он эти знания из самого Сознания. О том, что кто-то в результате процесса осознания сумел в сознании создать соответствующий циклический процесс (знание), мы узнаём по его фразе “Я понял!”.
Сам этот циклический процесс (знание) в зависимости от того, в какой части Сознания он возник, может существовать от нескольких мгновений до “вечности”. Нет, процессу (знанию) сама цикличность уже предполагает исключительно только “вечность”, при условии, что сам такой процесс возник не на связях Подсознания. Потому как очередной цикл процесса Осознания следующий за тем его циклом, в результате которого это знание и возникло, как минимум частично его там и разрушит. Впрочем, все эти знания относятся в большей степени к самому Сознанию, и нам сейчас вряд ли понадобятся, а потому не будем про это. А будем ещё раз о структуре.
Вы обратили внимание, что если вам хочется мочь всегда быстро находить любую из ваших вещей в огромном ворохе, что их у вас вообще есть, то вы прежде всего наведёте там некий порядок. С точки зрения Сознания вы таким образом создадите в нём знание порядка. Причём сама эта совокупность, - а то, что это именно совокупность, так это безусловно, - знаний может быть очень разной. Всё будет зависеть от структуры самой этой совокупности. Представьте, если для каждой вашей вещи будет соответствовать одно какое-то знание порядка, без всякой на то связи с другими вещами (в том числе с местом, где они находятся), т. е. без всякой структуры у самого порядка, то самих таких знаний порядка вам понадобится никак не меньше, чем есть у вас вещей. А вещей может быть очень много, как и знаний порядка им соответствующих. И может оказаться их больше, чем вообще способно удерживать ваше сознание. А потому ничего странного, если каждый раз, чтобы найти потом необходимую вещь, вам просто придётся заново её искать. (Т. е. вы будете помнить сам факт, что такая вещь у вас есть, а вот где она, вы не будете помнить совершенно.)
А можно поступить иначе, - на основании неких признаков разделить все вещи на несколько групп (в зависимости от количества признаков по которым вы их разделили), затем внутри самих групп разделить вещи по такому же принципу ещё на несколько групп, и т. д. Пока однажды не обнаружите, что вы имеете дело уже вовсе не с группами, а с конкретными вещами, а значит и делить вам больше уже нечего. Таким образом вы сформируете в сознании структуру из знаний признаков ваших вещей. И теперь вам достаточно только знать (установить связь) между знанием структуры совокупности вещей (знанием в ней порядка) и знанием структуры (совокупности признаков) в самой вещи. А так как знание структуры совокупности признаков вещи это и есть знание самой вещи, а его вы уже знаете, то вам останется знать только знание порядка их совокупности (структуры), и знание порядка совокупностей их совокупностей, и т. д., пока таким образом вы не охватите знаниями порядка все вещи, что вообще у вас есть. Таким образом вместо знания порядка для каждой вещи вам достаточно иметь лишь несколько знаний порядка для их (совокупностей) структуры. Поверьте, количество знаний порядка структуры будет в разы меньше, чем количество знаний самих вещей, потому как зависимость между количествами этих знаний экспоненциальная. А потому Сознание (даже с его ограниченными возможностями) сможет запросто удержать знания порядка самой структуры. (Проще говоря, зная только, как устроен у вас порядок, вы всегда запросто отыщите любую вашу вещь, как много бы их не было, - для этого вам достаточно будет только знать саму структуру, и что сама такая вещь у вас точно есть.)
Но, вернёмся к процессу Осознания, даже за время одного своего цикла ему неоднократно приходится иметь дело с устройствами структур именно подобного типа, потому как они являются наиболее распространёнными в нашем Сознании. В зависимости от направления по которому он движется внутри и относительно этих структур, можно говорить о двух разных приёмах, которые он таким образом использует, - интегрирование и дифференцирование. Впрочем для понимания нами Языка этих знаний о процессе Осознания будет вполне достаточно, а потому хватит уже об этом.
СОЗНАНИЕ И КОЛЛЕКТИВНОЕ СОЗНАНИЕ - ВОЗМОЖНОСТИ
Сознание, это хорошо, но Коллективное сознание, это ещё лучше. Всё дело в возможностях, а они у них разные, - сравним же их.
Самым главным отличием (их возможностей), из которого собственно и проистекают все их последующие свойства, будет время их существования. Если время существования конкретного сознания ограничено временем существования конкретной же формы Жизни, то Коллективное сознание “вечно”. Потому как в основе его невещественный “вечный” процесс передачи знаний от одной вещественной невечной формы Жизни другой. Из уже этой разницы много чего следует.
Сознание ограничено, в смысле ограничены его возможности, и это безусловно. (Как и безусловна глупость фразы “человеческие возможности не ограничены”.) Впрочем, свою собственную ограниченность мы чувствуем постоянно, начать хотя бы с того, что с таким нашим Сознанием этот Мир ничем кроме как структурой осознавать мы больше не можем. А мы и осознаём, - сама эта книга призвана создать соответствующую невещественную структуру знаний в вашем сознании.
Или умножаем числа, - границу собственных возможностей вы уже обнаружите экспериментируя с парами двух-трёх и вряд ли более значных чисел. (История знает уникумов, которые умножали очень многозначные числа. Но они были полными идиотами, потому как ничего другого делать в своих сознаниях больше не умели. Потому как в отличии от нас, в вычислениях они использовали все возможности своих сознаний, что у них вообще были, а это значит, что на всё остальное их у них просто уже не хватало.)
Или как мы вообще разговариваем, - наши фразы такие короткие уже потому, что длиннее мы просто не запомним. Представьте, фраза ещё не закончилась, и вы внимательно её продолжаете слушать, меж тем как её начало начинаете забывать. И, когда фраза закончится, смысл вы её осознать уже не сумеете.
Да, мы помним всё, или почти всё (а при соответствующих “подсказках” точно всё), что с нами однажды в жизни происходило. Но, и у этого процесса есть свои ограничения, - продолжительность жизни самой нашей формы Жизни. А потому ей не нужны ресурсы для Сознания, которые ему в любом случае никогда потом не пригодятся. Поэтому, начиная примерно с шестидесяти лет, мы, если что и “запоминаем”, то только за счёт уже “забывания” чего-то. (Сами эти понятия потому в кавычках, что не соответствуют вообще ничему, нет таких процессов “запоминание” и “забывание”. А есть результаты процесса формирования невещественной структуры знаний в нашем Сознании, которые мы субъективно и воспринимаем как “запоминание” и “забывание”.) А потому должен расстроить вас, апологеты жизни вечной, - с такой нашей формой Жизни жить вечно безусловно возможно. Но вот из-за ограничений её Сознания, точнее невещественной в нём структуры знаний, сама эта структура в течении такой жизни постоянно вынуждена будет обновляться (как будто нам мало того, что с возрастом мы вместе с ним итак изменились). А это вопрос сохранения данной формой собственной индивидуальности, - зачем нам жизнь вечная, если со временем мы это будем уже “не мы”, а потом и “не “не мы””, и “не “не “не мы”””, и т. д.?
(На самом деле вопрос гораздо сложнее и интереснее, чем кажется. Такой его трактовкой я лишь хотел подчеркнуть, что безусловно вечная жизнь возможна, - но, тогда, что это будет за жизнь? Таким образом, прежде чем говорить о жизни вечной, нам необходимо уточнить (детализировать) само понятие (знание признака действительности) “жизнь”. Ведь, говоря “жизнь”, мы подразумеваем гораздо больше, чем вообще называем. Потому, уверен, после соответствующей детализации самого понятия “жизнь”, сторонников вечной жизни будет существенно меньше, - увы, так устроен человек, он очень и очень индивидуален. В то время, как вечная жизнь такой его индивидуальности вовсе не предполагает. Проще говоря, вечность и индивидуальность несовместимы.)
Впрочем, достаточно пока о Сознании и его ограничениях, к ним мы ещё не раз будем возвращаться, а теперь поговорим о Коллективном сознании, точнее уже о его возможностях.
Коллектив, - это совокупность людей основанная на знании присущего им всем совместного признака.
Коллективное сознание, - это совокупность сознаний всех их носителей в коллективе.
Условие совместности, - элементы только тогда будут совместны (множеством), когда обладают хотя бы одним общим признаком. Сам такой признак и будет признаком совместности. А само множество будет совместно по данному признаку.
Условие совместности является необходимым при формировании знания целостности.
В самом начале это было знание признака совместной передачи генетической информации, потом и/или знание другого некого (главное, чтоб совместного) признака (языка, например), потом... и т. д., - сегодня, впрочем как и всегда, коллективы образуются где угодно, как угодно, но исключительно при этом только в нашем Сознании, - лишь бы были для того у него соответствующие знания совместных признаков.
Потому один и тот же человек (сознание) имея разные признаки одновременно может существовать сразу в нескольких коллективах. А так как тема наша “Язык”, то и интересовать нас будут в основном коллективы (и коллективные сознания) основанные исключительно на знании того или иного признака Языка (проще говоря, какого-либо из языков).
Коллектив “вечен”, потому как он в том числе и процесс. (А “вечен” потому в кавычках, что всегда существует вероятность у возможности полного его уничтожения, - она тем меньше, чем больше сам коллектив.) Именно потому, что процесс, он постоянно изменяется (детализируется) сам вместе с изменением (детализацией) контекста в котором существует, и одновременно таким образом изменяет (детализирует) сам контекст. Все эти изменения вызывает постоянно растущее (в контексте) количество знаний. (И вот здесь, - стоп! - то, что дальше, нам здесь пока не пригодится. Напоминаю, мы сейчас осознаём только всё то, что так или иначе поможет нам потом осознать сам Язык.)
Количество возможностей удерживать знания у Коллективного сознания прямо пропорционально количеству его членов (сознаний) уже с их возможностями. Потому как, если какое-то знание есть хотя бы у одного сознания в Коллективе, то оно безусловно есть и у Коллективного сознания. И наоборот, у какого-либо сознания в Коллективе не обязательно есть все те знания, что есть вообще у Коллективного сознания. Из этого следует, что количество всех знаний в Коллективном сознании никак не меньше, чем количество знаний в каком-то отдельном сознании.
Ещё раз, для того, чтобы правильно осознать всё то, что будет сказано дальше, надо чётко понимать, что “количество возможностей удерживать знания” и “количество самих удерживаемых знаний” значат очень и очень разное. Если количество возможностей удерживать знания Коллективным сознанием элементарно равно количеству возможностей всех его сознаний, то с самим количеством знаний всё совсем не так.
Одно и то же знание может быть не обязательно у всех сознаний в Коллективе, - такая ситуация скорее для него исключение. А правило для него, - это существование одного и того же знания у какого-то промежуточного числа в нём сознаний. В любом случае существует такое соотношение количества знаний удерживаемых в Коллективном сознании, количества возможностей их удержания в отдельном сознании и количества сознаний в Коллективном сознании, когда в Коллективе обязательно возникнет ситуация, что одним только отдельным сознанием удержать все уже существующие в Коллективном сознании знания попросту будет невозможно.
А возникнет она потому, что накопление знаний в Коллективном сознании происходит гораздо быстрее, чем развивается вещественная структура связей в Сознании. Следовательно, количество возможностей удерживать знания в Сознании однажды становится меньше относительно, чем есть уже вообще количество знаний в Коллективном сознании. А количество возможностей удерживать знания, как и количество самих знаний в Коллективном сознании увеличивается за счёт элементарного роста самого Коллектива, т.е. количества составляющих его сознаний. А процесс роста Коллектива происходит в сотни раз быстрее, чем процесс развития Сознания с его возможностями в том числе. И т.д...
А отсюда вопрос, - А зачем в таком случае излишние (которые уже не способно удерживать отдельное сознание) знания в коллективном сознании вообще нужны? Проще говоря, зачем ему в коллективном сознании знания, которые оно, один чёрт, знать уже просто не сможет? Да, это безусловно, чем больше знаний в неком коллективном сознании, тем сильнее сам тот коллектив. Но ведь в таком случае отдельному сознанию придётся сначала из них выбирать, а потом может и вообще статься, что у каких-то членов одного и того же коллектива вообще может не оказаться общих знаний. Значит, таким образом нарушится условие совместности, - необходимое и достаточное условие для существования Коллектива вообще. А, значит, исчезнет и сам Коллектив как контекст, ведь таким он просто существовать уже не сможет.
Сможет! - но только, если будет делать теперь это несколько иначе, чем вообще делал до этого. Именно поэтому в Коллективе однажды появляется механизм веры, а с ним и верующие.
МЕХАНИЗМ ВЕРЫ
Мы для чего в коллектив собрались? - Чтобы быстрее и больше получать знания и большее же их количество потом там удерживать (а не только генетическую информацию, как думают некоторые). Потому как, чем больше знаний в Коллективном сознании, тем сильнее и успешнее сам Коллектив. Не так уж и просто это, - собирать знания, - чтобы потом вот так вот запросто от них ещё и отказываться. Тем более, что для отдельного сознания добыча хотя бы одного из них посредством опыта (особенно тогда) частенько сопряжена была с гибелью его самого, а вместе с ним и пропажей самого знания. В то время как для Коллективного сознания даже такой печальный результат опыта тоже есть знание, которое само при этом вовсе и не пропадает, а продолжает существовать дальше.)
Потому, когда случилось, что знаний в Коллективном сознании стало всяко больше, чем их могло удержать отдельное сознание, то Человек решил ограничится не доскональным их всех знанием, - такое для него было уже в принципе невозможно, - а только знанием самого факта, что некоторые из них вообще есть. (Вот в этом месте мне всегда хочется повторить знаменитое “Какой маленький шажок для одного человека, и какой огромный шаг для всего Человечества!” - Нил, я это правильно помню?)
Мы не знаем сегодня, кто первый однажды решил плюнуть на всё и вся и таки довериться тому, другому, исключительно только полагаясь на его слово. На слово, как на название знания и ничего больше, - без всяких на то знаний связей и просто знаний (признаков) в структуре его значения, как если бы их там и не было вовсе. Но это был воистину революционный шаг, после которого у этого “кто” так возник механизм Веры, а с ним он уже точно был Человеком. Потому как именно признак “механизм Веры” в отличии от множества других признаков есть только у Человека, но абсолютно отсутствует у других (даже очень умных) животных.
(Кстати, “побочным” следствием появления механизма Веры было появление чуть позже него механизма обмана. Это не такой сложный механизм, как может кому-то показаться. Приёмы, которые он использует, можно пересчитать по пальцам, но! Уже из того, как он устроен, следует, что обмануть можно каждого. Потому со знаниями надо работать очень и очень аккуратно, исследуя и их самих, и связи между ними. А это, в свою очередь, очень и очень большая мыслительная работа. Какой-нибудь телепропагандист вовсе не зря получает деньги от подонков за придуманную им структуру (совокупности знаний) обмана, - потому как в своё время он потратил на неё достаточно времени, чтобы кто-то с ходу мог бы запросто так вот потом его разоблачить. А потому нет ничего более удобного для подачи обмана, чем формат какого-нибудь политического ток-шоу. Ещё раз, - формат телешоу предполагает навязывание “истины”, а вовсе не поиск её.)
Да, что обман, если человек настолько запутывается в своих знаниях, когда незаметно для себя вместо их самих привыкает использовать исключительно только их названия так, что может порой обмануть даже и сам себя. Например, я частенько слышу от верующих пожелание, чтобы бог однажды явился им. “Но, - спрашиваю я, - если вы с ним всё-таки встретитесь, то так вы обретёте знание о нём, а значит потеряете в него веру. Оно вам это на самом деле надо?” И с этого места у всех уже начинается всё очень по разному, потому как самой этой связи они никогда себе и не представляли. Впрочем, это совсем уже другая история.
А из того, как устроен механизм Веры, как он действует, следует, что мы сегодня все так или иначе верующие. И атеизм здесь совершенно ни при чём, - кстати, неверие, это одна из разновидностей Веры. (Как иметь принцип не иметь принципов уже сам есть принцип, так и не верить ни во что, это значить верить, что само “ничто” уже существует, а это и есть вера в что-то.) Потому забавно наблюдать, как спорят “верующие” с “неверующими”, - обычно они сами вообще не представляют о чём так друг с другом спорят.
Вера лежит в основе столь точной науки, как математика. В ней это самые элементарные знания, которым достаточно просто быть, - они никак не доказываются, никак не объясняются, т.е. мы просто верим, что они есть. Всё, что мы можем узнать о них, так это их свойства, - проще говоря, каким образом они взаимодействуют с другими знаниями. Если бы таких элементарных знаний у нас не было, то мы не смогли бы познать вообще ничего, - уж так устроен процесс Осознания нашего Сознания, ему всегда необходимо что-то, от чего можно “оттолкнуться” . В противном случае сам процесс Осознания без таких (элементарных) знаний постоянно будет попадать на рекурсию, а значит никогда не закончится, а значит никогда не образует необходимое знание.
Язык и Вера безусловно связаны. По Языку мы можем проследить, как в Коллективе формировался механизм Веры, - поначалу все звуки, что были в нём, сначала сами по себе, а потом и в их объединениях, имели собственные значения. Проще говоря, знанием значения такого объединения звуков было знание суммы их собственных значений с учётом их знания связи порядка. Пока однажды в Языке не появились слова (объединения звуков) которые имели только одно единственное собственное значение, как совокупности (объединения), а сами звуки в них уже не значили ничего. А это, с одной стороны, свидетельствовало вообще об изменившимся отношении Человека к знаниям, а с другой стороны, о начале подготовки таким образом к созданию мыслительного инструмента “письменность”. Впрочем, это совсем уже другая история, а нас же сейчас и здесь интересует исключительно только Язык.
ЯЗЫК
ЯЗЫК - ИСТОКИ
Язык, - это мыслительный инструмент обмена знаниями в Коллективном сознании, а это и есть способ их удержания в нём.
Да, безусловно, знания удерживаются в отдельных сознаниях, но те отнюдь не “вечные” и имеют свойство однажды “умирать” (пропадать) вместе с их формами Жизни. А вместе со смертью сознаний “умирают” (исчезают) и знания, которые в них были. Чтобы этого не произошло, необходимо их передавать от одного сознания другому. Так со смертью одного сознания они уже не исчезнут, - чем больше сознаний владеет тем или иным знанием, тем больше вероятность, что оно не исчезнет из Коллективного сознания вовсе. Потому как теперь знания участвуют в “вечном” процессе передачи их от одного сознания другому, а значит и сами таким образом становятся “вечными”.
Не было бы Языка, не было бы и Коллективного сознания, - одно без другого просто не существует. А потому сначала появляется Коллектив, а уже затем Язык с Коллективным сознанием. Преимущества возможностей Коллективного сознания в сравнении с возможностями просто Сознания очевидны, а потому сама разница в этих возможностях внутри Коллектива и стала той необходимостью, что в итоге привела к появлению в нём Коллективного сознания. Только одной необходимости мало, - что-то не наблюдаем мы сегодня у других форм Жизни (безусловно обладающих собственным Сознанием и живущих в коллективе), кроме как у формы Жизни “человек” собственных Коллективных сознаний, - потому как нужны ещё и соответствующие возможности. И однажды они таки у формы Жизни “человек” появились.
Произошло это, по-видимому, в начале последних ста тысяч лет, вряд-ли раньше. (Здесь начинается вопрос границ, а они несколько “размытые”, потому как имеем мы дело таким образом с процессами.) Что-то случилось со Средой, в результате чего Человек вынужден был сменить привычный для него образ жизни, а с ним и свои привычки, умения и способности. Не вдаваясь в детали, скажу только, что так у него в Сознании высвободилась огромная часть области ответственной за обоняние, - ему просто не надо было уже так много нюхать как прежде.
И здесь самое время напомнить об архитектуре что вещественной, что невещественной структур Сознания, - знания одного и того же вида (от одного какого-то информационного канала) в Сознании располагаются областями непосредственно у мест, где сами эти каналы с ним соединяются. Тогда возникла интересная ситуация, - в Сознании появилась абсолютно работоспособная область, но почти без всяких в ней знаний, потому как их просто уже не поступало в неё в том количестве, чтоб можно было бы заполнить её всю целиком. Потому как, - с одной стороны, - использовать её под знания другого типа (заполнить знаниями из информационного канала другого типа) было совершенно невозможно, сама архитектура невещественной структуры знаний в Сознии этого просто не позволяла (примерно так, как вы не можете в доме попасть из одного подъезда в другой не выходя на улицу, тем более, что дверь другого подъезда приспособлена теперь только для прохода кошек.)
С другой стороны, - удалить саму такую область из вещественной структуры Сознания уже невозможно, она в том числе используется вообще в процессе Осознания и не только. Потому как это не хвост какой-нибудь, который запросто отбросил и пошёл. (Если убрать один подъезд, так может и весь дом рухнуть, тем более, что кошек мы любим, частенько кормим и гладим.)
И тут случилось, то, что не могло не случится, - смотрите! Человек перед этим неплохо не только нюхал вообще, а и управлялся с самими знаниями невещественных признаков действительности, полученных с помощью обоняния (запахами). Мало того, что различал он их достаточно много, но он умел уже различать и их объединения. А ведь, напоминаю, это всё были знания невещественных признаков действительности “запах”, примерно с такими же свойствами, что и у знаний невещественных признаков “звук”. Более того, для них уже существовали необходимые связи в Подсознании, чтобы с этими знаниями невещественных признаков можно было образовывать необходимые же связи соответствия. (Проще говоря, осознавать с их помощью кому принадлежит тот или иной запах.)
Красота! - всё необходимое для создания мыслительного инструмента “Язык” Человек, выходит, получил уже полностью готовым. (Вот останься тогда мы в этом тёплом, липком болоте, с деревьями посреди него, то где бы мы сегодня были?) Осталось только данную область Сознания подключить к соответствующему информационном каналу (слуху), - не знаю как, но однажды это ему удалось. Так у Человека возник мыслительный инструмент Коллективного сознания “Язык”. (Проще говоря, потеряв в обонянии, мы получили Язык.)
А дальше оставалось только развивать то, что уже итак было. Другое дело, что и сама невещественная структура знаний, и вещественная структура связей развивались тогда примерно с одинаковой скоростью, - это не столь для нас сейчас важно. А важно понимать, что развитие Языка стало таким образом звуковым (а с изобретение письменности уже и визуальным) отражением процесса развития самого нашего Сознания, что его вещественной, что невещественной структур. Удивительно, правда? - с помощью Языка теперь мы можем следить в том числе за тем, чего в действительности вещественным нет и быть не может (потому как это процесс), - за развитием невещественной структуры знаний в собственном Сознании.
ЯЗЫК И ГРАНИЦЫ
Сегодняшние понятия о Языке, или какой-нибудь его детализации (языке) используются без сколь либо обозначенных для них границ, - оперировать такими, это как рисовать муху в натуральную величину малярными кистями, если что-то и получится, то очень плохо. Тем более плохо будут представлять себе контексты с таким понятиями люди, на которых они направлены. Этим пользуются различного рода мошенники и псевдоучёные, чтобы таким образом запудрить остальным мозги ради своих, не всегда безобидных, собственных целей. Впрочем довольно, достаточно с них.
И дело здесь вовсе не в чьей-то злой воле, нет, специально здесь никто ничего плохого не делает, а в самой структуре Языка. Не представляя структуру Языка как знание (т.е. не осознавая ее, или по другому, - не переводя знания структуры её вещественных связей в знания структуры её невещественных знаний) проводить в Сознании границы для Языка невозможно.
Напоминаю, - границы, это только у нас в Сознании, ничего подобного в Действительности нет и быть не может. А потому мы вольны устаналивать их по собственному усмотрению именно такими, с какими собственный наш процесс Осознания будет для нас наиболее эффективным. А более эффективным он будет с теми границами, которые максимально соответствуют структуре самого нашего Сознания. Потому понятие “русский язык” соответствует у меня такой детализации Языка, совокупность знаний связей в котором отличается уже от любой другой, что в нём вообще есть. И вовсе не обязательно, чтоб в своём первозданном виде эта совокупность дошла потом и до наших дней, - мне достаточно лишь только иметь знание процесса детализации этой совокупности, а с ним я уже могу решать, с чем вообще имею дело в конкретном контексте. (Напоминает историю с динозаврами, некоторые из них со временем превратились в птичек. Так вот, птички для меня с таким подходом, получается, как были динозаврами, так ими и остались.)
Ещё раз, вы можете предложить свои границы, в смысле знания связей, главное, чтоб они соответствовали большей эффективности процесса Осознания нашего Сознания, который их потом использует (чем те, что предложил вам я).
Кстати, лингвистиков подводит именно отсутствие у них знаний чётких границ. Можно сколько угодно морщить лоб и ботать при этом по фене, но только вряд-ли им это поможет, нет, - сегодня сойти за учёных не предъявляя никаких знаний границ невозможно. Потому как без них просто осознать ничего невозможно. (Да хоть я запросто соглашусь, что у Макса Фасмера был личный ноутбук и все такое, но только в любом случае знания связей (границ) в его трудах от этого не появятся. А просто так объявлять (без какой либо разборки структуры их значений, которую только потому не разбирают, что не представляют вообще) эти знания, сегодня каждый, простите, дурак уже может. Потому без них Этимологический словарь М. Фасмера (впрочем как и все прочие подобные словари) сегодня в лучшем случае представляет всего-лишь его личное мнение, а оно не на много, если вообще лучше, превосходит результат гадания на кофейной гуще.
Знание Языка предполагает знание Сознания, а оно вовсе не рассчитано на осознание им самого себя. Осознать Сознанию себя, - это значит перевести знания связей вещественной структуры Сознания в знания его невещественной структуры, - возможно, но только с таким, переполненым самим собой Сознанием, осознать чего-то ещё будет уже невозможно. Оно нам это надо?
Сегодня задача, чтобы создать такую структуру у любой совокупности знаний (науки в том числе), чтобы его в том числе потом целиком возможно было удерживать в нашем Сознании. И здесь как нельзя кстати нам пригодился бы механизм Веры. Но вот беда, - нам до сих пор повсюду лингвистики навязывают к использованию через механизм Веры в том числе и те знания, которые сегодня мы уже запросто можем знать, чтобы структурировать их потом. Зачем? Ведь сама структура таких знаний, с неправильным в ней использованием механизма Веры, сразу будет ушербной. У того же Фасмера клейма “ложь” некуда ставить, настолько сегодня уже очевидно, что большинство его утверждений (совокупностей знаний), так или иначе затрагивающих структуру знаний, ей просто не могут соответствовать, - не те свойства у них, понимаешь, нормальных знаний связей (границ) в них нет абсолютно. А эти смешные определения лингвистиков, что есть заимствованние в языке? Потому как тоже без каких либо знаний связей. И т.д., и т.п. Впрочем, продолжать можно долго, только я здесь совсем не об этом.
Господа, контекст, как и сами понятия (знания), имеет свойство меняться, давайте же соответствовать ему, - осознавайте знания связей (границы) в нём правильно. А иначе так можно и самим однажды оказаться вне контекста.
ЗВУК
Сегодня мы уже привыкли, что Язык это прежде всего звуки и их объединения. А ведь начинался он как запахи и их объединения, т.е. был примерно таким, каким он есть сегодня у собак ( - Ну, и что, что они иногда гавкают, мы тоже при желании можем иногда гавкать и разные запахи при этом издавать, потому как “разговаривают” собаки в основном запахами.) Со временем, ввиду смены образа жизни, и свойств самих звуков, мы всё большее значение стали отдавать именно звукам, как средству получения и передачи знаний, нежели чему-то ещё.
Помимо запаховой для передачи знаний у Человека тогда (как впрочем и сейчас) были жестовая, мимическая, звуковая и интонационная составляющие. (Последнюю в речи мы и сегодня используем практически постоянно, - без неё не спросить, не поругаться как следует, ни вообще никак не выразить собственного отношения (восприятия значения) ко всему тому, что мы в речи говорим.) В любом случае, всем составляющим тогдашнего “слова” в тогдашнем же “языке” мы в итоге предпочли звуковую. (Похоже, что процесс смены образа жизни у Человека происходил одновременно с развитием того, что впоследствии и стало Языком.)
Уже тогда Человек в звуке (звуковой составляющей), раличал как минимум две структуры, - помимо структуры интонации звука он безусловно уже различал структуру его значений. (На самом деле больше, - вы запросто сможете отличить говорит человек в помещении или на улице, далеко или близко, и т.д., а сами эти знания следуют из соответствущих структур звуков.) Всё вместе давало ему достаточное количество знаний их (структур) объединений, чтобы таким образом задавать с ними вообще все необходимые соответствия со всеми знаниями признаков, что тогда уже у него были, благо их и было-то немного.
Так он обнаружил, что может издавать звуки двух разных типов, - сегодня мы называем их “гласные” и “согласные”. Отличаются они исключительно только способом произношения, но именно вот это отличие и определило потом всю их дальнейшую судьбу в Языке.
Гласные звуки “о”, “у”, “а”, “э”, “и”, “ы” (это все гласные звуки в русском языке) издаются просто, на выдохе, без всяких тому препятствий, потому легко переходят один в другой и могут звучать долго.
(Кстати, забегая вперёд, пару слов о правиЛАх (знаниях связи) в русском языке. Употребление “ла” между элементами в объединениях указывало, что значения самих элементов там несколько иное, чем вообще это было у них в других объединениях (словах). Потому как указывало, что в них следует учитывать вовсе не знания, что были в структуре значений этих элементов, а или знания устройства самих их структур (знаний связи), или знаний их структур звучаний. Самому же такому объединению задавалось соответствие с неким признаком (значение) обычно сознания. Согласитесь, а как вообще можно ещё назвать то (признак сознания), что по определению не может иметь ни образа, ни звучания, т.е. вообще ничего того, что можно почувствовать?
Ещё раз, употребление “ла” в словах говорило, что так мы имеем дело именно что со структурами и ни с чем больше. И определяло таким образом значения объединений с похожей структурой как одну из возможностей значения соответствующего объединения с “ла”. Наиболее употребительным, а потому и понятным сегодня это правило является в случае с “делать” - [”дь-э” (говорить) как “ть”]. Значением “дь-э” является вообще [какое либо действие (коллектива “Д”)]. Проще говоря, чтобы название процесса стало его сутью (содержанием) теперь достаточно было к нему добавить на конце “ть”: “игра” - “играть”, “езда” - “ездить”, “уда” - “удить”, и т.д. А ещё: “есь” - (”[Й]-э[с]ь”) - “есть” и “бы” - (“[Б]ы”) - “быть”. Последние два я потому привёл, чтобы вы понимали, что и “ес(ь)”, и “бы” были в древнем языке, а уже объединениями “есть” и “быть” они стали именно в русском языке. Сравните, в том же английском с ними ничего такого не происходит, они как были там “is” и “be”, так ими и остались, но стали при этом уже вспомогательными глаголами.
Т. е. по тому же самому правилу “глас” это - [“[Г]-”ла”-”с”], - [звуки (издаваемые гортанью) (говорить) как “с”]. ([Г], как я уже говорил, имело тогда значение [звуки издаваемые гортанью], или, по другому, - [те звуки, что говорят] (в отличии от всех (зв)уков вообще,- “ук” - [звук]).) А вот как именно звучало тогда “с”, чьи особенности звучания нам и помогли потом отличить гласные звуки от согласных, поможет понять уже другое объединение, а именно “слитно” - “[С][Л]ь-[Т]-[Н]-о]”. Значение этого объединения тоже будет для нас загадкой, до тех пор, пока мы не поймём, что объединение “[С][Л]ь” значит в нём вовсе даже не саму [соль], сколько знание звучания слова ”соль”, - [”соль”]. Т.е. правильнее будет “”[С][Л]ь”-[Т]-[Н]-о”, что в свою очередь будет значить примерно так, - [звучание “соль” значения [соль], когда она была ещё не отдельным веществом, а частью]. А частью она была, когда считалась свойством воды, а сама такая вода (с солью) называлась одним звуком “(св)”. Т.е. и соль, и вода были когда-то одним целым и произносились одним звуком “(св)” или по другому - слитно. Потому как потом уже, когда и соль, и вода стали отдельными веществами, произносится они тоже стали по отдельности, - “с” и “в”. Т.е. значению “соль” изначально соответствовало звучание “с” (”з”). А это единственный согласный звук в языке, который может произноситься на выдохе долго, т.е. может быть при этом растянут.
(Кстати, из этого знания следует, что “с” в значении [соль] в русском языке произносили тогда несколько растянуто, примерно как сегодня английское “the” (но без языка) - “з-з-з”.) В итоге значением объединения “слитно” является [делать как “с-с-с” (”з-з-з”)]. Отсюда становится ясным и значение объединения “глас”: “[Г]-[Л]а-”[С]”” - [(говорить) как “с-с-с”]. И таки да, все гласные звуки отличаются тем, что запросто могут быть растянуты, в отличии от согласных (кроме “с”).
(Кстати в кстати, - из этого знания следует, что слово “глаз” вовсе не было тогда знанием признака действительности, каким мы знаем его сегодня. Тем более, что для этого знания признака действительности в древнем языке уже было соответствующее слово, - “око”. А был он признаком сознания со всеми вытекающими из этого следствиями. А вот как он потом стал из знания признака сознания знанием признака действительности, это отдельная большая история, а потому не здесь. А здесь лишь я только отмечу, что одновременно с этим процессом из русского языка ушло слово “око”, потому как, собственно, это и был один и тот же процесс.)
Древние наши предки совсем не просто так выделили гласные звуки по знанию связи возможности их слитного произношения, потому как именно эта их особенность, в отличии от согласных звуков, не давала этим звукам возможности образовывать однозначные соответствия между их звучанием и каким нибудь знанием признака именно действительности. А вот со знанием какого нибудь признака сознания, - так это запросто. (Впрочем, тема эта тоже большая, а потому тоже не здесь).
И, заканчивая о гласных звуках, напоследок замечу, - правильно рассматривать тогда не шесть гласных звуков в русском языке, а три (их пары). Потому как особенности звукоизвлечения звуков в парах устанавливали несомненную связь между знанием их звучания и всеми прочими знаниями, что были в структуре их значений. А наши предки умели уже распознавать самые тонкие нюансы в звучаниях, чтобы задумываться потом об их значениях.
С согласными звуками всё было не так, начиная с самого их произношения, - никакого свободного выдоха, именно, что с препятствием. (Ещё раз, - различные звуковые модуляции “с” не в счёт, это отдельная тема. Многочисленные особенности возможностей произнесения этого звука вдохновили древних людей на самые разные решения их использования. Собственно начало детализации звука “(св)” на “с” и “в” и было началом детализации Языка на разные языки.) А уже в зависимости от рода препятствия получался соответствующий звук. (Более подробно о согласных звуках здесь же, в главе “Пример анализа в русском языке”.) Никакой такой собственной длительности, а с ней и возможности собственной модуляции, какая была у гласных звуков, у них не было и нет. А это и было необходимое и достаточное условие для задания с ними однозначных соответствий.
(Кстати, здесь интересно, - наши предки называли согласные звуки “согласные”, что значило [(вместе) с гласными]. А это значило, что именно согласные звуки используются с гласными, но никак не наоборот. Отсюда следует даже не знания значений “согласные” или “гласные”, а знание значения самого “значения” у наших предков. Получается, что значением они воспринимали только знания признаков сознания и ничего больше. (Будь это иначе, сама конструкция объединений “гласные” и “согласные” выглядела бы иначе.) А коли знаниям признаков сознания соответствовали тогда у русскоязычных только гласные звуки, то только и они имели значения. Сами же согласные звуки по отдельности для наших предков таким образом ничего не значили. А значили исключительно только их объединения с гласными звуками - модуляции - в структуре их значений уже были необходимые знания признаков сознания. )
И, совсем уже напоследок, заканчивая о звуках, - из частотного анализа русского языка следует, что мягкий знак в самом начале имел в нём собственное значение знания признака (в противном случае согласные звуки со смягчением - модуляции - его бы тоже не имели). Достаточно скоро его он утратил, и кроме знания связи (значения порядка) в русском языке ничего и никогда больше уже не значил.
СЛОВО
Однажды знаний в Коллективном сознании накопилось столько, что одних только отдельных звуков, чтобы в нём их удерживать (задавать им соответствия в Языке), было совсем недостаточно. Сначала Человек использовал для этого их устойчивые сочетания, а с развитием контекста, где оно постоянно использовалось, происходило и развитие самого устойчивого сочетания, как усложнение структуры его значений. Т.е. у него там возникали соответствующие связи, знание которых Человек и использовал в своём языке. И самым первым знанием связи безусловно было знание совместного использования тех или иных звуков, проще говоря их объединений, или, ещё проще, слов. Так возникли первые слова, потому как, -
- Слово, - это знание связи знания звучания и знания признака.
(Аналогией этому определению может быть представление слова как трёхзвенной цепи, - одно крайнее звено, это знание звучания, другое крайнее звено, это знание признака, а посередине, это знание связи. Стоит среднее звено убрать (знание связи), как цепи (слова) не будет.)
В речи наличие знания связи “объединение” Человек обозначал более коротким интервалом между звуками, что его образовывали, чем это были интервалы между звуками (словами) вообще.
Т. е. слово, это совокупность знаний, а, следовательно, и изучать его (её) надо целиком. К сожалению, сегодня это ещё не так, и слово изучают по частям, я бы даже сказал, одну только его часть, а точнее его знание звучания. (Как если бы орнитолог, например, изучал жизнь птиц исключительно только по их пению.)
Неосознанное неприятие такого подхода к изучению Языка вообще привело к появлению сегодня в Коллективном сознании феномена любительской лингвистики, явления весьма полезного и интересного. Настолько, что сегодняшние “профессианалы” из-за своей неспособности изучать Язык вообще, - с той совокупностью знаний, что у них есть, это в принципе невозможно! - вынуждены теперь ничем больше не заниматься кроме как защитой собственных знаний, что у них вообще есть. Тем более, что и защищать-то их просто, потому как сами из себя они представляют сваленные в кучу факты (знания data). А если у этой кучи и есть какая-то собственная структура (знания algoritm), то её ещё совсем недостаточно, чтобы саму эту кучу называть уже “наука”.
Начало негативному отношению к любительской лингвистике положил в своё время А.А. Зализняк, представив в своих трудах самих любителей-лингвистов этакими дурачками. Несомненно, таких тоже хватает среди любителей, только целью его трудов в этом случае было отнюдь не изучение феномена любительской лингвистики (в противном случае себе в оппоненты он выбрал бы самых достойных их них), а оправдание в Коллективном сознании никчемности существования самой лингвистики в современном её виде. Увы, эти его оправдания, если сегодня ещё и действуют на кого, то только на тех, кого он и выбрал себе в оппоненты. А его слова о существовании истины как таковой, на деле оказались только словами (звучанием). А чем ещё они могли быть у человека, который сам кроме звучания у слов ничего больше просто себе не представлял? Прожить жизнь в “науке”, для того, чтобы в конце её достойными осознания своих собственных рассуждений сделать именно дураков, - разве об этом мы все мечтаем? Господи, спаси и сохрани меня атеиста от этого, - и не дай бог вообще никому. Аминь! Впрочем, продолжаем...
ЗНАНИЕ ПРИЗНАКА
Знание признака абсолютно, в то время как знание звучания и знание связи относительны того языка, где они используются.
Окружающая нас Действительность огромна. Информация о ней поступает в Сознание через органы чувств по информационным каналам бесконечным потоком. А для нас это будет слишком много, учитывая ограничения, что есть у Сознания. Поэтому однажды оно и научилось делить информацию от них на небольшие кусочки - признаки (информации) - из которых на основе собственной структуры вещественных связей создавать невещественные циклические процессы и их совокупности - знания признаков. Знания признаков отличаются своими свойствами в зависимости от информационного канала из которых они получены и служат для того, чтобы задавать в Сознании отображение окружающей Действительности.
Признаки в свою очередь делятся на признаки действительности и признаки сознания. Признаки действительности называются так потому, что информация для них поступает именно от органов чувств, которые напрямую получают её из самой окружающей Действительности. В отличии от признаков сознания, - источником их информации является само Сознание, точнее та его часть, что принято называть “Подсознание”. Отличить одно от другого запросто, - знанию признака действительности соответствует нечто, что можно воспринять с помощью наших органов чувств: пощупать, увидеть, услышать, осязать, понюхать. (Но не только, - есть информация, что приходит от наших органов (просто, не чувств), и знания из неё сформированные, тоже будут знаниями признаков действительности, хотя и несколько отличными по своим свойствам. Это такие например знания как: чувство голода, чувство равновесия, чувство жажды, необходимости пописать, и т.д.)
Но, есть и такие знания признаков действительности, которые мы воспринимаем опосредованно. Т. е. информацию, которую мы не способны воспринять с помощью только собственных органов чувств, мы предварительно воспринимаем с помощью приборов. Они и ретранслирует её уже в понятную для нас (воспринимаемую нашими органами чувств) информацию. Таким мы “видим”, например, магнитное поле. Или “слышим” “разговор” насекомых. Или..., и т. д., - собственных примеров вы сами сможете вспомнить множество, главное, чтобы знания в них воспринимались посредством приборов, этих помощников наших органов чувств.
Со знаниями признаков сознания не так, никакие приборы здесь не помогут. (Они расширяют возможности органов чувств, но отнюдь не самого Сознания, - возможности Сознания расширяет Искусственный разум.) Чтобы ретранслировать знание признака сознания из одного сознание в другое, нам понадобится соответствующий контекст (совокупность знаний). И он тем больше, чем меньше связей Подсознания мы при этом используем.
Кстати, связи в Подсознании отличаются от связей в Сознании тем, что на них не могут существовать циклические процессы знаний. А с учётом архитектуры Сознания в том числе следует, что Подсознание возникло раньше Сознания и отличалось именно тем, что не могло удерживать знания. Знания самих вещественных связей Подсознания удерживаются уже в Сознании как знания связей. Таким образом (невещественные) знания (вещественных) связей в Сознании и есть та самая связь между вещественными знаниями (какими является в том числе генетическая информация) вообще и невещественными знаниями (какими являются циклические процессы в нашем Сознании).
Проблема в том что, чем меньше самих вещественных связей есть в Подсознании, тем больше знаний связей в Сознании требуется нам для удержания одного и того же количества знаний признаков, со всеми вытекающими оттуда следствиями для самого Сознания. (Осознание самой этой зависимости требует от вас как минимум знания комбинаторики, поэтому здесь возьмите на веру.) И наоборот, - добавление даже одной связи в Подсознании ведёт к резкому увеличению количества возможностей удерживать знания у самого Сознания. (Впрочем, чуть подробнее об этом здесь же, в “Знание связи”.)
Чтобы реализовать все такие возможности - удерживать знания - Сознание соответственно расширяет структуру собственных вещественных связей, где удерживает знания. Потому правильно будет детализировать знание “связь” на “data”, - это связи в Сознании, на которых удерживаются знания, и “algoritm”, - это связи в Подсознании, которые участвуют в образовании знаний связей. И те и другие как и связи вообще, вполне вещественны.
(Сам я в том числе иногда использую понятия “знание data” и “знание algoritm”, - первое соответствует знанию признака действительности, а второе знанию признака сознания. Проблема в том, что сами эти знания относительны того контекста, в котором они используются. А значит и сами их значения в них разные. Потому и сами понятия следует использовать очень аккуратно.)
И ещё одно деление знаний признаков: искусственные и естественные. Искусственные это те, что возникли в результате сознательной (с участием процесса Осознания) деятельности Человека, а естественные это те, что обошлись как-то без неё. Чёткой границы здесь тоже не может быть, потому как это всегда совокупности. А в них мы уже можем разглядеть присутствие знаний и тех, и других. Так, знание признака “коллектив”, - это знание искусственного или естественного признака? Не торопитесь отвечать, всё зависит от контекста, в котором они используются. Т. е. само такое деление относительно контекста, где эти знания используются. Пожалуй, для понимания, что есть знание признака в Языке, нам этих знаний будет пока достаточно. Понимание же знания признака как такового, это огромная тема, и больше относится к Сознанию, а потому не здесь.
ЗНАНИЕ ЗВУЧАНИЯ
Ещё одно из тех трёх знаний, что вообще образуют слово. А вторым оно идёт у нас потому, что возникло оно уже после того, как появилось знание признака. Вообще, знание звучания не единственное, что в этом качестве (соответствия знанию признака) мы используем в Языке. Мы используем также и знания жестов, и знания мимики, и знания интонаций - (ничего не забыл?) - и в этом нет ничего удивительного. (Собаки, так те в своём “языке” предпочитают в качестве “слов” использовать больше знания запахов, чем знания их лая.) Более того, знание “слова” как некого соответствия знанию признака, возникало из самой этой совокупности знаний (мимики, жеста, звучания и интонации).
Лишь со временем происходит выделение составляющей знания звучания как основной, этим она обязана свойству (невещественного признака действительности) звука вообще.
Язык как необходимость появляется, когда Человек уже создал Коллектив. Знаний особенно больше, чем было до того, пока он был один, у него вовсе не стало. Но, тем не менее даже те, что у него уже были, в коллективе стали обретать новые свойства. Так, занимая зрение самым насущным и постоянным занятием, а именно поисками еды, он слух теперь держал наготове для получения другой, не менее важной для него информации. Нет, никто тогда, как впрочем и он сам, с ним не разговаривал. Но, хотели они того, или нет, они вынуждены были практически каждое свое действие сопровождать соответствующей звуковой информацией. А те, у кого были уши, эту информацию и воспринимали.
А потому, если рядом начинал истошно визжать сосед, то это значило, что его убивают, и потому следовало оттуда как можно быстрее убегать. А теперь то же самое, но несколько уже по научному. В сознание поступало знание невещественного признака действительности “звук”, которое соответствовало знанию признака сознания “опасность”, осознание которого приводило в действие соответствующие инстинктивные механизмы, которые и побуждали форму Жизни данного сознания как можно скорее и подальше удалятся от этого места, - примерно так.
Специально визжать (говорить), когда его ещё не ели, а только собирались, Человек научился несколько позже. И одно только это обстоятельство ещё сильнее укрепило Коллектив. Тем более, что визжал он уже не просто “опасность”, а с уточнением, какая именно угрожала всем опасность. Ведь от этого знания зависела вся дальнейшая модель поведения каждого члена Коллектива.
(Например, в языке сурикатов учёные сегодня различают двенадцать слов соответствующих разным опасностям: “человек”, “змея”, “шакал”, “орёл” и т. д. “Человек” - общая опасность, от него спрятаться, если только чтоб не увидел; ”змея” - [все из нор!]; “шакал” - [все в нору!]; ”орел” - [все в норы, кусты, куда угодно, только не на открытое место!].)
А потому мы вполне можем считать, что первым “словом” (а это несомненно уже было “слово”, потому как было оно обращено к другим членам коллектива, а не вырвалось как-то случайно) было “слово” со значением [”шухер!”] или попросту [”опасность”!]. Первым “словом” был именно отдельный звук, потому как он имел уже все, что иметь необходимо, чтоб быть ему “словом”: знание звучания, знание признака и - ! - не имел знания их соответствия (а потому и само слово “слово” в кавычках). А вместо него у него была лишь элементарная связь algoritm, которая и заменяла ему само это знание связи. Проще говоря, у всех сознаний в одном и том же коллективе между одними и теми же знаниями звучаний и знаниями признаков были одни и те же связи. Или, одним и тем же знаниям признаков во всех сознаниях одного и того же коллектива соответствовали одни и те же знания звучаний. Из чего не обязательно следует, что подобное соответствие было у сознаний из разных коллективов. Проще говоря, уже на этом уровне развития “языка”, его носители из разных коллективов не обязательно могли понимать друг друга.
Ещё раз, - знание звучания возникает, когда самого слова ещё не было и быть не могло, потому как не было ещё знания связи, оно возникает несколько позже.
Звуков, которые мог издавать (посредством горла) Человек, было в начале не так, чтоб и много. Впрочем и знаний, которыми следовало обмениваться в Коллективе, тоже было ещё не много. Но было их всяко больше, чем звуков, - выручали жестовые, мимических и интонационные составляющие. В объединении с ними можно было передать все возможные (для передачи) уже тогда знания. С накоплением знаний происходит одновременное развитие речевого аппарата Человека, но, в любом случае, членораздельных звуков в его арсенале было тогда не больше пяти-шести. Это следует из частотного анализа Языка, потому как первые пять-шесть звуков во всех языках абсолютно одинаковые. (Трудность в определение их точного количества в отсутствии сегодня чёткого понимания, что есть звук в Языке вообще. А без него любое утверждение использующие понятие “звук” может быть только приблизительным.)
Но, уже начиная с этого небольшого количества вообще тогда возможных звуков у Человека, дальнейшее развитие Языка происходит в том числе по пути образования в нём объединений. В смысле в том или ином виде объединения у Человека уже были, но теперь на смену незвуковым в них составляющим приходят сами звуки. Собственно образование первых звуковых объединений мы и можем считать за появление Языка у Человека. Потому как они уже содержали знания связей, которые невозможно было получить генетически, этим знаниям следовало теперь предварительно учиться.
Таким образом развитие Сознания предполагало одновременное развитие связей algoritm (Подсознания), с помощью которых знания образовывались, и связей data (Сознания), на которых знания потом удерживались. Сегодня количество звуков (не букв) в любом языке не превышает тридцати и не меньше двадцати. Отсюда примерно одинаковая информационная эффективность разных языков, - это когда одну и ту же информацию (количество знаний) можно передать с использованием примерно одинакового количества звуков.
(На самом деле разница в информационной эффективности языков довольно существенна, особенно в тех сферах знаний, где не предполагаются знания о самой форме Жизни, точнеё о самих её органах чувст. Ещё раз, нам важно знать что они чувствуют, но совсем не важно знать как, - то, что хорошо в литературе, или, тем более, в поэзии, абсолютно не проходит в научном знании. Оценивать хорошо это или плохо нельзя , потому как всё это результаты процессов, а они оценочных характеристик не приемлют. А потому их можно только констатировать и не более. Проще говоря, утверждать, что русский язык лучше английского (или наоборот), - неправильно, это примерно как утверждать, что селёдка лучше, чем зелёный цвет, смысла в этом нет вообще никакого.)
С развитием Языка развивалась и структура знаний звучания. Сегодня знания звучания предполагают не только отдельное слово или словосочетание, но и предложения. Именно предложения обладают соответствующей структурой, а потому имеют смысл, причём достаточно однозначный, - изменение их структуры приводит к изменению их значений (в отличии от структуры гораздо больших образований вроде текста, изменение в их структуре не обязательно меняет их смысл). Впрочем, это уже другая тема...
ЗНАНИЕ СВЯЗИ
“Слово” становится словом, когда появляется знание связи. И первым знанием связи безусловно было знание объединения. А то, что это именно было знанием, свидетельствует то, что теперь Человеку ему приходилось учиться, - в отличии от генетической информации, которую Человек получал “по наследству”, знания Языка можно было получить только от других его носителей в процессе общения. Таким образом появление знания связи мы можем считать появлением у Человека Языка вообще.
(Кстати, о том, какое значение те же русскоязычные отдавали самой возможности говорить (т.е. использовать в речи не просто отдельные звуки, а их объединения построенные с учётом знаний связи) свидетельствует значения их слова “бог” - [(быть) (говорить)]. (У тех же англичан это “год” (”god”) - [[Г](говорить) (как одна из возможностей) коллектива (Д)] - [бог].) Похожее значение есть в Евангелии от Иоанна: “В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.” (Обязательно прочитайте весь контекст, в смысле первую его главу, так вы лучше поймёте значения самого слова “бог”. Ещё раз, значения одних и тех же слов (знаний звучаний) со временем очень даже меняются, а потому “бог” тогда, и “бог” сегодня, это “две большие разницы”. А вас, убогие, предупреждаю не обольщаться, - слово “бог” не вошло даже в первую сотню объединений, что к тому времени уже были вообще в Языке. А потому тем более оно не могло быть в нём первым. Даже из контекста Евангелия видно, что речь там идёт о его значении, а вовсе не о его звучании. Вот оно-то действительно было уже одним из первых, что вообще использовались тогда в Языке.)
Объединения в речи обозначаются отсутствием обычного для отдельных звуков интервала, - звуки, а их всегда в первых объединениях было только два, произносились в объединениях слитно.
(Кстати, и это особенность нашего Сознания, все звуки в словах, сколько бы потом их там ни было, воспринимаются им всегда исключительно только как два элемента того или иного объединения. Так “мусоропровод”, например, будет нашим Сознанием воспринято как объединение двух элементов, - “мусор” и “провод”.(”о” в соответствии со знанием связи не воспринимается, он здесь просто для лёгкости соединения в самой речи, т.е. для произношения). Далее объединение “мусор” разбивается на два элемента, - “мус” и “ор”, а объединение “провод” на “про” и “вод”. Далее “мус” на “м” и “ус”, “ор” на “о” и “р”, а объединения “про” на “пр” и “о”, а “вод” на “в” и “од” (”о” в “про” собственного значения не имеет, а служит для обозначения знания связи порядка в “провод”). И в конце разбиваются по отдельности “ус”, “ор”, “пр”, “од”. В результате получается объединение (а объединение потому, что все элементы в нём связаны друг с другом соответствующими знаниями связей) элементов, каждый из которых имеет (или имел) собственное значение в языке: “м”, “у”, ”с”, “о”, “р”, (”о”), “п”, “р”, (”о”), “в”, “о”, “д”. Удивительно, само это слово “мусоропровод” возникло сравнительно совсем недавно, а состоит оно из элементов, которые давным давно имели собственные значения в Языке! Нет, это не значит, что мы их все по-прежнему воспринимаем по отдельности, вовсе нет. Просто на его примере я лишний раз хотел показать, как происходит образование новых слов в Языке. Потому как оно происходит совсем не просто так, а в соответствии с определёнными законами, а отсюда и сами результаты такие.)
Объединение, как я сказал, уже потому объединение, что его элементы имеют соответствующую связь, а именно знание связи объединения. (А знание потому, что существует исключительно в нашем Сознании и нигде больше.) Связь эта в речи обозначается отсутствием интервала между звуками. При этом не следует путать знание связи объединения со знанием связи порядка, - всё это абсолютно разные знания. Чтобы понять это, достаточно поэкспериментировать с различными (слово)сочетаниями, - в них безусловно знание связи порядка присутствует, потому как само значение (слово)сочетания при перестановке в нём слов будет меняться. Но вот знаний связи объединения в нём как не было, так и не будет, т.е. от перестановки в нём слов оно объединением (одним словом) никогда не станет.
И наоборот, два элемента безусловно образуют объединение, в них присутствует знание связи объединения хотя бы потому, что в речи их произносят без соответствующего интервала, а у самого их объединения есть собственное значение, которое помимо значений самих элементов включает и знание связи объединения. В то время, как никакого знания связи порядка в таком объединении просто нет. А это значит, что в каком бы порядке оба эти элемента не присутствовали в объединении, значение самого объединения никак при этом никак не изменится. Особенно это хорошо видно на объединении “св” - “вс”.
Звуки “с” и “в” интересны тем, что возникли в русском языке как детализация древнего звука “(св)”. Первоначальными их значениями были [соль] и [вода]. С приобретением новых знаний происходит детализация Языка за счёт детализации в нём значений и соответствующих им звучаний. Таким образом сами эти звуки в русском языке стали значить знания признаков сознания [с] и [в]. Т.е. собственные значения признаков действительности они потеряли, теперь те же [соль] и [вода] звучали как “со” и “во”. Потому ничего странного, чтобы образовать из них объединения не было, прежнего значения, что был до того у звука “(св)” - [вода и все, что с ней было связано] у них уже просто быть не могло. Потому как само объединение образовывали уже звуки “с” и “в” со значениями [с] и [в].
Самих таких объединений могло быть два, - “св” и “вс”, - и оба возникли, но с абсолютно одинаковыми значениями! - Какая разница, если сначала с, а потом в, или наоборот? В любом случае результат ВСегда будет один и тот же. - Что говорит о том, что никакого знания связи порядка в них ещё не было. Потому как сами эти объединения возникли одними из первых, а знание связи порядка к тому времени ещё как следует не сформировалось. Ведь это было уже очень трудное для осознания знание, потому как имело именно уже две возможности, в то время как сам Человек до этого имел дело только со знаниями, у каждого из которых была исключительно одна только возможность, - соответствие какого-то конкретного звука конкретному значению (однозначность). Оно именно, что предполагало Человеку впервые выбирать из этих двух возможностей, чего он совсем ещё не умел. Потому немного растерялся, и до тех пор, пока в том или ином коллективном сознании не происходило окончательного формирования знания связи порядка, он предпочитал вовсе не обращать на него внимание, а использовать единственно тогда ему понятное из знаний связей, а именно только знание связи объединение.
Следы этой сумятицы и раздрая в коллективных сознаниях мы до сих пор можем найти в языках. Так значению [все] в русском языке было задано в соответствии звучание объединения “[В][С]ь-э”, в то время, как в сербском этому же значению задали в соответствие звучание объединения “[С][В]ь-э”. А ведь до того, как было задано подобное соответствие, это был всё один и тот же древний язык. Да, что говорить про разные языки, если с абсолютно одинаковыми значениями эти объединения “вс” и “св”, но с абсолютно разными знаниями связей порядка (точнее с полным их там отсутствием) позже вошли в более сложные объединения одного и того же языка. Так в русском языке сегодня сосуществуют “ВСе”, “СВой”, “СВязь”, “ВСегда”, и т.д.
Ещё раз, - никаких таких разночтений (разных значений) у самих этих объединений “св” и “вс” не было, потому как возникают они тогда, когда само знание связи порядка в русском языке ещё не сложилось. Проще говоря, порядок следования в этих обьединениях сутей не учитывался тогда абсолютно. Потому как знания связи порядка в Языке как такового вовсе не было, а было простое знание соответствия того или иного знания звучания звука или его объединения знанию признака, обычно действительности. А это была обычная связь, не знание. И этого было вполне достаточно, потому как человек в то время вовсе не разговаривал, как он делает это сегодня, а если только делился своими знаниями с другими.
Но однажды таки это знание связи порядка в языках оформилось, причём в разных языках оно было очень разное. (А языки потому разные, что одно и то же знание (в нашем случае это знание связи порядка) в них абсолютно разное.) Так в русском языке знанию признака (значению) [я], например, стало соответствовать знание звучания объединения “[Й]а”, в то время, как в английском языке этому же значению соответствовало объединение из тех же самых звуков, но уже в обратном порядке - “а[Й]”. Из чего следует, что знание связи порядка, которое несомненно в этом слове уже присутствует, было у них разным. (А присутствует потому, что то же “аЙ” присутствовало и в русском языке, но уже значило абсолютно другое.)
Потому первыми “настоящими” знаниями связи, стали те, что уже помимо знания объединения (звуков) содержали ещё и знание их порядка, потому как такое могло было быть именно только в объединениях. Механизм образования объединений как тогда, так и сегодня был достаточно прост, - сначала в неком контексте образовывалось устойчивое сочетание со своим знанием порядка, которое со временем становилось уже объединением (в Сознание образовывалось соответствующее знание связи объединения, при этом в звучании между звуками объединения пропадал интервал). Но значением этого объединения теперь уже было вовсе не объединение значений звуков, из которого оно состояло, а объединение их значений со знанием порядка в том числе, о чём собственно и свидетельствовало отсутствие интервала между звуками объединения. Т. е. уже тогда наши предки представляли что, если поменять порядок (знание порядка) звуков в устойчивом сочетании, то само его значение тоже изменится. Тем более, если то же самое сделать в объединении.
В русском языке знание связи объединения конкретизировалось следующим образом, - первым в объединении шло знание некого признака. Как и любое знание вообще, оно было достаточно всеобъемлющим, т.е. имело некоторое количество возможностей. А потому, уже следующее за ним знание признака призвано было эту возможность уточнить. (Там рекурсия, - следующее знание уточняло предыдущее и т.д., - таким образом можно было уточнить вообще любое знание, что было уже в языке. В результате этого процесса “длина” слов в нём только увеличивалась, а все случаи их аспирации или каких-то других сокращений, это результат уже воздействия неких иных механизмов, - по “доброй воле” слово само сократиться ни тогда, ни сегодня просто не могло.) К тому времени знаний в Сознании накопилось уже столько, что прямых связей (algoritm) было уже совсем недостаточно, чтобы задавать им соответствия с некими звучаниями, - проще говоря, образовывать слово. Единственный выход, - использовать в качестве связи некое знание, по другому “знание связи”, т.е. связь совсем уже непрямую. Собственно так из знания связи объединения со временем возникло знание связи порядка. Но здесь была проблема...
Дело в том, что до этого Человек уже образовывал связи между знаниями в том числе посредством знаний просто в Сознании, но никогда в Языке (в той его части, что “отвечала” за Язык). Там, в Сознании, это было достаточно просто, все необходимые для этого знания уже в нём присутствовали. С Языком было не так, соответствующие знания мало того, что предварительно надо было передать, но ещё потом суметь их и удержать. И всё это в условиях малоразвитых сознаний вообще, а, самое главное, полного при этом отсутствии письменности! (- негде записать, чтоб потом не забыть).
Но русскоязычные нашли выход, и это было гениальное решение, они придумали “записать” знания связей в самом языке. Так в русском языке появились слова с “ла” (правиЛА), которые и указывали, что в данном слове (объединении) используется не сами знания из структуры значений их элементов, а знания самих их структур. И самому такому объединению задавалось соответствующее значение. Теперь, все слова с похожей структурой значений имели то же самое значение как одна из возможностей признака, что была перед ними в объединении. При этом сам признак не всегда обязательно назывался, тем более, если он был единственным у данной его возможности.
Именно таким образом появились слова “лаз”, “лай”, и “лад” в значениях [как “з” (”с”)], [как “й”] и [как “д”]. Зная, что в них используются не сами знания из структур их значений, а именно, что знания (устройства) самих этих структур, легко допустить, что тот же “лай” значило [(звуки извлекаемые посредством гортани) как имеющие структуру (в смысле значение)]. А то, что это несомненно были звуки издаваемые гортанью, следовало из знания соответствия данного слова. Проще говоря, если кто-то и лаялся, то несомненно, что таким образом он пытался что-то сказать, бессмысленным сам лай таким образом просто быть не мог, - замечено, что та же собака, если и лаяла, то всегда только по поводу, тем более человек.
Первыми объединениями, где знание связи порядка безусловно уже действовало, были объединения из двух звуков, - “гласный с согласным” и “согласный с согласным”. “Гласный с гласными” не было потому, что невозможно было технически объеденить знания звучания гласных звуков. Тем более, что трудно было вообще объеденять вместе исключительно только знания признаков сознания, именно которым они тогда и соответствовали. (Для тех, кто сомневается, предлагаю определить похожие значения словосочетаний типа: “налево умножить”, “спать вверх”,” близко сомневаться” и т.д. Кстати, те же “в” и “с” объеденить удалось, а всё потому, что согласные.)
(Кстати, это же знание связи порядка помогло позднее установить у русскоязычных систему счёта (Счёт). До неё они использовали однозначную систему счисления (по простому говоря, - “зарубки”), где отдельной отметке (“зарубке”) соответствовала еденица, - сколько “зарубок” столько и едениц в числе. С появлением знания связи порядка они перешли на двоичную систему, о чём свидетельствует существовавшая у них довольно приличная для того времени система счисления (Счёта), там было уже и умножение, и даже деление. Со временем же произошла глобализация этого знания, и у русскоязычных все стало как и у всех. Впрочем, это интересная, но уже другая тема, а потому не здесь.)
Когда только звуки имели собственное значения всего ещё было мало, - и знаний признаков, и знаний звучаний (самих звуков), которые им соответствовали, и знаний связи (как они им соответствовали). Все изменилось с появлением мыслительного инструмента “письменность”. В Языке эффект был от него абсолютно такой же, как и в Счёте, - если на бумаге (камне, пергаменте, папирусе, земле, стене и т.д.) посредством его у древних получалось производить операции с очень большими числами, то в тексте они могли оперировать теперь уже очень большими объединениями (фразами и предложениями).
Нет, сами письменные тексты были тогда невелики, примерно как графити сегодня на заборе, но, в любом случае, были они без пробелов и без каких либо знаков пунктуации. Тем самым они оставляли простор для воображения. А потому мыслительный инструмент “письменность” со временем совершенствовался сам и вместе с собой совершенствовал и Язык, т.е. и слова в нём. А значит и правила (знания связей), которые в языке уже были.
О всех знаниях связи сейчас говорить смысла нет, в каждом языке они очень разные. Так о правилах в русском языке мне рассказывали в школе, только зачем, я не знаю. Ни тогда в школе я их не осознавал (т. е. не мог переводить знания признаков сознания построенные за счёт связей algoritm в знания признаков сознания построенные за счёт связей data), не осознаю их и теперь. (Я и этот текст набиваю абсолютно без всякого их знания.) Зачем нам надо осознавать то, что наша форма Жизни может делать сама неосознанно, т.е. без всякого на то участия нашего Сознания? Только время зря переводить и ресурсы, понимаешь. Вон ёжик, говорят, так попробовал (осознать неосознанный процесс дыхания), так потом и вовсе сдох. Гораздо больший эффект, чем заучивание тех или иных правил будет иметь постоянная практика письма и чтения. Правилам же вполне достаточно просто быть (где-то написанными), чтобы при необходимости к ним обращаться.
Предполагаю, что уже сегодня даже в этом нет необходимости, - услужливый автоподсказчик там, где надо, сам исправляет за нас ошибки в тексте. Оставляя для нас больше возможностей, там, где это нам действительно надо, - правильно формулировать само значение текста. А потому о связях пока всё. Тем более, что о некоторых из них мы обязательно поговорим, как только встретим их в своих примерах.
Отступление 2 ФАТАЛЬНАЯ ОШИБКА КИТООБРАЗНЫХ или ПЕЧАЛЬНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ЛЁГКОЙ ЖИЗНИ
В разной литературе я постоянно встречаю размышления учёных о сознаниях китообразных вообще. Их сознания отличаются тем, что чисто внешне очень похожи на сознания людей (имеется в виду их вещественная составляющая). Причём некоторые особенности их сознаний заставляют некоторых же учёных предполагать, что китообразные явно умнее людей. Но вот беда, они не могут нам этого сказать.
Конечно же нет, это не так, - Человек однозначно умнее, - но, чтобы доказать это, надо сначала самим понять, а что значит “умнее”. При этом мы не будем углубляться в структуру значений самого слова, у него слишком много контекстов, а значит значений, чтобы сейчас изучить их все. А остановимся лишь только на одном из них, именно на том, что связано непосредственно с самой их формой Жизни.
Уже из формы Жизни “дельфин”, - пусть это будут дельфины, они тоже китообразные, тем более они лучше из них всех изучены, - следует, что конечностей как таковых (тем более как у Человека) у них просто нет. А ведь были, они их утратили в течении эволюции, погнавшись за - в прямом смысле (значения) этого слова - лёгкой жизнью. Потому как для такой жизни такие конечности им просто уже мешали. Проблема в том, что конечности были у них не просто так, наличие их отражало те связи algoritm, что уже присутствовали в Сознании данной формы Жизни. Именно с помощью этих вещественных связей в Сознании создавались невещественные знания связей. Проще говоря, с их помощью форма Жизни “дельфин” знала, как вообще орудовать этими конечностями. А потом раз! - и “отказалась” от них за ненадобностью, а те и исчезли. Но не только конечности, но и вещественные связи в Сознании посредством которых формировались невещественные знания связей, необходимые чтобы управлять этими конечностями, исчезли, и тоже за ненадобностью. Меньше конечностей, - меньше мозгов. Это был безусловный регресс в Сознании дельфинов.
А ведь было время, когда они были ещё сухопутными, они были талантливы и подавали надежды. Но вот, спустились в Море и, поди ж ты, от лёгкой жизни вмиг (несколько миллионов лет для эволюции не срок) сразу вдруг поглупели. (Получилось, что “сходили” на сушу за мозгами, а потом вернулись обратно в море, чтоб быть уже самыми там умными.)
Нет, безусловно, в связи с контекстом, - море, новая среда, новые впечатления, - новые знания признаков у них теперь только накапливались, а, значит, их в том числе необходимо было сохранять в Коллективном сознании, но прежде всего в Сознании. Но, вот проблема, - руки ноги у дельфинов при этом постепенно исчезают за ненадобностью (отсутствует необходимость), а с ними вместе исчезают (в лучшем случае не появляются вообще) новые связи algoritm в их Подсознании. Таким образом, чтобы создать необходимое соотношение между количеством связей algoritm, связей data, и знаний, что необходимо было удерживать в их Сознании, единственным выходом для них оказался тот, что предполагал увеличение количества связей data, чтобы мочь таким образом эти самые знания там удерживать. А для того количества знаний, что у них уже были, это значило создание тысяч связей data вместо одной связи algoritm, - а ведь это всё вещественные связи. Потому ничего удивительного, что со временем мозги у них элементарно “распухли” от такого количества связей.
Ещё раз, закономерности линейного процесса роста не предполагают обратного развития форм Жизни, а тем более и какой-то их части (какой и является Подсознание - совокупность связей algoritm) в том числе. Или ей следует начинать всё с начала, по новому (а для этого необходимо наиболее развитым формам Жизни элементарно вымереть), или пытаться развивать ту самую конструкцию Сознания, что уже есть (насколько это вообще возможно, в смысле позволяют соответствующие ограничения Среды). (Начинать с начала, это значит, что у них ещё существует некая предшествовавшая им малоразвитая форма Жизни, у которой ещё сохранились соответствующие возможности для подобного развития (потому и малоразвитая, что все возможности ещё не использовала). У самих же дельфинов таких возможностей просто уже не было. Они их однажды уже “прошли”, и теперь им вернуться к ним просто невозможно. (Примерно как невозможно перестроить фундамент в уже построенном доме, - дом следует до некоторой степени теперь разрушить весь, а только затем начинать строить новый, более совершенный. Или как не может подскочить камень сам, даже если его нагреть снизу.)
Не следует думать, что чем больше связей data в Сознании, тем оно эффективнее, вовсе нет, - гораздо важнее само соотношение связей algoritm и связей data. Только при оптимальном их соотношении можно создать наиболее эффективную архитектуру вещественной, а на её основе невещественной, структур самого Сознания. Даже небольшие отклонения в устройстве вещественной структуры Сознания влияют на эффективность работы её невещественной структу. Элементарной проверкой влияния отклонений в одной структуре на работу в другой может быть следующий пример.
Для “нормального” человека (с “нормальным” Сознанием) всегда существует некий объем текста, во время написания которого, он просто не может не сделать ошибку. А потому делать он её будет всегда, и скорей всего это будет одна и та же ошибка. Нет, безусловно, он может со временем научиться её избегать, но какой ценой! - он начнёт или гораздо медленнее теперь формулировать сам текст (из-за постоянного дополнительного сознательного самоконтроля), или начнёт допускать уже другие ошибки. Потому как за все надо платить...
(И здесь я возвращаюсь к проблеме “круглых” отличников, - малообразованные (имеющие мало знаний вообще) учителя буквально умиляются какому-нибудь своему отличнику (обычно в классе всегда есть хотя бы один такой), абсолютно не понимая при этом, что имеют в его лице дело с человеком с огромными проблемами в собственном сознании, - хорошо учиться, это собственно всё, что он с ним вообще может делать. На всё остальное в его сознании просто не остаётся уже возможностей. Да, он в том числе сможет написать текст без ошибок практически любой длины, но, - что с того? Ведь так он ничем не лучше тех индийских уникумов, что могли запросто устно перемножать без ошибок огромные числа. Только стоит помнить, что были они при том абсолютными идиотами. А потому, встретив где-то “круглого” отличника, сразу бейте в набат, - нужно срочно принимать меры, он ничем не лучше (с точки зрения устройства его сознания) “круглого” двоечника в его классе. А потому “нормальный” ученик тот, кто одновременно имеет и “двойки” и “пятерки” по разным предметам. (Учителя вынуждены несколько подправлять статистику, а потому “двойки” ставят в исключительных случаях, обычно вместо них они ставят” тройки”.) )
И мы, и дельфины в своё время при смене среды обитания потеряли, - дельфины обоняние и конечности с соответствующими им связями в Сознании, а мы обоняние, но только не сами связи в Сознании, - наши конечности никуда не делись. Ну, и где теперь мы, и где дельфины? У нас самая совершенная структура (архитектура) Сознания из всех, что есть у вообще форм Жизни, что есть на Земле, и плюс к тому Язык. А у дельфинов самый “опухший” от знаний мозг и жалкое же подобие Языка, увы. Потому как связи, что они потеряли, гораздо более ценны для Сознания, чем те, что потом приобрели. Потому как потеряли они связи algoritm, а взамен пришлось приобретать уже связи data. (Напоминаю для тех, кто забыл или просто не знал, - связи algoritm, это те, С помощью которых создаются знания, а связи data, это те, НА которых знания существуют.)
А это ведь всё вещественные связи, а потому не удивительно, что сегодня эти связи так “распёрли” их мозг. Ещё раз, главное не величина мозга (вещественной структуры связей Сознания), она может быть очень даже большой, а соотношение в нём связей algoritm и data, - оно должно быть оптимальным. Потому как с тем мозгом, что есть сегодня у дельфинов, они стали большими тугодумами, потому как сами мысли их стали очень большими. Настолько большими, что даже для самых маломальских из них у дельфинов не всегда хватает, скажем так, собственной “оперативной памяти”, чтобы их вообще мочь думать.
Кстати, не стоит думать, что вещественная структура Сознания очень сложна, вовсе нет. И я абсолютно уверен, что не пройдёт и десяти лет, как мы будем знать её всю уже точно (во всяком случае её математическую модель). Но не стоит сильно обольщаться, чтоб потом не случилось так, как это было с нами после установления структуры ДНК, - одного только лишь её знания совсем недостаточно. Это будет всего лишь началом огромной научной работы, в результате которой, мы станем лучше понимать своё место в Мире, но, самое главное, поймём наконец, что вовсе оно и не самое главное.
Ещё раз, Человеку повезло, - у него были и руки, и ноги, а потом и куча мимических мышц на лице, речевых мышц в гортани и языке, и т.д.. А это значит, что соответствующие связи (знания algoritm) были у него уже и в Сознании, и никто не мог запретить их ему использовать в том числе в процессе Осознания, и он их использовал! Не упустите и вы свой шанс, изначально стройте архитектуру своего Сознания так, чтобы после того, как она перестанет уже у вас развиваться как у отдельной формы Жизни, в её структуру вы всегда могли бы запросто размещать все те знания, что вам обязательно в вашей работе потом понадобятся.
КОНТЕКСТ
Каждый раз, говоря о Языке, я постоянно цепляю оговорочку “согласно контекста”, а всё потому, что слово без контекста не значит в Языке ровным счётом вообще ничего. Точнее наоборот, оно-то как раз и значит в Языке так много, что вне контекста само слово в нём просто использовать уже невозможно. Потому как необходимым и достаточным требованием к использованию того или иного слова в Языке является его в нём однозначность. Только само это требование несколько излишнее, например мы никогда одновременно не используем в своей речи все те контексты Языка, что являются языками. Потому, тот же англичанин, услышав в контексте русской речи слово “лук”, не станет никуда пялиться (звучание “лук” по английски значит [смотри!]), потому как поймёт, что таким образом мы говорим о чем-то другом, что ему и знать не обязательно.
Объяснить, что такое “контекст” не так и просто, это следует из того, что я нигде ещё не встречал достаточно полной и точной формулировки значения этого слова в контексте русского языка. (Возможно просто потому, что сам не любопытен, - допускаю, - потому как у лингвистиков сегодня накоплено уже столько чуши, что найти среди неё хотя бы крупицу чего нибудь стоящего очень и очень тяжело, а порой и просто невозможно, даже когда знаешь наверняка, что она там есть.) А это тем более, что само объяснение его значения просто не может быть простым, настолько сложная у него структура значения. А потому сделаю это я на примере.
В контексте места, где я живу, есть деревня под названием Адам. Слово это безусловно появилось ещё в древнем языке, это следует из самой его конструкции, - оно является объединением двух, причём одних из самых древних сутей: [Д] и [М]. Причём суть [Д] представлена в объединении в виде модуляции “а[Д]-а”, что значило [половозрелый член коллектива (д)]. (В том числе в языке, который стал потом русским, чуть позже произошла детализация этого значения на [”жених”] - “адь-а” и [”невеста”] - “ада”, но это уже с появлением в нём смягчения.) Таким образом значением этого объединения “адам” - “а[Д]а-[М]” было [половозрелый член коллектива (д), принадлежащий мне, говорящему, ].
Это значение самого этого слова достаточно простое и всем понятное. Но дальше с ним самим начинает происходить не совсем уже понятное, - в контексте нашей местности, как я уже говорил, со временем оно из обычного слова становится именем собственным и значит конкретную деревню. А в контексте другого места (подозреваю и времени в том числе) оно тоже становится именем собственным, но значит уже конкретного человека. Почему так? - самое интересное, что в процессе ответа на этот вопрос, мы и придём к достаточно чёткому понятию, что есть “контекст”. А потому давайте на него ответим.
Само слово в обоих контекстах изначально было абсолютно одинаково, как по звучанию, так и по значению. А значит дело было вовсе не в нём, а в самих тех контекстах, где оно находилось, - рассмотрим оба. И пусть не смущает вас, что мы их совершенно не знаем ни по каким документам или артефактам, ведь всё происходило в одном похоже примерно 5 - 6 тысяч лет назад, а в другом и того дальше, 10 тысяч лет назад, никак не меньше. - Разве такое (восстановить знание контекста) в нашей ситуации вообще возможно? - Возможно! - потому как мы знаем главное, результаты детализации значения слова в данных контекстах (языках) и сами законы, по которым они и произошли. А со знанием только их уже можно много чего ещё узнать...
И здесь в качестве контекстов нам больше подойдёт рассмотреть, нет, даже не место и тем более не время, - да, они безусловно в этом (формировании контекстов) тоже участвуют, но только весьма опосредовано (т. е. сами связи у них с контекстами совсем непрямые), - а сами те коллективы, которые и являлись носителеми соответствующих языков. Именно накопленные знания (их особенности) в коллективах (коллективных сознаниях) ведут ко всем тем изменениям, что происходят потом в их языке. А контексты времени и места лишь только обуславливают разницу в самих знаниях, которые в них накапливаются. Итак, начнём, и начнём мы с коллектива проживавшего в нашей местности.
В контексте нашей местности слово “адам” стало именем собственным, а именно названием конкретной деревни. Вряд ли в начале это была деревня в том виде, что мы сегодня её представляем. Но даже не это главное, а главное, - почему вдруг однажды возникла необходимость вообще дать название этому месту? (А деревня в те времена не могла быть ничем иным кроме как только местом.) Причём именно этому месту, ничем от рядом других не примечательному, что-то здесь явно совсем не просто так.
Из самого только факта, что это место назвали, т.е. таким образом выделили его из других, точно таких же, следует, что на момент называния оно уже чем-то от них отличалось точно. Единственным отличием в контексте того времени у этого места могло быть только то, что люди там тогда уже жили (а других отличий однако и вовсе не наблюдается). Но самих таких мест, где одни и те же люди тогда вообще были, тоже было достаточно, - люди в те времена кочевали, и это мы знаем наверняка, поэтому у них запросто могло сегодня быть одно место, а завтра уже совсем другое. Короче, где были люди, там было и их место. Т.е. два этих знания признаков действительности были тогда одним целым, неразделимым знанием.
Всё стало изменяться, когда люди не то, чтобы перестали кочевать, а стали кочевать по одним и тем же местам. Уже сам этот факт много о чём говорит, но нам сейчас следует понимать главное, так они выделили сами эти места по имевшимся у них признакам. Самый простой тогда признак у места, это наличие в зависимости от сезона (или собственных потребностей) тех или иных ресурсов в данном месте (а иначе зачем его вообще тогда посещать?). А потому, чтобы сформировать знание маршрута (знание связи) по которому следовало кочевать, они сопоставили знания мест и знания ресурсов, что там были. Проще быть не могло, - достаточно теперь одного лишь знания такой связи, чтобы помнить одновременно и само место, и ресурсы, что там были.
В случае “Адама” таким неотъемлемым у места ресурсом (признаком) безусловно являлся сам человек, - [половозрелый член коллектива (д), принадлежащий мне, говорящему]. Из чего следует только одно, - люди там жили уже постоянно. Обратите внимание, одновременно происходит детализация знания признака сознания “есть” - [существовать] на “быть” и “жить”, структуры значений этих понятий очень даже отличаются. А сама эта детализация связана с тем, что знание “есть” до этого было составной частью знания “человек”, потому как его значением тогда было [человек и (в том числе) место, где он есть].
Кстати, следы существования подобных значений мы и сегодня можем найти во многих древних языках. (Древний язык это тот, что накопил мало собственных (со структурами значений устроенных в соответствии со знаниями связей для данного языка) знаний связей, а значит и мало при том детализировался. Т.е. с тех самых пор почти не изменился. Проще говоря, очень примитивный язык, а потому и как сами его носители.) В них знаниям значений [племя] и [место, где есть племя] соответствует одно и то же знание звучания, проще говоря, одно и то же слово. Сегодня раздельные, сами эти значения были тогда одним целым, примерно как человек и его тень. Или как человек и его отражение в зеркале. Потому как значили [человеки и (в том числе) место, где есть человеки].
Когда происходила детализация знания одного значения, взамен возникало два. А знание звуковой составляющей, как было одним, так одним и остовалось. Чтобы не допустить двузначности в языке, - необходимейшее условие для Языка вообще, - следовало хотя бы одному из знаний значений в соответствие задать новое знание звучания, - достаточно одного, потому как для другого значения вполне можно использовать то знание звучания, что уже было.
Но в нашем случае ничего подобного не происходит! Вместо того, чтобы придумывать новое слово, местные человеки решили использовать то же самое. Т.е. возникла ситуация, когда в языке этого коллектива, одному и тому же звучанию соответствовали два абсолютно разных значения. Или, с точки зрения Сознания, - одному и тому же знанию звучания теперь соответствовали два абсолютно разных знания признаков. А знания признаков в Сознании потому разные, что в Действительности сами эти признаки разные. А признаки в Действительности потому разные, что могут существовать отдельно друг от друга. Впрочем хватит, пока на этом остановимся.
Так мы только что “напоролись” на одно из свойств Сознания вообще, а именно, на то, что проистекает из самого устройства его вещественной структуры. Если мы продолжим так же дальше, то однажды “напоремся” на нечто такое, что объяснить (осознать) вообще невозможно. Потому как это “нечто” не будет являться знанием, а будет являться обыкновенной связью (algoritm). (Вот здесь, в том числе, на выручку Человеку и приходит механизм Веры. Впрочем, я отвлёкся. )
Напоминает коллективное самоубийство, - коллектив с языком в котором у слов нет однозначности, обречён. Проще говоря, с таким языком он не выживет. Выживет! Более того, это один из самых распространённых в Языке приёмов использования слова, точнее его звучания. У нас вовсе не так много ресурсов у Сознания, чтобы теперь по каждому поводу (знанию нового в нём значения) придумывать каждый раз новое слово (точнее его звучание). А все потому, что есть контекст!
Мы можем употреблять одно и то же звучание, но в разных контекстах оно будет значить разное. Таким образом значение слову прежде всего задаёт сам контекст, в котором оно используется. Точнее, слово “предлагает” ему на выбор несколько своих значений, что у него есть вообще есть, а уж контекст “выбирает” именно то, что ему надо (соответствует). А кавычки потому, что на самом деле вся эта работа проводится в нашем Сознании, потому как и “контекст”, и “слово” существуют исключительно только в нашем Сознании именно как знания и нигде больше.
Потому, с точки зрения Сознания, - а другой просто и быть не может, -
- Контекст знания, это все те знания, что имеют прямые связи с данным знанием.
Так вот, что оказывается! - знание звучания само по себе (а я всегда предупреждал, что знание звучания относительно), и находится оно в своём каком-то месте (Сознания), в то время как знания его значений разбросаны по всему Сознанию и прямых связей друг с другом вообще не имеют. Именно это условие, - не иметь общих прямых связей, - и даёт нам возможность использовать (задавать соответствие) одно и то же звучание (слова) для абсолютно разных знаний значений в разных контекстах.
Чтобы убедиться, что это именно так, “добьём” тему разных значений одного и того же звучания слова “адам” в разных контекстах, а для это установим все их там связи. А для этого ещё пристальнее взглянем на саму его конструкцию и то его значение, что у него было до детализации в разных коллективах (контекстах).
Безусловно объединение (слово) “адам” возникает в древнем языке по схеме:
“а[Д]-а [М]” (появляется само такое сочетание в языке) - “а[Д]-а - [М]“ (сочетание становится устойчивым в соответствующем контексте языка, в нём появляется знание связи порядка) - “а[Д]а-[М]” (сочетание становится объединением, в нём появляется знание связи объединения, которое и определяет значение самого сочетания уже как целого, т.е. как объединения) - “адам” = [половозрелый член племени (д), принадлежащий мне, говорящему], которое уже может использоваться в том числе и в других соответствующих контекстах всего этого языка с этим же значением. Пока на этом остановимся.
Ещё раз, - из того, что одному и тому же звучанию соответствует одно и то же значение, следует, что сами контексты тогда (в уже контекстах их времени и места) у него были абсолютно одинаковыми. Что значит, что имеющиеся знания в них (этих коллективах) тогда были тоже абсолютно одинаковыми. О том, что со временем знания эти становятся разными, свидетельствуют абсолютно разные в них результаты процесса детализации знаний значений одного и того же до того слова.
Если с “ада” нам всё понятно, - и что такое [половозрелый], и что такое [член] (пожалуйста, мыслите в соответствующем контексте), и что такое [племя], а вместе всё [половозрелый член племени], то только не с [мой] ([мне]). Потому как значение [мой] в контексте того времени и в контексте сегодняшнего времени, как говорят в Одессе, это две большие разницы. Начать с того, что звуковая его составляющая возникает как детализация звука “н” одного из трёх первых, что были до того в Языке (на них он и начинался). Похоже, что начинался он с неправильного его произношения именно детьми, потому как во время, когда он возник, другого знания с признаком сознания “мой” просто быть не могло. “Мой” мог быть тогда только ребёнок у его матери, и мать у его ребёнка
.
Причём, чтобы лучше понять тогдашнее значение самой сути [М], лучше рассмотреть значения тех слов, что с её помощью были потом образованы. Так значению [мой] в русском языке соответствует слово “мой” (в английском “май”, что лишний раз свидетельствует, что на тот момент это был практически один и тот же язык, но уже с несколько разными в разных его “диалектах” знаниями связей в словах). Итак “мой” : “[М] о[Й]” - “[М] - о[Й]” - “[М]-о[Й]” - “[М]о[Й]” - “мой”. (Напоминаю, значение русской модуляции “оЙ” здесь полностью соответствует значению английской модуляции “аЙ” в похожем объединении.)
Значение [М] мы знаем, - [принадлежащий мне, говорящему], как знаем и значение [Й], - [имеющий структуру]. Если с первым тоже всё понятно, то только не со значением [Й], хотя бы потому, что в структуре его значений мы находим знание “структура”, а это знание целиком Сознания, потому как структуры как таковой в Действительности нет и быть не может (точно так же как “вещественного” или “невещественного”, или “граница” и т.д.). А потому структура (знаний) значений “мой” как [мой], или “принадлежащий” как [принадлежащий] в контекстах разного времени и выглядят совершенно по разному. (С “принадлежащий” и того хуже, в контексте того времени, где мы это значение рассматриваем, самого такого слово ещё не было, чтоб его так сегодня использовать. (Собственно и “мой” появилось на основе, а значит и позже “[М]”, - ещё не известно, что раньше, - “адам” или “мой”?) Выручает контекст, - да, теперь вместо короткого и ясного (тогда) знания, сегодня придётся использовать гораздо большее знание соответствующего контекста (в нашем случае этим контекстом является настоящая статья)).
Потому в первоначальном своём значении [Й] - [имеющий структуру] - вовсе не мог быть частью чего либо. Потому как одно из свойств любой структуры, это быть целым. А потому сказать тогда “моя рука”, это значило, что предварительно я её от себя отрезал, а теперь вот её предлагаю. Потому предложение отдать кому-то МоЙ-у руку и сердце тогда предполагало, - или расчлени меня к чёртовой матери (убей), или возми в нагрузку с рукой и сердцем всё остальное и лучше не по частям, а целиком (выйди замуж). Это уже потом в процессе детализации значений, [Й] стало значить в том числе и вещественную структуру частей тоже. (А потому, когда вы подкатываете с таким предложением, не забывайте, что одной из возможностей оно предполагает убить вас, а потому тыщщу раз прежде подумайте, а то жалеть потом будете всю жизнь.)
(Там, в структуре значений [Й] присутствуют в том числе знания “живой - неживой” (в смысле только никак не “бывший живой” т.е. мёртвый), и много ещё какие, но сейчас нам нужно знать лишь только то, что вот так вот запросто сопоставлять значения одного и того же (с одинаковым звучанием) слова в разных контекстах никак нельзя. А уж тем более, если речь идёт о временных контекстах, - задавать в структуре значений слова, знание которого просто там тогда быть не могло, тем более как однозначное соответствие типа “один к одному” нельзя. Выход здесь, это только соответствующий слову контекст. (Математическое обоснование этого не такое большое, как кажется, но здесь не приводится, - зачем? Достаточно знания, что оно вообще есть, чтобы двигаться дальше. А потому включайте механизм Веры, - продолжаем.))
Таким образом, когда суть [М] возникла в Языке, ни о какой такой (частной) собственности речи даже не было. Она всего лишь была очередным выражением принадлежности. И когда происходит детализация значения [человек/место где он есть], детализация значения самого объединения “адам” тоже не могла не произойти. Но, так как оба эти новые значения использовались теперь уже в абсолютно разных контекстах, то и звуковой составляющей им было вполне достаточно одной на двоих. Но это была только присказка, сказка сама впереди...
Для того, чтобы однажды стать именем собственным, а именно деревней под названием “Адам”, с самим словом “адам” должно было много ещё чего случится, но не просто так, а в соответствии с определёнными условиями. Чтобы лучше понять, что именно должно было с ним произойти и на каких таких условиях, обратимся теперь к тому контексту, где впоследствии это слово стало тоже именем собственным, но уже не названием деревни, а именем некого человека. Но начну я из далека.
Имена у людей появились не сразу, сначала у них появились клички, или, по другому, прозвища. А “прозвища” потому, что кличку человек давал не сам себе, ему её давали окружавшие его люди. Чтобы понять, зачем вообще появились клички и имена, рассмотрим структуру значений и тех, и других.
Структура значений клички (у человека) отличается от структуры значений других слов наличием в ней знания связи со знанием конкретного человека как признака. За её основу обычно берётся знание слова, которое обозначает (имеет знание связи со знанием) некий человеческий (возможный у человека) признак, - без разницы, действительности он или сознания. Или же знание некого слова, в структуре значений которого есть знания человеческих признаков. Главное условие, чтобы среди этих знаний человеческих признаков были и те, что в самом деле есть у конкретного человека, которому это слово потом будет соответствовать как кличка.
Необходимость дать человеку кличку следует из условия существования Коллектива, - Коллектива не будет, если его члены не будут в нём индивидуализированы, т.е. не будут иметь в нём какой-то свой собственный, уникальный признак (в противном случае это будет уже совсем не Коллектив). Потому как организоваться такому Коллективу будет просто потом невозможно. Если же он и сможет совершать какие-то действия, то именно только как целое ( - проблема всех первобытных армий, а потому и брали они победу нахрапом и собственным количеством войнов, ни о какой тактике боя тогда и речи быть не могло.) И наоборот, - если кто-то в Коллективе не индивидуализирован, то это значит, что он его частью и не является. Например рыбный косяк, или пчелинная семья, или и т.д., они хоть и живут вместе, но Коллективом при этом отнюдь не являются.
А теперь то же самое, но по простому. В основе клички обычно лежит знание какого-то человеческого признака, причём неважно, действительности он, - Трёхпалый, Косой, Рыжий, и т.д., - или сознания, - Грозный, Храбрый, Благочестивый, и т.д. И уж тем более вещественный он или невещественный. Впрочем, вместо знания самого человеческого признака для клички может использоваться и какое-нибудь другое знание, в котором знания этих человеческих признаков безусловно присутствуют: Змей, Хомяк, Нож, Сыкло, Обжорка, Шпуля, Пупок, Горе, Макарон, Кирик, Рыбка, Бич, Киса, Птеньчик, Шнырь и т.д.. Предпочтительней именно те знания, что могут в себе объединять сразу по нескольку признаков, потому как только так можно ещё больше уточнить значение самой клички.
(На самом деле человеческих признаков не так уж и много, чтобы какой-нибудь из них не существовал одновременно у нескольких членов даже небольшого Коллектива. А вот их одинаковые комбинации, естественно (и это нам подтверждает математика), будут встречаться в нём гораздо реже. Потому как их гораздо больше, чем самих признаков, а необходимым условием, по которому подбирается соответствующий признак (или их комбинация) для клички, является их на тот момент времени уникальность в Коллективе.
- Т.е. в одном каком-то общем контексте могут присутствовать две клички (два слова, - и даже больше) с одинаковым звучанием, главное, чтобы сами те контексты, к которым принадлежат их значения по отдельности, никак не пересекались в этом общем для них контексте.
Само это условие диктуется требованием языка к словам вообще, - в одном контексте, у одного слова не должно быть больше одного значения, - а про звучания там ничего такого и не "сказано"! В случае же клички, контекстом для нее является сам коллектив, в котором она используется, и время, когда она в нём используется. (Согласитесь, трудно, а то и вообще невозможно, будет использовать кличку “Толстый” в компании, где в тот момент толстыми является большинство.)
С другой стороны, это же условие однозначности накладывает ограничение и на сам контекст, - он у клички не может быть слишком большим. Т. е. большим не может быть ни сам коллектив, ни тем более период времени, когда в нём существует та или иная кличка. А так как одновременно у двух и более разных людей в в одном и том же коллективе кличка существовать не может, то и время её существования в Коллективе ограничено временем жизни её носителя. Потому сегодня, если клички и существуют, то обычно в очень небольших коллективах: компаниях, семьях, классах, бригадах и т.д.
И вот здесь, - вы заметили? - мы снова “уткнулись” в вопрос границ, употребив формулировку “слишком большой” в отношении Коллектива. Потому как на самом деле таким образом мы по сути признали, что для клички размер Коллектива значения не имеет. А имеет значение исключительно только - назовём это так - “известность” самого носителя клички в Коллективе. Или, по нашему, по научному говоря, - только количество знаний построенных по типу знания связи {“человек (носитель клички)” - “человек (другой)” (из тех человеков, что есть вообще в том коллективе)}.
Так, например, если в качестве Коллектива рассмотреть всё сообщество людей в контексте не такого далёкого прошлого, то окажется, что кличку “Ленин” в нём знал тогда почти каждый. Потому и быть она могла у одного только её носителя, что самого этого носителя все (ну, или почти все) остальные человеки в этом коллективе знали. А вот с кличкой “Косой” не так, - их, как и самих их косых носителей, всегда было множество, потому как знал их конкретных носителей не весь этот Коллектив (не все в Коллективе), а только лишь некоторые его отдельные части (коллективы). В смысле маленькие коллективы, из которых большой и состоял. Именно условие существования этих маленьких коллективов отдельно друг от друг и определило возможность одновременного существования клички “Косой” у множества её носителей уже в самом большом Коллективе. Потому как “Ленин” с “Лениным” в таком Коллективе (тогда почти всех людей, что были на Земле) встретиться никак не могли, - ну не может быть в одном и том же Коллективе второго знания (клички) “Ленин”! - в то время, как “Косой” с “Косым” уже запросто. А, чтобы чего не перепутать, когда они встречались в одной фразе или предложении, к ним добавляли обычно ещё какое-нибудь уточнение вроде знание признака (в том числе и название того коллектива (контекста), откуда они сами были), например: “Косой питерский”, “Косой рыжий”, ”Одноглазый Косой”, “Молодой Косой” и т.д., и т. п.
Потому как вообще:
Контекст определяют знания связей между знаниями из которых он состоит.
Сразу слудует пояснить, что все контексты, что есть в языке, так или иначе связаны друг с другом. “Так или иначе” выглядит так:
- один контекст входит в другой, - одно множество является подмножеством другого, - элементы подмножества имеют меж собой связи, каких нет у элементов множества, но при этом сами элементы подмножества имеют связи, которые есть у множества.
- контексты связаны друг с другом, - одно множество пересекается с другим, - это когда элементы пересечения этих множеств одновременно имеют прямые связи с элементами одного множества и с элементами другого множества.
- контексты не связаны друг с другом, - это когда элементы одного множества не связаны напрямую (прямой связью) с элементами другого множества.
Но вернёмся к нашим баранам, простите, адамам. Если про кличку я рассказал вам всё, то совсем ничего об имени. А ведь структуры значений у них очень и очень отличаются, и вот чем...
Носителем конкретной клички был конкретный человек в конкретном коллективе, а он (человек) смертен. Умирал человек, освобождалась кличка, а это значило, что теперь её можно было передать другому. Потому как кроме знания признака человека она ничем больше и не была. Из-за этой вот недолговечности их носителей, клички хоть и были именами собственными, но изменялись с той же скоростью, с какой изменялся и сам язык. С именами было всё не так.
Имена, насколько нам известно из Библии, появились (как минимум в одном из контекстов) никак не позднее, чем 10 000 лет назад. И тому были причины, в смысле новые знания, как до того это случилось с кличками, - у человеков появилась собственность. Собственность, это тоже были знания, но уже в их вещественной форме. А их, как и вообще знания, очень хотелось сохранить. Но вот проблема, сами эти вещественные знания существовали гораздо дольше чем их пользователь Человек. Потому теперь каждый раз, когда обладатель вещественных знаний покидал этот Мир, то про меж тех, кто в нём оставался, начинались ожесточённые распри за право обладать ими. В результате этих распрей за вещественные знания многие потом не намного дольше задерживались в этом Мире, чем предыдущий их обладатель, что было нехорошо, - страдал коллектив, а значит страдало и Коллективное сознание.
Чтобы такого не происходило, Человек решил связать вещественные знания не с самим невечным человеком, а с “вечным” процессом их передачи от одного человека другому. Для этого ему понадобилось совсем немного, - передавать невещественное знание клички вместе с вещественными знаниями. Так кличка стала именем, у неё появилась “вечность”. (В русском языке сегодня такими свойствами обладает знание фамилии, - передают её.) Потому первые имена были сродни сегодняшним титулам, более того, по этой причине в той же Библии возник казус, - теперь получалось, что древние человеки жили тогда по несколько сотен лет. На самом деле ничего подобного не было и быть не могло, вместо человеков долгожителями были их имена, вот они уже точно могли “жить” хоть целую вечность.
По причине же, что теперь имена принадлежали “вечным” процессам их передачи от человека к человеку, то сами они теперь относительно языка никак не изменялись. А изменялся только сам язык, а потому со временем свои собственные значения в нём имена теряли. А ставали значить значить таким образом лишь только того человека, которому и принадлежали.
Кстати, они их потеряли ещё и потому, что:
- При ретрансляции (тем более имени собственного) из одного контекста (языка, например) в другой контекст, структура значений слова никак при этом не ретранслируется,
- а зачем? лишние (никак потом не используемые в Сознании) знания только мешают, а со временем и вовсе забываются. (”Об этом знал ещё малограмотный Василий Иванович Чапаев, а потому просил своего ординарца Петьку фамилию “Блюхер” с английского не переводить”, - анекдот.) А ретранслировалась единственное только их значение, а именно то, которое и соответствовало их (двух этих контекстов) общему объединению (тоже контексту, но уже гораздо большему, чем любой из двух предыдущих).
Таким образом подведём итог главы “Контекст”.
В двух разных контекстах со временем появляются разные знания. В одном это было возникновение признака осёдлой жизни, в другом, - возникновения признака собственности. И то и другое требовало детализации совокупности значения [человек] в соответствующих коллективных сознаниях (языках в том числе). В нашем, местном контексте, в соответствии с полученными знаниями, детализация этой совокупности значения пошла по пути детализации на значения [человек] и [место, где живёт человек]. В результате в языке автоматически происходит и детализация значения объединения (слова) “адам” на значения [человек с признаком “[М]”] и [место, где живёт человек с признаком “[М]”]. Потому как совокупность знания “человек” входит в структуру значений этого слова. Так как в контексте названий местных поселений оно было уникальным, то это было достаточным условием, чтобы оно со временем стало и именем собственным, т.е. названием деревни. Т. е. оно потеряло все свои значения, кроме одного, - названия конкретной деревни. (Только не в контексте, в котором оно возникло, - изменился контекст, исчезли (изменились) значения слова.)
В другом же контексте детализация пошла как деление совокупности значения [человек] на [человек] и [кличка человека]. А так как носителем такой клички теперь уже был “вечный” процесс, то и сама она относительно языка в котором возникла, стала “вечной”, т.е. перестала относительно его изменяться. Меж тем, как сам язык изменялся постоянно. В результате слово “адам” теряет в нём все свои значения, кроме одного, знания соответствия конкретному человеку. Т.е. становится таким образом именем собственным - имя.
Пожалуй, по этой теме всё. А в закрепление практическое занятие:
- Необходимо правильно определить значение фразы “За косой косой косой с косой косой убит.”
Я верю, вы запросто с ним справитесь, если поняли перед тем все, что я рассказал про контекст. Небольшая подсказка, - для начала определите все вообще возможные контексты у слова “косой” и его значения в них в контексте русского языка. А уж затем, используя эти знания, постарайтесь из самой фразы образовать тоже знание. Уверен, при этом вы прямо таки ощутите, как ваш процесс Осознания буквально “рыщет” по структуре вашего сознания. Удачи!
ТАБЛИЦА ЧАСТОТ ЗВУКОВ В ЯЗЫКЕ
Развитие Сознания происходит в соответствии с определёнными закономерностями, и всё потому, что процесс роста вещественной структуры Сознания, это линейный процесс. (Примерно как бросание кости процесс сам по себе линейный, а вот результаты его вовсе нет.) В результате его сами структуры Сознания (знаний и связей) получаются очень даже нелинейными, а потому невозможными к осознанию (т.е. к переводу знания вещественной структуры связей в знание невещественной структуры знаний) нашим линейным процессом Осознания целиком. (Невещественная структура знаний может целиком и полностью соответствовать вещественной структуре связей, но не более. Проще говоря, - если мы будем знать как именно мы думаем, то мы просто не сможем знать что-то ещё. Или (наоборот), - мы знаем уже потому, что не знаем как это делаем.)
Знание частотного анализа Языка строится на знании утверждения, что необходимым условием для удержания в Сознании постоянно растущего количества невещественных знаний является существование в нём постоянно растущей структуры вещественных связей. Таким образом сами знания тоже становятся структурой, но только невещественной. И обе эти структуры - вещественная и невещественная - будут соответствовать друг другу. Более того, по знанию одной из них мы запросто можем знать знание другой (не перепутайте возможность с результатом, - “мочь знать” и “знать”, - разное значат). Но, если знание любой из этих структур может целиком существовать где угодно, но только не у нас в головах, - элементарно не помещается. А вот знание закономерностей их роста мы вполне уже можем осознавать, - может запросто поместиться.
И начнём мы с начала, - с начала невещественной структуры Сознания. И пусть вас не смущает её невещественность, изучать мы её будем по вполне её вещественному отображению, а именно написанию слов, знания которых в ней используются. А это и будет частотный анализ звуков в Языке. Да, именно, с появлением письменности у звуков в Языке появилась их вещественная визуальная составляющая. А с чем-то вещественным наше Сознание работать уже приучено.
Чтобы произвести сам анализ, нам понадобится соответствующая таблица, а именно “Таблица частот звуков в Языке”, но увы, - такой сегодня ещё не составлено. А потому мы ограничимся исключительно только одним контекстом Языка, а именно тем, что я знаю лучше всего, русским языком. “Таблица частот звуков в русском языке”, эту мы сможем составить уже и без чьей либо помощи. Тем более, что сделаем мы её до неприличия простенькой, - как единственную зависимость между самим звуком, и частотой его звучания в русском языке.
- А, разве, с такой Таблицей можно что-то вообще узнать?
- А это мы сейчас и посмотрим, мне самому уже интересно.
Моя таблица составлена на основе текста Ивана Сергеевича Тургенева “Степь” в её современном написании. Частота каждого звука в ней соответствует частоте её повторяемости в совокупности из 10 000 звуков в современном русском языке. (На самом деле связей в ней конечно больше, чем только {звук-частота}. Просто сам рассказ о них будет долгим, а потому возьмите на веру. Тем более возьмите на веру то, что никаких специальных подгонок, тем более подтасовок я в ней не делал, - мне это зачем?) Потому всё данные получились сами собой, и я таким образом могу их анализировать. Более того, если я использую для таблицы совсем другой текст из этого же контекста, то получу абсолютно аналогичные цифры (в коридорах допустимых отклонений, - кстати, я этого не проверял никогда, не было времени, - проверьте вы, мне самому уже интересно). А это значит, что возможность ошибки в самой Таблице таким образом вообще исключена.
Другое дело, что для более точного анализа она должна сопровождаться ещё и соответствующим количеством дополнительных знаний о структуре языка. Но, это дело вполне поправимое, потому как именно что важно знать “как?”, а имея это знание, сделать уже сам анализ, это вопрос только времени. Эта таблица такой же инструмент познания в Языке, как в Химии Таблица Д. И. Менделеева, - согласен, да, пока в несколько облегчённом её варианте, но и Периодическая таблица химических элементов в её современном виде тоже не сразу возникла.
Кстати, именно изучая Химию, Человек впервые столкнулся с тем, что осознания только линейной структуры знаний для этого было мало. Необходимость осознания ещё и процессов химических реакций подтолкнули его к использованию в том числе знания algoritm, так появилась Таблица химических элементов. На то время это был безусловно революционный шаг, который способствовал развитию Химии как науки. Потому как эта Таблица являлась двумерным представлением знаний, что тогда в ней вообще были. Собственно это было единственное такое тогда возможное представление знаний вообще. (Таблицы, как способ представления знаний были известны задолго до этого, но впервые они тогда возникают именно в столь содержательном - отличающимся огромным количеством знаний - контексте, каким и была Химия.)
Только между Таблицей химических элементов и Таблицей частот звуков в Языке есть огромная разница, - да, масса элементов (на зависимости с которой построена Таблица Д.И. Менделеева) по умолчанию считается неизменной, в то время как частота звука в Языке зависит от его (языка) контекстов, и временной лишь один из них. А потому сама такая Таблица, могла быть знанием исключительно третьего тысячелетия, потому как возможность вообще её знать появилась только вместе с изобретением и достаточным развитием Искусственного разума.
Общее у них то, что и та, и другая начинались с очень простых зависимостей. А уже знание контекста этих зависимостей привело к уточнению (детализации) знания как самой Таблицы, так и её Контекста.
Итак (заранее предупреждаю, привожу её здесь в текстовом “построчном” формате, а там как получится) :
(ь) = 828 (й) = 828
Т = 551 Н = 508 С = 456 В = 444 Л = 367 Р = 362
К = 299 Д = 280 М = 263 П = 214 З = 169 Г = 156 Б = 142
Ь = 137 Й = 104
(Ш) = 104 Ж = 95 Ч = 95 Х = 94
Ц = 34
Ф = 3 Ъ = 3
о = 877 э = 797 а = 793 и = 515 у = 260 ы = 221
(СВ)=(1657) (ТД)=1288 (НМ)=1195 (ЛР)=1130 (КГ)=705 (ПБ)=552
(э-а) = 1590 (о-у) = 1137 (и-ы) = 736
А теперь о самой Таблице. Сразу предупреждаю, методики подсчёта количества звуков очень даже могут отличаться, а потому говорить я сейчас буду лишь о тех выводах, что следуют независимо от самих методик. Т.е. они будут общими для них.
И самый главный вывод, он безусловен, - последовательности звуков, полученные с помощью любой из методик, могут несколько отличаться значениями самих частот, но при этом сами последовательности будут иметь абсолютно одинаковые порядки. А потому рассмотрим именно его.
Первая строка вызывает наибольшие затруднения, потому как говорить с чем именно в ней мы имеем дело, сегодня ещё затруднительно. Потому как мы (дай бог, чтоб это был я один, - надеюсь, что я просто чего-то ещё не знаю, что кому-то уже безусловно известно) сегодня не представляем, что есть структура звука вообще, - нет таблицы структуры звуков, знания сегодня уже более чем возможного. Если хотите, пусть это будет частота соответствующих букв в контексте из десяти тысяч звуков. Т.е. количества этих букв в написании текста, значение которого возможно передать с использованием звучания десяти тысяч звуков.
Например, мы знаем, что звук “я” это объединение звуков “йа”. Но также абсолютно точно знаем, что “дя” это объединение “дь-а”. Или “те” это “ть-э”, но “есть” это ”й-э-с-ть”. Или “иду” на самом деле это “й-ду”, а “еду” это “й-э-ду”. И таких примеров мы найдём множество (как и объединений соответствующих буквам, которых сегодня в русском языке уже нет). Поэтому, каждый раз, прежде чем подсчитывать “ь” и “й”, сначала приходится устанавливать, а с чем вообще в объединении мы имеем дело. А для этого необходимо знать о наличии или отсутствии собственных (помимо знания их порядка в объединении) у них там значений. Это большая работа, - попробуйте “прошерстите” так ручками даже небольшой текст, это очень и очень большая работа, - потому здесь я вынужден довольствоваться для “ь” и “й” весьма приблизительными результатами, тем более, что необходимые знания (о порядке их следования в общей последовательности звуков в соответствии со значениями их частот) таким образом я всё-же получил.
Далее идут значения частот согласных звуков в современном русском языке. Представляя, как развивается Язык, можно утверждать в каком порядке, когда и как эти звуки появились в русском языке. В русском языке первыми согласными звуками являются “т”, “н”, “с”, “в”, “л”, “р”, потому как это русский язык. В других языках первые три звука везде одинаковые не только в звучании, но и в самой последовательности значений их частот (порядке). Но, начиная уже с четвёртого звука, сами эти последовательности расходятся. Из чего можно предположить, что первые три согласных звука возникают в едином, более ещё животном нежели человеческом, Языке, а начиная с появления четвёртого согласного звука происходит детализация самого Языка на разные уже языки.
Сразу бросаются в глаза интервалы между соседними звуками (значениями их частот), - при достаточно больших интервалах вообще, есть и такие пары, значения частот в которых практически совпадают. Большие интервалы понятны, - возникал звук в Языке, требовалось время для образования с ним всех тогда уже возможных объединений в Языке, чтобы начинать заниматься потом со следующим звуком. Таким образом частота ранее возникшего звука получалась значительно больше в Языке, чем частота звука возникшего после него.
А вот совпадение у двух соседних звуков значений частот наводит на размышление, - это так потому, что раньше эти звуки были одним общим звуком. Такой же вывод следует не обязательно для соседних звуков, главное, чтоб “соседним” (похожим) было само их звучание. Т.е. и похожие по звучанию, и соседние по месту в Таблице звуки раньше в языке были одними общими звуками, но только вот сама детализация этих изначальных звуков происходила по разному. Те, которые соседние по месту, возникали сразу как два разных звука. А те, которые соседние по звучанию, возникали как один прежний, а другой новый звуки.
Таким образом в последнем абзаце я реконструирую возможные в уже русском языке звуки, когда он собственно и стал уже русским. У меня получилось шесть согласных звуков и три гласных. А из самого этого знания можно получить как знание вообще тогда возможных их объединений (слов) в русском языке, так и знание их тогда звучания. (Со значением труднее, - просто древние с тем Сознанием, что тогда у них было, не могли также, как и мы сегодня, воспринимать эти значения. Потому как в структуре этих значений у них были тогда совсем другие знания. А полной структуры значений вообще в Языке сегодня никто ещё даже не начинал составлять, увы. А ведь это вполне уже возможно, - как форма Жизни с тех пор мы не сильно, чтоб изменились, - но только, конечно же, не в одиночку.)
Из подобного знания следует, например, что объединение “нет” в значении отрицания [нет] могло тогда звучать как нечто среднее между “нет” и “нед”, но только не “мет” или “мед”, потому как детализация “д” на “т” произошла раньше, чем “н” на “м”, а это значит, что и само такое объединение к моменту появления “м” в языке, уже давно определилось, как ему следует в нём звучать.
Далее следуют снова “ь” и “й”, - поверьте, я сам в шоке! Нет, что у “й” в русском языке есть помимо значений порядка в объединениях ещё и свои собственные значения знаний признаков, так это я знал. Но вот, чтобы похожее значение (знание признака) когда-то в русском языке было и у мягкого знака, - для меня это новость. В любом случае, это надо ещё проверять и проверять. А доказательством существования этого знания будет определение его значения, - желающие есть? Или доказать, что это не так, или определить само его значение?
Далее идут звуки “ш” (вместе с ”щ”, потому как это модуляция “шь”), “ж”, “ч”, “х”, возникшие примерно в одно и тоже время. Значат они уже все исключительно знания признаков сознания, а это не просто так. Впрочем тема эта большая, а потому не здесь. Здесь я советую обратить внимание на последние два звука в колонке и твёрдый знак (интересно, начали мягким, а закончили твёрдым) : “ц”, “ф” и твёрдый знак. Вся прелесть этих звуков, как и знака в том, что мы абсолютно точно знаем, когда они в русском языке появились. Теперь достаточно добавить знания, как вообще появляются звуки в языке, чтоб уже определить время появления всех звуков в нём вообще, как в одной из детализаций самого Языка.
Я понимаю скепсис тех, кто считает, что так невозможно. Возможно! - вспомните Таблицу Д.И. Менделеева. Ведь в её основе первоначально не было почти вообще ничего, кроме знания одной лишь зависимости, - знания самого элемента и знания его атомной массы. Но именно с её помощью удалось структурировать вообще всё тогда имевшееся уже знание по Химии. А потом, структурировалась она сама, как совокупность знаний, а с ней структурировалась и вновь обретаемое знание.
Да, она, в отличии от Таблицы Д.И. Менделеева, меняется каждый день, а это значит, что если она и будет существовать, то исключительно только как виртуальное знание, а по другому просто и быть не может, - наше Сознание с его возможностями осознавать это знание (удерживать) не способно. А вот пользоваться им посредством механизма Веры ему никто не запрещает. (”Ой, а с нами-то что тогда будет?”) А потому это реально инструмент третьего тысячелетия, но при этом очень необходимый для знания Языка инструмент. А знать мы Язык можем уже потому, что он сам представляет собой результат всех тех изменений, что в нём уже произошли. А контекст того, что однажды случилось, возможно уже изучать, потому как он сам уже неизменный. Как это работает, в следующей главе.
ПРИМЕР АНАЛИЗА СЛОВ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Анализ, как построение структуры соответствующих знаний, уже сегодня может быть выполнен с необходимой на то степенью точности. Потому как существующих для этого знаний вполне достаточно, вопрос только именно в том, чтобы элементарно сделать его. Но, это вопрос прежде всего времени, которого как всегда не хватает. В нашем случае вопрос времени, это вопрос формата самой данной книги. А потому здесь я ограничусь даже не изложением знания примера самого подробного анализа, - это сейчас здесь и не требуется, - а лишь знанием примера как вообще его следует производить, в смысле знанием одной лишь только его схемы. Знание это гораздо более компактное, а потому и возможное здесь к изложению. А потому, начинаю я анализ с древнего языка, а затем использую вовсе даже не весь Язык, как это было бы правильней, а только почти один из его контекстов, а именно русский язык. Так нам будет гораздо проще, чтобы вообще его (анализ) понять.
Анализ начинается с того, что в обратном образованию объединения (слова) порядке мы раскладываем его на составные части, и так до самых его основ. А затем повторяем весь процесс образования слова заново в соответствии с теми знаниями связей, что есть в языке. Если при этом наша предварительная разбивка слова вступит на каком-то этапе его последующей сборки в противоречие со знаниями связей в языке, то, очевидно, что она неверная, и следует повторить её заново, и уже по другому.
Например в русском языке объединение “ада” правильно разбивать на “аД-а”, так каждые его элементы имеют в нём смысл (значение). Но вот в случае “а-Да”, хоть его элементы по отдельности и имеют свой смысл, но вот только смысла в самом объединении уже нет нисколько. Все дело в знаниях связи, а они говорят нам, что такой разбивки - “а” в начале - в русском языке просто быть не может. Потому как “а” в соответствии с тогдашними знаниями связи окончанием на самом деле и был. Это примерно, как если бы сегодня окончание слова мы поставили в его начале. (Да, исключения допускаются, но на то они и исключения, чтобы быть обоснованными соответствующими знаниями. Без них они даже и не исключения, а недоразумения только. По сути любое исключение, это лишнее подтверждение самого такого знания (связи). )
Или звук “е”, - оказывается нет такого звука в русском языке! (Как нет ни “я”, ни “ё”, ни “ю”.) Буква есть, а звука нет, - да, так в языке бывает. Потому как на письме заменяет она несколько звуков сразу, нам просто так удобнее. То есть так мы обозначаем объединение звуков, но даже не столько их самих, а сколько их звучаний. Потому как письменность возникает одновременно с потерей звуками собственных значений, а без них это уже буквы. Так в “те” буква“е” используется в написании объединения звуков “ть-э”. А в “есть” буква “е” используется в написании объединения звуков “й-э-сть”. Или “и” вместо “й” в “иду” - “й-ду” (сравните, - “еду” - “й-э-ду”). С “я” то же самое: в “дя” - “дь-а”, а в “яд” - “й-ад”. И т.д. . И это не все такие буквы в русском языке, многие уже “ушли” из него, а ведь раньше таких в нём безусловно хватало. Их (соответствующие им объединения звуков) запросто и сегодня обнаружить в словах, если правильно перед тем разобрать сами эти слова на звуки.
(Кстати, сумятицу в сознания школяров в моё время - как сейчас, я просто не знаю, - вносило утверждение из учебника русского языка, что буквы “я”, “е”, “ё”, “ю” соответствуют объединениям звуков “йа”, “йэ”, “йо”, “йу”, - но это неправильно! Более того, школа учит школяров именно написанию, но никак не звучанию самих слов в языке. А так из них могут получиться только лингвистики, которые прекрасно будут знать, как писать правильно, но почему писать следует именно так, не будут знать вообще. Проще говоря, они будут знать кучу всяких ненужных (потому как уже есть для этого Искусственный разум, - давайте же отдадим эти наши заботы ему) знаний правил, а сами правила (знания связей) не будут представлять ни чуть-чуть. Наше Сознание так не работает! Пожалейте же наконец школяров, и не издевайтесь уже над ними. А иначе любовь к родному языку, если и проснётся у них, то уже случится это гораздо позже окончания школы, когда и проявлять её будет практически некогда.)
Ещё раз, начиная анализировать значение того или иного объединения (слова) в языке, прежде необходимо разбить его на две части (и так каждый потом получающийся элемент тоже на две части, и это до тех пор, пока это вообще с ними возможно). Но такие, что имеют (или имели когда-то) собственное значение в языке. Сам элемент может быть огромным объединением звуков, но при этом он может и не быть разделённым на две части, каждая из которых имела бы собственное значение. Это значит, что сам он возник совсем не в контексте того языка, где его разделить невозможно, а был туда заимствован как знание именно так, целиком.
Например в русском языке в слове “морда” - [рыболовная снасть] - объединение “морд” разделить уже невозможно. В то время, как в удмуртском языке это было запросто, - “м(о)” - “орд” (сегодня известно как “урт”) - [принадлежащий мне, говорящему, дух]. (А “морд-а” в таком случае была (рыболовная снасть) [принадлежавшая духу, в свою очередь принадлежавшего мне, говорящему], - чередуйте значения возможностей правильно, - и в русском и удмуртском языках “а” на конце, это окончание со значением принадлежности.) Более того, в древнем языке его можно было разбить дальше, на “у” и “рт”. И ещё дальше, - на “р” и “т” (”д”), - (я заметил “и т.д.”, а вы?) - и всё это с соответствующими значениями и знаниями связей между ними. Из всего этого следует, что слово “морд-а” в значении [рыболовная снасть] было заимствовано русскоязычными вместе с самой этой рыболовный снастью. А те же удмуртоязычные даже были знакомы с её изобретателями! И очень, чувствуется, за это их уважали, - они были для них духи, а это тогда боги.
После разбивки объединения на значимые элементы, следует убедиться, что для того, чтобы это было действительно объединение, между получившимися частями должны тогда существовать соответствующие знания связи. (Если предварительная разбивка была неправильной, таких знаний связи вы не найдёте.)
Затем проверить, насколько знание признака, которому соответствует данное объединение, соответствует в свою очередь тому его значению, что получается из значений составляющих его частей и знания связи между ними. Если это так, то все нормально, значит саму разбивку перед этим мы сделали правильно.
Например, “самолёт”, - “сам” и “лёт” (“о” в соответствии со знанием связи собственного значения здесь не имеет). А, значит из значения его частей следует, - [сам] и [способность летать], как одна из возможностей “сам”. Значение “сам” - “с-ам” - [принадлежность (с) действия меня, говорящего]. (Значениями модуляций с гласными звуком перед сутями являются соответствующие действия: “ор” - [действие мужиков], “ур” - [действие отдельного мужика, “ад” - [действия членов коллектива (д) обычно по передаче генетической информации, - а чем ещё тогда можно было заниматься в коллективе?], “ам” (”эм”) - [действия (мои)], и т.д.)
Уточним тогдашнее значение [способность летать], - [способность к быстрому ходу, подвижность]. Потому значением того же “слетать” раньше было вовсе не [переместиться по воздуху куда-то], а [быстро переместиться куда-то]. Это со временем, с появлением самой такой возможности перемещаться именно по воздуху, да ещё быстро, знание “по воздуху” в структуре значений этого слова становится обязательным. Потому ничего странного не было бы в том, что для переправы на другой берег реки нам бы тогда приготовили самолёт. Потому как плот, которым он и был на самом деле, являлся тогда одним из значений (признаков действительности) тогдашнего слова “самолёт”.
Уже из последнего примера видно, насколько важно для анализа языка знание самого контекста, где то или иное слово используется. Тем более, если само звучание слова возникает раньше, чем знание признака действительности, которому оно впоследствии начинает соответствовать. Изменяется всё, - контекст, слова (знания звучания, значения, связи), мы сами как форма Жизни (а с нею и наше Сознание), - потому как постоянно накапливаются всё новые и новые знания. Потому как все они так или иначе входят в состав соответствующих структур. Но, безусловно, есть и нечто такое, что уже никогда не изменится, - это то, что однажды уже случилось. А потому и сами знания, и Сознание, мы можем считать относительно самого контекста неизменными. Так, в том же слове “власть” относительно контекста в котором оно возникло было [вода], в то время, как относительно сегодняшнего контекста в нём его и близко нету.
Здесь, в качестве примера анализа в русском языке, я разбираю объединения образованные на основе модуляции древнего языка “уд”. Точнее её русскоязычной версии “удь”. Мне было интересно посмотреть, как с появлением новых звуков в русском языке, происходит одновременное образование с ними новых объединений с “удь”. Ведь из самих таких знаний мы можем много чего узнать, тем более, что многие эти объединения сегодня в русском языке ещё существуют и их значения безусловно известны. А, чтобы вам было понятней, как я это вообще делаю, сам анализ я разбил на соответствующие части, которые озаглавил.
Ещё раз, я мог выбрать любое другое объединение (модуляцию), они все интересны, о всех есть, что рассказать. Просто всё здесь не расскажешь, а выбрать что-то надо было обязательно, вот я и выбрал. Ну, что? - Начнём!
“Уд мурт”
Моё освоение знания анализа в Языке началось с изучения удмуртского языка, точнее с анализа значения его устойчивого сочетания {”уд” - “мурт”}. Дело в том, что сто с лишним лет назад это сочетание ретранслировали из удмуртского языка в русский язык, где из него и образовали объединение (слово) “удмурт” со значением [представитель соответствующей национальности]. Понятно, что при ретрансляции слова (и словосочетания в том числе) из одного языка (контекста) в другой язык (контекст), у самого сочетания или объединения никаких собственных знаний в их структурах значений остаться просто не может. А потому, кроме [представитель соответствующей национальности] в значении русского слова “удмурт” больше и быть ничего не могло. Мне же, как потомственному полувотяку, было тем более интересно, а что оно тогда (того контекста времени, в котором оно возникло) вообще значило в самом удмуртском языке. (Проще говоря, какие именно знания присутствовали в структуре значений этого словосочетания в том языке, где оно и возникло.) - Ну за какие такие его заслуги (знания в значении) малограмотные коммуняки (очень точное слово придуманное Валерией Ильиничной Новодворской, - спасибо ей) предпочли именно это словосочетание для образования названия целого народа? (Эрзя и мокша, - так те оказались ещё большими невезунчиками, - им досталось от коммуняк общее на два народа ругательство (по сути его значения), - “мордва”.) Казалось, что сам ответ будет прост, потому как будет соответствовать примерно тому, какой и был у самих коммуняк. И тут меня ждала засада...
Оказывается, свой ответ коммуняки построили на единственно тогда им известном знании, которое они почерпнули из Дневника исследователя Оренбургского края Николая Петровича Рычкова. Потому следовало в первую очередь изучить именно его. Не ставлю себе в задачу докопаться, кто именно из них подставил уважаемого Николая Петровича Рычкова, - это неважно, - а важно то, что именно ему коммуняки и приписали потом сомнительную честь открытия сомнительного же самоназвания удмуртов. Ничего подобного не было!
В своём "Журнале, или Дневные записки путешествия капитана Рычкова по разным провинциям Российского государства 1769 и 1770 годов", он утверждал, что вотяки называют себя "Удь морд" и "Черемиса Уды". Два имени, слишком много для самоназвания, поэтому, чтобы уберечь потомков от возможных ошибок, он тут же добавил: "Так вотяки отвечают на вопрос "Какой ты природы?". А вот на вопрос "Как называется ваш народ?" они отвечают "Уды". А вот это уже и была зацепка, чтобы определить значение всего устойчивого сочетания {”уд” - “мурт”}. (”Уд морд” и “уд мурт” разные знания звучания абсолютно одного и того же словосочетания.) Впрочем, подробно об этом и вообще об удмуртском языке (который сам я не знаю совершенно, - не сожалею и не горжусь этим фактом, оно так для дела безусловно полезнее) в третьей Книге этой серии. А здесь мы возвращаемся к анализу языка.
То, что в древнем языке суть [Д] значила (знание признака) соответствующий коллектив, я тогда уже знал. Как и знал, что необходимость самой такой детализации, в результате которой это её значение и возникло, была вызвана появлением ещё одного знания признака. Проще говоря, был один коллектив, а с новым знанием стал уже не один. Правильно сказать, - появился некий признак, знание которого делило единое до того значение знания “коллектив” как минимум на два. И признак этот известен, - “патриархат”. Патриархат следует рассматривать как один из вообще возможных способов получения знаний Коллективом, т.е. Коллективным сознанием. (Вообще возможные для коллектива способы получения знаний, - опыт и заимствование, а патриархат это лишь одна из разновидностей заимствования). Так вот, коллективами “Д” были все те коллективы, которые патриархата избегали (т.е. у них таким образом не было признака “патриархат”). А те, которые его придерживались, были коллективами “Р”. (Потому так, что у первых коллективов [человек] был “аДа”, а у вторых “аРа”, - значение сути [Р] - [самец (мужчина)]. Уже из этого следует, что в таких коллективах женщина была “не человек”.)
Оставалось определить, что значило уже само объединение “уд” в древнем языке. То, что оно состоит из двух звуков “у” и “д”, так это несомненно. Как несомненно и то, что говорить о принадлежности самого объединения к какому нибудь языку кроме как к древнему не приходится, - их, когда оно возникло, просто тогда ещё не было. И, всё-же, рассмотрим его в аспекте зарождавшегося русского языка.
Кстати, сразу внесём ясность, - в результате процесса детализации древний язык со временем безусловно исчез. А на его основании таким образом возникло несколько десятков языков, - некоторые из них и сегодня ещё существуют, более того, процветают, - в том числе и русский (только сегодня он просто существует, совсем не процветает, нет). Сам процесс детализации древнего языка на другие языки (и русский в том числе) конечно занимал некоторое время. Потому чёткой границы между ними по определению просто быть не могло, - но ведь это как посмотреть. Я посмотрел на это в аспекте появления в языке смягчения, - там, где в словах присутствует смягчение, это безусловно уже русский язык. Там, где его нет, вполне возможно это ещё древний язык. При этом необходимо помнить, что структура самых сложных слов в древнем языке никак не может быть сложнее структуры самых простых слов в русском языке. Ещё раз, напоминаю, что русский язык возник из древнего языка, а потому было бы странно, если бы в нём совсем не осталось сегодня слов из него, а они и остались. Впрочем, я отвлёкся, продолжаю.
Суть [Д], впрочем как и все прочие сути, отдельно в древнем языке ничего тогда не значила, потому как являлась знанием признака действительности, - зачем что-то значить в языке (чтоб иметь возможность говорить об этом) тому, что и так (без языка) понятно? (в смысле уже воспринимается Сознанием как знание) - В то время “значить” значило в древнем языке [иметь в структуре значений знание признака сознания], потому как уже об этом только и стоило тогда говорить. И, если [Д] собственного значения в древнем языке (только не в Сознании вообще! - Язык это одна из его частей) не имело, то само объединение “уд” несомненно уже в нём имело значение, так как содержало [у], которое в свою очередь соответвовало знанию признака сознания. И само это знание признака сознания с тех пор, вряд ли сильно изменилось. А это значит, что и тогда, как впрочем и сегодня, оно соответствовало одному из знаний связи принадлежности вообще. Это следует уже из того, что именно в этом значении оно и используется сегодня в том числе и в русском языке.
Само это объединение “уд” очень и очень древнее, - одно из первых вообще в Языке, - ему никак не меньше нескольких десятков тысяч лет. Оно присутствует в том или ином виде вообще во всех языках (из тех, что я знаю, а знаю я не все, но при этом в своём утверждении уверен абсолютно, при условии, что среди нас нет потомков марсиан). А потому сегодняшние попытки отдельных лингвистиков выводить его значение из слов, которые возникли три-четыре тысячи лет назад, т.е. гораздо его позже, выглядят по меньшей мере нелепыми. (Примерно как утверждать, что колесо появилось в результате изобретения паровоза.)
Надо понимать, что тогда всё это был один древний язык, само это следует из знаний сегодняшних языков. Да, безусловно, значения этого объединения “уд” не могли не изменится со временем по разному в разных языках. И они изменились, и мы знаем это. Как знаем и то, что и в русском, и в удмуртском языках (в отличии от того же английского) и “у”, и “ы” использовались тогда в объединениях с одними и теми же знаниями связи порядка и знаниями соответствия (значениями) в том числе. Проще говоря, “ы” в удмуртском “уд-ы” имело абсолютно такое же значение множественности и использовалось для того исключительно на конце объединения, как и в русском языке. То же самое и с “у”, - у него в удмуртском языке всё было абсолютно то же, что и у “у” в русском языке, - в значении единственности и принадлежности оно использовалось исключительно в начале объединения, - “у-Д”. Обращаю внимание, говорить о чьём-то у кого-то заимствовании в этом случае не приходится, его просто не могло быть, потому как самих этих языков тогда ещё не было.
А сами эти их значения следуют из “правил” по которым вообще в древнем языке образовывались объединения, - значение последующего элемента объединения было одной из возможностей значения предыдущего элемента. А “правил” потому в кавычках, что это вовсе не знание, а соответствующая связь algoritm, которую мы получаем фактом своего рождения (зачатия, - это кому как нравится) посредством передачи её с генетической информацией. Чтобы понять, что это так, рассмотрим следующий пример.
Пример
Для примера возьмем словосочетание, значения всех слов в котором нам безусловно известны. Пусть это будет {”хвост”-“у коровы”}, или, как сочетание значений, - {[хвост] - “[у]-[коровы]”}. Сразу обращаю внимание, - наше Сознание в процессе Осознания одновременно оперирует только двумя элементами, не более. Это связано с теми ограничениями, что определяют вообще сам процесс Осознания. (Впрочем об этом не здесь, а потому возьмите на веру.) Потому, чтобы рассмотреть само объединение, в смысле значения самих его элементов и значения связей между ними, мы разобьём его на два элемента: “хвост” и “у коровы”. Само разбиение мы производим в соответствии с теми связями, что присутствуют у элементов. Т.е.
- каждый из элементов этого, - назовём его “большим”, - объединения сам в свою очередь тоже является объединением.
Да, теперь поменяем значения в нём местами, получится {”[у]-[коровы]” - [хвост]}. Сразу чувствуем разницу, - значением первого сочетания является [хвост именно у коровы] (а не лисы, кошки, лошади и т.д.). А значением второго сочетания является [у коровы именно хвост] (а не рога, копыта, вымя и т.д.). Таким образом, значение на последнем месте является одной из возможностей вообще того значения, что стоит перед ним. Собственно в этом и заключается знание связи (порядка) объединения вообще (далее и везде просто, - “знание связи объединения”), -
- Сочетание, в котором между элементами присутствует знание связи порядка, посредством его может быть объединением. Без такого знания сочетание никогда объединением не будет.
- Каждое последующее значение в объединении является одной из возможностей предыдущего значения.
Но одно только знание связи порядка объединения вовсе не является знанием значения самого объединения. Потому как, и мы знаем это наверняка, в случае нашего примера этим знанием в обоих случаях является именно, что “хвост”. Проще говоря, в какой бы позиции объединение “хвост” в этом словосочетании не находилось, в любом случае значением самого объединения будет [хвост]. Чтобы понять почему так, следует рассмотреть, чем слово “хвост” в сочетании отличается от слова “коровы”.
Начать с того, что в самом словосочетании слово “коровы” существует как составная часть уже в составе другого объединения - “у коровы”. О том, что это объединение, а не сочетание, следует из самого факта существования у него своего знания (признака сознания единственности принадлежности) связи порядка “у”. (Знание связи порядка “у” и знание связи (порядка) объединения, это абсолютно разные знания и вместе не существуют, - не может порядок в одном и том же объединении определяться одновременно двумя разными правилами.) А оно нам “говорит”, что “у” образует здесь объединение, которое вообще может имееть значение (смысл), только со следующим за ним словом (объединением), и никак иначе. (Попробуйте-ка определить значение объединения “коровы у”, его там нет, - “коровы” могут быть одной из возможностей “у”, но только не наоборот. )
Таким образом сама структура значений объединения “у коровы” оказывается гораздо более сложной, нежели структура значений объединения “хвост”. Из чего вполне возможно осторожно допустить, что -
- значение элемента объединения, структура значений которого сложнее структуры значений другого элемента объединения, будет относительно его значения второстепенным, а потому значением самого объединения будет значение элемента с более простой структурой значений.
Но, это когда разница в сложности структур элементов явная, в случае же, когда она не столь очевидна, значение самого объединения не столь определённо. В нашем случае элементами объединения являются в том числе и такие, одно из которых безусловно само тоже является объединением - “у коровы”.
Потому в обоих этих сочетаниях {”у коровы” - “хвост”} и {”хвост”- “у коровы”} это и есть ни что иное, как объединение ”у коровы”, которое само никак в них не меняется.
(Но и это не последнее, что в этих сочетаниях неизменно, - само слово (объединение) “коровы” в объединении “у коровы” тоже неизменно. Оно в свою очередь является объединением объединения “коров” со знанием признака сознания “множественность” (”ы”) с соответствующим ему знанием связи порядка., - “[“коров”]-[”ы”]”. А оно, знание связи порядка, нам “говорит”, что признак множественности “ы” может соответствать исключительно тому знанию, что стоит перед ним - “коров”. А оно в свою очередь само является объединением “[”кор”]-[”ов”] с соответствующим ему знанием связи порядка. А оно, знание связи порядка, нам “говорит”, что знание признака принадлежности “ов” может соответствать исключительно тому знанию, что стоит перед ним - “кор”. А “ов” и “кор” это объединения, потому как имеют собственные знания связи порядка..., - впрочем пока хватит, на этом и остановимся, а иначе придётся так вообще весь русский язык рассказать.)
Из знания связи порядка (знания признака сознания множественности) “ы” следует, что значением объединения “коровы” будет [множество коров]. А значением объединения {у коровы} - [принадлежность одной из множества коров]. Давайте же образуем сочетание теперь уже из самих этих значений, и посмотрим, что за значение у него тогда получится, - {[хвост] (как) [принадлежность одной из множества коров]}. Что-нибудь заметили?
Трудно заметить то, чего здесь нет. А нет в этом сочетании знания связи порядка, - оно исчезло! Потому как мы его целиком и полностью заменили знанием со значением [(как) принадлежащий одной из множества коров]. Потому, как бы вы теперь не переставляли в самом сочетании значения, из которых оно состоит, само его общее значение уже никак от этого не изменится. Это сочетание потому “сочетание”, а вовсе ни какое оно ни “объединение”, что от порядка в нём элементов (значений в том числе) оно никак уже не зависит.
Отсюда следуют два важных вывода, первый:
- устойчивое сочетание только тогда становится объединением (словом), когда в Сознании возникает соответствующее знание связи между его элементами.
И второй, не менее важный вывод:
- заменить знания связи (вообще и порядка в частности) на их псевдосвязи, образованные как совокупности знаний признаков, возможно, но самих таких (знаний) потребуется для этого уже гораздо большее количество (больший контекст).
(Проще говоря, если вам необходимо создать в Сознании знание связи, то вам для этого предварительно придётся использовать достаточно большое количество знаний, которые в нём уже точно есть. Другое дело, что со временем его можно будет заменить с помощью знания соответствия на более компактное, а потому удобное, знание. Примерно так в счёте многократное сложение однажды заменили на умножение, для этого понадобилось выучить необходимые знания соответсвия, т.е. таблицу умножения.)
Это хорошо видно на нашем последнем примере, когда значение [у] мы заменили на [принадлежность одной из возможностей множества]. Из самого этого вывода много чего следует, но тема эта большая, тем более она касается Сознания, а потому не здесь.
Похоже (потому как невозможно утверждать это наверняка, пока мы не представляем всей структуры значений каждого слова в словосочетании), что именно наличие у одного из слов в структуре значений знаний связи делают его второстепенным относительно другого слова, с которым у них существует непосредственная связь как словосочетание, но у которого таких знаний связей нет. В случае же наличия знаний связей одновременно у обоих слов в сочетании, значение его самого становится несколько неопределённым, более точно его может теперь определить только уже сам контекст этого сочетания.
“Уд”
Теперь, когда необходимые знания после разборки примера мы уже получили, вполне возможно заняться и самим объединением “уд”.
В “уд”, как мы только что установили, есть свой порядок, а потому оно объединение. В соответствии со знанием связи этого порядка получается, что в “уд” [Д], это одна из возможностей [у]. Значение [Д] нам известно, - это знание совокупности знаний неких совместных признаков, которые и определяют коллектив. Значение [у] нам тоже известно, - это знание признака сознания, а именно разновидности (единственности) принадлежности вообще. Таким образом, с учётом знания порядка в их объединении, получается, что значением самого объединения будет [принадлежность одной из возможностей, что есть в совокупности знаний неких совместных признаков, которые и определяют коллектив]. Но саму такую возможность (знание) мы знаем, потому как знаем её значение, - значением “уд” в нашем случае является [человек]. Таким образом, из всех вообще возможных знаний признаков [Д] выбирается самое общее из них, - ”человек”, - потому как оно является общим вообще для всех коллективов. (В отличии от неких специфических знаний, которые потому специфические, что принадлежат некому одному только коллективу, т.е. таким образом выделяют сам коллектив, которому они принадлежат, из прочих других.) Получается, что значением объединения “уд” является [принадлежность коллектива человек]. Но ведь только такого значения очень мало!
Потому как за очень редким исключением человек есть существо коллективное, а значит по умолчанию человек всегда является членом какого нибудь коллектива. Таким образом, знание “уд” к знанию самого этого человека нам почти ничего и не добавляет, за исключением разве только знания звучания самого этого значения. Потому как похожему значению уже тогда вполне могли сопоставить совсем другое звучание. И тогда само это слово (объединение) “уд”, с учётом не только его значения, а и знания его звучания, было-бы уникальным вообще в Языке, а так оно вполне могло бы уже случиться и самоназванием удмуртов. Но нет, слишком уж оно общее, - в этом своём значении [принадлежность коллектива (д) человек] мы находим объединение “уд” от Байкала и до Урала. Согласиться, что значит оно именно [удмурт] (как представителя конкретной национальности), это как согласиться, что [человек] значит в свою очередь уже мою национальность.
Тем более, что что-то у самих удмуртов пошло с ним не так... Потому как, если удмурты и соглашались потом на словах с “уды” как со своим самоназванием, то сами-то они его в этом качестве совсем и не пользовали. (Полагаю, это потому, что они и раньше о чём-то таком сами догадывались.) А иначе зачем тогда коммунякам собственное их самоназвание потом им придумывать, если оно у них уже было? (Подробно об этом я рассказываю в Книге третьей этой серии. Читайте обязательно, там вообще дедектив, развязка - значение объединения “удмурт” - в итоге оказывается такой, что просто так самому придумать её невозможно. А всё потому, что “придумывала” её Жизнь, а точнее сам процесс Детализации в ней.) Чтобы понять, почему всё так случилось, вернёмся к осознанию самого объединения “уд мурт”.
Удмурты, кто они? - значение
Наряду с объединением “уд мурт”, Николай Петрович приводит ещё одно, - “черемиса уды”, которые, как он утверждает, значат природу удмуртов. Значения “мурт” и “черемиса” мы знаем, это [чужой человек] и [черемис] (название представителя соответствующего народа). А “а” на конце с соответствующим знанием связи порядка значит [принадлежность], т.е. значением “черемис-а” будет [принадлежность черемису]. (Обращаю внимание, - сегодня в русском языке оно известно как [черемисский] и мало чем отличается от тогдашнего значения [черемиса], - ни тогда, ни сегодня из него невозможно понять, - принадлежащий одному какому-то черемису, или черемисам вообще? Из практики употребления того же значения [мурт] следует, что сегодня принято чаще похожие значения использовать в единственном числе, но, в любом случае, это знание нам здесь сейчас не пригодится, а потому не заморачивайтесь с ним слишком сильно, а так и идём дальше.)
Таким образом значения самих этих устойчивых словосочетаний будут следующими: [”уД”- “чужой человек”] и [”принадлежность черемис-а” - ”уД-ы”]. Таким образом, [чужой человек] является одной из возможностей [”уД”], а само [”уД-ы”] является одной из возможностей [черемис]. Проще говоря, предки удмуртов осознавали себя одними из черемис, а муртов как одними из самих себя. Я специально здесь не останавливаюсь на самих знаниях признаков, что определили данную зависимость, потому как само это знание очень большое, чтобы быть здесь разобранным. И потому как уже данного знания вам вполне достаточно, чтобы приступить вместе к анализу слов уже в русском языке, как я вам до этого и обещал.
(Кстати, из последнего знания следует, как вообще удмурты осознавали себя в этом Мире. Так черемис они представляли как наиболее развитых из коллектива “Д”, причём это уже тогда было объединение нескольких племён (удмурты одни из них). В то время, как мурты, даже при их превосходящем удмуртов техническом развитии, с точки зрения самих предков удмуртов, в понимании этого Мира, если от них не отставали, то всяко никак не превосходили. Из чего следует, что они уже представляли как свою Историю (т.е., она у них тогда вообще уже была), как и то, откуда они сами, и кем являлись. Именно само это знание безусловно определяло их самих уже как народ. К сожалению сегодня от этого знания не осталось практически ничего. А то, что под видом его сегодня вам всучат, большей частью это ложь и подделка. Проще говоря, культура сегодня в Удмуртии, это один из способов отмывания денег и распила бюджета. Впрочем, это другая история, а потому не здесь.)
Таким образом значение “уд” в древнем языке мы безусловно установили, - [принадёжность к коллективу (д)]. В русском языке происходит детализация “д” на “дь” в том числе, что вызывает аналогичную детализацию его в обьединениях. Потому в русском языке ему уже соответствует объединение “удь”. Значение его при этом тоже несколько детализируется и значит уже принадлежность не всему коллективу, а только к мужской его части. (Из чего следует, что роль женщины в коллективе (д) несколько изменилась.)
Ещё раз, - это важно, - единственность значения здесь определяется наличием “у” в соответствующем значении. А потому само объединение с “удь” тоже будет в единственном числе. Примерно как соотношение у “коллектив” (единственное число) и “человеки коллектива” (множественное число), - в первом случае имеется в виду целое и единственное, а во втором состоящее из частей, а потому множественное. Впрочем, мы с этим ещё здесь столкнёмся.
[Д] как начало
Таким образом, мы установили, что объединение “уд” значило в древнем языке некий признак действительности, что безусловно был в коллективе “Д”, как принадлежность к чему-то. Тогда предки удмуртов и русскоязычных жили ещё достаточно совместно, чтобы пользоваться одним языком. На память о тех временах у русскоязычных в языке самого объединения “уд” не осталось, а вот слова с ним образованные до сих пор ещё есть. А не осталось объединения “уд” потому, что в русском языке происходит детализация значения [Д] на [Д] и [Дь], - [”женщина(ы)” (коллектива) ] и [”мужчина(ы)” (коллектива)] соответственно, т.е. в нём появляется смягчение.
Из самого факта такой детализации много чего следует, я остановлюсь только на главном. Роль мужчины среди русскоязычных - а после самой такой детализации мы уже можем говорить именно, что о русском языке, ничего похожего в других до того совместных языках просто не случается, - безусловно возросла. Потому как теперь их мужчинам приходилось если не бороться за приобретение знаний, то хотя бы отстаивать те, что у них уже были. В любом случае это свидетельствует, что самих знаний у них было уже всяко больше, чем у тех же предков удмуртов, тем просто нечего ещё было защишать.
Кстати, у удмуртов и с удмуртами ничего такого не происходило, а потому и не было похожей детализации “Д” у них в языке. Более того, в удмуртской семье роль женщины и сегодня если не больше роли мужчины, то во всяком случае никак её не меньше. Т.е. им никогда совсем не был свойственен такой способ получения знаний, как Патриархат. Хуже, похоже они из всех возможных способов получения знаний всегда предпочитали заимствование, что конечно же не могло не сказаться отрицательно на их коллективном сознании (и сказалось, - впрочем, это другая тема и не здесь).
Потому, если и образовывали потом русскоязычные объединения значения со значением [принадлежность (знания одного или нескольких совместных признаков действительности, что есть у) коллектива], то уже ни как не со знанием “уд”, а только как со знанием “удь” - [принадлежность мужчин коллектива]. Таким образом они фиксировали в самом объединении роль мужчин в подобных коллективах, - даже не зная о ком идёт речь (не имея знания значения первой части объединения с объединением “удь”) можно было уже примерно представить, какие связи существуют внутри самого такого коллектива.
Или, по другому говоря, само это знание связи порядка для образования вообще объединений, что в древнем языке, что в русском языке, никак не изменилось. Потому как было это очень удобное знание, с ним теперь можно было образовывать объединения - слова, фразы и предложения в том числе - абсолютно любой длины, главное, чтобы у самого Сознания на их осознание ресурсов хватало. А изменились в русском языке и не изменились в удмуртском языке относительно древнего языка и знание его звучания “уд” на “удь”, и знание в нем признака действительности “Д” с [коллектив как совокупность совместных признаков действительности] на [коллектив как совокупность совместных мужских признаков действительности]. Значения знания признака сознания “у” у тех и других остались одинаковыми.
Кстати, из-за того, что детализация значения [Д] в древнем языке не состоялась, значения “уд” в объединениях, которые остались от него в русском языке, соответствуют больше [принадлежность коллектива (человеков вообще)] нежели [принадлежность коллектива (человеков мужчин)], как это и стало потом с “удь” в русском языке. Сам этот факт свидетельствует уже о большей у русскоязычных коллективизации, нежели чем это было у их предков в древние времена.
И ещё, Язык использует ресурсы Сознания весьма оптимально, а потому одно и то же знание связи он будет использовать во всех объединениях, которые в данном языке вообще с ним возможны. (Проще говоря, образует все возможные похожие объединения со всеми звуками, что уже есть в языке.) Итак, начнём.
Анализ объединений объединения “удь” в русском языке
.
“Д” и “Н”
В соответствии со значением частот звуков в русском языке, первыми такими объединениями в нём безусловно должны были бы быть “дудь”, - F”д”(русс) = 551 и следующее за ним по очереди “нудь” - F”н”(русс) = 508, - но их нет. Очевидная причина, - когда они возникли, не было ещё ни древнего, ни тем более русского языков. А не было потому, как это были самые первые сути, а потому у них и не было привычных сегодня нам знаний признаков, которые можно было бы только рассказать, или записать в виде того же текста в учебниках. В то время как эти обязательно надо было только показывать на примерах, - текстом их передать невозможно. Потому как были это ещё не сами знания (невещественные циклические процессы), а просто прямые связи algoritm, которые в этих знаниях использовались (а сами знания на таких существовать не могут).
Именно по этой последней причине сути [Д] и [Н] собственных значений иметь не могли и не имели. А имели значения их модуляции. И первыми, безусловно, появились двузвучные модуляции, в них со временем появляется знание связи порядка и каждая из ни детализируется уже на две разные, в том числе и по значению, модуляции в соответствии с тем знанием связи порядка, что в них уже присутствовало. (У модуляций типа “Дь” пар быть не могло и не было из-за особенностей самого произношения смягчения.)
Для [Д] это будут: “до”, “од” (сохранилась потом в русском языке в составе таких объединений как, например, “одр”), “да”, “ад”, “уд”, (“ду”) ( - Последняя в русский язык отдельно потом не вошла (если только в составе объединений), потому как не соответствовала уже существовавшему в нём знанию связи с её значением [у]. А вот тому же английскому языку она пришлась в самый раз, англичане образовали из неё вспомогательный глагол “do” (”ду”)), “дэ”, “эд”, “ди”, (“ид”).
Ещё раз, модуляций было больше, - в разных языках разные, - потому как одновременно шла детализация самих гласных звуков. Здесь я называю те, что могли быть в русском языке.
А для [Н] это будут: “он”, “но”, “ан”, “на”, (“ун”), “ну”, “эн”, “нэ”, “ин”, “ни”. “Ун” отдельно в русский язык тоже не вошла по тем же самым причинам, что и модуляция “ду”. Но, если вы заметили, в “ун” [у] занимает первое место (такое объединение невозможно в русском языке), а в “ду” [у] занимает последнее место (такое объединение тоже невозможно в русском языке). Невозможность самих их “зеркальных” объединений в русском языке проистекает вовсе даже не из самого значения [у] - оно в них абсолютно одинаковое, - а из самих значений [Д] и [Н] . Уже из одного этого знания можно осторожно предположить, что если [Д] и содержало тогда уже в структуре своих значений знание “структура”, то только не [Н]. Проще говоря, - [Н] соответствовало в древнем языке всему тому, что безусловно было (воспринималось органами чувств), но чему невозможно было подобрать структуру (а потому, в том числе, невозможно было объяснить на словах).
Ещё раз, - это была невозможность именно в русском языке, в то время, как в древнем языке это было вполне возможно. Об этом мы знаем по словам (объединениям с этими объединениями) из древнего языка, которые до сих пор используются в русском языке как обозначение процесса: “ж-ду”, “й-ду” (сегодня “иду”), “й-э-ду” (сегодня “еду”, “у-ду”. (Позднее со смягчением - “удьу” = “удю”, в смысле [ловлю рыбу удочкой], а смягчение прявилось потому, что у русскоязычных это было исключительно мужское занятие. Сегодня же в этом значении само объединение “у-ду” используется только в форме объединения “удить”, и это потому, что “и” предполагает смягчение предыдущего согласного звука. Т.е. само “ду” отдельно в русском языке сегодня не используется уже совершенно.), буду, сяду, всюду (да, и оно тоже!), приду, и т.д., - все это примеры объединения с “ду”.
(Кстати, отдельно о “воду”. Значением этого устойчивого сочетания было [во-ду] - [вода, которую можно принести (дать)]. Позднее, в связи с появлением новых знаний связи в русском языке, это устойчивое сочетание становится обьединением, при этом происходит детализация самого его (знания) звучания на “вода” со значением [вода]. Следы этой детализации можно сегодня встретить в наличии возможности взаимозамены у форм “воды” и “воду” в сочетаниях типа {принеси воды (воду)}, {дай воды (воду)}. С учётом устройства изначальных структур значений этих слов “правильнее” в них будет “воды”, потому как в структуре значений “воду” уже присутствует знание “дай” (”принеси”).)
Или “ун”, - объединение со значениием [один из коллектива] и используемое в более сложных обьединениях как возможность соответствующего знания признака: “вр-ун”, “колд-ун”, “г-ун”, “свист-ун”, “бег-ун” “пев-ун”, и т.д. Именно, - один как часть (структуры) целого, - потому как “н” само структуру не значило, а лишь подчёркивало её полное здесь отсутствие. Позднее в качестве (целого) множества в объединениях использовался уже не обязательно “коллектив”, а и любое другое множество, но значением самого объединения “ун” в них оставалось [один из множества]: “вал-ун”, “зип-ун”, “кол-ун”, “таб-ун”, “корш-ун”, и т.д..
(Кстати, для вас, любознательные, - в структуре значений слова “кол” в древнем языке было [дом]. А теперь самостоятельно попробуйте определить значения русских слов “колун”, “колоть”, “колокол”, и т.д. - Удачи!)
Т.е., при формировании русского языка, точнее знаний в нём связи (правил), нашим русскоязычным предкам пришлось привести в соответствие с ними уже существовавшие тогда у них слова из древнего языка. Получилось не со всеми, а потому выбирая, что для них важнее, - знания связей для всех слов в языке вообще, или какие-то отдельные там слова, - они однозначно выбрали знания связей, а сами слова, им не соответствовавшие, просто из языка у себя потом “выкинули”. Так собственно и возник русский язык.
Я специально не привожу здесь примеры модуляций [Д] и [Н] со звуком “э”, потому как он возник с сегодняшним его значением именно уже в русском языке, одновременно с появлением в нём смягчения, тем более со звуками “и” и “ы”, - они появились и того позже “э”. Ещё раз, разная частота звуков в Языке, это совсем не просто так. Из неё, представляя структуру знаний в Сознании вообще, можно много чего узнать. Последние утверждения именно из знания её и следуют, а случаи с модуляциями [Д] и [Н] только лишнее тому подтверждение.
“С”
Объединение ”судь” (“суть”), когда оно появилось, то похоже звучало ещё несколько средне между ними обоими (впрочем, как и “с” - “(сз)”), безусловно очень древнее - F”с”(русс) = 456 - потому как образовалось сразу вслед за детализацией “(СВ)” на “с” в значении [соль] и “в” в значении [вода]. Потому значением его (”судь”) было [принадлежность коллектива соль], и это неспроста, - от того, какая в коллективе была соль, зависело здоровье, а значит и процветание самого коллектива.
В процессе детализации самих этих объединений через детализацию их элементов, происходит детализация как самих знаний звучания элементов, так и соответствующих им значений. Так в объединении “суть” у [С] используются вовсе уже не все знания структуры значения [соль], а только то из них, что соответствует признаку сознания “самый важный”. В то время, как значением “[Т]ь” было уже не просто [коллектив], а [дело коллектива]. Таким образом значением объединения с объединением “уть” было [принадлежность делу коллектива]. А всё вместе?
Ведь для того, чтобы определить значение самого объединения, нам следует осознать, структура значений какого из его элементов “с” или “уть” наиболее сложная. Потому как элемент (звук или их объединение) с более сложной структурой значений (с большим количеством в ней знаний связи, или просто, - использующая большее количество связей) чем у другого, будет относительно его второстепенным. А потому значением самого объединения будет тогда по сути детализация значения более простого элемента. (Здесь физика, много физики, нам лишь надо сейчас понимать, что так осознание происходит именно не самих структур, а лишь их относительной друг друга сложности. А это, с одной стороны, для нас самих гораздо быстрее и проще, а с другой стороны, сам результат такого выбора нашего Сознания абсолютно нам самим не понятен, - и почему мы вообще так решили?
Сегодня, не зная структур значений самих элементов “уть” и “с” (а только предполагая их в общем), нам трудно сказать за Сознание, точнее за тот выбор, что оно делает (в то время как оно делает, мы примерно уже представляем). Удовлетворимся же тем, что мы результат самого выбора вообще знаем, - значением объединения “судь” является именно [самая важная принадлежность мужчин коллектива]. А значением объединения “суть” - [самая важная принадлежность дела коллектива]. (А значением объединения “суд” -[самая важная принадлежность коллектива].)
О том, что структура значений [С] была сложнее, чем структура значений [”уть”], можно догадаться по результатам тех детализаций, в которых она в то время участвовала. А именно, очень скоро она начинает значить (происходит её детализация) не только признак действительности “соль”, но и признак сознания (один из видов принадлежности) “с”. (Значению [соль] при этом начинает соответствовать знание звучание “со”.) Таким образом, сама структура значений соответствовавшая тогда знанию звучания “с” была возможно самой сложной в русском языке. Потому из-за этой своей буквально двусмысленности, положение её тогда в объединениях с ней образованных было второстепенным, - поди вот так вот запросто разберись, какие именно знания из её структуры значений используются в том или ином обьединении с ней.
(Кстати, когда мы говорим о неосознанности порой самого нашего процесса Осознания, то имеем в виду, что порой он вместо самих знаний использует соответствующие связи algoritm. Т.е. вместо знания связи, которое по сути является “инструкцией”, какую именно связь algoritm для осознания того или иного знания надо использовать, оно “научается” со временем использовать саму эту связь без всякого на то (”воспоминания”) знания связи о ней. И так у всех нас, чтобы убедиться в этом, просто постарайтесь вспомнить хотя бы несколько правил в русском языке. Уверен, мало кто вспомнит их больше трех, и это ещё после долгого перед тем раздумывания. Потому для Сознания важно удерживать не само звучание названия правил (их словесные формулировки), а больше решать примеров основанных на их знаниях (читать и писать), чтобы со временем научится так использовать не знание связи, а саму связь. Впрочем, вернёмся к нашим объединениям.)
Одновременно с детализацией сути [С] происходит детализация значений её объединений. Так, если изначально в структуре значений знания “судь” основным было знание [соль], то после детализации значения сути [С] этим знанием становится уже “человек”. И, конечно, таким человеком тогда мог быть только мужик. Таким образом можно сделать вывод что: во-первых, роль соли как продукта несколько снизилась среди русскоязычных, и, во-вторых, произошла структуризация самого их коллектива, когда непосредственно руководителя в нём ещё не возникло, но “решала” безусловно в нём уже был.
Таким образом в языке отмечалась безусловно возросшая роль мужчин в коллективе. Теперь именно мужчины ассоциировались с коллективом, как нечто в нём неизменное, вечное, в то время, как женщины могли быть предметом обмена и разных прочих сделок. Подобное отношение возникало в том числе из самого неверного тогда представления вообще процесса передачи генетической информации. У древних наших предков считалось, что всей генетической информацией обладает только мужчина, потому как у него есть семя - “семя” - “[С]ь-э [М]ь-а” - [самое важное, что есть моё]. Женщина же была в их представлении некой “грядкой”, куда следовало это семя “засеять”, а потому для неё самым важным было быть хорошей “грядкой” (показатель “красивая”).
Таким образом, одновременно с усилением роли мужчин в коллективе, происходит детализация как значения “[Д]ь” так и значений его производных, “удь” в том числе. Об этом мы знаем точно по существованию сегодня в русском языке слова “судья” - “судь-а”. Значением “судь” в нём является уже вовсе не [самая важная принадлежность мужиков коллектива], а [самый важный мужик коллектива]. Это его значение подтверждает в том числе существование в русском языке формы множественности этого слова - “судь-и”. Возьмем же это знание на заметку и далее используем именно его.
Ещё раз, само знание признака сознания “множественность” из объединения “удь” при этом никуда не исчезает. Оно исчезает из него после образования с ним объединения уже другого объединения, - “судь”, так как “удь” в нём является одной из возможностей “с”. (Вспоминаем: “коровы” - множественное, “у коровы” - единственное, “хвост у коровы” - единственное. Аналогично: “дь” - множественное, “удь” - единственное, “судь” - единственное.)
- Это ведь так процессу Жизни угодно, что самым важным (судьёй) в коллективе может быть только один человек, отсюда и сама единственность в объединении. - Впрочем, это уже тонкости образования самой структуры значений того или иного слова, а мы пока к ним ещё не готовы, чтобы обсуждать здесь, а потому пока пропускаем. Сейчас же нам важно только лишь знать, что во всех остальных объединениях “удь” как значило [принадлежность мужиков (именно в единственном числе, потому как речь вовсе не о мужиках, а об их коллективе!) коллектива], так и продолжало значить.
“В”
Объединение “вудь” - F”в”(русс) = 444 - и здесь начинается интересное. Да, безусловно, первоначальным его значением было [коллектив мужиков у воды], или, чтоб уж совсем точно, - [принадлежность мужиков коллектива воды]. Тем более, что люди, которых так называли, предпочитали селиться около воды, - рек и озёр. Потому как ничем кроме собирательства, рыбной ловли и охоты они не занимались. Но потом, и мы это знаем, на смену ему приходит совсем другое знание звуковой составляющей, - “водь” (”воть”).
Смотрите, в ней уже нет “у”, и это неспроста. Т.е. ни о какой такой принадлежности уже в самом объединении “водь” и речи быть не может, потому говорить о неких “мужиках воды” просто смысла нет. В таком случае, что же тогда там такое? Ответить на этот вопрос нам поможет одно небольшое знание.
Уже в своей “История Российская с ...” Василий Никитович Татищев (1686 - 1750) основным знанием признака действительности в структуре значений слова “вотяк” называет тип жилища. Проще говоря, вотяками называли тогда всех тех, у кого был примерно схожий тип жилища, а, значит, и схожий образ жизни, - и то, и другое очень примитивные даже по тогдашним меркам (их контекста), надо сказать. Ведь, если вспомнить, что название “водь”, а позднее и “вотяк” (”водь-ак” - [один из (коллектива) водь]) всегда у русскоязычных носило уничижительный признак, а именно отсталости того, на кого оно и было направлено, то легко допустить, что истинным значением слова “водь” уже тогда было [отсталые люди, которые до сих пор называют воду “во”, хотя все уже знают, что это “вода”]. Проще говоря, это были те самые ”[Д]ь”, которые тогда называли воду “во”.
И другого объяснения просто нет, потому как известно, что в результате детализации звука “(св)” в русском языке на звуки “с” и “в” со значениями [соль] и [вода], сами они детализируется потом в свою очередь на значения [с] со звучанием “с” и [соль] со звучанием “со”, и значение [в] со звучанием “в” и [вода] со звучанием “во”. Если в русском языке звучание “во” со временем детализировалось потом ещё и в “вода”, то у вотяков ничего похожего потом вовсе не было, - так в удмуртском языке и сегодня [воде] соответствует “ву”, а у тех же коми - “ва”.
Ещё раз, в контексте В. Н. Татищева “вотяки” было обобщающим названием представителей нескольких схожих племён, а вовсе не именно удмуртов, тем более, что детализация самого этого признака до такой степени тогда ещё не произошла.
(О том, что в объединениях “в” использовался тогда в том числе и в значении [вода] свидетельствуют слова образованные по правилу “ЛА”: “власть” и “владеть”. При детальном разборе оказывается, что в своих структурах значении эти слова изначально включали знание “вода”. Похоже такое, - чтоб вода стала ценностью, которую можно было использовать во внутриколлективных связях, - могло произойти только в контексте уже развитой (сельско)хозяйственной деятельности, тем более, что об этом же свидетельствует уже и достаточно сложная структура самих этих слов. Тем более само то правило “ЛА”, по которому они и образованы.)
“Л”
Следующим, и это следует из знания значений частот звуков в языке, конечно же было “людь” - F”л”(русс) = 367. “Правильным” тогдашним его прочтением будет “[Л]ь-[у]-[Д]ь”. Обращаю внимание, что в самом объединении и [Л], и [Д] присутствуют уже в их “русифицированном”, т.е. смягчённом варианте. Меж тем, как в русском языке и сегодня продолжает существовать его промежуточный (между древним и русским языком) вариант “люд”, где сама [Д] никакого такого смягчения ещё не имеет (а [Л] безусловно имеет).
Значение объединения “[Л]ь” мы уже знаем, - [илистый водоём с нечёткой береговой линией]. Этим водоёмом безусловно был как сам Ильмень ([маленький илистый водоём с нечёткой береговой линией]), так и Балтийское море (похоже, что в структуре значений названиия моря присутствуют знания “быть”, “[Л]ь” и “коллектив”, а из знаний связи в самой структуре слова следует [принадлежность “балт”(ов)) . Таким образом значением самого объединения будет [коллектив у [Л]ь], или более полно [принадлежность коллектива (к) “[Л]ь”]. Проще говоря, так - “люд” - в древнем языке называли коллектив человеков живших на берегу Балтийского моря, в том числе и вокруг озера Ильмень.
И вот здесь начинается интересное, - значением объединений подобных “людь” (как и его самого), как мы до этого уже и установили, в русском языке было [принадлежность (мужиков) коллектива]. А коллектив, как мы знаем, это прежде всего целое, а именно множество (человеков). Потому в отношении отдельного человека подобные объединения использоваться просто не могли, - один человек это вовсе и не множество (коллектив), - а иначе так пропадало бы условие совместности (признака). Если в русском языке была необходимость выделить из соответствующего коллектива отдельного человека, то использовалось знание связи, с помощью которого в нём вообще и образовывались соответствующие объединения. Правило (знание связи) оставалось прежним, - последнее объединение уточняло предыдущее, т.е. называло одну из возможностей, что у того вообще были. В нашем случае этой возможностью было объединение “ак” в значении [один из множества (как)]. (На самом деле полное это значение возможно передать только гораздо большим контекстом, но это будет уже математика, а потому здесь мы её опускаем.) Таким образом и возникли объединения (называю только те, что в русском языке сегодня наверняка существуют: (“воть”) - “вотяк” - “воть-ак”, (”чудь”) - “чудак” - “чуд-ак”, (”мудь”) - “мудак” - “муд-ак”, (”дурь”) - “дурак” - “дур-ак”, (“бось”) - “босяк” - “бось-ак”, и т.д. . (Обращаю внимание, “ак” в “русскоязычных” словах следует только после смягчения. А вот в более древних, или не совсем “русскоязычных”, - “бат”, например, - может быть и без него, - “бат-ак” (”бардак”, “кавардак” и т.д. ). )
Само же объединение “люд”, если сегодня в русском языке и используется в отношении отдельного человека, то только уже в составе большего объединения - “нелюдь”, например. Здесь единственность в значение этого объединения “нелюдь” возникает за счёт объединения объединения “людь” с дополнительным признаком (объединением) “не” - “нь-э”. Т.е., в соответствии со знанием связи, “людь” является той единственной возможностью, что есть у объединения “нь-э”, в объединении “нелюдь”, - наличие “не” (”нь-э”) предполагает существование вообще только двух возможностей, а само оно значит одну из них.
Уверен, вы всё равно ещё абсолютно не поняли, почему “люди” в русском языке сегодня значит только множественное число (людей). Хотя, казалось бы, что тут ещё думать? - на конце “и”, похоже, что это ещё недетализированный древний звук “(иы)”, а у него уже тогда в русском языке было значение [множественность]. Значение его тем более точно, что используется он в конце, как и вообще сегодня “ы” в этом же значении [множественность]. Но, в таком случае, формой его единственного числа, т.е. значением [единственный человек] будет “люд”, а это не так, и мы это знаем. Потому как само объединение “люд”, существующее и сегодня в русском языке, ещё из древнего языка значит [множество (человеков)]. А потому самого такого значения объединения “люд” - [единственный человек] - одновременно с ним в языке существовать не может, а иначе в языке будет двузначие, однако (это когда одному знанию звучания в одном и том же контексте соответствуют два разных значения (знания признаков)).
Томить не буду, - на самом деле никакого такого двузначия в русском языке не будет, если мы примем за форму множественного числа у объединения “люди” не самих человеков, а их коллективы, т.е. в свою очередь тоже множества. Проще говоря, объединение “люди” в русском языке значит [множество коллективов (людей)], а вовсе не [множество людей (коллективов)]. Из чего следует, что во времена, когда образовалось объединение “люд” в древнем языке, в тех (на берегах Балтийского моря и Ильменя) местах жило уже очень много разных народов (коллективов - множеств). Но именно, что по признаку их места проживания, все они были уже “люди”. Впрочем, наверно, про “людь” уже достаточно (чтобы вы лучше поняли, почему вообще так, - необходимые знания вы найдёте уже в других книжках этой серии).
“Р”
Объединение “рудь” - F"р”(русс) = 362 - очень странное, так как значением его получается [принадлежность мужиков коллектива (к) мужикам]. Потому как значение модуляции “[Д]ь” [мужики коллектива] возникло, как и сама модуляция ей соответствующая, в результате детализации звучания “[Д]” и её значения [коллектив], - а значение сути [Р] - [мужики]. Необходимость подобного уточнения (”рудь”) могла возникнуть в случае, когда детализация значения [Д] ещё не произошла до конца.
Похоже, что такое слово - “рудь” - всё-же существовало тогда в русском языке, и это следует из существования в нём сегодня его объединений. (Не было бы слова, тем более не было бы его объединений.) Так, например, мы находим его в составе объединения “грудь”, значение которого представляем себе однозначно. Получается, что грудью у русскоязычных было [принадлежность мужиков коллектива “[Г]”]. А, если вспомнить, что значением [Г] в древнем языке было [то, что издаётся посредством гортани], то значением самого объединения получается [то, что издают мужики коллектива посредством гортани]. В то время как значением другого, похожего объединения “гудь”, могла быть только [принадлежность всего (а не только мужиков) коллектива “[Г]”]. Но, и мы это знаем точно, этой принадлежностю совсем не является грудь. (Точнее, - не совсем является грудь, - о значении “гудь” здесь же, но чуть дальше. А сейчас я хотел бы заметить, что лично мне вот эта самая “Р” в составе “грудь” мешает употреблять это слово в направлении женщин. “Сиськи” - да, но несколько несерьёзно, а “грудь” я употребляю хотя бы потому, что другого слова для этого значения [женская грудь] в русском языке больше нет.)
Таким образом, одновременное существование в русском языке двух, почти одинаковых по значению, объединений “рудь” и “дь” было возможно только при условии, что детализация самой [Д] в нём ещё не закончилась. А, как только она заканчивается, объединение “рудь” вместе с ней из русского языка постепенно уходит. Потому, если сегодня оно и существует ещё в русском языке, то только в составе тех объединений (слов), что в ту пору с ним образовались.
Из всего вышесказанного следует, что женщины в таком коллективе (“[Д]ь”) своё место уже знали, и там, где надо, лишний раз старались промолчать. А мужики наоборот, напоминали кин-конгов, лишний раз любили поорать, при этом били себя в грудь. Но, похоже, было им такое позволено не за просто так, - значением слова “труд” (это когда детализация “[Д]” на “[Д]ь” даже ещё не начиналась, и в словах тогда использовалось объединение “руд”, а не “рудь”, которого ещё и близко не было) было [принадлежность мужиков коллектива к делу], или, проще говоря, [то, чем занимаются мужики в коллективе]. Получается, что женщины тогда и не трудились (в тогдашнем значении слова) вовсе.
Кстати, ещё интереснее для нас здесь знание значения обратного объединения “дурь” - [принадлежность мужиков коллективу (коллектив (из) мужиков)]. Дело в том, что основным совместным признаком действительности (а знание его к тому времени совсем даже ни чуть-чуть не детализировалось), который и определял сам коллектив, был признак занятия процессом передачи про меж собой его членами генетической информации. Т.е. из значения следовало, что это был коллектив из мужиков, которые именно этим только про меж собой и занимались. Не вдаваясь в подробности, здесь они не нужны, отмечу только, что те знания, что были у наших древних предков, просто не давали им само существование таких коллективов признавать, - ну, натурально, это ведь дурь, да и только! - не выйдет же у них так ничего! (В смысле дети не родятся, и вообще, всем известно, что для этих дел есть женщины, - зачем тогда всякую ерунду - “й-э-р-ун-ду” (разберите самостоятельно) -придумывать?) Да, а “дурак” - “дур-ак” - это отдельный представитель этого мужского коллектива, - ругайтесь, пожалуйста, по-русски правильно. А то сами не знаете, а ещё обзываетесь. Стыдно...
“К”
Объединение “кудь” - F”к”(русс) = 299 в русском языке не возникло. И всё по той же причине, - раньше, чем произошла детализация “Д” в русском языке, в древнем языке возникло объединение “куд”. Об этом мы знаем по существованию в русском языке сегодня его производных, - “куда”, “скудно”, “паскуда”, и т.д. Рассмотрим же “куд” повнимательнее.
Объединение “куд” образует в том числе только что появившаяся в древнем языке суть [К], значением которой был признак сознания знания связи принадлежности к месту. А это значит, что само это знание “место” у Человека уже возникло. А произойти это могло только в случае детализации (знания) соответствующего признака действительности. Т.е. до соответствующей детализации значение [человек] включало в том числе знание “место”. Точнее даже не само знание, а одну лишь только соответствующую связь (algoritm). А вот когда вместо этой связи возникает уже знание связи места, то и происходит соответствующая детализация значения [человек] на [человек] и [место, где есть человек].
В действительности это выглядело так. Человек в то время кочевал беспорядочно, но однажды самих человеков стало достаточно много, чтобы можно было совсем не считаться во время кочёвки уже со своими соседями, - разные коллективы стали часто пересекаться друг с другом, а это, как правило, ни к чему хорошему не приводило. Это и стало той необходимостью, которая от беспорядочной кочёвки привела их к вполне замкнутому (циклическому) её маршруту. А знание самого такого маршрута уже требовало знания связи места. Так и произошла детализация значения [человек] на [человек] и [место, где есть человек].
Если сути [В] и [С] после детализации звука “(св)” соответствовали в том числе знаниям признаков действительности, и лишь потом в соответствии их звучаниям были поставлены знания признаков сознания принадлежности [в] и [с], то суть [К] уже сразу соответствовала знанию признака сознания принадлежности [к]. Т.е. никаких таких знаний признаков действительности у неё в структуре значений вообще не было. (Уверен, что уже достаточно скоро само это знание поможет восстановить нам процесс развития вещественной структуры Сознания, а пока же продолжаем.)
“Т”
Объединение “тудь” - F”т”(русс) = 280 - на самом деле это не второе пришествие звука “т”, - он было в нём и до этого, как нечёткое произношение “д” - “(дт)“. Детализация значения [”[Д]ь”] вызвала необходимость детализации самого звука “(дт)” на “д” и “т”, и соответственно объединений, где он использовался. А, чтобы саму эту детализацию осознать как знание, в русском языке возникает соответствующее знание связи (правило) “делать” - [”дь-э” (говорить) как “ть”], которое в том числе предполагало более чёткое произношение самих этих звуков.
Ещё раз, - существует древний звук “(дт)” со значением [коллектив]. Происходит детализация его значения, возникает модуляция “[(дт)]ь” со значением [мужчины коллектива]. Сама эта модуляция предполагает множественность её значения. В результате детализации значения [мужчины коллектива] возникает значение [дело мужчин коллектива], т.е. из всей прежней структуры значений “[(дт)]ь” выделяется именно знание “дело”. Необходимость задать новому знанию признака “дело” новое знание звучания приводит к детализации древнего звука “(дт)” на “д” и “т” как его самого в отдельности, так и одновременной его детализации в существующих уже у него объединениях. А, чтобы чего при этом не напутать, - когда вместо “(дт)” следовало употреблять “д”, а когда “т”? - в русском языке возникает правило (знание связи) “делать” - [”дь-э” (говорить) как “ть”].
Не следует думать, что появление самого такого правила в русском языке сразу же привело его к единому в нём знаменателю, вовсе нет. Любой язык, если он не искусственный, это прежде всего процесс, русский язык тому не исключение. А потому и сегодня мы обнаружим в нём одновременное сосуществование двух этих форм “дь-э” (”де”) и “ть-э” (”те”) в одних и тех же значениях. Но, если “де” мы относим к устаревшим формам вообще, - “они де сказали” - [они {в том числе сказали}], то форму “те” мы безусловно считаем современной, потому как более простой и удобной, - “они те сказали” - [{они именно} сказали]. Потому как в “те” уже содержится знание “дело”, каким и является “сказали”, так зачем употреблять его ещё раз по отношению к “сказали”? - гораздо “правильнее” будет употребить его к “они”. Отсюда “те” мы запросто употребляем в том числе и отдельно, а вот “де” стараемся употреблять практически только в составе объединений.
Кстати, особенно интересным в этом плане выглядит тогдашнее использование объединения “где”. Исходя из знаний, что [Г] значит [звук (производящийся) посредством гортани], а “[Д]ь-э” значит [какое либо дело (мужиков коллектива)], мы получим значение “где” как [звук (производящийся) посредством гортани как одна из возможностей какого либо дела (мужиков коллектива)]. Или, по простому, в соответствии с контекстом, где это объединение употреблялось - [сказать что-нибудь].
Из всего этого следует, что знания вопросительной интонации тогда вовсе не было (т.е. никаких вопросов никто никому тогда ещё не задавал), а “где” было всего лишь просьбой обозначить своё присутствие тому, на кого оно и было направлено. Сегодня вопрос “ты где?” сродни вопросу “ты спишь?“, - нас абсолютно не интересует значение ответа на него (при условии, что оба вопроса задаются непосредственно, а не по телефону, например), а интересует именно, что только сам факт ответа на него. Так, ответом на вопрос “ты где?”, отвечающий сразу обозначает и себя, как присутствие, и место, где он присутствует.
Таким образом, получается, что тогда в самом “где” (структуре его значений) одновременно присутствовали и знания “действие” (”дело”), и знание “место”, и знание “человек”. Т.е. возникло оно ещё до детализации “[Д]ь” и уж тем более “дь-э”. А вот в объединении “ть-э” никакого такого знания “место” уже нет, это видно хоть из сегодняшнего значения того же “кто”. Дальше все выводы сами, - и про частичную уже оседлость Человека, и какое за каким объединение потом возникло, и т.д., - я здесь про них вам уже рассказывал. Я лишь таким образом ещё раз показал вам разницу, - в структуре значений [Д] знание места присутствовало, а в структуре значений [Т] уже нет.
(На самом же деле всё гораздо сложнее, потому как язык именно, что процесс. А отсюда следует, что сами носители языка часто вообще не понимают, что таким образом говорят. А оно, - знание всех значений того или иного объединения во всех контекстах, - вовсе им и не надо, вполне достаточно, чтоб знание хотя-бы того значения, что они употребляют, соответствовало знанию того контекста, в котором они его употребляют. Отсюда проистекает желание процесс детализации значения того или иного объединения заменить на обратный ему процесс обобщения. Так, даже не представляя структуры значений того или иного объединения целиком, им тем более можно будет пользоваться уже в разных контекстах.
Так “тудь” в соответствии с детализацией “[Д]ь” следовало там, где это надо, говорить уже как “туть”. Но знание самой разницы значений этих объединений было настолько тонким, что русскоязычные в итоге предпочли им обоим более древнюю, а значит и проверенную, конструкцию самого этого объединения, но с более уже точным (новым) самим его произношением - “тут”. Значение его было гораздо более широким, потому как являлось объединением обоих этих значений [тудь] и [туть], потому само объединение можно было использовать во всех контекстах не заморачиваясь, тем более, что все они сами предполагали одновременное существование в них этих обоих значений. А вот похожие объединения “дуть” и “дудь” в русском языке тогда остались (”дуть” и сегодня в нём ещё используется).)
“М”
Объединение “мудь” - F”м”(русс) = 263 - значение вы его знаете, но не понимаете. А всё дело в происшедшей до его возникновения детализации “[Д]ь”, потому как образование ею объединений с вновь появляющимися звуками, - “м” в том числе, - происходит уже очень странно. Странность заключается в том, что с одной стороны сегодня мы знаем, что безусловно существует слово “мудак” - “муд-ак”, что значит [один из (коллектива) “мудь”]. Значение объединения “мудь” - [принадлежность коллектива (человеков) мне, говорящему]. (Таким образом значением “мудак” получается [один из коллектива (человеков) принадлежащего мне говорящему]. )
Но точно также мы знаем ещё одно значение объединения с объединением “мудь”, а именно “мудь-а” - [половые органы мужиков]. Или, - [принадлежность мужиков (коллектива (д) ) принадлежащих мне, говорящему], а это ни что иное, как их половые органы (придатки). Т.е. связь значения объединения “мудя” со знанием “коллектив” в случае с “м” становится уже весьма опосредованной, потому как этой принадлежностью (значением) её является [мужские половые органы]. И это только после детализации “[Д]” из древнего языка на “[Д]ь” в русский язык. А с детализацией “[Д]ь” на в том числе “[Т]ь” происходит ещё интереснее, - значением её становится вообще нечто невообразимое, - “муть” - [муть] ( - это что?). Никакого знания “дела” в структуре значений этого слова, как поначалу и следовало бы ожидать (на конце “ть”), там нет совершенно. Почему так? - Давайте разбираться! А чтобы понять, что тогда вообще произошло (и в русском языке в частности), следует окунуться в сам тот контекст.
Суть [М] возникает в результате детализации звучания “(нм)” на “н” и “м”. Похоже, что “м” это “неправильное” произношение “н”. А неправильное оно потому, что скорей всего изначально принадлежало детям (впрочем сами человеки были тогда словно дети). А детям потому, как значением его было знание признака сознания принадлежности [принадлежащий мне, говорящему], или попросту [”мой”]. А [”мой”] тогда мог быть только ребёнок у матери и она у ребёнка, - ничего своего в коллективе тогда больше не было и быть не могло. Ну не было тогда ещё собственности как таковой (как вещественной формы знаний) у будущих русскоязычных абсолютно.
(Кстати, значение [”мой”] тогда очень отличалось от значения [мой] выражаемого этим же словом сегодня, - потому и в кавычках. Потому как связано оно было прежде всего со знанием “мать”, - [мой] - [одна из возможностей “Й” принадлежащих мне, говорящему]. А значением “Й” было - [обладающий структурой], т.е. всем тем, что являлось целым и так могло существовать отдельно. Добавим сюда знание “живой” безусловно присутствовавшее в структуре значений [Й] и безусловное знание принадлежности [Й] к говорящему, и вот уже знание “мой” в значении [мой] готово. (Напоминаю, [”живой”] и [живой] это, как говорят в Одессе, две большие разницы, - в те времена живым мог быть кто и что угодно, хоть камень.)
Т.е. моим тогда могло быть только то, что обладало похожими с ней (матерью) свойствами. Потому моя рука, например, тогда могла быть моей, только если она была уже отдельно от меня. А если она была частью меня, то это был уже я сам, а, значит, сама рука моей тогда не являлась. А потому предложение соискателя чьей-то руки отдать кому-то “МОЮ руку и сердце” предполагало две возможности, - или ты берёшь отдельно мою руку и сердце (сердце, это что б уже наверняка) по частям, в смысле убиваешь, или ты берёшь всё это целиком со всем остальным, в смысле выходишь замуж. Ключевым в этой фразе было объединение именно “мою” (”свою”) с его значением. (Значение “свою” предполагало цельность того “Й”, что принадлежало.)
Добавим к знанию этого контекста знание объединений, что эта новая в русском языке суть [М] в нём сразу образует, - “дом”, (“дум” - сегодня отдельно в русском языке уже не существует, только в составе обьединений: “дума”, “думать”, “думный” и т.д.), “дам”, (”дэм” - в русский язык не вошло, к моменту его появления, этому помешали уже существовавшие в нём знания связей (правил)), “дым”, (“дим”) детализация древнего гласного “(иы)” происходит несколько позже образования самого объединения, поэтому “дым” и “дим”, это одно и то же тогда слово.
Уже из значения “дом” следует, что русскоязычные перешли к оседлому образу жизни, - дом, как искусственный признак действительности в таком случае не быть у них уже не мог, - есть слово, а значит есть знание признака, которому оно соответствует. Более того, из “прочтения” его значения - [принадлежность меня, говорящего, “Д”] - и самого его значения [дом] следует, что именно (мой) дом был одной из вообще возможностей, что были тогда уже у коллектива. Проще говоря, таких домов, каким был мой, в коллективе безусловно было несколько. А это в свою очередь свидетельствует о возникновении института семьи, когда и дом, и женщины в нём были уже не на весь коллектив (мужчин), а на каждого из них отдельно. (“семя” - “семь-а” - [самое важное(, что есть) у меня, говорящего], а “семья” - “семь-йа” - “съ-э-мъ-йа” - [самое важное(, что есть) у меня, говорящего, “йа”]. Или, - [самые важные человеки, что есть у меня]. (Значение “йа” - [человек], например: “все Йа руси” - [все человеки, которые руси], или [все человеки, которые торгуют солью].)
Но, гораздо лучше представить тот контекст, если посмотреть на похожие изменения в английском языке, - там значению [участница акта процесса передачи генетической информации] (“mad”) сопоставляется абсолютно другое значение - [сумасшедшая]. А значению [участник акта процесса передачи генетической информации] (“bad”) сопоставляется значение [плохой]. В русском языке происходит нечто похожее, потому как в результате последовательных детализаций “[Д]” на “[Д]ь”, а потом и на “[Т]ь”, в нём возникают слова “мать” и “бать” с соответствующими значениями. Как и “муть” они заканчиваются на “ть”, но глаголами при этом отнюдь не являются. Общее у них то, что те значения, которым они соответствуют, абсолютно не следуют из значений, из которых они состоят. Обратите внимание, у этих значений, что в английском языке, что в русском связь с самим актом процесса передачи генетической информации весьма опосредована. И это не случайно...
Полный разбор процесса формирования, а затем детализации самих этих значений занимает много места, а потому не здесь. Здесь же вам надо понимать, что подобная подмена значений произошла не просто так, - у наших предков появились причины сам акт этого процесса скрывать, и конечно же от детей. Так происходило формирование у них нравственности, они всё больше начинали соответствовать сегодняшнему пониманию нами значения знания “человек”. Они, похоже, старались не заниматься ЭТИМ в присутствии детей и вообще стали стесняться быть голыми. Более того, “забыть” истинные значения самих этих объединений, в то время, когда они ещё запросто могли их “прочитать”, они просто бы не смогли, если бы не сформировавшийся уже у них механизм Веры. А уже из одного этого факта много чего следует, - одно появление мыслительного механизма “письменность” чего стоит. Потому как без механизма Веры он просто невозможен. Впрочем, более подробно о мате в одной из книг этой серии, а сейчас продолжаем. (С рассказом о мыслительной инструменте “письменность” одной книгой не отделаться, там огромное исследование, а потому оно не может быть в рамках этой серии.)
“П”
Уже начиная с сути [К] “удь” не образует объединений, значениями которых является какая-либо принадлежность мужиков коллектива (д). Это потому так, что, во-первых, - все вновь появлявшиеся в языке сути соответствовали уже исключительно знаниям признаков сознания. А подобрать из них такое знание, какое могло бы быть в том числе в структуре значений “удь”, было уже совсем непросто. И это тем более было трудно, что, во-вторых, - сама архитектура Сознания уже не предполагала для таких объединений прямых связей. А знаний же, посредством которых эти связи возможно было образовать, ещё не было. Отсюда или полное отсутствие таких объединений в русском языке, или, если они есть, в них присутствуют уже очень и очень сложные связи, разбор которых занимает слишком большое место, что не предусмотрено форматом этой книги. А потому все следующие далее сути я сколь-либо подробно не рассматриваю. Но там, где это требуется, соответствующие замечания делаю обязательно.
Следующее объединения “путь” - F”п”(русс) = 214. Суть [П], как и следующие за ней [З] , [Г] и [Б] имели в своих структурах значений в том числе такие знания признаков, какие просто не могли образовывать непосредственный объединения со знаниями “удь” или “уть” с их значениями [принадлежность коллектива] и [принадлежность дела коллектива]. Точнее сами связи между ними безусловно были, - а на то она и Структура, чтобы между всеми её элементами были связи, - но были они уже настолько опосредованными (большими), что наше Сознание с его скромными возможностями такими просто не могло уже оперировать. (Проще говоря, мы были уже не в состоянии такими - в объединении с “удь” или “уть” - их осознать, а тем более такими использовать в языке. Что заставляет нас в свою очередь задуматься о предполагаемом месте их в архитектуре вещественных связей Сознания.) Но, всё же, некоторые моменты я здесь бы отметил.
Смотрите, значение [путь] уже никак особенно в нашем Сознании не соотносится со значениями [принадлежность мужиков (коллектива)] и [принадлежность дела мужиков (коллектива)]. Хотя у “путник” такая связь с [принадлежность дела мужиков (коллектива)] уже безусловно проглядывается, - “путник” это человек, а “путь”, это дело у человека, который “путник”. (И снова, - заканчивается на “ть”, но глаголом при этом совсем не является.) Тем более, что в самом этом объединении русского языка “путник” объединение “пут” используется согласно вообще принятой в древнем языке форме, т.е. без всякого на то смягчения. А это значит, что пришло оно в русский язык из древнего же языка и звучанием его тогда могло быть в том числе “пуд”. Проще говоря, похоже, что сегодняшние “пут” и “пуд” это две детализации по звучанию и значению ранее существовавшего единого слова.
Звучание “пуд” мы и сегодня находим в русском языке, и значением его является [конкретная мера веса]. (Кстати, английское “пут” имеет значение [класть], и оно несомненно имеет связь с весом, - “put” можно только то, что безусловно имеет вес.) А оно потому в нём сохранилось, что как и любое имя собственное уже с таким своим значением оно меняться не могло, оно было “вечным” относительно языка, в котором использовалось, - вечен вес (мера), “вечно” и его название. Из этого знания мы можем осторожно предположить, что значением в древнем языке “[П]” являлось [вес], но не просто. Вот это “не просто” и требует уточнения. Потому как похоже, что само это знание является относительным уже некого другого знания. Мне кажется там присутствует знание веса относительно воды, проще говоря знание его плотности, - тонет оно в воде или нет. Но, ещё раз, прежде чем утверждать это, необходимо произвести соответствующую работу. А потому последнее моё утверждение всего лишь является предположением.
“З”
Объединение “зуть” - F”з”(русс) = 169, - о нём я не знаю вообще ничего. Похоже, что его просто не было. Ну, сами подумайте, в древнем языке существовало объединении “зуд” в значении [принадлежность коллектива [З]], или просто [зуд]. Я допускаю, что, если блохи и были в каком коллективе, то сразу у всех его членов, а не у одних только его мужиков, например. Не делили паразиты коллектив по гендерному признаку! - уж если кусали, то всех подряд. Потому объединение “зудь” просто быть в русском языке не могло, а значит, похоже, его и не было.
“Г”
С “гуть” - F”г”(русс) = 156 - чуть легче, - значение [Г] мы знаем, - [звук извлеченный человеком посредством гортани]. Похоже, что это был звук выражавший довольство. Смотрите, - английское “гуд” значит [хороший], и немецкое “гут” значит [хорошо]. Кажется у горилл, в соответствующем контексте, это тоже значит [хорошо]. В русском языке объединение “гуд” сегодня отсутствует, но есть его производные, например “гудеть”. Похоже, что именно из его структуры значений со временем образованы “годен”, “угода”, “годный”, “годить”, и т.д., - это отдельная, достаточно большая тема, а потому не здесь, тем более, что я её ещё не знаю.
“Б”
Объединение “будь” - F”б”(русс) = 142 - уже тем интересно, что чтобы объяснить его значение нам понадобится достаточно большой контекст. Из одного этого уже следует, что прямых связей в его структуре значений раз два и обчёлся. Потому как по сути это повелительная форма объединения “быть”. Но, обратите внимание, если “будь” в “прочтении” с древнего языка значит [принадлежность мужиков (коллектива) [Б]], то “быть” уже значит [множественность [Б] дела мужиков (коллектива)]. Из чего я могу предположить, что само знание “повелительность” возникает как знание перехода из дела в его результат.
“Й”
Объединение “йудь”, - F“й”(русс) = 104 на этом месте потому, что так у меня получилось. А получилось у меня так потому, что сам я плохо вообще представляю структуру значений русского языка. Ведь “й” с частотой как у мягкого знака - = 828 - вполне бы мог стоять на первом месте, но нет. Потому как это именно частота “й” как знака. Т.е. сам звук так практически не имеет никаких знаний в собственной структуре значений, а служит единственно для уточнения с его помощью знания связи порядка.
Но, и в этом я абсолютно уверен, в Языке возникает он именно как соответствие знанию некого признака. А уже затем только, в русском языке он становится знаком. Ведь, если исходить только из того, что частота звука “т” (551) в русском языке больше, чем у “д” (280), то получается, что звук “т” возник раньше, чем “д”. Но мы знаем, что это не так! И знаем мы это из знания контекста, т.е. самого русского языка со всеми его словами с их звучаниями и значениями. Потому, именно из знания контекста я могу сегодня предположить, что место “Й” в Таблице частот звуков русского языка сразу после “Р” (362), но точно перед “К” (299). Это следует уже из значения “йудь”.
Значение “йудь” это [принадлежность (мужиков) коллектива к [Й]]. Определять всю структуру значений [Й] я не берусь, потому как знание это огромно и заслуживает отдельной книги, но одно знание из этой структуры назову, - “имеющий структуру”. Из чего могу предположить, что в самом коллективе “[Й]” структура уже была, в отличии от коллектива тех же русскоязычных. Это было тогда необычно, но безусловно не могло не вызывать уважения, потому как следствием её наличия были сами те результаты, которых коллектив “[Й]“ достигал. Сегодня в русском языке “иудь” нет, но есть производные образованные от его формы в древнем языке “иуд” : “Иуда”, “иудей”, и т.д.
Ш, Ж, Ч, Х
Далее следуют сути: [Ш] - F”ш”(русс) = 104, [Ж] - F”ж”(русс) = 95, [Ч] - F”ч”(русс) = 95 и [Х] - F”х”(русс) = 94. Пожалуй только на этом их перечислении можно уже и остановиться. Потому как структура значений их настолько уже сложна, что только у одной из них получается образовать объединение с “удь”, значением которого является признак коллектива, - “чудь” - [принадлежность (коллектива) мужиков не нашему (чужому) коллективу]. Да, их все разобрать безусловно возможно, но так нам придётся разобрать весь тогда существовавший русский язык, а это не есть задача данной статьи. Задача данной статьи показать на примерах, как правильно производится анализ Языка вообще. Того, что я рассказал, мне кажется вполне уже достаточно, чтоб вы смогли делать это сами.
(последние пять шесть страниц после выходных, - гаджет барахлит, важно сохраниться
Инструкция к прочтению - книга копия
© Copyright: Ирина Карпова 134, 2021
Свидетельство о публикации №221012601202
Свидетельство о публикации №221012601202
Рецензии