Она, он и ча-ча-ча

   Еще с детства ей нравились бальные танцы, но в том спальном районе города Николаева, где она росла,  не было такого кружка,  а был только  кружок художественной гимнастики.
    Казалось бы  - тоже красиво, но, если честно,  ей не хватало интрижки. Какая же может быть интрига во взаимоотношениях с обручем или мячом? Да и купальник, даже самый что ни на есть расшитый и разукрашенный – все-таки оставался купальником, в котором чувствуешь себя скорее раздетой, чем одетой. И никаких тебе каблуков...
 Другое дело платье с пышным хвостом и оголёнными плечами, сногсшибательные шпильки, партнёр для поддержки, но главное  это  импровизация – то самое  раз -два- три и ЧА-ЧА-ЧА.

      Внешностью своей она была вполне довольна:  пышные кудряшки,  сверкающие  глазки,  рюмочная фигурка, и перламутровая улыбка – всё при ней. Вот только для подиума  не подходит – рост   метр пятьдесят с кепкой, если без каблуков. И тренеры по   гимнастике тоже на каком-то этапе предпочитали отбирать длинношеих и длинноногих.
  Ну и пожалуйста, не очень-то и хотелось!

   Зато  хватка по жизни у неё была железная. Она чувствовала в себе потенциал своей любимицы Скарлетт О'Харра из «Унесенных ветром». Но была уверенна, что уж она-то свою жизнь по ветру не пустит, уж она-то её не разменяет по пустякам.

     Когда ей было 17, ей понравился относительно  молодой  профессор филологии, похожий на артиста Ланового - в золотых очках, спортивный, с небольшими залысинами на высоком лбу. А ещё больше ей  понравилась его квартира – шикарная, светлая,  четырёхкомнатная - в самом недоступном  центре города. Не то что их собственная хрущевка!
     Профессор готовил её к поступлению в  консерваторию…  Но  как-то незаметно доготовились  они  до беременности, вскоре ставшей заметной. Благо, жена у него была простая русская женщина, со своими, деревенскими представлениями о чувстве собственного достоинства, да вдобавок еще и бездетная. Когда узнала – развернулась и укатила преподавать родную литературу в свою станицу.
Это было первое в её жизни ЧА-ЧА-ЧА.

      Родился сын.  Перед самыми родами  она всё же поступила, правда всего лишь в институт Культуры на хоровое отделение.  С сыночком  в основном  возилась её мама, уже вышедшая на пенсию. Чудо-мальчик получился у них, настоящий  вундеркинд с профессорскими мозгами. В полгода – заговорил, в три – уже книжки читал, в 12 освоил почти всю программу средней школы. Но это  было уже в Тель Авиве.
    В 14  он  победил в каком-то международном конкурсе детских научных проектов и уехал вместе с бабулей - учиться на выигранную стипендию в затеявший этот конкурс  университет в городе Сан-Франциско. Вначале сыночек  звонил оттуда каждый день, и  умолял маму и папу переехать к нему насовсем или хотя бы прилететь-  повидаться… 
 
    Но не тут то было. Новое ЧА-ЧА-ЧА, засело в её сердце и   уже разворачивало её  жизнь  совсем по-другому.
    Ведь  папочка-профессор  к тому времени  очень уж не эстетично расплылся, утратил всякое сходство со знаменитым артистом, почти полностью  облысел,   перестал быть молодым, перестал быть профессором, сломал свои  золотые очки  и с огромными усилиями дорос  от скромной должности  дворника  до статуса муниципального подрядчика по уборке. Всё это было теперь  далеко не так привлекательно в её глазах, как в Николаеве.
    Зато в доме через улицу  поселился музыкант Яша из Одессы, внешне – улучшенная и удлиненная копия артиста Панкратова-Черного. Он  играл на разных духовых инструментах и потрясал   горячими духовыми  звуками всю округу.  Совсем как в песне у Эдиты Пьехи. Но лично  её  душу повергали в сладкий трепет не    труба и кларнет, а   почти запретный в бывшем СССР  и сексуальный во всех смыслах саксофон. 
     Не прошло и месяца, как они с Яшей  в порыве нежности умчались, превышая скорость,  от его глупой  ревнивой жены и её одураченного профессора. На стеклянном журнальном столике она оставила  записку:
 «Прости. Не могу  врать. Мы с Яшей уезжаем в другой город. На север.  Не надо нас искать».

    На севере в маленьком городе за какие-нибудь пару лет Яша  умудрился, что называется, с чистого нотного листа   создать при местной музыкальной школе духовой оркестр – для  учеников средних классов  и джаз-банд – для старшеклассников, а она – развестись с первым мужем и родить Яше пару  чудных красоток-двойняшек. Одну – в папочку, другую – в мамочку. Вот что делает с людьми настоящее чувство!
    А ещё  через восемь лет  она  отдала своих дочурок, как вы думаете, куда? Ну, конечно же,  на кружок бальных танцев, который открыл в их районе грациозный и подтянутый  танцор из Вильнюса по имени Юозас.
    Поначалу девочки танцевали друг с дружкой в паре.  Юлечка, похожая на маму – за девочку, а Николечка, папина доця – за мальчика. Но через три месяца Николечка заартачилась. Она тоже хотела танцевать «за девочку».  В бальных танцах, особенно для маленьких,   самая большая проблема - партнёры.
- Ну почему вы не могли родиться разнополыми?!- задавала она им  бессмысленный риторический  вопрос. – Были бы парой. А так придётся искать для вас каких-то… мальчиков. И не одного, а целых двух!!!

   Ну, пара для её Юлечки довольно быстро нашлась по соседству: шустренький такой, парнишка из Молдавии, он был на полгода старше и на полголовы выше Юлечки. Когда она сообщила его  маме, что половину стоимости кружка Юозас ему скостит, а вторую половину оплатит она сама, почти бедствующая  мать-одиночка  была в таком восторге, что чуть ли не руки ей полезла целовать.

   Зато для  Николечки партнёр  никак не находился. Всем соседям подходящего возраста было предложено, но – никак!
Это была ЕЁ проблема.
     Конечно, в школе  алгебра была её слабым местом, а по геометрии у неё вообще была тройка. Даже в аттестате. Но не было такой жизненной проблемы, которую она не сумела бы, так или иначе,  разрешить. Однажды после репетиции она подошла к Юозасу и сказала:
- У меня здесь сегодня занимаются трое твоих учеников, за которых  плачу тебе я. Но! Если за  оставшиеся две  недели февраля ты не найдёшь пару для моей Николечки,  я всех  троих   забираю с кружка. Делай что хочешь. Думай.
   

    Юозас думал медленно. Гораздо медленнее, чем ей бы хотелось. Но решение явилось ему само собой. На кружке у него была довольно слаженная парочка, танцевавшая вместе уже полтора года. И у них неплохо получалось. Двенадцатилетняя блондиночка Натали была, музыкальной и точной в движениях. И хотя жесты её были  всё ещё слегка скованными, особенно в латинской группе, в общем,  она двигалась  уже совсем неплохо. Но последнее время  долговязый Костя, её партнёр и ровесник  почему-то начал её доставать: то на ножку нарочно наступит, то шпильку из гульки  вытянет. Натали на него постоянно жаловалась.
   И вот  Юозас, как бы в наказание, переставил Костю на одном из уроков танцевать  с малышкой  Николь.

    Подходя к малышке, долговязый  Костик сгорбился и состроил ей страшную обезьянью  гримасу. А она в ответ задрала носик и показала ему  длинный розово- красный  язычок. И щечки у неё зарделись. И всё сложилось. А то, что  без пары осталась ни в чем не повинная Натали,  уже никого не интересовало.
   
    На следующей неделе уроки  танцев были удвоены: надо было готовиться к конкурсу, шить костюмы, покупать обувь.
    Раз-два-три и ЧА-ЧА-ЧА – крутились двойняшки перед зеркалом трельяжа  и вскидывали руки в танцевальных па, совсем как показывал Юозас.
       Она тоже была в восторге, и жаждала  бы  сама заняться этими самыми танцами, но Яша до ночи возился со своим оркестром. А  идти на «взрослый» кружок без партнера было бы просто глупо.


    На конкурс  в Ашдод, ехали двумя машинами: в их с Яшей «Тойоте»  ехали их малышки. Во втором – «Шевроле» – Костины  родители и оба мальчика.
   Золотистый «Шевроле» был  явно роскошнее их слегка помятой Тойоты.  А Костин папа – врач-кардиолог,  который по случайному совпадению, тоже носил золотые очки и был похож на молодого Костолевского,  выглядел просто  потрясающе. Чего никак не скажешь о его жене – ну да, блондинка в голубом мини. Да, рослая, (понятно в кого Костик такой долговязый), но  какая-то бесцветная. Вообще без макияжа.  Если бы Бог дал ей самой такие ноги и такого мужа, уж она точно выглядела бы на все 100. Можете не сомневаться.
 
   Она посмотрела на своего Яшу. Ну что они все так быстро лысеют?! Ещё 10 лет назад, тогда, в Тель Авиве, у него была на голове шикарная шевелюра. А теперь? И одеваться он не умеет – вечно носит этот старый, болтающийся на нём болотный свитер, привезённый ещё «оттуда».  И не скажи, а то будет скандал!

    Конкурсы бальных танцев великолепны, особенно для малышей – ведь им всем там дают медали. А  оттенок этих самых блестяшек  особого значения для них пока не имеет. Поэтому на обратном пути двойняшки были в ударе – обе.  Они всё время повторяли: «… и ЧА-ЧА-ЧА» и,  хохоча, вскидывали ручонки в танцевальном жесте, а потом    потребовали остановки и мороженного.
   Костины родители ответили   по телефону, что не возражают. И вот  они все вместе заехали  в какое-то арабское кафе.

   Странные отношения были между этими самыми Костиными родителями. Она называла его длинным полным именем Эдуард, а он величал её Несси, видимо не подозревая, что это имя не женщины, а Лох-Несского чудовища. Он всё время порывался положить ей  свою правую руку хоть куда-нибудь: то на пояс, то на плечо, то на колено, а она очень незаметно, кошачьими движениями от этой самой руки уворачивалась…  Трудно было поверить, что у этой парочки уже вырос  двенадцатилетний сын…
   Мороженное в кафе было так себе, зато кофе – замечательный, крепкий до едкости, и безумно ароматный…
   
   Яша после этого кофе  почему-то тоже повеселел и всю дорогу насвистывал какую-то арию из «Сильвы».

   А ровно через две недели, тоже в субботу вечером, как раз тогда, когда она рассеянно обдумывала, как бы  ей привлечь к себе внимание кардиолога в золотых очках,  она, заглянула в свой телефон и увидела, что ей пришло получила  SMS-сообщение от Яши:
« В память о нашей любви, я не хочу тебя обманывать.  Мы с Несси уезжаем, вернее,сегодня  уже уехали в другой город.  На юг. Не ищи. Как только устроюсь, деньги на девочек  буду переводить»
   
  «Вот тебе и ЧА-ЧА-ЧА…» -  мысленно выругалась она, чувствуя, как  сердце её из груди мягко опускается куда-то туда – ниже  плинтуса.
  И вдруг, будто вспомнив что-то,  сказала сама себе в полголоса; 
- Ладно...  Лучше я  подумаю об этом завтра. С утра. В воскресенье...