Блюдо

    
     С годами давнее вдруг приближается из глубины лет, являясь исподволь яркими картинами со своими теми запахами, красками, лицами и ты переживаешь вновь те события из детства или юности.  Задаёшься вопросом: зачем, для чего и почему сознание выдаёт тебе живые эпизоды давно ушедших дней?  Может для того, чтобы переосмыслить главные этапы своей жизни, увидеть с высоты возраста родителей, давших тебе жизнь и опекавших до становления, близких и дорогих людей, понять, наконец, почему они поступали так, а не иначе.
   Я часто вижу себя маленькой, стоящей на железной дороге, на мне бордовое плюшевое пальто с торчащим, как у гнома, капюшоном. Вдали паровоз, он летит прямо на меня, страшно гудит и пышет клубами пара, вдруг кто-то хватает меня за капюшон, и мы летим под откос насыпи. Так мама спасла мне жизнь.
   Потом папа везёт меня в большой корзине на багажнике велосипеда, мы едем в другой посёлок, там строится наш новый дом. Велосипед едва помещается на узкой дорожке дамбы. Внизу море, оно бьётся о бетонную стену, высотой в три метра, но мне не страшно, со мной папа, у него военная форма и кобура с пистолетом, он самый смелый и добрый. Он, в десятый раз рассказывает, как меня поймали сетями в море, и я стала его дочкой. Я спрашиваю его:
 - Всех находят в капусте, а почему меня поймали в море?
 - Потому что ты не такая как все, ты особенная.
   Позже, когда мы выросли, старший брат спросил однажды:
 - Откуда ты взялась у нас такая неугомонная бунтовщица?
   Я вспомнила папины слова:
 - Я не такая, как все, я особенная.
   И спасибо ему, за предначертанный мне путь, за тот посыл моей исключительной индивидуальности, за уверенность, жизнестойкость, силу воли и бесконечное любопытство к жизни и познанию.
   Но чаще всего я вспоминаю  событие и вижу его, как цветной короткометражный фильм, связанное с моей любимой тётей Олей, сестрой мамы. Была она доброй и очень любвеобильной ко всему маленькому: котятам, щенкам, цыплятам, козлятам и, конечно же, детям. Она их тискала, зацеловывала, кормила, мыла, баюкала, приговаривая и напевая звонким девчоночьим голосом. Её муж Иван, мой дядя, старший механик прошедший все моря Тихого океана, морской волк, «дед», звал её только одним именем – «Олюнчик» и  умилялся до слёз, глядя на свою жену, так и оставшуюся девчонкой на всю жизнь. Как она смогла сохранить в себе эту бесконечную любовь и жалость ко всему живому, пережив потерю родителей, удочерение, непосильный труд на опекунов изуверов, сбежавшей от них, будучи несовершеннолетней, переплыть на пароходе Японское море, пройти двенадцать километров пешком и предстать перед моей мамой в ноябре в парусиновых тапочках и вязаной кофте. Но рассказывая про свои приключения, она смеялась, и голос её звенел, как колокольчик, казалось, что плохое никогда не касалось её, оно просто не приживалось.
   Дядя Ваня из походов привозил подарки всей родне. Собиралась вся семья, а было всего-то две сестры, у каждой по девочке и мальчику, да мой папа. Это был самый долгожданный праздник, больше чем Новый год: целую неделю родители гуляли то в городе, то у нас в посёлке, мы объедались сладким, упивались мандариновым «Ситро» и делали всё что хотели. Обычно дядя привозил какие-то ковры, китайские фонарики, ананасы в банках и сушёные бананы. Но в очередной приезд, он привёз только одну огромную коробку, её выгрузили из открытой машины и еле внесли в дом. Весь моргородок сбежался поглядеть на подарок.  Дядя Ваня выгнал всех в коридор и приказал не входить до удара в рынду, висящую у двери. Довольно долго мы ждали, изнывая от любопытства, наконец, сигнал поведал, что можно войти.
   Дядька стоял посреди комнаты, а перед ним на полу, на огромном блюде возвышался удивительной красоты сервиз, цвета слоновой кости, с рисунком напоминающем перья павлина. Лёгкие тонкие разноцветные мазки словно парили над незатейливой работой гончара: были там все положенные предметы столового и чайного сервизов, может, не было в нём классической изысканности,  но национальный стиль и душа мастера присутствовали.
 - Вот, дорогая Олюнчик, с Днём рождения тебя, - пробасил дядя, - из самого Сингапура привёз.
   Тётя Оля взвизгнула и бросилась на шею мужа, но потом ахнула и запричитала:
 - Ванюша, а куда я его поставлю, а ты, небось, все деньги потратил?
 - Да он дешёвый, глиняный, у какого-то китайца купил в порту, черепки одно слово. А ты старую убери, будем новой пользоваться.
   Тётя тут же перемыла всю посуду, мы с сестрой тщательно протёрли все тарелочки и чашечки, любуясь необыкновенным свечением, исходящим от сервиза, даже в комнате от него стало как будто светлее. Пировали из сказочных тарелок, салатников, пили горячий китайский чай из блюдец с мёдом и клубничным вареньем, восторгу не было предела.
   Но как говорят, завистники всегда найдутся: кто-то что-то сказал, увидел, услышал, придумал и вложил в ухо дядьки Ивана. Праздник закончился шумным выяснением «плохого» поведения во время отсутствия супруга моей любимой тётушкой. Та всячески отмахивалась от него, но не выдержала и заголосила:
- Ванюшка, ты с ума сошёл! Я работаю почтальоном и, конечно же, хожу по домам, пенсию ношу! А журналы «Огонёк» и «Работница» в руки отдаю, потому что из ящиков воруют!
   Но муж не успокаивался, от возлияний спиртных напитков вошёл в раж и требовал признаний.
- Ах, ты так?! Не нужны мне твои подарки! Вот твой сервиз! – она схватила тарелку и с силой бросила её на пол, потом следующую.
   Дядя Ваня кинулся к ней, но по ходу схватил салатник и грохнул его вслед за женой. Гости разбежались и с изумлением взирали на разбой хозяев. Когда на столе не оказалось тарелок и чашек, тётя открыла буфет и продолжила уничтожать оставшееся, только снизу ей не поддавалось блюдо длиною в метр и шириной полметра, она обернулась и позвала:
- Ванюш, помоги, тяжёлое, зараза.
   Дядя Ваня молча схватил блюдо с другой стороны, они вытащили его и бросили на осколки, но оно не разбилось, тогда они второй раз его кинули, но оно опять не разбилось, и в третий то же самое. Тётка упала на стул и вытерла вспотевший лоб:
- Ванюш, а к кому ты меня приревновал?
- К Ваське Савосину…
- К этому хромому инвалиду?!!
   Она вдруг захохотала, звонко посвистывая и повизгивая, словно гоняла голубей на маяке, а это она умела. Дядька  не выдержал и пустился вслед за ней.
- Дурак ты, Ванюшка, нашёл к кому ревновать.
 -Прости, Олюнчик, да замучили, так и стрекочут,  как цикады со всех сторон.
- Смотри, Ваня, вон блюдо осталось, оно расколется теперь только о твою голову.
   Они ещё долго смеялись, а мы с сестрой плакали, сидя под кроватью, нам было очень жаль разбитого китайского сервиза из Сингапура. Мы набрали осколков на память, но дядюшка убеждал, что он привезёт такой же в следующий раз. Все глиняные черепки, как он и предвидел, тётя Оля собрала и выложила дорожку в цветнике у дома. И снова весь городок ходил смотреть на диковинный сервиз, превратившийся в украшение палисадника.
   Блюдо тётя Оля приспособила для сушки угля у печи и, когда ревнивец в очередной раз пытался выяснить отношения, она показывала на блюдо и грозила ему пальчиком, как нашкодившему мальчишке. Сервиза он так и не привёз, его перевели на БМРТ ловить краба. Крабов мы тогда поели вдоволь.
  Когда я отдыхаю на юге и вижу цветки  магнолии, так похожие и формой и цветом на тот китайский сервиз, благодарю того ваятеля, создавшего своими руками произведение искусства, символизирующее непорочность. Не зря тётя Оля держала блюдо в доме, как оберег и талисман своей ВЕРНОСТИ  и  ЛЮБВИ.