56. Тайна Белого Братства

  Хорошо, что Валери с новой русской приятельницей уже ушла на прогулку и не видела, что оба Рысакова, старший и младший, которых она ждала только к вечеру, в числе прочих гостей, удобно расположились в кабинете её мужа.

Это обеспокоило бы молодую женщину и не без оснований.

Оба Рысакова расположились в креслах около стола, в то время как Жером стоял около камина, скрестив на груди руки.

Сергей Александрович держался невозмутимо, уверенно и властно, в своей обычной манере.

Его сын, Андрей Сергеевич, темноволосый молодой человек двадцати шести-двадцати семи лет, чуть неуверенно переводил взгляд с отца на хозяина дома.

Юноша знал, что обязан своим спасением из французской тюрьмы, а может и спасением от расстрела, который угрожал ему, как роялисту и предполагаемому русскому шпиону именно Анжельберу и его товарищу.

Он чувствовал долю неловкости от того, что отец ни в каких обстоятельствах не может оставить роль следователя по политическим делам и хотя бы в такой день, перед Рождеством, оставаться просто добрым и миролюбивым гостем.

Жерому холодная деловитость и крайняя бдительность Рысакова напротив, казались вполне понятными и достойными всяческого уважения, оно и ясно, агенты Комитета Общественной Безопасности революционной Франции «бывшими» не бывают...

Молодая служанка Жаннет ловко расставила на столе легкие закуски, тарелку с фруктами, бокалы и пару бутылок бордо. Жером поблагодарил девушку мягким жестом, слегка поклонившись, она вышла.

Анжельбер разлил вино по бокалам и сделал приглашающий жест.

- Спасибо, - сдержанно наклонил голову Рысаков-старший, взял бокал и чуть задумчиво покачал его в руке - Жером, у меня к вам накопились вопросы. Серьезные вопросы...

К чему вы на днях снова принимали этого разночинца... бывшего студента Белова... ни слова... дайте мне закончить.

Я не делаю из вас пленника, не мешаю свободному общению, если люди, которых вы избираете для общения, не кажутся мне подозрительными.

Жером облизнул губы и осторожным мягким жестом отодвинул в сторону бокал, только в зеленоватых глазах заискрились острые льдинки, которые человек менее внимательный, чем Рысаков, мог бы легко и не заметить.

- Чем же вам, месье, так подозрителен бедный мальчик? Он живет очень одиноко, тихо и спокойно. А недавнее прошлое... ошибки юности, так сказать... есть люди несравнимо более знатные и влиятельные, которые совершали подобные ошибки...

Рысаков мрачно покачал головой, жёстко сузил серые волчьи глаза и откинулся на спинку кресла:

- Под знатным и влиятельным грешником, вы, конечно, имеете в виду графа Павла Александровича Строганова, не без оснований прозванного «русским якобинцем»? Разве не от него и был послан к вам этот мальчишка Белов?... – тонкие губы Рысакова сжались решительно и зло - дерзкому щенку мало было вызова в мой кабинет пару лет назад, тогда казалось, произвело сильное впечатление, проняло. Неужели вызов повторить и побеседовать с ним гораздо жестче?

- Нет, Сергей Александрович, зачем... к чему лишняя жестокость... – с чистой совестью ответил Рысакову Анжельбер – может быть, мальчика романтически и привлекает пунктик моей «подозреваемости в якобинстве», ему любопытно, но я сам... в тот вечер визита обрисовал ему четко положение вещей, я с женой и ребенком намерен остаться в России, таким образом, неприятности с законами империи мне совершенно ни к чему...

Рысаков ничего не ответил, только мерил Жерома умными жестокими глазами. Поверил или нет? Кто знает... Жером молчал с задумчивым видом. Затем закурил, отвернувшись к заиндевевшему окну.

Не с графом Строгановым был связан Белов, нет. Соучастия Анжельбера и его товарищей искал кое-кто иной, господин Каховский.

Первая анти-павловская организация, названная следствием Тайной Канцелярии «кружком смоленских якобинцев» возникла еще два с половиной года назад, в начале 1797 года.

Кружок состоял из 25-30 старших офицеров, чьи части были расквартированы на территории Смоленской губернии.

Жерому запомнились двое, которым удалось отделаться минимальным наказанием, отставной полковник А.М. Каховский, служивший ранее при штабе фельдмаршала Александра Васильевича Суворова и Иван Матвеевич Муравьев-Апостол, автор нереализованного проекта первой российской конституции... Александр Аргамаков, племянник Дениса Фонвизина.

Полковник А. М. Каховский планировал поднять на мятеж части, расквартированные в Малороссии, подчиненные А.В. Суворову, получив подкрепление от дяди В. Давыдова в Полтаве и в Киеве, а затем идти на Санкт-Петербург свергать Павла Петровича.

Но сам фельдмаршал Суворов... Жером был в том вполне уверен, к заговору был лично непричастен...

Полтора года назад, летом 1798 года кружок был раскрыт, его члены арестованы.

По материалам следствия, которое вел генерал-майор Ф. Линденер, обрусевший немец, «смоленские якобинцы» готовили убийство Павла Первого, но, что очень интересно, никто не был казнен. Одни брошены в Петропавловскую крепость, другие «сосланы на вечное поселение» в свои имения.

Но тут же, следом, возникла новая группировка, в число которой... Жером и это знал...входил не кто иной, как сын императора цесаревич Александр и его молодые друзья – да-да, среди них Павел Строганов, не такой уж он безобидный придворный фрондер, князь А. Чарторыйский, граф В. Кочубей.

В эти планы были посвящены близкие к Суворову люди, его зять Николай Зубов и его старший брат. Эта группа готовила конституционный манифест, но почуяв нешуточную угрозу, быстро свернули свою подпольную работу до лучших времен...

Сейчас... на рубеже 1800 года складывается уже третья анти-павловская коалиция. Теперь в центре ее вице-президент коллегии иностранных дел граф Н. Панин и английский посол в Санкт-Петербурге лорд Чарльз Уитворт.

В Лондоне выражали острое недовольство попыткой русского императора найти общий язык с первым консулом Бонапартом...

В этом вопросе логика Павла Петровича была такова, едва ли не первым из монархов Европы он почувствовал жажду абсолютной власти, воодушевляющую Первого Консула и понимал четко, что от Республики во Франции теперь осталось одно название, но скоро и оно будет стерто.

Ему был важен принцип, новая Франция снова станет монархией, как и прочие государства Европы, ненавистная ему, как и всем государям, революционная Республика - по существу уже мертва и с этой новой Францией уместно искать союза.

А то, что это будет новая, не бурбонская монархия он счел не суть важным... Читали бы его мысли французские эмигранты, офицеры принца Конде и сам Людовик Восемнадцатый... хм...они сочли бы себя обманутыми в своих многолетних ожиданиях.

А Лондону, это надо понимать, этот павловский замысел союза России и Франции как удар поддых... Англичане пойдут на всё, чтобы этот союз не стал суровой реальностью...

У Жерома вырвался вздох, он снова наткнулся на острый, как нож, цепкий взгляд Рысакова.

Анжельбер, наблюдая за происходящим, сделал свои выводы.

Почему же он, француз, якобинец-республиканец, «патриот 1793 года» не стал не раздумывая, страстным сторонником анти-павловского заговора? Не всё тут просто.

Формирование анти-павловского заговора стало ответом узкого круга высшей аристократии на нарушение удобного им баланса между высшим классом и государем, сложившегося при Екатерине Алексеевне.

Павел Петрович задумал предотвратить революцию снизу, имея перед глазами опыт Франции, заставив аристократию вернуться к роли класса служащего государству, наравне с прочими подданными, существенно урезав их привилегии и ограничив праздность.

Он существенно ограничил барщину крестьян, в народе относились к нему совсем не плохо. Аристократия ответила глухим озлоблением.

Эти заговорщики, которых ему удалось наблюдать, принадлежали к высшей аристократии, чурались реального народа - "черни" и не желали иметь с ней ничего общего.

Жером с немалым удивлением отметил для себя, что в планы абсолютного большинства анти-павловских заговорщиков и не входила отмена крепостного права и гражданское равноправие с "простолюдинами".
Конституция? Да, но особая, сугубо "аристократическая". Вся ее роль сводилась к тому, чтобы преуменьшить властные полномочия государя и распределить их равномерно между крупнейшими дворянским кланами. Но это и всё.

Французских революционеров - якобинцев они также ненавидели и боялись, как и их противники и крестили «анархистами» и «сторонниками черни и пугачевщины». Для Жерома это был диагноз.

Жером решил для себя заняться политическим просвещением и "воспитанием" подходящих по характеру и убеждениям молодых русских разночинцев, за ними будущее.

Категорически нельзя, чтобы об этих планах хоть самым краем узнал Рысаков...

С придворными аристократами, гордо и без особых оснований присвоивших себе звание "революционеров" ему не по пути. Хотя многим из них импонировала идея, заполучить в свои ряды "настоящих живых якобинцев".

- Сергей Александрович, я намерен с семьей остаться в России и вы... как будто обещали помочь мне в моем намерении.

Врагом Российского государства я не являюсь... несмотря на...всё, что вам известно о моем прошлом.

Проживает ведь здесь же, в Петербурге один из братьев Марата, так называемый Давид Будри, власти знают о его предосудительном для монархистов родстве и что? Ровно ничего.

Дело ВАШЕГО народа, когда штурмом брать Зимний и устанавливать Республику и делать ли это вообще, тут иностранцы не указ... – ироническая усмешка Анжельбера высекла на секунды из глаз Рысакова-старшего искры свирепости, достойной крупного хищника – не злитесь напрасно, Сергей Александрович... разве моё положение и сама жизнь во многом не зависят от вас? Всё равно боитесь меня?

- В планах Павла Петровича союз с Францией... пусть даже бонапартистской... это неплохо. Дальше будет видно...
Он не озвучил, конечно же, Рысакову своих глубинных мыслей, планов и надежд на новый якобинский переворот, который устранит Бонапарта, на выборы в новый Конвент и принятую, наконец, конституцию 1793 года...

Да, люди загнаны на нелегальное положение, их печать давно закрыта, а те газеты, что уцелели от цензуры на все лады превозносят корсиканца, как "гения века и отца народа", против которого могут выступать только психопаты, фанатики и безумцы, трещат о "всенародной любви" к диктатору...

Да, железная когорта "патриотов 1793 года" очень сильно поредела после Термидора и за долгие годы террора и репрессий, да, верность, убежденность и внутренняя сила молодежи, "нео-якобинцев" что-то не внушает особого доверия и все-таки... пока люди живы, жив и лучик надежды...

С минуту помолчав, Анжельбер поднял глаза на Рысакова:
- Я не хотел бы однажды увидеть французских солдат на улицах Москвы и еще менее хотел бы увидеть русских солдат в Париже...

Давайте не станем портить чудесный вечер.

С улицы послышались молодые и веселые женские голоса.

Выражение лица Рысакова заметно смягчилось. Он кивнул и подал Анжельберу руку.
... ... ....
На улице так по-рождественски красиво и не слишком холодно...

Под ногами хрустит чистый снег, ветви дремлющих в ожидании весны кустарников и деревьев чуть поникли под весом искрящегося инея, естественного зимнего украшения.

Валери-Габриэль и «мадемуазель Аннет», как Анну Чарскую называли новые друзья, только что вернулись с прогулки, раскрасневшиеся от мороза, но довольные и весёлые.

Жером невольно улыбался, наблюдая за ними. В длинной лисьей шубке и пушистой рыжей шапке мадам Анжельбер выглядела настоящей русской барыней.

На кухне и в столовой уже с утра суетилась прислуга. Молодая хозяйка очень хотела сделать так, чтобы вся обстановка была похожа на ту, что царила в дворянском доме дореволюционной Франции.

Жером знал её маленькую слабость и ни в чем не мешал ей. Пусть будет так.

И Валери будет приятно и выглядит в условиях Российской империи вполне объяснимо и уместно, для всех они – эмигранты роялисты. И действительно, не прикалывать же к фраку трехцветную кокарду...

Заглянув в столовую, Анжельбер недолго и молчаливо понаблюдал за слаженной и ловкой работой служанок, сервировавших стол. Во-избежании языкового барьера, Валери набрала их из числа француженок-простолюдинок, немало их эмигрировало вместе со своими господами.

Но увидев новые шторы, Жером замер надолго. Их украшали характерные символы, золотые лилии на ярко-синем фоне. Во имя Разума, где Валери ЭТО нашла?!

За его спиной раздался тихий с трудом подавленный смешок, Анжельбер обернулся. Жанно тоже оценил шторы по достоинству.

- Вот черт, будто попали в Вандею на сборище роялистов! – Мариньяк запустил ладонь в густые темные волосы, подавить вызывающе насмешливую улыбку у санкюлота и бывшего председателя секции Пик никак не получалось – а давайте пригласим кого-нибудь из офицеров корпуса Конде, а чего нам терять!

Жером еле слышно фыркнул в ответ:

- Только держи себя в руках и не вздумай обидеть Валери-Габриэль каким-нибудь замечанием по этому поводу!

Мариньяк пригладил волосы и с непередаваемой насмешкой пожал плечами:
- А я что? Ничего... я теперь прислуга... верный раб гражданина Лапьера, тьфу черт, господина де Ла Пьер...

На пороге появился Лоран Лапьер и тоже с первого взгляда оценил приобретение мадам Анжельбер.

- Символично... – насмешка заискрилась в зеленоватых глазах, лишь на секунды показавшись из глубин на поверхность, как чёртик из омута – но ЭТО русские могут понять, а вот трехцветную кокарду Республики или красный колпак на голове Жанно едва-ли... сразу в Тайную. С политическим юмором тут стало очень плохо в последние годы...

Жером не ответил товарищу, только кивнул и жестом указал на кресла, обитые вишневым бархатом:

- Ждём только Рысаковых... старшего и младшего...
.... .... ....
Невозмутимый и подтянутый Рысаков, как всегда имел сдержанный и строгий вид, отчего молодая хозяйка и ее новая подруга чувствовали себя немного скованно.

Сын его, Андрей Сергеевич, вежливо и с достоинством поприветствовал остальных гостей. Сел рядом с отцом.

Молодой Рысаков был в курсе того, кто эти люди на самом деле и полностью посвящен в планы отца.

При этом проявлял особенное внимание к личности «графа» Лапьера, вероятно, отец ознакомил юношу с тем фактом, кто больше прочих косвенно помог его «побегу» из республиканской тюрьмы в Париже.

- С Рождеством Христовым... господа! – и тут Рысаков-младший не смог сдержаться от замечания – всё выглядит так по-французски старорежимно... по-христиански... но, насколько мне известно, республиканцы не верят в Бога... ведь их Верховное Существо, созданное по масонским, иллюминатским лекалам это отнюдь не христианский Бог...

По губам Анжельбера скользнула слабая беззлобная усмешка:
- Месье, а что собственно вы ожидали здесь увидеть? Сатанинские пентаграммы в канун Рождества и подготовку к шабашу?

Я – деист, верю в высший разум, но действительно, не посещаю церковь и не соблюдаю обрядов, а вот жена моя – весьма ревностная католичка.