Что бы не погасло. Глава 8

……Мэри Ли плакала. Рыдала так, что сама удивлялась, как ее грудная клетка выдержала эти спазмы. Плакала, не обращая никакого внимания на Ричмонда, сидевшего напротив нее и молча уставившегося в чашку с недопитым кофе. Его длинные, пышные волосы светлыми прядями падали на плечи, закрывая часть лица, на открытой расстегнутой до половины рубашкой груди мерцал крупный серебряный медальон. На столе сиротливо лежали недоеденные пирожные, которые принес Эдди и которые Мэри Ли так любила. Тикали часы и тихонько шептал радиоприемник.
Пирожные Эдди принес вместе с Меган Бин, его новой подружкой. Невероятно красивой, натурально-золотистой блондинкой в модном красном брючном костюме, украшенном вышивкой на рукавах, спине и бедрах. От нее пахло дорогими духами, гладкие волосы ровной волной, переливаясь, падали на ее спину и плечи, а длинная челка, зачесанная набок, стильно прикрывала один из двух великолепных синих глаз, подкрашенных четкими черными «стрелками» и голубыми «тенями». Тонкие, изящные  пальцы украшали безупречные, накрашенные ярко-красным лаком ногти. Меган курила длинные пахучие сигареты, обаятельно смеялась, показывая ровные белоснежные зубы, и рассказывала массу интересных и забавных историй. Слушая ее, становилось ясно, что у этой девушки за плечами университет, что она из хорошей и богатой семьи, прекрасно воспитана, и… при этом ни капли высокомерия, масса симпатии и простоты в общении. Мэри Ли глядела на нее во все глаза, ждала хоть чего-нибудь, что могло бы покоробить то светлое и сильное впечатление, которое оставляла Меган Бин, и не могла. Хотела этого Мэри Ли или нет, но Меган нравилась ей, нравилась, чем дальше, тем больше, и Мэри Ли понимала, что не зря, совсем не зря Эдди все время крутится возле Меган. Такую девушку он пропустить не мог! Да и ей ли, простушке из провинции, тягаться с такой столичной красоткой, да еще умницей и настоящей модницей?! Меган же прекрасно к ней отнеслась, не делая между ними никакой разницы. Совершенно искренне нахваливала сваренный Мэри Ли кофе, помогла накрыть на стол и долго любовалась зелеными глазами Мэри Ли, отметив их редкий очень чистый цвет и дав несколько простых советов по использованию косметики, что бы глаза такой красоты и необыкновенного оттенка стали еще выразительнее. Эдди не скрывал своего обожающего взгляда, а Ричи рассматривал Меган с вполне объяснимым интересом. Короче говоря, все внимание мужской половины Меган приняла на себя, а Мэри Ли оставалось молча поедать ставшие вдруг ненавистными пирожные в полном одиночестве, ибо поддержать разговор за столом она не могла. Говорили обо всем, в чем она нисколько не смыслила – о новой выставке абстракционистов, о концерте какой-то  испанской оперной дивы, о поисках приличного менеджера для «Королевского Креста» - это название для их группы придумал Эдди совсем недавно и теперь мусолил его на языке, что бы, как он выражался, «притерлось». А еще о новой песне, которая слишком длинна, что бы прогнать ее по радио, но которая и должна, непременно должна стать их настоящим «первым шагом» к успеху.
-А вы слышали ее, Мэри Ли? – обратилась к ней Меган.
Та даже подскочила от неожиданности.
-Н-нет, -  пролепетала она в ответ. И добавила, соврав, - не успела еще.
-Так! Я вижу, они совсем вас заездили! Наверное, торчите здесь, целыми днями и света белого не видите, только что бы накормить этих красавчиков повкуснее? Да?
-Я не ишак тупоголовый, что бы на мне ездить, даже если вы обо мне так подумали! – огрызнулась вдруг Мэри Ли и Эдди, собиравшийся отшутиться, осекся, а Ричи уставился на Мэри Ли каким-то странным, не столько удивленным, сколько печальным, разочарованным взглядом.
А Меган, помолчав несколько секунд, посмотрела на Мэри Ли и улыбнулась. Очень хорошо улыбнулась.
-Вы простите меня, Мэри Ли! – сказала она. – Вероятно, я сморозила бестактность… И наверное, вы – очень хороший друг для Эдди и Ричи. Они должны Бога благодарить за то, как вы заботитесь о них и относитесь к ним. А песню, я имею в виду «Рапсодию улиц» послушайте обязательно. Ладно? Это очень красивая песня, необычная. Я, например, такого никогда раньше не слышала. Я уверена, - она положила свою ладонь поверх руки Мэри Ли, - она вам понравится!.. Наверное, нам пора? Да, Эдди?
-Да, пора. Еще немного, и опоздаем!
-Тогда всего хорошего, Мэри Ли! Кофе был очень вкусным.
И Меган вышла в переднюю первой. За ней Эдди. Ричмонд тоже поднялся.
-Вы все уходите? – спросила Мэри Ли, тронув проходившего мимо нее Ричи за руку.
-Нет. Я только провожу.
И вот теперь он сидел напротив Мэри Ли и молчал. Он уже успел высказаться, спровоцированный ею же самой.
Начала Мэри Ли, когда, Ричи вернулся из передней.
-Что же ты не ушел вместе с ними? – резко спросила она.
-Третий – лишний, - коротко ответил Ричи и налил себе кофе.
-Даже так!
- Именно… Чего ты злишься, Ли?
Он недавно стал так вот, коротко называть ее, и она не знала, то ли обижаться, то ли нравится ей это.
-Я не злюсь, Ричи. Я… я схожу с ума.
-Это я заметил, - мрачно констатировал он. – Ты именно сходишь с ума. За что ты ее обидела? Ли! Это так не похоже на тебя!
-Ну, конечно! Вы с Эдди привыкли ко мне, как к послушной, преданной дворняжке, всегда весело и радостно виляющей хвостиком. А что у меня на душе, не волнует никого. Впрочем, чего уж интересного может быть в моей душе?! Я же университетов не закачивала, в искусстве ничегошеньки не соображаю. Вообще ни в чем не соображаю!
-И при чем тут университет, черт возьми?! – не удержался Ричи. – А что на душе у тебя, и дураку ясно. Только слепой не увидит. Удивительно, как ты еще взглядом в Эдди дырку не просверлила!
Мэри Ли задохнулась от этих его слов. Упершись взглядом в стол, она молчала, чувствуя, что краснеет. То ли от досады на Ричи, то ли от стыда, понимая, что так оно и есть на самом деле.
А Ричи, похоже, и сам уже пожалел, что ляпнул свое последнее высказывание. Она зарыдала.
-Ли… Слышишь? Ли! Ну, прости! Прости меня, а ?
Он поднялся, обошел стол и встал рядом с ней, не зная, что сделать или сказать.
-Это так заметно? – всхлипывая, спросила она, так и не отводя глаз от нечастных пирожных.
-Если честно, то да. Давно. Наверное, с самого начала… Конечно, оно и понятно, Ли, и тебе нечего стыдиться. Только ты же понимаешь теперь, Эдди любит тебя, правда любит, но только как… Не знаю, как младшую сестренку, наверное. Понимаешь, он знает, чего хочет, знает, что ему нужно и не отступится. Какие у него отношения с Меган, я понятия не имею, хотя можно догадываться, конечно… Видишь ли, эта девушка, она особая. Она не просто хороша собой, не просто выхолена, воспитана и эрудированна. Все это лишь приложение. Она из тех натур, которые и чувствуют, и понимают по-особому. И она так хорошо разбирается во всякого рода искусствах вовсе не потому, что ее очень долго этому учили. Она сама так устроена, что в музыке, живописи, литературе и многом другом видит и слышит именно то, что во все это вкладывали авторы произведений. Это очень тонкая натура в соединении с подкованными мозгами и достаточно чистой душой. Для Эдди это настоящий клад! Ведь он вырос в колониях, в очень живописной, экзотической, яркой, но провинции. А попав в Лондон, сразу очутился в школе, заведении довольно скучном, догматичном и консервативном. В нем масса энергии, сил, идей и замыслов, но все стопорится, упирается в невольную ограниченность его образовательного багажа, а главное – недостатка общения, с такими личностями, как Меган. Она очень многому способна его научить, с очень многими людьми может познакомить, а главное – с ней он имеет возможность, не стесняясь, выложить все, что у него на душе, попросить совета какого-то и получить его в самом лучшем виде.
-Можно подумать, с нами он не может быть откровенен! – выпалила Мэри Ли с обидой.
-Да черт его знает!.. Ты же сама, вероятно, замечала, как, наряду с просто детской какой-то непосредственностью, он вполне способен продемонстрировать такую странную для него застенчивость. Он и меня порой просто в тупик ставит – никогда не знаешь, чего от него ждать… Но я отвлекся. Ли! Ты пойми, в Меган Эдди сейчас более, чем заинтересован. А возможно, что и влюблен. Он не перестанет обращать на тебя внимание, но большего, чем коробка вот таких пирожных или пожелания доброй ночи, а так же совершенно искренней заинтересованности в твоих делах, настроении и так далее, от него не жди. Ты – близкий ему человек, он любому за тебя морду набьет… Ну, или хотя бы попытается это сделать! – Ричард усмехнулся. – Словом, постарайся выкинуть из головы все эти свои мысли.
Он дотронулся до ее плеча, она вздрогнула, отдернула его, и тогда он рывком повернул ее к себе лицом.
-Перестань, Ли!.. Ради Бога, Ли, - он неожиданно почти кричал, - ПЕРЕСТАНЬ ПЛАКАТЬ! Я тебе стол или стул, что ли?! Ты не слышишь, не видишь, просто не желаешь меня замечать! Господи, да сколько можно, в конце концов, а???
И он тряс ее за плечи, тряс до тех пор, пока голова ее не тряхнулась слишком сильно.
-Ричи! Мне больно!!
-Больно? Тебе больно?!
Он явно хотел что-то еще сказать или сделать, но вдруг оттолкнул ее едва ли не грубо, с грохотом опрокинул табурет и выскочил из кухни, а следом и из квартиры. Дверь за ним захлопнулась и воцарилась жуткая, непонятная тишина. И лишь через минуту Мэри Ли услышала, как все еще шепчет радиоприемник.
-Ричи… - прошептала она и снова заплакала. – Ричмонд! Ричмонд…
И бухнулась на табурет.
Она не знала, сколько прошло времени, наверное, совсем немного, как вдруг входная дверь распахнулась и раздались голоса Ричмонда и… Не может быть, но вторым был Эдди! Он что-то кричал, послышалась какая-то возня, и Эдди ворвался на кухню. Мэри Ли едва успела утереть слезы.
-Что… что, черт возьми, ты себе позволяешь?!
Эдди сорвал ее с табурета и, схватив за плечи, точно так же, как давеча Ричмонд, принялся ее трясти.
-Эдди… - лепетала она, - Эдди…
-Эдди, прекрати!
Ричмонд попытался оторвать его руки от Мэри Ли, но тот оказался сильнее.
-Отстань! – рявкнул он. – Мэри Ли, ты спятила??
Никогда она не видела его глаз такими.
-Эдди! – еще раз прошептала она и снова заплакала. – Эдди, прости меня!
Он замер, закрыл глаза и, с шумом выдохнув, прижал ее к себе.
-Ладно… ладно, это ты прости меня. Мне не следовало быть таким кретином. Прости!
Медленно она подняла руки и, словно бы, не веря такому счастью, тоже обняла его.
Входная дверь снова хлопнула. Никто не заметил, как Ричмонд ушел.
Он вернулся за полночь, совершенно пьяный и упал спать на вторую из двух кроватей, снова раздвинутых в спальне.
Мэри Ли спала на своем красном диване в гостиной и проснулась, когда мимо нее, шатаясь, прошел Ричи. Почти не дыша, она слушала, как он, налетая на все подряд и чертыхаясь, добрался, наконец, до кровати. Смутная догадка шевельнулась в ее душе, но у нее не достало сил подумать о ней – слишком много и так пришлось переварить за сегодняшний вечер.
Они долго разговаривали с Эдди, сидя на этом самом диванчике. Вернее, сидела она, а он лежал, положив голову ей на колени. Он говорил и говорил, а она слушала его голос, почти не понимая, даже не стараясь понимать его слов. А еще вдыхая аромат шоколада с его губ. Они были так близки, его губы. Господи, так близки!.. До нее дошло лишь то, что Эдди бросил сегодня все свои срочные дела с Меган и вернулся к ней, раздосадованный, а еще, наверное, напуганный ее поведением. 
Косые лучи  заката падали в окно, окрашивая паркет, дерево серванта, мохнатые плети крашеных цветов в большой напольной вазе в прозрачное, еле уловимое, пронизанное ароматом «последней ноты» редких духов, золото. Прозрачное золото уходящего, трепетно прощавшегося  и обещавшего вернуться летнего тепла.
Мэри Ли не слышала, что Эдди говорит, но понимала, что и он тоже прощается. Вот так вот, сладко, нежно, со всей совершенно искренней и неподкупной трогательностью в голосе, который она была готова слушать бесконечно. Отсюда, из этих летних дней, из того удивительного, погруженного в туман и сон парка со спящими скульптурами и сказочным ожиданием нового утра, из сиреневых, звенящих колокольчиками Любви сумерек над большим городом, в которые опускалось солнце каждого дня, и в которых слышался стук каблучков по мостовой, звон гитары с соседнего дворика, из почти каждодневных прогулок по парку, взявшись втроем за руки, песен на ходу, смеха и веселья на каруселях, из начинавшей золотиться листвы в самой глубине тонувших в предвечернем солнце крон высоченных тополей он начинал свой путь. Свой длинный, очень долгий путь, которого она знать не могла, но понимала, что это не будет дорогой обычного человека. И рядом с ним ей места нет. Даже Ричмонд, Брэндон и Джим, даже они все равно будут немного, совсем чуть-чуть, но позади него. Будет ли рядом с ним Меган Бин или еще кто-то, уже не имело значения. Интуитивно, самой глубокой глубиной души Мэри Ли чувствовала, что Эдди никогда и никому не будет принадлежать, но каждый, кто заболеет его неподражаемым голосом и поразительной чувственностью, будет знать – Эдди с ним. Всегда. Дарящий радость и надежду, силу, удивительную, необъяснимую поддержку и не тускнеющее, навсегда остающееся Волшебство. Вот и с ней, с ней он тоже останется навсегда. Где бы не носила его жизнь…
И она гладила его волосы, лоб, а он улыбался ей. Потом вдруг приподнялся, схватил ее за шею и поймал губами ее губы. Чудом она не потеряла сознание! А он целовал ее. И она снова понимала – не потому, что влюблен в нее, а потому, что она рядом, потому, что верит в него, любит его и… вечер уж больно сладкий! А еще потому, что он никогда не станет последним, этот вечер. Их еще будет много-много, золотых, беззаботных, счастливых вечеров!.. …
 
 
Просыпаясь, Мэри заплакала. Сердце щемило. Ее бедное сердце, уже не способное вместить всю радость и всю грусть, которые ему пришлось перечувствовать. Сон уходил безвозвратно, все опять кончалось. Опять… И тут Мэри, точно, подбросило – сегодня! Сегодня они снова встретятся с Брэндоном и Джимом. А еще – она увидит Ричмонда. Мэри закрыла заплаканные глаза. Каким он стал? Судя по остальным, время их не щадило. Постарели. И Ричмонд, наверняка, тоже. Но какое это имеет значение?! Это будет Ричмонд Толларк и никто другой. Ричмонд, увидевший все, что она нарисовала, все, что она внезапно, по какому-то Волшебству увидела. И рисовала даже не карандашом и кистями, но всем своим сердцем, которое теперь так болезненно, так неровно и перепуганно стучало перед встречей с ним, с его глазами. И она… она посмотрит в них. Что он ей скажет?.. Когда они разговаривали с Брэндоном, она поняла, что, даже еще не увидев ее картин, Ричмонд не в восторге от того, что ему вообще их подсовывают. И уж если даже для Брэндона ее картины оказались чем-то весьма непонятным, вызвавшим противоречивые впечатления, даже озадачившим его, если он считает, что все это очень явно вертится вокруг Ричмонда, то уж какой может оказаться реакция самого Толларка, остается лишь догадываться! Особенно, после явного сожаления Брэндона о том, что его друг сильно переменился за последние годы. Они просто его не узнают!..
Как же ей хотелось хотя бы, выглядеть сегодня привлекательно! Как будто, это могло чем-то ей помочь… Да он и не заметит, во что она одета, как выглядит и вообще существует, как женщина, а не как какой-то сумасшедший злой эльф, с болью вырвавший из самых глубин его души и памяти самое сокровенное, все эти долгие годы причинявшее страдание. Брэндон, правда, искренне пытался успокоить ее, втолковать ей некую необходимость ее картин, даже подбодрить и как-то подготовить к той миссии, которую он ей уготовил. Странно, но об этом она думала сейчас меньше всего. Наверное, оттого, насколько нелепой и несбыточной она казалась, эта самая миссия. Очаровать Толларка и вернуть его им таким, каким они его помнят и любят! Каким помнят и любят его толпы поклонников. Не больше, не меньше!.. Бред… Да она даже не знает, что надеть на эту самую первую встречу! А ведь это так важно!
Пол дня Мэри крутилась по номеру, истязая себя сомнениями и поисками подходящего наряда. Потом сама себе смертельно надоела, напялила джинсы и пеструю кофточку, которая ей нравилась своей своеобразной расцветкой, так напоминающей солнечный, жаркий летний день. Простенького покроя, похожая на модные когда-то приталенные батники, она радовала глаз яркими маками, синими незабудками, чем-то сиренево – желтым, очень теплым. Подхватив сумочку, Мэри вышла из номера со смутной мыслью, которая оформилась лишь когда она оказалась на улице. Подъехало, откуда ни возьмись, такси и остановилось прямо рядом с ней, хотя она не подавала никаких знаков о том, что ей нужна машина.
-Куда пожелаете, мисс? – поинтересовался улыбчивый шофер.
Чем-то он разительно напоминал Брюса Уиллиса в «Крепком Орешке». И даже не столько чертами лица, сколько той же уверенностью, легкой хитринкой в серых глазах и при этом удивительной искренностью во взгляде. И она села в машину.
-Помогите мне, пожалуйста! – сказала она с застенчивой улыбкой.
-Какие-то проблемы? – обернулся шофер. – Вы, я вижу, нездешняя. Издалека. У вас странный какой-то выговор.
-Я из России.
-Ого! Надо же! Впрочем, русские мне попадались. Правда, в отличие от вас, они совсем не говорили по-английски… Чем же я мог бы вам помочь?
-Вы не знаете, где-то на окраине Лондона есть какой-нибудь парк?
-Парков полно, мисс. Какой именно?
-Я не знаю, как он может называться и где хотя бы ориентировочно находится. Знаю лишь, что раньше, очень давно, там была чья-то усадьба, а потом, где-то в шестидесятых – начале семидесятых годов там открыли небольшой парк аттракционов. Совсем маленький. Мне… мне рассказывали. Впрочем, вполне возможно, что там уже давно построили что-нибудь.
-Постойте, я подумаю… - пробормотал шофер.
В машине воцарилась тишина. Мэри сидела, не шевелясь и сердце ее колотилось, как бешеное – ее сон… Господи, неужели она и вправду спросила это?! Ведь это только сон. Только сон…
-Да. Есть такой парк! – выпалил вдруг шофер, заставив Мэри вздрогнуть. Снова обернулся. – Поехали, мисс?
И вот тут нехорошее какое-то, пугающее сомнение заставило ее молчать. Неужели, правда?! Но тогда… тогда что есть ее сны? И неужели она все-таки, надеялась, что они не имеют к реальности никакого отношения?! Ей стало страшно.
-Мисс? – еще раз позвал ее водитель. – Мы едем или вы передумали?
Она выдохнула, зажмурившись, и подтвердила:
-Едем.
В конце концов, такой вот парк, построенный на месте старой усадьбы, действительно, мог быть. Вполне мог! И он может оказаться вовсе не таким, какой она видела во сне. Только вот не могла она понять, обрадует ее это или огорчит…
Уже через стекло автомобиля, через современную металлическую ограду какого-то неуместного голубого цвета Мэри поняла – это он. Тот парк. Ее ладони разом вспотели.
-Мы приехали, мисс. Боюсь, это единственный парк, какой я знаю, из тех, что могли быть построены на месте старой усадьбы. Просто… просто я помню его с детства. Мне было лет семь, когда его открыли, и отец часто водил меня сюда. Мы жили неподалеку… Здесь частенько сиживали с пивом его приятели, и что бы отдохнуть от домашних проблем – нас было четверо у родителей, и я был младшим – он уходил со мной сюда и потихоньку накачивался пивом до такого состояния, что уже становилось наплевать на слезы и вопли мамы, ее усталую, ожесточенную суету… Даже не знаю, мисс, зачем я вам все это рассказываю.
Он вздохнул.
-Вы узнаете что-нибудь? Это то место?
-Здесь был смотритель? – спросила она. – Молодой парень?
-Да, конечно, смотритель был обязательно. Только думаю, что мне тогда он не казался молодым парнем. Тогда для меня все были очень большими и старыми… Кажется, у него не было руки, и меня страшно пугал сначала пустой рукав его одежды, а потом его протез – искусственная рука из черного пластика, торчавшая из рукава рубашки или пиджака. Словно, он наполовину человек, наполовину – манекен.
Мэри едва сознание не потеряла, и все же продолжала ставшим совсем ватным языком.
-А фонтан? Старинный фонтан, который уже не работал? Там посередине скульптура мальчика из белого мрамора. Мальчик, играющий на свирели… Вы не помните?
Шофер усмехнулся.
-Вы меня удивляете чем дальше, тем больше! – воскликнул он. – Был мальчик. Был!.. Впрочем, возможно, есть и теперь. Если не развалился совсем. Уже тогда ему, бедолаге, не хватало одной руки и нос обломился немного… Помню, папаша мой сильно набрался и задремал на скамейке. Я болтался рядом и, наверное, мне это надоело. Пошел я бродить и забрел, невесть куда. Шел, шел – кусты какие-то, трава высоченная и вдруг полянка. А посередине – мальчик. Белый, неподвижный, сломанный… В руке палочка непонятная, а сам… сам, будто, спит. Это мне так казалось маленькому, потому что, глаз-то у статуи нет. То есть, зрачков там и всего такого, как у живых или на картинах… Кругом тишина, только птицы поют, и ветки деревьев еле-еле шелестят. И так мне, дурачку, страшно стало, так стало жаль этого бедного мальчика, навсегда оставшегося сидеть там, в одиночестве, что с ревом я бросился бежать и, наверное, чудом каким-то выбежал обратно к аттракционам… Знаете, мисс, мне почему-то всегда казалось, что парку этому конца нет. Есть начало, где аттракционы стоят, люди гуляют, музыка играет и папка мой пиво пьет, а вот конца… Точно бесконечный он, этот парк. И если пойти туда, дальше мальчика мраморного, то можно уйти так далеко, что уже и не вернешься никогда. Куда-то очень далеко, будто бы и в другой мир…
Водитель явно увлекся и говорил сейчас каким-то странным, глухим от задумчивости, в которую впал, голосом. А Мэри слушала его, сама не своя. Слушала и знала – она сейчас выйдет из машины и пойдет туда, в этот парк. Пойдет и узнает, наконец, что-то такое, что… Она даже сама теперь не знала, что. Знала, уверена была лишь в одном – она должна пойти, как бы не по себе ей ни стало после рассказа шофера, как бы ни пугалась она той реальности, в которую могли обратиться ее сны.
-Вас подождать, мисс? – спросил шофер, когда она открыла дверцу автомобиля. – У вас… у вас странный вид. Мне кажется, что вам вообще не стоит ходить туда одной.
Мэри улыбнулась и постаралась сделать это как можно беззаботнее.
-Вы говорите, прямо, как в триллере каком-нибудь! Ведь это всего лишь старый парк и все. Здесь полно людей, играет музыка, все хохочут и пьют пиво. Чего мне бояться?
Она, словно сама себя уговаривала.
-Да, конечно. Бояться нечего. И все же, в ваших глазах странное выражение. Да еще вопросы эти ваши… Впрочем, если вы и вправду уверены, что мне не стоит вас ждать, то я поеду. Надо работать!
-Да, поезжайте. Спасибо вам! А в парк мне надо пойти одной, непременно одной. Только тогда, возможно, из этого что-то получится.
-Хорошо… Вот, возьмите мою визитку с номером сотового. Если я понадоблюсь, позвоните и я приеду, заберу вас. Ладно?
-Договорились.
И такси отъехало. А Мэри медленно, оглядываясь по сторонам, направилась к воротам парка.
Дежавю, бред, галлюцинация – что угодно, но Мэри шла и понимала, что все это – аллеи, аттракционы, старенькая уже эстрада, которую никто не собирался сносить, знакомо ей, как бы ни изменилось за эти двадцать лет. Господи! Можно подумать, ей пятый десяток и она вернулась в свое прошлое!.. Чье же это прошлое? Чье?! Ведь сама она никогда, ни за что не могла быть здесь!..
Кусты, высокая, как и много лет назад, неухоженная трава, высоченные тополя, едва начинавшие золотиться в самой глубине своих крон… Боже, вот он! Совершенно неожиданно аллея вывела Мэри на полянку, в которую превратилась площадка с фонтаном. Круглый небольшой бассейн с обвалившимися бортами и мальчик… Белый мальчик с обломанными рукой и ногой, облупившимся еще больше носиком. Свирели не стало вообще, и казалось от этого, что ребенок подносит руку к лицу, что бы тихонько потрогать свой бедный нос. Тихий, задумчивый мальчик, которому больше не на чем играть… Мэри заплакала. Подошла ближе и увидела ту скамью, на которой они с Ричи сидели, когда Эдди стоял возле фонтана и смотрел на нее своими удивительными глазами. А вокруг висел туман, становившийся нежно, еле заметно розовым в первых лучах начинавшегося дня.
Она присела, обхватив себя за плечи руками, зажмурила глаза и услышала, как бухается в ее груди сердце. Этого не может быть! Просто не может быть и все!.. Откуда она все это помнит?? Мальчик этот вот тоже… Откуда, в конце концов, ее сны? Мэри Ли Палмер… Наивная девочка из провинции, Чудом оказавшаяся рядом с Эдди Далтоном в самом его начале. Тогда, когда по сути, рождалось это имя, этот человек, которому довелось стать не просто национальной гордостью Британского королевства, не просто «звездой» мирового масштаба, но кем-то, кого Бог при появлении на свет поцеловал так, что слезами радости заливались многие и многие сердца, стоило лишь зазвучать его голосу. Не по себе становится от того, как давно, безумно давно это было. Словно, в другой жизни… Именно, другой! Но как же… как же так? Почему она? Она, родившаяся так далеко отсюда, выросшая в другом воздухе, узнавшая о «Королевском Кресте» так поздно, что даже странной кажется ее такая внезапная и такая непоколебимая любовь к ним. А ей ведь нравились и многие другие музыканты… Зачем все это?.. Может, Бог устал ждать, когда же появится кто-то, кто вернет к жизни то, без чего в мире станет темнее, кто не даст погаснуть одному из «светлячков», посланных на землю для радости, для Любви, важнее которой и нет ничего? Как же она теперь посмотрит в глаза Ричмонда? Теперь, когда она знает и чувствует даже слишком много. И что она может ощутить лишь при одном, первом его взгляде на нее? Хватит ли ей сил? А ведь она ни в чем еще не разобралась…
Ей показалось, что она задремала, когда что-то уж слишком резко и громко зазвонил ее сотовый.
-Да? – ответила она.
-Мэри, ты где? – в трубке кричал голос Бориса.
-Я?.. Я в парке.
-В каком еще парке, Господи Боже?! Ты помнишь, где ты сегодня должна быть?
-Помню. Не кричи. Ты сам где сейчас?
-Я в твоей гостинице и ничегошеньки не понимаю. Где тебя носит?! Брэндон звонил мне и попросил найти тебя, потому, что ты почему-то не отвечаешь по телефону. Ты знаешь, который час?! Ты в своем уме?!
-В своем. Не кричи, пожалуйста!.. А Толларк уже приехал?
-Нет еще. Но будет с минуты на минуту. Они вместе с Джимом появятся. Куда за тобой приехать?
Мэри назвала улицу, на которой находился парк, и только идя к выходу из парка, поняла, что шофер не произносил ее названия, а указателей она не видела. Она просто знала название и все. Она знала…
У самого выхода стояла небольшая будка смотрителя. А на скамье рядом сидел, похоже, он сам. Худой мужчина в старой, потертой кожаной куртке, из правого рукава которой неестественно торчал черный пластиковый протез. Смотритель взглянул на нее, повернулся было к своей собаке, крупной черно-белой дворняге, но вдруг снова оглянулся на нее, точно, пытаясь узнать. Мэри вздрогнула, дрожащими руками напялила темные очки и поторопилась выйти за ворота.