Выборы профорга

   Все наши студенты делились на две большие группы: к самой многочисленной принадлежали те, кто жил в общежитии, а группа поменьше состояла из тех, кто жил дома или снимал угол у родственников в городе. Члены этой группы частенько приходили в общагу в гости и откровенно завидовали нашей жизни, в первую очередь оттого, что за нами отсутствовал родительский надзор. Я принадлежал к первой группе, жил в общаге, и гордился своей самостоятельностью.

   Но были и минусы в нашей свободе.

   Во-первых, приходилось самим рассчитывать свой бюджет, а это не всегда удавалось, так как Рига частенько просила деньги, поскольку было в ней слишком много соблазнов. Пусть и с напрягом, но денег на жизнь нам всё-таки хватало: стипендия составляла 35 рублей в месяц, 2,50 из неё вычитали за общежитие, 3 — проездной билет на трамвай-троллейбус. Оставалось на шикарную жизнь аж рубль на день. Жидковато, конечно, но как-то я выкручивался: раз в месяц, сразу после получения "степана" (так мы называли стипендию), с приятелем Сашкой мы даже ходили в задрипанную шашлычную, на другой неделе в пельменную, один раз в пирожковую, да ещё и в кино на первый ряд 1-2 раза в месяц.

   Во-вторых, несомненным минусом было то, что в общаге кроме нас жили и другие умные твари. Это были клопы. Один парень, хитрый хохол Лёнька Мосолов, придумал, как их нейтрализовать: на ночь под каждую ножку студенческой железной кровати он ставил консервную банку с водой. Этому он и нас научил. Последовали и мы его примеру, но спали спокойно только 2-3 ночи. А потом нас опять стало как крапивой жечь. Генка Сырьев включил ночью свет, и мы увидели, как клопы гуськом ползут по стене, поворачивают на потолок, а с потолка пикируют прямо на нас...

   В третьих, в общаге приходилось заниматься самообслуживанием: обстирываться и самим готовить пайку. Если первое приходилось делать раз в неделю, то второе - ежедневно. Завтракать, как правило, мы не успевали, предпочитая поспать подольше. А вот голод, вечный спутник советского студента, заставлял нас с нетерпением ждать большого перерыва между парами лекций.
 
   На больших перерывах мы обычно бегали в институтскую столовку, которая находилась прямо напротив кабинета анатомии, дабы успеть стать в очередь поближе к раздаче. Столовая не поражала ассортиментом, но мы успевали слопать как минимум морковный салат, сдобренный ложкой сахара поверх сметаны стоимостью 10 копеек, а если повезёт, и водились деньги, то вместо салата удавалось взять и свиную отбивную всего-то за 45 советских копеек. Эти необыкновенно вкусные отбивные представляли собой такой тонкий мясной лапоть в кляре величиной с тарелку, под которым пряталась ложка картофельного пюре.

   О, эти отбивные были мечтой многих наших студентов с месячной стипендией в 35 рублей. Но на этот раз я пролетел мимо раздачи отбивных как фанера над Парижем: последнюю отбивную взял какой-то преподаватель прямо перед моим носом. Мимоходом замечу, что в нашей институтской столовой царила демократия, и преподаватели никогда не лезли вперёд студентов, и повода обижаться на него не было. Просто мне сегодня не повезло, даже компот уже кончился, и пришлось довольствоваться только морковным салатом и кусочком хлеба, а до перерыва между второй и третьей парами лекций ещё ждать и ждать. Хлебушек был чёрствый, и я решил его запить стаканом газировки.

   Далеко идти за газировкой мне не пришлось: возле столовой, напротив лаборантской кабинета анатомии, стоял автомат с газированной водой. Я запил стаканом газировки за одну копейку чёрствый столовский хлебушек и присоединился к группе товарищей, которая толпилась возле автомата.

   Они стояли не просто так, а слушали живую классическую музыку. Музыка доносилась из лаборантской. Там играл доктор Эрдман.  Каждое утро он приносил в институт старенький потёртый футляр со скрипкой, и на больших перерывах частенько запирался в лаборантской, где в одиночестве музицировал. Играл доктор великолепно. Тугоухость ему не мешала, так как левым ухом он слышал хорошо. И немудрено, что нам хотелось не только слушать, но и видеть, как наш доктор, бывший замечательный хирург, перебирает своими длинными тонкими пальцами гриф изящного инструмента.

   Однако доктор стеснялся своей игры, и всегда отнекивался тем, что играет не профессионально, а так, для себя. И поэтому нам только и оставалось, что иногда слушать волшебные звуки скрипки стоя возле красного автомата с шипучей газировкой.
 
   В толпе наших студентов возле автомата всегда выделялся длинный и нескладный верзила - Лёша Белов. Он был теннисистом, деньги у него всегда водились, т.к. он частенько давал уроки тенниса каким-то генеральским дочкам, а иногда и самому генералу. Учёба Алексею давалась нелегко, но он был усидчив и настойчив. В целом он был добрым малым, хотя и несколько странноватым.

   К второй паре лекций подоспел и Серёга Ройтман. И тут же стал вымогать у Лёшки Белова мелкую монету:

- Леший, дай  3 копейки на газировку, – беспардонно потребовал Серый.
- Нет, нет у меня мелочи, – попытался сопротивляться Лёха.
- Ну и жмот ты, Лёха! – заявил Ройтман и шлёпнул Лёху по карману. В кармане предательски звякнула мелочь.
– А ты, зато коллоквиум не сдал, - увернулся наш разоблачённый теннисист. – Это ключи звенят.

   Я с грустью вспомнил, что и у меня есть должок по анатомии, но ненадолго. Да и Серёгу не интересовали ни ключи, ни Лёхина мелочь, т.к. пить ему вовсе не хотелось, и он включился к какому-то обсуждению в нашей группе. Отвлёкся от слушания музыки и я, так как ребята что-то горячо стали обсуждать после того, как к нам подошёл староста группы и что-то сообщил.

   Староста был самым серьёзным из нас, т.к. уже отслужил в армии и был единственным членом КПСС на курсе. Членство в партии налагало на него ответственность. Он не расставался с журналом группы, всегда отмечал прогульщиков, и договориться с ним было невозможно. И за это мы его недолюбливали. Кроме того, мы полагали, что он стукач. Во всяком случае наш куратор всегда был в курсе самых острых событий в общежитии.

   На этот раз староста подошёл с новостью, что нам надлежит всем вступить в профсоюз и избрать профорга, который будет собирать с нас членские взносы. Что такое профсоюз, мы толком не знали. Вступить мы согласились, а вот профоргом, который собирает взносы, никто быть не хотел, староста почувствовал безнадёгу, но вперёд выдвинулся Серёга Ройтман:
 
- Ладно, ребята! Вы все знаете, что я еврей. А еврей там, где деньги. Я буду профоргом, только не обижайтесь, что всем придётся со стипендии мне по 35 копеек сдавать. И ты, Петя, за то, что я согласился быть профоргом, сегодня мне прогул первой пары не проставишь.
- Договорились, - засмеялся довольный таким исходом дела староста.

   На том мы скоренько и порешили, так как очень уж хотелось дослушать игру на скрипке доктора Эрдмана.

   А Серёга оказался не так-то прост, но я, по примеру Шахерезады, оставлю на потом продолжение этой нехитрой студенческой истории…


Начало:
http://proza.ru/2021/01/13/479
Продолжение:
http://proza.ru/2021/01/28/569


Рецензии
Занятно и всё понятно, правда студенткой была гораздо позже и в общаге
не жила. Была девочкой домашней и всё время удивлялась сахару, насыпанному
просто так на стол, а вокруг - крошки от хлеба в мальчиковой комнате общежития
нашего вуза.
С вашей иронией про старосту-еврея согласна и имею о таких своё, не очень
лестное мнение: как Вам не хотелось быть "латышом")) так и я не могу поменять
своего мне мнения о этой нации- много натерпелась с самого детства, угодив
в самую еврейскую клоаку. Всех простила, но забыть не получается.
Буду заходить, если не против.))

Татьяна 23   07.02.2021 05:39     Заявить о нарушении
Ради Бога, заходите Татьяна. Серёга был у нас профоргом, а старостой правильный коммунист, русский по национальности. Однако, мы нашего коммуниста считали стукачом, а Серёга не стучал, у него были другие штучки.
Должен заметить, что все люди бывают разные, евреи не исключение. Я жил на еврейской улице. Правда она после войны оказалась многонациональной (евреи, латыши, русские, греки), т.к. война покосила многих евреев, прежних жителей улицы. Мой друг, теперь уже покойный, Вовка Израйлит воспитывался в семье еврея дяди Абы. Потом оказалось, что он русский Ермолаев с Волги. Семью дяди Абы, когда он был на фронте, во время войны спасала русская женщина, после войны Аба на ней женился и взяли на воспитание сына её сестры, у которой было много детей, а муж пил. Жизнь людей такая сложная!

Владимир Улас   07.02.2021 08:43   Заявить о нарушении
Владимир, что Вы, я не спорю. Про войну знаю по рассказам своих родственников
и понимаю, что это время приносит испытания всем нациям до сих пор.
Но трудно забыть, как бабушка-еврейка старается уничтожить своего внука-
полукровка со своей заветной мечтой- чтобы её сын, женившийся на русской,
уехал в Израиль. Не знаю- как сейчас, а тогда это было невозможно.
Ваши рассказы мне очень понравились и удивлена Вашим любопытством с ранних
лет.))( научились читать) С наилучшими.-

Татьяна 23   07.02.2021 09:37   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.