Есть такие дни

Есть такие дни…
Есть такие дни, когда душа
В теле не вмещается, на волю
Рвётся, словно высказать спеша
Важное - о радости и боли,
О единстве в главном, о любви,
Обо всём, что вне боёв и споров.
Но лишь ночь да в роще соловьи
Слышат отзвук этих разговоров…

Это – точка сборки навсегда,
Та, что не отнять и не изранить.
Слышу голос предков. Сквозь года
Гордость поднимается и Память.
Есть такие дни, мой добрый друг, –
Ласковые дни начала мая…
Хочется хранить весь мир вокруг,
Землю-мать душою обнимая.

***
Есть такие дни – для ленинградцев священные. Когда ты сквозь года чувствуешь не только боль и ужас минувшей войны, не только гордость за героев и скорбь о павших, но и невероятное единение с теми, кто жил до тебя, и благодаря кому ты живёшь на свете. С каждым годом всё острее это чувство родства и ответственности за будущее. Именно нашему поколению, кто застал ещё живыми ветеранов, суждено нести эту память дальше – своим детям.

Мой прадед, Андрей Алексеевич Штундюк 1896 года рождения был ведущим конструктором Невского ПКБ и всю свою жизнь трудился на благо отечественного военного кораблестроения. Семья жила в Павловске. С началом войны Андрей Алексеевич и его старший сын Георгий были отправлены вместе с бюро под Казань. Двое младших детей - сын Костя и дочь Машуня – были эвакуированы. А жена прадеда Мария Григорьевна, Машенька, осталась в блокадном Ленинграде. Первой, самой страшной блокадной зимы она не пережила. Осенью 1942 года прадед добровольцем пошёл в Елабужский военкомат, был зачислен в 1078 зенитно-артиллерийский полк, защищал Сталинград. Окончил войну на Волховском фронте. Вернулся с фронта со множеством наград. Он очень любил свою Машеньку.

Тойма в нежных отблесках рассвета, утро обнимает тишиной.
Горькое елабужское лето – лето, опалённое войной…
Ленинградцу непривычно жарко – где прохлада Павловских аллей,
Милый дом с зелёной старой аркой? Всё осталось в прошлом, не жалей!
Над рекой багряные рябины рано разгорелись в этот год,
Словно в память вещую - Марины*… А война идёт, идёт, идёт…
Гнать бы вас, непрошеные гости, и не до Берлина – в пекло гнать!
Вот и младший сын на фронте – Костя. Пополняйся мальчиками, рать!
Сорок третий…  В сердце – будто жало: далеко отец и старший брат.
«К чёрту бронь!» - сказал. Вдохнул устало. И пошёл с утра в военкомат.
…А река, как зеркало литое, так тиха, как не было давно.
Что за этим солнечным покоем? Что судьбою нам  предрешено?
Вышел попрощаться, при параде. А на сердце дума, тяжела:
«Машенька осталась в Ленинграде. В первый год блокады умерла».

В мясорубке Волховского фронта, где войны безжалостен оскал,
Где огонь и чад - до горизонта, он жену в окопе вспоминал.
Камелёк, холодная лежанка…  Не жара, родимые края.
«Маша, Маша… спел бы про землянку я тебе, родимая моя.
Помню, как любила ты гитару. Чудится доныне сквозь войну,
Как сирени в нашем доме старом всё тянули веточки к окну,
Да и запах чудится сирени (ну и что, что минус двадцать тут).
Младшую качаешь на коленях (дочку тоже Машенькой зовут),
Гладишь Гоше новую рубашку»… Снова взрыв, сквозь дым - огня стена…
«Машенька моя, родная Машка!.. Будь же вечно проклята война!»
Воевал, любя и вспоминая, каждый бой свой посвящая ей.
И сирень принёс победным маем - ненаглядной Машеньке своей.

Как любил он!.. Как она любила! Только, знать, так было суждено:
В бывшем Царском – братская могила. Нету даже имени, оно
Только и осталось внукам, детям, крохи вечной памяти даря.
Ну а я сейчас живу на свете, им – родным моим - благодаря.
___________
* 31 августа 1941 года в Елабуге ушла из жизни Марина Цветаева.

Старший сын Андрея Алексеевича Георгий после войны женился на моей бабушке – Елизавете Петровне (в девичестве Базловой).  Героическая женщина была моя бабуля.  В 16 лет она ушла на фронт, стала минёром, командиром отделения 217-го отдельного отряда разминирования Ленинградского фронта. Самые опасные и тяжёлые участки разминировал её отряд – Невский пятачок и Синявинские высоты.

У бабули был жёсткий нрав.
Если кто-то бывал не прав,
Не молчала она в сторонке.
А когда-то совсем девчонке,
Ей достались в 16 лет
Щуп минёра, военбилет,
Гимнастёрка родного брата…
(в 41-м погиб – утрата
Для семьи! Но молчала мать,
Ведь за Родину умирать –
Это честь и почти награда.
Из блокадного Ленинграда,
Как настала её пора,
Вслед за братом ушла сестра.

Вновь бомбят, и небо в огне.
На войне мы, брат, на войне!
Враг идёт по нашей Отчизне…
Ледяною дорогой Жизни
Стала Ладога в этот год,
Кровь и воду сокрыв под лёд.
И не всем она жизнь дарила,
И когда с пути уходила
В полынью одна из машин,
Все молчали. Испит кувшин
Русской боли до дна. И слёзы
Льют над Ладогой в мае грозы,
Да в листочках хранят берёзы
С пискарёвских больших могил.
А тогда их никто не лил.

Мга, Синявино, Пятачок…
Снова бабочками в сачок
Залетает к ребёнку лето.
А когда-то тут шли бои,
Храбро в бой деды шли мои:
«Наши песни ещё не спеты!»
Здесь воронка, а там овраг,
Намесил нашу землю враг
Вместо зёрен засеял пули…
В нашу Землю! Ты слышишь, сын!
Обезвредила сотни мин
Здесь когда-то твоя бабуля!

«Ошибётся минёр лишь раз»,
Помню, скажет, и в миг из глаз
Брызнут памяти горькой слёзы.
«Шли на мины вешней порой,
И не стало каждой второй!..»

В мае вновь громыхают грозы.
Над лесами в красном огне
Ветер песни пел о войне,
Догорало заката пламя…
Зорькой вьётся над лесом знамя,
Словно стяг Победы. Замри,
Посмотри вокруг, посмотри:

По воронкам, камням, уступам
Каждый шаг проверяя щупом,
Шли девчонки по минным полям.
Поклонитесь оврагам, ручьям
На Синявинских страшных высотах!
Там в лесах, на глубоких болотах
До сих пор слышно эхо войны,
Там солдаты не погребены,
Не оплаканы и не отпеты,
И своё не прожитое лето
Вновь встречают в окопах и рвах,
На высоких лесных деревах,
Покорёженных страшной войною.
Я иду, а их тени за мною
В темноте огоньками горят,
Все со мной о войне говорят…

У бабули был жёсткий нрав.
Если кто-то бывал не прав,
Говорила в лицо и прямо
И была до того упряма,
Что не ладили мы порой.
Но бабуля была – ГЕРОЙ!

 По её рассказам знаю эту страшную войну. Мужественная, сильная, очень прямая и совсем не сентиментальная. Но плакала, когда рассказывала. И эти рассказы шрамами легли на моё сердце. Один из них – о её боевой подруге Зинаиде.

Уж месяц, как закончилась война.
Пестры вокруг цветочные картины!
Не верится, что эта сторона
Под летними цветами скрыла мины.

«Ах, девочки, смотрите на неё! -
Кричала Зина весело и звонко, -
Твой щуп похож на древнее копьё,
Ты, Лидочка, почти как амазонка»!

«Ты лучше повяжи себе платок,
А то не ровен час, надует уши,
Оглохнешь, Зинка, не успеешь в срок
Ты в госпиталь к любимому Ванюше!

Мрачнеет Зина – всех военных ран
Сейчас страшней любимого напасти -
Вернулся без обеих ног Иван…
«Зато живой! А это ли не счастье?!

Зато сыграем свадьбу к сентябрю,
Я выдюжу, неважно, что безногий»!
И смотрит на вечернюю зарю
Девичий взор, и ласковый, и строгий.

Костёр горел над невским бережком,
Огонь лизал берёзовые щепки.
Сидели наши девушки кружком,
Плели венки из солнечной сурепки,

Смеялись у вечернего костра,
И песни пели – добрые, о мире.
И все двенадцать с самого утра
Ушли в поля.
Вернулось лишь четыре.

Зина осталась жива, в числе тех четырёх. И вышла замуж за своего Ивана. Они очень счастливо жили, хотя и недолго (супруг умер спустя 8 лет после свадьбы, не смог до конца реабилитироваться после тяжелейшего ранения).
Каждый год 9 мая мы ездим на Невский пятачок. Недалеко от Мги и посёлка Павлово-на-Неве стоит памятник бойцам 217-го отряда. У него удивительное название «Рукам минёра». В память о нежных девичьих руках, которые обезвреживали мины, защищали Родную Землю.

Чёрное от туч и дыма небо,
Взрывами изрытые поля…
Не зерном живительным, не хлебом –
Минами засеяна Земля.

Смертоносны будущие всходы,
Что война жестокая несёт.
И встают кровавые восходы
Средь глухих Синявинских высот.

Но опять внимательно и споро
По полям со щупами идут
Русские отважные минёры,
Разрывая плен смертельных пут.

Не боялись, не тряслись в сторонке, -
Их несла земли родимой твердь -
Юные, обычные девчонки
Ради жизни храбро шли на смерть.

Принимая огненные муки,
Вынимали мины из земли…
Нежные, израненные руки,
Сколько жизней вы тогда спасли?

Вновь восходы алые пылают,
Над полями тучи слёзы льют -
Из отряда каждая вторая
Здесь нашла навеки свой приют.

Небеса глядят с немым укором,
Майский ветер навевает грусть…
Подвигу отважных рук минёра
Ныне до земли я поклонюсь!

Живёт эта память внутри, не иссякает. И болью, и гордостью прорывается в современную жизнь. И заставляет каждый миг думать – достоит ли ты своих предков? Не разбазариваешь ли этот великий шанс – жить на Земле.

От  бабули  ордена, а от деда – каска…
Для кого-то та война – лишь дурная сказка.
Мне же с детства их рассказ лёг на сердце болью,
Каждый май красно у глаз, жжёт горючей солью.

Средь Синявинских высот ждут своей отплаты
Меж оврагов да болот мёртвые солдаты.
Свой родимый Ленинград ворогу не сдавший,
Где-то там бабулин брат, без вести пропавший.

Все сражались, как могли. Не сидя в сторонке,
По полям по минным шли юные девчонки.
Кто остался, тех потом в стенах Ленинграда
Пожирала чёрным ртом страшная блокада.

Май. Минуты тишины. Птицей бьётся память.
Боль не пройденной войны продолжает ранить.
Сердце жжёт! Не рассказать, лучше и не браться,
Но умели воевать наши ленинградцы!

Щиплет соль ресницы. Выпил – и молчок.
До сих пор мне снится Невский пятачок.

Помним. Любим. И стараемся жить так, чтобы им – нашим героическим предкам – не было стыдно за нас.

Кто родом из Ленинграда –
Умытой кровью земли,
Прорыв фашистской блокады
Забыть не могли!

И помнить нам и трудиться,
Пока мы есть.
И знать: ленинградцем родиться –
Великая честь!