Сказка страшно-смешная. Козёл беременный

За широкими полями, за дремучими лесами, в позабытой стороне жил старик в одном селе...

Да и не село это было вовсе, а так сельцо о дюжине жилых дворов. Звалось то сельцо, ни дать, ни взять, Кривоклякино. Фиг его знает, откуда такое названьице вдруг взялось - то ли  по прозванию протекающих с разных сторон сельца двух скорых речушек Кривой Кляки и Клякиной Криви, русла которых выписывали такие загибоны и выкрутасы, что любой  нормальной голове невозможно было не закружиться и мозгами не скособениться, то ли по причине невообразимой кривизны плетней да заборов, которые мастерили сами сельские жители  и при взгляде на которые  в голову непроизвольно приходила мысль: "И откуда столько криворуких и косоглазых в одном селе скопилось?" Да не в кривых заборах дело. Люди в сельце проживали добрейшие, душевные и на чужую беду отзывчивые. Вот что главное, остальное мелочи жизни.

Так вот. Начали мы с того, что в этом захудалом сельце Кривоклякино жил один старик. Звали старика Дед. Все его так кликали, и Дед не возражал. А чего ему, ежели из мужской породы Дед один в сельце остался, не перепутаешь. Стало быть пущай будет Дед.
По сказочному жанру у старика Деда должно было бы быть три сына, но не было, а был один козёл в виде домашнего животного. С козла того и начался весь сыр - бор. Стало быть козёл и есть главный герой нашей сказочной истории.

Детство и отрочество козла - тайна, покрытая мраком. Он нарисовался в сельце уже будучи взрослым козлом, правда достаточно молодым. Появился козёл из ниоткуда. Может из ближнего леса, чёрт его знает. Одним словом, возник козёл у Деда на дворе однажды. Походил кругом, понюхал, пожевал, помемекал, взобрался на завалинку и начал рогом об оконное стекло чесать. Премерзкий скрипучий звук привлёк внимание Деда, который прикемарил за чашкой утрешнего чаю. Спросонья Дед здорово перепугался, увидав в окошке козью морду. "Чертяку принесло! - сходу подумал Дед.- Тьфу, тьфу, тьфу! Чур меня, чур!" И хрясь по стеклу чем под руку подвернулось. Подвернулась литровая банка с солью, которая завсегда на столе стояла. Банка вдрызг, соль разлетелись и усыпала всё вокруг и стол, и  подоконник, и пол. "Ох, твою ж мать! - взвился Дед. - Ох, не к добру солюшка просыпалась, поди, к ссоре ай к слезам? А чё там за чудище бодатое на меня выпучилось? "
Дед поспешил на улицу, знакомиться с гостем, значит, и разманд@ть его, ежели понадобится. Испуганный козёл уже принял привентивные меры, отскочил на всякий случай к калитке и теперь стоял и скромно  мемекал, трусливо перебирая ножками.
- Ох, ты ж! Ты чейный будешь, борода козлиная? - поинтересовался Дед.
- Ме-е-э-э-э... - ответил козёл.
- Ага, - Дед сделал вид, что понял.
"На хрена баяну козёл" - пришла в голову Деду странная, но достаточно разумная мысль.
Дед поднял хворостину и выгнал козла со двора. А сам пошёл чай допивать да додремывать.
Однако через некоторое время упрямый козёл припёрся к Деду снова и начал роги о все углы чесать. Делал он это демонстративно громко, чтоб точно его заметили и внимание обратили.
"А козёл-то ничего так себе  животина," - размышлял Дед, наблюдая за стараниями настырного рогатого гостя. - Может приютить его для нужды какой? Как говорится, в хозяйстве всё сгодится. Только узнать бы поточнее, что он ничейный."
А пока Дед прогнал козла со двора на всякий пожарный. Козёл ушёл, обиженно мемекая, остановился поодаль и начал жевать молодые листочки с придорожной липы. А Дед быстренько по сельцу пробежался, кое-кому наводящие вопросики позадавал и выяснил, что козёл вроде как ничьих будет, вроде как про козла никто слыхом не слыхивал. И закралась Деду в голову пока не совсем ясная мыслишка, притаранить козлика к своему небогатому хозяйству. Тем более, что Дед как бы попривык уже к тому, что у него на дворе козёл трётся и мемекает. И как только Дед такое решение принял, козёл, как на грех, вдруг исчез. Дед ждал рогатого, не отлипая от окошка. Корочку хлеба ему припас с солюшкой и маленький звонкий колокольчик, который собирался на шею козлу приладить. Ан нету козла. Дед загрустил, потом ещё больше - затосковал. А к вечеру пошёл искать козла. Всё сельцо обошёл, козла не нашёл. Людей поспрашал, никто, мол, моего козлика не видал. Молчат люди, плечами пожимают. Начал Дед сомневаться, а не приснился ль ему рогатенький, не привиделся со скуки смертной. Аж слеза старого прошибла.

Вот сидит наш Дед за вечерним чаем с сухариками, хлебает чаёк с расписного блюдечка, а сам грустит, думу думает. Представилось Деду, как бы они дружно да счастливо с козлом жили, на лужок бы ходили, можно в березничек неподалёку за ягодкой какой прогуляться... Ага. Козлик резвится, ножками дрыгает, рожки, играючи на хозяина наставляет... Хорошо!
Уронил Дед седую голову и заплакал в голос о том, какой он разнесчастный, сам себя дурень старый такого чудесного козлика лишил. И уж совсем сопли распустил, как вдруг услышал шум на дворе и знакомое "Ме-е-е-э-э-э..." Подскочил Дед, кинулся на двор гостя дорогого встречать. При виде Деда козёл перестал старую бочку бодать и настороженно вперился на Деда выпученными глазами.
- Дастархан явился, Дастарханчик мой славненький, - запричитал Дед тоненьким голосом.
Взгляд у козла совсем бестолковым стал, похоже, от имени, которым нарек его Дед. А Дед и сам не понял, откуда ему на ум такая кликуха козлиная пришла. Он понятия не имел, что такое дастархан, само как-то выскочило и, как нельзя лучше, подошло ретивому козлику.
- Не боись, рогатик. Тепереча ты мой! Дастархан славненький, - балабонил Дед. - Иди я тебе угощеньице...
Дед протянул козлу горбушку хлеба, щедро посыпанную крупной солью. Козёл  вытянул шею и  неуверенно лизнул хлеб. Вкусно!
- Вот и подружились. Будешь со мной жить и будешь Дастарханом! Согласен?
- Ме-е-е-э-э-э...- подтвердил козёл.
- Умничка, - похвалил Дед.
Так и зажили вместе Дед с козлом.

Но это всё предыстория нашей сказочной истории, может даже слишком затянутая. Однако, слушайте дальше. Прошло не меньше полугода, как козёл у Деда поселился. Уж так они меж собой сдружились, просто слились воедино. Всюду вместе. Сельчане уже Деда без его козла Дастархана и не представляют. Над имечком, конечно, поиздевались поначалу, не без этого, потом попривыкли, а после совсем смирилась.
Всё вроде как путём, да нагрянула беда нежданная. Беда, она частенько нежданная бывает. Вот и тут.
Стал как-то Дед наш подмечать, что пузо у Дастархана круглеет, в смысле, растёт. Сначала думал, что поправляется его козлик от питания хорошего, типа от сытости распузатился. Потом уж соседи стали внимание обращать. А уж, когда бабка  Зинаида, корга старая, ляпнула как-то им вслед "гляди - ка, козёл брюхатый", Деда, как обухом по башке огрели.
Бегом домой. Начал Дед в подробностях пузо козлиное изучать, ощупывать и даже веревочкой по периметру замерять. Ну и что же? Вывод был сногсшибательный. Дастархан - беременный!
"Да, иди ты!" - мысленно возражал себе Дед. Но факты - вещь упрямая. Беременность Дастархана была на лицо - пузо прибывало, аппетит у козла тоже, а вскоре маленькие козлятки стали проявлять себя, наглядно шевелясь у папы в животике. Как у папы? Он же по идее мама! Хотя и козёл мужского рода.
Вот тут - то самая хрень и началась. У Деда в башке. Ничего не хотело стыковаться и поддаваться какому бы то ни было логическому обьяснению. И как не пытался Дед пристроить сложившуюся ситуевину к реальности, не выходило у него бедного ничегошеньки.
Дед слёг. На печь. Оттуда тупо поглядывал на Дастархана, которого по причине беременности поселил в хате. Три дня Дед валялся пластом, не ел, не пил, кумекал. К вечеру третьего дня, устав от всяких дум, Дед озлился на Дастархана.
- Ты что это вытворяешь со мной? - начал Дед, постепенно распаляя сам себя. - Думаешь, если тебя тута пригрели, то теперь всё позволено? Жрёшь, пьёшь вволю, бодаешься.... И вот те, здрасть вам, благодарность...
Дастархан уставился невинным взглядом на Деда, не понимая, что за тон?
- Ты мне голубенькие глазки не строй! Проститут хренов! Ты ж меня на всё село, да какой, на всю округу, считай, на всю Россию опозорил! Шалава рогатая... шалав! Теперь каждая самая последняя мразота может ткнуть в меня пальцем и сказать: "Вот дед, у которого козёл в подоле принёс". Ох, горе мне, горе!
- Ме-е-е-э-э-э...- попробовал подискутировать Дастархан.
- Ты чего блекочешь?!
- Ме-е-е-э-э-э...
- Помекай мне ещё, ага...
- Ме-е-е-э-э-э...

Они долго пререкались. До утра. А под утро, измученный в конец Дед ясно понял, что в одиночку ему не справиться, и принял непростое решение - обратиться со своей бедой к народу. Народ, когда он в общей массе, дюже головаст бывает. А ежели принять во внимание, что тот самый народ на селе составляли исключительно бабы, то тем паче... Бабы как женщины, в принципе способные беременеть, рассуждал Дед, должны были придумать, как эту страсть-беду разгрести.

Для начала Дед к Фроське  наладился. Фроська, она же Ефросинья, необъятной ширшины баба, была за старшую в Кривоклякино. Конечно, Фроська встретила Деда тяжёлым взглядом из-под густых бровей, даже не поздоровкавшись, хотя слыла бабой доброй и отзывчивой. Дед списал это на свой ранний визит. Конечно, ещё пяти утра не было. Но Деда тоже понять можно, ему уже вовсю не терпелось, аж-ник чесалось всё.
- Чего ж тебе, старый хрыч, не спится? - встретила его недовольным тоном добрейшая Фроська и зачем-то взяла в руки полено.
- Дело у меня к тебе, Фросюшка, безотлогательное и кодециальное...
- Чаво-о-о?!
- Сход надо бы собрать, собраньице...
- На кой?! - заколыхалась телесами Фроська.
Дед выложил свою проблему, как на духу. Фроська минут десять молча пялилась на Деда, как на дурака, потом тихо сказала:
- Козёл, говоришь, беременный? А как же он того... как его того?.. Господипомилуй...
Полено вывалилось у Фроськи из рук.
Сход наметили на шесть вечера, прямо на месте "преступления", то есть у Деда в хате. Присутствие Дастархана было обязательным. Ну, что ж, оно и к лучшему.

Бабы собрались и галдели, тыча пальцами в пузатого козла, который особо не обращал на них внимание, а с удовольствием  уплетал сочную сладенькую на цвету кашку, припасенную для него Дедом в большом количестве. Для бабцов же Дед вывалил на стол бутыль самогону. Для конструктивизму, так сказать.
Фроська постучала по граненому стакану вилкой и бабы стихли.
- Бабоньки, внеочередной, сверхсрочный сход считаю открытым. На повестке дня один вопрос, - Фроська ткнула вилкой в сторону козла, - понятно?
- Угу, - единодушно отозвался сход.
- Рассусоливать тут шибко не о чем... без лупы видать, пузо на нос козлу лезет...Вопрос, чё делать-то будем? Как, твою мать, выкручиваться? Как достойно выйти из этой херовины, которую Дед учудил со своим козликом?
- Чегой-то я-то? - возник Дед. - Я ни сном, ни духом...
- Да ладно Дед, не юли перед своими-то, - послышались голоса.
Масса загудела, воззрилась на Деда любопытными разноцветными глазками.
- Бабоньки, вы это к чему? - удивился Дед.
- Ме-е-е-э-э-э...- Ещё больше удивился козёл.
- А к тому, Дед, - откликнулась Фроська, - ну-к, плесни чуток...
- Всем плесни! Иначе тут не разберёшься...
- Ага, ага, - радостно оживилась толпа.
Дед услужливо начал наполнять стакашки. Хряпнули по единой. Обсуждение началось. Говорили много, говорили с чувством, всё больше удивлялись, но... заходили при этом в тупик. После восьмой слово взяла всё та же Фроська, которую ещё с пятого стакана бабы стали величать Ефросиньей Захаровной. Положено так, она же старшая по селу.
- Давайте, рассуждать так...
- Ага, давайте, - зашлись общим смехом подвыпившие бабы. Им вдруг всё стало смешно до ужасти и, честно говоря, по фиг. В воздухе повис мат-перемат и откровенная похабщина по поводу интимной связи Деда со своим козлом. Хотя следует напомнить, что бабы они были добрейшие, но забористое пойло сделало своё подлое дело. Дед уже сто раз пожалел, что четверть самогону вывалил, не расчитав бабью силушку в этом вопросе. 
Деду не приглянулся неуместный и легкомысленный бабий настрой. А куда денешься? Стал ждать развития событий. Дастархан тоже притих, периодически помемекивая под бабий гвалт и дружный хохот. Только глаза лупатил на глупой козьей морде. А когда одна из особливо лихих баб, Лушка-охальница, кажется, попыталась заглянуть  Дастархану под хвост, козёл занервничал, брыкнулся задним ногами, чуть не засветив подлой бабе в лобешник, и обиделся напрочь. Он горестно заорал своим мемеканьем, перекричав бабий шум, и ушёл в тёмные сени. На дуру Лушку зашикали, довели до позорных слёз и оторвали рукав на кофте, нечаянно конечно. Потом всем стало Лушку жалко и ей поднесли стакашек для морального успокоения. Добрые бабоньки, отзывчивые...

Под десятый по счету стаканчик у Фроськи созрел тост "А чтоб каждый мужик, пропади они сучары и  кобели пропадом, не токмо козёл какой, хоть раз в жизни беременным побывал и  долю женскую хлебанул!"
Выжрали. Потянуло в пляс. Нюшка выхватила из глубин широченной юбки-татьянки обшарпанную задрюканную  балалайку и звезданула по всем трём струнам. Понеслась разудалая "матаня"! Их-их-их-их!!! Дрынь - дрынь - дрынь!!! Ати-ати-ати!!!
Дед плакал.

Чем же закончился сход? А ничем. К двенадцати ночи, отгуляв своё по полной программе, бабы повырубались. Да вы не подумайте чего плохого. Бабы-то наши были добрыми и отзывчивыми. Потому, как только проспались и опохмелились, так сход и продолжили. На полном серьёзе. Делу - время, потехе - час. Только у наших баб всё наоборот, но всё равно.
Ефросинья повела дознание. Деда посадили посередине комнаты и пошли вопросами лупить крест-на- крест. А получалось-то по бабьим прикидкам вот что. Забеременеть козёл мог только от мужика какого. Ну, как бы логично. А из мужиков на селе всего двое - хозяин козла Дед и сам козёл. Сам себя козёл трахнуть не мог. Логично? Логично. Остаётся Дед. Но тот побожился, что козла не трогал, а любил его чисто платонически. Деду поверили. Зачем ему было на весь мир свою семейную проблему выволакивать? Не логично как-то. Мог бы просто в тряпочку промолчать. Родил бы козёл по-тихому козлят... Тут Дед на дыбы встал.
- Бабы, вы, конечно, добрые и отзывчивые женщины (довольные улыбки), но как я вас спрашиваю, мать вашу, козёл может родить? Через какой такой детородный орган, если мой Дастархан по сути есть мужик, хоть и в реальности козёл?
Дааа... Вопросец... Бабы примолкли, задумались.
- В принципе, в принципе... можно кккесссарррнуть... в принципе, - почти шёпотом произнесла местная  полуветеренарка Сонька с сильно незаконченным когда-то высшим.
- Ну, вот и порешили! - Ефросинья с силой лупанула ладонями по столешницей. - Как только, так сразу и кесарнешь!
- Я... я... я... не могу я, - пробовала возразить Сонька, простирая тоненькие руки к сходу.
Но сход её уже не слышал. Бабы разбегались по домам. Обрыдло им у Деда торчать. Самогон у старого, кажись, закончился... да и вообще... Интерес к беременному козлу пропал. Подумаешь козёл на сносях. Не такое в жизни случается. Пусть Дед сам дальше разгребается со своей животиной и с пузом его. Бабы чувствовали удовлетворение, как никак они выход нашли. Может слегка проблематичный, но всёж-таки выход. Добрые бабы, отзывчивые, как не крути.

Выпроводив гостей, Дед устало плюхнулся на лавку. Он пытался привести мысли в порядок - что в его жизни  было до схода, и что сталось после. Он не хотел признаваться себе, но внутренний голос подсказывал, что ничего особо не изменилось. Козёл, как был, так и есть, беременный... Кстати, где он?
- Дастархан! - позвал Дед козла, приоткрыв дверь в сени. - Иди, родной, домоюшки. Чайку попьём, да на боковую.
Козёл не отозвался, не пришёл, не потёрся рожками о печку. Что такое? Дед вышел в сени, начал шуровать по тёмным углам. Ни гу-гу, ни ме-ме. Дед рванул на улицу. Сердце тревожно заныло и начало перебиваться. О, Господи!
Дастархана Дед так и не нашёл. Пропал Дастархан. Сгинул пузатик рогатенький.
Дед распахнул все двери и даже окна, вдруг появится козлик его родненький. Хотя сердце-вещун
подсказывало Деду, что не дождётся он своего Дастархан. Никогда не дождётся...

Силы совсем оставили несчастного старика. Он распластался на постели, как был в верхней одежде, и забылся тяжёлым сном. Снилось Деду страшное. Ночь. Густой туман. Пронзительный крик лесной птицы. Он, Дед выходит во двор. Видит, как его Дастархан уплывает в туман. Сердце у Деда сжимается до ужаса. Жалость такая, что не передать. Слёзы. Дед пытается догнать Дастархана. Только не бежится ему, ноги ватные. Дастархан скрывается в тумане целиком.
Следующая картина сна. Темный-претемный лес. Чащоба. Глушь. Неясные голоса. Шёпот. Жутко. Дед знает, что козлик где-то рядом и его надо найти. С трудом Дед продирается через валежник, ищет глазами козла, зовёт его. Откуда-то издалека слышится неясно мемеканье, и Дед из последних сил всё лезет и лезет через бесконечные лесные завалы, понимая, что здесь его погибель, назад у него не хватит сил дойти.
Вдруг впереди небольшой просвет. Среди могучих чёрных елей Дед видит клок неба, окрашенный в рыжий цвет. Что там? Отблеск костра? Или... Дед направляется туда, хотя там страшно и очень опасно. Страх душит его, но Деду надо туда позарез. Там может быть его Дастархан. И Дед лезет дальше...
Дальше Дед видит поляну. Вокруг всё в кроваво-красном цвете. Ветрило завывает. Дед прячется за пышными елками и подходит всё ближе. Он знает, что сейчас увидит жуть, может даже не переживёт эту жуть, до такой степени она жуткая.
Голоса. Смех. Мерзкий. Отвратительный. Дед подходит настолько близко, что начинает различать существ, собравшихся на поляне и разбирать о чем они говорят, над чем насмехаются.
На поляне собралась нежить
и нечисть. Дед видит жуткую Кикимору болотную. Похоже, она верховодит. Все перед ней на цырлах, обращаются к ней не иначе, как мадам Кики. Нашли тож мадаму! Вонючка затхлая, вся жижей болотной покрыта, зловонит за версту! А туда ж!
Однако, кого это к ней ведут? Никак Дастархана? Точно его, козлика.
- Ну, что, Савка? Удался наш розыгрыш? - обращается Кикимора к Дастархану.
Почему Савка, задаётся Дед вопросом, припоминая, кого в народе такой кличкой прозывают. Не иначе как борзых чертей-бесенят. Да быть не может! Его Дастархан не козлик, а этот самый... Блин! В подтверждение догадок Деда Дастархан превращается из милейшего козлика в вертлявого чертика с рожками, копытами и длиннющим хвостом. Дед хочет перекреститься во сне, но отяжелевшая рука не поднимается.
- Ох, удался, мадам Кики! Ещё как удался! Никто вас, мадам, не превзойдет по части отчибучивания шуточек разных! - чертяка, бывший Дастархан, подобострастно завилял хвостом.
Кикимора залилась безудержным смехом. За ней заржали на все лады нежити и нечисти всех мастей. Гогот их был страшен для человеческих ушей. Дед на грани помешательства пребывал, но оторваться не в силах был.
- Славненький малыш, Савка! Умненький! Козликом прикинулся! Беременным! Ой, держите меня за роги-копыта! - опять заголосила нечистая свора во главе с Кикиморой. - Так им и надо людишкам мозги законопатить! А то замшели совсем. Ни смеха тебе, ни юмора, одна подлость!
"А пропадай я пропадом!" - отчаянно подумал Дед, глядя на всю эту бесню.
Он решительно вышел на поляну и крикнул, что есть мочи:
- Дастархан! Пошто ж ты, гаденыш, дедушку обидел?
Дед увидел вылупленные глаза чертика, в них смятение и страх. Ржач вдруг прекратился и все злыдни уставились на Деда с каким-то скорее удивлением нежели со злобой.
- Ничегошеньки я тебя не забижал, - начал оправдываться чертенок, - ты сам меня хворостиной... Мадам Кики, где это видано, чтобы приличных чертей в виде козлов хворостиной потчивали? Ещё разобраться, кто кого забижает!
- Нигде такого безобразия не видано и не позволено! Совсем людское племя оборзело! Вон он стоит, ухмыляется, надсмехается над нами! Проучим его как следует! Ату его, ребятушки, ату! - кинула клич Кикимора, указывая длинным корявым пальцем прямо на Деда.
- Может не надо... - пискнул чертенок и тут же осекся, получив подзатыльник от одного упыря.
Дед увидел, как вся масса нечистых превратилась в единый чёрный шар, изнутри которого периодически выныривали наружу то рогатая голова с оскаленной пастью и кровавой слюной, то когтистая лапа, то копыто. Шар медленно покатился прямо на Деда. Шар рычал, шипел, хохотал, гоготал и издавал другие жутчайшие звуки, от которых волосы вставали дыбом, а сердце стыло. Дед не мог шевельнуться от ужаса. Вот и конец!
"Так я же сплю! - вдруг вспомнил Дед. - Это все понарошку, не взаправду. Не боюсь! Сгинь-пропади, нечисть поганая!"
Шар тем временем подкатился вплотную. Из него высунулись десятки лап и рук, которые стали шарить в поисках жертвы. Те, которые дотянулись до Деда цеплялись длинными острыми когтями за одежду и тянули Деда к себе внутрь чёртова шара.
" Надо срочно проснуться, - мелькнуло в голове у почти обезумившего Деда. - Хоть бы разбудил кто! Дастарха-а-ан!!! "
- Хватайте его!!! А-а-а! У-у-у! - услышал Дед нечеловеческий вой.
Его ухватили смертельной хваткой и потащили. Шар начал заглатывать Деда в непроглядную холодную тьму, в жуть, туда, откуда не возвращаются живыми...

- Деда, деда! Проснись! Не пугай меня!
Кто-то с силой тряс Деда за плечо. Дед не сразу понял кто он, что он, где он, и начал  отбиваться, размахивая руками во все стороны, пребывая наполовину в страшном своём кошмаре. Потом сон постепенно начал таять, уступая место реальности. Дед открыл глаза. Наконец-то! Он сбросил с себя сонные чары.
Над ним склонилась Сонька-ветеренарша. Смотрит настороженно, как на придурка какого.
"Сонька... кесарнуть... козлятушки... козёл... Дастархан мой беременный...сгинул...- построил Дед логическую цепочку. - ООО!!! Чёрт, чёрт, чёрт!!!"
Дед заметался по подушке, попробовал встать, но сил не хватило. Заботливые руки уложили его назад на подушку.
- Деда, лежи, лежи. Попей водички. Подреми. А я пока завтрак тебе сготовлю. Главное, не волнуйся, всё пройдёт, всё наладится... - запела сердобольная Сонька убаюкивающим голосом птицы Феникс.
- Не буду я дремать. Боюсь... Надо же такому привидеться. Во, страхотищща!
- Деда, не бери в голову. Постарайся забыть свой сон.
- Сонюшка, ты не уходи, детка, побудь со мной, - попросил Дед.
- Не-не-не... Не уйду. Только чайник поставлю и вернусь. Чаем тебя напоим с мятою да с мёдом.
- Хорошо, внученька. Добрая ты, отзывчивая. Спасибо тебе, умница моя.
Сонька включила чайник, потарахтела посудой и вернулась к Деду. Он уже приподнялся повыше и с любовью наблюдал за девушкой.
- Да не гоношись ты, лапушка! Сядь поближе, я тебе что-то скажу...
Сонька опустилась на стул рядом.
- Ещё поближе, Сонюшка. Вот сюда на постель. Я тебе пошепчу секретик, что не для всеких ушей.
- Деда, так ведь нет никаких других ушей. Мы одни в доме. Что ты так смотришь на меня?
- Ничего, Сонюшка. Ты вот скажи мне, правда смогла бы козлика моего зарезать?
- Зарезать?! Да что ты, Дед, говоришь такое?
- А как же? Что кесарнуть, что зарезать - один хрен! Кровищщи-то кровищщи! Кругом кровищща!
- Дед, ты чего это? Пугаешь меня?
- Ага, пугаю! Разыгрываю! А- то скучно как-то, одна преснятина... Ушёл мой козлик, скучно без него рогатенького...
- Ну, вот опять... Не плачь. Сейчас чай заварю и...
- Да ну его этот чай... потом... Дай мне за  ручку твою подержаться, погладить...
- Дед, куда ты полез? Это не рука вовсе, а шея. Не надо так...
- Испугалася, внученька. Испугалася дедушку. Да я и не дедушка вовсе...
- А кто же?
- Бабушка. Посмотри получше. Бабушка я...
- Да, как так! Откуда платье, шляпа, вуаль? Ой, что-то мне нехорошо. Я пойду лучше...
- Останься, Сонюшка. Уж так плохо бабуле без тебя, так одиноко.
- Ничего не понимаю... Страшно мне что-то... Плывёт все перед глазами...
- А ты не бойся. Сядь поближе. Сядь поближе говорю! Я тебе тайну открою.
- Угу... Плохо мне совсем, Дед...или как там тебя, бабуш...
-... княгиня Кривоклякинская из знатных графьёв разорившегося дворянского роду. Как тебе?

- Ничего не понимаю... Страшно мне отчего-то... Плохо мне как-то ... Кажется, у меня кровь носом пошла... Сейчас салфетку возьму...

- Кровь?! Кровь, кровь, кровушка... Сегодня будет пир!!! Ля-ля-ля...Ля-ля-ля...

- Пусти руку! Зачем так крепко держать? Пусти, Дед... бабуш... княгиня Криво... кляки...

- Радость моя, зови меня просто... мадам Кики!