невозникшие пряди

эти восковые линии, эти печати, эти невозникшие пряди - они что-то запечатлели на моем челе. в ворохе плугов я извивался - подобно диким, невозделанным знаменам. сквозь пургу я проходил - вещий, одинокий, и лебеди мне улыбались открытыми руками. пепел горел в их глазах - яркий пепел падающих листьев. в этой схватке я был одинок до конца - до конца вместе со своими обремененными углями. малая прядь падала в их искомых пучинах - и ветер подхватывал это гонение, подрывал устои из звуков, устои из прядей. умалишенность громыхала в зеницах - отражая притворы согбенных высот. местами я возникал - и падал в несметные, невозникшие объятия. кренились сердца - звуки кренились под согбенными плечами урожая. хлеб я воздвигал - из синих кос лампад, из буревестников высот. мачты гнулись под моими ладонями - и ропот свиней доходил до моих уст, до моего увенчанного чела. ропот кудесников - они играли в странную игру, забывая все прошедшее. кренилась прядь под сенокосом набегающих волн, и звуки скрежетали во вселенской тишине. я лобзал требуху одиночества - и свинопасы возникали одинокими прядями на ветру. гробы паслись мирно у ворот, и пастбища созидали немую власть - над немым погостом. робость ждала меня у ворот - как последнее забвение, последнее ожидание за пределами видимости. кости легли мирно под объятиями, мирным стоном успокоились стада. из кос доставали смирну - и колокола звенели в этом безвременном многочасье. бревна созидали лачугу - и по кускам созидал, собирал я ее, эту раздвинутую тишь, эту хохочущую рань без сдвигов и объятий. скрежещущим разливом была моя плоть - прилив одинокого дождя все во мне сотворил. хлебом я пасся средь одиноких равнин - и хлеб меня ждал у причала, отбывая во всегдашнее. захиревшими губами я к нему прикоснулся - чтобы больше его не увидеть, больше не притронуться этими бездонными губами. холод был одинок, и я приютил его на своей груди. он щипал мое сердце, он пасся у меня на груди - собирая останки минувшего.