Дело семейное

Эту историю из старой поры я знаю от своих домашних давно. Я услыхал ее еще в годы молодости. И запомнил хорошо. Больную историю в нашей  семье  вспоминали не часто, все   боялись  упоминать о ней.  У каждой семьи  своя история.
   
   - Петр Андреевич, неужели с пустыми руками уйдешь? - хозяин снял с полки полуштоф, -  возьми вот.
     Петр Андреевич недолго задержался в тесном магазинчике купца Анисимова.  Он сюда часто заглядывает. Петр - почитаемый всеми  человек, у него золотые руки, поэтому-то его обслуживает  сам хозяин.   Перед хитрым купцом стоит  наилучший в поселке портной.  Петр может такую одежку пошить, всяк будет щеголем выглядеть, франтом первостатейным.
      Петр Андреевич, высокий широкоплечий мужчина, местный эталон красоты, не спеша вышел из  магазина,  степенно неся  чуть выступающее вперед брюшко, свидетельство его сытой жизни.  Петр  цену себе знает, он входит в круг избранных, наряду с купцами, мельником, местным  попом и церковным причетом.  Естественно, главное тут  заводское начальство. Сюда  попадают  и более мелкие  людишки, получающие пропитание при церкви: псаломщики, дьячки, а также конторские служащие  и еще некоторые букашки, смотря по тому, у кого какой достаток.  С Петром все   раскланиваются, осведомляются об его здоровье.  Все оказывают ему почтение. Он считается в поселке богатым человеком, и всяк понимает, что богатство  досталось ему честным трудом.
    В подавляющем числе в поселке  люд   простой, малограмотный.  Петр окончил   церковноприходскую школу  и  проявил себя способным  человеком. Научился шить не
 хуже городских мастеров. Мужчины с  ним за руку здороваются, женщины улыбаются и расспрашивают о домочадцах. Он - свободный человек,  он может себе  позволить и день, и два побыть без дела. Может, как говорят,  забыть про работу и хорошо погулять. Правда, замечу, у этого слова есть и второй смысл.  Об этом  втором и будет речь.
      
        Идешь по улице, все здесь привычно.  Дома в Михайловске  во многом походят друг на друга - для всех климат один, и дома на один лад  Их строят   основательно, лес  растет близко, берут для постройки высокие  смолистые сосны. Летом смола на бревенчатых стенах выступает янтарными каплями - коль бревно плачет,  древесина хорошая, такой дом  долго стоять будет.  Дома в поселке  большей частью на три окна.   Казалось бы, как дома, так   и  люди должны быть друг на друга похожи, Ан нет, люди и  по росту, и по уму  разные.  А еще не все одинаковы и по достатку. Есть в поселке строения из кирпича. У людей богатых. Купцы такие строят. А есть избы и совсем  плохонькие, вот-вот развалятся.
        У  Петра Андреевича дом большой, деревянный, на два этажа, стоит высоко на горе. Открыт всем ветрам,  виден отовсюду, да и сам поселок отсюда  весь  как на ладони. Летом окна раскрыты настежь, по зиме утеплены вторыми рамами. Все говорит о достатке. Тем не менее, в доме всегда  холодновато.   Эх, скажут бывало домашние, по зиме хорошо бы для сугрева  бутылочку поставить.  Но бутылочку Петр привык распивать в другом месте.

      Петр  никогда не бывает  без работы. Готовой одежды  негде купить, ее просто нет. Ее надо сшить. Даже если мастер  хороший, все равно нужны две-три примерки, чтобы сказать, что  платье готово. Каждый житель вынужден  обращаться к мастеру. В  поселке все идут к  Петру, он может красивую одежку сшить.   
      Для полноты картины стоит рассказать, как мастер  делает примерку.  Любит он шить женские платья. Снимать мерку - это самая его любимая часть работы. Берет портновский сантиметр,   матерчатую ленту, свернутую в рулончик,  и  начинает дело. Надо промерить фигуру в определенных местах, дело довольно быстрое.  Желтая    лента  прочно обхватывает фигуру,  женщина стоит не шевелясь,  как пойманная птичка.  Мастер  карандашик держит в зубах, потом пишет цифры на клочке бумажки.  Иголкой прикрепляет бумажку к материалу. Но у Петра Андреевича это занимает больше  времени, особенно,  если это молодые красивые женщины.  Каждой  он объясняет, что   платье  будет смотреться по-разному на худой и на пухленькой. Показывает, где накопился лишний запас, другой, наоборот  он советует чуть пополнеть. Он прикладывает материю к женской груди и удовлетворенно хмыкает. Поворачивает женщину как  куклу. Иногда говорит, что надо  выбрать подходящий фасон, и тогда приходится делать  замеров больше обычного. Женщины  обычно смущаются,  и тогда в ход идут смешные анекдоты, этим  мастер умело выстраивает к себе  доверие. А иногда он может  закрепить  достигнутый успех и делом, повстречавшись с красавицей в уютном местечке, как бы случайно.   Молодые женщины - не  дамы большого света, не барыни  с утонченным воспитанием  и великосветскими манерами,поэтому едва ли стоит  описывать все подробности такого живого общения. 
      Впрочем, нравы в поселке строгие.
      Петр Андреевич   главный  в доме. Честно говоря, важнее всех  конечно его старик-отец, от которого он перенял  мастерство и ухарство. И мать,  строго управляющая большим  хозяйством.  Мать – большой авторитет, но...  не все в ее власти. Петр Андреевич большой любитель кутнуть с друзьями, может уйти в загул, и жена его, бойкая бабенка, которая  лично знакома с половиной поселка, то есть со всей женской  его частью, не сразу  начинает разыскивать муженька по друзьям, расспрашивать  о нем встречных.  В  поселке не угасают, быстро  множатся  забавные разговоры.   

       Про мужика говорят,  загулял,  когда он нашел сердечную привязанность на стороне. Когда он домой  не приходит. Бывало не раз  такое с Петром. Событие  это  обсуждается всеми,  наряду с видами на  урожай и ценами на рожь, овес  и пшеницу. В конце концов  загул  кончается тем, что беглеца отыскивают, водворяют  в дом и через неделю там опять воцаряются мир и покой.
      
      Обыкновенный этот летний  день запомнился Петру тем, что что была его последняя встреча с Верой,  молодой женщиной, к которой он давно  питает особую симпатию.
    Она вдруг как из-под земли  возникла перед ним:   
  - Петр Андреевич, в магазин шла, как хорошо, что я тебя встретила.  Хочу  платье  сшить.  Это-то, смотри,  совсем отгорело - и она поворачивается перед ним щеговито,  поправляя свое  хорошо сидящее  платье.
     Петр уже немало лет держит ее под прицелом. Одинокая женщина, иногда приходится ей помогать, пропадает баба.
     Петр Андреевич смотрит задумчиво. Его смущает купленная бутылка, но мужская сообразительность побеждает: - Мерку надо снять. Когда?
-  Да хоть и  сейчас.   Можно ко мне пойти.   Ко мне близко. Знаешь же,  у меня дома  мешать некому, одна живу.
-  Ладно, к вечеру зайду. Впрочем, чего ждать, пойдем сейчас. За бутылочкой посидим. Дома-то капустка на закуску найдется?
    
      Дом Веры стоит в переулке, не на главной улице и выглядит жалко. Обветшалая деревянная крыша мхом  поросла, забор вокруг  огорода  хилый, из плохо ошкуренных жердей, которые даже летом   выглядят так, будто посинели от мороза. Все выглядит заброшенным, обветшалым  без мужских надежных рук.  Петр подходит к дому,  незаметно оглядываясь по сторонам, опасаясь наткнуться на  чей-то ехидный взгляд. Лучше бы вечером прийти, спокойнее. Да нельзя, дома очередной скандал будет.
      
       Вера, к которой Петр  сейчас направился,  считает себя вдовою,  всем рассказывает тяжелую историю, как ее муж погиб где-то, и как всем на удивление  она, одна-одинешенька, сводит   концы с концами.   Никто не помнит, как она появилась в поселке и не вникает в ее рассказы.   Петеньку она  боготворит. Во-первых, красавец, во-вторых, руки у него золотые. И главное, сердце доброе. Попросишь, на помощь придет. Жаль вот, что человек семейный.
       Усадив гостя за стол, она достает нехитрое  угощение. Следом за первой рюмашечкой, которая пробивается   колом, соколом летит вторая, а следом за ней  и чудным образом,  легкой пташечкой, третья. Самая пора нужные размеры снимать. Раскрасневшиеся, счастливые,  они будто лет на десять помолодели.
     Разговоры идут по заведенному руслу.  Вера Петру, естественно, сильно нравится. Он  делает ей  иногда подарки.  Те небольшие деньги, которые от него  ей перепадают, конечно, ему  не в счет.  С ней хорошо, и она ему не жена, зазря  в душу не лезет.  Вера просто привыкла к нему, так кошка к человеку привыкает.
     -  Переходи ко мне жить, Петенька. Вместе завсегда будем, плюнь на все. Не могу я  одна, по тебе истосковалась. Успеем с тобой детишек вырастить. Переходи ко мне, ясно солнышко  ты  мое... Ребеночка заведем.
     -  Фу,ты... Опять ты за свое. Что о нас с тобой люди скажут...
     -  А то же, что и сейчас говорят. Что ты на  два дома живешь.

      Вот и полились привычные слезы. Петр был внутренне готов к этому, знал, что так и будет. Вера, вдоволь наплакавшись, убирает пустую бутылку со стола: - Вот смотри, сколько бутылок  твоих у меня в шкафу стоит. По долгим ночам зимним, по  вечерам я на них любуюсь. Не выкидываю, по ним счастье свое бабское вымеряю.  Бывает, еще два-три платья друг за другом переодену, тобой сшитые.
     - Ой,  Верочка, прошу, перестань,  не  брошу я тебя, как скажешь, буду помогать. Меня из своей семьи уже  не вырвешь. Сколько  советов от друзей-товарищей,  от умных людей наслушался,  всюду тупик. Говорят в один голос,  надо нам с тобой расстаться, а я не хочу. Попы эти проклятые. Зову я тебя, Верунчик мой, по-смешному. Верю,верю, и снова- верю  верю. Слышишь, будто птичка щебечет. Так вот, Вера, деваться мне некуда. Не могу я  больше   к тебе ходить. Помочь когда помогу,  а ходить мне сюда никак нельзя, сама понимаешь Вот что, Вера. Не буду я тебе еще одно платье шить. Выходи за вдовца какого-нибудь замуж.
   Вера  взглянула испуганно. Ее взгляд будто сразу потух:
- Каменное у тебя сердце, Петр... Ладно, не надо мне новое платье.
- Не каменное, нет,  не каменное. Понимаешь, дорогая, не сердце каменное, а на нем тяжелый камень лежит.   Чуешь, что не ледяное оно...
Уходя, Петр на стол деньги  положил. Немного, как всегда. Жалея Веру.

      Все случилось стремительно. Страшное известие пришло нежданно-негаданно.  Вера  отравилась уксусом.  Он стоял давно приготовленный  в одной  из бутылок, оставшихся от  Петра.   Не спасли...
    
     Похоронили ее рядом с кладбищем,  перед оградой, где  самоубийц хоронят. Поп даже крест не позволил  поставить.

     Петр  выдержал страшный для него удар. Укорял себя за жестокость. Он не упрекал себя за любовь. Больше всего мучило, что отказался он  любимой Вере платье сшить. Жена на него со злорадством поглядывала.
    В поселке обсуждали происшедшее. Все симпатии были на стороне Веры, да она этого уже  знать не могла.
    Пошел Петр  к батюшке за покаянием. Удивился жестокости,  не разрешил батюшка  за Веру молиться.  Бог распутниц не  любит, сказал.  Но Петр упорно крестил лоб и клал земные поклоны за рабу божью Веру.  За Верю-не-Верю.

      ***

      Петр, признанный красавец,  сразу сник. Невосполнимая потеря в душе. Он всегда гордился вниманием  женщин. Одевался модно, чисто, был хороший балагур,  людям нужный  человек. И вдруг осознал, что по большому счету он никому не нужен, даже своей жене. Нужен маме, папе, но это не то, не то... Дети?..  Их  надо поднимать, он  любит их. Все нужны, но Вера, как  живая, всегда перед   глазами. Тут, понял он здравым умом, тем она его околдовала, что это и была его настоящая любовь, какой в жизни вроде  и быть не должно.  Вот она, любовь. Любовь - что порох. Она и на смерть толкнет.
       И навалилась вдруг проза жизни, в которой он начал тонуть. Стала пропадать его удаль,  на голове седина стала поблескивать. Всегда он сравнивал свою жену с другими  женщинами, и всегда в его глазах она проигрывала. Занятая вечно на кухне,- готовка, стирка, мытье полов – она надоедливо мелькала  рядом, все делала, не говоря  лишних слов. А Вера была  у него  много лет как яркая звездочка. И платьице чистенькое до удивления. Порядок в доме не удивлял, раз она одна жила. Другая стала бы неряхой, а эта нет,  бедненько, но порядочек во всем.  И все мечтала новую жизнь  начать. А что нового он предложить мог?   Детей троих, так они у него уже есть. Их не бросишь.
     Именно дети его спасли. Растут, забот все  больше. Как-то неожиданно согнулся человек, хотя  дома  жена никогда разговора не начинала. И  на могилку к Вере ходил, но как всегда, с опаской. С опаской шел, как бывало когда-то шел  к Вере в дом,  и  у кладбищенской ограды, подойдя к холмику, по сторонам оглядывался,  Садился, сам с собой разговаривал, и с неумиротворенной душой домой шел. Люди молчали, понимали. И непонятно, то ли люди осуждали, то  ли завидовали счастью, которое ненадолго выпало на его долю.

       Вот и старший подрос.  Кто  скажет, как у него дела пойдут.  нежданно-негаданно  вымахал, в  отца, красавец  писаный, а папочка-то гуляка.
      
       И все же Петр был добрейший человек, про каменное сердце было сказано, конечно, зря. Бесконечные слезы Веры, больно задевавшие душу, заставили  сказать те  роковые слова.  Но правда  была  на его стороне, сама бедняцкая жизнь заставляла ее думать о Петре. Мало-помалу он превратился для нее  если не в  бога,  то в ангела-хранителя, в великого заступника. Вера  понимала всю невозможность исполнить  свое желание безраздельно  им обладать. Мы все  хотели бы  видеть заступника возле себя,  даже на небесах. Кого-нибудь, богатого старого родственника, добрую тетушку, ангела. Может, не стоило рассчитывать на помощь Бога, ради чего  проливать слезы  на небесах, повествуя свою тяжкую жизнь перед  престолом Спасителя? Ведь попы  отказали даже ей  в кресте на могиле.
    Сколько их, сунувших голову в петлю, отравивших себя, сгинувших без вести на Руси? Немало. Но недолгая у людей память. Когда-то ставили тумбочку   вместо креста. Ничто не спасает от забвения, Где это все? Сгнила память через десяток лет,  нет следов от человека.
    Может ли человек семейный полюбить другую женщину, полюбить больше, чем самого себя?   Бывает же такое!  Как смотрят на него все вокруг?  Шашни завел? Вправе ли мы осуждать человека, которого жизнь вдруг поставила в такое положение. Вера погибла, Петр остался несчастным из-за  любви.
    Сохранилась семья, а счастье из нее ушло.  А всем  еще жить и жить.

     Часто вспоминаю сказание  о Петре и Февронье. О необходимости семейной верности. Вот эта давняя любовь заставляет задуматься, всегда ли он правилен,  этот миф...


----
Часто ли говорят унас слово щеговито –   слово местное, слышал его пару раз, это вместо слова щеголевато. Оно перестало уже  существовать, - это значит, что человек умеет себя подать, вызвать повышенный интерес в своей персоне.