Рассказ Эх, Да...

                ЭХ, ДА...


    Утро выдалось на редкость ясное,как раз под стать моему настроению. Солнце изо всех сил старалось согреть своими не- мощными осенними лучами холодную землю.Старики выст- роились на солнечной стороне двора и, подобно солнечным бата- реям, аккумулировали в себе тепло. Мне часто приходилось наблюдать за ними. Было очень трогательно и смешно наблюдать, как они с перемещением солнца переставляли свои стулья вслед его уходящим лучам.

    Вот и сегодня, увидев их во дворе, я подошёл к ним. При- мостившись  с  книгой  в  руках  на  скамейке,  я  прислушался  к разговору стариков. Но они безмолвствовали. Их было четверо. Двое   как   бы  составляли  одну   группу,   остальные  -   другую.Обычно они «щебетали» подобно птицам, перебивая друг друга рассказами из своей жизни, привнося в них эпизоды, не пережитые ими. Слушая их, можно было предположить, что мои старички стояли во главе нашей истории. Мне показалось странным их сегодняшнее молчание. Может, что-то случилось?– забеспокоился я.

    Один из стариков расположился под прямыми лучами солнца, и по его довольному виду нетрудно было догадаться, как он рад теплу. Как только я подумал об этом, он сразу же вслух произнес:

    - Ох как хор-ро-шо !
    - А что хорошего? - спросил его сосед.
    - Солнце греет…
    - А-а-а..

    Я невольно посмотрел на небо и увидел, что солнце скоро прикроется облаками. Они его уже частично накрыли, и сразу стало прохладнее. А когда облака полностью заполонили солнце, явно похолодало, и я услышал голос сегодняшнего «говоруна»:

    - Пло-о- хо. Очень плохо. Будет плохо.
    - Ты про что? -спросил его сосед.
    - Солнце уже не греет. Холодно. Я пойду. Пло-о-хо.
    - И я с тобой.

    Два старика, сгорбившись, друг за другом волоча за собой стулья, скрылись в подъезде. “Старость не  радость,-  подумал я.- Эти старики жизнь воспринимают в двух аспектах: солнце греет - хорошо, нет солнца - плохо. И больше ничего!”

    - Э-эх! - услышал я жалобно протяжный вздох одного из оставшихся стариков.
    - Да! - подтвердил другой.

    Я ещё долго сидел в надежде услышать что-то интересное. Но было слышно только:

    - Эх!
    - Да!

    После очередного «Эх!» рядом сидевший сосед встал.

    - Ты куда?- спросил его «Эх».
    - Домой.
    - Не рано ли? Ведь так славно беседовали.
    - Да!..- сказал сосед и скрылся в подъезде.


    В этих отличающихся интонациями «эх!» и «да!» можно было проследить всю жизнь стариков. Тут было многое - неудовлетворенность жизнью и сожаление о быстро прошедших годах. Почему не осталось сил для сегодняшних зрелых, спокойных мыслей и дел? Что впереди? Беспросветность? А ведь какая-то надежда ещё теплится. Эх! Да!..

    Во дворе остались только я и «Эх!»- дядя Семён. Облака растянулись по всему небосводу. По телу пробежал озноб. Как будто и не было того  ясного  дня.  Всего  за  несколько  минут  всё вокруг изменилось. Холод нарастал. Было бессмысленно оставаться в такую погоду во дворе. Но меня удерживал дядя Семён, который в подавленном настроении, задумчиво продолжал сидеть на прежнем месте.

    - Вам не холодно?- спросил я его, встав со своего места.-Вы не простудитесь?
    - А может быть, я этого и хочу.
    - Ну зачем вы так?
    - Я устал жить, сынок. Я бы хотел умереть, но Господь упорно не хочет меня забирать к себе.
    - Но ведь жизнь так прекрасна! - воскликнул я с юношеским пылом, пытаясь изменить отношение дяди Семена к жизни.
    - А кто говорит, что она отвратительна? В твои годы я употреблял более красивые эпитеты. Так что ты не оригинален,- охладил мои возвышенные порывы дядя Семен.
    - Ну тогда зачем вам хочется уйти из этого мира?
    - А кто тебе такое говорил?- невозмутимо спросил он.
    - Но вы же только что сами сказали об этом,- пытался я напомнить ему о недавнем разговоре.
    - Ну и чудак же ты. Что, нельзя просто пошутить?
    - Ах вот в чём дело,- улыбнулся я.- А я думаю, зачем он так?
Ну и шутник же вы.
    - Только сегодня почему-то желание шутить у меня пропало. Что-то на душе стало грустно. Даже одному домой возвращаться неохота.
    - Хотите, я составлю вам компанию?-вызвался я.
    - С удовольствием,- ответил дядя Семен.- Только,если тебе не трудно, забери с собой и мой стул.
    - Конечно, конечно, как я сам не догадался...

    Я поднимался по лестнице вслед за дядей Семёном с каким- то волнением. Мною овладело предчувствие чего-то загадочного. Когда я вошёл, моему взору представилась целая галерея детских портретов. Я удивлённо посмотрел на дядю Семёна, всем своим видом вопрошая: «Что это значит?»

    - Ты чем-то взволнован?- спросил он и продолжил.- Не удивляйся, это мои дети.
    - Как?! -воскликнул я.-Не может быть,ведь тут их так много.
    - А что тут удивительного? Могло быть и больше.
    - Но вряд ли ваша супруга смогла их всех родить...
    - Ты прав, сынок. Все они от разных матерей.
    - Но я никогда бы не подумал, что вы..,- я запнулся на слове, почувствовав, что и без того сказал лишнее.
    - А ты и вправду чудак. Тебе самому сколько лет?
    - Двадцать пять.
    - То-то, двадцать пять. Интересно, нынче вся молодёжь такая, как ты?- спросил он.
    - А что я?- обиженно спросил я.
    - Да ничего, уж больно наивен,- наконец-то впервые улыбнулся дядя Семён.
На мгновение наступило молчание. Дядя Семён что-то доставал из комода.
    - Садись. Вот посмотри-ка, - тут он вложил в мои руки кожаный альбом, инкрустированный серебром,- и хорошенько смотри. Это мой семейный альбом. А я тем временем что- нибудь приготовлю поесть.
    - Не надо, я не голоден, - беря в руки альбом, заскромничал я.
    - Зато я голоден. И не пререкайся со старшими.
    - Слушаюсь!
    - Вот так! Молодчик! А ты начинаешь мне нравиться. Честно говоря, вначале ты мне показался занудой… Ну ладно,я пошёл...

    Я поудобнее разместился в кресле и начал внимательно изучать семейный альбом дяди Семёна. Перед моими глазами проходила вся его жизнь, запечатленная в фотографиях, начиная с отрочества. Когда он вернулся в гостиную, я рассматривал фотокарточку, на которой был запечатлен хиленький, тщедушный, с болезненным выражением лица мальчуган.

    -Это тоже ваш ребёнок?- с волнением в голосе спросил я его.

    Вдруг дядя Семён побледнел, на глазах выступили слезы, и он с трудом произнес:
    -Да, это тоже мой сын. Он старший брат всех моих детей, которых ты видишь на фотографиях,- всё это прозвучало с такой болью, что мне стало не по себе.




    - Я не знал, вы простите меня. Наступило молчание...
    - Армен был моим единственным родным ребёнком,- нарушил затянувшееся молчание дядя Семён.- Он родился со страшной болезнью-болезнью Дауна. У нас с Люсей долго не было детей. Надо ли говорить, каким счастьем наполнился наш дом, когда     в  его  стенах  наконец-то  появился  ребёнок.  С  его  рождением  у нас все изменилось, мы по-другому стали смотреть на все вокруг себя. Но нашему счастью не суждено было долго длиться. Гром грянул над нашим семейным благополучием. Ребёнок рос беспомощным, резко отличался от других детей. Мы с Люсей впали в страшное уныние, жизнь показалась нам сущим адом.   Ты не поймёшь, что значит быть отцом больного ребёнка, которого все жалеют, а глупые и злые люди глумятся над ним,    а он, беспомощный, не понимая своего состояния,  развесив  сопли, в ответ только улыбается. В нём было столько доброты! Отдали мы его в спецшколу… Постепенно мы с женой свыклись с тем, что у нас такой ребёнок. Но мы не переставали верить    в то, что он выздоровеет, надеялись на чудо. Человек никогда     не теряет надежды, даже когда он находится в беспросветном состоянии. Мне пришлось дважды пережить горе за один год.  От инфаркта скончалась моя любимая жена.  Ровно  через  год от побоев, устроенных вечером пьяными хулиганами, умер мой единственный сын, моё беспросветное будущее... Я никогда не забуду последних минут прощания с ним, - на минуту прервал свой рассказ дядя Семён, затем, как бы снова собравшись с силами, продолжил.- Он лежал неподвижный на столе со сложенными, как восковые, руками на груди. Под выпуклыми закрытыми глазами виднелись большие синие круги, ссадины на висках и на лбу. Всем своим видом он словно говорил мне: «Папа, ты всегда хотел заслонить меня от злых людей. Почему же не сделал этого!».Дядя Семён расплакался, затем, всхлипывая, продолжил:

    - Я не сумел защитить его от злых людей, но поклялся у его гроба, что всю свою жизнь отдам детям...
В комнате воцарилась гнетущая тишина. Я не осмеливался её прервать. Дядя Семён долго и грустно смотрел на фотографию своего сына. Затем, подойдя к висевшим на стене фотографиям и указав рукой на хиленького мальчугана, прервал молчание:

   - Артём был первым из всех, кого я приютил у себя.Родители отказались от него.  Этот  мальчуган  вдохнул  в  меня  жизнь,  и я впервые после долгой душевной спячки почувствовал себя живым... Я поборол в себе страх перед жизнью. И в этом помогли мне Артём и все мои остальные дети. Их было девять славных ребятишек, девять разных характеров. Все они были удивительно похожи на меня...
Вновь наступило молчание и, казалось, что на этот раз оно воцарилось навечно. Его нарушил протяжный вздох дяди Семёна:

    - Э-э-х!

    - Да...

2 - 6 октября 1987 г. Степанакерт