Русалочка 2

 Скрипнула дверь.
 -Тук-тук-тук,- раздался следом мужской голос. Отдернулась легкая тюлевая занавесь, и в доме показался усатый мужик.
 Сразу стало как-то тесновато. Не то, чтобы он был здоровенный – обычный мужик средних лет, - просто… не знаю даже, как объяснить… слишком много народу.
 «Самойлов», - сразу догадался я. Вангую, как говорится, но тут и экстрасенсом не надо быть.
 Выглядел он приветливо. Двинулся ко мне от порога сразу с протянутой рукой, при этом широко улыбаясь. Что поделать, я тоже улыбался. Пожатие вышло крепким, и он все время пристально смотрел мне в глаза. С улыбкой, но что-то в его бесцветно-серых маленьких глазах было такое, что мне сразу не понравилось. Что-то скользкое, какая-то неуместная настороженность. Поймите меня правильно, я вырос практически один, и подобные вещи чувствовал инстинктивно. Закадычными друзьями мы точно не станем, хотя… не все ли равно? В мире полно людей, и неужели все должны друг другу нравиться? Не знаю, к каким выводам пришел в это же время Самойлов относительно меня, но он продолжал широко улыбаться и вообще всем своим видом демонстрировал, что он свой в доску. Если бы не этот его взгляд… а, впрочем, разве его нельзя понять?
 -Леха, - представился он по-простецки, хоть и был чуть ли не в два раза меня старше.
 -Гоша, - так же просто отвечал я.
 -Не часто к нам гости заглядывают. В наши-то края. Тем более, городские. Ты же с города?
 -Да погоди ты с расспросами, балабол, - вмешалась баба Лена. – За стол хочш сядем.
 -И то верно, - согласился Самойлов. – Я тут захватил с собой.
 На нем была какая-то синяя курточка навроде спецовки, и сейчас он полез за пазуху и ловким движением вынул и продемонстрировал мне горлышко бутылки.
 Моя улыбка тут же скисла, и я сам это понимал.
 -Да я не пью, - признался я.
 Самойлов поднял брови.
 -Так и я не пью. За знакомство?
 Учитывая мою предыдущую работу, я довольно уверенно научился отказывать в таких вот именно просьбах, а сейчас прямо и не знал, что ответить. И я ведь действительно не пил, ну разве что изредка и совсем чуть-чуть – бокал вина, скажем. Я играл по ресторанам, где было столько возможностей, и считал, что бухать на работе – это последнее дело. Мы все так считали. В конце концов, это была наша репутация. Мы с одним товарищем так и распрощались в свое время.
 Но, если уж быть откровенным до самого конца (а иначе зачем я все это рассказываю?), нельзя сказать, что я был прям такой весь из себя. Я, например, неплохо покуривал в те дни. А что, играть это не мешало. Мне казалось, что наоборот. Впрочем, ладно, это к делу особо не относится.
 Пока я пребывал в сомнениях, с улицы донеслись характерные звуки подъезжающего мотоцикла: рев, хлопки, а потом все стихло.
 «Вот тебе и мертвая деревенька», - подумал я. Чувствовал я себя неловко.
 Елена Владимировна всплеснула руками.
 -Говорила же, почует пирожки! Аж вдвоем примчались!
 Я покосился в сторону окна, но видна была только задняя часть двора с уличным сортиром в дальнем углу. Повернувшись к двери, я, как мог, приготовился встречать очередных посетителей. Как-то все быстро завертелось, даже слишком быстро. Тогда я, само собой, не мог знать, что именно эти самые секунды разделяют мою жизнь на «до» и «после». Это мне только предстояло узнать и еще очень нескоро.
 Самойлов что-то крякнул и смелым жестом выставил бутылку на стол: прозрачная пластиковая «полторашка» с прозрачным же содержимым. Я мысленно покривился. Самогонка, а как иначе. Кажется, во мне в очередной раз начало подниматься сожаление о своем опрометчивом решении задержаться в этом месте. На самом деле все, чего я желал и чего ожидал, это немного тишины и покоя. Ведь именно это меня соблазнило. Возможность побыть одному и, быть может, разобраться в себе самом, в своих устремлениях, в смутных планах на будущее. Теперь все это было под вопросом.
 Но несколько мгновений спустя, ровных и неизбежных как сердцебиение, все перестало быть важным.

 Как все работает во Вселенной? Как устроено? Я сейчас не о физике, не о Копернике или Эйнштейне, я о том, какой в этом смысл? Он действительно есть или мы только обманываем себя? Я уже говорил о судьбе, и можно сказать, что я верю в нее, поскольку все, что со мной происходило, только укрепляло эту веру, но насколько она на самом деле реальна? Может быть, нет никаких предопределений и закономерностей, и мы сами создаем их для себя, потому что именно так наши мозги и работают? Возможно, все на свете – череда случайностей, которые тянут за собой следующие случайности, и в таком вот хаотичном потоке и проходит вся твоя жизнь.
 Банальные, порядком изжеванные мысли, но, если по-настоящему вдуматься, станут ли они менее пугающими от бесконечных повторений?
 Даже случайности вынуждены случаться.
 Она вошла.

6

 Я вдруг понял, что мне действительно тяжело говорить об этом. Но я обещал себе. Я обещал.
 Да ладно, что за сопли? Я затеял все это не для того, чтобы ныть. Просто мне нужно выговориться.
 Итак, она вошла. Что может быть проще? Разулась (как и все мы) на крылечке, и сейчас предстала перед нами босая, в каком-то простом легком платьице до колен, похожем на халат, которое я сразу окрестил про себя деревенским. Она тоже улыбалась уголками губ, но еще в ее глазах сквозило смутное беспокойство.
 -Ба, у тебя гости? – спросила она.
 А теперь давайте поподробнее.
 Нельзя сказать, что я онемел, но по-сути состояние мое было где-то близким к тому. Когда она вошла, я сначала увидел ее голые босые ноги: белые, сияющие, длинные и не такие, знаете, худые, как я привык. Потом я поднял взгляд, машинально оценив ее сочную, с широкими бедрами полногрудую фигуру (черт, никакое невзрачное платье с непритязательным геометрическим узором не могло скрыть эту грудь). В свои небольшие годы я познал уже немало женщин – самых разных, но ни одна из них не была похожа на нее. В основном всех моих женщин объединяло то, что они были городскими, усталыми от жизни, с какими-то своими заморочками, и все они были худые (иногда просто болезненно худые). Они могли быть простыми или сложными, пытаться казаться гламурными или такими и быть, но ни в одной из них не было того, что я увидел сейчас. И я не знаю, как назвать это неуловимое, что я не столько даже увидел, сколько почувствовал. Словно сама природа коснулась меня.
 На неуловимую, надеюсь, секунду задержавшись на ее груди, на этой ложбине в вырезе платья, я поднял взгляд выше. Ее глаза. Есть такое понятие – «волоокая». Никогда раньше особо не задумывался над тем, что оно значит. Насколько вообще у коров красивые глаза? Но сейчас почему-то именно это слово первым выскочило в моей голове. Я смотрел в ее глаза – большущие, удлиненные, небесно-голубые, с пушистыми ресницами, и что-то необратимое происходило во мне в этот момент. Она тоже смотрела на меня с любопытством и тем самым легким беспокойством, которое я сразу заметил. У нее было круглое лицо с этаким восхитительным румянцем, и, что несколько выбивалось из образа, ее пшеничного цвета волосы были подстрижены довольно коротко, и локоны едва достигали плеч. Ну, понимаете, можно было бы ожидать какую-нибудь тяжелую косу, но нет.
 Надеюсь, я не слишком откровенно пялился. Может показаться, что то была любовь с первого взгляда. Это не так, совсем не так. Любви там не было. Была страсть, но и она, видимо, разгорелась не сразу. Я просто с первого же мгновения отметил, что хочу эту девушку, причем отметил так – просто гипотетически, без каких-либо реальных планов. Как обычно, в общем, при взгляде на красивую девушку. Единственное отличие было в том, что на сей раз эта мысль упала в меня неожиданно глубоко, превращаясь в занозу. Я этого еще не понимал, но по тому, как замерло сердце, можно было кое о чем судить, во всяком случае я почувствовал себя очень необычно. Я как будто перестал видеть все вокруг, кроме нее. Это длилось бесконечно. Это длилось пару секунд.
 -Здрасте, - сказала она с немного несмелой улыбкой.
 «Забор покрасьте», - подумал я. Иногда ничего не могу поделать со своей реакцией, какой бы неуместной она ни была. И я волновался. Я что-то пробормотал в качестве приветствия, а потом сам себя мысленно обругал. Что со мной? Никогда ведь я не был таким. Как будто оробел перед девушкой, а ведь я сроду не испытывал подобных трудностей. Некоторые даже говорили, что я слишком много болтаю, а после признавались, что болтаю я в принципе очаровательно. Да уж.
 -Здорова, малая, - поздоровался в свою очередь Самойлов (или называть его Лехой?), - здорова, Гриша.
 -Прискакала, козявка, - проворчала баба Лена, но ее напускной тон никого не мог обмануть. Если бы голос можно было увидеть, он бы сиял. – Вот, Гошенька, знакомься, внучка моя, Алиска. С мужем.
 Здесь чувство перспективы наконец вернулось ко мне (как к истинному художнику, ха), и я увидел, что за спиной внучки маячит невысокий тип – тот самый, надо полагать, муж. Отчего-то мысль об этом неприятно отозвалась во мне – словно я уже имел к этому какое-то отношение.
 Алиса кивнула мне (и мы смотрели в глаза друг другу, и, кажется, настороженность уже покидала ее), а ее муж тем временем выступил-таки на передний план и направился в мою сторону, протягивая руку. Был он, как я уже сказал, невысок, даже немного ниже жены. Ну, скажем, если в ней было около ста семидесяти (примерно), то в нем – сто шестьдесят с копейками. Наверное, он был на несколько лет меня старше, но все равно молодой, хотя и обзавелся уже довольно заметными залысинами. А еще он выглядел каким-то худосочным, щуплым, со впалой грудью. В ту пору я и сам был худым, но по сравнению с ним мог сойти за атлета. Впрочем, это впечатление оказалось обманчивым, и я понял это по неожиданно крепкому рукопожатию. В армреслинге я бы с ним не стал состязаться.
 -Гриша, - сказал он.
 -Гоша, - сказал я.
 Алиса почему-то хихикнула.
 -На нашей улице сказали, машина какая-то в эту сторону вчера проехала, - продолжил ее муж, пожимая руку Самойлову.
 «И вот поэтому вы здесь», - догадался я. Тем не менее, это был какой-то вариант светской беседы, и я не мог ее не поддержать.
 -Да, думаю, это был я. Я, знаете, особо не знал, куда еду. Просто… э-э-э… фактуру присматривал. Я художник.
 Сейчас я уже не чувствовал никаких угрызений совести, и ложь далась на удивление легко, словно я и сам в нее верил. Все дело в том, что мне очень хотелось произвести впечатление. На нее, на остальных мне было плевать. Я даже украдкой покосился на Алису, которая в это время подошла к бабушке, чтобы помочь с последними хлопотами по кухне.

 Черт, это действительно тяжело – говорить о ней. Но я продолжу.

 Мы сидели за столом, выпили по одной, потом еще по одной (я решился), вели беседы. Я понимал, что от меня ждут некой презентации, поэтому вкратце обрисовал свою биографию. Не забыл про свою маленькую ложь, вскользь упомянув, что некое издание ждет от меня набросков (и даже не покраснел), но в основном говорил правду, ибо она лучше всего обрамляет ложь. Упомянул даже о том, что играл в группе – вроде как хобби у меня такое.
 -А у меня гитара есть, - обрадовался Самойлов. – Покажешь какие-нибудь новые аккорды?
 -Покажу, - легко пообещал я. Сейчас, после пары стопок, он начинал мне нравиться.
 -Да, - непонятно вздохнул Гриша, который с самого начала показался мне хорошим парнем, - вот же люди! А мы тут… живем. Наливай по третьей, что ли, и пойдем покурим.
 -Нет, я все, - сказал я, уже чувствуя легкий шум в голове.
 -Че две-то? На похоронах, что ли?
 -Эй! – ткнула его в бок Алиса.
 Она сидела прямо напротив меня, и я никак не мог понять, отчего мне так неспокойно. Словно что-то грызло меня изнутри. Нет, я, конечно, немного расслабился в ходе наших посиделок, но ни на секунду не забывал, что она рядом. Большая часть моего внимания была сосредоточена именно на ней, хотя я и старался не подавать вида. Алиса почти все время молчала (но мне почему-то казалось, что она та еще болтушка), иногда смеялась (ох, какой это был чистый, сильный и непринужденный смех), потому что я очень старался шутить и вообще казаться этаким рубахой-парнем – самогонка действовала. Но один вопрос она мне задала, и я отметил и запомнил, что именно она об этом спросила:
 -А девушка у тебя есть?
 -Нет, девушки нет. Пока что, - отвечал я, глядя ей прямо в глаза.
 -Ох, уж эти бабы! – хохотнул Гриша. Он ничего не понял. – Все бы им сплетни собирать.
 Баба Лена сказала:
 -Ладно, давайте еще по одной, и хватит всем. Дел еще столько. Самойлов, прячь бутылку.
 Гриша, как я заметил, посмотрел с некоторой тоской. Баба Лена продолжала:
 -Вон у меня для Алиски какое задание. Возьмешь веник, тряпку, тазик, понятно?
 Я решил вмешаться, и язык у меня, конечно, уже развязался:
 -Да вы не беспокойтесь, я заплачу. Это же нормально? Мне кажется, это нормально. Только я не знаю… тысячи хватит?
 -За глаза, - отвечал почему-то Самойлов. – И это нормально. А что? Это нормально. Труд должен оплачиваться, я так считаю.
 Я вдруг понял, что было такого в его взгляде. Расчетливость. Он всего лишь оценивал меня с точки зрения продавца (а может, и афериста), хотя я и не знал, что за товар он собирается мне впаривать. Я посмотрел на Гришу, и он тоже выглядел довольным. Я решил, что внезапно пришедшая мне в голову идея с деньгами была действительно нормальной. Но, глянув на бабу Лену и ее внучку, я засомневался. Они обе одинаково хмурились, и в этот момент я уловил в них определенное фамильное сходство, несмотря на то, что внучка была на голову выше и весьма крупнее щуплой старушки.
 -Ерунда какая, - наконец медленно произнесла Елена Владимировна. – Мы же… не за ради денег.
 Мне стало неловко, и захотелось оправдаться.
 -Да что вы! – воскликнул я не совсем трезво. – Я же от чистого сердца! Не смейте отказывать!
 Бабушка покачала головой, как бы поражаясь нынешним меркантильным временам.
 -Делайте, что хотите, - наконец смилостивилась она, отошла и вытащила из-за печки разлохмаченный веник.
 На том и порешили. Грише это определенно понравилось (как я узнал позже, он, работая на ферме на частника, имел ежемесячную зарплату в десять тысяч рублей). Самойлов, Леха, кажется, немного завидовал, но улыбался и все поглядывал на меня, должно быть, что-то просчитывая в голове.
 Должен заметить, что я действительно пока был при деньгах. Я уже упоминал, что мне удавалось кое-что откладывать долгое время, а тут еще и квартиру удачно пристроил. Квартирку, не бог весть какую, выделила мне в свое время администрация, но все-таки это было жилье, а цены на него сами знаете какие. Собираясь к дяде, я начал подыскивать жильцов на длительный срок и нашел подходящих – молодую (порядочную, как я запрашивал в объявлении), пока бездетную семью. Кстати, они тоже были деревенские, но подались в город и благополучно нашли в нем работу. Так что, по здешним меркам, я был почти богат. Правда, основная часть лежала на карте, но и налички сколько-то было.

 Баба Лена, несмотря на то, что передвигалась с трудом, шаркая по полу шерстяными носками, умудрилась развить бурную деятельность: нагрузила всех, кого чем – кого матрасом, кого подушкой и постельным бельем, кого посудой и пирожками. «Это так, перекусить, если что. Кушать-то у меня будешь». Мне даже пожертвовали банку молока, привезенную только сегодня. Еще выделили несколько толстых свечей. «Знаю я вас, полуночников».
 -Что еще? – все время задумчиво вопрошала бабушка. – Даже не знаю. Спросишь, если чего надо.
 Я слабо отнекивался, с неловкостью и стыдом подозревая, что предложенная мной тысяча похожа на какую-то насмешку.
 «Надо будет ее как-нибудь по-хорошему отблагодарить», - думал я.
 -Ладно уж, - сказала баба Лена, - это так, на первое время. А там, глядишь, обустроишься по-хозяйски. Москва тоже не сразу строилась.

 Этакой своеобразной процессией мы все двинулись к бывшему дому сестер Поляковых. Елена Владимировна снова осталась за калиткой, остальные вошли – я впереди, как истинный хозяин. Это было даже немного смешно, но в то же время шутка казалась затянувшейся.
 -Я здесь в первый раз, - призналась Алиса, понизив голос и на секунду замешкавшись у входа. Потом она прошла вперед, быстро осваиваясь. – Вот, значит, как здесь. Ничего-то и нет.
 Она пожала плечами словно бы с каким-то облегчением, а я продолжал украдкой бросать на нее взгляды, отчего-то злясь, и сам не понимал, чем эта смутная злость вызвана.
 Сгрузили ношу и снова вышли во двор. Самойлов засобирался домой.
 -Пойду до своих, - сказал он, пожимая мне руку. – Дела сами не делаются. Ты заходи ко мне запросто. С моими познакомлю, хозяйство мое посмотришь.
 Я пообещал, что непременно зайду, зная, что по законам приличия этого не избежать в любом случае.
 -К вечеру баньку истоплю, - сообщила баба Лена. – Гришка, пойдем воды бабушке натаскаешь.
 Они неспешно удалились, и мы с Алисой остались на крылечке вдвоем. Посмотрели друг не друга. Она улыбнулась уголками губ, заставив мое сердце пропустить удар, и я вдруг понял, что меня в ней злило. Она была такая… черт, как можно быть такой? Это не просто злило, это буквально выбешивало. Потому что я хотел ее, и хотел ненормально, сумасшедше – до дрожи, до судорог. Как тут не злиться, тем более, что ничего подобного я никогда не испытывал? Помнится, с моей последней городской девушкой (у нее был проколот нос, пупок и имелась татуировка во всю спину) у меня тоже вроде как был бурный роман, но он не шел ни в какое сравнение с тем, что я испытывал сейчас. Я бы сказал, что на фоне моих теперешних чувств, он был похож на стариковские обнимашки, да и только. Вы понимаете, есть много красивых девушек, очень красивых, милых, симпатичных, да каких угодно, и у каждой, я считаю, есть своя изюминка, которая может свести кого-нибудь с ума, но то, что происходило со мной сейчас, было совершенно особенным. Не потому, что у меня, наверное, уже месяц (с тех пор, как я расстался с той подругой с китайским драконом на спине) никого не было. Это, конечно, было одной из причин, но оно не объясняло всего. Я словно бы ощутил некую вибрацию струны, которая вызвала во мне отчетливый резонанс. Не знаю, как рассказать об этом более внятно. Впрочем, повторюсь, это не было любовью, как я ее понимаю. Знаете, той единственной, всеобъемлющей и огромной. Нет. Потому что я не видел ее рядом с собой ни в одном из вариантов своего неведомого будущего. Мы были из разных миров, и это было другое. Более темное и более нетерпеливое.
 Страсть разгоралась во мне, и этот огонь было уже не потушить. Я не знал, заметно ли что-либо по моему виду, и никак не мог угадать, что таится в ее спокойном, безмятежном взгляде, что тоже не способствовало моему душевному равновесию.
 -Ух, дела сами не делаются, прав дядя Леша, - сказала Алиса. Она вошла в дом. Я – следом.

7

-Принеси еще воды, - сказала Алиса, выплескивая грязную воду прямо на сорняки во дворе.
 Я послушно взял ведра и в очередной раз пошел, почти побежал к дому бабы Лены, вернее, к ее колодцу.
 За последние пару-тройку часов мы с Алисой, кажется, нашли общий язык. Она оказалась общительной и разговорчивой еще похлеще своей бабушки. И много смеялась, потому что обаяние и остроумие я включил на полную. Конечно, мое дикое, изводящее желание никуда не пропало, и я все время поглядывал на нее с жадностью, например, когда она мыла пол, но мне удалось немного задвинуть свою страсть ради приличия и простого общения. И вот тогда пропали злость и скованность, и оказалось, что с Алисой удивительно легко. Занимаясь делом, мы беседовали как старые близкие друзья. Не таким другом я хотел ей быть, но пока наслаждался и этим. Да, мне хотелось махнуть рукой на все рамки и впиться в ее пухлые от природы губы, целовать ее румяные щеки и курносый носик, схватить ее за пышную грудь, развести ее крепкие бедра и так далее, но в целом эти побуждения глухо ворочались где-то в моей голове и почти не мешали общению.
 «Не сейчас, - говорил я себе. – Иначе я все испорчу».
 Выходит, у меня уже тогда имелись какие-то неоформленные планы.
 В один момент мне подумалось, что это могло бы быть первым свиданием. Мы как бы притирались, как бы обнюхивали друг друга, знакомясь.
 Алиса желала знать обо мне больше подробностей, чем я поведал за столом, и это с одной стороны было приятно, с другой же, мне не особенно хотелось изливать душу, тем более, я старался не забывать, что я вообще-то художник, и это делало мой рассказ донельзя фальшивым, пускай об этом знал только я. То есть, рассказывая о себе, я постоянно чувствовал некоторый дискомфорт. Ох, и дернул же меня черт ляпнуть про себя такое!
 В свою очередь Алиса говорила о себе достаточно открыто и просто, и все, что касалось ее жизни, было мне, само собой, весьма интересно. Например, я узнал, что ей только девятнадцать, а замужем она уже чуть более года. «Он позвал, а я пошла». Детьми еще не обзавелись, но жили хорошо, не знаю, как там насчет любви (что-то такое в ее словах меня зацепило и даже вызвало какое-то злорадное, мрачное удовлетворение), но жили хорошо. «Гриша послушный и добрый».
 Ах, да, Гриша. Был же еще Гриша.
 Скажу так: кое-каких принципов у меня в ту пору не было. От слова совсем. И вообще, эта история не о благородстве, и я в ней совсем не положительный персонаж, и не ждите счастливой концовки. Все будет плохо, все будет очень плохо, и меня каждый раз трясет от воспоминаний, и я не знаю, как смогу об этом рассказать. Но я продолжу шаг за шагом, и будь что будет. Может, мне удастся освободиться в конце концов.
 «Гриша тюфяк», - подумал я.
 Кстати сказать, этот самый Гриша, натаскав в баню воды, сел на свой старенький, слегка убитый ИЖ Юпитер 3 с коляской и без номеров, что-то там повозился с зажиганием и благополучно отбыл восвояси, оставив молодую жену с практически незнакомцем, потому что у Гриши были неотложные дела в Князевке (кажется, ему надо было на ферму). Я удивился, но в то же время это меня взволновало. С его отъездом все стало восприниматься как-то иначе, и даже невинные разговоры приобрели легкий оттенок двусмысленности. По крайней мере мне так казалось. А перед этим, когда Гриша зашел попрощаться, а Алиса спокойно махнула рукой и сообщила, что придет вечером, я отвел его в сторонку и вручил несчастную, чуть помятую тысячу. Он принял ее с серьезным видом, а потом заулыбался, хлопнул меня по плечу и удалился в явно хорошем настроении. Немногим ранее я, испытывая почему-то некоторое стеснение, попытался отдать эти деньги Алисе, а она задумчиво посмотрела на меня, покачала головой и сказала:
 -Лучше мужу отдай. – Она склонила голову, будто к чему-то прислушиваясь. – Да, пусть лучше у него будут, он обрадуется.
 Снова задумалась, глядя на меня, словно я ее о чем-то спрашивал.
 -Все нормально, он без спроса не пропьет. Вообще, он хозяйственный.
 И еще раз задумалась.
 -Сто рублей разрешу потратить, так и быть.
 И поэтому щуплый Гриша ушел довольный, а я, пряча усмешку, вернулся в дом.

 Я перелил воду из колодезного ведра, нервничая, что вынужден находиться так далеко от Алисы, и тут увидел ее бабушку, которая показалась из-за дома со своим неизменным батожком.
 -Как там у вас? – спросила она.
 -Полным ходом, - беспечно отвечал я.
 -Вот и ладно. Банька топится. Приходите ужо.
 Мне вдруг вообразилась настолько интересная картина, что по телу пробежали мурашки. Стараясь ничем себя не выдать, я только кивнул, подхватил ведра и помчался обратно.
 «Успокойся нахрен, - твердил я себе, пересекая тени от могучих берез. – Будь реалистом.»
 Но очень уж заманчивой оказалась фантазия. Бабушка провожает нас в баню, и мы заходим туда вдвоем… такие, мол, у нас в деревне традиции. Да блин, ерунда все это, херня, причем очень детская.
 -Ты чего такой? – подняла голову Алиса, улыбаясь и обращаясь ко мне, как к хорошему другу.
 -Запыхался малость, - сказал я, совладав с голосом.
 Она распрямила спину, уперлась руками в поясницу, демонстрируя грудь, туго натянувшую платье.
 -Там… баня… - и голос мой заметно сел.
 -Хорошо, - отозвалась Алиса, не обратив или сделав вид, что не обратила внимания. – Вечереет уже. Сегодня не закончу. Слушай, давай я еще завтра приду, окна помою и что там останется. С утра дел много… после обеда, хорошо?
 Мое сердце буквально воспарило при этих словах.
 -Завтра будет отдельная плата, - сказал я с какой-то барской наглостью.
 Алиса нахмурилась.
 -Зачем это?
 -Не спорь. Ты и так очень много сделала сегодня.
 Она огляделась, как бы оценивая свой труд.
 -Ладно уж. Гришке скажу.
 -Обязательно скажи. Порадуй мужа, - сказал я с ухмылкой.
 Эти язвительные, плохие, как я тут же понял, слова сорвались с моего языка совершенно невольно, и я сразу же о них пожалел. Алиса глянула на меня с подозрением, но, к счастью, быстро отвлеклась, видимо, о чем-то вспомнив.
 -У меня же занавески на окна есть! Не новые, но они хорошие. Я их постирала, а потом убрала. Завтра принесу.
 «Что угодно, - думал я, - главное, что завтра мы снова будем вместе. Надеюсь, Гриша не увяжется следом. А может быть, завтра…».
 -Повесим на окна, и дом совсем жилым станет, - продолжала Алиса немного, как мне показалось, мечтательно. – Может, домовой вернется. А-то пусто здесь.
 Последнюю фразу я совершенно проигнорировал, сочтя какой-то деревенской шуткой. Я только потом узнал, насколько серьезно она относится ко всяким таким сказочным вещам. И да, домовой ведь действительно пришел (ха-ха); это случилось через несколько дней, и поэтому расскажу я об этом позже.
 Алиса как будто встрепенулась.
 -Хорошо, сейчас здесь домою, и хватит. Одно ведро оставь, в рукомойник нальешь, я его почистила. Ты же помыл ведра? Еще двор надо в порядок привести, он у Поляковых, – она бросила осторожный взгляд куда-то в сторону спальни, – сколько себя помню, весь заросший был. Но этим сам займешься.
 Я улыбался как дурак. Мне нравилась ее уверенная хватка.

8

Солнце уже давно медленно, по-летнему, скатывалось к горизонту, когда мы пошли в баню. Ну как «мы». Первыми пошли бабушка с внучкой, а я сидел на лавочке возле крыльца. В душе я прекрасно понимал, что так будет, но все равно испытал нечто вроде смутного, приправленного иронией сожаления. Теперь все, что мне оставалось, это наблюдать за глупыми перемещениями кур по двору. Может, не такими уж глупыми. Петух, находя что-нибудь в низенькой как ковровое покрытие траве, поднимал голову, вращая безумным глазом, и тут же к нему мчались курочки и набрасывались на добычу. Сам он, кажется, ничего и не ел.
 «Держись, братан, тебе это зачтется», - думал я с усмешкой. На моих глазах он уже по-быстренькому оприходовал парочку своих подруг. Впору позавидовать.
 Самогонка давно выветрилась, но во рту остался неприятный осадок. Я пару раз подходил к колодцу и пил прямо из ведра. А потом снова садился на лавочку. Рядом со мной лежало полотенце, под ним прятались чистые трусы и кое-какое «мыльно-рыльное». Все это я откопал среди своих вещей в машине (естественно, я поехал к дяде, собрав, как говорится, чемоданы), но кто мог знать, что оно понадобится мне так скоро и при таких обстоятельствах? Все, что сейчас происходило, вообще казалось удивительным, и почти не верилось, что я в этом участвую. Пока я терпеливо ждал на лавке, в мире и в мыслях наступила некая пауза, и я воистину поразился окружившей меня невероятности.
 Алиса вышла из бани. Обернутая в полотенце, невозможно длинноногая, раскрасневшаяся, вся из плавных, мучительно манящих линий, и мое сердце в очередной раз неистово заметалось в груди.
 -Ой, хорошо-то как! – сказала она. Губы таили улыбку, как будто призывая оценить ее натуральную, ничем не приукрашенную красоту. Или мне просто так казалось. –Бабушка сейчас выйдет, а потом твоя очередь. Там не сильно натоплено, но ты можешь поддать пару. Горячая вода в бочке, холодная в ванне. Веник я запарила. Грязные вещи брось на полу в предбаннике, я завтра постираю.
 «Ох, нет», - подумал я.
 Из-за дома послышались вздохи и шарканье.
 -Все, иди, - кивнула Алиса, и вдруг порывистым, но легчайшим движением коснулась пальцами моей руки.
 «Пронзило разрядом», - говорят в таких случаях, и с этим действительно не поспоришь. Я вскинул голову, и на какую-то волшебную секунду мне показалось, что взгляд Алисы совершенно по-особенному – непостижимо и загадочно – сияет в свете уходящего дня.
 Что это было? Может быть, только мое воображение. В течении дня я не замечал какого-то особенного кокетства и знаков с ее стороны. То, что я мог бы, сильно польстив себе, принять за неявный флирт, возможно, было простой общительностью. Все, что я мог сказать, это то, что, кажется, она чувствовала себя довольно свободно и легко в этом самом общении со мной, но это ведь ничего не значило. Хотя, при желании, могло сойти за хиленькое, но достижение. Однако по пути в баню, разминувшись с бабушкой, которую машинально поздравил с легким паром, я не переставал спрашивать себя: «Что это было?».

 Банька пряталась за домом и была очень маленькой, почти игрушечной, какой-то милой и опрятной на вид. И белой. Не в смысле «белой» или «черной», а в смысле, что бревна, из которых она была сложена, были побелены снаружи. В крохотном предбаннике на лавке в алюминиевой плошке горела толстая свеча. Я разделся и вошел в парилку. Здесь имелось окно на дальней стене – совершенно прозрачное, но вечерний свет уже довольно слабо проникал сквозь него. Я все же разглядел в полумраке оцинкованную ванну с ручками на полу, в которой плавал ковшик, а на полке перевернутый тазик и еще один, в котором запаривался веник. Я думал о голой Алисе. Потом, так сказать, взял себя в руки и усмехнулся.
 -Чего уж там, помоемся в одного, - произнес я вслух.
 Смешал в тазике воды из ванны и вмурованной в печку бочки, немного подумал и плеснул полковшика на печь. Забрался на полок.
 Что называется, я вошел во вкус. Даже попарился. В бане я задержался где-то на полчаса или минут на сорок. Поменял трусы, но залез в прежние джинсы и футболку. Они были еще чистые, правда. Трусы засунул в карман. Стирать она собралась, еще чего.
 Когда я вышел, уже почти совсем стемнело. Отсюда, из-за дома, был виден огород, а за ним дикий луг, а еще дальше темный лес, над которым на горизонте красивым, величественным алым светом пылало небо. Распаренный, красный, умиротворенный, я прошлепал на двор. Кур уже не было. Из сараюшки доносилось негромкое квохтанье. На крыльцо вышла баба Лена.
 -С мокрой жопой, - сказала она. –Пошли ужинать, чай пить.
 Скинув кеды на крыльце, я последовал за ней.
 И там…
 -А где Алиса? – спросил я со внезапной тревогой.
 -Ускакала Алиска. Стадо надо встречать, корову доить. Столько дел еще.
 -Но я же… - я дернулся, - я же на машине.
 -Куда ж ты собрался-то? Она уж дома поди. Резвая у меня Алиска, резвая. Кобыла.
 Я проклял себя самыми последними словами. «Попариться он решил, дебил!». Почему-то именно сейчас со всей ясностью осозналось, что у нее есть своя жизнь, свой дом, Гриша этот наконец, и она не будет меня ждать. И все, что я начал лелеять и строить в своей голове в отношении нее, я себе просто выдумал. Нереальные воздушные замки. А реальность вот она. Глупо так.
 Мы сели ужинать. О чем-то говорили, но я почти не вникал в подробности, донельзя расстроенный. Потом я почувствовал, что бабушка, кажется, притомилась.
 -Пойду я, - сказал я, вставая.
 -Да, иди, - согласилась баба Лена. – Бабушка тоже спать ляжет. Ты не бойся. На новом месте трудно бывает с непривычки, но ты не бойся. У нас все спокойно.
 -Я не боюсь, - улыбнулся я. – И спасибо вам за все.
 -Да ладно тебе «спасибо»! Ты же теперь… вроде как свой. Вот, как проснешься, прибегай завтракать. Я-то сама завсегда рано встаю, так что не стесняйся, не разбудишь.
 Она помолчала секунду, и что-то такое появилось в ее взгляде.
 -А хорошо, что ты… вишь как деревня-то сразу… жизнь…
 -Спокойной ночи, - сказал я, чувствуя в груди что-то странное.

 На улице было тихо и темно – хоть глаз выколи. Даже небеса и звезды как будто затянуло невидимой дымкой. Стало немного прохладней, но прохлада эта была благодатной. Я подсвечивал себе дорогу фонариком в телефоне. Завтра надо будет зарядить, хотя толку от него – чуть. Сети не было вовсе, иногда мерцала и пропадала одна полоска связи. Меня это не слишком огорчало – не было сейчас тех людей, с кем мне настоятельно хотелось общаться. Разве что дяде надо будет сообщить, что я не приеду так скоро. Днем Самойлов обмолвился, что в его доме, а конкретнее на веранде, где всегда лежит телефон, прием сигнала довольно уверенный. Какая-то из вышек добивает самым краем. Алиса иногда звонит, справляется о бабушке, и это очень хорошо, особенно зимой, когда шибко часто не набегаешься. Нет, она все равно прибегает хотя бы раз-два в неделю… Потом Самойлов начал хвастаться своим генератором, но это было уже неинтересно. Это не касалось Алисы.
 Ох, Алиса…
 Сейчас Самойлов и его семейство (с которым я еще не познакомился), похоже, спали, либо у них были плотные шторы на окнах. Его дом, как и все остальные дома в почти заброшенной деревеньке, стоял темным и молчаливым, скорее угадываемым, чем видимым – словно сгусток еще более густой тьмы в и без того чернильной темноте. Было во всем этом нечто даже зловещее.
 «Жизнь», - сказала бабушка. Так ли это? Или всего лишь обман?
 «Ниву» я переставил поближе к своему новому жилищу и с минуту постоял возле нее, но потом решил, что вещи (рюкзак и китайскую сумку) можно занести и завтра. И начну обживаться, да?
 Потом я вошел в дом, разувшись у входа. Пол теперь был чистым, и весь дом помытым совсем как я. И все равно он еще выглядел пустым и словно каким-то затаившимся. Я смотрел по сторонам в свете фонарика, и дом не казался мне не то что родным, он даже знакомым мне не казался.
 «Окна, - подумал я. – Занавесочки. Завтра».
 От этой мысли стало почти хорошо. Я зажег свечу и сел за стол. Просидел более часа, чуть покопался в почти бесполезном телефоне, но по большей части просто размышлял. О том удивительном, что произошло со мной сегодня. Нечасто в накатанной жизни бывают моменты, когда мы совершенно не знаем, что ждет нас за очередным поворотом. Подумать только, я здесь лишь немногим более суток. Еще вчера все для меня было иным. Вот тебе и деревенька. Жизнь…
 Наконец я встал, прошел в спальню, разделся догола и улегся на свежую постель.
 Сон долго не шел. Видимо, права оказалась бабулька насчет нового места. Вокруг меня была кромешная тьма, и глядящие в ночь окна были совершенно невидимы – как будто там было еще темнее, чем здесь. Я слушал почти давящую тишину, но спустя какое-то время что-то осторожно заскреблось в углу, и я никак не мог понять, это снаружи или внутри. Да без разницы. Темноты я никогда не боялся. Напротив, иногда в интернатовском детстве она была моим спасением.
 Мне было жарко, душно. Я лег на спину, откинул легкое покрывало и, что называется, спустил в кулак, наточил шишку, отстрелялся – быстро и яростно. Пружины кровати поскрипывали подо мной. Я видел перед собой Алису, вспомнил ее руки, которые застилали эту самую постель, взбивали подушку… все остальное было моими горячечными фантазиями.
 После этого я очень быстро уснул.

 Ох. В жизни бывает непонятное. Такое, как сны. Все в голове, но не все, что в голове, можно объяснить. Не знаю, говорить ли об этом – к делу оно, вроде как, и не относится. А, впрочем, почему бы и нет, раз уж я решил быть откровенным?
 Короче, мне приснился сон – удивительно яркий, если уместно его так назвать, и запоминающийся. Мне приснилось, что я открыл глаза, и я по-прежнему лежал на своей постели и по-прежнему в темноте. Но что-то в этой темноте было не так. Что-то более плотное как будто склонилось надо мной.
 -На Наташку позарился? – услышал я шепот, сухой как песок. – В ее койку прыгнул?
 -Ага, - сказал я и снова закрыл глаза в своем сне.
 Вот и все. Чепуха, в сущности.

9

 Проснулся я почему-то очень рано, в начале седьмого. И, несмотря на все, несмотря даже на этот дурацкий сон, чувствовал себя бодрым, выспавшимся и отдохнувшим. Я умылся, оделся и вышел на улицу. Над деревней висел бог весть откуда взявшийся молочно-белый туман, и все казалось таинственным и не совсем настоящим. Я сходил в туалет (не такой уж и страшный, как мне показалось по первости), потом на некоторое время замер посреди дикого, неухоженного двора.
 А потом я прыгнул в «Ниву», завел двигатель, морщась оттого, что создаю столько шума в этакой-то пронзительной тишине, развернулся в два приема и поехал в сторону Князевки.