Тарелка супа

Дожив пустоцветом до сорокалетия, хрупкая Ульяна смирилась со своей бездетной долей. Смолистые стены родной пятистенки так и не услышали звона детских голосов, наполняющих семейный союз святым смыслом.

Со временем, и муж Василий притерпелся к ущербности своего брака. Правда, на праздничных застольях он глушил досаду самогоном, заставляя рыдать хромовые меха трехрядки. Понятливые гости утешались хмельными настойками, а безмужняя соседка Анфиса мстительно наслаждалась выцветшим видом бесплодной подруги.

- « -
Картошку на выделенной полосе сажали в сухой майский день, когда в оврагах вскипала пена пахучей черемухи. Умаявшись за день, Уля с Василием повечеряли на  поле домашней снедью. За ужином не заметили, как потух день и темнеющие небеса озарились первой звездой.

Когда соловьи разыгрались в прибрежных ивовых купах, а темное небо расцветилось сполохами далеких гроз, Ульяна, околдованная весенним разливом, потянулась к мужу.

Чувственная тяга пропахала звездную бесконечность, слегка коснулась речной прохлады и, утонув в кольце родных рук, взорвалась ликующим восторгом. Опомнилась Ульяна, когда иволга отозвалась ей из ивовых зарослей протяжным стоном.

Когда ослабла февральская завируха, а солнце повернуло на весну, на свет божий появился желанный наследник. Большеголовый, крупный, громогласный, он стремительно ворвался в бренный мир, басовито возвестив о своем рождении.

В честь деда, младенца нарекли Петром. Он поражал не только внушительными габаритами, но и отменным аппетитом. Опорожнив материнскую грудь мощной помпой, он надрывным ревом требовал добавки. Сердобольные нянечки подкармливали ненасытного великана сцеженным молоком других рожениц, обеспечивая себе временную передышку от басистого ора.

- « -
С появлением Петьки, ожил просторный дом. Упорным побегом тянулся малыш к солнцу. Его звонкий смех, схожий с весенней трелью домовитых скворушек, поднимался к тесовому потолку, рикошетил к смолистым стенам и заполнял нутро Василия долгожданным счастьем отцовства.

Перед отъездом на недельную смену в райцентр, Василий подолгу просиживал у кроватки со спящим сыном, пытаясь насытить память видом мягких завитков на темени, ярким румянцем пухлых щечек, сонным причмокиванием крошечных губ.

По обыкновению, Уля провожала мужа до калитки. Крестила его вслед и бегом возвращалась в дом. Опасалась мать оставлять свое любимое чадо без присмотра, а с делами на дворе управлялась, когда малыш засыпал.

Полоскать белье на речке она собралась после обеда, убаюкав Петеньку. Приладив корзину с бельем на санки, Ульяна споро докатила до вырубленной проруби. Сноровисто отжимая отполосканное белье, она время от времени согревала руки дыханием. Быстрое течение ловко затягивало мыльную пену под лед, очищая стылую воду проруби.

Когда белье было отполоскано, в паутине прибрежного ивняка заалело уходящее на покой солнце. Затих птичий щебет, а незрячая луна напористо выпроваживала день.

Уложив последний жгут белья в корзину, Ульяна потащила санки напрямки, к темнеющим мосткам, чтобы срезать путь к берегу. Неожиданно лед под ногами расступился. Не успев отпрянуть назад, Уля рухнула в воду.

От лютого холода перехватило дыхание. Сознание сковало ужасом. Сердце поднялось к горлу, заметавшись испуганной птахой. Бесцеремонное течение стащило валенки с ног и снесло Ульяну к противоположному краю широкой полыньи.

От женского вопля встали на крыло птицы. Встревожено рявкнули дворовые псы в деревне. Луна, заняв привычное  место на небе, сочувственно серебрила обломанные края широкой полыньи. Свалившиеся в воду бельевые жгуты сбились гусиным выводком у хрупкого ледяного барьера.

Страх сгинуть бесследно и оставить на погибель сына в пустом доме, отрезвил Ульяну и вселил силы. Сопротивляясь течению, она уцепилась за щербатую кромку омута и, перебирая по ней руками, подтягивала онемевшее тело к спасительным мосткам. Добравшись до деревянного настила, Ульяна сбросила с плеч отяжелевшую шубейку и, стиснув до скрежета зубы, рывком вытянула себя из речного плена.

Оказавшись на суше, Уля перекрестилась на небеса. Там, в бесконечной выси, вспыхнула одинокая звезда. Возможно, та самая, ставшая свидетелем зачатия  ангельской души.
 
Босая, простоволосая, в промерзшей домашней одежде, Ульяна добралась до дома. Слава Богу, Петенька не плакал. Сидя в кроватке, он с интересом следил за играющим котом.  Переодевшись, Ульяна накормила сына супом, усадила на расстеленное одеяло, обложила его игрушками и улеглась на полати к горячему печному боку.

- « -
Соседка Анфиса, обеспокоенная несмолкаемым детским ревом, зашла проведать товарку к вечеру следующего дня. Булькающее дыхание неподвижной Ульяны перекрывал голодный ор малыша. С опухшими от слез глазами, он ходил по избе в обнимку с пустой миской и безостановочно твердил: «Суп, суп, суп…».

Отяжелевшие от испражнений ползунки, иногда приземляли Петьку, но он упорно поднимался, подбирал миску с пола и под хрип матери неустанно твердил свою мантру: «Суп, суп, суп…».

Померла Ульяна перед великим постом, а спустя сорок дней Анфиса вошла в дом Василия на правах мачехи.

- « -
Анфиса не собиралась пестовать Петьку. Он раздражал ее прожорливостью и нытьем. Однажды, в сердцах, она поставила перед двухлетним малышом тарелку с водой, сказав:

- Ешь, это вкусный суп. –
Петька послушно вычерпал ложкой воду вприкуску с хлебом и вежливо  поблагодарил:
 
- Спасибо, тетя. Это вкусный суп. –

Став свидетелем подобной сцены, Василий уверовал в умственную неполноценность сына, горько запил и вскоре ушел в небытие вслед за женой.

Новоиспеченная хозяйка просторной пятистенки вскоре продала собственный дом, став завидной невестой с жильем и деньгами. Не имея в молодости успеха, вдова потеряла счет женихам. Правда, некоторых смущал малолетний недоумок. Недолго думая, Анфиса отвезла пасынка в соседнюю область и оставила у ворот церковной богадельни.

Чтобы Петька не затерялся в чужом месте, мачеха привязала его веревкой к дверной ручке приюта, не забыв вложить метрику в карман курточки. Там его и обнаружил местный повар, отправившийся на базар за провиантом.

- « -
Освободившись от опостылевшей обузы, Анфиса продолжила поиски жениха. Никто из местного люда не глянулся зажиточной вдове. То рвань, то пьянь, то себе на уме. Ни вару, ни товару. Но однажды, ее сердце, истосковавшееся по любви, отозвалось восторженным биением. Поднимая ворох опавших листьев, к дому подлетела легковушка. Из нее вышел представительный мужчина с букетом ярких георгинов, бутылкой красного вина и тортом с кремовыми розочками. Кавалер оказался не только обаятельным собеседником, но и пылким любовником.

Через неделю общения Анфиса уже не могла дышать без своего красавца, внимательного, речистого, ласкового. Со дня на день она ждала заветного предложения и не удивилась, когда возлюбленный пригласил в гости отца и братьев. Всю ночь Анфиса крутилась у плиты, стараясь угодить будущей родне своей стряпней.

В полдень к воротам подрулил автомобиль. В избу вошла троица крепких мужиков. Отобедав, гости деловито разложили на столе странные бумаги с печатями. Суженый вкрадчивым голосом объяснил оторопевшей Анфисе, что это ее дарственная на дом в пользу братьев. Если, конечно, она не хочет быть похороненной в лесной чаще.

Когда документы были подписаны, трясущуюся от страха Анфису запихнули в багажник, и понеслась обманутая баба в пугающую неизвестность по проселочным колдобинам и рытвинам. Любовник сдержал слово. Не убил. Вышвырнул связанную дуру из багажника, как нашкодившую собачонку, придал ускорение увесистым пинком, и умчался к далеким городским огням.

Проплутав по пригородным окраинам несколько дней, оголодавшая  Анфиса прибилась к бездомному люду. Ободранные стены расселенного дома стали ее убежищем на долгие годы. Приобретенное ремесло попрошайки обеспечивало куском хлеба, а местный церковный приют ежедневно подкармливал горячим варевом. Тачка с флягой похлебки бороздила пригород, помогая выжить несчастному сословию.

- « -
Анфиса чуть не поперхнулась куском, услышав за спиной мужской голос:

« Это хороший суп, вкусный. Ешь на здоровье, мать…»

Обернувшись, Анфиса оторопела. Перед ней стоял Василий. Молодой, ладный, сероглазый. Присмотревшись к белозубому раздатчику, признала в нем повзрослевшего Петьку-недоумка. Страшась быть узнанной, Анфиса натянула на лоб платок, дождалась конца раздачи и проследила за Петькой. Кованые ворота богадельни она признала сразу. В своих ночных кошмарах она частенько видела их латунные ручки, за которые привязала несмышленого пасынка.

Это был рубеж ее греховного падения. В погоне за призрачным счастьем она растоптала все человеческие заповеди и обрекла себя на презренное скитание. Пересилив страх, она забарабанила по кованым воротам богадельни. Зареванную  нищенку проводили к батюшке домового храма, где припозднившаяся прихожанка впервые в жизни раскаялась в тяжких грехах.

- « -
На родительскую могилу Петьку сопровождала мачеха. Скорбная обитель встретила сына покосившимися крестами и кипенью цветущей дикой яблони. Когда  ее листва затрепетала от игривого весеннего дождя, а небо перетянуло семицветьем радужного пояса, зазвенели крылатые солисты. Их пение вливалось в души паломников светом надежды, походило на плеск освежающего родника и сулило избавление от житейских тягот.

После кладбища, Петр с Анфисой навестили родную деревню. Окна родительского дома были заколочены досками. Соседи поведали, что после исчезновения Анфисы, новые хозяева не прижились в деревне. В пьяной сваре они перебили друг друга. Селяне разобрали голодную живность по домам и закрыли дом до лучших времен.

Когда Петр бродил по заросшему фамильному саду, за ветхим забором, подобно летающему мотыльку, замелькала девичья фигурка, а в темнеющей бесконечности вспыхнула яркая звезда. Возможно, та самая, которая наворожит сироте семейное счастье.