Пылающие ионы

                Пылающие ионы
Дурману девочка наелась
Тошнит, головка разболелась,
Пылают щечки, клонит в сон
Но сердцу сладко, сладко, сладко:
Все непонятно, все загадка,
Какой-то звон со всех сторон
Иван Бунин

Если бы я знала, что будет скучно, не навязывалась бы столь упорно. Но что сделано, то сделано, к тому же, мы уже едем домой. Мой папа в хорошем настроении и поет романс. Он любит петь, а мне больше нравится, когда он чихает, повторять за ним «Э-бух! Э –бух!». Интересное повествование: «белой акации гроздья душистые» внезапно прерывается: «Давай, наберем цветов!»  «Давай!» - отвечаю я.  Собирать цветы интересно, а тут еще со взрослым и в незнакомом месте!
     Машина останавливается. Мы выходим. Недавно был ливень, а я в сандаликах, но меня это не смущает, ради красивых цветов -  готова намокнуть! Папа находит другой выход. Берет меня на руки и несет в лес. С деревьев лениво падают крупные капли. Томный лес дышит теплым, влажным легким воздухом омытой березовой листвы.
   Поляна. Светло, но солнце еще не выглянуло из-за туч. «Папа, что это? Розы?». Розы я видела только на картинках и мечтала увидеть цветок принцессы. «Нет, это китайские пионы» - отвечает отец. Мне отчего-то слышится «Пылающие ионы». Ионы – это звезды, которые падают с неба, так мне рассказывал мой детсадовский друг Олежка, он очень умный уже умеет читать и интересуется наукой, вчера он рассказывал мне про ионы.  Китайские - это для подчеркивания значимости. Ведь, например, китайские полотенца очень ценили и берегли наши мамы за красоту, больше других полотенец.  «Досточтимые, многоуважаемые пылающие ионы!» -  Да, только так могут называться эти удивительные, огромные цветы.
- Стой тут. Я сейчас приду! Никуда не ходи, а то ноги промокнут – распорядился папа, вытягивая лезвие перочинного ножика и смело пошел по поляне в высоких черных резиновых сапогах.
 Если делаешь один шаг, а потом останавливаешься, то это все равно что стоишь и это совсем не считается за ходьбу. Уже стою возле вожделенного куста пионов, который доходит мне почти до основания шеи.  Двумя ладонями поднимаю мокрую, белую, лохматую голову цветка. Потом так же нежно, двумя руками заглядываю в лицо другого. Они хотят пойти со мной! Пытаюсь сорвать. Жесткий стебель у основания не поддается. Наклоняю из стороны в сторону, пытаюсь крутить, на месте сгиба, уже под темно-зеленой оболочкой, видно светлое нитевидное нутро, но цветок никак не отрывается. Подходит папа: «Я же сказал тебе никуда не уходить!» И как он догадался, что я переместилась? Отец быстро срезает измученный стебель и для нечетного количества соседний.
- Папа, можно я понесу букет?!
- Хорошо. Только они мокрые, сначала отрясти надо.
Выглянуло яркое летнее солнце. Папа трясет букет вниз цветками. С лепестков слетает маленький сияющий дождик.  Бросаю взгляд на поляну. Зажмуриваюсь от радужных огней.  Открываю глаза. По центру опушки – радуга!  Огромная, семицветная полупрозрачная нога начинается чуть выше цветов и уходит в небо!  Я раскрыла глаза и всеми клетками впитываю чудо.
Отец тоже зачарован. Спустя какое-то время говорит: «Ну что, доченька, пойдем?!  Я ничего не могу ответить. Он понимает мое состояние и мы еще стоим несколько минут. Радуга немного блекнет, поднимает основание ноги на половину высоты деревьев.  Папа дает мне в руки огромный букет, сам поднимает меня на руки и несет к машине. Крепко держу букет двумя руками.  Не смея уронить ни один из этих восхитительных цветов с поляны, где начинается радуга.  Очарованная, околдованная, медленно плыву с настоящим, взрослым счастьем в руках. По мне скользит трепетная, ажурная решетка березовых теней.
   Едем. Ехать нам довольно долго. Цветы лежат на заднем сидении. Их терпкий, горьковатый, тяжелый аромат перекрывает машинные запахи маленького запорожца.  У меня начинает кружиться голова, потом начинает тошнить. Я прошу остановить машину. На свежем воздухе становится легче.  Отец обеспокоенно смотрит на меня, говорит, чтобы я походила, подышала
 - Хорошо бы попить, но я не взял воды. Сделай глубокий вдох – выдох.  Это дурнота от пионов.
Пока я хожу вдоль дороги.  Папа достает из машины пионы и бросает в грязный кювет!
- Папа, что ты делаешь?!
- Тебе от них плохо.
- Давай привезем домой. Покажем маме и девочкам!
- Нет
- Ну, пожалуйста!
- У тебя голова болит, хочешь, чтобы и у них заболела. Такие цветы вообще держать дома не хорошо!  Они слишком токсичны.
- Мы поставим их на балкон!
- Не ной. Нет, значит - нет.
- Но мы их только покажем и все!
- Если тебе лучше, садись в машину и поехали.
Я начинаю реветь, но на родителя это не производит никакого впечатления. Мы едем, как будто и не побывали на волшебной поляне.
Я чувствую себя преступницей. Звезды, в заповедную июньскую ночь падали на волшебную поляну, чтобы стать огромными, красивыми цветами. Мы их сорвали. А теперь они лежат в кювете с грязной водой, по соседству с ржавой, консервной банкой и старой подметкой!!! Больно, до слез!
   Дома папа рассказал маме о происшествии. Меня удивило, что мама тоже знает о существовании пионов. Мне странно, что кто-то видел эти чудесные цветы, кроме нас. После расспросов, как я себя чувствую, мы пьем чай со свежим земляничным вареньем и белым хлебом, потом меня отправляют полежать. Пролежав на кровати, положенные 20 секунд, иду рассматривать картинки в своей любимой книжке про золушку.  Впервые они мне кажутся блеклыми, неинтересными, фальшивыми. Не могу понять, что со мной, знаю – плохо.  Не физически, как-то по-другому.
   Залезла под кровать.  Романтический полумрак подкроватья больше соответствует моему состоянию. Несколько раз мягкими пальцами провожу по жестким квадратикам решетки своей постели. Потом держу один палец на ребре квадратика, смотрю, как белеет сустав верхней фаланги, дальше краснеет, а в середине ногтя белеет, напоминает радугу.  Не надо думать об этом.  Ползу в угол, нахожу желтую прозрачную бусину, которую утром безнадежно искала.  Выползаю из-под кровати, смотрю сквозь бусину на свет, в ней переливаются золотистые звездочки.  Но теперь она мне кажется обычной, пластмассовой бусиной, не такой прекрасной, как казалась еще вчера.
  Нам запрещено прыгать на кровати. Но, когда ребенок болен, ему всегда можно немного больше, не правда ли?! Поначалу одной прыгать не очень интересно, но долг больного ребенка заставляет пользоваться своим очевидным правом.  Постепенно увлекаюсь.  Ставлю себе цель допрыгнуть до потолка. Прыгаю все выше и выше. Цель близка, но входит мама и прерывает мой полет.
- Что ты делаешь? Я же сказала тебе лежать!
- Но я же болею, значит могу немного попрыгать
- Если ты болеешь, значит, должна лежать, а не прыгать. Как ты себя чувствуешь?
- Я болею! – отвечаю я маме, с чувством оскорбленного человека, демонстративно ложусь на кровать и начинаю стонать, как дяденька из страшного фильма про войну.  Мама только надо мной смеется и называет притворюшей.  Я все же заставляю ее сесть к себе на кровать и обнимаю ее теплую, большую, мягкую руку. Мне становится уютно и хорошо. Входит папа с вопросом о самочувствии. Отвечаю «нормально» и прошу разрешения идти погулять.
Папа отвечает, что на воздухе будет даже лучше. Я хочу им объяснить, что мне не плохо физически, тошнота давно прошла, а как-то странно внутри. Но не могу найти нужных слов и просто целую маму в мягкую шею и иду гулять.
 
  На улице нигде не могу найти ребят. По счастью, выходит гулять Инка. У нее новые резиновые сапожки апельсинового цвета. Нужно проверить не промокают ли. И ей совсем некогда слушать мой рассказа про пионы. Бегу домой, надеваю свои сапоги.  На улице мы сверяем нашу обувь: полоски по краю голяшки одинаковые, отпечатки следов на газоне -  одинаковые. Высота показалась различной. Скидываем по сапогу, ставим рядом, сверху кладем палочку... У нас совершенно одинаковые сапоги! Только у Инны оранжевые, а у меня ярко розовые. Довольные собой и друг другом, взявшись за руки, бежим проверять надежность. На асфальтированной дороге, ведущей к клубу, после каждого дождя вытягивают я самые большие и глубокие лужи. Потихоньку заходим в первую лужу на глубину середины сапога.
- У тебя протекают? У меня нет. – говорит счастливая Инка.
- у меня тоже нет. У меня ноги холодятся – отвечаю я.
- Это очень полезно для здоровья детей - делает она мудрое замечание.
 Глупо спорить с очевидными фактами. Просто отзываюсь: «Угу»
В лужу нахлестало воды с газона, вода в ней очень мутная.
- Давай проверим на какой глубине сапог не будет видно! - предлагает Инна.
- Давай.
Встаем рядом и идем перпендикулярно газону, спиной к пешеходной части. Заходим на приличную глубину.
- Твои почти уже не видно – заявляет Инна
- По-моему их видно одинаково. – не сдаюсь я.
-  Нет твои не видно. А мои светятся, потому что похожи на солнце – возражает Инна.
Над инкиным сапогами блеснула волна и мне тоже начинает казаться, что они светятся. Мои сапоги не похожи на солнце, но мне тоже хочется, чтобы они светились в мутной воде.
- А мои светятся? - спрашиваю эксперта.
 - Твои тоже чуть-чуть – милостиво разрешает счастливая Инка. До края голяшки остается полсантиметра, при неосторожном движении можно зачерпнуть воды. Но мы решаем сделать еще маленькие полшажка.
Вдруг сзади раздается гневный крик: «Что вы делаете?! Марш из лужи!»
Мы оборачиваемся. Оказывается, наши научные изыскания собрали группу неравнодушной общественности! А кричит знакомая нам тетя, которая работает в штабе. В голове мелькнули страшные сведения о ней. Однажды, я подслушала разговор кумушек, болтающих рядом с песочницей.  Когда проходила эта тетя, они зашептались между собой: «Вон ведьма идет, Лизу и Лену сожрала, едва другую работу нашли, теперь довольная, еще ищет под кого подкопаться. Сколько крови пьет, а самой хоть бы хны.»  Картина в мозгу отпечаталась трагическая.
За нас вступается лысоватый дяденька-отдыхающий: «Зачем вы их выгоняете?! Они познают мир. Играют, никому не мешают».
- Детям запрещено находится на территории санатория, приказ начальника! – отстаивает ведьма имущественные права на грязную лужу.
Вовсе не обязательно знать про нее какие-то страшные истории, достаточно одного взгляда на нее: волосатые толстые ноги в тупоносых туфлях на больших платформах-копытах, противный коричневый сарафан на цветастой блузе. Жирная, короткая, без шеи, с высоким темно-каштановым завитком на голове и огромной коричневой бородавкой возле плоского носа.
  Мы предпочитаем закончить смелый эксперимент. Убегаем из лужи, подальше от злобных поросячьих глазок.
  Хлопнув железной калиткой, на толстых тугих пружинах, бежим на детскую площадку за домом.  Убежать, кажется малым средством для нашей безопасности, залезаем на самую высокую железную горку-радугу. Видимо, по ней еще никто не лазил. На перекладинах висят крупные капли. Ладошки прилипают к подтаявшей после дождя краске.  Залезаем на самый верх, там немного переведя дух, решаем, что, если ведьма за нами полезет, будем бросать в нее нашими сапогами. Нам жаль наших новых, красивых, непромокаемых сапог - но, что делать, жизнь дороже. А то выпьет всю кровь!!! Инка берется попасть сапогом в бородавку, чтобы из нее выполз червяк. Я и не знала, что в бородавках живут червяки! Спрашиваю, какой червяк, такой?  Плюю в толстого дождевого червя под горкой, но не попадаю. Инка не поняла, какого червя я имею в виду, тоже плюет, чтобы показать какие черви живут в бородавках, но не попадает.  Такой, да не такой. Мы старательно плюем, но ни в одного попасть не можем. Тем временем, на скамейку под тополем идет большая компания наших друзей. Теперь-то мы можем спускаться с горки и никого не бояться.  Подбегаем к товарищам, а у них диковина! Они нашли маленького лягушонка и теперь решают у кого он будет жить. Всем хочется, взять его себе. Наконец, утверждаем наиболее достойную кандидатуру Оксанки. Во-первых, она очень серьезная девочка, во-вторых у нее есть брат, окончивший седьмой класс и он поможет ей в уходе за нашим общим питомцем своими знаниями зоологии. Идем к ней домой. Наша толпа занимает весь лестничный пролет и площадку. Оксана заходит домой с лягушонком, потом выходит с мамой и братом. Мама говорит, что лягушонок дома может умереть с голоду. Мы удивляемся, почему? Ведь она каждый день будет давать ему крошки с вареньем. Какой же ребенок не любит варенья? Мама отвечает, что лягушки не едят хлеб, им нужны комары и мухи, причем живые. Брат авторитетно подтверждает эту информацию. По их совету, несем лягушонка в лес. Но не оставлять же его одного!  Ищем его маму. Кто-то под деревом находит огромную толстую жабу. Оставляем ей лягушонка. Правда она как-то не особенно радуется найденному сыну, наверное, нас испугалась. 
Наперегонки бежим из леса, кто первый займет лавку под тополем на детской площадке. Прибегаем шлепаемся на мокрую скамью. Все промокли, и так и не поняли кто первый. Завели любимую игру: «Черное с белым не берите. Да и нет не говорите. Вы поедите на бал?» Начинает смеркаться. Мамы зовут нас домой.
 После ужина, наконец, нахожу благодарных слушателей. Рассказываю сестрам про пионы и радугу.  Чтобы получилось интереснее, немного привираю. Мы с папой заблудились, шли сквозь дремучий темный лес, вдруг заметили свет впереди и вышли на поляну, усеянную бриллиантами. Одна сестра пугается того, что нас могли съесть волки или медведь. Медведь в наших представлениях всегда был один, а волков много. Другая сестра практично спрашивает, почему мы не набрали бриллиантов.  Я не знаю, что ответить и прошу не перебивать, продолжаю рассказ. Там стояла фея и превращала упавшие звезды в огромные красивые цветы. Она сказал нам, что если мы возьмем хоть один бриллиант, то она превратит нас в деревья. Одного человека в большое дерево, а другого в маленькое. Мы, конечно, к бриллиантам даже не прикасались. Вдруг посередине поляны появились зеленые гномики и начали ковать радугу.  Фея разрешила нам набрать цветы, взмахнула палочкой, лес расступился, пролегла дорога из скатерти, и мы скоро оказались у своей машины. Тут сестры не выдержали и сказали, что я все вру. Я знаю, что я вру, но зачем-то отпираюсь, так ведь складно все выходит. Идем к отцу для выяснения истины. Видимо, папа замечает, что я боюсь разоблачения и говорит: «мы действительно нарвали пионы, но потом их пришлось выбросить. Идите играйте». Таким образом он и не подтвердил, и не опроверг мои слова. Мне совестно, я признаюсь сестрам, что наврала про гномиков, фею и бриллианты. Сестры жалеют, что не видели пионов и радугу. Просят показать, какого размера были цветы. Я говорю, что с голову ребенка. Они просят уточнить, какую именно. Рассматриваю их головы, потом трогаю свою. На ощупь моя больше, говорю, как моя. Значит, не очень большие, делают вывод сестры.
    Вечер. Комнату заливают золотистые, летние, длинные лучи заходящего солнца. Просим маму не задергивать шторы, приглушенные лучи нам ничуть не помешают. С небольшого пруда, за ангаром и гаражами, напротив наших окон, на берегу которого уже расцвели круглые фиолетовые шары дикого лука несется неистовое кваканье лягушек.  Мама целует каждую из нас перед сном. Я ее спрашиваю, как мы сегодня будем спать: «как три царевны, три принцессы или три княжны»? Мама сеется и говорит, что это практически одно и тоже. Но просто спать как три обычные девочки неинтересно, и мы требуем уточнения. «Спите как три царевны» - выбирает мама и уходит. Лежим в золотистом свете и слушаем урчание лягушек. Я думаю, как это гномики могли ковать радугу, потом думаю, если поставить мой сапог, потом Инны, потом снова мой, потом ее, то получиться маленькая, детская сапожная радуга. Интересно посмотреть, как падают звезды, и может быть, найти одну и принести домой.
   Наверное, мне сегодня опять будет сниться музыка. Как мне нравятся приятные красивые мелодии, звучащие во сне. Но днем я мучаюсь, потому что не могу их выразить. Я не умею играть ни на одном инструменте, а когда напеваю мелодию, получается не так, не правильно. Музыка живет во мне прекрасной птицей, я хочу ее выпустить, чтобы она расправила крылья и взмыла в облака. Хорошо бы научиться играть на флейте…