Следы на столе. Одним файлом

     Кузьмич нетвердыми шагами подошел к окну.
   
     Лениво почесав у себя между ногами, старичок посмотрел на градусник.
   
     Там, за стеной дома, текла другая жизнь.
   
     Народ суетился, бегал по тропинкам в снегу.
   
     Крещенский мороз не давал ему расслабиться.
   
     «В такой мороз сопля замерзнет на лету. Сорок минусовых градусов, конечно, некритичны, но постоять не дадут!» – думает дед, приподнявшись на цыпочках.
   
     Он смотрит вдаль, за угол дома, ждет.
   
     Сегодня, с утра пораньше, его благоверная сбежала к матери.
   
     Читатель, видимо, подумает, что его подруга от него сбежала.
   
     А, вот и решайте, господа, как можно не бежать, а идти шагом.
   
     Идти, когда Сочельник вас встречает лютыми морозами.
   
     Ладно бы мороз подгонял.
   
     А тут еще и снежная поземка прибавит времени бег.
   
     Тут не расслабишься.
   
     Вот и его старушка бойко побежала, махнув ему с улицы рукой.
   
     Вчера Кузьмич солидно посидел за «рюмкой чая» со своим дружком.
   
     Его Валюша им в том не была помехой.
   
     Была она не прочь побаловать себя игристым винцом.
   
     Но в меру. Для порядка.
   
     Посидев с мужичками за столом минут сорок, она ушла в спальню.
   
     Завтра ей рано вставать.
   
     Кузьмич сейчас смутно помнит, что они пили и как.
   
     Впрочем, голова его сейчас трещала и болела.
   
     Запасы крепкого спиртного в доме они вчера с Петровичем свели на нет.
   
     Расстался Кузьмич с дружком своим глубоко за полночь.
   
     Расстался чинно, благородно, его порываясь проводить.
   
     Вовка, конечно, отказался, пообещав ему тотчас же позвонить.
   
     Позвонить, когда придет домой.
   
     Прошло минут пятьдесят, когда за Петровичем хлопнула входная дверь подъезда дома Кузьмича.
   
     Звонит телефон.

     Все, он на месте. Не замерз и не упал в сугроб.
   
     Сегодня нужно ждать его вновь в гости (с его спиртным).
   
     Кузьмич стоит у окна кухни.

     Смотрит.

     Ждет.
   
     А «трубопроводы» горят.

     Башка трещит.

     Дрожат руки.
   
     Кузьмич не пьет «сухонькое».

     Не пьет он и рассол.
   
     Ждет, встав на цыпочки.

     Ждет «подобное», крепкое.
   
     И оно – у Вовки.
   
     Наконец, дождался: из-за угла соседнего дома практически бежит Петрович.
   
     В руках у него авоська.

     Авоська – непустая: даже сквозь стекло окна Кузьмич слышит дребезжание в ней стеклотары.
   
     Пока Петрович спешит к дверям подъезда, Кузьмич метнулся в спальню.
   
     В ней – дверь на балкон.
   
     А на нем – ящик-холодильник.

     А в нем – и сальце соленое, огурчики, капустка, помидоры…
   
     Ну как их не попользовать?
   
     Чисто, грех!
   
     Словом, несется пенс в спальню.
   
     А в ней – две кровати, гардероб, журнальный стол.
   
     На столе – телевизор-плазма.
   
     По ходу дела, случайно, Кузьмич посмотрел на столешницу стола.
   
     Посмотрел и обомлел.
   
     Застыл в совершенном ступоре: на крышке стола ясно проступает след.
   
     След ноги человека.
   
     Придя в себя, Кузьмич понимает, что что-то тут не так.
   
     Ведь нога, оставившая след на его столе, в разы меньше его ноги.
   
     Впрочем, не это странно.
   
     Пальцев на ноге той было, не пять, а шесть.
   
     К тому же, там, где должна быть пятка, был хвост!
   
     «Что, блин, за чертовщина завелась у меня в доме? Неужели домовой мне подает знак?» – почти бежит дед к двери балкона.
   
     Открывает дверь и наполняет эмалированную миску квашеной капустой, огурцом.
   
     Пока наполнял миску закуской, клубы морозного воздуха проникли в спальню.
   
     Осев полупрозрачной влагой на столе, они проявили на нем еще один след.
   
     И этот след Кузьмич отчетливо разглядел в пяти сантиметрах от «плазмы».
   
     Непонятно, чьей ноги.
   
     И, если первый след направлен был к балкону, то второй – от него.
   
     Первая мысль его была, рассказать обо всем Петровичу.
   
     Однако, зная, что правдоруб Володька способен упрекнуть его за пыль на мебели спальни, решил промолчать.
   
     Вторая мысль, посетившая хозяина, была, стереть следы со стола и все позабыть.
   
     Но все же что-то удержало его от этого поступка.
   
     Едва успел Кузьмич почистить луковицу для салата, Петрович тут как тут.
   
     Звонок в дверь предвещает дивное застолье.
   
     А, главное, пришло так нужное лекарство!
   
     Вовка зашел в дверь. От него пахнет морозом.
   
     Но «пахнет» и теплом.
   
     Теплом понимания, поддержки, дружбы.
   
     Читатель автора поймет.
   
     Пока суть, да дело, пошел застольный разговор.
   
     Разговор, который души согревает, лечит.
   
     Володька крепкого «вина» сейчас не пьет.
   
     Пользует свое, в части приготовления чего прослыл совершенным асом.
   
     Кузьмич налегает на «беленькую».
   
     Первая стопочка, вторая, третья – пошел процесс.
   
     Тем разговора у друзей – не счесть.
   
     Вспомнили они не раз и про купания в мороз.
   
     Не позабыли добро посмеяться и над крючком-злодеем, который Кузьмичу насквозь «прошил» большой палец правой руки.
   
     Вспомнили и про проказницу лисицу, которая ночью утащила у друзей котелок с ухой.
   
     За разговорами день близился к закату.
   
     И тут, как будто невзначай, Кузьмич вспоминает след.
   
     Ему уже не совестно за пыль: спиртным отпущены тормоза.
   
     Тормоза приличия и самого ума.
   
     Друзья заходят в спальню.
   
     Высказывается ряд догадок на природу тех мистических следов.
   
     Одна из них, озвученная Володькой, едва не рассорила друзей.
   
     А как же было тут Кузьмичу стерпеть такую версию, в которой Петрович вспомнил Маргариту.
   
     Ведь друг предположил, что его Валюша, словно героиня романа М.А. Булгакова, разминала мышцы тела перед своим полетом!
   
     Сравнил, кстати, Петрович его старушку и с ведьмой из повести Н.В. Гоголя «Ночь перед рождеством».
   
     Кузьмич едва удержался от оплеухи Петровичу, когда он пошутил: «Видно, сейчас твоя Валюша-Маргарита, как Солоха Гоголя, на метле гоняет звезды в небе!»
   
     Судили, да рядили друзья еще битый час, кто же прошелся по столу.
   
     След явно был не домового (как они посчитали).
   
     Был явно больше.
   
     Однако по сравнению с ногой мужской, был он явно меньше.
   
     Друзья даже измерили линейкой его длину.
   
     Тридцать шестой размер его совпал с ногой Валентины.
   
     И, лишь успели «Пинкертоны» подвести итог своим полутрезвым предположениям, звонок дверной поставил все на свои места.
   
     Лампочка на дверной площадке перегорела.
   
     Открылась входная дверь, и в дверном проеме друзья похмелья ясно различили женскую фигуру.
   
     Это была вернувшаяся от матери Валентина.
   
     В руках у нее были метла и большущий веник.
   
     «Чур меня! Чур!» – неистово замахал руками Петрович, отскочив от двери на два-три метра.
   
     «Что, уже налеталась, моя птичка?» – спросил ее Кузьмич, пытаясь ей помочь раздеться, забрав у нее метлу.
   
     Пригласив ее в спальню, он показал на столе следы.
   
     Валюша сразу смекнула, что к чему.
   
     Не раздеваясь, она стала учить подвыпивших старичков.
   
     Учит их веником, учит: "Ишь что удумали, негодники! Ведьма? Как же! Имеет право дама поставить свою ножку на любой журнальный стол! Заметьте, на свой стол, не чужой!"
    
     "Метла! А что, метла? Она мне еще может пригодиться. В ночь на Ивана Купала!" – смотрит старушка помолодевшим взглядом в зеркало, озорно подмигнув себе.