Коронавирус

        Они лежат в сумерках больничной палаты на соседних койках. В большое голое, без штор окно равнодушно смотрит холодным глазом фонарь. Он так много повидал на своем веку, что перестал сочувствовать людям. Койки  расположены напротив друг друга, разговаривать удобно, палата на четверых, но еще утром двух пациенток выписали. Тамара Николаевна и Наташа рассказывают друг другу о том, чего никогда никому не говорили, стыдясь осуждения или боясь непонимания. О том, что все равно не забудешь, о самых личных вещах, живущих глубоко в уголках памяти. Разговаривают так откровенно, как будто были знакомы всю жизнь, а на самом деле познакомились только вчера.
        Наташа  — полная, крупная, про таких говорят «пышная», лет пятидесяти с небольшим. На круглом лице большие серые глаза, взгляд с поволокой немного напоминает коровий, но не глупый, а пытливый. Она из тех рабочих женщин со светлой головой, которым интересно все, что происходит в мире, в стране, в  городе. Как правило, задурить ей голову официальной информацией невозможно, у нее на все  имеется свое мнение. Наташа лежит на спине, ее полные белые ноги  стопами упираются в спинку кровати, ей надо держать ноги повыше, в таком положении они меньше болят. Кожа на ногах разрисована специальным фломастером ветвистыми синими линиями по направлению вен. Наташа ждет, когда ее поставят в график операций по поводу тромбофлебита. Эта болезнь привязалась от прошлой работы. Наташа по профессии оператор на птицефабрике, всю смену иногда на ногах проведешь, присесть некогда. Наташа лежит в больнице уже три дня.
        Тамара Николаевна поступила только вчера, она приехала в больницу от дочери, была у нее в городе в гостях, а постоянно живет в поселке Кубово. В палату ее привезла на кресле-каталке медсестра. Тамара Николаевна маленького росточка, сухонькая, лицо как печеное румяное яблочко, но глаза живые блестящие, волосы редкие короткие, аккуратно зачесанные назад. Ей слегка за восемьдесят, но она еще бодрая  старушка, у нее приятный, совсем не старушечий голос, правильная, недеревенская речь, она заметно хромает. Одета аккуратно, даже щеголевато, виден хороший вкус, хотя вещи на ней недорогие. Сходу начала рассказывать: "Когда несколько лет назад случился перелом шейки бедра, врач делать операцию не рекомендовала, посоветовала носить специальный жесткий пояс-бандаж на бедрах, дома передвигаться можно и без него, но осторожно, лучше с палочкой. Сейчас страдаю от болей в животе, защемилась грыжа".
        Недавно в городе началась эпидемия коронавируса, объявлена самоизоляция, в больнице запретили посещения родственников, персонал облачился в защитные костюмы, маски, очки и перчатки.
        Тамара Николаевна верит официальным источникам, утверждающим, что коронавирус пришел из Китая, из города Ухань. Заражение произошло от летучих мышей, суп из которых едят китайцы.
        Наташа сомневается: «Дикий бред. Китайцы, наверное, и раньше жрали все, что двигается, почти полтора миллиарда населения, все таки самая населенная страна мира, но коронавируса в таком масштабе что-то не наблюдалось. То есть раньше вирус поражал только летучих мышей, и вдруг разом смог заражать людей, после чего и началась эпидемия? Скорее  похоже на то, что коронавирус сознательно выпущен или, может быть, в результате несчастного случая  вырвался на волю из научной лаборатории».
        Тамара Николаевна рассказывает: “Приступ начался вечером, промучилась всю ночь, не помогали ни таблетки, ни заговоры, ни тепло. Утром стало чуть лучше, потом все возобновилось. Часам к двум стало совсем невыносимо. Вызвала себе по телефону Скорую помощь, через силу собрала все необходимое. Дочь с зятем на работе, внуки в школе. Врач Скорой вошла одна, немолодая, тощая, маленькая, какая-то изможденная, с ненавидящим взглядом, с двумя чемоданчиками, судя по всему тяжелыми, в руках. Презрительно окинула взглядом небогатую квартиру. Осмотрела меня, предположила защемление грыжи, велела одеваться. Когда я ехала в Скорой, позвонил сын Артем, обрадовался, что еду в больницу».
        "Почему вы думаете, что обрадовался?», - спросила Наташа скорее не из любопытства, а просто чтобы поддержать разговор.
        «Мы живем с Темой вместе и он всегда радуется, когда я куда-нибудь уезжаю. К дочерям, в больницу, куда угодно. У меня шестеро детей, три дочери и три сына. Дочери и два старших сына живут в городе, а младший сын Артем - со мной в деревне, он любит выпить, а при мне стесняется. Когда умер муж, он начал часто выпивать, при отце не смел. Муж у меня был малопьющий, очень хороший», - Тамара Николаевна надолго замолчала, погрузившись в воспоминания.
        «А у меня тоже недавно умер муж. Долго болел, рак желудка у него был. Все время меня спрашивал, за что ему все это», - как будто про себя сказала Наташа, - «На следующее утро после похорон я проснулась и так легко себя почувствовала, стыдно признаться, обрадовалась, что больше не надо за ним ухаживать. Болел тяжело, стал капризным, обижен был на всех, кто здоров. Постоянно твердил о несправедливости жизни. А сейчас плохое начала забывать, вспоминаю только хорошее. Жалею его очень. Остались мы с дочкой одни, ей всего шестнадцать. И взрослая вроде бы, и ребенок совсем еще. Трудный возраст, все время о ней думаю, не случилось бы чего. Мы живем в отдаленном районе города на Птицефабрике. Дом хороший пятиэтажка, еще в советские времена построен для рабочих птицефабрики. Мужу бесплатно квартиру дали. Трехкомнатная, теплая, зимой отапливается котельной на природном газе. Сама я из семьи инкери - ингерманландцев, которые жили здесь еще с двадцатых годов прошлого века, знаю только, что стали переселяться семьи из Северной Финляндии из-за безработицы и голода. На месте нынешнего поселка раньше располагались совхозные земли, на них и трудились сельхозрабочие, в основном финны-колонисты. Сейчас их почти не осталось кто умер, кто уехал на историческую родину в лихие 90-е. Несколько лет назад птицефабрика обанкротилась. Многие работу потеряли целыми семьями. Здание конторы стоит до сих пор. А на самой птицефабрике опустевшие цеха, выбитые окна, перевернутые клетки, ржавеющее оборудование. Всего за несколько лет  крупное предприятие превратилось в развалины. Сколько раз проклинала свою тяжелую работу, вот видимо Бог и услышал. Теперь жалею, без работы плохо».
        «В город переезжай, работу там найдешь, на одну пенсию не прожить, дочка еще не скоро зарабатывать начнет, квартиру поменяй или продай, а в городе купи», - посоветовала Тамара Николаевна.
        «Наверное придется, хотя много потеряю, кто захочет переезжать в такой отдаленный район. У нас там хорошо только то, что природа рядом. Свои участки, многие хозяйство держат, лес поблизости, за ягодами и грибами ходим, ну, и воздух чистый.  А если своей машины нет, жить в отдаленном районе не удобно. Сейчас маршрутки более-менее нормально ходят, а раньше нужно было по часу ждать. Пешком не находишься, особенно зимой и в темноте», - ответила Наташа.
        Беседа течет легко и плавно, то затихая, то возобновляясь снова, потому что каждая погружена в свои мысли.
        «Ты посмотри, всего один день я здесь, а уже опять брали кровь, делали снимки, поставили капельницу, есть правда нельзя, но это не беда. Мне и не столько времени приходилось голодать в моей жизни. У себя в поселке уже умерла бы наверное, у нас врачей нет. Повезло, что к дочке приехала», - рассказывала Тамара Николаевна, - «Скорую ждала долго, понятно, что они молодых в первую очередь спасать стараются. А мы старики отработанный материал, уж как-нибудь сами справимся. И при поступлении в регистратуре ждали медсестру с врачом Скорой минут сорок, наконец, она явилась и заполнила медкарту. В приемном отделении дежурный хирург толстый, здоровенный, лысый мужик в очках, лет, наверное, тридцати пяти, с огромными глупыми лапами, очень больно осматривал».
        «Такой весь из себя в образе, типа "мы такие крутые, циничные врачи"?  Меня тоже он принимал». 
        «Документы заполняла медсестра, такая, же старуха, как я, сильно за семьдесят.  Не запоминает ничего, повторяет по много раз одно и то же, пишет огромными буквами, как очень близорукие люди. За такую маленькую зарплату молодые видно не идут работать. Но дело свое знает. Составила список моих вещей, чтобы сдать в гардероб, дала выпить барий, проводила на снимок. Воспаление грыжи подтвердилось. Врач с трудом вправил грыжу, сказал, что устье очень узкое. Стало чуть полегче, но болел весь живот, наболело очень сильно до этого. Врач сказал, что я слишком терпеливая, надо было Скорую раньше вызывать".
        Наташа внимательно слушала ее, что-то в Тамаре Николаевне было такое особенное, не советское что ли, так ведут себя иностранцы, свободно, уверенно, с достоинством. В ее речи мелькали "гавару, инцерэсно, бульба". Твердое произношение, как у Лукашенко, выдавало белорусские корни. 
        «А где вы родились?”, - спросила Наташа.
        «Помню, я жила с бабушкой в Белоруссии, в Могилевской области в деревне Кучеры. Мать видела мало, потом она вообще уехала на заработки в Могилев, начала там пить, к нам не приезжала. Помню, как  бабушка однажды ушла на почту за пенсией, а меня оставила дома. Мне лет шесть тогда было. Пенсию у нее украли. Бабушка пока дошла от почты  до дома, видимо, от горя сошла с ума. Вернулась совершенно не в себе. Все время твердила: «Иначе никак». Она позвала меня в лес и велела искать пенек. Я не испугалась, мы раньше часто гуляли с ней в лесу вдвоем.  Мы нашли подходящий пенек и бабушка велела мне положить голову на него. А за поясом у нее оказался топор. Я не заметила, когда она взяла его с собой. Бабушка хотела отрубить мне голову. Случайный прохожий, грибник не позволил ей это сделать. Он отвел нас в деревню, где  бабушку отправили в сумасшедший дом. А меня увезли в детский дом».
        Наташа участливо спросила: «Там наверное плохо было?».
        «Нет, мне там было хорошо, я прожила в детском доме десять лет и всегда с благодарностью вспоминаю годы, проведенные там. Когда мне исполнилось шестнадцать, за мной приехала мать и уговаривала поехать жить к ней в поселок Кубово, в Карелию. Каким ветром ее туда занесло не знаю. Но директор детского дома Аким Остапович посоветовал мне этого не делать. Опытный и добрый человек, он позвал меня в свой кабинет и деликатно посоветовал остаться в детском доме еще на два года до совершеннолетия. Тогда мать попросила его отпустить меня с ней на прогулку в город. Хотела меня украсть или уговорить видимо, чтобы увезти, но директор дал провожатого, который неотступно следовал за нами. Зачем я ей была нужна, не знаю. Мы не стали с ней близкими людьми, не было между нами душевного тепла, слишком долго находились в разлуке. В восемнадцать лет мать снова приехала и забрала меня в Кубово в Карелию, где проживала сама.
        «Название интересное у поселка», - заметила Наташа.
        «Местные жители - кубовляне говорят, что название получено поселком от лесозаготовителей. Их задачей было дать побольше кубиков, кубометров леса. Некоторое время мы жили неплохо, но мать все время была на пределе, еле с собой справлялась, я чувствовала, что ей хочется напиться, даже наверное запить. В конце концов, она не выдержала и запила. Как-то вечером я вернулась с репетиции из клуба, а мать устроила дикий скандал, выгнала меня из дома, выкинула мои вещи на улицу. Я переночевала у бабушки соседки и на следующий день дала телеграмму тете Аглае, материной сестре, которая жила в Таллине.
        Тетя сразу ответила телеграммой: «Приезжай».
Совершенно они были разные люди с моей матерью, ничего общего. Тетя Аглая в Эстонии давно с мужем жила, детей у них не было. Я уехала в Таллин, там поступила в педагогическое училище, но учиться не смогла, ученицы-эстонки меня постоянно травили».
        «Тогда же Эстония входила в состав СССР, братская республика, официальный язык был русский, вроде не было национализма?», - спросила Наташа.
        «Там и тогда русских не любили. Они меня обижали, толкали, обзывали, я была изгоем. Преподавание действительно велось на русском языке. Но мне пришлось бросить училище, хотя учиться мне очень нравилось. Тетя Аглая ругать меня не стала, лишь сказала: "Ну нет, так нет".
        Ее муж  Ивар устроил меня на работу курьером в администрацию Таллинского мореходного училища. Он там работал, не помню кем. Там я встретила парня, эстонца, которого полюбила, его звали Алберт. Он учился в мореходке. Начали встречаться, я забеременела.
        Тетя не осуждала, сказала только: «Ничего, рожай, вместе вырастим». Как после оказалось, у нее был свой расчет.
        В положенный срок я родила здоровенькую, хорошенькую, крепкую девочку, а мой любимый закончил училище, но вместо женитьбы, от ребенка и от меня  отказался. Сказал мне, что родители запретили ему даже думать обо мне. Я осталась с ребенком жить у тети Аглаи и дяди Ивара.
        Тетя Аглая утешала меня: «Ну и что. Не любил значит по-настоящему. Так в жизни бывает. Это не приговор. Найдешь еще свою судьбу. Ты, Тамара, молодая, родишь себе еще детей, когда выйдешь замуж, а сейчас, зачем тебе ребенок? Он свяжет тебя по рукам и ногам, одна ты с ним не справишься. Что ты сможешь девочке дать? Подумай хорошенько, мы с мужем ее удочерим. Будем за ней ухаживать, как за родной», - убеждала меня тетя. 
        От предложения тети Аглаи забрать и усыновить мою дочку я сразу отказалась. Даже думать не стала. Отношения постепенно разладились, утратили былую теплоту. Я начала чувствовать зависимость, бояться, что ребенка отнимут силой, а меня выставят вон.
        Тут вдруг позвонила мать, снова позвала к себе, она раскаивалась, говорила про стакан воды перед смертью, говорила, что бросила пить и обещала, что теперь все будет хорошо. Я не очень поверила ее словам, но уехала к матери. Выхода другого тогда не видела. Встретила она меня хорошо. Опять долго терпела.
Я поняла, что она снова на грани запоя и предупредила, что хоть одно грубое слово услышу в свой адрес, уйду навсегда. Жить с алкоголичкой очень трудно, все время находишься, как на пороховой бочке.
        И она снова сорвалась, напилась, опять стала прогонять, оскорблять, ругаться. Она всегда пыталась свалить вину за собственное пьянство на меня, на окружающих, на обстоятельства. Только не на себя. После очередного ее пьяного дебоша я ушла с дочкой к соседям, решила жить отдельно, снять угол. Мне повезло, сняла даже не угол, а клетуху у соседей, полную клопов и тараканов, зато отдельную. Перенесла туда свои вещички.
        Недолгое время спустя встретила свою судьбу, своего Толю. Он почти сразу предложил мне выйти за него замуж. Я спросила, не торопится ли он? А Толя ответил, что полюбил меня с первого взгляда в тот день, когда я только приехала в  Кубово и с дочкой на руках выходила из автобуса. Толя - работяга, обычный деревенский мужик, работал в леспромхозе.
        Мать его конечно воспротивилась. В деревне жениться на женщине с ребенком в то время - очень серьезный поступок. О таких женщинах говорили «принесла в подоле». После такого позора женщину уже никто не брал замуж.
        Толя настоял на своем. Мы начали вместе жить. Мне пришлось многому научиться. Бралась за любую работу, учетчиком, бухгалтером, уборщицей. За годы совместной жизни я родила еще пятерых детей от Толи. Очень муж меня любил, никогда не обижал, к дочке приемной хорошо относился, даже больше своих детей ей позволял. Ни разу не попрекнул меня, всегда уважал. Муж умер рано в пятьдесят восемь лет. Вечером началась изжога, хотел соды выпить, присел на кухне у стены на корточки и завалился вперед навзничь.
        Дети у нас хорошие не обижают меня, помогают во всем, сейчас живу у младшей дочери Ксении в семье, потому что пять лет назад сломала шейку бедра, операцию делать не стали, сердце у меня худое.
        В Таллине тетя Аглая очень хорошо меня одевала, я приехала в Кубово нарядная, полностью одетая, обутая, а Толя - гол, как сокол, ничего у него из одежды приличного не было, где взять-то в деревне? Там все так жили. Обычный деревенский мужик, хоть и видный из себя. Зато работящий. Он в леспромхозе работал вальщиком леса. Очень тяжелая работа.
        Свекровь ненавидела меня всю жизнь, считала позором семьи, всегда вела себя со мной грубо, хорошо, что муж в обиду не давал. У свекрови была сестра Мария, такая же разница между ними была, как у матери и таллинской тети Аглаи, одна злая, другая добрая.
        Когда мы с мужем из сельсовета пришли, расписавшись, свекровь нас в дом не хотела пускать, а сестра свекрови Маша стол накрыла, пригласила нас. Мы тоже не с пустыми руками явились, принесли кульки с конфетами, пряниками, водку, что в сельпо было, то и принесли. Свекровь у дверей встала, загородила проход собой: «Только через мой труп», - говорит. Толя мать отодвинул и строго сказал: «Если, тебе не нравится, уходи отсюда». И она где-то болталась по деревне, пока мы  за столом свадебным сидели.
        Потом, когда свекровь уже слегла перед смертью, я за ней ухаживала, понимала, что зла злом не утолишь. Человеком надо быть в любых обстоятельствах. Когда похоронили свекровь, я взяла к себе в дом мать, ей тоже потребовался уход, у нее ноги отказали, а я устала к ней в дом бегать, чтобы за ней ухаживать. 
        К тому времени она уже действительно бросила пить. Перед смертью мать  попросила меня посмотреть в укромном уголке в ее доме, там я нашла заначку. Она приличные деньги припрятала на черный день. Рассказала, что был еще накопительный счет на сберкнижке, но книжку украла, по-видимому, соседка Нюрка, навещавшая мать. Каким-то образом Нюрке удалось снять деньги с книжки. После этого она начала делать крупные покупки и у нее появились разные обновки, а раньше еле с хлеба на квас перебивалась. В деревне ведь все на виду, шила в мешке не утаишь, все все друг про друга знают. Но не пойман - не вор», - Тамара Николаевна опять надолго замолчала. Мысли занесли ее куда-то далеко.
        «А дети знают, что старшая девочка их сводная сестра?»
        «Был случай. Старшая дочка повела младшего братишку в парикмахерскую, а там мастер, пока его стригла, рассказала детям, что девочка ему не сестра. Дети пришли домой с плачем. Я тут же сорвалась и помчалась в парикмахерскую и при всех отвесила болтливой парикмахерше звонкую оплеуху по лицу. Несмотря на свой маленький рост, я всегда боевая была. И доходчиво объяснила, что это ей - за подлость. Та парикмахерша потом со стыда уволилась и уехала жить в другое село. Да что теперь судить, на чужой роток не накинешь платок. Я девочкам своим, когда они выросли, всегда говорила, забеременеете, все в дом несите, в семью, всех вырастим, никаких абортов, чтобы не было, все дети наши будут, сколько бы их ни родилось».

        Рано утром на обходе врач показался Тамаре Николаевне слишком молодым. Она его с пристрастием допросила, где учился, женат ли и сколько ему лет. Оказалось, что  Сергей Петрович не только лечащий врач, но еще и заведующий хирургическим отделением. Провел много сложных операций. Понравилась его национальность, ее ведь, как и интеллект, в карман не спрячешь.
        «Евреи - самые толковые врачи», - доверительно сообщила Тамара Николаевна Наташе.
        Интеллигентный и стеснительный до такой степени, что на него безнаказанно гавкали уборщицы: «Чо по намытому пошел!». Не очень уважали медсестры, судя по пренебрежительному тону, которым с ним разговаривали. Вроде суть обычная, ничего лишнего, все по делу, но тон совершенно недопустимый.
        «Ничего, Сергей Петрович, когда войдет в возраст и силу, даст им тут всем  просраться», - сказала Тамара Николаевна.
        Сергей Петрович предложил обе операции отложить на полгода, на осень: «Сами видите, что здесь творится. С завтрашнего дня хирургическое отделение перепрофилируется, его отводят под больных СOVID-19. Оперировать будут, но только по срочным показаниям и во второй хирургии. Так что я вас завтра выписываю».
        И Наташа и Тамара Николаевна такой новости скорее обрадовались, чем огорчились. Любой человек боится хирургического вмешательства. Это защитная реакция организма, естественная боязнь чего-то неизвестного. Обе облегченно вздохнули и пообещали осенью вернуться в больницу и записаться каждая на свою операцию в плановом порядке. Лежать в больнице никому не хочется. Здесь грустно, скучно и безвкусная еда. А хорошая операция — не сделанная операция.
        Кстати о еде. Зато их начали кормить. Раз операции отменили, значит, можно есть. Порции приносили в пластиковых контейнерах, чтобы пища не остывала. Как за границей. Вопреки ожиданиям, еда оказалась приличной, правда ложки алюминиевые, а одноразовая посуда, судя по виду, использовалась много раз, ее видимо мыли и снова пускали в дело. На завтрак вкусная, без комков манная каша, как в детстве. На обед щи со внятным мясом, на второе рыбная котлетка со вкусным пюре, ничего, что на  воде и конечно - компот из сухофруктов! И печенье давали на полдник. На ужин - творожная запеканка. Продукты недорогие, но приготовленные с душой. Все конечно диетическое.
        «Ко мне домой иногда забегает сосед, Костя, чтобы что-нибудь починить в квартире», - рассказывает Наташа, -  «В доме у нас одни бабы, без мужика трудно. Нанимать мастеров типа «Муж на час» по объявлению дорого. А Костя все делает за еду. У него жена на ЗОЖ, это здоровый образ жизни, поэтому еда почти такая же, как в больнице. Ничего копченого, соленого, жареного, острого. Когда жена первый бульон сливает в унитаз, Костян чуть не плачет. Поэтому он горячо хвалит мою стряпню и просит не говорить жене о том, с таким аппетитом он у нас уписывает все, что дают. Понятно, что ему бы наверное хотелось не только поесть, но и кое-чего большего, но меня и в интимном плане не устраивает «Муж на час», а свою семью Костя не оставит, там два пацана-близнеца растут. Лицо в лицо — копия Кости».
        "Ты, Наташа, мне все таки объясни, что там с этим коронавирусом-то в мире происходит?", - попросила Тамара Николаевна.
        «Ну вот, сейчас посмотрим в интернете», - Наташа сложила контейнеры на тумбочку и  достала телефон, нашла нужный сайт и начала читать: «Недавно уважаемое издательство РЕГНУМ опубликовало шокирующие данные о том, что коронавирус был создан американскими учеными в 2015 году в лабораториях Пентагона. Об этом была даже опубликована статья, в которой успех эксперимента по искусственной модификации вируса, живущего в летучих мышах, превозносился, как достижения современной американской науки. В материале было указано, что такой вирус способен проникать в клетки человеческого организма и разрушать их, вызывая серьезные заболевания с летальным исходом. Нельзя сейчас огульно обвинять какую-либо конкретную страну в создании коронавируса и делать ее виновником пандемии. Многих смущает, что США и сами сильно пострадали от инфекции, но ведь хорошо известно, что если открыть «ящик Пандоры», то зло пожирает всех, и открывателя в том числе. Нужно предельно осторожно относиться к разным заявлениям и обвинениям, но есть факты, которые прямо указывают на причастность американских лабораторий к пандемии 2019 года. Почему вирус получил распространение именно в Китае – главном экономическом враге Трампа? Между Китаем и США идет торговая война – Трамп с трибуны открыто угрожал китайцам. Вспышка пришлась на Ухань, потому что в Пекине американское посольство, в Шанхае работают сотни американских компаний. А в Ухани американское посольство было закрыто за месяц до начала эпидемии», - вот, что пишут, а что на самом деле происходит, вряд ли мы когда-нибудь узнаем. В общем, Тамара Николаевна, бережем себя, носим маски, моем руки, лишний раз на улицу не высовываемся».
        «Ну и ладно, хоть не Россию во всем обвиняют. Не нравится мне, когда чернуху пишут и делают из России дикую страну», - сказала Тамара Николаевна.