Вовка. Сказка со звёзд. Часть 3

Продолжение.
Часть первая - тут  - http://proza.ru/2020/10/08/575
Часть вторая - тут - http://proza.ru/2020/12/09/1055

*********************
        На место ушедших в Лифт, в Мир приходили новички - всегда утром, всегда  после ночной бури. Беспамятные, беспомощные, насквозь промокшие, в синяках и царапинах, в непонятных, грязных лохмотьях вместо одежды - новые жители Мира выбредали с рассветом из Леса.
        Ненадолго останавливались на границе, замирали недвижно - то ли от удивления, то ли для отдыха, то ли не решаясь выходить на открытое пространство. Затем возобновляли движение, направлялись прямиком к белым домикам-кубикам.

     Сначала шли свовсем медленно. Скорее, даже не шли, а тащились -  втянув голову в плечи, сгорбившись и еле волоча ноги.  Однако вскоре с каждым новым шагом их походка становилась все увереннее, спина распрямлялась: Знания о здешнем миропорядке, одно за одним,  накрывали их, окутывали защитным коконом, делая "своими".

     Каждый новичок, в конце концов, приходил как раз к тому строеньицу, которое недавно опустело,  и заселялся (или заселялась) без малейших сомнений (да и дальнейшую свою жизнь проводя тут, в Мире, без вопросов  к окружающим).

     Окружающих было не особенно много: не больше сотни мальчишек и девчонок,  разных рас, возрастов, комплекции, темперамента.
     Каждый жил в своем доме, не пытаясь вспомнить - что с ним было ДО появления здесь, не пытаясь понять или выяснить  - каким образом всё устроено ТУТ: например, как появляются в комнатах предметы обихода, откуда берется свежая вода в умывальнике, одежда и  обувь в шкафах.
      Белые, приятные на ощупь, мягкие, но очень крепкие комбинезоны, а также  легкие  закрытые обувочки, удобные   для любых типов передвижений и любого покрытия.... Почему каждое утро это всё всегда чистое и сухое, лежит себе на полочке, как бы ни изгваздался накануне и куда бы не забросил перед сном? Нет ответа - да и не очень-то надо! Такие мелочи принимались как Знание, как нечто бездоказательно данное, как свойство Мира, не требующее пояснений.

    Лично у Вовки в этой области зудел, досаждая как неприятное насекомое, только один вопрос: на обуви, хитрым образом приспособленные, свисали коротенькими кончиками веревочки,  название которых ему было почему-то известно, и оно странно ассоциировалось с маленькиим когтистым зверьком, потягивающимся и затем сразу свернувшимся в пушистый клубочек.
     Веревочки явно надлежало каким-то образом завязывать, тем самым уменьшая возможность обувки слететь с ноги в ответственный момент - например, во время пробежки по коридорам Куба.  Но Знание о способах завязки так и не пришло к Вовке, и это было очень, очень странно. Потому что все остальные Знания приходили почти сразу же после появления необходимости в них.

      Проблемы с едой и питьем отсутствовали напрочь - в Мире никому не хотелось ни есть, ни пить, никогда. Не тратя ни минуты зря, каждый занимался чем хотел - с увлечением и радостью. Потому среди населяющих Мир не было скучающих, да и грусти не было. По крайней мере, Вовка ни разу не видел ни одного печального лица - только сосредоточенные на каком-то своем деле, или же лица радостные, улыбающиеся - правда, тоже только личным делам и мыслям.

     Несмотря на видимое отсутствие особых забот, совместным играм да и вообще любым совместным занятиям места тут не находилось. Каждый проводил время в исключительном одиночестве, будто Мир представлял собой не единое целое, а походил на гроздь винограда, где каждая виноградинка существовала как отдельный, маленькимй Мирок для каждого отдельного человечка. А человечки постоянно были так заняты, что даже не ощущали близости сомкнутых стен....

     Да, они все время были заняты!
     Кто-то строил прекрасные миниатюрные дворцы из  подручных материалов (а кто и просто маленькие домики - одно здание или упорядоченные композиции из строений).
     Кто-то рисовал картины, больше похожие на окна в другую реальность -  волшебные, нездешние пейзажи, людей, чудные вещи (а кто и всего лишь схематичные картинки - маленькие, но смешные или просто очень милые).
    Кто-то подбирал и выхаживал попавших в беду животных и птиц - и долинных, и лесных (а кто-то лишь внимательно наблюдал за всем живым - от махонькой букашки до здоровенных, но мирных косматых зверей, с самым спокойным видом объедавших кусты на границе Леса).
     Кто-то пел - своеобразно, бессловесно и почти беззвучно: музыка пения накрывала слушателя только на расстоянии не более пары протянутых рук,  но так близко можно было оказаться лишь по исключительной случайности.

     Именно такая случайность помогла Вовке впервые почувствовать Музыку. Мальчику в очередной раз захотелось поглядеть на Мир сверху, и, чтобы сократить путь к темно-зелёным громадинам , росшим на самой границе Леса, он прошел очень близко к чужому заборчику. А с другой стороны заборчика, спиной к Вовке, стоял, протянув руки куда-то к границе между Лесом и Небесами, Поющий - загорелый, темноволосый паренек, с виду лишь чуть постарше самого Вовки. Стоял полностью неподвижно, будто застывший в коконе из паутины собственной многомерной музыки, полностью изолированный своим Делом от всего прочего.
      Вовка знал: в эти минуты все внимание, все силы Поющего были направлены на открытие в Мир прохода для Гармонии.  Полноводным ручьем, отведенным от могучей реки, вливалась она сейчас в маленького человечка. Причём, основная ее часть оседала в собственном маленьком Мирке Проводника, почти неощущаемая для остальных - такова была оплата Поющему за потраченные силы.

     О Гармонии Вовке было известно не слишком много: частично - по собственным ощущениям, а больше всего - через Знание.
     Что Гармония приходила из мира, где не было места ничему материальному.
     Что появиться в иных мирах Гармония могла только через своих Проводников - через тех, кто имел способности восприятия и преобразования.
     Что жизнь Проводников, которых Гармония посещала часто, можно было бы назвать абсолютно счастливой, но преобразование их собственного восприятия этой нематериальной субстанции в то, что должно было проявиться здесь и сейчас, причем проявиться в столь же прекрасном образе, всегда давалось достаточно тяжелым трудом, требовало полного сосредоточения и ... почти полного отказа от всех других занятий.

     Обнаружив поблизости Поющего, мальчик поспешил, решив незаметно и быстро прошмыгнуть мимо. И когда расстояние между ними стало меньше трех шагов,   надежная, всегда крепкая стена Вовкиного личного внутреннего Мирка треснула, точнее - взорвалась мгновенно раскрывшимся бутоном, и на совсем небольшое время Мирок Поющего стал видим и осязаем Вовкой, как свой собственный ... 

     Шаг. Другой. Третий. Идти получается только медленно, будто в воде. Сознание раздваивается - ранее никогда не слышимая и  не ощущаемая, Музыка звучит внутри него, будто он - тоже Поющий. Слёзы... почему на глазах слёзы? Кажется: кто-то мягкими, нежными пальцами перебирает его собственные, внутренние струны, впервые отозвавшиеся - гармоничным консонансом. Чудится: за спиной мерно и мягко взмахивают огромные, в рост самого Вовки, крылья. Крылья, которые выносят из существующей скорлупки-реальности - в неведомые просторы.
      Можно ли назвать эту музыку "прекрасной"? Нет. Это вообще другой способ существования -  многомерный, гармоничный...

      Он тогда собрал все свои не слишком большие силы, чтобы выйти из зоны слышимости Пения. Не остановился. Побоялся того, что случится, если Поющий из-за его, Вовкиной, остановки - очнется. Показалось - не то это был отголосок так и не пришедшего Знания, не то собственные сомнения заклубились ночными грозовыми тучами -  что Если хрупкий замок из музыки разрушится от его, Вовкиного прикосновения, будто песочная башенка, высохшая на солнце - от легкого точка пальцем,  то и Мирок Поющего тоже рухнет, рассыпется весь, целиком...

     Впечатляющее событие в размеренной, повседневной жизни! Оно помнилось долго, пока впечатление от чудесного, архисложного, случайно открывшегося ему, чужого Мирка, не угасло, затертое со временем другими делами и другими событиями...

     Однако, в дальнейшем Вовка лишь несколько раз видел таких же явных проводников Гармонии, как тот Поющий.
      Встречались ему, дважды, мальчишки-художники - оба одинаково вихрастые, с карими, одинаково горящими от захватившего их чувства, глазами. Мальчики быстро наносили на холст кисточками маленькие разноцветные пятна, из которых получались удивительно реалистичные картины.
       В одном случае это был закат над бескрайней водной гладью, а во втором - и это Вовку особенно потрясло! - на холсте сияло звёздное небо, такое настоящее, такое бездонное, что смотреть становилось даже немного страшновато: нарисованное небо начинало затягивать в себя, кружилась голова...
      Еще как-то раз Вовка увидел во дворе чужого дома, почти у самой речки,  маленькую, светловолосую девочку, под чьими тоненькими пальчиками из грязно-серого, скользкого комка мягкой речной глины на его глазах рождалась странная, ни на что не похожая композиция из нескольких человеческих фигур, то ли высоко прыгающих в танце, то ли летящих вопреки всем физическим законам. В прозрачно-серебристых глазах девочки, как и в глазах мальчишек-художников, полыхал внутренний огонь, огонь отчаянного желания выразить своё ощущение, дать выход Гармонии из собственного, внутреннего Мирка - во вне..
 
     Пересечений их Мирков не состоялось, но ни возле мальчишек, ни возле девочки Вовка не стал задерживаться. По разным причинам.

    Позже он не раз проходил мимо их двориков, но там либо никого не было, либо обитатели занимались какими-то незначащими делами. В чужие же дома - и это было очень серьезное, твердое Знание! - заходить запрещалось. Просто нельзя - и всё, без всяких объяснений!


     Не все обитатели Мира, по наблюдениям Вовки, постоянно занимались чем-то поразительным,  или сверхинтересным, погружаясь в подобие транса. Кое-кто просто изо дня в день, кропотливо, увлечённо наводил красоту в маленьком садике или цветнике у своего дома,  забираясь за новыми растениями, как и сам Вовка, в Лес  без малейшего страха, до границы непроходимой чащи.
    Так же, как не ведали здешние жители любопытства ко всему, что выходило за рамки собственных интересов, так и не видели ничего пугающего в окружающем.

     Единственным печальным исключением были визиты Смотрящего, хотя и не частые, но каждый раз вызывающие тёмный ужас, и привыкнуть к ним Вовка не мог. Вполне возможно, Смотрящий приходил и к другим, но за пределами белых стен это никак не проявлялось.

      Ни для любви, ни для привязанности друг к другу тут не находилось места.
      Однако, когда к Лифту шли вдвоем-втроем, то - как Вовка сам наблюдал неоднократно! - крепко держались за руки, будто кто-то, навроде ночного шального урагана, мог налететь и оторвать их друг от друга. Но даже и в этом случае они вряд ли были даже знакомы до момента, когда их накрыло Знанием о скором времени Ухода.

      Возможно, и тут существовали исключения из общего правила, но Вовка об этом не знал.
      Порой мимоходом кто-то проявлял интерес к занятиям других, пытался помочь или хотя бы понаблюдать. Однако, почему-то всегда сразу возникали обстоятельства, увлекавшие заинтересовавшегося прочь, как бурный поток уносит  маленькую ореховую скорлупку: невесть откуда взявшийся воздушный шарик, летящий мимо - с яркой, притягивающей взгляд, картинкой на ниточке, или красивейшая бабочка, или пробегающий мимо зверек, или странный звук невдалеке, слышимый только одному.
   
      Самому Вовке рядом с мальчишками-художниками оба раза примерещился солнечный зайчик, будто кто-то махал ему зеркальцем от недалекой границы с Лесом. Естественно, он понёсся туда сразу, на всех скоростях. А когда он уже собрался обратиться к девочке - их обоих внезапно накрыла большая тень. Девочка не обратила на нее никакого внимания, погруженная в своё Дело, но Вовка, подняв глаза, обнаружил высоко над головой странную конструкцию, медленно движущуюся к Лесу.

    Мальчишка побежал за этакой невиданностью, но конструкция вскоре скрылась за макушками высоких деревьев. Со вздохом опустив глаза вниз, Вовка почти у своих ног увидел одинокого детеныша Попечителей - тех самых, громадных, страшновато-косматых, но абсолютно мирных (впрочем, как и вся местная живность, за исключением некторых вредных насекомых).
      Детёныш ползал по небольшой прогалинке в траве и пронзительно пищал. Между тем от Леса тоже доносился протяжный, зовущий рёв. Ну не мог же Вовка оставить  малыша тут и не помочь! Пришлось брать его -  пушистого, тёпленького, приятно тяжёленького - на руки (тот сразу доверчиво устроился поудобнее и замолчал, только громко посапывал), и нести к Лесу. А в Лесу, у самой границы,  обнаружились не только громоздкие, крайне неторопливые Попечители, сразу же с волнением облизавшие  дорогую пропажу - всю, целиком, от мокрого бурого носика до розоватых мягоньких пяток - под ее, пропажи, довольное похрюкивание*, но и очень интересные, раньше не виданные цветы, которые отлично бы смотрелись в его, Вовкином, садике...

      Кто виноват, в том что он не установил контакт ни с художниками, ни с девочкой, хотя ему на какой-то краткий миг и очень захотелось этого? Никто! Это всё обстоятельства! Это всё они виноваты! 

      Наверно, так было правильно: Уход в Лифт означал разлуку навсегда. Зачем же отягощать сердце и нести с собой воспоминания о привязанностях, к которым невозможен возврат?...

       Все обитатели Мира вели себя  по отношению друг к другу до такой степени спокойно, что просто не разговаривали. 
       С момента Выхода из Леса все новички переживали шоковое состояние после случившегося, приходили в себя несколько суток и не покидали дом.
       Когда позже шок сменялся состоянием покоя и уверенности, что завтра будет все так же хорошо, что и сегодня - обнаруживалось, что и говорить не о чем.       Вокруг царило спокойствие, умиротворение и ... полное отсутствие событий.

      "Сегодня" и "вчера" практически не имели различий. Правда, изредка по ночам случались сильнейшие грозы, но уже после второго ночного "светопреставления" это не удивляло, ведь никаких последствий, кроме сломанных - только ночью! -  веток и опавших листьев - с утра уже отросших заново! -  это не приносило. Дневная погода всегда была одинакова - тепло, но не жарко, солнечно, но не паляще. Легкий, свежий ветерок, порой - ласковый дождик под все тем же солнцем . Одно и то же, изо дня в день. Может, потому и слов, отдельных слов в Мире не существовало.

       Речь... Это было то, как Вовка думал. Это средство самовыражения -  по восприятию - напоминало переливы облачных форм,  шершавую теплоту коры огромного дерева,  шум ночного дождя,  внезапное дуновение ледяного ветра, солнечные  блики на поверхности ручья, обрывки неизвестной мелодии, или же тихое падение пушистых семян одного из местных деревьев в безветренную, прохладную ночь.  Каждый фрагмент   э т о й    речи  был непрерывен и плавен, как волна, если можно себе представить поверхность с волнами, существующую не в горизонтали, а в объеме.  Она  больше ощущалась, чем слышалась, лишь на самую малую часть воспринимаясь слухом.

       И слово "маа-мма" было единственным отдельным словом, которое Вовка знал и мог произнести вслух. И было это слово как тёплый свет, так что он всегда шептал его после ухода Смотрящего - и становилось немного легче.

     А то, что тот странный крик "Вовкааа!...", почти забытый, затертый новыми впечатлениями - это его имя,  он узнал не так давно. И совсем не так, как обычно узнавал о большинстве названий и понятий в этом мире -  накрытый Знанием внезапно и целиком, как пухлым покрывалом.  Нет, Вовка узнал об этом совсем по-другому....

      Больше всего на свете Вовка  любил смотреть на звёзды. Как только край неба начинал темнеть,  на нем, постепенно заполняя пространство до самого Леса, проявлялись крохотные серебрянные искорки. Каждая  являлась со своим звуком, чистым , но настолько тихим, что услышать его можно было только если пристально вглядываться, ловя тонкое, дальнее сияние.
     Звук, издаваемый звездами, только поначалу был протяжным, будто крохотные фанфары возвещали о прибытии знатных особ. А потом, как бутоны дивных цветов, раскрывалось подлинное волшебство звёзд: Вовка  смотрел на них, а они смотрели на него (так ему казалось), и рассказывали ему странные истории - холодные, звенящие колокольчиками, красивые и грустные одновременно.

    На краткое время забыв обо всём прочем, безоглядно заблудившись в звездном сиянии, он слушал их, как слушают музыку - понимая так, как подсказывало ему его собственное маленькое сердечко: чаще всего со светлой печалью, окутывающей каждую ноту.

...И вот однажды самая крупная звезда, похожая не на крохотную сверкающую мошку, а на маленький фонарик, заговорила с ним совсем иначе .....
********
PS Финал - http://proza.ru/2021/03/05/919
************************
(все-таки не обошлось  без сносок!!!)
* Вовку тогда тоже попытались облизать, но, почувствовав на макушке жаркое дыхание и, главное, огромный слюнявый язык, он вывернулся из-под навсившего над ним Попечителя, и со смехом принялся отпихивать от себя тяжелые, косматые головы. Попечители же, поняв, что человечек не хочет вести себя как приличный детёныш, приняли такое безобразие спокойно, и ограничились лишь тем, что благодарно вытерлись - а точнее, благодарно потолкались меховыми щеками о Вовкины плечи и лопатки, с урчанием, напоминавшим о сходе далекого, горного камнепада... Пока мальчик донес новые цветы от Леса до своего сада - солнышко высушило его макушку, так что  дома пришлось хорошенько попотеть, чтобы размочить и смыть засохшую благодарственную слюнявость. Но Вовка, раз за разом окунаясь головой в прохладную воду умывальника, не злился, а счастливо улыбался, вспоминая теплый свет неуклюжей, но такой искренней благожелательности Попечителей и их симпатичного детёныша.