Синяя борода

  Савелий Серафимович.... Старомодное имя, приятное на слух, звучало почти
гипнотически.  От него веяло стариной и таким покоем, что привычный поток мыслей
невольно менял направление - его неудержимо сносило куда-то в сторону и ввысь.
Даже когда мы играли в колдунчиков.  А иногда и у самого рассудительного  и
толкового из нас Мишки.

   -  А вот и Савелий Серафимович  приехал,  отрепетировался, -   шутливо  проронила  бабушка и проплыла мимо него с  огромным  блюдом  раскаленных  пирожков.

    Новый гость порывисто вдохнул  убойный аромат свежей выпечки и замер. Широкоплечий, румяный,  он на полминуты был полностью   обездвижен,  только  шумно посапывал и издавал неопределенный  звук,  похожий на  у-м-м-м-уму-…

   -  Привет,  Муму,  ты один или   Герасим с тобой?  -   кто-то  опять подшутил над  С.С., намекая на отсутствие   его дорогой половины, молчаливой и неулыбчивой  Лидочки.  Тетя Лида  не любила  шумные компании.  Здесь ее супруг всегда оказывался  в центре внимания и для краткости  назывался друзьями СС - СэСэ,  а она, тихая и необщительная, величалась исключительно Лидией Петровной.

   - Один как перст. Только борода при мне. Я без нее никто и никуда,  -  отозвался гость и направился к общему застолью, поглаживая красавицу-бороду.

    Борода и впрямь была сильная  -  густая, черная  с лиловатым отливом ,  длинная, но не лопатой, а  аккуратно подстриженная в овал.

    Это хлопотливое украшение  выразительного ясного лица Савелия Серафимовича  сослужило  ему  дурную службу. Мало того, что он  ей тайно гордился и засматривался на себя в зеркало, но  именно из-за бороды, с  которой он никак не хотел расставаться,  С.С. сделался  невыездным.  Его перестали брать  в заграничные поездки на гастроли.

    Некто влиятельный и не последний  поставил под сомнение не только его лояльность, но  и гармонию с окружающей средой  ввиду  противопоставления  себя  коллективу.

   Ведь давно установлено, что борода есть пережиток,  недоосмысление,  приражение. Более того, она абсолютно негигиеноспособна,  ибо  колется даже при рукопожатии.

  Так увещевала  С.С.  наивная  особа из профкома.   Она многого не понимала, и потому  С.С.,   слушая  ее,  лишь сочувственно улыбался ,  беззаботно  сморкался  в клетчатый платок и оставался при своем.  Борода идеально гладкая, как отутюженная скатерть,  излучает синеву  и  благолепие,   и приражаться к ней до сердечной  колотьбы...лестно, конечно, но зачем?   И в то же время....

    Застолье, собравшееся  по случаю государственного праздника,  шумело, дышало теплом и уютом   и не упускало случая  то пожалеть, то кольнуть С.С. в красивую бороду, благо он был неприклонен на гнев.

   И только чуткая Сашенька, с абсолютным слухом к  неозвученной  печали,  осторожно тронула С.С. за рукав и робко предложила:

    -  А хотите?  пойдемте в другую комнату, я вам Собачий вальс сыграю…

     С.С. внимательно  посмотрел ей в глаза, в самую их  глубину темно-синего  цвета, и пропел на минорный  лад:

    -  Собачий -  не хочу - хочу  -  хороший!
 
   -  Хорошему меня пока не научили,  -  застеснялась  Саша,  -  могу  только Собачий и только правой рукой.

   -  Ничего, это не навсегда, - утешил ее СС,  -  вот будешь ходить  в музыкалку…

   -  Нет, что вы! В музыкалку я ни за что  не захочу. Там у них  есть сольфеджио, это такой мрак, такой мрак…. Маринка  рассказывала.  Из-за него детей очень ругают  и даже бьют.

   -  По голове?   -  поинтересовался  С.С.

   -  Нет,   ремнем.... Не по голове, а по чему попало.

   -  Бог ты мой, какие страсти!  Это что за Маринка  тебя так запугивает?

   -  Мы с ней вместе сидим.

   -  А где вы сидите?

   -  За одной партой, в первом  А.

   -  А – а.... Так  ее   что, лупят  за двойки?

   -  Нет,  только грозятся.

   -  Лучше бы  уж  один раз отлупили,  чем все время  в страхе держать,   -    загрустил  С.С.,  - она потому ничего и  не понимает,  что боится   не понять.  А ты чего  ее в гости не позвала?  Мы бы ее тут   посмешили, угостили.

   -  Я как-то не подумала…   Да вы  не переживайте,   у нее  хороший аппетит, она и дома поест.  А гости у нас одни  взрослые.

   -  Не одни,  -  вмешался авторитетный  Миша. -  Вот смотри:  ты,  я,  Олька,  Серёня,  Лиза  -  мы дети, да?   Мы пришли   с родителями.  А  твоя  подружка могла бы прийти с тобой,  но ты о ней  не позаботилась!  Все!  Я с тобой не играю!

      Саша совсем растерялась,  но бабушка,  неослабно  внимавшая  всем и каждому,  вступилась  за нее.

   -  Напали на козлика серые волки! Зачем вы Сашу огорчаете? Это не по-хорошему.  Я бы на ее месте уже давно разревелась.

   -  Почему не по-хорошему?  А   по-моему,  очень даже   справедливо!

   -  Да ничего подобного!  Сам подумай, Саша у нас еще маленькая, моложе тебя на целых три года,  и пока  она не может без разрешения….. -    бабушка  не  успела договорить.

   -  У каждого своя справедливость, -  важно  отрезал  бледноликий  Миша  и  протиснулся в общее застолье  между своими мамой  и  бабушкой.

    В этом защищенном  и самом  непродуваемом  на свете месте, нагретом  почти до сорока градусов,  он  мгновенно  оттаял, порозовел и забыл о существовании  зла  в мире,  хотя бы на время.

   " Может, и его порют?" ,  -  застучало в  висках у  Сашеньки.  Она проводила Мишу взглядом и заметила любопытное.   Тетя Аня, Мишина  бабушка, украдкой перекрестила внука со  спины и тихонько  запричитала:  "Ох. Мишка,  ох, Мишка, и в кого ж ты такой  фарисеюшка?"

   -  Хочу   поднять  тост  за справедливость,   -   Савелий Серафимович привстал  с граненым стаканчиком  в руке и  выдержал легкую  паузу,  как  опытный  солист   перед   повторением главной темы.

 -  Справедливость  слово  красивое,  но  ненадежное.  У каждого она своя  -  спасибо Мише, устами младенца глаголет сами знаете кто. Поэтому  лучше так:  да здравствует  несправедливость!  Ур-р-р-а! Прошу вас,  дорогие  мои, если я когда-нибудь  опростоволосюсь или  ненароком  возгоржусь,  а  за всю свою  жизнь никогда никого  не  победю,  не будьте  ко мне справедливы,  я этого  не вынесу.  Просто любите  меня   -   и    довольно. А я  со своей  стороны обещаю,  что любовь ваша будет взаимной.  - Сашенька,  ты меня поняла? -  обратился он к юной пианистке.  -   Когда я стану  старым, вредным, плешивым  и беззубым,  ты позовешь меня  в гости?

   -  Конечно! -  неожиданно бойко ответила  Саша.

   -  И будешь угощать  таким  же вкусным оливье из праздничной посуды?

   -  Ну да,  а как  же?

   -  А если я обольюсь компотом,  ты,   Сережка,  будешь меня  ругать?

   -  Да нет,  вы что?  Мы   будем просто  вас  любить…

    - А  за столом  покроем  вас  салфеточкой из  клеенки,  - снова  вмешался неугомонный Миша.  -   Тетя   Шура-а!   У вас   есть лишние салфетки?   А то  дяде  Саве  не хватило!

     Бабушка принесла  припасенные бумажные салфетки и сдала их  под опеку наиболее  благоразумного из гостей Миши.  А сама глубоко вздохнула.

   -  Любовь -  это мое самое любимое слово  во всем  русском   языке  и мировой  литературе.  Кто бы не хотел, чтоб его любили?  Тем более,  вредным и плешивым?   Англичанам, кстати,  это слово  тоже очень нравится.  Над ним никто никогда  не посмеется.   Оленька, поставь нам  "Битлз", пусть люди сами  убедятся.

    Дедушка чуть поморщился и поманил пальцем Олю.

   -  Скажи бабушке,  что  резвая  разбитная музыка  ей  не по возрасту.

    Оля послушно направилась к бабушке, прикрывая рот ладошкой, но та притормозила ее.

  -   Скажи своему дедушке, что у меня душа молодая, и переверни пластинку  на другую сторону,  там у них  все самое задушевное, нашенское, только  по-ихнему.

     Милая бабушка, такая домашняя  и уютная, питала  неизъяснимое пристрастие ко всякой заморской нечисти.  Все отверженное,  заклейменное  как  вредоносное,  находило в ее душе потаенные струнки  с чутким  резонансом  и  вдохновенно играло  на них.  БитлЫ,  Doors,  Led Zeppelin, а позднее СкорпЫ* -  бальзам  для женского  сердца -  имели над  ней неодолимую власть.  Они  так ласково  шептали  и повизгивали  ей  на ушко, что расшатать эту власть не мог никто:  ни дедушка,  ни  уважаемый  им Паганини, ни их общий любимец  Моцарт.
 
    Но дед сам был  во всем виноват.  Не надо  было искушать бабушку.  Навезет с гастролей всякого хлама,  из любопытства,  только потому, что все  тащат,  а потом сам же еще и ехидничает.   Хотя,   как  оказалось,   ехидничал  он  напрасно.  От  этого   хлама  в  мире  прибавилось  человечности.

    Битлы пропели  нежно и легко. И хотя  "нашенского"   у них было совсем немного, гости весело потанцевали.  Потом покурили.  Потом попили чайку,  помогли  с посудой и засобирались домой.

    Когда  С.С. оделся и  закутал шею в теплый мохеровый шарф,  аккуратно возложив на него бороду,   дедушка,  слегка перебравший,  что-то припомнил  и   озадачил его вопросом:

   -  Слушай, Симыч,  а когда ты ложишься  в постель,  то  борода  твоя где: под одеялом  или поверх него?

   -   Егор!!  При  детях!  -  запротестовала  бабушка.

   -  А что  такого?  Дети  - вон они, прикорнули под столом, и даже одеяльцем их  никто не прикрыл.  Подойди,  поинтересуйся.  А я ничего   т а к о г о   не подразумевал.  Я просто…  Ну так что,  Симыч,   под или над?

   -   Не помню,  Митрич,    да  какая  разница?  Как получится.   Ты  свою куда бы  пристроил?

   -  Н-никуда,  кто ее знает?   У меня-то она... где?  Речь ведь не обо мне.

      На том и распрощались.

   А на следующую репетицию С.С. явился  гладковыбритым,  распространяя  удушливый запах "тройчатки".

   - Ни туда ее  ни сюда,  -   оправдывался он, поглаживая гладенький подбородок. -  Всюду суется....  Враз опротивела.   Лишняя  она  везде.

   В  мае, по  ходатайству администрации оркестра,  Савелий Серафимович  укатил со своим коллективом  в Чехословакию  на фестиваль "Пражская весна".  И едва не затерялся там надолго, чуть ли не навсегда.  Если бы не парторг Алла Юрьевна.
 
   В следующее десятилетие он осваивал новые нужные профессии:  санитара, вахтера,  пожарника -  и  дослужился до проводника дальнего поезда  Москва-Актюбинск.

   На судьбу С.С. не роптал.
 
   В  ней  всегда  находилось  место любви.  И притом  взаимной.



*The Beatles,   Sсorpions  и др.  -  популярные   зарубежные ансамбли  60х-70 х годов прошлого века.