Глава VI Железнодорожная катастрофа

Никогда не видела царя, но, знала; раньше правил в России он. Не задумывалась, как было прежде. Видела лишь, как сейчас, и не могла ни с чем сравнить. Не давала покоя навязчивая мысль; зачем же его свергли? Неужели с ним было хуже? Но, если никто не жалел о потери, то наверно людям от содеянного лучше, спокойнее и слаще.
Интересно, а вот если представить; останься он на троне, смогла бы страна добиться всего, что ей удалось за эти четырнадцать лет, пролетевшие после революции?
Хотя, в то же время, чего именно удалось за этот короткий срок? Всё, что окружало её, было уже не одно десятилетие. А, может из-за разрушений, нанесённых последствиями революции и пришлось всё создавать с нуля, промелькнула догадка. Но, кто же тогда и зачем всё разрушил? Не те ли, что потом героически восстанавливали?
Война! Вспомнила дверь командарма. Знала, была с Немцами. Но, не они же устраивали голодомор, раскулачивали крестьян, разрушали производство. Если бы это были они, тогда безусловно можно считать их победителями, что, знала, было неправдой.
Думала об этом много. Но, никогда не могла найти ответ, постоянно отвлекаема, какими-то яркими событиями. Наступающий день приносил новые победы, рекорды и достижения, обсуждаемые буквально на каждом углу. Не могла не устоять, не вникнув в суть происходящего. Гордилась страной. Но, что-то всё же говорило ей; и прежде тут жили люди не хуже, а может, кто знает, не будь войны, и тем более революции, и лучше, кто не поместился в этот большой и современный дом.

* * *

Помнил этот страшный день. 11 Октября (по старому стилю) 1888 года. Было уже двадцать лет от роду. Возвращались из Крыма. Лето, проведённое в Ливадии, заряжало энергией на целый год. Холодный, пронизываемый ветрами Санкт Петербург не то, чтоб не нравился, скорее там было грустно. Какое-то предвидение мучало с самого детства, с момента, как начал самостоятельно мыслить, понимая окружающее.
Хотя и нравились Финские скалы, путешествия в Хельсингфорс, многочисленные шхеры, проплывающие в туманной береговой линии, но, Крым считал некоей сказкой, напоминающей раз в год, что всё ещё ребёнок, и до того момента, как будет помазан на царствие ещё долгие, долгие годы.
Состав резко дёрнулся, продолжая своё движение. Скорость была не менее шестидесяти километров в час. Первое мгновение не придал даже никакого значения сильному рывку, но, подсознательно почувствовал - это катастрофа. Нет, не само крушение увидел в этом рывке, на мгновение показавшимся взрывом бомбы, скорее ту неизбежность, таящуюся, где-то далеко, в его воспоминаниях о будущем, которая иногда снились, в промежутках между полётами, говорящими о быстром росте.
Что ждало его впереди? Великая страна, раскинувшаяся с запада на восток на тысячи километров, наполовину незаселённая, со своими многочисленными народами, обычаями. Знал, будет тяжело справиться с ней, но, верил в наступление того дня, когда сможет попробовать исполнить волю Бога, доказав, прежде всего самому себе - справиться с задачами, поставленными самим его положением. Многому учился у отца, который был для него величественным примером самодержца.
Надрывно простонав металлом, подверженным страшным перегрузкам, будто разорванный взрывом под полом надвое, моментально, после рывка, вагон, словно отдельно от самого состава потерялся в пространстве, оказавшись в некоей невесомости.
Посуда на столах вагона-столовой мгновенно, будто по мановению волшебной палочки, слетела на пол. Разогнанный до не рассчитанной для проезда по данному железнодорожному полотну скорости, царский поезд рассыпался на куски.
Может и не будет всего этого, промелькнула отчаянная мысль, которой не испугался, даже несколько обрадовался. Стало легко, словно великая тяжесть свалилась с плеч цесаревича.
Может это смерть, промелькнула догадка. Неминуемая, мгновенная, не даст ему стать императором. Обрадовала его, но, и в то же время испугала. Не хотелось умирать, не пожив. Только её дыхание могло так испугать в это мгновение. Остальное, скорее обрадовало его. В итоге, находился в некоем непонятном состоянии, не зная, не чувствуя приоритетов. Словно само время замедлилось вокруг него и всех членов семьи.
Мария Фёдоровна, Александр III, сидели за столом рядом, затем младший брат Георгий, старшая сестра Ксения по правую руку, и младшая Ольга.
Тут же последовавший за первым, второй толчок, сопровождающийся страшным треском, одновременно повалил на пол всех находящихся в вагоне пассажиров. То ли от ощущения некоей невесомости, то ли от умышленной, созданной свыше замедленностью происходящего, всё это падение произошло словно во сне и не с ними. Вагон-столовая менял направление своего движения, не сумев сдержать натиск следующего за ним состава, что подпёр, приподняв заднюю часть, разворачивая его относительно железнодорожного полотна.
Какая-то неимоверная сила защищала их от травм, оберегая ещё и от паники, легко возникшей бы в головах людей от наблюдения разваливающегося на глазах вагона.
Сначала стены, словно сдуло ветром, настолько быстро исчезли, открыв взгляду бескрайние Харьковские поля, с уже убранным урожаем.
Не имея под собой опоры, так же медленно для присутствующих в вагоне, но, в то же время стремительно, падала крыша, лишённая опор.
Видя, как массивное тело отца оказалось на полу, закрыл глаза, поддавшись падению.
Третий толчок был уже не таким страшным, не сопровождаясь каким-либо треском. После него движение прекратилось и поезд, а точнее то, что от него осталось, остановился.
Страшная тишина заполнила собой всё и без того малое пространство остатков вагона, придавленного своей же крышей.
Полная темнота распространилась вокруг. Странно, разве на улице ночь, подумал цесаревич. Но, тут же догадавшись, что в инстинктивном помысле защитить от разлетающихся стёкол, глаза были закрыты. Осторожно приоткрыл веки.
Такого погрома ещё никогда не видел. Он, брат, сестра Ксения и мама с отцом лежали уже не на разрушившемся под их ногами полом, а рядом с вагоном, но, накрытые его крышей, которая неким чудесным образом всё же не раздавила их. Императрица Мария Фёдоровна повредила руку. Свита, что находилась с ними, осталась цела, за исключением флигель-адъютанта Шереметьева, которому раздробило палец руки.
Будучи самым сильным среди всех присутствующих в вагоне и зная это, отец первым делом попытался приподнять крышу.
Когда вылезли из-под обломков, обнаружили княжну Ольгу, лежащую невредимой на правой стороне насыпи. Из всех пятнадцати вагонов состава, сохранилось всего лишь пять. Но, поразительное дело, паровозы так же были абсолютно целы.
Вагон, в котором находились придворно-служащие, и буфетная прислуга полностью уничтожен. 13 трупов были подняты с левой стороны насыпи.
Постепенно время возобновляло свой замедленный бег.
Теперь понимал, что ничто не сможет лишить его помазания на царство. Впереди ждала, кажущаяся знакомой участь.
Семь покушений совершено на его деда. Среди которых так же был взорван поезд. Но, только самого коварное, последнее смогло прервать жизнь монарха, смело смотрящего в глаза своей смерти. Оставшись цел после взрыва, произошедшего под его каретой, подойдя к раненому казаку из своего сопровождения был взорван брошенной ему под ноги, террористом Игнатием Броневицким второй, припасённой на случай несрабатывания первой, запасной бомбой.
И вот сейчас, этот страшный терроризм. Зачем? Что они сделали плохого для своего народа? Но, нет, не он, не народ замешан во всех этих терактах. Виной всему те, кто хочет разрушить страну, свергнув монархию.
Отец, в память о деде решил не давать ходу версии о теракте, в расследовании железнодорожной катастрофы, дабы избежать «вдохновления» других возможных злоумышленников последующих терактов.

Когда слепой предсказатель Теракуто через три года, в Японии говорил, что всю его семью ждёт мучительная кончина, а Россию – «великие скорби и потрясения», охотно верил ему.
Тогда же Теракуто предупредил о готовящемся на него покушении: - «Опасность витает над твоею главой, но смерть отступит и трость будет сильнее меча… и трость засияет блеском».  Что собственно и случилось через несколько дней в Киото.
Видел в лице отца защиту. И, сейчас, когда ему показалось, что тот своей неимоверной силой удержал, не дав придавить окончательно, упавшую крышу вагона, понимал, что так же и ему предстоит попытаться удержать крышу, разваливающейся империи. Но теперь уже не боялся, видел, что избран на это Богом. Не страшился своей участи. Знал, Господь не оставит его.
У места, где лежал на насыпи разрушенный вагон-столовая, прямо под ней, вскоре был построен скит, названный Спасо-Святогорским, а чуть в стороне, уже в 1894 году храм во имя Христа-Спасителя Преславного Преображения.
Так же, на южном берегу Крыма, над Форосом, в 1892 году, в память о чудесном спасении, на вершине скалы была сооружена церковь Воскресения Христова.
Был близок к Богу с самого детства. Боялся Его, верил в силу и заступничество. Только благодаря этой вере и находил в себе силы на правление страной.
Миропомазан на царствие был 14 мая (по старому стилю) 1896 года.