Неолит-халколит Северной Месопотамии

         НЕОЛИТ – ХАЛКОЛИТ Северной Месопотамии.
  Мурейбет. Джерф-эль-Ахмар (Jerf el Ahmar), (PPNA-PPNB). Северный Левант, Верхний Евфрат.
 Наиболее известные археологические памятники мурейбетской культуры Джерф-эль-Ахмар и Мурейбет (докерамический неолит А, B), располагались в среднем течении Евфрата. Мурейбет был населен в период 12-8 тыс. до н.э., в поздний период население перешло к культивации злаков (пшеница-однозернянка, ячмень, горох). Возможным потомком данной культуры в Центральной и Западной Анатолии является культура Фикиртепе (Джан-Хасан, Ылыпынар и Бейджесултан), и возможно культура Винча (;stanbul: Tarih Vakf; Yay;nlar;, 2010). Был распространенным культ Великой Богини и быка (J. Cauvin, 2020).
   Зафиксирован переход от круглоплановых построек к прямоугольным, с сооружением террас (Cauvin, 1977). На нижних террасах располагались более крупные общественные постройки (Stordeur, 1999). В период PPNA общественные здания возводились округлой формы, с внутренними перегородками, углублеными в землю (до 2 м.), с входом через крышу или боковой проем. В переходный период PPNA-PPNB круглые однокомнатные строения, также углубленные в землю, имели внутри скамью (Stordeur, 1998). После длительного периода использования постройки сжигались (Корниенко, 2006). Жители Джерф-эль-Ахмар использовали привозной обсидиан, а также охру, счетные значки. В одном помещении обнаружен обожжённый скелет без черепа (Stordeur, 2001). Предположительно это жертвоприношение, которое приносили при закладке или «погребении» общественного здания. В сгоревших общественных помещениях также найдены антропоморфные статуэтки, которые возможно «заменяли» человеческие жертвоприношения (Корниенко, 2006).
   Второй тип сооружений в Джерф эль Ахмар в период перехода к PPNB диаметром 7 м., углубленное на 2 м. не было разделено на комнаты. Внутри располагалась шестиугольная скамья, украшенная треугольниками, выпуклыми вершинами вниз и ломанными, волнистыми линиями (Stordeur, et al, 2001). На плитах скамеек присутствуют антропоморфные изображения, на одной из которых изображены тела без головы. По бокам установлены две зооморфные или антропоморфные стелы с выгравированным орнаментом из треугольников. Никаких бытовых отходов в таких помещениях не найдено, что предполагает их общественное, сакральное назначение. Особая круглая форма здания (с шестиугольной планировкой внутри) сохранялась и при последующем сооружении прямоугольных жилых зданий, уже не углублявшихся в землю. Традиции сооружения культовых зданий периода PPNA во многом сохранились и в PPNB.
   В докерамическом неолите B происходят изменения в архитектуре. Округлые постройки сменяются прямоугольными. Данные изменения могли быть вызваны сменой населения. Но сегодня более обоснованной выглядит версия о постепенном переходе от одного типа домов к другому, в результате комплекса внутренних процессов, происходивших в неолитическом обществе. Данная версия предполагает определенную генетическую связь между этапами PPNA и PPNB.
   A;;kl; H;y;k (Ашиклы-Хююк) – Поселение в Центральной Каппадокии  (11-8 тыс. до н.э.). Глинобитные дома, с входом через крышу. Строения перестраивались с определенной периодичностью. Здания сгруппированы в так называемые кварталы. Площадь комнат – около 12 кв.м. Есть особые монументальные постройки с множеством комнат. Найдены окультуренные сорта пшеницы, ячменя, гороха, чечевицы. Погребения в ямах внутри жилищ, под полом, – от позы эмбриона до вытянутых скелетов, но в основном, в положении скорченно, на боку. Деформации скелетных останков женщин указывают на тяжелые физические нагрузки. Доля детских погребений составляет около 40 %, при смертности более 40% в течении первого года (Esin, U., and S. Harmankaya. 1999). Более половины скелетных останков имеют следы огня (кремации). Некоторые погребения произведены в храме. Погребения немногочисленные, что предполагает иные способы захоронения, которые до сих пор не обнаружены. Данная проблема отмечается для многих неолитических захоронений Ближнего Востока и Европы.
  Hallan ;emi (Халлан Чеми) - поселение (телль) охотников и собирателей Северной Месопотамии, в предгорьях Восточного Тавра, периода перехода к докерамическому неолиту А (10-9 тыс. до н.э.). Древнейшее поселение, предшествовавшее Гермез Дере и Немрик IX (округлые строения с колоннами). Население не знало земледелия, но возможно уже пыталось заниматься животноводством (овцы, свиньи) (Gates, 1996; Rosenberg, 1999). Обнаружены ка¬мен-ные зер¬но¬тёр¬ки, сту¬пы, тёр¬ки, пес¬ты (есть де¬ко¬ри¬ро¬ван¬ные, в т. ч. зоо¬морф¬ны¬ми мо¬ти¬ва¬ми), ча¬ши (в т. ч. с изо¬бра¬же¬ния¬ми рас¬те¬ний, жи¬вот¬ных, кре¬стов, тре¬уголь¬ни¬ков и др.), «па¬лоч¬ки с на¬сеч¬ка¬ми», на¬ко¬неч¬ни¬ки. Прослеживаются аналогии в Зеви-Че¬ми, Шанидаре, Нем¬ри¬ке 9, на¬ту¬фий¬ской куль¬ту¬ре (Большая российская энциклопедия).
    Сооружения располагались на круглых каменных платформах диаметром около 2 метров, видимо служивших хозяйственными постройками. Найдены круглые гипсовые основания (50-70 см), предположительно очаги (Rosenberg, 1999) или обрядовые площадки. Жилые помещения округлой или U – образной формы, 2-6 м. диаметром возводились на земле. Полы иногда выстилались песчаником или смесью песка и извести. Внутри крупных помещений вдоль стен имеются платформы (скамьи). Стены из булыжника скреплялись гипсовым раствором. Общественные здания углублены, имеют больший размер и отличную планировку (Корниенко, 2006). В жилых (общественных) помещениях найдены черепа зубров и баранов, рога оленей. Некоторые исследователи предполагают, что это были тотемы разных семейных кланов (Gates, 1996; Rosenberg, 1994; Rosenberg, Redding, 2000). На центральной площади, где проходили общие собрания, а также совместные ритуальные трапезы и пиры, располагались круглые каменные платформы (до 40 см высотой) и округлые (до 1 метра) гипсовые площадки со следами огня (Rosenberg, 1999; Rosenberg, Redding, 2000). Совместные трапезы приобрели ритуально-магическое значение и стали распространенным элементом общественного праздника (Шнирельман, 1989; Зубов, 1997). Совместные пиры были впоследствии повсеместным распространенным явлением в Северной Месопотамии. В Шумере совместные трапезы завершали религиозные мероприятия. По-шумерски слово «unken» (собрание) передается иероглифом «сосуда» (Дьяконов, 1959). По поверьям славян кости съеденного на общем пире животного обладали магической силой и их зарывали в землю (Русанова, Тимощук, 1993).
   Привозные обсидиан и медная руда предполагают развитые торговые связи. Особый интерес представляют каменные чаши и пестики, украшенные резьбой, геометрическим орнаментом, изображениями рогатых животных (букрании, бараны), сделанные из серо-зеленого хлорита или белого известняка. Встречаются каменные навершия булав, возможно, как атрибут власти. Найдены интересные каменные артефакты, названные «палочки с насечками». На них выбиты от 1 до 8 насечек. Некоторые украшены геометрическим узором в форме песочных часов. Комплекс Халлан Чеми близок зарзийскому комплексу эпипалеолита, Зави Чеми, что предполагает местное происхождение. В то же время каменные пестики и наконечники демонстрируют сходство с Демиркоу-Хёек, Немрик IX и Чайоню, а также Гебекли-Тепе (Gates, 1997; Корниенко, 2006).
 
    Neval; ;ori (Невали-Чори) (10-9 тыс. до н.э.) - относится к раннему периоду PPNB. Постройки прямоугольные, с системой каналов под зданиями. Архитектура схожа с Чайоню и Гебекли-Тепе. В погребениях найдены человеческие черепа (Hauptmann, H., 1993). Культовый комплекс (строение II) был прямоугольным (PPNB), возведен поверх овальных святилищ. Найдена женская каменная голова, с выбритым черепом и косой. Погребения под полами домов, в основном коллективные. Встречаются как вытянутые на спине полные скелеты, так и в позе эмбриона, без черепа. В основном - группы костей, черепа, без нижней челюсти, вторичные захоронения.
   Поселения эпохи докерамического неолита сохраняли архитектурный план, технические приемы строительства, строительные материалы в течении длительного времени. В третьем слое строились длинные прямоугольные дома в два ряда. Старые дома сносились, на них строились новые. Отдельно от жилой застройки располагались монументальные сооружения (строение I, II, III), квадратной и прямоугольной формы (менее 200 кв.м.). Их облик формировали трехметровые Т-образные каменные стелы, изобилующие антропоморфными и зооморфными изображениями. Пол из мозаики серо-белого известняка, стены и скамейки покрыты белой штукатуркой со следами росписи красной и черной краски. Центральным элементом стены была ниша, в которой располагался основной сакральный объект (Hauptmann, 1999). Возможно, это была одна из многочисленных антропоморфных или зооморфных скульптур. В продолжении распространенного на Ближнем Востоке «культа черепов», в Невалы-Чори, под полом жилых помещений захоронены черепа (зачастую без нижних частей). В целом культовые здания Невалы-Чори имеют аналогии с общественными постройками Джерф-эль-Ахмар и Чайоню-Тепеси (Hauptmann, 1993; Корниенко, 2006). Общественные постройки в Джерф эль Ахмар, Телль Абре 3, Халлан Чеми, Чайоню Тепеси, Гебекли Тепе, Невали Чори и др. представляли из себя культовые сооружения. Каменные стелы (при территориальном своеобразии) Верхнего и Среднего Междуречья имеют общие характеристики (Корниенко, 2010).
      Гебекли-Тепе.
   Межплеменной культовый центр периода мезолита-PPNA-PPNB (10-9 тыс. до н.э.) (Schmidt, 2001). Доминирующими объектами являются круглоплановые (древний период) культовые строения с Т-образными каменными столбами, выше 5 метров высотой (Schmidt, 2010). В наиболее древнем III слое большая часть столбов с изображениями животных, птиц, рептилий, насекомых, пауков, а также абстрактными символами. На столбе 43 в общей группе изображена фигура мужчины без головы. В целом столбы Гебекли-Тепе схожи со столбами из Невалы Чори. Интересны детали, соответствующие положению тел и рук на изображениях. Они сложно структурированы по ярусам и сторонам.
   В целом археологические материалы Верхней Месопотамии (и гораздо шире) имеют общее информационное пространство, в котором изображения и знаки имели определенный сакральный смысл и назначение (Корниенко, 2008). Символическая система Северного Междуречья, демонстрирует помимо культа предков, также поклонение духам определенных территорий (мест) и связанных с ними символами. Население (роды, кланы), проживающее на данной территории, были под защитой духов мест-покровителей, и поклонялись своим божествам, как правило изображавшихся в виде тотемов (антропоморфных, зооморфных или смешанных существ). Зоо-антропоморфные покровители родов имели определенный образ, как правило отображенный на каменных стелах, установленных в специальных зданиях, праобразах будущих храмов. Каждый дух-защитник имел свое священное имя (короткий согласный), который вероятно был именем рода ему поклонявшемуся.

      Различия в строительстве и отделке культовых сооружений в Hallan Cemi, Jerf el-Ahmar, Tell ‘Abr 3, Dja’de el-Mughara, Nevali Cori, Cayonu Tepesi, Gobekli Tepe обусловлены естественным проявлением местных сакральных и архитектурных особенностей, а также различиями периода использования комплекса. Наиболее характерные черты неординарных построек:
- расположение специальных зданий на отдельной территории, на специально подготовленном участке;
- полуподземная конструкция и специфическая структурная планировка;
- использование остатков древнейших сооружений в составе более поздних;
- трудоемкое напольное покрытие, обычно с плиткой или мозаикой;
- перед колонной 9 (Гебекли-Тепе, сооружение Б) находилась каменная чаша, вделанная в мозаичный пол. Небольшая канавка проходит снаружи по диагонали в чашу («жертвенная чаша»).
- наличие каменной скамьи у стен вокруг стелы;
- возведение монолитных стел, пилястр, украшенных колонн и скульптурных объектов внутри структуры;
- отсутствие каких-либо следов домашней деятельности;
- свидетельства различных ритуальных обрядов, совершаемых в сооружениях;
- канал, ведущий к углублению в полу здания.
   Формирование архитектурной традиции возведения подобных сооружений зародилось в Верхней Месопотамии на самой ранней стадии неолита и даже мезолита. Данная традиция «священных мест» имела некоторые типовые региональные различия (Корниенко, 2008).
   Социально-экономическая система Древнего Междуречья (и отчасти Ближнего Востока), основанная на главенстве храма, образовалась в Северной Месопотамии периода докерамического неолита (M. Ozdogan, 1999). В данный период уже существовала достаточно развитая родоплеменная система, с религиозными взглядами и мироустройством. Просматриваются некоторые параллели Верхней Месопотамии с культовым строительством PPN Иерихона, Бейды, Айн Гхасаля (Kenyon 1956, 1979). В Айн Гхасале периода LPPNB были раскопаны две круглоплановые постройки, определенные Петерманом как «семейные святилища». В другом, прямоугольном здании располагались три вертикально установленных камня, а один был вмурован в стену (Bikai, Egan, 1997). В одном из тайников периода PPNB среди множества скульптур оказалось несколько двухголовых бюстов.
    Культ черепов известен с палеолита. Первые моделированные (обмазанные глиной) черепа известны с Иерихона (затем Бейсамун, Телль Рамада, Айн Гхасаль и др.). Распространение данного культа напрямую не связано с культом предков. Остеологическое исследование моделированных черепов с Ближнего Востока периода неолита показало, что представлены не только черепа пожилых людей, но и достаточно молодых, даже детей (Bonogofsky, 2003). Двухголовые скульптуры встречаются на Кипре, в Анатолии (Чатал-Хеек, Хаджилар, Культепе, Алака-Хеек), Сирии (Телль Брак) и др. местах. Фигуры с двумя, тремя, четырьмя лицами распространены среди художественных образов Междуречья и других регионов. Мардук, глава вавилонского пантеона имел две головы, четыре уха и глаза (Корниенко, 2006). Двухголовые (несколько лиц) божества на Древнем Востоке были символом мудрости и превосходства, всеведения (Egan, Bicai, 1998).
   Культовые объекты Междуречья периода неолита представляли из себя несколько типов. Родовые, семейные святилища, часто совмещенные с жилыми постройками (Чатал-Хеек, Гермез Дере, Нермик IX и др.). Площади, как место общественных собраний и обрядовых действий (Халлан Чеми, Чайоню Тепеси). Особые постройки, совмещавшие сакральное и хозяйственное значения (Халлан Чеми, Джерф эль Ахмара, Мурейбет). Специальные общественные здания культового назначения («Дом Черепов» Чайоню Тепеси, Чатал Хеек). Вероятно, большая часть культовых построек (или сакральных «домашних уголков») были посвящены духам- покровителям общины, данной местности (Корниенко, 2006). Места поклонений «природным стихиям» (деревья, камни, водные источники, кострища) располагались чаще вне поселений, на открытых пространствах, возвышенностях, в пещерах (Ардзинба, 1982; Антонова, 1990; Русанова, Тимощук, 1993). Неординарные строения Джерф эль Ахмара, Чайоню Тепеси, Невали Чори, Бейда располагались на окраине поселения, сакрально связывая местных поселенцев и «мир природных стихий», посредником между которыми мог выступать дух-защитник. Эта сакральная связь через духа-защитника рода определяла единый организм людей и сил природы (стихий). Зачастую образами-символами духов мест выступали животные, олицетворяющие данную природную силу.
    Чайоню Тепеси (;ay;n;, ;ay;n; Te¬pe¬si)(9-7 тыс. до н.э.) - телль в предгорьях Тавра, в бас¬сей¬не вер¬хо¬вий р. Тигр (иль Ди¬яр¬ба¬кыр, Тур¬ция), один из эта¬ло¬нов изу¬че¬ния не¬оли¬ти¬за¬ции Сев. Ме¬со¬по¬та¬мии, связанное с храмовым комплексом Гебекли-Тепе (G;bekli Tepe), древнейшими поселениями Халлан-Чеми  (Hallan ;emi), Чафер Хойук, Невалы-Чори (Neval; ;ori), Ашиклы-Хююк (A;;kl; H;y;k), Чатал-Хююк (;atalh;y;k) и Хаджилар (Hacilar). Культурные связи прослеживаются также с более поздними культурами Халаф и Сескло (Греция).
Поселение докерамического неолита Верхней Месопотамии (PPNA-PPNC).
Различают несколько этапов в зависимости от формы строений.
1. PPNA (8200-7400 гг. до н.э.) – круглые строения.
2. - PPNA (7400-7200 гг. до н.э.) – здания с решетчатым планом (ранние).
    - EPPNB (7200-7100 гг. до н.э.) – здание с решетчатым планом (поздние).
3. EPPNB (7100-7000 гг. до н.э.) – здания с каналом.
4. MPPNB (7000-6600 гг. до н.э.) – здания с полами из булыжников.
5. LPPNB (6600-6300 гг. до н.э.) – клетчатые строения.
6. PPNC (6200-6000 гг. до н.э. – некал. даты) – здания с большой комнатой.
   Найдены листовидные, с закругленным основанием наконечники (т.н. библосские – PPNB), крем¬не¬вый нож, ножевидные пластины, длинные обсидиановые лезвия с ретушью, зернотерки, чаши, клы¬ки веп¬ря, бу¬сы из кам¬ня и ма¬ла¬хи¬та, «фишки» из камня, изделия из рога и кости, керамические фигурки людей и животных, модели домов, иглы, крючки, шилья из меди (методом холодной ковки) и т.д.  Население возделывало пшеницу (однозернянку, двузернянку), горох, бобы, чечевицу, разводили коз, овец, свиней, коров (Conolly J., et al, 2003; Bollongino R., et al, 2012; Edwards C. J., et al, 2007). Вероятно, уже использовало изделия из металла (самородной меди), бусы, иглы, шилья, булавки, крючки, браслеты (История первобытного общества. Эпоха классообразования /Отв. ред. Ю. В. Бромлей). Развивается ремесло, торговля на дальние расстояния, выделяется производственная зона, в которых обнаружены фрагменты человеческих черепов, челюстей, глиняный «саркофаг».
   Архитектурные традиции на всех этапах проявляют единство даже при смене формы строений. На раннем этапе возводились каменные круглые постройки, затем сменившиеся на прямоугольные (с известковыми или мозаичными полами). В основании холма обнаружены овальные дома, углубленные в землю. Стены из обмазанного глиной плетня, устанавливались на каменном фундаменте. Пол покрыт штукатуркой (возможно цветной). Пер¬во¬на¬чаль¬но до¬ма груп¬пи¬ро-ва¬лись око¬ло от¬кры¬тых про¬странств. Затем поселения увеличиваются, упорядочиваются планировки домов, рядом появляются «скамьи», в ф. IV – булыжные дорожки. Строения постепенно приобретают прямоугольную форму с закругленными углами. Каменный фундамент напоминает форму решетки. Размеры домов в среднем 10 на 3,5 м. Постепенно дома поднимаются на платформы. Пол гипсовый, потолок сплетен из веток и обмазан глиной. Стены и полы обмазывались глиной и штукатурились. Помещения делились на секции (Redman, 1983; Ozdogan, 1999). На поздней стадии появляются «дома с каналами». Стены выкладываются из глиняных кирпичей неопределенной формы (Ozdogan, 1999). Кирпичи используются для мощения дорожек. Планировка поселения становится более упорядоченной, появляются «ремесленные», жилые сектора, общественная площадь. Строятся неординарные строения «Здание с плитами», «Дом черепов» и др. (Ozdogan, 1999, Корниенко, 2006). «Дом черепов» имел овальную форму, «Здание с плитами» прямоугольную. В период PPNB существовал обычай разрушения перед их ритуальным «захоронением» (Ozdogan, 1999). Внутри зданий найдены коллективные захоронения в ямах, как вторичные, так и первичные. Хоронили под полами, стенами жилищ, во дворах.
   На третьей стадии происходят изменения в архитектуре. Появляются «здания с полами из булыжников» и «клеточные строения». Подобные сооружения известны в Северной Сирии, Ливане. Из булыжников мостятся тротуары. Цокольные этажи использовались под хозяйственные нужды, а второй этаж был жилым. Усиливаются контакты с южными культурами (р. Евфрат) (Caneva et al, 1998). В восточном секторе поселения фазы «клеточных зданий» на площади 60 на 20 м. были установлены ряды каменных стел (до 2 м.) и две плиты. Во время второй перестройки стелы намеренно сломали и «похоронили» под следующим слоем кирпичной мостовой (Ozdogan, 1990).
   По¬гре¬бе¬ния на фа¬зах I-V – в не¬глу¬бо¬ких ямах, внут¬ри и вне до¬мов. Вторичные захоронения («складирование») в специальных местах, оссуариях, костницах. В одном из помещений (костница), где найдены черепа были установлены вертикальные плиты, напоминающие антропоморфные стелы. В «Доме мертвых» («Дом черепов» (ф.II-V), перестраивавшееся несколько раз, со¬хра¬ни¬лась рос¬пись на шту¬ка¬тур¬ке (фраг¬мен¬ты стел, пи¬ля¬ст¬ры у вхо¬да, на од¬ной из внутренних стен - че¬реп зуб¬ра; часть по¬лов вы¬мо¬ще¬на кам¬нем и от¬шли¬фо¬ва¬на). В храме найдено около 400 человеческих останков, из них 90 отдельных черепов (Mellink, 1990). Кости складывались в определенном порядке. В последующий период в «Доме мертвых» все захоронения были вторичными и без черепов. Они помещались в ямы или специальные склепы. С течением времени кости заменялись и обновлялись. Черепа выставлялись на возвышениях. Имел место сложный ритуал погребения, растянувшийся во времени до окончательного захоронения. Очевидно особое почитание черепа и придание ему магической силы. На одной из каменных плит обнаружены следы крови людей и животных. Некоторые исследователи видят в этом человеческие жертвоприношения. Но предпочтительнее рассматривать эти находки как одни из первых проявлений древней традиции, распространенной по всему Ближнему Востоку и в Европе. Одной из установившихся впоследствии традиций, также стало сжигание останков предков (возможно вместе с храмом или костницей), согласно другой - сакральные места при оставлении засыпались камнями, землей, образуя курган. Во время фазы «построек из булыжника» захоронения в жилых кварталах не осуществлялись. В сакральных зданиях найдены черепа зубров (культ быка). В финале своего существования «Дом черепов» был намеренно разрушен, сожжен и завален камнями. Пря¬мо¬уголь¬ное «Зда¬ние с пли¬та¬ми» ф.III, с по¬лом из по¬до¬гнан¬ных друг к дру¬гу из¬вест¬ня¬ко¬вых плит дли¬ной до 1,7 м, ка¬мен¬ны¬ми пи¬ля¬ст¬ра¬ми, «скамь¬ёй», вер¬ти¬каль¬но ус¬та¬нов¬лен¬ны¬ми пли¬та¬ми. В «Зда¬нии с мо¬за¬ич¬ным по¬лом» ф. IV, бело-красно-оранжевый мозаичный пол из мелких камней, скрепленных гипсом, сте¬ны с пи¬ля¬ст¬ра¬ми. Внут¬ри, об¬ра¬бо¬тан-ные ка¬мен¬ные глы¬ба в ви¬де го¬ло¬вы ан¬тро¬по¬морф¬но¬го су¬ще¬ст¬ва, пли¬та с рель¬еф¬ным изо¬бра¬же¬ни¬ем че¬ло¬ве¬че¬ско¬го ли¬ца на од¬ной из сто¬рон и сле¬да¬ми че¬ло¬ве¬че¬ской кро¬ви (Cauvin, 1994; Schirmer, 1983). В период PPNC поселение деградирует, исчезают специальные здания, площадь хаотично застраивается жилыми постройками.
    Hoca ;e;me (Ходжа-Чешме) - поселение эпохи неолита и энеолита, на территории турецкой провинции Эдирне. По своим характеристикам поселение напоминает неолитическое поселение Караново в Болгарии. В своём развитии поселение прошло как минимум 4 стадии: Hoca ;e;me IV (6500-6100 гг. до н. э.); Hoca ;e;me III (6100-5750 гг. до н. э.); Hoca ;e;me II; Hoca ;e;me I. Самый нижний слой содержит остатки круглых домов диаметром 3-4 м. Начиная с фазы II дома уже четырёхугольные. В фазе I поселение обносится стеной высотой около 1,20 м. Внутренняя сторона стены гладкая, следы частокола. Керамика лощеная, монохромная, чёрная, типологически схожа с поздненеолитической керамикой соседних регионов Анатолии. Слой IV с монохромной красной, черной керамикой, с S-профилем, связана с восточным побережьем Эгейского моря и Западной Анатолией. Слой III связан с культурой Караново, по схожей красной керамике с белой росписью.
      
      Раннеземледельческие керамические культуры Северной Месопотамии.
  Телль Сотто-Умм Дабагия, хассунская, самаррская и убейдская культуры сформировались на базе местной месопотамской производящей экономики, в отличие от халафской культуры, не местного происхождения (Мерперт, 1978, Oates, 1983, Blackham, 1996, Антонова, 1998).  Памятники Телль Сотто-Умм Дабагия датируются первой половиной 6 тыс. до н.э. Они имеют определенное сходство и преемственность с памятниками Телль Магзалия, при определенном хронологическом разрыве. Одновременные Сотто-Умм Дабагия керамические памятники Джармо, Али Ага, Тамерхан, Телль эс Саван I, Шимшара (сл.13), Маттара (VI), при определенном сходстве и восточном направлении культурных связей проявляют явное своеобразие (Корниенко, 2006). Просматриваются отличия и с родственной хассунской культурой - в орнаментации и специфической форме глиняной посуды, общем упрощении (Р. Мунчаев, Н. Мерперт, 1981). Умм Дабагия находится в степной части Эль Джазиры. Дома прямоугольной формы, с вероятным входом через крышу. Сохранились остатки росписи стены (волнистые линии, точки, изображения онагров и т.д.), красной краски на полу (уровень II, III) (Kirkbraid, 1973).  Из-за прерывавшихся уровней заселения Дж. Меллаарт предполагал, что данное поселение было торгово-охотничьим (на онагров) (Mellaart, 1994). Определенные аналогии материалов Умм Дабагии проявляют с керамическим периодом Чатал-Хеёк.
      Хассунская культура датируется VI тыс. до н.э.
   Для хассунской культуры характерны глинобитные постройки, деградация кремневых орудий, появление металлических изделий, глиняная посуда, украшенная геометрическим расписным или процарапанным орнаментам. Распространена в подгорных районах и частично на плато Аль-Джезира. Поселения невелики по размерам - от 1 до 3 га. В самой Хассуне выделено 8 строительных горизонтов, в Ярым- тепе I - 12. При раскопках Ярым-тепе I установлено, что глинобитные дома существуют с самых ранних слоев, синхронных Хассуне. В Хассуне начиная со слоя III появляется керамика типа Самарры, что может служить индикатором позднехассунских наслоений.
   Ярым Тепе I.
   Все 12 строительных горизонтов принадлежат хассунской культуре (Мунчаев, Мерперт, 1981). Постройки прямоугольные, многокомнатные, присутствуют культовые сооружения. Необычные для культуры – толосы. В северной части поселения 12 уровня толосы встречаются чаще. Роль их неясна, но они как-то связаны с погребениями, как внутри, так и под полом помещений. На севере в 11, 12 уровнях сконцентрированы захоронения в больших сосудах (Мунчаев, Мерперт, 1981). Характер круглых построек и погребений предполагает особую роль данного сектора. Найдены скелеты младенцев, захороненных при закладке здания (Мунчаев, Мерперт, 1981). Неординарные здания вероятно являлись культовыми - особая круглая форма, массивные стены, глиняное основание, укрепляющие внутренние контрфорсы, связь с очагом, печью, следы совершенных в помещение жертвоприношений, скопление охры, ожерелья. Господствующим погребальным обрядом являлось скорченное положение на боку, иногда на спине. На поселении чаще хоронили детей в больших сосудах. Захоронения детей располагались под стенами, углами, очагами домов. Погребения взрослых в поселении были экстраординарными. Инвентарь в погребениях встречается редко (Мунчаев, Мерперт, 1981, Антонова, 1990). Вероятно, экстраординарные погребения связаны с жертвоприношением. В одном из помещений Ярым Депе I (8 стр. гор.), расположенного в нежилой северной части, располагался производственный центр.
     Комплекс Хассуна.
   Глинобитные прямоугольные многокомнатные дома возводились из глиняных пластов-блоков с обильной примесью соломы. Стены оформлены прямоугольными контрфорсами, первоначально имевшими конструктивное значение, но в последующие эпохи приобрели в монументальных строениях декоративный характер. Крыши плоские, внутри дома и снаружи располагались печи. Прямо под полами домов находились захоронения младенцев в скорченном положении на боку, иногда просто в ямах, иногда в крупных сосудах. Население занималось земледелием и скотоводством (овцы, козы, свиньи, КРС).
   Каменные орудия представлены шлифованными топорами, булавами, теслами. Наконечников стрел мало. Возможно использовалась медь, т.к. мало кремниевых изделий. Начиная с самых ранних этапов единичные каменные браслеты сосуществуют с металлическими украшениями (в Ярым-тепе I в XII слое обнаружен браслет из свинца). Найдены каменные печати с ушком на тыльной стороне, геометрическим рисунком, чаще всего представляющим собой косую или прямую сетку. Демонстрируют определенное сходство с печатями из Северной Сирии и Юго-Восточной Анатолии. Интересны терракотовые фигурки сидящих женщин с вытянутыми вперед руками, удлиненными головными уборами или наклонными прическами (В.М.Массон, 1989). Керамика обжигалась в двухярусных горнах, где камера для обжига отделялась от топки подом с серией отверстий-продухов, по которым поступал горячий воздух. Техника украшения хассунской керамики разнообразна - сочетался резной орнамент и узоры, нанесенные темной краской, оттенки которой варьируют от черного до красного. Начиная со слоев Хассуна II и Ярым VI резной и расписной орнамент нередко наносился на один и тот же сосуд. В орнаменте господствуют скупые геометрические мотивы, в частности крупные треугольники, иногда сплошь залитые краской, иногда заполненные косой штриховкой или сеткой. Антропоморфные или зооморфные мотивы отсутствуют. Специфическим видом хассунских керамических изделий являются низкие плоские блюда с многочисленными насечками на дне, условно именуемые «подносами для шелухи». Типичными формами хассунской расписной керамики являются чаши и кувшины со сферическим туловом и невысоким горлом (В.М. Массон, «Первые цивилизации, 1989).
   Отсутствие типичных для Джармо и Телль Шимшары (Загрос) каменных сосудов и браслетов, микролитических традиций, с одной стороны, иные каменные орудия с редкими обсидиановыми наконечниками анатолийского типа, с другой, указывают, на более западное происхождение хассунской культуры и распространенность ее элементов до восточного побережья Средиземного моря. Связи раннехассунской посуды и соседней иранской (расписная керамика Джармо, Тепе Сарабаили, Хаджи Фируза) не просматриваются. Формы хассунской посуды сходны с западными и наиболее близки сирийским, а ранняя керамика с росписью красным по темно-желтому фону ближе всего к Мерсину.  (Дж.Меллаарт).  Дж. Меллаарт предполагал центр происхождения хассунской керамики в районе Турецкой Месопотамии, где им обосновывалась прародина халафской культуры. В долине Хабура произошла встреча восточной, или иракской хассунской расписной керамики, и западной, или сирийской керамики с лощеным орнаментом. Другие исследователи не столь категоричны, полагая возможным ее предшественником комплексы культуры архаических земледельцев типа Джармо или Мангалии. «Возможно, памятники типа Умм-Дабагийя - Телль-Сотто характеризуют исходный пласт культуры земледельцев, осваивающих подгорные низменности. Однако конкретные линии связи, как например форма «подносов для шелухи», имеющихся в Умм-Дабагийи, здесь единичны. В целом керамика Умм-Дабагийи с ее рельефной орнаментацией, включающей антропоморфные и зооморфные налепы, отнюдь не выглядит предтечей глиняной посуды хассунской культуры. Ряд исследователей склонен подчеркивать в первую очередь западные связи Хассуны (Регктз, 1949, р. 15). Действительно, такие типы изделий, как кремневые наконечники стрел и каменные печати, имеют в первую очередь сиро-киликийские параллели. Однако после раскопок Ярым-тепе стало ясно, что кремневая индустрия Хассуны это не только орудия на отщепах, но и орудия на пластинах, что свойственно кругу памятников типа Джармо. Те же загросские аналогии обнаруживают и каменные браслеты. Скорее всего, в формировании хассунских комплексов сказались различные культурные воздействия, усвоенные племенами Северной Месопотамии, перешедшими к прочному оседлому образу жизни, связанному с земледельческо-скотоводческой экономикой. Хассунская культура как конкретное явление распространена на сравнительно ограниченной территории, но вместе с тем она представляет собой тип культуры, характерный для всей Месопотамии VI тыс. до н. э.» (В.М. Массон, 1989).
   На раскопках поселения Эс-Саван со слоя III появляется уже выразительная расписная посуда так называемого самаррского типа, что позволяет синхронизировать этот этап развития с поздней Хассуной и считать в целом данные комплексы Самарры и Хассуны одновременными.
   Самаррская культура (сер. 6 – нач. 5 тыс. до н.э.).
  Памятники данной культуры распространены на среднем Тигре, а также к востоку, в предгорьях Загроса. Для культуры характерны поселения, застроенные домами из сырцового кирпича, Т-образной формы. Изящная расписная керамика, бледно розового или зеленоватого цвета, украшенная геометрическим и сюжетным, плетенным орнаментом, напоминающим корзинное плетение, а также одинокими и групповыми изображениями зверей, насекомых, каменными и терракотовыми фигурками женщин с крупными глазами, стилизованными фигурками птиц, рыб, скорпионов, коз, геометрическим орнаментом (розетки, свастики, квадраты). Культурные инновации – внедрение искусственного орошения, развитие массовой художественной культуры, а также специализированных производств.  Виды домашних животных: овца и коза в Савване, в Чога-Мами еще крупный рогатый скот.
   На позднем этапе сосуществовала с халафской и раннеубейдской культурами. Вероятно, принимала участи в создании шумерской цивилизации (Oates, 1960; Мерперт, Гуляев, 1992; Blackhman, 1996; Антонова, 1998).  Прямоугольные дома возводились из формованного сырцового кирпича. Поселения Телль эс-Саван, Чога Мами, Багуз, Тель Сонгор А и др.
   Телль эс-Савван. Ранние слои I и II проявляют некоторое сходство с Джармо и Хассуной, слои III и IV явно самаррские. В период I вокруг восточного холма B был вырыт 3-метровый ров, а на уровне IIIА вдоль рва была выстроена невысокая глинобитная стена. На поселении имеется более крупное строение, по всей видимости святилище.  Застройка осуществлялась многокомнатными домами, ниже уровня полов которых находились погребения, главным образом детей со стойким погребальным обрядом - в скорченном положении на боку. Холм B представлял особую выделенную часть поселения, с мощеными галькой дорожками, домами Т-образной планировки, стены которых снаружи снабжены регулярно расположенными пилястрами, закладными детскими жертвоприношениями при строительстве. Некоторые исследователи видят в Т-образных строениях прототип будущих шумерских Т-образных храмов (Ламберг Карловски, Саблов, 1992). Шумерские храмы располагались на территории теменоса, отделенного стеной, и также как в Телль эс-Саване, контролировали значительную часть сельскохозяйственной продукции и ремесленных мастерских.      Тела усопших заворачивали в циновку и обильно посыпали охрой. Погребальный инвентарь, как правило, весьма разнообразен - каменные сосуды, выточенные из алебастра статуэтки, различные украшения. Погребения в помещении, под полом, в сильно скорченном положении. Часть погребений вторичные и в основном детские (Антонова, 1990). В экстраординарном храмовом здании 1, было найдено более сотни останков.
   Наиболее древние каменные сосуды имеют сложные формы, есть и на четырех ножках. Керамика, вытеснившая каменные сосуды, декорируется расписными узорами и картинками (начиная со слоя Савван II). Роспись сосуществует с процарапанной орнаментацией. С третьего слоя получает распространение тонкостенная, прекрасно обожженная расписная посуда самаррского стиля. «Рисунок наносился коричневой или темно-серой краской на светлую поверхность. Эффектны большие плоские блюда, представленные в могильнике Самарра. На них изображены женщины с развевающимися волосами, водоплавающие птицы, клюющие рыбу, олени среди деревьев, козлы, крабы, скорпионы. Предпочтение отдается динамическим композициям, воспроизводящим как бы вихревое движение по кругу. Вихревое, центростремительное движение часто подчеркнуто не только односторонним направлением узоров, но и центральной фигурой — розеткой, квадратом или свастикой. Динамизм композиции подчеркивается развевающимися женскими прическами, последовательным расположением фигур козлов с подтреугольным туловищем, образующих как бы непрерывный круг. Последняя композиция особенно интересна, поскольку ее центром является заштрихованный ромб, на который опираются основаниями треугольные фигуры животных. Постепенная схематизация голов и рогов приводит к трансформации этой композиции в так называемый мальтийский крест, один из популярных мотивов расписной керамики многих комплексов Ближнего Востока» (В.М. Массон, 1989).
   Наконечники стрел и геометрические микролиты отсутствуют. Зато есть находки медных бус и ножа, что говорит о развитии металлургии. Также встречаются каменные печати.
   Традиционно самарские памятники связывают с хассунскими, на основе которых формировалась месопотамская цивилизация. Язык неизвестен, есть некоторые предположения, связанные с т.н. «прототигридским» («банановым») языком, связанным с носителями производительных оседлых культур, знакомых с металлургией. Прототигридские (банановые) языки - языки гипотетического населения долины рек Тигра и Евфрата, существовали в ареале распространения самаррской и убейдской культур (История древнего мира, ч.1, 1989). В древнейшем шумерском (убейдском) эпосе «Энмеркар и правитель Аратты» говорится: «многоязычный Шумер… все народы в полном согласии прославляли Энлиля на одном языке».
    «В нижних слоях города Эреду, который сами шумеры считали своим древнейшим центром, открыты комплексы, типологически близкие развитой Самарре. Это слои XIX—XV, где представлены строения из сырцового кирпича, керамика с густой темно-коричневой или красноватой росписью по кремовому фону. Длинный прямоугольный кирпич и ряд элементов геометрической орнаментации указывают на самаррские связи этого древнейшего комплекса Эреду. О восхождении к пласту хассунского типа свидетельствуют и «подносы для шелухи». Из сырцового кирпича были возведены святилища, размеры которых от слоя к слою увеличиваются, как бы отражая возрастание производственных возможностей общины. Если святилище слоя XVIII — это по существу небольшая комнатка площадью в 9 м2, то в слое XV мы находим уже целый архитектурный комплекс, занимающий площадь в 70 м2, который с известными основаниями можно именовать небольшим храмом. Древние святилища Эреду имеют небольшой пристенный алтарь на пьедестале и квадратный в плане очаг-алтарь в центре. Все эти элементы сохраняются и в позднейших шумерских храмах, обозначая четкую линию типологической преемственности. Существуют различные предложения по поводу наименования этого древнейшего оседлоземледельческого комплекса Южной Месопотамии. В последнее время некоторые исследователи считали возможным говорить об особой «культуре Эреду»; ранее преобладало его обозначение как фазы Убейд 1, имелись в виду генетические связи с последующей культурой Убейда (Рогайа, 1965Ь, р. 149). Во всяком случае, перед нами весьма ранний комплекс конца VI — начала V тыс. до н. э., локальное проявление культуры хассунского круга» (В.М. Массон, 1089).
   В поселении Чога Мами раскопана маленькая комната (1,7 на 1,7 м) в которой по углам находились три известняковых камня, стоящих вертикально. Перед каждым камнем располагался очаг (Oates, 1969, 1978). Почитание «священных камней» было распространенной традицией на Ближнем Востоке. 
   Если южные связи демонстрируют определенную преемственность, то с северными несколько сложнее. Хассунские слои перекрываются наслоениями с материалами культуры Халаф, которая по основным компонентам и прежде всего по расписной керамике имеет мало общего с хассунским наследием. Самаррская керамика часто встречается в Северной Сирии; ее появление здесь предшествует дате появления халафской культуры - около 5400 г. дон. э. - или совпадает с ней. Многочисленные поселения содержат сосуществующие элементы обеих культур. Некоторые исследователи склоняются к ее иранскому происхождению, другие рассматривают самаррскую керамику как результат развития хассунской культуры, но, если бы самаррская была прямым продолжением хассунской, это предполагало бы не столь заметное отличие ее керамики от хассунской. На трех памятниках халафские слои перекрывают наслоения с материалами Хассуны (сама Хассуна, Ниневия, Ярым-тепе II); неоднократно отмечено перекрывание халафских комплексов наслоениями типа Северного Убейда. Некоторые соответствия в орнаментации расписной керамики позволяют говорить о возможном сосуществовании раннего Халафа и поздней Самарры. Имеются элементы, которые позволяют видеть связи с Сирией и Палестиной. В Сузиане первая расписная керамика демонстрирует большое сходство с самаррской культурой как по форме, так и орнаментом (Дж. Меллаарт). В любом случае определенное сходство можно отметить во многих культурах от Рас Шамры до Суз, что предполагает смешанный состав Самарры.
   Телль Арпачия.
   В самой ранней фазе представляла из себя деревню с прямоугольными домами (Hijara, 1978). Затем архитектура резко меняется. В районе толосов, окруженный стеной, не найдено бытового мусора. Хиджара полагает, что поселение становится ритуальным центром округи. Среди распространенных погребальных обрядов встречается захороненные черепа в сосудах, который рассматривается, как погребальный обряд особой малочисленной группы (Hijara, 1978). Керамика расписана характерными для халафской культуры изображениями: букрании, мальтийские кресты, треугольники, ленты-змейки и т.д. изображения женщины с руками, согнутыми в локтях, и поднятыми вверх или поддерживающими грудь, а также стилизованными треугольниками. Арпачия являлась центром производства расписной керамики (Davidson, McKerrell, 1980).
   Ярым Тепе II.
  Круглые дома с куполообразной или плоской крышей, с редкими прямоугольными постройками. Выделяется культовое помещение, толос, диаметром 5,3 м. Интересен толос 67. В обрядовых ямах и очажных сооружениях которого найдены ритуально разбитая керамика и глиняные фигурки, а также кости животных (Мунчаев, Мерперт, 1981). Зооморфный сосуд свиньи имеет аналогии в соседней Анатолии, как и антропоморфный сосуд в виде женщины, древнейшее изделие из меди, печать-подвеска. Ямы с жертвоприношениями располагались в храмах или поблизости (Антонова, 1990). Самый большой толос 137 (Ярым Тепе III) имел четыре прямоугольных стены, ориентированные по сторонам света. Внутри найдены кости животных, зооморфные, антропоморфные фигурки, пряслица, обломки сосудов, а также «снаряды для пращи». Предположительно это был культовый центр (Корниенко, 2006). Другое неординарное круглоплановое пятисекционное сооружение, толос 138. Необычные обрядовые действия, захоронения черепов, расчлененного тела, трупосожжений, характерны для определенного культового участка ранних слоев Ярым Тепе II. 
 
    Халафская культура (5600-4500 гг. до н.э.). Древний Халаф: 5600-5300 гг. до н. э.; средний Халаф: 5300-4800 гг. до н. э.; поздний Халаф: 4800-4500 гг. до н. э.   
   Поселения сравнительно небольшие, располагались у рек, были плотно застроены однокомнатными купольными домами из сырцового кирпича, с прямоугольными хозяйственными постройками. В домах располагались печи и очаги. Толщина стен достигала 2,5 метров, диаметром до 10 м, зачастую с прямоугольным вестибюлем до 19 метров (Арапчия). Ранние круглоплановые постройки диаметром 5-7 м., толщина стен около метра, сменяются более широкими домами, с толщиной стен около полутора метров. Самые крупные строения располагались в центре поселения и достигали 10 метров в диаметре, а с прямоугольной пристройкой до 19 м. Существовали и прямоугольные постройки, в частности с рядами параллельных стен, игравших роль помостов для зернохранилищ (Мунчаев, Мерперт, 1981). Святилище с бычьими рогами, найденное в Телль Асваде, на р. Балих, в Сирии, было прямоугольным. Круглые сооружения неизвестны ни в Киликии, ни в Сирии западнее Евфрата: здесь продолжает существовать прямоугольная архитектура. Земледелие основывалось на природных осадках, ирригация не использовалась. Выращивали эммер, пшеницу-двузернянку, ячмень и лен. Найдены каменные зернотёрки, ступки, серпы.  Серпы имели костяную основу, в которую под углом вставлялись кремневые вкладыши, создавая зубчатый режущий край. Скотоводство основывалось на разведении коров, овец и коз, в хозяйстве была собака. Появляются медные орудия и печати. Кроме того, некоторые формы керамики напоминают (и, возможно, копируют) металлические сосуды, так что возможно и они имелись. Судя по найденным наконечникам стрел и ядрам для пращи, а также сохранившимся фрагментам охотничьих сцен, охота занимала также важное место. 
    Ранняя халафская культура имеет определенное сходство с неолитом и ранним халколитом Анатолии, Сирии и Северной Месопотамии (Богословская Н.Ф., 1972). Особое почитание богини-матери, популярные мотивы быка, леопарда, изображения птиц, оленей с подогнутыми ногами и повернутой назад головой, а также лабриса отражает сходство с неолитом Анатолии VII тыс. до н.э. (Дж.Меллаарт, Древнейшие цивилизации Древнего Востока). Высокое качество лощения керамики, использование обсидиана и смешанная (натуфийско-тахунийская) традиция домостроительства округлых домов с прямоугольной пристройкой, указывают на смешение южной (натуфийской) и северной (анатолийской, протои.е.) традиций в халафской культуре. Распространение халафской культуры отмечено в Северной Сирии (Рас-Шамра), Ираке, Юго-Восточной Анатолии. Монохромная керамика коричневого цвета с прямолинейным орнаментом обнаружена в Эреду, в Закавказье. Франгипане, судя по самым древним находкам в долине Балиха, предполагает связи с Северной Сирией (Франгипане, 1996). В керамике различаются по крайней мере два основных варианта этой культуры: восточный, лучше всего известный в Арпачии, Ярым-Тепе II и Тепе Гавре около Мосула, и западный, наиболее характерными поселениями которого являются Чагар Базар, Телль Халаф и Юнус Кархемыш, в Сирии. Более ограниченные материалы получены из Ниневии (слой 2) и Тепе-Гавра (слой XX). Вместе с тем отмечается заметное воздействие Халафа на памятники Сиро-Киликии (Мерсин, Амук) и на районы по среднему течению Тигра (Чога-Мами).
  Окрашенная керамика, высокого качества распространенная на Ближнем Востоке, дала повод к многочисленным гипотезам (Davidson and McKerrel, 1976; Davidson, 1977; Campbell, 1986; Le Mi;re, и Picon, 1987; Bader, et al 1994). Связаны они были с распространением торговых связей в данном регионе, а также с признаками расслоения общества и появлением людей с высоким социальным статусом (Frangipane, 1996). Формы керамики разнообразны (круглые чаши с длинной расширенной шеей, кувшины, «стоячие» чаши, тарелки, горшки и т.д.). Кремовый и розовый ангоб служил фоном для окрашивания из натуральных пигментов белого, красного, черного и др. цветов. Изготавливалась также неокрашенная и лощеная керамика. В позднем халафе появляется и двухцветная роспись (Арпачия V, VI). Самым распространенным мотивом был геометрический узор, треугольники, квадраты, ромбы, кресты, круги, волнистые линии, стилизованные мотивы (петли, розетки, схематические фигуры), а также антропоморфные и зооморфные (птицы, газели, барсы, змеи, рыбы, часто головы быков и др.) (PERKINS, A 1949; FRANGIPANE, M., 1996; ROUX, G 2002; - CAMPBELL, 2010). Наиболее древняя керамика достаточно проста, с натуралистическим орнаментом, головы быков, муфлонов, изображения животных – леопардов, оленей, змей, скорпионов, птиц, онагров, а также людей; схематизированно передаются деревья, растения и цветы. На сосудах также часто помещались фризы из тесно расположенных прямых или волнистых линий, скоплений точек и кругов. Керамика изготавливалась без применения гончарного круга, но профессионалами, потому была высокого качества. Многие формы подражают металлической посуде. «Ранняя халафская керамика покрыта красной или черной росписью по фону абрикосового цвета и прекрасно залощена. В средний период изготовлялась керамика более сложных форм с кремовой обмазкой и заостренным отогнутым венчиком. Натуралистические мотивы исчезают, за исключением вездесущих букраний, которые становятся теперь более стилизованными. Типичный орнамент включает геометрические композиции, тщательно разработанные и уравновешенные, очень напоминающие ткань и составленные из изогнутых линий, лесенок, точек, солнц и звезд. В заключительный период на востоке делали большие полихромные «тарелки» с тщательно исполненной центральной частью в виде орнаментальной розетки и мальтийского креста, одни из самых выдающихся произведений керамического искусства Ближнего Востока» (Дж.Меллаарт).
   Погребения. Похоронный обряд халафской культуры был разнообразен. Кто-то связывает это с социальным различием, но скорее маркирует полиэтничность халафцев. Обряд мало отличается от хассунских традиций - усопших хоронили на боку в скорченном положении, иногда в сосудах, а также в катакомбах (одни из ранних) и ямах, трупосожжения с помещением праха в сосуд. В Тепе-Гавра обнаружены и групповые захоронения взрослых. Засвидетельствованы захоронения отдельных черепов, а также массовые погребения костей (вероятно вторичное захоронение) (Flannery and Marcus, 2012; Campbell, 2002, Merpert and Munchaev, 1971; 1987; Merpert et al, 1977; 1978; Akkermans, 1989b; Hole, 1989). При погребении нередко портили предметы сопроводительного инвентаря. Простые отдельные захоронения являются наиболее распространенными в Yarim Tepe II, но есть также случаи, как в №59, где два ребенка, или №61, где два взрослых и один ребенок (Merpert, Munchaev, 1987). В них тело в согнутом положении на левой или правой стороне и без четкой ориентации, рядом с останками. В беднейших могилах появляются одна, несколько каменных или керамических чашек, в которых не было никаких предметов. Есть более «престижные» погребения. В могиле 56 четырехлетний мальчик был похоронен с каменной булавой у изголовья. В могиле 60 рядом с телом взрослого человека найден череп быка, керамические и алебастровые сосуды, металлический штифт и около 200 костей газели. Эти кости могли иметь особое значение, поскольку они традиционно рассматриваются как объекты используется при гаданиях (Flannery and Marcus, 2012). Гробница 36 была описана как катакомба (Akkermans, 1989b), и в ней найден трехлетний ребенок в скорченном положении, который лежал на правом боку, а также шесть окрашенных сосудов, ожерелье из алебастра и кулон, в котором различаются головы животных. Кремации также засвидетельствованы в Yarim Tepe II (Merpert et al., 1976; Akkermans, 1989b; Hole, 1989b), с набором ценных предметов. Рядом с телом умершего, принадлежащим 12-летнему ребенку, остатки сломанных каменных и керамических сосудов, элемент ткацкого станка, кулон или печать и большое количество гипсовых бусин, глины, обсидиана и других камней. Оставшиеся фрагменты костей были собраны и помещены в небольшой кувшин рядом. Погребения 49 и 55 содержали череп человека, а в № 56 были найдено три черепа. Все были захоронены на территории поселения. В Телль Арпачия, Ярым-Тепе II практиковали обычай захоронения черепов в сосудах, кувшинах (Астапова О.Р., 2008). К востоку от Ярим Тепе, в соседнем Телль Аззо I, недалеко от Мосула были раскопаны несколько безголовых скелетов (Killick and Roaf, 1988; Akkermans, 1989b). Также в регионе Тепе Гавра найдены три отдельных гробницы эпохи Халаф, один ребенок и два взрослых, в согнутом положении, с керамикой (Akkermans, 1989b). Также было найдено групповое захоронение в колодце (Tobler, 1950; Akkermans, 1989b), "Death Pit"  (фаза A-2 середины 6 тыс. до н.э.), в котором было задокументировано около 10 000 фрагментов костей людей и животных, среди которых можно было распознать домашних животных, таких как овцы, козы, свиньи и собаки, а также других зверей, среди которых были олени, лисы, кабаны, медведи, зайцы, грызуны, птицы, утки или рыбы; наряду с остатками сломанной, литической керамики, овощей, пепла, инструментов (Kansa at al, 2009). Человеческие останки, хотя они были очень фрагментированы, похоже, принадлежали 35-40 человек, которые были помещены в эту яму в течение короткого промежутка времени, возможно, в течение нескольких дней. Не исключено, что данное захоронение явилось результатом какой-то катастрофы, но не исключен и ритуальный смысл. В коллективном захоронении, раскопанном Хиджарой, раскопаны 4 черепа, каждый в керамическом сосуде, рядом чаша, украшенная изображениями людей, змеи и других животных (Hole, 1989). На уровнях Halaf (Tell Chagar Bazar) Mallowan (1936: 18) выкопал несколько захоронений. Это были захоронения детей и взрослых в простых ямах. Во всех случаях тела лежали в скорченном положении. Обычно тело было ориентировано на В, хотя в двух случаях ориентация была С-Ю. Кроме одного из захоронений все сопровождались окрашенной или неокрашенной керамикой, которая в некоторых случаях была миниатюрой.
     Искусство и религия. Халафцы чаще изображали Богиню-Мать в сидячей позе, с подогнутыми ногами, согнутыми руками под грудью. На статуэтки наносились сакральные знаки. На образцах халафской керамики выявлено около 400 различных знаков и изображений – треугольники, ромбы, кресты, свастики, диски, круги, различные линии, точки, гребенки, сетки, букрании, изображения различных животных, растений. Среди сопроводительного инвентаря погребений есть глиняные женские статуэтки. Дикий бык почитался как символ плодородия. Изображения быков, букрании (бычьи и козлиные черепа) имели культовое значение, считается, что они были связаны с богом грозы. Мужских глиняных фигурок не встречено, а женских изображений, тучных и грудастых, покрытых поперечными полосами, очень много. Женщина изображалась присевшей, в сопровождении голубей. Позже голубь считался священной птицей Афродиты - Астарты, которая являлась греческой ипостасью шумеро-аккадской богини Иштар. Также как в Анатолии фигурки покрывались полосами, крестами и другими изображениями. Культовыми считаются подвески в виде бычьих копыт, бусы, в виде двойных топоров, как на изображениях в Анатолии. Интересны амулеты, вырезанные из камня, в виде серпов, лопат, уток, домиков, а также квадратные и круглые печати. Известны немногочисленные изделия из металла, но предполагается более весомое металлопроизводство (кувшины). Торговые связи обширны. Найден обсидиан из окрестностей оз. Ван, раковины с побережья Индийского океана, Персидского залива. Халафская керамика известна в поселениях у озера Ван. Влияние халафской культуры глобально, доходит до Средиземного моря.
   В массовом захоронении «Death Pit» (Domuztepe 5700-5450 гг. до н.э.) (Carter E. et al., 2003: 118, table 1), наряду с окрашенной и неокрашенной керамикой были найдены квадратные, треугольные, круглые, ромбовидные «печати» из камня (змеевик, обсидиан) с нанесенными на них натуралистическими и геометрическими орнаментами. Многие были с просверленными отверстиями для веревки. Данные изделия, печати или амулеты, вероятно имели важное магическое или административное значение, потому что использовались в течении длительного времени и, возможно. передавались по наследству (Carter E. et al. 2003). Точное назначение данных находок неизвестно, но предположительно это печати или амулеты, обереги, связанные с культом определенного бога. Впервые каменные «печати» были найдены в PPNB (8700-7000 лет до н.э.). D. Hom;s-Fredericq (1970) исследовал этот феномен, обозначившийся от Халафа до Урука.
   В данный период (5700-5300 гг. до н.э.) использование «печатей-амулетов» было повсеместно в Леванте, Северной Сирии, Ираке и Южной Анатолии (Tatarl; H;y;k), Domuztepe, Yumuktepe, F;st;kl; H;y;k (;zbal et al, 2004). Схожие мотивы характерны и для других регионов Халафа (Tell Atchana, Kazane H;y;k и Tepecik) (Serdar Girginer and Collon, 2014: fig. 15, Seal B1; 70, fig.18). Затем эта традиция распространилась по многим регионам Ближнего Востока. Важно, то что подобные изделия являются характерными в PPNB (Рас Шамра и Tell El Kerkh). Присутствует некая связь и преемственность в регионе между рядом близких культур. Связь основополагающая, религиозного, магического характера. Также интересно взаимодействие между некоторыми группами анатолийской (палеолит), тахунийской и убейдской культур, практиковавшими почти неизвестный до этого на Ближнем Востоке, обряд погребений с вытянутым положением тел.   Дж.Меллаарт предполагает определенную преемственность культур запада Анатолии (Чатал-Хеек, Хаджилар, Джан Хасан) и халафской культуры. Многие исследователи не находят общих связей халафской культуры с хассунской и самаррской (круглые дома, специфическая расписная керамика), полагая ее создателями пришельцев с севера, в «Турецкой Месопотамии». Но многие элементы халафской культуры как бы продолжают древние традиции Хассуны, на руинах домов которой обосновался ряд халафских поселков. Таковы техника возведения домов из глиняных пластин-блоков, скорченные детские погребения под полами домов в ямах и сосудах, каменные печати, двухъярусные гончарные горны, тонуры для выпечки хлеба. Но основное население явно пришлое: круглых домов не было, керамика другая, в погребениях практикуется кремация. Религиозный комплекс халафской культуры (букрании, женские статуэтки) мало отличается от Хаджилар и Чатал-Хёек. Поэтому многие считают, что халафская культура происходит из восточных районов Анатолии и юго-западных районов Армянского нагорья, а в 6 тыс. до н. э. распространилась по территории современных Сирии и Ирака. Из этих районов Анатолии и Армянского нагорья Гамкрелидзе и Иванов выводят все индоевропейские народы, поэтому они отождествляют халафскую культуру с праиндоевропейцами. Многие элементы данной культуры (от керамики до погребального обряда) нашли свое отражение в традициях европейских культур последующего периода (неолит-халколит, бронзовый-железный век Европы, Кавказа). Халафская культура исчезла после середины V тыс. до н. э. в результате миграции с юга предков шумеров. В Северной Месопотамии поздний Халаф образует основу местной культуры последней трети V - первой половины IV тыс. до н. э., обнаруживающей также мощные южные компоненты и поэтому названной Северным Убейдом.
   Халафское общество было равноправным, хотя на позднем этапе уже просматривалось некоторое выделение определенных элит. Убейд некоторыми исследователями определялся без социальной стратификации (Akkermans, 1989c; Akkermans, and Schwartz, 2003: 178; Forest, 1983; Hole, 1983), но некоторые видели наметившееся социальное неравенство, особенно на позднем этапе (Berman, 1994; Forest, 1996; Frangipane, 2007a; 2009b; Jasim, 1985; Stein, 1994, Pollock, 1983; 1999, Wright, 1984; Yofee, 2005). Испанский исследователь F. E. Arroyo предполагает, начиная с Obeid 3-4, конец VI и первая половина V тысячелетия до н.э. первые примеры политического, социального и экономического расслоения, которые наиболее ярко проявляют себя во второй половине IV тысячелетия до н.э. в крупных поселениях Северной Месопотамии Аль-Джазиры и Анатолии, таких как Tell Brak или Tell Hamoukar (протогорода позднего халкалита по Франгипане) и поменьше, таких как, Arslantepe или Tepe Gawra. В таких центрах была сосредоточена политическая, экономическая и религиозная деятельность, контролирующая сельское население, живущее в окрестностях этих центров (Frangipane, 2009a).
  Исчезновение халафской культуры М. Франгипане (2007г.) связывает с малой гибкостью экономики «горизонтального» эгалитарного общества, отсутствием централизации, развивающегося в связи с расширением территории. Мигрировавшее население убейдской культуры предложило новые решения развития, связанные с иерархизацией общества и выделением элит (Stein, 1994; Flannery, 1999). При мирном сосуществовании насельников и новоселов и постепенной смены традиции, изменениях, вызванных дисбалансом в халафской культуре, сообщество которое растет, но не развивается (Frangipane, 2009a; C. Breniquet 1987, 1989, 1996; J. D. Forest, 1996; J. L. Huot, 1994). Breniquet утверждает, что традиции Halaf постепенно вытеснялись Убейдом в результате обменов, которые происходили между Севером и Югом. Другие, такие как U. Esin (1989), I. Thuesen (2000), Joan и David Oates (2004), отстаивали миграцию, колонизацию и господство Убейда и Урука. Stein, ;zbal, Nissen, F.E. Arroyo указывают на торговлю и взаимодействие между двумя культурами.  G. J. Stein (1994: 43) интерпретировал появление стилей Убейд на севере Сирии, юго-востоке Анатолии и севере Месопотамии в результате постепенного и мирного расширения идеологии, связанной с этой культурой, возможно, в результате многолетних межрегиональных контактов и взаимодействия (Stein, ;zbal, 2007). Nissen (2001: 170).  предпочитает говорить о развитом взаимодействии и обмене. Халафская культура не исчезает на фоне интенсивных контактов, а изменяется, принимая различные формы убейдской культуры, интегрируясь в нее. Потому резонно говорить о гибридной культуре Халаф-Убейд, с характерными признаками, распространенными по всему Древнему Востоку. 
          Основные строительные принципы культовой архитектуры Междуречья.
   - Постройка святилища на одном месте в течении длительного периода.
   - Высокая платформа, на которой стоит центральный храм, к которому ведут лестницы и пандусы.
   - Трехчастная планировка храма с центральным помещением в виде открытого внутреннего дворика вокруг которого группируются боковые пристройки.
   - Членение наружных стен храма, платформы контрфорсами или пилястрами, выступающими на равном расстоянии друг от друга, образующими правильное чередование ниш и выступов. (И. Дьяконов; ИДВ, 1983). Обычай строительства храмов на платформах возник в Южной Месопотамии.

         Убейдская культура.
    В современном понимании убейдская культура понимается как транскультурный феномен, охвативший обширную территорию Ближнего Востока. Современное датирование Убейдской культуры (6 тыс. до н.э. – нач. 4 тыс. до н.э.) определяется 6 этапами. Убейд 0 - фаза Уэйли; Убейд 1 - фаза Эреду; Убейд 2 - фаза Хаджи-Мухаммед; Убейд 3 и 4 (уровни XII-VI) стандартный и поздний Убейд; Убейд 5 - переходная к Уруку фаза. Классический Убейд сформировался во второй половине V тыс. до н.э. на основе традиций южных поселенцев (Эреду - Хаджи-Мухаммед).
 В разных странах стали обнаруживать локальные варианты убейдской культуры: в Северной Месопотамии «Северный Убейд» с халафской традицией, в Закавказье лейлатепинская культура, на Северном Кавказе майкопская культура, несут на себе признаки Убейда. Основы шумерской цивилизации формировались в рамках убейдской традиции (Корниенко, 2006). Убейдская культура, распространяясь с юга Двуречья охватила затем всю территорию Месопотамии.
     Керамика. Ранняя керамика испытывает халафское влияние, но сравнительно однообразна. В Эриду над наслоениями с ранней расписной керамикой XIX — XV слоев идут слои, содержащие посуду типа Хаджи- Мухаммед (RIHAOUI, A. K., 1965). Она характеризуется дробной геометрической орнаментацией, нанесенной лилово-черной краской на светло-оранжевый фон, и в Эреду встречена в слоях XIX — XII (фаза Убейд 2). Характерной формой являются широкие открытые чаши, нередко покрывавшиеся росписью и с внутренней стороны. Посуда этого типа известна также в Уре и Уруке. Эти будущие центры шумерской цивилизации формировались уже в данном периоде и видимо имели северное и западное влияние, сформированное на местной родственной основе. Объединяющим компонентом Убейда является лепная керамика, монохромная, расписная, цвета бычьей кожи (палевый, красно-коричневый), с черной, коричневой, фиолетовой, темно-зеленой росписью. На глиняных сосудах изображались цветы с крупными лепестками, листья, реже животные, но в основном простой геометрический орнамент. Формы разнообразны: плоские тарелки с отогнутым бортиком, чаши на подставке, сосуды с носиком типа чайников, кубки с овальным дном. Есть сосуды в форме животных, а также медные. На поздних этапах использовался медленный гончарный круг. Роспись упрощается, появляются так называемые «черпаховидные» сосуды (шаровидные с широким горлом и раструбом).
   Поселения и храмы.
   С убейдского периода формируется архитектурный подход в строительстве, а не просто хаотичная застройка (Kubba, 1990). Варианты трехчастного типа планирования, четкая планировка, наличие элементов конструктивного и символического характера, подиумы, напоминающие поздние алтари, со следами обрядовых действий, особое расположение, предполагает существование неординарных помещений, которые некоторые исследователи определяют, как храмовые. Дома возводились из сырцового кирпича, группировались вокруг центрального культового святилища. Самые древние храмы были возведены в Убейде (IV-I) (Safar et al, 1981). В слоях XI-VI (возможно после некоторого перерыва в поселении), в период позднего Убейда, формируется новый тип храмовой архитектуры, свойственный более позднему Уруку. В храмах трехсекционной планировки проходили жертвоприношения (сожжений) Энки на особом подиуме, алтаре. Возможно часть жертвоприношений проходила рядом с храмом (округлое очажное сооружение). К храмам XI-VI вела широкая парадная лестница, впоследствии характерная для шумерских храмов (Корниенко, 2006). Самый древний храм убейдцев, еще небольшой, открытый в Эреду, находился на небольшом возвышении, на платформе. Как считали шумеры Эреду был земной резиденцией бога Энки, бога мудрости. В сложной планировке храмов выделена целла с алтарем, массивные стены снаружи декорированы ступенчатыми в плане пилястрами. Общие размеры храма Эреду VI — 23.5 на 12.5 м, размеры платформы, на которой высится этот культовый центр, — 26.5 на 16 м. Массивное строение с толстыми стенами раскопано на другом убейдском поселении - Телль-Укейре. Ступенчатые башни-зиккураты стали возводится уже в период Убейда. Появляются в позднем Убейде и глиняные конусы, которые мозаично декорировали наружные плоскости престижных строений.
  Культовые статуэтки. Типичными для Убейда являются терракотовые статуэтки, изображающие преимущественно стоящих обнаженных женщин с широкими плечами, руками, сложенными под грудью, и узким тазом. Совершенно иной канон, отличный от ранних ближневосточных (и палеоевропейских) обществ. Это уже не матроны (хотя есть статуэтки с ребенком), а некие «рептилоидные» фигурки. Мужских статуэток по-прежнему немного. На месте глаз и в плечах фигурок делались прорези, куда вкладывались зёрна кунжута и финиковые косточки. Видимо, статуэтки использовались в магических действиях. Есть и статуэтки животных.
     Способ погребения. В убейдский период появляется новый погребальный обряд - вытянутые погребения, без охры, но не повсеместно (особенно для более северных территорий). Возможно эту практику привнесли пришельцы, которых некоторые исследователи связывают с протошумерами (что требует обоснований). Подобная традиция вытянутых захоронений была распространена почти в это время в соседнем Эламе и в убейдской культуре на юге Убейдцы уже хоронили взрослых в выделенных могильниках (детей по-прежнему под полом жилищ). Такие убейдские могилы обнаружены в Уре. Практика захоронения детей в поселении, под полами домов, в Убейде остается. Как в прочем встречается и в других регионах, от Балкан, Греции, Египта до Междуречья, и в разное время (Streit, 2016; McMahon, Stone, 2013; Battini-Villard, 1999; Wheeler, 1974; Kilroe, 2014; Reinold, 1985; Sadig, 2012, 2014; McGeorge, 2013). С одной стороны, похоронная обрядность упрощается, но наряду с захоронениями в ямах известны погребения в урнах и трупосожжения.
   В Убейде, пока незначительно, просматривается определенная дифференциация в погребальном обряде, видимо связанная с выделением «лидеров» общества. Но социальное расслоение слабо выражено: погребения различаются между собой лишь количеством погребального инвентаря (преимущественно глиняных сосудов), но не разными наборами вещей. В Эреду покойные лежат в небольших оградках из сырцового кирпича, часто прикрытых таким же кирпичом. Сопроводительный инвентарь скромен: керамика, терракотовые статуэтки и глиняные модели лодок с отверстием в центре.
    На сегодня мнения о равноправии обществ в халафской и убейдской культуре разделились. Часть исследователей считает халафское общество абсолютно равноправным (Akkermans, 1993; Breniquet, 1996; Hijara, 1997; Flannery, 1999; Akkermans, Шварц, 2003; Frangipane, 2007a), но есть и другие мнения. Некоторые исследователи считают, что в халафском обществе уже выделяются некоторые персоны или даже семьи на фоне остальных.  P. Charv;t (2002) выделял таковых в неолитических хассунской и самаррской культурах.  В халафской культуре немногочисленные прямоугольные строения могли использоваться в качестве складов или нести какую-то общественную функцию. В разнообразии погребального обряда просматриваются некоторые черты социальной дифференциации. Как например, в могиле 56 Yarim Tepe II, где ребенок был похоронен с булавой у головы, выполненной в камне. F.E. Aroyo предположил наличие могущественных семей и кланов, что объясняло престижное захоронение ребенка и его статус. В могиле №60 Ярим Тепе II был похоронен взрослый человек рядом с черепом быка, несколько керамических и алебастровых сосудов, штифт и около 200 костей газели, что, возможно, указывает на то, что это могила охотника, который из-за большого количества предметов, присутствующих в его могиле, имел определенную значимость. Наличие высококачественной полихромной керамики, «печатей» также могло подразумевать какое-то более высокое положение ее носителей. Но в то же время, каких-то явных признаков расслоения общества не наблюдается. Скорее стоит рассматривать более правдоподобное объяснение. Данные равноправные общества все же не являлись эгалитарными. Любое развивающееся и справедливое общество предполагает элиту с соответствующими привилегиями и статусом. Эта элита осуществляла руководство, распределение ресурсов и право местных общин. Если существовало некое культурное и этническое единство культуры, то существовали и связи между общинами, следовательно, и координация. Что предполагает некое руководство, хотя бы на уровне советов старейшин. Данное общество было высокоразвитым для того времени и единым, в том числе и объединенным на религиозной основе. Что, как минимум, предполагает жрецов и старейшин. Скорее всего руководство и координацию осуществляли подобные советы под сакральным лидерством жрецов. Но называть данное явление социальным неравенством вряд ли возможно. Родовые и клановые взаимоотношения внутри халафского и убейдского сообщества были мирными. Что предполагает представления об определенной общности происхождения. Единая родовая память распространялась на огромную территорию от Атлантического океана до Ближнего Востока. Именно поэтому миграции населения, заселения земель, уже обжитых другими сообществами людей происходили большей частью без вооруженных конфликтов. Мирное сосуществование подтверждается не только чересполосным проживанием разных культурных групп, но часто и совместным проживанием представителей разных культур. Без единого или схожего языка, понимания друг друга и коммуникации, это достаточно затруднительно. Что свидетельствует о некой близости населения, понимании этого единства, глубина которого уходит вглубь тысячелетий. Как правило не было конфликта интересов и экологических ниш. Земли хватало, население было немногочисленным и заинтересованным в расширении рода, соседской общины, с целью защиты и освоения новых земель, ресурсов, освоения новых пространств. Люди видели практический смысл во вливании нового населения. Но это было возможно лишь в случае близости традиций, культурного и генетического единства и понимании этого единства. Не везде и не всегда. Встречаются и проявления агрессии в неолите-энеолите. Проявление борьбы за территорию и экологическую нишу, либо, противоборство культурно и генетически различных популяция, этносов. Появление оружия, средств защиты и обороны, а не охоты говорит уже о враждебном окружении. Эти различия этнически разнородного населения проявляются в Ливане, Иране, др. регионах. На данных территориях проявляется конфликт интересов, завязанный уже на разном происхождении и культуре. Например, в Халафе, на юге Ливана находят некие глиняные, каменные овальные объекты «снаряды Хонда», Tell Sabi Abyad (Spoore and Collet, 1996: 448-450, fig. 8.10.1), Yarim Tepe III (Merpert and Munchaev, 1993: 197, fig. 9.27.1), Tell Kurdu (Yener, et alii., 2000: 203) (Rosenberg, 2009:102-105, fig. (2-6)). Отмечены бытовые конфликты (травмы) внутри одного сообщества. Все же общество Халафа и Убейда заметно различалось. Население убейдской культуры было более социально дифференцированным и «урбанизированным».
   Возможный механизм выделение могущественных семей, кланов или их глав описал Г. Штайн. Он предположил, что рост влияние происходил от контроля за продуктами коллективных зерновых складов, предназначенных для неурожайных лет.  Высокая урожайность в южных землях создала излишки продовольствия, что привело к экономической дифференциации и формированию элит, появлению региональной централизации и сложному ритуалу. Обретение власти новых элит, возможно, необходимо искать в сочетании факторов, в которых помимо сельскохозяйственного излишка должны быть включены экологические условия, нехватка природных ресурсов, демографическое давление и внешнее влияние в взаимосвязанном мире. Основными причинами, приводящими к дифференциации общества, появление лидеров и вождей, являются опасность внешней агрессии или природных катаклизмов, соответствующий менталитет, сознание и культура, различная этническая среда обитания на определенной территории, а также религиозные воззрения. В данной ситуации могут возникнуть полномочия и столкновения за власть, причем перераспределительные церемонии являются средством приобретения этой власти. Привычка лидерства и управления может психологически повлиять на стремление к власти. В данный исторический период власть формировалась на религиозной основе и была теократической. Знание и способность общения с высшими силами придавали несомненно высокий статус посвященному. В равном и едином этническом пространстве иерархия могла строиться на религиозной основе. И только с появлением чуждых и агрессивных этнических групп, в связи с необходимостью защиты, на передовые позиции выходят сильнейшие воинственные кланы, способные защитить свое сообщество. Начиная с энеолита отмечается тенденция не только к смешению культурных групп, но и к замене новыми. Это в первую очередь может быть связано с различной традицией и этническими отличиями. Данное явление просматривается в Леванте, северной, и в большей степени, Южной Месопотамии, а также Закавказье, Иране. Служили ли яйцеподобные шары из глины и камня (Yoffee N. Clark, J. J 1994; Oates, 2012a; Spoore and Collet, 1996: fig. 8.10.1; Reichel, 2006a; 2006b; Rosenberg,2009; Stein, 2010b: рис. 7; Kepinski, 2011: рис. 19; Streit, 2012; Merpert and Munchaev, 1993: fig. 9.27.1; Henry de Contenson, 1992: fig. 159: 9-11), распространенные на разных локальных территориях Передней Азии маркером этих изменений говорить преждевременно, но исключать такой возможности нельзя.
    Хозяйство. Первыми земледельцами Южной Месопотамии стали убейдцы. Они использовали искусственное орошение для высоких урожаев. Вокруг каналов формировались многочисленные поселения, образовавшие протогорода. В районе Ура – около 40 убейдских поседений, в районе Урука их 23. Убейдские слои обнаружены у многих шумерских городов. Была развитая торговля, т.к. данная территория бедна природными богатствами и многое приходилось доставлять издалека. Кремневых орудий очень мало, почти нет, что предполагает использование металла, который очень берегли (подтверждают и терракотовые модели топоров, кинжалов, тесел). Основную массу животных составлял крупный рогатый скот.
   Этническое определение. Некоторые исследователи полагают, что ее представители, как и в самаррско-хассунской культуре, были субареи, жители страны Субарту, говорившими на «банановом языке» (И. Дьяконов, И. Гельб, С. Крамер). Некоторые слова этого «прототигридского языка» остались как следы субстрата в шумерском (например, Забаба, Инанна, Хумбаба и т.д). Что они были вытеснены шумерами на Верхний Тигр и в северные районы Загроса, где они позже ассимилировались хурритами. Позднеубейдскую культуру многие считают уже протошумерской. Вероятно, можно рассматривать убейдскую культуру, особенно «Северный Убейд», с халафской основой, как источник культурного влияния на Ойкумену древнего мира. Древнейшая керамика Эриду (XIX-XIV) схожа с самаррскими образцами. Дж.Отс предположила наличие общих истоков у данных культур (Oates, 1960,1983; Антонова, 1998). И.М. Дьяконов предполагал движение групп самаррцев на юг. Возможно какая-то часть населения халафской культуры ушла осваивать Южное Двуречье (Антонова, 1998). Что предполагает в доубейдский период сосуществование групп населения различающихся по языку, материальной культуре, происхождению (Oates, 1960,1983; Антонова, 1998). В результате роста населения происходила экспансия на север, смешение с халафскими традициями. Типичные для Убейда трехчастные постройки имели крестообразную (Т-образную) центральную комнату (Корниенко, 2006). Керамика, изображения на сосудах также имеют халафскую традицию. Так же распространены печати-штампы, антропоморфная традиция в скульптуре и т.д. (Breniquet, 1987, Амиров, 1994, 2000). С начала IV тыс. историческая ситуация меняется. Цивилизационный центр смещается с севера на юг. Вероятно, это связано и с изменением этнической (генетической) обстановки в регионе. В результате интенсивных смешений формируются новые популяции (этносы), имеющие общий генетический фон. Заканчивается период «протоиндоевропейского» доминирования в регионе, формируется новая «историческая парадигма».
  Своеобразным и характерным признаком убейдской культуры является практика деформирования (удлинения) черепа. Это не являлось новым явлением, засвидетельствованным в разных культурах, от Восточного Средиземноморья (Ливан) до Ирана (7-4 тыс. до н.э.). Наиболее древний образец преднамеренной деформации головы зафиксирован в слое В1 пещеры Шанидар первой половины 8 тыс. до н.э. (Тринкаус, 1982), фазе В2 Али Кош 8 тыс. до н.э. (14 деформированных черепов) (Hole et al., 1969). Иранский неолит - Ганж-Даре, Гениле Тепе, Чоге-Сефиде, Тепе Абдул Хосейне, Али Коше; в кипрском PPNB в Киро-Китирале, в Иерихоне, в эпоху, предшествующую Обейду и т.д. (Meiklejohn et al, 1992; Lorentz, 2010; Niknami). На кладбище, выкопанном в Эриду (Убейд), 206 скелетов (Lorentz, 2010) имели деформацию черепов. Деформации черепов практиковали в Халафе и Убейде (Molleson T.I., S.Campbell, 1995). В De;irmentepe использовали один или два сужающих бинта.
    Памятник убейдского периода Телль Абада., ранний слой которого относится ко времени перехода от самаррской к-ры к Убейду. Обнаружено несколько многокомнатных помещений под полами которых детские захоронения. В центральной части располагалось неординарное сооружение (20 на 12 м) с примыкающей широкой площадью. Под полами здания находились многочисленные (более 60) детские захоронения, в т.ч. в глиняных сосудах. Видимо это связано с какими-то культовыми действиями и помещение имело особый статус (Jasim,1983, 1986).
   
      «Северный Убейд».
     На позднем этапе халафской культуры наметился феномен гибридной культуры Халаф-Убейд. Особенно это отмечается для южных районов Халафа. Здесь сочетаются большие прямоугольные дома, круглые постройки; выделенные некрополи, погребения под полом; вытянутые погребения, скорченные. В слое XVII храмы круглые, в слое XIII храмовый комплекс из трех прямоугольных храмов. Начиная с XIII слоя в Гавре усиливается южномесопотамское влияние. Небольшие группы, прибывшие с юга, возможно, торговцы, скотоводы или поселенцы, были приняты в общинах Халаф, что привело к образованию новых сообществ, ускорив процесс развития и иерархизации, который уже начался обществами Аль-Язира и Юго-Восточной Турции в период Халафа (Stein, 1994; 1996; Forest, 1996; Yofee, 2005; Frangipane, 2007a; 2009b; Pollock, 1983; 1999; Wright, 1984; Jasim, 1985; Akkermans, 1989c) в районе Eridu, Ur и Uqair или в Balih, Habur, Tel Hamoukar, Tel al-Hawa и на равнинах Juzist;n. В позднем Убейде расширились методы лечения, появилась практика татуировок, деформация черепа, новые виды украшений, личных предметов рядом с телом умершего, элементов, которые будут связаны с новой формой идентичности. Потому можно ставить вопрос не только о преемственности между эпохой Халаф и Убейд и мирном расширении материальной культуры и новой идеологии, но и о создании общей идентичности в результате самосознания населения, принадлежащих к одной и той же группе после многих лет контактов и влияний в двух направлениях. Эта идентичность будет состоять из материального и идеологического вклада общин Халаф и Убейда.
   Одними из самых известных поселений того времени Северной Месопотамии являлись Тепе Гавра и Дезирментепе. Многие исследователи связывают некоторые масштабные постройки этих поселений с выделением формирующейся элиты, связанной с мощными семейными кланами, которые берут под свой контроль местное общество. Практика так называемых «банкетов», проводимых в таких помещениях, связывается ими со стратегией политической легитимизацией элит (Dietler and Hayden, 2001; Bray, 2003; Pollock, 2012; Espejel Arroyo, 2017). Согласно определению, предложенному Дитлером и Хейденом, «банкет» являлся совместным потреблением пищи в каком-то необычном или ритуальном, символическом контексте (Dietler and Hayden, 2001; Pollock, 2012b). К.С. Твисс (2012) считал, что в Чатал-Хёек, (около 7400-6000 гг. до н.э.), есть свидетельства празднования банкетов. Но в Чатал-Хёек не было найдено выделяющихся храмов, святилищ или общественных зданий, поэтому Твисс считает, что ритуальная деятельность или празднование «банкетов» имело домашний, семейный характер. Также в сожженной деревне уровня VI Телль-Саби-Абьяда Б. Хелвинг (2003) обнаружил возможные свидетельства похожих «банкетов». Balossi Restelli (2012b: 80-81) предположил, что полированная красно-черная керамика, выявленная в VII тысячелетии на севере Левантийского побережья, в регионе Киликия и на северо-востоке Сирии, использовалась для еды и питья, возможно в ежедневных приемах пищи, в то время как та же самая керамика, но полированная и более тщательно разработанная, могла бы использоваться в особых случаях. Барбара Хелвинг (2003: 71-74), предполагает, что в Дезирментепе проводились специальные мероприятия, такие как «банкеты». Каждая центральная комната этих зданий могла служить для приема гостей, где могли приготовить большое количество еды, в т.ч. изысканные блюда. Схожее мнение по Дезирментепе и более поздних Тепе Гавра и Кенана Тепе, было показано Джейсоном Р. Кеннеди (2012: 132-148). Кеннеди полагает использование «чаш Коба» на банкетах, в то время как окрашенную керамика использовалась для ежедневного приема пищи. Есть и противоположные мнения. В среднем халколите ничего не указывает на существование учреждений, способных содержать работников. С другой стороны, если бы расписанная керамика использовалась элитами при праздновании банкетов, можно было бы ожидать, что она представит усложненные декоративные мотивы, но в конце среднего халколита, окрашенные мотивы становится проще, пока не исчезают в позднем халколите. На североубейдских памятниках заметно изготовление печатей из стеатита, а также из более ценных мрамора, сердолика и даже лазурита, привозных издалека (лазурит из Северного Афганистана). На ранних печатях – геометрические узоры, на поздних – изображения животных, иногда в сочетаниях. Позднеубейдские печати Северной Месопотамии с изображением «вождя-жреца» и обрядовых сцен предполагает появление первых признаков централизованной власти (Mellaart, 1994). Традиция изготовления печатей в Северной Месопотамии известна с докерамического неолита (Корниенко, 2006). Печати с антропоморфными изображениями известны с периода самаррской культуры. В слое Тепе Гавра XIII найдены печати с изображением танцующих людей с козлиной головой и рогами. Данный мотив известен в халафской и самаррской культуре. В XII уровне найдено изображение окруженного змеями коленопреклоненного персонажа, бегущего человека и людей, стоящих возле сосуда. Изображения на печатях Тепе Гавра священнодействий, алтарей, сцен приношений подразумевает существование специальных помещений для отправления культа. Печати с изображением рогатого персонажа, совершающего обрядовые действия предполагает наличие лиц, выполняющих сакральные, управленческие функции (Антонова, 1983). Впервые для территории Месопотамии появление данного персонажа отмечено в халафской обрядовой керамике.
   В одном из храмов Тепе Гавра XIII (или раньше) убейдского периода раскопан очень глубокий жертвенный колодец, в котором найдены печати, керамика, курильницы, а также обнаружен череп собаки (слюги). Данная порода охотничьей собаки часто изображалась на печатях и отпечатках древних слоев Тепе Гавра. Колодец был выкопан на возвышенности (не для воды) и вероятно представлял собой модель Оси, связывающей данный мир с нижним, миром Хаоса. Располагавшийся в центре «целлы» Северного Храма Тепе Гавра колодец был наполнен остатками жертвоприношений. Центральный храм Тепе Гавра XIII располагался между Северным Храмом и Восточным святилищем и имел распространенное трехчастное деление. Здания XIII уровня были построены из стандартных, сделанных вручную, обожженых солнцем глиняных кирпичей (Tobler, 1950). Иную картину застройки представляет XII уровень. Самым значимым сооружением данного периода является строение, центральное помещение которого названо Белая комната (по цвету штукатурки). Большая трехчастная конструкция размером 12,3х11,75 м., углами ориентированная по сторонам света. Конструкция здания напоминает центральные помещения храмов Эреду VIII-VI и Храма I в Уруке. Многочисленные могилы находились как под храмом, так и на территории к нему примыкавшей. Но в силу находок, найденных в здании, предполагается что оно было общественным (Tobler, 1950). Возможно данное строение совмещало культовые и хозяйственные функции (Корниенко, 2006). Предположительно на XII слое заканчивается убейдский период Тепе Гавра.
   Поздний халколит (4500-4200 гг. до н.э.) еще недостаточно изучен. Его особенностью является уменьшение окрашенной убейдской керамики, которая, хотя и не исчезает, но количество ее уменьшается по сравнению с другой керамикой, сделанной вручную.  В позднем халколите четко различаются две провинции, в Аль-Язире и Анатолии по обе стороны от Евфрата (Baldi, 2012a; Fletcher, 2007). Еще одно изменение было связано с традицией конусов. В то время как в среднем халколите головки конусов были плоскими, в позднем халколите представлены разрезы скрещенных полос (Stein, 2011). Это изменение головы конусов засвидетельствовано уже в Tell Zeidan. Преемственность возможна.  На уровнях XII и XI Gawra продолжаются геометрические узоры, изображения четвероногих животных, змей, а также людей (Rothman, 2002; Schmandt-Besserat: 2001). В поселениях помимо индивидуальных домов и пристроек, были раскопаны амбары или места коллективного хранения. Есть здания, которые интерпретируются как резиденции начальника или общественного назначения, собраний советов (Белая Комната Tepe Gawra или прямоугольные производственные здания Tell Feres al-Sharqi). Наличие «печатей» показывает преемственность со средним халколитом. Преемственность сохраняется в обычае хоронить маленьких детей в поселении, иногда под полами домов. Огрубление керамики, возможно связано с упрощенным отношением к ней. Tepe Gawra XII сгорел или был сожжен в результате нападения. Пожары в пост-убейде, соответствующие уровню XII Tepe Gawra, можно интерпретировать как вооруженное нападение, но и как традицию поджога дома, тем более пожары сами по себе не являются редкостью. Новое поселение XIA/B демонстрирует определенные изменения в архитектуре, керамике, погребальном обряде, но при сохранении общей преемственности и усилении централизации (Rothman, 2002). В Tell Zeidan продолжали хоронить детей в поселениях в позднем халколите (около сорока первичных, вторичных захоронений, детей в урнах, в конце V тыс. до н.э. (Stein, 2011).
   Поселение Арслантепе представляет собой традиционный план, состоящий из нескольких комнат, дворов и открытых пространств, которые составляют поселение связующего характера не имеющего общего плана. Дома больших или меньших размеров, некоторые с остатками росписей, с печами внутри, что уже было распространено в халколите Месопотамии. Были также задокументированы места хранения, обсидиановые ножи, шлифовальные камни, ткацкие станки, пуансоны, стрелы, растительные остатки, тысячи семян, зерновые и обугленные овощи, административные объекты, «печати», детские захоронения в урнах, разнообразной керамике, миски ;oba bowls и т.д. В одном доме была лестница, которая давала доступ к верхнему этажу. Печи уровня VIII Arslantepe хорошо сохранились. Они имеют овальную или круглую форму, а некоторые из них имеют хранилище. С одной стороны печи всегда имеют платформу или скамейку (Ф.Аройо, 2018).
    Переходный период урукского этапа.
   Уровень VII Arslantepe был датирован G. M. Di Nocera (2000) между 3900-3500/3450 гг. до н.э., что по большей части соотносится с поздним энеолитом 3 и 4 (Palmieri, 1978; Frangipane, 2000; 2002, 2004; 2010b; 2012b). На этом уровне было раскопано монументальное здание, известное как Храм С, а также расположенные на северо-востоке, жилые сооружения, интерпретируемые как резиденция элит. Глиптика Arslantepe показывает богатую и оригинальную местную продукцию штампов, которые ссылаются на северные традиции, восходящие к среднему халколиту (изображения переплетенных змей, четырехугольников, кошек, иногда с рогами и сопровождаемыми человеческими или иными фигурами). Присутствуют и цилиндрические печати, южного типа, с геометрическими узорами, такие как Uruk, Susa, Jebel Aruda.
    Al Yazira Сирия.
   Можно с определенной уверенностью говорить, что первые протогосударственные образования, связанные в первую очередь с расширением урукской культуры, имели своим источником территорию Плодородного Полумесяца, средний Евфрат (Hacinebi и Habuba), Al Yazira Сирия (Hamman et-Turkman, Tell Brak, Hamoukar) и Анатолию (Малатья, Арслантепе и др.), уходящими корнями в неолит Анатолии, Палестины, Северного Междуречья и Закавказья. Прямое культурное влияние на Урук оказало общество раннего и среднего халколита Халафской культуры и ее «прародителей» культур из Анатолии. Ряд исследований полагают, что в халафском обществе уже началась дифференциация, связанная с возрастающим лидерством определенных семей и кланов. Наличие более монументальных сооружений, попадающиеся более богатые захоронения, высококачественная расписная керамика, «печати» - амулеты и т.д. подводят к данным выводам. Но не традиция, которая была основана на равноправном обществе. Изменение традиции, расслоение общества, зарождение неравенства, соотносимы с культурным влиянием какой-то иной группы населения, изменившем культурную картину региона. На данную роль могло претендовать население Убейдской культуры, но веских оснований к тому пока нет. Несколько изменилось отношение к Убейдской культуре, которую считали заменившей Халаф и даже завоевавшей территорию халафской культуры. Время первых контактов Халафа и Убейда неизвестно, но раковины с побережья Персидского залива появились в Абу-Хурейре. Сегодня очевидно, что проникновение убейдского населения на север было постепенным и мирным, а значит рассматривало переселенцев как достаточно родственное или не враждебное население. Халафцы принимали переселенцев с юга, привнося достижения убейдцев. Постепенно образовалась смешанная культура Халаф-Убейд, которую Ф.Аройо предложил обозначить как средний халколит (сер. 6 – сер 5 тыс. до н.э.). Видимо в это время приобрел распространение медленный гончарный круг, новые элементы в архитектуре (ниши, контрфорсы). Двухэтажные дома, с террасной кровлей, печати-амулеты, роспись стен уже были знакомы. Кроме того, исследования ДНК предполагают генетическое родство между популяциями Halaf и Obeid (F.E.Aroyo, 2018). С другой стороны, во время позднего Обейда произошли изменения в практике похорон и в лечении человеческого тела, что является фундаментальным культурным аспектом в созревании идентичности. Увеличивается количество некрополей, что указывает на существование общинной идентичности. Появляются пирсинг кулоны, татуировки, модификации черепа. Все это маркеры, связанные с процессом созревания идентичности. Таким образом, была создана та основа, которая сыграла ведущую роль в развитии Аль-Язиры и Восточной Анатолии в течение IV тыс. до н.э. Что привело к созданию нового общества в таких местах, как Arslantepe, Tell Brak, Tell Hamoukar, Tepe Gawra и др.
   M.Frangipane предложила рассматривать центральные поселения, Arslantepe, Tell Brak, Tell Hamoukar, Tepe Gawra как контролирующие свою территорию, вместе с близлежащими деревнями.  Такие центры развития среднего халколита достигли своего пика в середине IV тыс. до н.э. или даже раньше. Около 3500 г до н.э. в Arslantepe VII возникает храм C, структура, построенная на трехсторонней платформе, с нишами и красочной росписью. Здание было местом распределения пищи во время церемоний или банкетов с ограниченным количеством людей. M.Frangipane и ее команда предположили наличие складских помещений, культа, административных построек и т. д. Arslantepe являлся местным центром связей с Югом. Возможна перераспределительная система, в соответствии с которой оплачиваются иждивенцы. Эта система складывается в позднем халколите (Al Yazira, Восточная Анатолия) на двух основах. На этих мероприятиях раздавалась еда. Позже эта система приведет к распределительной системе, характерной для Ближнего Востока, начиная с конца IV тысячелетия до нашей эры (в качестве оплаты за работу лицам, зависящим от центральных учреждений). Экспансия Урука была связана с развитием сельского хозяйства, ростом населения, спросом на ремесленные товары и предметы роскоши (при отсутствии сырья). Видимо повысился уровень моря (наводнения), засухи, неурожаи, возникновение социальных конфликтов, демографические проблемы, отсюда стремление в освоении новых северных территорий. Тем более предполагаются достаточно близкие связи между Севером и Югом, генетическое родство. Если сюда добавить миграции нового населения, то комплекс данных факторов вел к беспорядкам, социальному неравенству, конфликтам, борьбу за власть и ресурсы, землю. Центрами порядка выступали протогорода, со своей элитой, в первую очередь жреческой, а также родовой. Возможно, в связи с прибытием нового населения возникла конкуренция между кланами, способствующая разделению общества на группы влияния. Любая борьба и соперничество предполагает концентрацию сил и выдвигает лидеров, возглавляющих эти группы. Конкуренция могла возникнуть между южными центрами Месопотамии, что привело к консолидации вокруг каждого центра, а значит какие-то повинности населения в его пользу. На начальном этапе, это общинное управление.
   Основным маркером новой идеологии являются фигуры идолов, которые являются необычным явлением. Как предложил G. Seng;l (2006), скрытые идолы были символами патриархальной религии и представляли бы Бога, который все видит, но не вмешивается в дела людей. Вероятно, что прототипы этой идеологии можно найти в более раннее время. Ромбики с глазами появляются в росписи стен Храма B Arslantepe, ранее в Чатал-Хёек и других местах. «Идолы» появляются впервые в поселениях, в которых жили местные жители и урукцы, поэтому вероятно движение из южных территорий на какой-то общей идеологической основе, связанной с каким-то эпохальным событием.
   Таким образом, мы сталкиваемся с двумя материальными культурами, и, вероятно, формами управления. Хотя мигранты расселились среди местного населения, они продолжали сохранять свой образ жизни и организации. Возможно в некоторых местах (Habuba Kabira, Джебель Аруда) урукцы основали свои колонии. Habuba Kabira, своего рода колония Урука на севере, располагалась на возвышенности, была окружена стеной, имела храмы как Eanna de Uruk или Tell Qannas. Видимо это были своего рода торговые фактории. На первых порах убейдские влияния, соединившись с культурным наследием Халафа, дают гибридные формы, а позднее, в пору Гавры XIII, наблюдается новое усиление южных импульсов, своего рода «убейдский ренессанс».
   Постепенно развитие техники, сложные социально-экономические процессы, происходившие в Южном Двуречье, неуклонно вели к новым существенным технологическим и культурным преобразованиям. В археологических материалах эти инновации получили яркое воплощение в культуре типа Урук, относимой ко второй половине IV тыс. до н. э. Именно в это время происходит завершение формирования экономических и культурных основ шумерской цивилизации.

    Генетика.
   PPNB (Сирия). Исходя из генетической близости ранних земледельцев докерамического неолита PPNB и современного населения Крита и Кипра, было высказано предположение о первых морских миграциях в Европу через Эгейские острова и Кипр (Eva Fern;ndez, et al, 2014). В результате исследования мтДНК памятников докерамического неолита (PPNB) в Tell Halula, Tell Ramad, Dja'de El Mughara, датируемых 8,700–6600 гг. до н.э. было выявлено сходство (по гаплотипам) PPNB с современным населением о. Кипр, южным побережьем Анатолии, Северным Причерноморьем, с локальным эпицентром в горах Карпат (венгры Cs;ng;), евреями ашкенази. Также на основе расстояний (Fst) общую близость с населением Ближнего Востока, с дополнительным локальным центром на Юге Аравийского полуострова (Eva Fern;ndez, et al, 2014). Между докерамическим неолитом Леванта и неолитом Кипра прослеживаются археологические параллели, что предполагает прибытие левантийцев на Кипр и дальнейшую миграцию на Эгейские острова (Vigne J-D, et al, 2012; Broodbank C, et al, 1995; Perl;s C., et al, 2005) и Крит (Hughey JR, et al., 2013).
    Археологические исследования демонстрируют культурные связи Восточной Анатолии, Северной Месопотамии и Южного Кавказа в период позднего неолита (самаррская и халафская культуры) (Badalyan et al.,2010; Nishiaki et al., 2015). В последующий период в данные регионы произошла миграция из Южной Месопотамии (Убейд). В конце 5-го – начале 4-го тыс. до н.э. влияние из Северной Месопотамии распространилось по Южному Кавказу, и далее на север (Lyonnet 2007, 2012). С середины 4-го тыс. до н.э. происходила экспансия Урука на север (Allen and Rothman, 2004). Во второй половине 4-го тыс. до н.э. происходило обратное влияние с Южного Кавказа, Куро-Араксской культуры в Восточную Анатолию, Левант, Иран (Palumbi, 2017; Palumbi and Chataigner, 2014; Rothman, 2011), но без серьезных генетических изменений в населении региона. С середины 7 тыс. до н.э. на территории Анатолии, Южного Кавказа, Северного Ирана и Леванта происходили миграции, в результате которых к халколиту-раннему бронзовому веку сформировалось генетически связанное население. Популяции Анатолии периода халколита-бронзового века являлись уже преемниками данного генетического градиента. 
    Результаты генетических исследований Ближнего Востока периода неолита-бронзового века выявили генетический клин от Западной Анатолии до Ирана (Eirini Skourtanioti et al., 2020). С позднего неолита на всем пространстве от Центральной Анатолии до Загроса происходило смешение местного населения с мигрантами из соседних регионов, при сохранении генетической преемственности в Анатолии, на Южном Кавказе в халколите-раннем бронзовом веке. В то же время в Северном Леванте более половины генофонда, было заменено населением, связанным с халколитом Загроса.   Население позднего неолита (LN) – раннего халколита (EC) от Западной Анатолии до Кавказа и Ирана расположилось на генетическом клине между Barcin N и Iran N.
  Древнейшее городище Tell Kurdu (Телль Курду), расположенное на равнине Amuq; (Амук) было заселено в 6-5 тыс. до н.э. 6 тыс. до н.э., соответствует фазе Амук С, совпадающей с периодом халафской культуры Северной Месопотамии. Последующие уровни (5 тыс. до н.э.) соответствуют фазе Амук Е, «ровеснице» Убейда. Большая часть исследованных образцов соответствуют фазе Амук С (O zbal, 2006). Погребения (первая половина 6 тыс. до н.э. – Амук С) в ямах, в скорченном положении на боку, с минимальным сопроводительным материалом (маленькие сосуды). В одном погребении со взрослым мужчиной найден маленький сосуд и челюсть животного (КРС). Один младенец похоронен в керамическом сосуде. Погребение фазы Амук Е в ящике из глиняных кирпичей.
   На графике PCA (Principal Component Analysis) образцы Телль Курду фазы Амук С (Tell Kurdu_EC) максимально приближены к западно-анатолийскому генетическому кластеру периода неолита, при уменьшении кластера WHG. Просматривается повышенная связь с Levant N (36%), что соответствует географическому положению (Северный Левант), и незначительная с Iran N (15%). Основной компонент - Barcin N, что дает основания предполагать генетическую и культурную связь с «неолитом Анатолии» и Халафом, а также возможности отнести данное население к протоиндоевропейской общности.
    Согласно PCA, outgroup-f3 и f4-статистика население Центральной, Северной и Восточной Анатолии периода позднего халколита - бронзового века (LC-LBA) предположительно происходили от общей предковой популяции, схожей с популяцией позднего неолита – раннего халколита (LN-EC) Анатолии. Соответственно связанной с неолитическими земледельцами Европы. Основное отличие от Barcin N и TellKurdu_EC, периода LC-LBA проявляется в повышенном содержании кластера Iran N (CHG). Что предполагает миграции в этот период населения, насыщенного генетическим компонентом Iran N. 
   Позднехалколитические и раннебронзовые группы из Анатолии Caml;belTarlas;_LC, Ikiztepe_LC, Arslantepe_LC (Anatolia_LC), Topak Hoyuk, а также Южного Кавказа, Северного Леванта (Alalakh, Ebla) уже демонстрируют достаточно однородный генетический фон. Предковый источник смешения которого определяется около 6500 г. до н.э. 
    Основные образцы позднего неолита-раннего энеолита (LN/EC) Анатолии и Южного Кавказа представляют «генетический клин» Barcin N – Iran N, в котором преобладает Barcin N. Образец Bu; yu; kkaya (Bu yu kkaya_EC), первой половины 6 тыс. до н.э. из Центральной Анатолии, в сравнении с другими образцами «неолита Анатолии» имеет повышенную долю Iran N (24-31%), но по-прежнему разделяет больше аллелей с европейскими/анатолийскими земледельцами (Boncucklu, LBK, Barc;n_N), чем группы LC-LBA. Образец Tepecik_N также обладает повышенным содержанием кластера Iran N (22%). Прослеживаются разновекторные миграции между Анатолией и Ираном, начиная с позднего неолита. Миграции плавные, растянутые во времени, а значит происходило постепенное смешение популяций, в котором основой выступало древнее население Анатолии. Что не предполагает резкой смены культурных традиций и языка. Достаточно существенные изменения произошли в конце энеолита-бронзовом веке. Вклад Iran N варьируется от 21 до 38%. Моделирование примесей в данный период предполагает повышенный генетический вклад Levant N для популяций Alalakh_MLBA, Ebla_EMBA, Arslantepe_LC, Barc;n_C и Caucasus_lowlands_LC. Группы населения халколита и бронзового века Ирана (Iran_C) показывают больший генетический вклад Iran_N (34 -53%). Iran_C может быть смоделирован как смесь Iran_N и Barc;n_N. Для населения позднего халколита-бронзового века больше подходит модель смешения TellKurdu_EC (вместо Barcin N) + Iran N (CHG).
    На поселении Mentesh Tepe (Ментеш-Тепе, Азербайджан) были определены три основных периода, прерываемых промежутками в несколько столетий. Период I (5770-5600 до н. э.) относится к поздненеолитической культуре Шому-Шулавери (SSC) (Lyonnet et al., 2016). Период II датируется около 4600 г. до н.э. Период III (4350-4100 гг. до н.э.) характеризуется уже прямоугольными домами, прослеживается связь с восточными районами Муганской степи, а также (лейлатепинская культура) в первой половине 4 тыс. до н.э. с Северной Месопотамией в (Lyonnet, 2007,2012; Ахундов, 2007).
     Недалеко от Mentesh, на правом берегу реки Куры, были раскопаны курганы в Soyuq Bulaq (Союк-Булак, 1-я пол.4 тыс. до н.э.). В одном из наиболее богатых были найдены медные предметы, каменный скипетр, золотые и серебряные бусы. Данные курганы находят аналогии с курганами Се Гирдана (оз. Урмия), курганами майкопской и лейлатепинской культуры (Lyonnet et al., 2008). Затем Ментеш-Тепе использовался только как место для захоронений (кура-аракская культура).
    Polutepe (Полутепе). Муганская степь, Азербайджан. Муганская (Mughan) неолитическая культура представлена круглоплановыми постройками, погребениями в согнутом положении, в неглубоких ямах среди построек. Зачастую, погребенных посыпали охрой, бисером. Последующие слои представляли куро-араксскую культуру (Ахундов, 2011; Ахундов и др., 2017).
    Alkhantepe (Алхантепе). Муганская степь, Азербайджан. Лейлатепинская культура. Легкие сооружения прямоугольной формы из тростника и жердей, покрытых глиной, с очагом посередине. Для более древнего этапа характерны круглые и прямоугольные глинобитные хижины, алтари, различные бытовые очаги и производственные печи. Захоронения среди построек, в согнутом положении на боку. Младенцев хоронили в керамических сосудах. В период позднего халколита лейлатепинской культуры обнаружены орудия труда и предметы из камня и кости, медные изделия, металлический шлак и инструменты (Ахундов, 2014, 2018; МУСЕИБЛИ,2012). Образцы Южного Кавказа, представленные поздним неолитом Mentesh Tepe (5717-5670 гг. до н.э.) и Polutepe (5508-5306 гг. до н.э.), а также позднего халколита Alkhantepe (3776-3661 гг. до н.э.) представляют из себя двустороннюю смесь, с основой Barcin N и менее трети Iran N. 
    Arslantepe (Арслантепе), Восточная Анатолия, равнина Малатья. Первое поселение в 4700 г. до н.э. связано с халафской культурой, затем просматривается влияние Убейда. В 4 тыс. до н.э. происходят изменения, свойственные Месопотамии, но со своими особенностями, которые приводят к зачаткам государственной системы (Frangipane, 2018).  В период Арслантепе VII (3900-3400 гг. до н.э.) прослеживаются связи с Amuq, Quoeiq, Central Anatolia (Balossi Restelli et al., 2012). Погребения (в основном женщины и дети) внутри помещений, под полами. Период Арслантепе VI (3400-3200 гг. до н.э.) (без погребений) демонстрирует миграцию небольшой группы, развитый дворцовый комплекс, расширяются торговые связи (Frangipane, 2012б).  В период VIB1 (3200-3100 гг. до н.э.) в разрушенном поселении оседают пастушеские группы. Продолжается период нестабильности и экспансии новых мигрирующих групп населения, находящегося на более низкой стадии культурного развития (период VI-VIB2). Прослеживаются следы разрушений и смены населения. В результате возводится крепостная стена на вершине холма (период VIB2), внутри которой по-прежнему строятся временные, легкие хижины. Систематизированных захоронений в период VI B1 почти нет, скелеты разбросаны на руинах дворца или свалены в ямы. VI В2 раннего бронзового века - практика захоронения младенцев под полом домов исчезает. В яме вырубленной внутри крепости обнаружены кости различных людей (взрослых) и животных (Erdal, 2012b).
  «Царская гробница» относится к периоду между VI B1 и VI B2. Большая, нетипичная для местной культуры, цистовая могила взрослого мужчины, на дне большой ямы была очень богатой (Frangipane et al., 2001). Предполагается жертвоприношение 4 подростков-девочек на верхних каменных плитах цисты (Palumbi, 2011; Frangipane et al., 2001). Керамика периода VI B2 и VI B2, представляет собой смесь местных светлых изделий со скользящим декором в урукской традиции и ручной посудой красно-черного цвета анатолийской, кавказской традиции. Погребений мало. В 3-м тыс. до н.э. равнина заселена конкурирующими поселениями, среди которых Арслантепе самое крупное (Frangipane, 2012a; Conti and Persiani, 1993).   
   Основные гаплогруппы образцов из Арслантепе представлены переднеазиатскими линиями. Период Арслантепе VII –VII B. Y - гаплогруппы G, H2. МtДНК: H, T1b, J1c, I5a. Период VI A – N1a1a1a.     VI B2: J2a1a1a2 - K1a28, U8b1a1, T2c1 VI D2: J2a1a1a2 – H14b3. Период VI B1: Y-гаплогруппа H2, X-гаплогруппа N1b1a2. Период B1-B2: Y-гаплогруппа R1b1a2- V1636, X-гаплогруппа K1a17a.
   Коллективное захоронение в яме, не имеющего аналогов в соседних регионах. Период VI B1-B2: Y - гаплогруппы J2a1, J1a2, G2a2, E1b1b1, F. X-гаплогруппы: X2i, U1a1d, T2c1, H14a, K1a3, J1c, U3b1, T1, K1a8b. Восемь из тринадцати черепов имели признаки смертельных травм (Erdal, 2012b).
  Согласно графика PCA и f-statistic два образца из коллективного захоронения (в яме) периода VI продемонстрировали некоторое генетическое родство с популяциями Кавказа и Причерноморской степи. Более поздние образцы данной связи уже не разделяют. Возможно, данное коллективное захоронения связано с незначительным и кратковременным набегом, результатом которого было данной захоронение. Заметно некоторое различие (по гаплогруппам) между более ранним периодом VII и более поздними периодами.
    С начала 4 тыс. до н.э. происходили существенные изменения в данном регионе, связанные с миграциями различного населения, в результате которых к концу 4 тыс. до н.э.-началу 3 тыс. до н.э. формируется новый «генетический клин», изменивший культурную и этническую картину в регионе.


   Список литературы:
- Akar, M. (2013). The Late Bronze Age Fortresses at Alalakh: Architecture and Identity in Meditteranean Exchange Systems. In Across the Border: Late Bronze-Iron Age relations between Syria and Anatolia. Proceedings of a Symposium Held at the Research Center of Anatolian Studies, Koc University, Istanbul, May 31–June 1, 2010, K.A. Yener, ed. (Peeters).
- Akar, M. (2017a). Late Middle Bronze Age International Connections: An Egyptian Style Kohl Pot from Alalakh. In Questions, Approaches, and Dialogues in Eastern Mediterranean Archaeology Studies in Honor of Marie-Henriette and Charles Gates, E. Kozal, M. Akar, Y. Heffron, C; . C; ilingiro_glu, T.E. Sxerifo_glu, C. C; ak;rlar, S. U; nlu; soy, and E. Jean, eds. (Ugarit-Verlag).
- Akar, M. (2019). Excavation Results. In Tell Atchana, Alalakh: The Late Bronze II City. 2006-2010 Excavation Seasons, K.A. Yener, M. Akar, and M.T. Horowitz, eds. (Koc; University Press).
- Akar, M., and Kara, D. (2020). The formation of collective, political and cultural memory in the Middle Bronze Age: foundation and termination rituals at Toprakhisar Ho; yu; k. Anatolian Studies. https://doi.org/10.1017/ S0066154619000139.
- Akhundov, T. (2007). Sites de migrants venus du Proche-Orient en Transcaucasie. In Les cultures du Caucase (VIe-IIIe mille; naires avant notre e` re). Leurs relations avec le Proche-Orient, B. Lyonnet, ed. (CNRS Editions/ERC).
- Akhundov, T.I. (2011). Archaeological Sites of the Mugan Steppe and Prerequisites for Agricultural Settlement in the South Caucasus in the Neolithic-Eneolithic. Stratum 2
- Akhundov, T.I. (2014). AmyaotfVf – Vpsfmfojf oayama brpoipcp[p cfla c Aifrbakehaof. S. 78-92. True9 jostjtuta jstprjj natfrjam:opk lum:tur9 N_10. Saolt-Uftfrbur[.
- Akhundov, T.I. (2018). The South Caucasus on the Threshold of the Metal Age. In Context and Connection: Studies on the Archaeology of the Ancient Near East in Honour of Antonio Sagona, A. Batmaz, G. Bedianashvili, A. Michalewicz, and A. Robinson, eds. (Peeters).
- Akkermans P. M. M. G. New Radiocarbon Dates for the Later Neolithic of Northern Syria // Pal;orient. P., 1991. Vol. 17.
- Akkermans P. M. M. G. Villages in the Steppe. Later Neolithic Settlement and Subsistence in the Balikh Valley, Northern Syria. Ann Arbor, 1993.
- Akkermans P. M. M. G., Verhoeven M. An Image of Complexity — The Burn Village at Late Neolithic Sabi Abyad, Syria // American Journal of Archaeology. Boston. — 1995. Vol. 99.
- Akkermans M. M. G.  Nederlands Historisch—Archaeologisch Instituut te Istanbul. 1996.
- Akkermans, P.M.M., and Schwartz, G.M. (2003). The Archaeology of Syria: From Complex Hunter-Gatherers to Early Urban Societies (c. 16,000-300 BC) (Cambridge University Press).
- Akkermans, P. M. M. G. y Duistermaat, K., 1996. “Of Storage and Nomads – The Sealings from Late Neolithic Sabi Abyad, Syria”, Pal;orient.
- Abu al-Soof B. Tell es-Sawwan. Fifth Season’s Excavations (Winter 1967-68) // Sumer. Baghdad, 1969. Vol. 24.
- Algaze, G. (2005). The Uruk World System: the Dynamics of Expansion of Early Mesopotamian Civilization (University of Chicago Press).
- Algaze, G., Goldberg, P., Honc; a, D., Matney, T., Misir, A., Rosen, A., Schlee, D., and Somers, L. (1995). Titrisx Ho; yu; k, a small EBA urban center in southeastern Anatolia: the 1994 season. Anatolica 21.
- Algaze, G., Kelly, J., Matney, T., and Schlee, D. (1996). Late EBA urban structure at Titrisx Ho; yu; k, southeastern Turkey: the 1995 season. Anatolica 22,
- Allentoft, M.E., Sikora, M., Sjo; gren, K.G., Rasmussen, S., Rasmussen, M., Stenderup, J., Damgaard, P.B., Schroeder, H., Ahlstro; m, T., Vinner, L., et al. (2015). Population genomics of Bronze Age Eurasia. Nature 522.
- Antonova, E. V., and B. A. Litvinskij. 1998. “K voprosu ob istokah drevnei kul’turi Perednego Vostoka (raskopki Nevali Chori)” On the Problem of the Origins of Middle East Culture (Excavations in Nevali Cori)]. Vestnik Drevnej Istorii 224
- Arroyo F.E., El movimiento formativo protoestatal en al Yazira y Anatolia Oriental (V-IV milenio a.c.). Los procesos originales y los efectos del contacto con la I Urbanizaci;n mesopot;mica, 2018.
- Badalyan, R., Harutyunyan, A., Chataigner, C., Le Mort, F., Chabot, J., Brochier, J.-E., Balasescu, A., Radu, V., and Hovsepyann, R. (2010). The settlement of Aknashen-Khatunarkh, a Neolithic site in the Ararat plain (Armenia): excavation results 2004-2009. TU; BA-AR 13.
- Baffi Guardata, F. (1988). Les Se; poltures d’Ebla a` l’age du Bronze Moyen. In Wirtschaft und Gesellschaft von Ebla. Akten der Internationalen Tagung Heidelberg 4.-7. November 1986, H. Waetzoldt and H. Hauptmann, eds. (Akten der internationalen Tagung).
- Baffi Guardata, F. (2000). Les Tombes du Bronze Moyen dans le Secteur des Fortifications a` Ebla. In Proceedings of the 1st International Congress on the Archaeology of the Ancient Near East, Rome, May 18th-23rd 1998, P. Matthiae, A. Enea, L. Peyronel, and F. Pinnock, eds. (Sapienza University of Rome).
- BALL, W. (1997), “Tell Shelgiyya: An Early Uruk “Sprig Ware” Manufacturingand Exporting Centre on the Tigris”, Al-Rafidan, XVIII:
- BALL, W. (1990), «Tell el-Hawa and the development of urbanization in the», Jazira Al-Rafidan XI:
- Balossi-Restelli, F., Alvaro, C., Erdal, Y.S., Bartosiewicz, L., Frangipane, M., Liberotti, G., and Sador, L. (2012). Late Chalcolithic 3-4 Developments in the Upper Euphrates Malatya Plain, Rome. Sapienza Universita` di Roma 27.
- BALOSSI-RESTELLI, F. (2008), “Post-Ubaid occupation on the upperEuphrates Late Chalcolithic 1-2 at Arslantepe (Malatya, Turkey)”, en K;hne, H.et alii. (eds.), Proceedings of the 4 th International Congress of the Archaeologyof the Ancient Near East, Vol. 2, Harrasowitz Verlag, Wiesbaden:
 - BALOSSI-RESTELLI, F. (2010), “Extended families and nuclear families, daily life and the use of domestic space in the Ubaid and Post-Ubaid communities: The case of Malatya plain (eastern Turkey)”, Origini XXXII.
- BALOSSI-RESTELLI, F. (2012a), “The beginning of the Late Chalcolithicoccupation at Arslantepe, Malatya”, en Marro, C. (ed.), After the Ubaid.
- Barnes, E. (2012). Atlas of Developmental Field Anomalies of the Human Skeleton: A Paleopathology Perspective (John Wiley & Sons, Inc.).
- Bartl, P.V., and Bonatz, D. (2013). Across Assyria’s Northern Frontier: Tell Fekheriye at the End of the Late Bronze Age. In Across the Border, K.A. Yener, ed. (Peeters).
- Bartosiewicz, L., and Gillis, R. (2011). Preliminary report on the animal remains from C; aml;bel Tarlas;, Central Anatolia. Archaeol. Anz. 2011.
- Bar-Yosef О., The PPNA in the Levant — an overview. Pal;orient 15/1, 1989.
- BATTINI-VILLARD, L. (1999), L’espace domestique en M;sopotamie de la IIIe dynastie d’Ur ; l’;poque p;leo-babylonienne, BAR, Oxford.
- Baudouin, E. (2019). Rethinking architectural techniques of the Southern Caucasusin the 6 th millennium BC: A re-examination of former data and new insights. Pae; orient 45.
- Bavgelen, N. 1999. “Foreword.” P. 8 in M. Ozdogan and N. Bavgelen, eds. Neolithic in Turkey, the Cradle of Civilization: New Discoveries. 2 vols. Istanbul: Arkeoloji ve Sanat Yay;nlar;
- Benz M., Bauer J. Symbols of power – Symbols of crisis?A Psycho-social approach to Early Neolithic symbol systems //Neo-Lithics. – 2013.
- BERMAN, J. (1994), “The Ceramic Evidence for Sociopolitical Organization in Ubaid SW Iran”, en Stein, G. J. y Rothman, M. S. (eds.), Chiefdoms and Early States in the Near East: The Organizational Dynamics of Complexity, (Monographs in World Prehistory 18), Prehistory Press, Madison.
- Bilgi, O;. (2004). _Ikiztepe Mezarl;k Kaz;lar; ve O; lu; Go;mme Gelenekleri 2000-2002 Do; nemleri. Anadolu Arasxt;rmalar; 17.
- Bikai, Egan, Archaeology in Jordan, AJA, 1997.
- Bonogofsky, Neolithic Plastered Skulls and Railroading Epistemologies, 2003.
- Bulu, M. (2017). A Syro-Cilician Pitcher from a Middle Bronze Age Kitchen at Tell Atchana, Alalakh. In Overturning Certainties in Near Eastern Archaeology: A Festschrift in Honor of K. Asl;han Yener, C;. Maner, M.T. Horowitz, and A.Gilbert, eds. (Brill).
- Bulu, M. (2016). An Intact Palace Kitchen Context from Middle Bronze Age Alalakh: Organization and Function. In Proceedings of the 9th International Congress on the Archaeology of the Ancient Near East,
- Byers, S. (2011). Introduction to Forensic Anthropology (Pearson).
- Brandt G, Haak W, Adler CJ, Roth C, Szecsenyi-Nagy A, et al. (2013) Ancient DNA Reveals Key Stages in the Formation of Central European Mitochondrial Genetic Diversity. Science 342: 257–261 10.1126/science.1241844
- Bollongino R, Nehlich O, Richards MP, Orschiedt J, Thomas MG, et al. (2013) 2000 Years of Parallel Societies in Stone Age Central Europe. Science 342: 479–481 10.1126/science.1245049
- Broodbank C, Strasser T (1991) Migrant farmers and the Neolithic colonization of Crete. Antiquity 65:
- Brami, M.N. (2015). A graphical simulation of the 2,000-year lag in Neolithic occupation between Central Anatolia and the Aegean basin. Archaeol. Anthropol. Sci. 7.
- Breniquet C. La disparition de la culture de Halaf. Les origines de la culture d’Obeid dans le Nord de la M;sopotamie. Paris: ;ditions Recherche sur les Civilisations, 1996.
- Brothwell, D.R. (1981). Digging up Bones: the Excavation, Treatment and Study of Human Skeletal Remains (Cornell University Press).
- Broushaki, F., Thomas, M.G., Link, V., Lo; pez, S., van Dorp, L., Kirsanow, K., Hofmanova; , Z., Diekmann, Y., Cassidy, L.M., D;;ez-Del-Molino, D., et al. (2016). Early Neolithic genomes from the eastern Fertile Crescent. Science 353.
- Bryce, T. (2005). The Kingdom of the Hittites (Oxford University Press).
- Caneva et al, Chipped stones at aceramic Cayonu: 1998.
- Cauvin, J. 1977. “Les fouilles de Mureybet (1971–1974) et leur signification pour les origines de la sedentarisation au Proche-Orient.” Annual of the American Schools of Oriental Research 44.
- Cauvin J. Naissance des divinit;s, naissance de l’agriculture. – P.: CNRS, 1994.
- Cauvin J., The birth of the Gods and the origins of agriculture, Cambridge 2000.
- ;ambel H. ;ay;n;, 1984 // Anatolian Studies. – 1985. Vol. 35.
- Calcagnile, L., Quarta, G., and D’Elia, M. (2013). Just at That Time: 14C Determinations and Analyses from EB IVA Layers. In Ebla and Its Landscape. Early State Formation in the Ancient Near East, P. Matthiae and N. Marchetti, eds. (Left Coast Press).
- Carter R.A., and Philip, G. (2010). Beyond the Ubaid. Transformation and Integration in the Late Prehistoric Societies of the Middle East (Chicago University press).
- Carter E. The Glyptic of the Middle-Late Halaf Period at Domuztepe, Turkey (ca 5755–5450). Pal;orient. 2010. Vol. 36, No. 1.
- Carter E. On Human and Animal Sacrifice in the Late Neolithic at Domuztepe. Sacred Killing: The Archaeology of Sacrifice in the Ancient Near East. Eds: Porter A., Schwartz G.M. Winnona Lake Indiana: Eisenbrauns, 2012.
- Carter E., Campbell S., Gauld S. Elusive complexity: New Data from Late Halaf Domuztepe in South Central Turkey. Pal;orient. 2003. Vol. 29, No. 2.
-Carter E., Campbell S. Report on the 2004 Excavation Season at Domuztepe. Kaz; Sonu;lar; Toplant;s;. 2006. 27(1).
- Cherry, J., 1997. “Medieval and Post-Medieval Seals, en Collon, D. (ed.),7000 Years of Seals, BritishMuseum Press, London.
- ;elik В. A New Early Neolithic Settlement: Karahan Tepe //Neo-Lithics. – 2000. – N 2/3.
- Connolly. Technical Strategies and Technical Change at Neolithic Catalh;y;k. // Antiquity. 1999. No.73.
- Conolly, J. (2003) 'The ;atalh;y;k obsidian hoards: a contextual analysis of technology'. In: Moloney, N. and Shott, M. eds. Lithic studies for the new millennium. London: Institute of Archaeology/Archtype Books.
- CAMPBELL, S. (2010), “Understanding symbols: putting meaning into the painted pottery of prehistoric northern Mesopotamia”, en Bolger, D. y Elder, L. (eds.), The Development of Pre-State Societies in the Ancient Near East: Studies in Honour of Edgar Peltenburg, Oxbow Books, Oxford:
- CONTI A.M. and PERSIANI C., When Worlds Collide. Cultural Developments in Eastern Anatolia  in the Early  Bronze  Age.  In: FRANGIPANE M.,  HAUPTMANN  H., LIVERANI M., MATTHIAE P., MELLINK M. (eds.), Between  the  Rivers  and  over  the  Mountains.  Archaeologica State Societies in the Northern Region of Greater Mesopotamia. Pal;orient 23,1.
- Copeland L. Observations on the prehistory of the Вalikh valley, Syria during the 7th to 4th millenia B. C. // Pal;orient. P., 1979. Vol. 5.
- Davidson T. E. Regional Variation within the Halaf Ceramic Tradition. — Edinburg, 1977.
- Davidson T. E., McKerrell H. Pottery Analisis and Halaf Period Trade in Khabur Headwaters Region // Iraq. — 1976. 
- Davidson T. E., McKerrell H. The Neutron Activation Analysis of Halaf and Ubaid Pottery from Tell Arpachiyah and Tepe Gawra // Iraq. —1980. -Vol. XLII.
- Dietler y Hayden 2001. Feasts: Archaeological and Ethnographic Pespectives on Food, Politics, and Power.
- Dietrich О., Heun М., Notroff J., Schmidt К., Zarnkow М. The role of cult and feasting in the emergence of Neolithic communities: New evidence from Gobekli Tepe, southeastern Turkey // Antiquity. – 2012. – Vol. 86.
- Dietrich O., K;ksal-Schmidt ;., Notroff J., K;rk;;o;lu С., Schmidt К. G;bekli Tepe. Preliminary Report on the 2012 and 2013 Excavation Seasons // Neo-Lithics. – 2014. – N 1.
- DI NOCERA G.M. 1998, Die Siedlung der Mittelbronzezeit von  Arslantepe. Roma: Universit; di Roma «La Sapienza»
- Esin, U., 1994. “The functional evidence of seals and sealing of De;irmentepe” en Ferioli, P. et al. (eds.): Archives Before Writing. Proceedings of the International Colloquium, Roma.
- ESIN, U. y HARMANKAYA, S. (1988), “De;irmentepe (Malatya) Kurtarma Kaz;s; 1986”, Kaz; Sonu;lar; Toplant;s; 9.
- Erdal Y.S. Bone or Flesh: Defl eshing and Post-Depositional Treatments at K;rtik Tepe (Southeastern Anatolia, PPNA Period)//Europ. J. of Archaeol. – 2015. – Vol. 18, N 1.
- Erdal Y.S., Erdal O.D. Organized violence in Anatolia: A retrospective research on the injuries from the Neolithic to Early Bronze Age // Intern. J. of Paleopathol. – 2012. – Vol. 2.
- Eirini Skourtanioti, et al, Genomic History of Neolithic to Bronze Age Anatolia, Northern Levant, and Southern Caucasus, 2020.
- Fern;ndez, Eva; et al. (2014). "Ancient DNA analysis of 8000 BC near eastern farmers supports an early neolithic pioneer maritime colonization of Mainland Europe through Cyprus and the Aegean Islands". PLoS Genetics. 10 (6).
- FLANNERY, K. V. (1999), “Chiefdoms in the Early Near East: why it’s so hard to indentify them”, en Alizadeh, A. et alli. (ed), The Iranian World: Essays on Iranian Art and Archaeology Presented to Ezat O. Negahban, Iran University Press, Tehran.
- FOREST, J. D. (1987), “Les bevelled rim bowls: nouvelle tentatived’interpr;tation” Akkadica 53:
- FOREST, J. D. (1996), M;sopotamie. L’apparition de l’;tat, M;diterran;e, Paris.
- FOREST, J. D. (1999), “L’expansion uruk;enne: notes d’un voyageur” Pal;orient 25/1:
-FOREST, J. D. (2009), “La cultura de Gawra d’apres le site ;ponyme” enButterlin, P. (ed.), A Propos de Tepe Gawra. Le Monde Proto Urbain de M;sopotamie, Subartu 23, Turnhout, Brepols.
- FOREST, J. D. (1983b), Les pratiques fun;raires en M;sopotamie du 5emill;naire au debut du 3e: ;tude de cas, ;ditions Recherche sur lesCivilizations, Paris.
 - FOREST, J. D. y VALLET, R. (2008a), “Tell Feres al Sharqi: un site LateChalcolithic dans le Khabur (Syrie)”, Pal;orient 34/1:
 - FOREST, J. D. y VALLET, R (2008b), “Uruk Architecture from abroad: Somethoughts about Hassek H;y;k”, en C;rdoba, J. M.et alii., (eds.), Proceedings ofthe 5th International Congress on the Archaeology of the Ancient Near East, Vol1, Universidad Aut;noma de Madrid, Madrid.
 - FOREST-FOCAULT, Ch. (1980), “Rapport sur les fouilles de Kheit Qasim III-Hamrin”, Pal;orient 6:
 - FRANGIPANE, M. (1989), “Produzione di vasellame in serie e distribuzione dirazioni alimentari nelle societ; protourbane del period Tardo Uruk-Jemdet Nasr”, en Dolce, R. y Zaccagnini, C. (eds.), Il pane del re. Accumulo edistribuzione dei cereali nell’Oriente Antico, Studi di Storia Antica 13, CLUEB,Bologna: 49-63.-
 - FRANGIPANE, M. (1992), “Dipinti murali in un edificio “palaziale” di Arslantepe-Malatya: aspetti ideologici nelle prime forme di centralizzazione econ;mica”, Studi Micenei ed Egeo-Anatolici 30:
 - FRANGIPANE, M. (1993), “Excavations at Arslantepe-Malatya, 1992”, KaziSonu;lari Toplantisi XV:
 - FRANGIPANE, M. (1996), La nascita dello Stato nel Vicino Oriente. Dailinaggi alla burocracia nella Grande Mesopotamia, Laterza, Roma.
 - FRANGIPANE, M. (1997), “A 4th millennium temple/palace complex at Arslantepe-Malatya. North-South relations and formation of early state societiesin the northern regions of Greater Mesopotamia”, Pal;orient 23/1:
 - FRANGIPANE, M. (2000), “Origini ed evoluzione del Sistema centralizzato ad Arslantepe: dal “Tempio” al “Palazzo” nel IV millennio a. C.”, Isimu 3:
 - FRANGIPANE, M. (2001), “Centralization Processes in Greater Mesopotamia:Uruk “Expansion” at the Climax of Systemic Interactions among Areas of theGreater Mesopotamian Region”, en Rothman, M. S. (ed.), Uruk, Mesopotamiaand its Neighbors: Cross-cultural Interactions in the Era of State Formation, School of American Research Press.
- Frangipane, M. (ed); (2013) «Пятьдесят лет раскопок и исследований в Арслантепе-Малатья (Турция). Вклад в изучение самых ранних централизованных обществ », Geri;n 31
- Frangipane M., The Role of Metallurgy in Different Types of Early Hierarchical Society in Mesopotamia and Eastern Anatolia APPROPRIATING INNOVATIONS ENTANGLED KNOWLEDGE IN EURASIA, 5000–1500 BCE, edited by P. Stockhammer and J. Maran, Oxbowbooks, 2017.
- Frangipane M., Arslantepe-Malatya: A Prehistoric and Early Historic Center in Eastern Anatolia
Oxford Handbooks Online, 2011
- Frangipane M., On Models and Data in Mesopotamia, Current Anthropology, 2001
- Frangipane M., Transitions” as an archaeological concept. Interpreting the final Ubaid - Late Chalcolithic transition in the northern periphery of Mesopotamia
- Frangipane M., "Metalwork at Arslantepe in Late Chalcolithic and Early Bronze I: The evidence from metal analyses" by A.M. Palmieri and C. Caneva) in Perspectives on Protourbanization in Eastern Anatolia: Arslantepe (Malatya)
- M. Frangipane, D. Mangano, THE EXHIBITION OF A MUD-BRICK MONUMENTAL COMPLEX IN A STRATIFIED MOUND: THE CASE OF 4TH MILLENNIUM ARSLANTEPE (MALATYA) T;ba-Ked 8, 2010
- Frangipane M (1992), “Dipinti murali in un edificio “palaziale” di Arslantepe-Malatya: aspetti ideologici nelle prime forme di centralizzazione econ;mica”, Studi Micenei ed Egeo-Anatolici 30:
 - Frangipane M. (1993), “Excavations at Arslantepe-Malatya, 1992”, KaziSonu;lari Toplantisi XV:
- Frangipane M. (1996), La nascita dello Stato nel Vicino Oriente. Dailinaggi alla burocracia nella Grande Mesopotamia, Laterza, Roma.
- Frangipane M, M. (1997), “A 4th millennium temple/palace complex at Arslantepe-Malatya. North-South relations and formation of early state societiesin the northern regions of Greater Mesopotamia”, Pal;orient 23/1.
- FRANGIPANE, M. y PALMIERI, (1983), “Perspectives on Protourbanization in Eastern Anatolia: Arslantepe (Malatya). An Interim Report on 1975-83 Campaigns”, Origini XII/2:
 - FRANGIPANE, M. y PALMIERI, A. (1989), “Aspects of Centralization in the Late Uruk period in mesopotami an periphery”, Origini XIV.
- FREEDMAN, D. N. (ed.) (1979), Archaeological Reports from the Tabqa Dam Project:Euphrates Valley, Syria, (The Annual of the American School ofOriental Research 44), The American Schools of Oriental Research, Cambridge.
- Gawro;ska J., Grabarek A., Kanjou Y. Human and animal graves // Tell Qaramel 1999–2007: Protoneolithic and Early Pre-pottery Neolithic Settlement in Northern Syria. – Warszawa: Polish Centre of Mediterranean Archaeology, 2012.
- Giulio Palumbi, et al, The Arslantepe Royal Tomb and the “Manipulation” of the Kurgan Ideology in Eastern Anatolia at the Beginning of the Third Millennium, Proceedings of the International Conference held in Udine, May 15th-18th 2008.
- Haas, J., Buikstra, J.E., Ubelaker, D.H., and Aftandilian, D.; Field Museum of Natural History (1994). Standards for Data Collection from Human Skeletal Remains: Proceedings of a Seminar at the Field Museum of Natural History, Organized by Jonathan Haas (Arkansas Archaeological Survey).
- Hauptmann, H. 1993. “Ein Kultgebaude in Nevali Cori.” Pp. 37–69 in M. Frangipane et al., eds. Between the Rivers and over the Mountains: Archaeologica Anatolica et Mesopotamica Alba Palmieri dedicata. Rome: Universita di Roma “La Sapienza.”
- Hauptmann H. Ein Kultgeb;ude in Nevali ;ori // Between the rivers and over the mountains: Archaeologica Anatolica et Mesopotamica Alba Palmieri Dedicata. – Roma: Dipartimento di Scienze storiche, archeologiche e antropologiche dell’Antichit;, Univ. di Roma “La Sapienza”, 1993.
- Hauptmann H. The Urfa Region // Neolithic in Turkey: the cradle of civilizations. – Istanbul: Arkeoloji ve Sanat Yayinlari, 1999.
- Hauptmann H. Ein fr;hneolitisches Kultbild aus Kommagene // Gottk;nige am Euphrat: Neue Ausgrabungen und Forschungen in Kommagene.
- HENRY DE CONTENSON, J. B. (1992), Pr;histoire de Ras Shamra: Les sondages stratigraphiques de 1955 ; 1976, (Ras Shamra-Ougarit 8), ;ditions Recherche sur les Civilisations, Paris.
- Hijara I. The Halaf Period in Northern Mesopotamia. L., 1997.
- Hijara I. Three New Graves at Arpachiyah // World Archaeology. L. — 1978. Vol. 10/2.
- Hijara I., Watson J. P. N., Hubbard R. N. L. B., Davies C. Arpachiyah 1976 // Iraq. L., 1980. Vol. 42.
- Hodder I., Meskell L. A Curious and Sometimes a Trifl e Macabre Artistry: Some Aspects of Symbolism in Neolithic Turkey // Current Anthropol. – 2011. – Vol. 52, N 2.
- Hole, F., 1989: “Patterns of burial in the fifth millennium”.
- Hughey JR, Paschou P, Drineas P, Mastropaolo D, Lotakis DM, et al. (2013) A European population in Minoan Bronze Age Crete. Nat Commun 4: 1861 10.1038/ncomms2871
- JASIM, S. A. 1985, The Ubaid Period in Iraq. Recent Excavations in the Hamrin Region 2. Vol., BAR International Series 267, British Archaeological Reports, Oxford.
 - JASIM, S. A. 1989, “Structure and Function in an ‘Ubaid Village”, en Hendrickson, E. F. y Thuesen, I. (eds.), Upon this Foundation: The Ubaid Reconsidered, (Proceedings of the Ubaid Symposium, Elsinore, May 30th -June 1 st, 1988), Museum Tusculanum Press, Copenhagen:
 - JASIM S. A. y OATES, J. (1986), “Early Tokens and Tablets in Mesopotamia: new information from Tell Abada and Tell Brak”, World Archaeology 17.
- Kennedy, J. R., 2012: “Commensality and Labor in Terminal Ubaid NorthernMesopotamia”, Between Feasts and Daily Meals. Toward and Archaeology ofCommensal Spaces, Special issue e-Topoi 2.
- Kepinski, C., 2011: “New Evidence from Grai Resh, Northern Iraq –the 2001and 2002 Seasons. A Pre-Uruk Expansion Site from the Late ChalcolithicPeriod”, Zeitschrift f;r Orient-Arch;logie.
- KEPINSKI, C. (2009), “Grai Resh et la haute-M;sopotamie de 4200 ; 3600 av. J.-C.: des contacts lontains aux strat;gies territoriales”, en Butterlin, P. (ed.), A Propos de Tepe Gawra. Le Monde Proto Urbain de M;sopotamie, Subartu 23, Turnhout, Brepols.
 - Kenyon, K. 1957. Digging up Jericho. London: Ernest Benn.
- Kirkbride, D. 1966. “Five Seasons at the Pre-Pottery Neolithic Village of Beida in Jordan.”Palestine Exploration Quarterly 98.
- Kirkbride, D., B. F. Byrd 1989, The Natufian encampment at Beidha: late pleistocene adaptation in the southern Levant. Aarhus.
- Kirkbride D. Umm Dabaghiyah, 1971: A Preliminary Report // Iraq. L., 1972. Vol. 34.
- Kirkbride D. Umm Dabaghiyah 1972: A Second Preliminary Report // Iraq. L., 1973. Vol. 35.
- Kirkbride D. Umm Dabaghiyah 1973: A third preliminary report // Iraq. L., 1973. — Vol. 35.
- Kirkbride D. Umm Dabaghiyah: A Trading Outpost? // Iraq. L., 1974. Vol. 36.
- Kirkbride D. Umm Dabaghiyah: A Fourth Preliminary Report // Iraq. L., 1975. Vol. 37.
- Kirkbride D. Umm Dabaghiyah // Fifty Years of Mesopotamian Discovery / J. Curtis. L., 1982.
- KILROE, L. (2014): “Precious Deposits: New Interpretations of Infant Jar Burials in Ancient Egypt and Sudan”, en Pinarello, M. S. et alii. (eds.), Current Research in Egyptology 2014: Proceedings of the Fifteenth Annual Symposium University College London & King’s College London 2014, Oxbow Books, Oxford:
- Kornienko, T. V. 2006. Pervie khrami Mesopotamii: Formirovanie tradisii kul’tovogo stroitel’stva na territorii Mesopotamii v dopis’mennuyu epokhu [The First Temples of Mesopotamia: Forming the Tradition of Cult Construction in Prehistoric Mesopotamia]. St. Petersburg: Aletheia.
- Kornienko T.V. Notes on the Cult Buildings of Northern Mesopotamia in the Aceramic Neolithic Period // J. of Near Eastern Studies. – 2009. – Vol. 68, N 2.
- K;ksal-Schmidt ;., Schmidt K. The G;bekli Tepe “Totem Pole”: A First Discussion of an Autumn 2010 Discovery (PPN, Southeastern Turkey) // Neo-Lithics. – 2010. – N. 1.
- Koz;owski S.K. The gods from Nemrik // Al-R;fi d;n. –1997. – N 18.
- KUBBA, S. A. A. (1987), Mesopotamian Architecture and Town Planning. From the Mesolithic to the end of the Proto-historic Period c.10,000 - 3,500 B.C. 2 Vol., BAR International Series 367, Archaeopress, Oxford.
-  Lazaridis, Iosif; et al. (2016). "The genetic structure of the world's first farmers". bioRxiv 10.1101/059311. – Table S6.1 - Y-chromosome haplogroups.
- Le Mort F., Erim-;zdo;an A., ;zbek M., Yilmaz Y. Feu et arch;oanthropologie au Proche-Orient (;pipal;olithique et n;olithique). Le lien avec les pratiques fun;raires. Donn;es nouvelles de ;ay;n; (Turquie) // Pal;orient. – 2000. – Vol. 26, N 2.
-Lyonnet B.,La culture de Ma;kop, la Transcaucasie, l’Anatolie orientale et le ProcheOrient: Relations et chronologie. Lescultures du Caucase (VIe-IIIe mill;naires avant notre ;re). Leurs relations avec le Proche-Orient. Paris: CNRS ;ditions, 2007.
- LLOYD, S. 1980, Foundations in the Dust. The Story of Mesopotamian Exploration, Thames and Hudson, London.
- Lloyd S., Safar F. Tell Hassuna: Excavations by the Iraq Government Directorate of Antiquities in 1943 — 44 // Journal of Near Eastern Studies. Chicago. — 1945. Vol. 4 N. 4.
- LORENTZ, K. O. (2010), “Ubaid headshaping: negotiations of identity through physical appearance?, en Carter, R. A. y Philip, G. (eds.), Beyond the Ubaid: Transformation and Integration in the Late Prehistoric Societies of the Middle East, (Studies in Ancient Oriental Civilization 63), Oriental Institute of the University of Chicago, Chicago.
- LORENTZ, K. O. (2011), “Human Remains”, en Stein, G. J., Tell Zeidan, Oriental Institute Annual Report 2010-2011.
- Lyonnet B., De la th;orie ; la pratique, les travaux de Jean-Claude Gardin en Asie centrale, Les Nouvelles de l'Arch;ologie 144(144):DOI: 10.4000/nda.3468, Project: Various research in Central Asia, 2016.
- Levine L.D., McDonald M.M.A. The Neolithic and Chalcolithic Periods in the Mahidasht. Iran. 1977. Vol. 15.
- Mallowan M. E. L. Excavations in the Balikh Valley, 1938//Iraq. — 1946. — Vol. VIII. Tell Sabi Abyad the Late Neolithic Settlement. Report on the Excavations of the University of Amsterdam (1988) and National Museum of Antiquities Leiden (1991-1993) in Syria. Vol. I-II. Edited by Peter.
- Mallowan M. E. L., Rose J. C. Prehistoric Assyria, the Excavations at Tell Arpachiyah, 1933 // Iraq. —1935. —Vol. II. —Part. I.
- MALLOWAN, M. E. L. (1976), “The development of cities from Al-Ubaid to the End of Uruk 5”, en Edwards, I. E. S. et alii. (eds.), Cambridge Ancient History Vol. 1, Part.1, Cambridge University Press, Cambridge: 327-462. - MALLOWAN, M. E. L. y LINFORD, H. (1969), “Rediscovered Skulls from Arpachiyah”, Iraq 31:
- MALLOWAN, M. E. L. y ROSE. J. C. (1935b), Prehistoric Assyria: The excavations of Tell Arpachiyah, 1933, Oxford University Press, London.
- MELLART, J. (1975), The Neolithic of the Near East, Thames and Hudson, London.
- McMAHON, A. y STONE, A. (2013), “The Edge of the City: Urban Growth and Urban Space in 4th millennium BC Mesopotamia”, Origini 35.
- McGEORGE, P. J. P. (2013): “Intramural infant burials in the Aegean Bronze Age. Reflections on symbolism and eschatology with particular reference to Crete”, en Henry, O. (ed.), Le mort dans la ville. Pratiques, contexts et impacts des inhumations intra-muros en Anatolie, du d;but de l’;ge du Bronze ; l’;poque romaine”, Institut Fran;ais d’;tudes Anatoliennes George Dum;zil, Istanbul:
– Mainz am Rhein: Verl.Ph. von Zabern, 2000. Anthropomorphic Statue from the Taurus Foothills // Neo- Lithics. – 2001. – N 1.
- Mellink M.J., J. Filip. Fr;he Stufen der Kunst // Propyl;en Kunstgeschichte. Bd. 14. Berlin, 1985
- Mellink M.J., Archaeology in Anatolia, AJA, 1990.
- Merpert N. Y., Munchaev R. M. Early agricultural settlements in the Sinjar Plain, northern Iraq // Iraq. L., 1973. Vol. 35.
- Merpert N. Y., Munchaev R. M. The Earliest Levels at Yarim Tepe I and Yarim Tepe I in Northern Iraq // Iraq. L., 1987. Vol. XLIX.
- Merpert N. Y., Munchaev R. M. Yarim Tepe III: The Ubaid Levels // Early Stages in the Evolution of Mesopotamian Civilization: Soviet Excavations in Northern Iraq / N. Yoffee, J. J. Clark. Tucson, 1993.
- Molleson T. I., S. C a m p b e l l. Deformed Skulls at Tell Arpachiyah: the Social Context. The Archaeology of Death in the Ancient Near East, eds, Campbell S., Green A. Oxbow Monograph 51, 1995;
- Oates J., Ur and Eriduthe, Prehistory, Iraq, 1960.
- Oates D., Oates J. Early Irrigation agriculture in Mesopotamia // Problems in Economic and Social Archaeology / G. de G. Sieveking, I. H. Longworth, K. E. Wilson. L., 1977.
- Oates J. Choga Mami, 1967-1968: a Preliminary Report // Iraq. L., 1969. Vol. 31.
- Oates J. The Choga Mami Transitional // Pr;histoire de la M;sopotamie. La M;sopotamie Prehistorique et l’exploration r;cent du djebel Hamrin. Colloque international du CNRS. P., 1987.
 -Oates, J., 2002: “Tell Brak: Ther 4th Millennium Sequence at Brak and itsImplications”, en Postgate, J. N., (ed): Artefacts of Complexity: Tracking theUruk in the Near East, Warminster Wiltshire.
- Oates, J. et al., 1977: “Seafaring Merchants of Ur?” Antiquity51
- ;zdogan, 1995 — ;zdog¬an A. Life at ;ay;n; During the Pre1Pottery Neolithic Period (according to the artifactual assemblage) //Readings in Prehistory. Studies Presented to Halet ;ambel /J. Roodenberg, ed. Istanbul, 1995.
- ;zdogan, 2008. ;ay;n; // T;rkiye’de Neolitik d;nem. Yeni kazilar, yeni bulgular (The Neolithic Period in Turkey: New Excavations, New Findings). Anadolu’da Uygar1 ligin Dog¬us«u ve Avrupa’ya YayDlDmD / M. ;zdo0an, N. Bas«gelen (eds). Istanbul, 2008. Vol. 1, 2.
- Rollefson, G. O. 1998. “Ain Ghazal (Jordan): Ritual and Ceremony III.” Palйorient 24/1.
- M. ;zdogan. Neolithization of Europe: A View from Anatolia. Part 1: The Problem and Evidence of East Anatolia // Porocilo o raziskovanju paleolitika, neolitika in eneolitika v Slovenji. 1994. No.22.
- M. ;zdogan. The Beginning of Neolithic Economies in Southeastern Europe: An Anatolian Perspective // Journal of European Archaeology. 1997. No.5/2.
- A. ;zdogan. Cay;n; (1999a) // ;zdogan, Basgelen (Eds.), 1999
- M. ;zdogan. Concluding Remarks (1999 b) // ;zdogan, Basgelen (Eds.), 1999.
- M. ;zdogan. The Apparence of Early Neolithic Cultures in Northwestern Turkey // Hiller, Nikolov (Eds.), 2000.
- M. ;zdogan. Defining the Neolithic of Central Anatolia // Gerard, Thissen (Eds.), 2002.
- M. ;zdogan, N. Basgelen (Eds.). Neolithic in Turkey – The Cradle of Civilizations. Istanbul, 1999.
- M. ;zdogan, A. ;zdogan. Cay;n; – A Conspectus of Recent Work // Paleorient. 1998. No. 15/1.
- M. ;zdogan, A. ;zdogan. Buildings of Cult and Cult of Buildings // Arseb;k et al. (Eds.), 1998.
- PALMIERI, A. (1973), “Scavi nell’area sud-occidentale di Arslantepe. Ritrovamento di una struttura templare dell’Antica Et; del Bronzo”, Origini VII:
 - PALMIERI, A. (1978), “Scavi ad Arslantepe (Malatya)”, Quaderni de la Ricerca Scientifica 100.
- Palumbi G. A Preliminary Analysis on the prehistoric pottery from Aratashen (Armenia). Les cultures du Caucase (VIe–IIIe mill;naires avant notre ;re) Leurs relations avec le Proche-Orient. Eds: B. Lyonnet, T. Akhundov. Paris: ;ditions Recherche sur les Civilisations; CNRS, 2007.
 - PARKER, B. J. (2010), “Networks of interregional interaction duringMesopotamia’s Ubaid period”, en Carter, R. A. y Philip, G. (eds.), Beyond theUbaid: Transformation and Integration in the Late Prehistoric Societies of the Middle East, Studies in Ancient Oriental Civilization 63, Oriental Institute of theUniversity of Chicago, Chicago: 339-360.-
 - PARKER, B. J. et alii. (2008), “Preliminary report from the 2005-2006 field seasons at Kenan Tepe”, Anatolica 34:
 - PARKER, B. J. et alii. (2009), “The Upper Tigris Archaeological Research Project (UTARP): A Preliminary Report from the 2007 and 2008 Field Seasonsat Ke nan Tepe”, Anatolica XXXV.
- PERKINS, A. (1949), The comparative archaeology of Early Mesopotamia, (Studies in Ancient Oriental Civilization 25), Oriental Institute of the University of Chicago, Chicago.
- Perl;s C (2005) An alternate (and old fashioned) view of the Neolithisation in Greece. Documenta Praehistorica XXX.
- PETRIE, C. A. (2012), “Ceramic Production”, en Potts, D. T. (ed.), A Companion to the Archaeology of the Ancient Near East. Vol. 1”, Blackwell, Malden-Oxford.
- PETRIE, C. A. (2013), “Ancient Iran and its neighbours: the state of play”, en Petrie, C. A. (ed.), Acient Iran and Its Neighbours: Local Developments and Long-range Interactions in the Fouth Millennium BC, The British Institute of Persian Studies (Archaeological Monograph Series III), Oxford.
 - PIERCE, J. (1999), “Investigating Ethnicity at Hacinebi: Ceramic Perspectives on Style and Behavior in 4th Millennium Mesopotamiam-Anatolian Interaction”, Pal;orient 25/1.
- RIHAOUI, A. K. (1965), “Etude pr;liminaire sur la sauvegarde des monuments dans la r;gion du barrage de l’Euphrate”, Annales Arch;ologique de Syrie 15.
- Pollock, S., 2003: “Feasts, funerals, and fast food in early Mesopotamianstates”.
- Porada E., Hansen D. P., Dunham S., Babcock S. H. The Chronology of Mesopotamia, ca. 7000 — 1600 BC // Chronologies in Old World Archeology / R. W. Ehrich. Chicago — L., 1992.
- Redman, 1983, Regulatory and Change in the Architecture of an Early Village, 1983.
- REICHEL, C. (2006a), “Hamoukar”, Oriental Institute Annual Reports 2005- 2006.
- REICHEL, C. (2006b), “Urbanism and Warfare: the 2005 Hamoukar, Syria, excavations”, The Oriental Institute News and Notes 189.
- REINOLD, J. (1985), “La n;cropole n;olithique d’el-Kadada au Soudan Central: les inhumation d’enfants en vases”, en F. Geus and F. Thill (eds.), M;langes Offerts ; Jean Vercoutter, Editions Recherches sur les Civilisations, Paris,
- Renfrew C (1987) Archaeology and language: the puzzle of Indo-European origins. CUP Archive.
- Rosenberg M. Hallan ;emi // Neolithic in Turkey: the cradle of civilizations. – Istanbul: Arkeoloji ve Sanat Yayinlari, 1999.
- ROSENBERG, D. (2009), “Flying Stones – The Slingstones of the Wadi Rabah Culture of the Southern Levant”, Pal;orient 35/2: 99-112.
- Rosenberg M., Redding R.W. Hallan ;emi and Early Village Organization in Eastern Anatolia // Life in Neolithic Farming Communities: social organization, identity, and differentiation. – N. Y.: Kluwer Academic Publishers, 2000.
- Rothman, M. S., (ed.) 2001: Uruk Mesopotamia and its Neighbors: Cross-cultural Interactions in the Era of State Formation, Santa Fe.
- Rothman, M. S., 2002: Tepe Gawra: The evolution of a small prehistoriccenters in northern Iraq, Philadelphia.
- Rothman, M. S., 2009: “Religion, Function, and Social Networks: Tepe Gawrain the Late Fifth and Early Fourth Millennia BC”, en Butterlin, P. (ed.): APropos de Tepe Gawra. Le Monde Proto Urbain de M;sopotamie, Subartu 23,Turnhout.
- Rothman, M. S. & Blackman, M. J., 2003: “Late Fifth and Early FourthMillennium Exchange Systems in Northern Mesopotamia: ChemicalCharacterization of Sprig and Impresed Wares”, Al-Rafidan XXIV, 1-24.
- Roaf, M., 1989: “’Ubaid Social Organization and Social Activities as seenfrom Tell Madhur”.
- Roaf, M., 1982: “The Hamrim Sites”, en Curtis, J. (ed.): Fifty Years of Mesopotamian Discovery, London.
- ROUX, G. (2002), Mesopotamia. Historia pol;tica, econ;mica y cultural, Akal, Madrid.
- Rosenberg, M. 1999. “Hallan Cemi.” Pp. 25–33 in M. Ozdogan and N. Bavgelen, eds. Neolithic in Turkey, the Cradle of Civilization: New Discoveries. 2 vols. Istanbul: Arkeoloji ve Sanat Yay;nlar;.
- Rosenberg, M., et al. 1998. “Hallan Cemi, Pig Husbandry, and Post-Pleistocene Adaptations along the Taurus-Zagros Arc (Turkey).” Palйorient 24/1.
- Rosenberg, M., and R. W. Redding. 2000. “Hallan Cemi and Early Village Organization in Eastern Anatolia.” Pp. 39–61 in I. Kuijt, ed. Life in Neolithic Farming Communities. Social Organization, Identity and Differentiation. New York: Kulwer Academic/Plenum Publishers.
- M. Rosenberg, R.W. Redding. Hallan Cemi and Early Village Organization in Eastern Anatolia // Kujit (Ed.), 2000.
- Rusanova, I. P., and B. A. Timoschuk. 1993. Yazicheskie svyatilischa drevnih slavyan [Heathen Sanctuaries of the Ancient Slavs]. Moscow: Moscow Science and Research Center of Archaeology “Arkhe.”
- SADIG, A. M. (2012), “Individuals and Families: Traditions of Burials in the Sudanese Neolithic 5000-3000 BC”, Adab 29/1: 58-93. - SADIG, A. M. (2014), “Child Burials: A Funerary Practice in the Middle Nile Region. Evidence from the Late Neolithic Site of es-Sour”, in Anderson, J. R. and Welsby, D. A. (eds.), The Fourth Cataract and Beyond. Proceedings of the 12th International Conference for Nubian Studies, British Museum Publications on Egypt and Sudan 1, Leuven-Paris-Walpole.
- SAFAR  F., et alii. (1981), Eridu, Baghdad Directorate General of Antiquities and Heritage, Baghdad.
- Schirmer, W. 1983. “Drei Bauten des Cayonu Tepesi.” Pp. 463–76 in R. M. Boehmer and H. Hauptmann, eds. Beitrдge zur Altertumskunde Kleinasiens: Festschrift fьr Kurt Bittel. Mainz: Verlag Philipp von Zabern.
- Schirmer, W.. 1990. “Some Aspects of Building at the ‘Aceramic Neolithic’ Settlement of Cayonu Tepesi.” World Archaeology 21.
- Schmidt, K. 1997. “Snakes, Lions and Other Animals: The Urfa Project 1997.” Neo-Lithics: A Newsletter of Southwest Asian Lithics Research,
- Schmidt, K.. 1998. “Fruhneolithische Tempel: Ein Forschungsbericht zum prakeramischen Neolithikum Obermesopotamiens.” Mitteilungen der Deutschen Orient-Gesellschaft 130:
- Schmidt, K. 1999, “Fruhe Tier- und Menschenbilder vom Gobekli Tepe: Kampagnen 1995–98: Ein kommentierter Katalog der Grosplastik und der Reliefs.” Istanbuler Mitteilungen
- Schmidt, K.. 1999, “Boars, Ducks and Foxes: The Urfa Project 1999.” Neo-Lithics: A Newsletter of Southwest Asian Lithics Research, no. 3:
- Schmidt, K. 2000. “ ‘Zuerst kam der Tempel, dann die Stadt’: Vorlaufiger Bericht zu den Grabungen am Gobekli Tepe und am Gurcutepe 1995–1999.” Istanbuler Mitteilungen
- Schmidt, K. 2001. “Gobekli Tepe, Southeastern Turkey: A Preliminary Report on the 1995–1999 Excavations.” Palйorient 26/1: 45–54.
- Schmidt, K. 2001 (2). “Gobekli Tepe and the Early Neolithic Sites of the Urfa Region: A Synopsis of New Results and Current Views.” Neo-Lithics: A Newsletter of Southwest Asian Lithics Research 1, no. 1: 10.
- Schmidt, K. 2004. “Fruhneolithische Zeichen vom Gobekli Tepe.” Tьrkiye Bilimler Akademisi Arkeoloji Dergisi (TЬBA-AR) 7: 93–105.
- Schmidt, K. 2005. “Gobekli Tepe.”.
- Schmidt, K. 2006. Sie bauten die ersten Tempel: Das rдtselhafte Heiligtum der Steinzeitjдger: Die archдologische Entdeckung am Gцbekli Tepe. Munich: Verlag C. H. Beck.
- Schmidt, K. 2008. “Die steinzeitlichen Heiligtumer am Gobekli Tepe.” Colloquium Anatolicum
- Schmidt, 2006 — Schmidt K. Sie bauten ersten Tempel. Das r;tsel1hafte Heiligtum der Steinzeitj;ger. Die arch;ologische Entde1 ckung am G;bekli Tepe. M;nchen, 2006.
- Schmidt, 2008a — Schmidt K. Die steinzeitlichen Heiligt;mer am G;bekli Tepe // Colloquium Anatolicum. Istanbul, 2008. Vol. 7.
- Schmidt, 2008b, Gebekli Tepe — Enclosure C // Neo1 Lithics: The Newsletter of Southwest Asian Neolithic Research. 2008. No 2.
- Schmandt-Besserat, D., 2001: “Feasting in the Ancient Near East”, en Dietler,M. y Hayden, B. (eds.):Feasts, Archaeological and Ethnographic Perspectiveson Food, Politics and Power, Washington DC.
- SERDAR GIRGINER, K. y COLLON, D. (2014), “Cylinder and stamp seals from Tatarl; H;y;k”, Anatolian Studies 64.
- Stein, G. J., 1994: “Economy, ritual and power in Ubaid Mesopotamia”.
- Singh P. Neolithic Cultures of Western Asia. L., 1974.
- Stordeur D., Lebreton М. Figurines, pierres ; rainures, “petits objets divers” et manches de Mureybet // Le site n;olithique de Tell Mureybet (Syrie du Nord): En hommage ; Jacques Cauvin / ed. J. Iba;ez. – Oxford: Archaeopress-Maison de L’Orient de la M;diterran;e Jean Pouilloux, 2008. – Vol. II. Р. (BAR Intern. Ser.; 1843).
- Stordeur, 2000 — Stordeur D. New Discoveries in Architecture and Symbolism at Jerf el Ahmar (Syria), 1997–1999 // Neo1Lithics: The Newsletter of Southwest Asian Neolithic Research. 2000. No 1.
-  Stordeur D., Brenet M., Der Aprahamian G.Roux J.C. Les b;timents communautaires de Jerf el Ahmar et Mureybet horizon PPNA (Syria) // Pal;orient. 2001. Vol. 26. No 1.
- Stordeur, D. 1998. “Espace naturel, espace construit a Jerf el Ahmar sur l’Euphrate.” Pp. 93–108 in M. Fortin and O. Aurenche, eds. Espace naturel, espace habitй en Syriedu Nord (10e–2e millйnaires av. J.-C.): Actes du Colloque Tenu а l’Universitй Laval (Quйbec) du 5 au 7 mai 1997. Toronto: Canadian Society for Mesopotamian Studies and Lyon: Maison de l’Orient.
- Stordeur, D, 1999. “Organisation de l’espace construit et organisation sociale dans le Neolithique de Jerf el Ahmar (Syrie, Xe–IXe millenaires av. JC).” Pp. 131– 49 in F. Braemer, S. Cleuzion, and A. Coudart, eds. Habitat et sociйtй: XIXe Rencontres Internationales d’Archйologie et d ’Histoire d ’Antibes. Antibes: APDCA.
- Stordeur, D., et al. 2000. “Les batiments communautaires de Jerf el Ahmar et Mureybet horizon PPNA (Syrie).” Palйorient 26/1.
- STREIT, K. (2016), “Protohistoric Infant Jar Burials on the Southern Levant in Context: Tracing cultural influences in the Late Sixth and Fifth Millennia BCE”, en Ganor, S. et alii., (eds.), From Sha’ar Hagolan to Shaarain. Essays in Honor of Prof. Yosef Garfinkel, Israel Exploration Society, Jerusalem.
- Thissen, L. 1993. New Insights in Balkan-Anatolian Connections in the Late Chalcolithic: Old Evidence from the Turkish Black Sea Littoral. Anatolian Studies, 43.
- Thissen, L. 1999. Trajectories towards the Neolithisation of NW Turkey. Documenta Praehistorica, 26:
- Thissen, L. 2001. The Pottery of Il;p;nar, Phase X to VA. In: J. J. Roodenberg & L. C. Thissen, eds. The Il;p;nar Excavations II. Leiden: Nederlands Instituut Voor Het Nabije Oosten.
- Thissen, L., van As, A. & Jacobs, L. 2007. Some Thoughts on the Appearance of Pottery in Lower Danube Plain (Romania). Leiden Journal of Pottery Studies, 23
- Twiss, K., 2012: “The Complexities of Home Cooking: Public Feasts andPrivate Meals Inside the ;atalh;y;k House”.
- Tobler A.J. Excavations at Tepe Gawra. Philadelphia, PA: University of Pennsylvania Press, 1950.
- Verhoeven, 2002a — Verhoeven M. Ritual and Ideology in the Pre1 Pottery Neolithic B of the Levant and Southeast Anatolia //Cambridge Archaeology Journal. 2002. No 12.
- Verhoeven, 2002b — Verhoeven M. Transformations of Society: the Changing Role of Ritual and Symbolism in the PPNB and the PN in the Levant, Syria and South1East Anatolia // Pal;orient. 2002. Vol. 28. No 1.
- Vigne J-D, Briois F, Zazzo A, Willcox G, Cucchi T, et al. (2012) First wave of cultivators spread to Cyprus at least 10,600 y ago. PNAS 109:
- Watkins T. Architecture and the symbolic construction of new worlds // Domesticating Space: Construction, Community, and Cosmology in the Late Prehistoric Near East. – B.: Ex Oriente, 2006.
- Wahida G. The Excavations of the Third Season at Tell as-Sawwan, 1966 // Sumer. — 1967. — Vol. 23.
- WHEELER, T. S. (1974), “Early Bronze Age Burial Customs in Western Anatolia”, American Journal of Archaeology 78/4:
- WRIGHT, H. T. (1984), “Prestate Political Formations”, en Sanders, W. et alii. (eds.), On the Evolution of Complex Societies: Essays in Honor of Harry Hooijer, Undena Publications, Malibu:
- Yartah Т. Typologie de b;timents communautaires ; Tell ‘Abr 3 (PPNA) en Syrie du Nord // Neo-Lithics. – 2016. –N 2.
- Yener K.A., Edens C., Casana J., Diebold B., Ekstrom H., Loyet M., ;zbal R. Tell Kurdu Excavations 1999. Anatolica. 2000.
- YOFFEE, N. y CLARK, J. J. (eds.) (1994), Early Stage in the Evolution of Mesopotamian Civilization: Soviet Excavations in Northern Iraq, The University of Arizona Press, Tucson – London.

- Антонова Е. В. Месопотамия на пути к первым государствам. М., 1998.
- Алёкшин В.А. Черепа людей в обрядах неолитических земледельцев Юго-Западной Азии // Памятники древнего и средневекового искусства: Проблемы археологии. –1994. – Вып. 3.
- Амиров Ш. Н. Рец. на кн.: Tell Sabi Abyad the Late Neolithic Settlement. Report on the Excavations of the University of Amsterdam (1988) and National Museum of Antiquities Leiden (1991-1993) in Syria. Vol. I-II. Edited by Peter M. M. G. Akkermans. Nederlands Historisch—Archaeologisch Instituut te Istanbul. 1996. 566p // Российская археология. 1999. — № 2.
- Астапова О.Р., Священный брак в заупокойных чаяниях древних обитателей Междуречья, Вопросы истории, 2008.
- Бадер Н. О. Телль Магзалия — раннеземледельческий памятник на севере Ирака // Советская археология. — 1979. № 2. — 117-131.
- Бадер Н. О. Истоки хассунской культуры и становление земледелия на равнине Синджара // Археология Средней Азии и Ближнего Востока. Тезисы докладов II советско-американского симпозиума. Ташкент, 1983. — C. 18-23.
- Бадер Н. О. Древнейшие земледельцы Северной Месопотамии. М., 1989.
- История древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Ч. I. Месопотамия. М., 1983.
- Богословская Н.Ф., К проблеме сложения халафской культуры, Советская археология №2, 1972.
- Дьяконов И.М. Общественный и государственный строй Древнего Двуречья. Шумер. М. Издательство восточной литературы, 1959.
- История древнего мира, ч.1, 1989, под ред. Дьяконова И.М.
- Корниенко Т.В., Первые храмы Месопотамии. Формирование традиции культового строительства на территории Месопотамии в дописьменную эпоху. СПб.,2006.
 - Корниенко Т.В., Новые археологические данные “революции символов” в контексте изучения вопросов “неолитической революции” // Тр. II (XVIII) ВАС в Суздале. Т. I. М., 2008.
- Корниенко Т.В. Стелы Северной Месопотамии эпохи раннего неолита: предварительный обзор // Археол. вести. –2011. – Вып. 17.
- Корниенко Т.В. К вопросу о человеческих жертвоприношениях на территории Северной Месопотамии в эпоху докерамического неолита // Археология, этнография и антропология Евразии. – 2015б. – Т. 43, № 3.
- Корниенко Т.В., Археология, этнография и антропология Евразии, т. 46, № 4, 2018,
- Ллойд, С. Археология Месопотамии = The Archaeology of Mesopotamia / Пер. с англ. Я. В. Василькова и И. С. Клочкова. — М.: Наука, 1984. — 280 с. — (По следам исчезнувших культур Востока).
- Ллойд С. Археология Месопотамии (Lloyd S. The Archaeology of Mesopotamia. L., 1978) / Послесл. Н. Я. Мерперта. М.,1984.
- Массон В.М., Первые цивилизации, 1989.
- Медникова М.Б. Трепанации в древнем мире и культ головы. – М.: Алетейя, 2004. – 208 с.
- Мелларт Дж., Древнейшие цивилизации Ближнего Востока (J. Mellaart. Earlist Civilisations of the Near East. London: Thames and Hundson, 1965) / Предисл. Н. Я. Мерперта. М.: Наука, 1982.
- Мелларт Дж. Древнейшие цивилизации Ближнего Востока (J. Mellaart. Earlist Civilisations of the Near East. London: Thames and Hundson, 1965) / Предисл. Н. Я. Мерперта. М.: Наука, 1982. С. 3-11, 34-57.
- Мелларт Дж. Западная Азия в период неолита и халколита (около 12000 — 5000 лет назад) // История человечества. Том I. Доисторические времена и начала цивилизации / под ред. З. Я. Лаата (международное издание ЮНЕСКО). М., 2003. С. 451- 467.
- Массон В. М. Первые цивилизации. Л., 1989.
- Мунчаев Р. М., Мерперт Н. Я. Раннеземледельческие поселения Северной Месопотамии. М., 1981.
- Мерперт Н.Я., Очерки археологии библейских стран. М.,2000.
- Мерперт Н. Я., Мунчаев Р. М. Поселение убейдской культуры Ярым Тепе III в Северной Месопотамии. СА, 1982, No 4.
- Мунчаев Р., Амиров Ш., ЛЕЙЛАТЕПИНСКАЯ КУЛЬТУРА И КАВКАЗ. Кавказ как связующее звено между Восточной Европой и Передним Востоком: диалог культур, культура диалога (к 140-летию Александра А. Миллера): Материалы Международной научной конференции и Гумбольдт-лектория. – Санкт-Петербург: ИИМК РАН; Евразийское отделение ДАИ; Невская книжная типография, 2015. – 200 с.
- Мунчаев Р. М., Мерперт Н. Я. Раннеземледельческие поселения Северной Месопотамии. М., 1981.
- МУСЕИБЛИ Н. (2012), ЛЕЙЛАТЕПИНСКАЯ КУЛЬТУРА ЭПОХИ ЭНЕОЛИТА МЕЖДУ ПЕРЕДНЕЙ АЗИЕЙ И СЕВЕРНЫМ КАВКАЗОМ. ЗАПИСКИ ИНСТИТУТА ИСТОРИИ МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ.
- Топоров В.H. Животные // Мифы народов мира: энцикл.: в 2 т. – М.: Сов. энцикл., 1991. – Т. 1.
- Шнирельман В.А., Возникновение производящего хозяйства. — М.: Наука, 1989.