Еще 10 случаев из жизни десантника

«Да не наступит на меня нога гордыни, и рука грешника да не изгонит меня.»
( Пс.35, ст.12.)




ЕЩЕ ДЕСЯТЬ СЛУЧАЕВ
           ИЗ ЖИЗНИ ДЕСАНТНИКА




( детали, из которых десантника делают)






                Рыбаловский              2012 год









           Оглавление

1. Баня…………………………………..3
2. Курсант Минаев…………………….22
3. Этажерка…………………………….33
4. 10 суток ареста или кубинец на морозе 44
5. Зимний прыжок………………………73….
6. За новогодней елкой…………………82….
7. Штурмовая полоса……………………94….
8. «Синий платочек» под пальмами……103….
9. Площадка приземления………………117….
10. Небольшие коррективы………….       135













«Научи  нас   так   счислять   дни   наши,
Чтобы   нам   приобресть  сердце  мудрое.»               

( Пс. 89. ст.12.)














               
Б А Н Я


   Октябрь1960 года в наших местах, был тихий и теплый. Лист давно опал, но заморозки не наступали, дождей не было, а росы выпадали обильные и травы валились от тяжести воды. Грибов не было. Птица, покидая родные края, тучилась на ильменях, где корма было довольно. Никто их не пугал, только если приезжий, жадный до легкого успеха, садил из двустволки. Местные такой дури не допускали. Били пулькой, чтобы подранков не было. Урожай убран. Рыбы заготовлено. Дела года управлены. Можно гулять свадьбы или идти в армию.  Иду в армию.
    Приехал я в Грозный , во второй половине мая. Думал пройти пешком до Шалей по старой телеграфной линии, чтобы найти метки моего деда на одном из столбов. Он мне рассказывал, что столбы там из железного дерева и пришлось целый день мучиться ему для увековечивания себя, вырезая инициалы « П.Б.». Долго шел я по полям, перелескам. Перелазил через заросли и овраги. Оглядывал со всех сторон каждый столб. Было уже жарко, хотелось эту затею бросить, но, вероятно, врожденное чувство доделывать все до конца, тащило меня дальше. Недалеко от какого-то поселка, разбросанного по склону горушки, лихо подлетели верхами трое мужей, окружили, завертели карусель и грозно испросили, почто это брожу странным образом по полям и щупаю каждый столб. « Что нада  здэсь?»
 Да ничего мне здэсь не нада. Просто мой дед, Петр Федорович, был главным лесничим в этих местах, ставил эти столбы. На одном вырезал свои инициалы. Вот их и ищу.
    Когда это было? Какой был твой дед? Зачем тебе поля топтать? Ходи домой.
    Дед мой был росту два восемь, служил здесь до революции, поля не топчу, деда весьма почитаю! Вот из-за этого почтения и пру сквозь заросли и овраги, пощупать и погладить вырезанные буквы, да потом дома деду и рассказать, что, мол , нашел его роспись на столбе. Номер столба такой-то, близ аула N. Ему приятно будет. Понятно?
     Всадники умчались, а я продолжил свои изыскания.
 И получасу не прошло, как мчится уже порядочная куча конных, человек двадцать. Во, думаю, сдался я им. Что за криминал узрели в моем походе? Налетели, закружили снова.
 Как фамилия деда? Говори!
Говорю! Фамилия вот такая!
 Всадники- одна молодежь, да и мне то всего девятнадцать. Загалдели, закружили. Один соскочил с коня, подводит мне. Садись, едем к старикам. Спасибо, дедуля, что обучил с раннего детства всем конским премудростям. И скачкам, и перелазам, и стоя , и еще всячески. Не посрамился!  Соколом взлетел в седло, конь даже не успел характер проявить, крутнул его на все 180, поднял и пустил вперед. Те- вслед. Пыль столбом, ветер свистит. Эх, думаю, мой бы Орлик, так стояка бы дал! Знай наших. Придержал лошадку, подождал отставших. Пристроились и- в аул. Там на майданчике группа стариков стоит. Смотрят из-под ладони, переговариваются. Шажком подъехали, спешились. Салям алейкум, аксакалы. Ва алейкум салям, отвечают. Смотрят, как щупают. Лица строгие, бороды длинные.
 Скажи, пожалста, твой дед лесник?
Лесничий, а не лесник. Он начальник над лесниками. Управляющий лесами. По тем временам ЦАРСКИЙ ЛЕСНИЧИЙ.
А ты внук, значит?
 Да
. А почему маленький?
Бабушка была маленькая. Отец маленький. Мама –тоже. Вот и я всего 174см. Жаль, конечно, что не два, но- какой есть.
 Дедушку твоего мы помним все! Добрый был, справедливый, честный. А силы какой. Большой Петр звали. Никогда не обижал. Даже старики к нему ходили, когда трудное решение надо было принимать. Все! Ты наш гость! Мы тебя, как и деда, любим. Сейчас отдохни, покушай. Вечером будет пир и танцы.               
  Спасибо, уважаемые. Спасибо за добрые слова о дедушке. Но надо мне найти эти метки. Как найду, тогда принимаю ваши дары уважения. Дело на полпути не бросают!

Загалдели, зашумели. Как результат: у такого деда такой же внук. Молодец! Бери лошадь и поезжай.
 Спасибо. Но я деду обещал пройти все пешком!.
 ВАХ – ВАХ! Вылитый дед! Джир, Джир молодым. Проводите до того места откуда взяли.
  Приключение благополучно закончилось. Снова кусты, перелески. День совсем к вечеру. Ноги гудят, как провода на этих столбах. Сколько еще километров впереди? Совсем стемнело. Да, не июль! Холодком потянуло. Аж парок от дыхания. В домик бы, в саклю с чебуреками. Вот тебе копешка вместо сакли, а вот тебе на ужин водичка из ручья. Про чебуреки можешь помечтать, конечно, но кроме запахов- вряд-ли, что перепадет в эту ночь.  Когда стало рассветать, выбрался из стожка, потянулся, умылся и попил водички из ручейка. Разглядел ближайший столб, погладил его и пошел своим маршрутом. Сказки не получилось. Никто не прислал, как вороне, кусочек сыру, хлеба и чебурека. Уже и второй день к вечеру. Хорошо хоть воды вдоволь. Чистая и вкусная. Конечно, есть хочется, но из-за этого бросать затею даже не мыслилось.
  Во вторую ночь повезло. Пристроился в кошаре. Там была комнатенка и нары. Вот только никто не догадался оставить, как это в Сибири, Спички, Сухари, Сахар. Правда, при тщательном обследовании, нашелся полвинчик сырной лепешки. Это сушеный сыр. Цвет янтарный, крепость каменная, вкус-райское наслаждение. Отобьешь кусочек, сунешь за щеку и на пол дня хватит. Вот и ужин. Сытому и холод менее страшен. До утра хорошо передремал. Солнышко выглянуло из-за горки. Умылся, поел, попил. Все! Идем дальше. Не прошел и часу, поднялся на вершину горы-УРА! Нашел. Теперь можно и порассуждать, что не мог дед оставить свои метки, кроме как на самой высокой точке всей линии!  Что ему делать в овраге или на поле. В перелеске или бурьянах. Только на совершенно лысой вершине этой горы! Но, ура, победа. Пристрою к дедовой надписи и свои. Де, мол, внук изволил дополнить! Целый день с великим усердием «дополнял», но кроме: «И.Б.» не осилил. Действительно, дерево железное. Хоть и инструмент подготовил я очень хороший. К вечеру счастливый и усталый пошел к ближайшему аулу: переночевать и домой.  Аул  аулом, а 31 мая, там в Шалях расписались мы с молодой красивой казачкой Ниной.
      Отец у дедушки Пети- лесничий, Федор Кондратьевич. Его отец-Кондратий Родионович- тоже лесничий. И его отец- Родион Николаевич-лесничий. Далее трудно и сложно, но прадед говорил, что мой отец- тринадцатый в роду по лесным делам пошел. Стало быть, я – четырнадцатый, а Алексей, сын младший – пятнадцатый.
    Дед любил лес. Знал его и умел работать. Меня маленьким брал, сажал спереди себя и увозил на целую неделю в горы. Тогда  летом не рубили. Только разные лесокультурные работы проводили. Расстилал бурку, ложились. Палочками ограждал небольшой участочек и внимательно рассматривали всю жизнь на этой территории. Муравьи, жучки, гусеницы. Вот, видишь. Каждый своим делом занимается! Как ему Творец задал. Не лезет в чужие дела, не берет чужую работу. Все ТРУДЯТСЯ! Лентяев нет. Не предусмотрены они в природе. « Трудящемуся да продлятся дни его, а ленивый ижденется и род его исчезнет». И, обрати внимание, как терпеливы все. Дело свое не бросают, пока не окончат. Вот с кого брать примеры! Сам он этот пример показывал всю жизнь. Лошади застряли в балочке.  Измордовались до крайности. Возчик, уж, и орать перестал. Мы верхами спустились вниз, деда обошел вокруг телеги, распряг лошадей, пустил отдохнуть. Взял лесину и понес на взгорок. Уложил нужным образом, спустился , взял другую…и так весь воз. Не прерываясь, не отдыхая. Затем заложил лошадей в телегу, выехал в гору, погрузил лес. Давай, не гони. Езжай потихоньку. Но! Возчик взбодрился, взял вожжи и , поблагодарив деда, зашагал к станице.
Рассказывал, как в молодые году, по призыву в воинскую службу, снимал карты местности от Черного моря до Каспия. Три года без выходных, отпуска  т.п.. Менялись солдаты обеспечения, менялись командиры всех назначений, а они, лесники- землеустроители, без замены. Снимали, описывали леса, измеряли все показатели леса и …. Три года. Одних описей 460 томов. Характер!
  Представляю, как он эти буквы выгрызал. Там стружку не снимешь, по микрону скребешь. НА ЖАРЕ ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ. Может кто и спросит, а кому это надо? Надо! Характер так делается. Вот возьмите Святого. Любого. Он, ведь не в готовом виде спал с небес. Так же, как любой возрастал. Падал, но вставал и упорно, преодолевая соблазны, лез в гору совершенства.  Подвиги творил. Вновь падал. Но не уставал ВСТАВАТЬ. РАСКАИВАТЬСЯ В ПАДЕНИЯХ. УКРЕПЛЯТСЯ через преодоление искушений, очищаться, и выше, выше к горним вершинам. А, вот кто поленился, на самом маленьком, даже, деле. Упал и валяется в калу. Хрипит и хрюкает, гладя, ни разу не вспотевший, лоб. Какие уж успехи!
Вот вырежи имя свое на железном дереве, хоть не все имя, а одну букву ( лучше две ), тогда поймешь, кому надо. САМОМУ И НАДО! В поте лица своего ( ни спины, ни подмышек, ни еще каких частей) хлеб зарабатывай! Глаза чтоб жгло, с усов и бороды капало. Вот вкус жизни!
  Армии не бегай! Армия учит жить. Девушка дружить не захочет с тем, кто избегает службы.
Мне проще. В армию иду женатым.
    Октябрь 1960. В райцентре, Харабалях, нас пересчитали. Выпившим надавали легонько « по мордам «, погрузили в машины и отправили в Астрахань.
Чудный Астраханский кремль. Просторище. Башни, стены, всякие переходы. Двухярусные нары, дубовые. Толстенные. Отполированы до зеркального блеска. Сколько же тысяч тел елозили по этим брусьям? Все мостятся внизу. Ну и моститесь. Что над вами? Доски второго яруса. А что надо мною? Высоченный свод. Проглядываются росписи. Темновато. Но, кое- что рассмотреть можно. Вот Ангелы несут кого-то. А там строгий лик высвечивается. Надписи. Можно целый день глазеть и не надоест. Рядом разместились такие же «любители высоты». Харч разложили на всех. Коротко познакомились. Имена лишь. Этого пока хватит. Лежим, жуем. Читаем книги. Хорошо. В столовую не ходим, да и, вообще, не красуемся. Надо будет- позовут. Постепенно народ рассасывается. Кого-то выкликают, кто-то сам на «покупателей « выруливает. Нас не трогай – мы не тронем! Вот и лежим, жуем и читаем. Две недели прошло, казармы опустели, а нас никто и не позвал! Тревожно стало. Выползли на солнышко, а двор то пуст. Кухонь нет, покупателей нет, начальство исчезло. А мы? Вот история. Позор какой! Никому не нужны. Досиделись в тишине и полутьме. Дочитались. Ау, люди. Хоть куда заберите. С позором домой ведь никак нельзя. Облазили весь кремль. Никого! Хоть плачь,право. Сидим,  уж, горюем. Что делать! Никого. Но ведь и сказано, что претерпевший до конца – спасется.
  Бодрым шагом идет офицер. Чужой, не военкоматский. Мы аж встали. А он так стеснительно, бочком подрулил: чьи вы хлопцы будете? Да ничьи. Брошенные и покинутые. Сами вот обретаемся в древних стенах. А вы?
 Да и я припоздал. Ну, вы хоть не калеки, что никто не « купил». Да нет. А пробежитесь вот до того заборчика ( метров пятьсот ). Пожалуйста. Что не сделаешь для хорошего человека. Слетали мигом. Он на часики мельком глянул и довольно хмыкнул.
          А на турничок подпрыгните? Опять же, расстарались, да по десяточку раз подтянулись.
А сей гвардеец  прямо задышал густо. Что ж, вы, милые, никак меня дожидались? Я вас в такие места увезу, что плакать от счастья будете.
    Сначала пришлось поплакать здесь, в военном комиссариате. Для полного счастья оказалось, что наши документы возвращены в район. Мол, долго искали нас в натуре, но не нашли. Вызвали районных начальников, те оправдались тем, что самолично привезли и сдали. Вот расписка. Тогда порешили, что мы удрали домой. Не туда, где прописаны и работали, далеко домой. Где жили до приезда на работу. Вот по всем адресам и послали розыск дезертиров. Наш майор, на это радостно засмеялся: искать будут долго. Пока все переписки пройдут, пока погладят всех по головке, пока разберутся- мы уже дома будем. Попаримся в баньке, форму оденем, пропишемся по новому месту пребывания. Приказом зачислимся. Тогда никто вас не выдерет из наших лап.
  Спасибо, товарищ военком, до свидания. Ищи пока ребят, а я с ними поехал в часть.
  «Куда, -завопил майор военкоматский. - Я их на ГУБУ сейчас должен засадить. А ну не тронь! Не твои они». Наш майор вздохнул, потянулся. Ладно, посидите пока тут. Я – мигом.
  Через час пришел. Баул притащил пудовый. Молча раскрыл и начал вываливать на стол содержимое. Рыба копченая, рыба вяленая. Здесь, в Астрахани, на такие вещи даже не смотрят. Он молча потрошит мешок, извлекая всякую всячину съедобную. Потом положил пистолет, пару гранат Ф-1, с запалами. Тутошний майор насторожился.
  А наш, все извлекает. Во! Нашел! Со дна появилась четверть ( гусачок ) полная розовой жидкости.
   Давай майор по стопочке и не будем ссорится. Пропьем ребят в мою пользу.
   Военкоматчик видно потреблял. Потому что не возразил. Только заметил, что нашему горю этим не поможешь. Далее пошло, как по писанному. Двери закрыли. Дежурный получил свой стаканчик и указания, что приема сегодня нет, нашлась достойная посуда, и приступили к опробированию содержимого. Вы, ребята?
  Я не пью совсем, другой – тоже. Оказалось, что молодежь не пьющая.
Наш майор совсем повеселел, чокнулся с коллегой, выдохнул на портрет первого секретаря ЦК, и …проводив взглядом льющуюся в военкома жидкость, поставил стакан на стол. 
Ты чо? Да я ведь тоже не пьющий. А тогда зачем такой роскошный напиток возишь?                – Друзья дали на дорогу. Вдруг какие затруднения. Местный майор зажевал рыбкой. Выпил еще стакан.
          Слушай, дорогой, из чего такая красота? Сама льется. И рыба не наша, явно. Прямо во рту тает. Ух, ты. Еще стаканчик.
          Ты не обидь, возьми все себе. Так это тихонько наш майор попросил военкоматчика.
          Тот немного поупирался, но спрятал все в стол. Чуть помолчали. Ну, что с вами будем делать? Где вы шатались? Вас в команду № NNN должны были направить. Байстрюки, несчастные! А дома? Там родители с ума сойдут. Дурни!
Его выступления вдруг прервал дежурный.
         Телеграмма.

         Потом!
        Да ,нет. Срочная!
       Давай.  Прочитал, свернул. Молча достал четверть, налил еще стакан, выпил. Пожевал корочку.
        Мы притихли, смотрим, что дальше будет.
  А смотреть надо было на нашего майора. Он харчи спокойно отодвинул в сторону, спрятал в мешок свои боевые припасы, затянул матузок и довольно заулыбался.
         Читай, военком, детям вслух. Пусть не беспокоятся, что по домам переполох будет.
  Военком поднялся и, совершенно трезвым голосом, четко выдал:     …….названных призывников передать в команду №N майора Гунина П.В. , все запросы отозвать, перед родителями извиниться. Проездные документ оформить без промедления, снабдить питанием по норме 9.   Подпись: главный военком страны.
   Слушай майор, обратился военком к нашему, а что это за норма такая? Не бери в голову. Давай на неделю что есть: сало, масло, мед, сыр, хлеб. Мяса только не надо.  У нас мяса не едят. Вред большой.
  На вытаращенные глаза местного, тихо сказал: понимаешь, друг, нет выносливости у человека после мяса. Батюшки! Во влипли! Как же будут гонять нас, если до таких мелочей все там продумано!
  Через час все вопросы решили. Нам выдали новые вещмешки, совершенно увесистые, с запахом свежего хлеба, краски и плесени.    Майоры распрощались, похлопали друг друга по спинам, пожали руки. Серьезная контора,  пробасил военком. Вы, ребята ,уж не посрамите там! Счастливо Вам! В добрый путь. Даже, аж голос дрогнул. То-ли от жалости к нам, то-ли от жалости к себе.
   А что нам балбесам? Радехоньки по всем статьям. Домой, с позором, до следующего призыва, не вернут, родителям конфуза не будет, «купил» хороший человек с пистолетом и гранатой в рюкзачке! Харчей дали, билеты есть.
  Начались лучшие годы жизни: есть командир! Слушай его, внимай и исполняй. Кто не был рядовым, тот, этой несказанной свободы, не поймет. Может только монахи, настоящие.
     Колеса пели нам про просторы родины, мы жевали дары военкома, запивали обильно кипятком, любовались майором, который с утра до темна писал в свою толстенную тетрадь что-то, вместе с нами прогуливался на остановках, с восторгом отмечая красоты вокзалов, местности, людей. Смотрите, ребята, какой красавец мужчина! Волосы-кудри, руки прочные, силища, глаза умные. Такими земля хранится. Такими дело деется.
 Мы, грешным делом, на другие образцы глазки направляли. Но, и тут он нам поддавал.
  Что-то женщин много толчется. Делать дома нечего, что- ли. Дети, хозяйство, муж, наконец. Что коленками сверкать на народе. Что сказано от рода женщине делать? – В болях детей рожать! Все! Точка! Куда лезть? Зачем? Ведь полезешь куда, а главное дело свое завалишь. Не сможет никогда мужик заменить в ее деле женщину! Ты мужик. У тебя свое! В поте лица хлеб зарабатывай! Коротко и ясно!
 Мы слушали, внимали, но глазами постреливали по сторонам.  Ближе к северу народ менялся. Другой говорок, своеобразие в одежде, поведении. Походка неторопливая, чуть вразвалку. Березовые леса сплошь. Темные ельники. Яркие сосняки, пушистые такие и нарядные. А небо – серое! Солнце тусклое и-ХОЛОДНО.
Тоскливостью потянуло. Мы ж – южане. Фуфаечки застегнули на все пуговицы, шарфики заправили потуже, портяночки поверх носков намотали. Утеплились.
  Майор посмеивается, видно, что доволен приобретением.
  В час ночи сошли с поезда. Снег! На фронтоне вокзала светится каменное:  «ОСТРОВ».
Мостов , вроде, не проезжали. Что за остров, как именуется? Оказалось, что это город так называется. Пусто везде. На вокзале, на улице, на большой привокзальной площади. Кругом! Ни души! Аж оробели чуть.
  Ну, что, гвардия, приуныли? Назвал нас как-то по новому. Гвардия. За какие это заслуги, мы, призывники, и сразу в гвардию.
         За мной! И так это легонько, трусцой, трусцой побежал по площади. Мы следом. Дорога в горку. Прогрелись быстро. Уже и шарфики в карман сунули, уже и пуговицы под горлом расстегнули, уже и шапка на затылке, а он трусит  себе и трусит. Следком и мы за ним. Оно не трудно, даже забавно. Мешочки в такт постукивают по спинам, сапоги чуть поскальзывают на наледях, видно тут уже совсем зимняя погода, парок изо рта легкий. Бежим себе и бежим. Он молчаком, мы – тоже. Да и о чем говорить то? Город совершенно темный. Фонарей нет. Витрины не светятся. Даже жутковато как –то. Ну, бежим себе и бежим.
  Долго ли, коротко ли, а все же путь наш кончился у могучих старинных ворот с громадной красной звездой на обеих створках. Когда ворота открываются, звезда, как бы раскрывается, поглощая входящего. Вот и нас она проглотила. Далее потрусили по широкой темной аллее, дальше, дальше. По обе стороны аллеи корпуса жилья в три этажа, спортивные городки, какие-то решетчатые высокие конструкции, самолеты разных типов, а мы все трусим, все «разогреваемся». В упор воткнулись в светло-желтый корпус. Остановились. Майор осторожно поднялся по ступенькам, ( надо отметить, что он все, что ни делал, делал как-то осторожно, будто остерегался, но это чуть заметно), приоткрыл дверь, заглянул.
         Заходите.
  Мы осторожно вошли. Зал. Громадный. Пустой. Тут сотни четыре народа свободно разместятся. А тепло-то как. Даже жарковато.
  Зажегся свет..Яркий с темноты.
  Вот здесь  вы проведете первые сутки. Не торопитесь. Когда надо вас найдут. Все! Сержант, пусть поспят сколько хотят, потом все покажешь и расскажешь. Давай, забирай. Гвардейцы, до свидания.
  Дверь закрылась и мы остались в зале на попечении стройного, красивого сержанта.
  Старший сержант Искрин, представился он. Пока можно Саша. Зашли в комнату, расположились по кроватям. Вещи на тумбочки, на спинки. Саша увел тут же в , условно назовем, буфет. Попили чаю с хлебом и маслом, и медом, поели каких-то орехов. Наелись хорошо и пошли спать. Нас никто не будил, но в девять утра мы проснулись.
   Саша принес новые белые мешки и старые темные. Фиолетовые химические карандаши, нитки, иголки. Что хотите отослать домой, сложите в белый мешок и напишите адрес. Что на выброс- в темный мешок. Вот простыни, заматывайтесь как индусы. Работайте. Быстро набили темные мешки, кое- что в белые. Написали адреса. Саша все забрал, унес куда-то, а через пару минут повел по переходу в настоящую русскую баню.
   Для начала скажу, что парилок было три. Слабенькая, но на любителя, с мокрым паром. Хорошо кости прогревает. Грязь откисает. С дороги очень, даже, полезная. Мокрая такая. Вторая с паром из трубы. Можно до великой лютости довести жару. Веником чуть шевельнешь, аж спину прогинаешь, как кот. Третья- с камнями. Печь слышно как гудит.      Каменюки накалены до красноты. Дверцу приоткроешь, плеснешь водички, там АХ-АХ-УХ-УХ, как огненный змей  вырывается. Вот уж жар, да!
  Парились мы как хотели. И там,  и там. Чуть кожа не слезла. Никто не торопит, никто не зовет. Напарились, намылись. Притулились па полках и заснули.  Час, два. Однако и есть захотелось. Закутались в новые простыни ( их там без счета ), походили по переходам и нашли искомое. Солдатик нам налил борща, выдал маслица хороший кус, хлеба, каши, чай, рыбы жареной по куску с ладонь. Поели. Хорошо. А в голове мысль: за такой харч сколько ж потов надо будет проливать? А все вокруг занимаются своим делом. Нашли комнату, где спали и улеглись.
  День катился к вечеру. Саша повел нас к портному. Пожилой солдат, в гимнастерке, с двумя орденами, нашивками за ранения принял нас в свое заведование.
  Так, сначала вам одежонку на каждый день. Держи брат, примерь. Мне достался мундирчик с чужого плеча. Стоячий воротничок, заштопан аккуратно на груди ( видно хозяина осколком ударило), пуговочки в ряд. Штанишки под цвет, но материала другого. Еще гимнастерку и брюки. И еще.
А зачем, дядя Миша? Э, брат, порой и этого мало будет на день. Трижды менять придется, а то и в мокром день доживать.
А вот это выходная!
 Тут он подогнал все по фигуре. Ни складочки, ни гофрочки. Влитое.          Дядя Миша, а если потолстею? Во, ведь, харч какой.
        Смеется старый солдат. Где ты видел, чтобы в армии толстели? Не бывает такого.
       Принарядились мы. Нашли свою спальню и завалились спать.
      В это утро уже не повалялись! Подъем. 5,30! Выходи на зарядку. Одежда только ниже пояса. В сапогах! Саша уже не Саша, а старший сержант Искрин, мы уже не ребята, а гвардейцы, не пробежимся, а бегом марш!
  И закрутилось.
    Нас почему-то не разбивали, не присоединяли к другим. Но мы видели, как остальные составляют более крупные подразделения.      Меньше вопросов – меньше головной боли! Что говорить. Каждый день заполнен всякими делами. Физическая подготовка, оружие, политзанятия, когда можно незаметно придремнуть, и это будто не замечалось командирами, еще и еще всего вдосталь. Потом стрельбы. Не сказать,что с нами нянчились,но забота была отеческая.
Ведет младший сержант Шубаев группу. Объясняет,что на нас может охотится всяк желающий. В том числе и с воздуха. Наша задача отработать способы укрытия от воздушного противника. Морозец градусов пять. Ледок на лужах поблескивает. Все в шинелях. Начищенные, надраенные. Заметьте, что в те времена носили шинели. В этом был великий смысл. Шинели были и подстилкой и одеялом, в них было тепло и не жарко. И сержанты углаживали их до немыслимого шика. Офицеры, безусловно, выглядели безукоризненно. Но сержанты!! И вот весь такой блестящий ведет Шубаев нас по проселочной подмерзшей дороге, лужи по обе стороны. Ледок сантиметра два, три. А он рассказывает, что при появлении самолета, первый кто увидит, подает команду «ВОЗДУХ»! Надо сразу скрыться. Под деревья, в кусты, в ямы. И ведет дальше. Дорога вышла на большую поляну. Ни кустика, ни деревца. А тут из-за рощицы вываливается самолет и мы орем: «ВОЗДУХ» . Мгновенно наш сержант  метнулся влево, подпрыгнул чуть и…проломив ледок скрылся в луже. Только льдинки в стороны. Жуть! Самолет порыскал туда сюда, будто искал только командира-наставника, и, не найдя ушел. Через пару минут явил свой лик и сержант, даром, что младший. Отряхнулся, как кот, вылил воду из сапог и пошли дальше. Шинель мокрая, шапка пускает струйки за воротник, а он НЕВОЗМУТИМ. Нам холодно аж.
Тут опять этот мерзавец вылетает.
         «ВОЗДУХ»!
В другую лужу летит наш сержант. Только муть пошла. А эта «сволочь» с пропеллером, как даст из пушек. Метрах в ста такие фонтаны из земли выбил. Зашел , да еще раз. Страх-то какой. Идем дальше. Это уже мало и на учебу похоже. Ведь молотит гад по- настоящему. Только  прошли лесок, и, как учит Шубаев, осмотрелись куда можно во всяк момент спрятаться, вылетает ЭТОТ, да как крутнется с визгом и воем.
«ВОЗДУХ» орем и летим в огромную лужу, что так кстати оказалась почти рядом. Бух, и вода сомкнулась. А тут как палкой по голове. В воде хорошо слышно. Молотит из пушек. Ну прямо по нас, кажется. Раз, да другой. Уже дыхание лопается, а вылазить не хочется. Выскочили. Только метров     десять отошли – он опять сверху.     «ВОЗДУХ!»
       Спасай лужа. Уже и забыли, что это процесс обучения. Занырнули, как дельфины. И еще и еще. Шубаев вылил очередной раз воду, выкрутил шапку. Все! У него кончился боекомплект. Пробежим спокойно. Как зайцев гонял нас этот «мессер», а пригнал почти к дому. Пару километров пробежались, только, и в сушилку. Десять минут на все про все. Переодеться в сухое. 10,00 в кабинет подрывного дела. Выполняйте. Вот, дядя Миша, для чего ты нам надавал столько одежды.
  И так каждый день. Кого-то перевели в другие группы, кого-то в дальние края, за пределы городка. Пришел день присяги. Все торжественно, чинно, незабываемо!
   Гремят оркестры, знамена полков и подразделений склонены для прочтения их славных названий , генералы с лампасами цвета неба рассыпались по громадному плацу. Сердце стучит. Страшнова-то. Но все прошло хорошо. Присяга принята. Записи в служебной книжке у каждого сделаны и заверены печатью. Праздничный обед. И полдня отдыха.
  Гуляй пехота, гуляй крылатая!
    Поутру следующего дня подъема не было. Все давно на ногах, а ни одной команды. Сходили позавтракать. Кто читает, кто мячик гоняет по снегу, кто чем. Вдруг труба. Поет: постоение в выходном обмундировании. Во! В будний  день! Быстренько переоделись, пробежали бархоткой по сапогам, шинели, пояса. Шапки поправили новые. Стоим.
  Смирно! Товарищ генерал……..! Вольно! Вольно!  Поздоровались по чину. Сегодня , гвардейцы я повезу вас в город. Там и поговорим. Тихое «ура». Первый раз за ворота. Что там есть? Что за город.
  Рассадили нас по машинам и медленно, чтобы хорошо рассмотрели все, покатили по улицам. Старинный город. Дома столетние, парки, пожарная каланча. Улицы кривые, булыжные. Чувствуется старина. Потихоньку подкатили к собору. Остановились. Вышли из машин стоим. Нас не строят. Генерал вошел в собор, побыл там минут пять и вышел с батюшкой. Батюшка посмотрел на нас , кивнул головой командиру и пригласил нас в собор. Шапки мы сняли сразу, вошли и замерли.  Высоченные стены сплошь покрыты росписью.14 и 15 века. Благодать от всего куда падает взгляд. Строгий лик Спасителя, добрый взгляд Божией Матери, Ангелы, лики святых. Запах ладана , воска и еще чего-то, что бывает только в храмах Божиих. Батюшка рассказывает о Боге, святых, Матери Божией, мучениках. Рассказывает о Суворове, Ушакове, Кутузове. О штабс-капитане Пржевальском. Вся история России. Но какая! Дмитрий Донской, иноки Осляба и Пересвет, Сергий Радонежский, митрополит Алексий. Как собирали сотворяли Русь в единое государство. Три часа на одном дыхании. Закончил батюшка, поклонился нам, попрощался с нашим командиром и пошел к ожидающим его людям.
Мы тихонько пошли из храма в церковный двор. Все молчали. Этого мы просто не знали, не ведали. Спустились к беседке. Молчим. Подходит наш командир. Вот так, братцы. Вам жить и жить. Все впереди. Но эту встречу сохраните в сердцах ваших. Все течет, все изменяется. Цвет волос  потускнеет, молодость минет, города покроются асфальтом, села уйдут под воду или под нож, названия партий сменятся, социальный строй  поменяется, но это- навсегда. Это наша сущность, это наш фундамент, это не изменится никогда. Бог не меняется, каким был тысячи лет назад, таким есть и сейчас, таким будет всегда. Законы бытия не зависят от формы собственности, прожитых лет, партийной принадлежности или профессии. И как бы не было вам трудно, знайте: выше возможностей каждого не дастся. Все трудности для укрепления и становления. Дорога жизни трудная, но цель – светлая. Чувствовалось, что командир многого не договаривает. Видно, много пережил в войну, которую прошел в боях на самом острие. Кровь видел, сам проливал.
   Отечество одно, вера одна. Только из любви к Родине рождается мужество. А вам его потребуется много. Помоги, Господи!
   Вздохнул легко, как бы возвращаясь в реальный мир, одел шапку, глянул на купола: по машинам.
  С трудом вместили этот урок наши комсомольские мозги, но вместили. И сердце приняло!





               
К У Р С А Н Т   М И Н А Е В


Морозы стояли не сильные. Градусов 10-15. Ветра в этих местах дуют редко. Солнце яркое, даже, можно сказать, жаркое. С утречка, позавтракав плотно перловкой с говяжьей тушенкой, направились в поле. Сапоги намазаны специальной пастой, не смораживаются и не пропускают влаги, шинели с теплой подкладкой, шапки ушанки, рукавицы. Тепло и сухо.
Отработка темы: «Движение по маршруту в точку диверсии, работа и отход».
  На карте прочерчен тоненько предполагаемый путь. Кружочком обведен объект. Все!
Веди группу к месту, выполни все, что надо и приведи всех домой. Как придешь, так и в столовую на обед, или ужин, или завтрак. Как успеешь. На каждом личный груз 32 кг. , общеполезный груз – 7 -8 кг. Итого- сорок, может чуть больше. Дорога не длинная: туда пятьдесят и домой не меньше. Все осложняется тем, что повсюду «ВРАГ», такие же группы всячески будут препятствовать продвижению и уничтожению объекта. Все из одной школы и умельцы на все руки.
 Вот и пошли. Спереди разведдозор, сбоку и сзади -  тоже люди. Ядро группы идет компактно, но сторожась. Начался мелкий кустарник, залегли. Осматриваемся, принюхиваемся. Поползли. Место приоткрытое, чуть взлобок. Лучше припрятаться. Снег хорошо скрывает, ползешь по траншейке. Цепочкой, нос в пятки переднему. Командир впереди, зам. cзади. Что- то помокрело, мочажок. Надо же, не встать-все видно, горушка, а вода под снегом. Сопим, лезем. Зад чуть приподнимаем. И только этот самый зад оторвали от воды, как длиннючая очередь Дегтяря. Есть такой пулемет. Тяжелый , мощный. Бьет точно. Наш пулеметчик - «дегтярист», Витя Синюков, с полукилометра, одним выстрелом, с коровьего рога консервную банку сшибал, а если попадалась хорошая стенка, и не было каких особых ограничений, то «по многочисленным просьбам трудящихся» ( было в ходу такое политическое изречение) расписывался полной фамилией. Одна очередь – В, другая – точка, третья длиннючая – СИНЮКОВ. Все семь букв не прерываясь. И хвостик у буквы «В» вниз. Точно, как в ведомости на получение 15 руб. 70 коп. за прыжок с оружием и снаряжением. Красиво и артистично.
  Так вот такой «дегтярист» и свалился на нашу голову. Ветки рубит, посыпает нас крошевом березовым, вжимает в болотную жижу. Тут не только зад прижмешь-весь в воде. Только нос выглядывает, да руки с ногами гребут и ужом извиваешься. Когда же этот холмик кончится. Сколь сил есть жмем по борозде, а он стрижет и стрижет кусты. Уже и забыли враз, что это учение, все как по правде!
     Свалились в ложок. Отдышались. Шинели мокрые, в сапогах жижа. Переобулись. Грязь с шинелей посчищали. Все! Вперед. Бегом  «МАРШ». Трусит пехота, даром, что крылатая. Пар валит, дыхание потихоньку выравнивается. Заметно потеплело везде. Звякнуло что- то. СТОЙ! Кто? ЧТО? У кого?
Нашли. Устранили. ВПЕРЕД! Слева передают: местность заражена. СТОЙ! ГАЗЫ!
Хрюк,хрюк. Шапки подвязать! ВПЕРЕД! Полчаса, час. Скоро вместо пара дым валить начнет. Но газы штука препротивная и надо из зоны уйти подальше.
 
                СТОЙ! ПХР! ( прибор химической разведки).
          ЧЖИК-ЧЖИК-ЧЖИК .
           Чисто, командир.
            «  Противогазы снять!»
  Какой тут СТОЙ, валятся в снег, сдирают резину с лица. ФУ!. Вдох, выдох. Какая красота. Краска с лица сходит, глаза на место свое возвращаются, сердце в свой ритм входит. Живем! Лежим в снегу, протираем противогазы. Хорошо!
    «Подъем! Пошли.»    
      Идем дальше. Ориентируемся на местности. Угнал нас «ДЕГТЯРЬ» в сторону, да и газы добавили. Выравниваемся. Подгребаем к маршрутной нитке. Противогазы в сумках смерзлись, коробом торчат. Вот если еще попадем под заражение.
Но глупые мысли быстро покидают наши головы. Спереди дымки явно видно. Залегаем.
Разведку вперед. Это чей-то хозвзвод заготавливает лес на нужды войска. Лучше обойти подальше. Может, это ловко маскируются наши ловители. Обходим, но не далеко. ОН может специально дозоры раскинул. Уйдешь и попадешься. Так что прямо по боку «заготовителей» и проползаем. Ползем, уши шорохи ловят, глаза насквозь лесок пронзают, голова на 360 градусов вертится. А нос? Нос уловил запах борща, а еще тонкий запах цветущих абрикосов. Не успевает голова обработать:  откудо все сие здесь?
  ГАЗЫ!
Мама родная, как же эту «жестяную» коробку натянуть на свое нежное распаренное личико? А ведь не дыши! Шапки в снег, помяли, потерли резину. Льдинки сыплются, но тяни на голову! ХУ-ХУ-ХУ! Потекли струйки за ворот. А тут и кашель прорезался. Хлебнули все же чуть заразы. Падаем, головы в снег. Шапками прикрываемся и кашляем, кашляем. Не дома. Кашляй молча и ползи. Никто не отменял команды предыдущей. Через 15-20 минут ПХР. Заражено.  Еще проверяем-заражено. Ползем усердно дальше. Снова ПХР и снова-заражено. «Васька, паразит, может твой прибор врет! «
           Васька-химик. Он, и правда, химик. До армии закончил что-то химической промышленности. Парень крепкий, увалистый. Он и в противогазе улыбается. Сейчас тоже улыбнулся: «Не веришь? Сними резинку и проверь!»
          Ага, проверь. Только кашлять перестал. Потерпим. Ты почаще только ПХРь. И как-то привыкли, что ли. Ползем и не замечаем уродливости лица, гофротрубки, круглых глазищ своих. Встаем. Место не опасное. Лес плотный, как у нас на Кавказе. На лыжах не проедешь. Все переплетено, перепутано. Цепочкой растянулись, все вместе. Тут дозоров боковых не выставишь, веером не разойдешься.    А на«ВРАЖИНУ» наткнуться, пара пустяков- в метре не видно ничего. Только чутьем «ЗВЕРИНЫМ» идешь.
 Васька снял противогаз. Улыбается, трет портянкой резину.
          «Василь! Она же черная от мази».
         Мазь сквозь сапог проходит и портянка становится плотно-серой.   « Ничего, зато не смерзнется». Все повеселели, мысль хорошая и трем резину снятыми ранее портянками. Стекла только не мажем.
    Уже 15 часов. Привал. Первая остановка. Сели кружком. Дозорных расставили. Ранцы раскрыли. Донышко у банки проковыряешь. Воздух туда проходит. Что-то шипит,парок идет. Пара минут и вскрывай. Каша теплая. Ровно 350 граммов. Да пара сухарей, да кусок сахара, да снежок свежий. ОБЕД ЦАРСКИЙ! Глаза сами закрываются. Сменили стражу. Передремали за все про все часик. Хорошо!
  «Вперед»!
    После отдыха легко идется. Шинель подсохла на морозе, сапоги сухие. Солнце жарит. Ну просто хорошо! Вышли на пролесок. Чу! Мотор, сверху.
ВОЗДУХ, ЗАРЫВАЙСЯ!.
  И зарываемся, засыпаемся снегом одни головы наружу. Погудел, походил по головам. Ушел. Снова вернулся. Все кусты прочесал, снег посдувал. Прямо нюхал ходил над нами. Лежи, замри. Нет, не обнаружил. Вот еще хвороба на наши головы. Ну, у «НИХ» тоже разведка работает. Тоже «ЖИТЬ» хочется. Разгреблись, еще осторожнее идем. Васька машет руками, машет флажком. ГАЗЫ!
  Сколько ж ты нас мучить будешь? Не газовые же учения.
      ГАЗЫ, ГАЗЫ!
     Протертые с мазью противогазы послушно упрятали наши головы.     Выдох! Задышали.
Генка! Ты что не одеваешь???!!! Командир! Минаев не одевает!
        Володя, наш командир аж подпрыгнул.
      « МИНАЕВ ГАЗЫ»!
       Не одену.
        «МИНАЕВ! ОДЕВАЙ»!
       Не одену, он весь в поту, соплях и т.п.        «ГРУППА! ЗА МНОЙ»!
 Командир уводит группу назад. Метров двести пробежали. СТОЙ! «МИНАЕВ, ОДЕВАЙ, ЭТО НЕ ШУТКИ».
       Не одену.
   « Ты пойми, друг, это не война. Но ведь газы хоть и не смертельные, но натуральные. Да и не это главное! Главное- беспрекословное подчинение! Это должно в кровь войти! Ты не один, группа. Все за одного и один за всех.  Твое поведение просто неприемлемо». НЕ одену.
  Хорошо! Пять минут. Противогазы снять, протереть, промыть и одеть. Сопим, трем. Слегка дуемся на Генку. Опять же эти сотни метров идти придется. Но все понимаем- военная наука просто не дается. Генка хоть и интеллигент, инженер по чем-то, но такой же, как и мы. 
          Для порядка: «Курсант Минаев, получите замечание». Есть!
       ГАЗЫ! ХРЮК-ХРЮК-ХРЮК, Вот и вновь все одинаковые, где, ты Гена? У всех одно выражение лица. Возвращаемся. Василь к командиру, уводит его в сторону и орет в уши так, что нам слышно. А орет такое, что в жар кидает. Командир, доза смертельная. Заражение синильной кислотой и т. п.  Границу я отбил, вот ветки торчат, но ветерок может размыть шлейф. Источник справа.
  Командир осуровел. Ученья кончились. Война! Все по боевому.
   «Второй ПХР в работу. Карту»!
    Слева, по ветру, в пяти километрах маленькое сельцо.
   « Кудинов , Свинцов- летом  в деревушку, уводите людей поперек шлейфа и подальше. Кулешов, Гладин- бегом в село сюда, тычок в карту, сообщите властям до уровня обкома. Вася. Одним прибором пройди зону и отмечая ветками двигайся к источнику заражения, по видимости и местности подавай знаки. Одним прибором идем по границе здесь. Все! Исполняйте».
  Игрушки кончились. Война настоящая. Да еще и противник невидимый и безжалостный.
Идем группой по границе, ветерок чуть ощутим. Ломаем ветки, втыкаем в снег. Получается ломаная линия, но просматривается дуга. Спускаемся в балочку. Там уже поднакопилось заразы , границы расползлись, образовалось как озерко. Крадемся дальше. Вот промелькнули по той стороне Василевы ребята. Значит, скоро источник. Пускаем дымки на ветер, аккуратно обставляем границу. Снова спуск и границы плывут, расширяясь вправо и вправо. Переходим балку- чисто!. Идем по обратному склону на соединение с Василевой группой. По дну балки концентрация запредельная. Что-то темнеет внизу. Эх, как не вовремя сумерки наступают. Ну, хоть часок светлого времени. Идем к темному пятну. Вася, со своей стороны, тоже приближается.
  На самом дне грузовичок полураздавленный трактором. На фургончике знаки химвоинства. Обошли кругом. Чуть дальше. Никого. В кабине трактора пусто, фургон пустой, кабина его смята, но там тоже пусто. Командир!! Вот ноги! Точно, под задней частью трактора, под передком фургончика торчат два сапога. Тащить нельзя. Надо убирать трактор. И вот Русь!
  Уже уставшие, переуставшие, поменявшие две коробки противогазов.  ( ВЕЛИКОЕ ДЕЛО НЕ УПРОЩАТЬ ДЕЙСТВИЯ И ТРЕБОВАНИЯ БОЕВЫХ ИНСТРУКЦИЙ ), насквозь промокшие, буквально приподнимаем трактор, сдвигаем  в сторону и освобождаем двух придавленных. Быстро на руки и на взгорок, где чисто. Оба живы, оба в военной форме, с черными погонами химиков, оба в противогазах.
Миша, (доктор группы) коли! А что Мише команды давать, Миша сам с усам, шприцары уже заполнил, только подноси. Один укол, второй. Первым оклемался капитан-химик. Попытался сесть, но опять завалился.
             «Еще, Миша».
            Даем!
           Опять оклемался.
           А уж и совсем стемнело. Голос хриплый, не поймем, что говорит.    А он уже орет: «Зажигай, зажигай»!
          Сколько вас?
 –Двое. Лейтенант-водитель и я. Тракторист убежал в деревню, что под ветром. Живой, чуть глотнул. ЗАЖИГАЙТЕ БЫСТРЕЕ!!! «Минаев, Баев по три человека на машину, из баков облить, по моей команде поджечь». Работают быстро, льют чем попадя. ГОТОВО! Все ко мне! «Генки нет»!
        МИНАЕВ!!! МИНАЕВ!!! Орем все. Кто в противогазе, кто без него.  Темно! Луны нет! Ни фонарей. Ничего. «ВСЕМ  -ГАЗЫ!! В ЦЕПЬ! ПРОХОДИМ БАЛКУ, НА ГРЕБНЕ СТОЙ. ВПЕРЕД»!
Вот ты доля командирская!
          Только начали спускаться, с правого фланга крик: «Не ходите, я иду сам, одного на помощь ко мне»!
          «Генка, тратата, всех твоих и наших то же. Баев, вперед».
          Иван оленем метнулся на крик.
«ВСЕ КРУГОМ. НА ГРЕБЕНЬ МАРШ»!
          Голос у Володи спокойный, ровный. В бане шумит сильнее, а тут, прямо… КОМАНДИР! Выходим, наши химики сидят без противогазов. Сейчас продышимся и мы снимем.
 Командир:  «Искрин: ПОДЖИГАЙ»!!.  Ракетница пальнула в машину, БАХ! Рвануло крепко, на нас пальнуло и загорелось. Светло, на сотни метров хорошо видно. Но все глаза на Минаева с Баевым. Несут кого-то. Ванька в защите, а Генка лбом голым сверкает, без шапки, без шинели. Доктор Миша самый большой шприц уготовил, целится. куда встромить. Мы в кучу, ближе. Разворачивают шинель, снимают Генкин противогаз.
        «АУ, дети, отошли в сторону, вам на это глядеть нельзя»!
Безжалостный Мишка, разрывает пояс, сдирает штаны и вонзает шприц в, явно не мужскую, ягодицу. Потом еще и еще.
          «Миша, -говорит командир, ты сначала глянь –то, жива аль нет, а потом порть шкуру».
           Нет, командир, тут доли секунды могут быть важны. Вот вкололи,а теперь и посмотрим. А сначала и Геночку нашего подпитаем. И, с ангельской улыбкой, осчастливил нашего красавца полным шприцом.
  Горит костер «рябины красной», доктор Миша накладывает шины на поломанную ногу капитана и на сломанные руки лейтенанта. Оба живы.
Девочка дышит, но в сознание не приходит. Генке явно плоховато, но доктор спокоен. Все нормально. Дает ему хлебнуть из таинственной фляжки. Геночка глотает, морщится и довольно сопит.
  Справа замелькали фары, потом послышался рев моторов. Володя насторожился.
СЛУШАЙ, КАПИТАН. ТЫ НАС НЕ ВИДЕЛ, НАС ТУТ ПРОСТО НЕ БЫЛО. А БУТЫЛОЧКУ, ЗА ХОРОШИЙ КОНЕЦ ЭТОЙ ИСТОРИИ, ОБЕЩАЮ, РАЗОПЬЕМ. ТЫ Ж НЕ ЖМОТ?                Обещаю!
Ну, вот и хорошо.
« ГАЗЫ»!!
       ХРЮК,ХРЮК,ХРЮК.
       « За мной»!
         И пошагали в ночь, к тому объекту, который нас так заждался.   Вася все качает ПХР,  чисто, а мы все хрюкаем и хрюкаем, да у Генки интересуемся: какими духами пахнет его маска, да сколько лет он умываться не будет. Генка сопит, ему плоховато, но доктор мер не предпринимает. Значит, все так надо. Через пот выгонять заразу. Уйдя от шлейфа километров на пятнадцать, сняли защиту. И с какой, прямо таки любовью, протерли снежком, подышали на стеклышки, просушили салфетками. Затем протерли темно-серыми портянками, сменили банки и уложили в сумки.
  Обьект нашли к утру, когда совсем уже собиралось развидняться. Это старый полуразвалившийся кирпичный химсклад колхоза. Пару часов облазили всю округу, чтобы случайно под взрыв не попал какой чудик, исследовали внутренности, на предмет тот же, заложили что и сколько и куда надо. Ровно минуту популяли ракеты в облака, чтобы самый бестолковый утек, и грохнули.
  А когда все утихло, выбрали укромное, теплое местечко на развалинах и залегли спать. Рассудили, что ловить нас будут обязательно по всем направлениям, ночью, днем. А мы тут выспимся себе, а потом и видно будет. Проснулись, когда совсем было светло. Кое-где еще дымилось, местами что-то горело. Вонь стояла несусветная. Даже ноздри щекотало. Химсклад, однако. «Все, уходим».
        Командир пошелестел картой, посмотрел мельком на компас, более для порядка, т.к. солнце сияло во всю мощь. Всем ясно, где юг, но потянулись на северо-запад. Лесочком, лесочком. Вышли на полустаночек, залегли.
      « Миша, сходи к станционному смотрителю, потолкуй о том о сем».            Миша , не мешкая, ящерицей уполз-уплыл по снежку к будочке и минут через десять вернулся.
         На 20-30 секунд тормознет лихача.
        « Садимся в разные вагоны, а соберемся в одном потом. Нам-то ехать всего полтора часа. Выйдем, как белые люди на вокзале в городе, а там 15 км. по своей территории домой».
  Точно! Подлетает лихач (скорый), машинист во все слова кричит на смотрителя, а тот, незаметно сменив красный флажок на желтый, также спокойно советует машинисту обратиться к глазнику. Еще пара ласковых, поезд дернулся и мы помчались.
  Город встречи не организовывал, и мы тихо покинули гостеприимный вагон, где нас успели напоить чаем с сахаром и пирожками, где все пытались всунуть нам колбасы, курятины, фруктов, конфет.
                Любили в те времена солдата искренней любовью.
Оттерли от ваксы наши мордашки своими надушенными платочками. И мы благоухали, как букет экзотических цветов.
                Командир, мы тебя любим.
 До городка легкой трусцой пробежались, почистились, заправились и, напевая нашу полковую песнь, красиво прошли через главные ворота.
  Доложились. Сделали разбор. Отметили ошибки. Вымылись в бане, отдохнули сутки и, жизнь продолжается, но с одной приятной особенностью: наши противогазы стали самые ухоженные в школе, в сумках не стало сухарей, запалов, патронов и т.п. необходимой мелочи. А у Геннадия Павловича Минаева в сумке, в особо-пришитом карманчике, всегда лежал, подаренный лично старшиной, комплект новых  надушенных портянок.







               




               





  Э Т А Ж Е Р К А

  Утро, всегда хорошо. Тревоги, значит, ночью не было, подъем по распорядку, пробежка 15 км., зарядка, душ и умывание, со скоблением щетины, у кого есть, утренний осмотр, с дотошным разглядыванием задников сапог, подворотничков, носовых платков, портянок. Солдат должен быть чист, свеж, а от этого и здоров. Случаев нарушения чистоты не было, но тщательность ежедневных осмотров совершенно необходима, дабы не позволить хоть разок опуститься ниже требований. Перекличка, проверка, в т.ч. и содержания  карманов.
         Разойдись! Выходи на завтрак.
 Кто же на завтрак не поспешит: сваливаемся со своего третьего этажа дружным топотом и, изображая подобие строя, вот уж в кровь вошло везде строем ходить, а в столовую сие не требуется, полутолпой, слегка поспешая, входим в залу приема пищи и растекаемся по столам.
  Столы мощные, большие, все отделение во главе с командиром, свободно помещается.
     Стали, притихли, ощущение такое, что, как положено в мире христианском, творят молитву перед принятием даров Божиих. Садись!
В торце стола возвышается горячая подставка, на ней внушительный котел с харчем. Рядом в чашке разливательная ложка и необходимый инструментарий, в зависимости от содержания котла. По центральной оси стола хлеб в плетенках, масло сливочное кружочками, соль, всякие разности типа соленых огурцов, капусты, грибов, яблок. Раньше масло клали большим куском, ровно по весу на 11 персон. Но всегда оставалось недоеденное, ибо каждый старался взять меньше нормы, дабы не случилось кому нехватки. Но помог «несчастный» случай.
     На вечерней поверке, при осмотре, в кармане обнаружился кусочек сухаря. Так умотался за день, что не сжевал в течение этого суматошного дня.
          Что сие!?
         Сухарь.
          Почему ?
  Да с обеда некогда сжевать было, а выбросить никак не можно.
  Это правильно! Люди сколько труда в него вложили. Сеяли, убирали, пекли, сушили. Молодец! Похвально! Но… порядок- штука, не терпящая поблажек. Наряд вне очереди! Есть, наряд вне очереди. После отбоя самостоятельно на кухню, доложи дежурному офицеру и поступай в его распоряжение! Есть!
  Все улеглись, а восхваленный, но наказанный,  топает через аллею, маленький уютный скверик, который зимой засыпан снегом и не чистится специально для пользы растениям его составляющим, большую красивую летнюю залу, прямо к дежурному офицеру столовой.            «Курсант НН для отработки наряда вне очереди прибыл»!
  За что это тебя старшина упек?
  «Да вот сухарик в кармане утаил на ночь».
                Да… Бывает. И тут вспоминает свои случаи таких наказаний, сочувствует, кряхтит, но бодро жмет кнопку вызова и, явившемуся сержанту, передает для полезного использования.
      «Зелененький? Первый раз на кухне? Ну, давай в макаронный цех. Вот тебе ящик продукции Тульской макаронной фабрики. Этак килограммов двадцать. Все продуть и начинить фаршем. Фарш принесут».
     Макароны мы дома ели все, но никогда не думал, что мама их продувала. Как-то внимания не обращал. Мы в детстве на многое не обращали внимания. Как оно в дом приходит, сколько трудов стоит! Сколько часов мама у плиты стоит, как варится и готовится.
      Что ж, будем осваивать. Распечатал коробку, развернул пергамент. У! Макаронищи! Как снарядный порох! Трубки толстые, в палец, ровные. Не то, что в наших магазинах, ломанные, переломанные. Смотреть приятно. Но, к делу! Приготовил пустой ящик, уселся удобнее, дунул. Хе! Столбик мучной пыли вылетел и затуманил радость. Это ж на кого я буду через час похож, на мельничного подручного. Соорудил из марли защиту- вроде лучше пошло. Дую, складываю. Тут вертятся всякие с советами, спрашивают, когда фарш нести. Какой тебе фарш! Видишь процесс какой трудоемкий! И десятой части не сделал, а уже дыхания нет. Ходят хихикают тут всякие, нет помочь, только советы. Вобщем, передохнуть надо. Встал, побродил по закуткам и нашел кое-что. Я ведь механик по натуре и образованию, мне всякая железка родня и товарищ. А ну вот эту и поиспользуем. Что она пылится в чулане. Пускатель горелый? Так это враз «зробым». Зафыркал компрессор, а пыль, чтобы не в цех  летела, удлиним шлангочку и, за окошко. Двадцать минут и вся продукция Тульской макаронной фабрики продута.
  Даешь фарш, пехота!
  «Эй, кто заведует сим продуктом»?
  Грозный старшина, глава мясного цеха, отвесил пять  кило.
« Бери! Не хватит, зайдешь еще. Все! Топай. К утру чтобы готово было».   

  Да, дела. Как же их набивать? Чем туда засовывать? Это же не два-три сантиметра, а двадцать пять! Мама родная! Трудись, голова. Не зря торчишь на теле выше всех.
      А как дома колбасы набивали?
      Правильно. Мясорубка с удлинителем. Попробуем. Что в чуланчиках есть, посмотрим. Вот и искомое. Приделаем тоненькую трубочку, сунем в розетку. Опять не крутится. Все поломано. Включим напрямую. Есть. Гудит. Эх, помощника бы. Да эти умники только потрепаться и похихикать приходят. Надо самому.  Вот процесс и пошел. Подставил макаронину, продавливает насквозь, потек фарш с другой стороны, готово. Следующую, следующую, следующую…. И так все пятьсот двадцать штук. Готово! Остатки фарша в мясной цех.
          «Уже? Сделал?» Да. Готово. «Ну, что ж, давай испытаем. Идем в варочный». Старшина, свари пару кило, пробу снять надо. «Старичок» покачал головой. « Балбес, давно молодым был? Все не наиграетесь»! Засыпали макароны в котелок, водички, пару. Двадцать минут и «извольте кушать». Сели, насыпали в тарелки, полили подливкой. «Мясной» старшина каждую на несколько частей режет, фарш проверяет.
              «Ты посмотри, а ведь все набиты полностью». Как же ты умудрился? Чувствую, что-то к истине клонится.
  Брат, ты нас прости, это всегда такие шутки с новичками устраиваются.
  Помучается часа три четыре. Бросает. Ну, мы в хохот и подначка кончается. А ты все по-честному набил. Как смог?
       «Варочный» старшина покачал головой и добродушно выдал, что в таких  «тыквах», как у «мясного», просто извилин нет. Поэтому не понять, как молодой все сотворил.
  Все бы хорошо, но заглянул подкрепиться дежурный офицер.
     « Во, молодой, как успехи? Как первый наряд»?
       И тут экзекуторы рассыпались в похвалах.
       Командир, да он весь курс приписки на высший балл сработал.
       «Что? Опять макароны продувать и набивать заставили? Фантазии нет»?
      Дак, командир, это ж веками идет. Не нам менять традиции.
      «Ну и что? Набил»?
       Да сами отведайте.
       «Отведаю! Самих отправлю куда-нибудь на «проверки».
  А и правда. Все набито полностью. Флотские фарш просто добавляют, а наши внутрь наталкивают. Угостите утром командира части. Весьма и весьма вкусно. Да!
       На ловца и зверь.
      «Что хвалите? Положи попробуем и мы с начальником караула.»
        Это командир полка. Проверяли несение службы и зашли подкрепиться.
  « Макароны с фаршем внутри? Новичок расстарался меня ожидаючи? Ну,ну. Все вековые традиции блюдете. Правда вкусно. А как ты, дружок,  умудрился целый ящик набить. Сколь знаю, больше полусотни за ночь, не получалось еще. Сколько, старшина, рекорд вашей кухни»?
      Сто одиннадцать в 1956 году было. Татарин Амиров сделал. Сегодня пятьсот двадцать. Высший сорт. Новый рекорд. Занесем в книгу рекордов. Имя озвучим.
       Садись рядом, рекордсмен. С Кубани? Казаки? Как умудрился-то? Так приказали же. Вот и сделал.
      Покажи. Такой рекорд. Надо убедиться своими глазами.
      Попили чайку и пошли. «Мясной» тащит фарш, мы уже друзья, макаронный цех-ящик макарон. Расселись. Приступай.
 А что, все отлажено. Пшик. Пшик. Пшик. Десять минут и ящик продут.
   Полковой командир в усики улыбается. Локтем начкара толкает: видал! Далее фарш пошел. Двадцать пять минут и все готово. Дааа!
---------------------------------Ты, брат, поломал всю малину кухонной братии. Конец вековой традиции. Посрамил, посрамил. Пошли снова чайку погонять. Вот, гвардеец, поразмысль и сделай машинку масло сливочное пайковать. Не съедают все, остается. А всяк должен свой паек съесть обязательно. Потрудись на благо «обчества». А наряд я своей властью с тебя снимаю. Доложишь своему старшине.
  Ну, пошли, начкар. Потрудимся еще.
    Ящик масла нарисовался сам собой на столе. Твердый картон, пергаментная обертка. Смотри, «Кулибин», думай. Хоть весь съешь, главное сделай.
   На Руси живем, однако. Надо? Сделаем.
   День в поле, на занятиях, на стрельбище, а в личное время творим. Нас уже пятеро. Сверлим, паяем, варим, режем. Гоняем чаи ЦАРСКИЕ. Это когда ни в чем недостатка нет. Масла навалом, ящики, не съесть, сахар, мед, шоколад, сухари всякие…
Трудно утром на зарядку бегать. Старшина даже посочувствовал, дал персонально по два круга километровых, чтоб форму не перешивать. И через две недели приказ выполнили.
Снимаешь картон, разворачиваешь пергамент, опускаешь кубик этот на приемный стол, жмешь кнопку «ПУСК» .  Заурчало, загудело и посыпались на тарелочки ровные желтые кругляшки. Точно по весовой норме. Вот откуда эти кружочки на столе.
  Раздающий накладывает по тарелкам кашу и передают по столу. Хлеб, масло, добавки всякие. Ешь спокойно, не торопись. Целых полчаса времени. Поел быстрее- иди гуляй, или посиди, не успел- извини, брат, команда на выходе тебя уже поставит в строй. Ждать не будут.
   «Первый взвод, имущество в машины. Едем на аэродром железяки кидать»
.    В переводе: грузить в самолеты тяжелую технику,  бросать ее с парашютом и самим лететь следом. Нашедше ее в поле, сгонять с платформы, цеплять платформу и ташить к месту старта. Затем цикл повторяется. За всем этим наблюдают десятки глаз. Что-то добавляется, что-то изменяется и все доводится до приемлемого совершенства.
  Затолкали мы две машины в брюхо « Антона»,  техники закрепили все намертво. Загудели. Груз тяжелый, «двенадцатый» разгоняется долго. Опущенные вниз концы крыльев поднимаются, выпрямляются, затем прогинаются вверх. Гремят колеса, ревут двигатели и вся махина отделяется от земли. Медленно лезем вверх. На трех тысячах инженер машет нам флажком. Все! Занимаем места.
      Вдоль борта на самом конце, у «свала», где самолет кончается и начинается небо, под потолком есть укромные места, этажерки. Там тебе сидеть и ждать. Как машина свалится в синь небесную, так и ты, не мешкая слишком, прыгаешь в эту дыру. На машине сначала открывается стабилизирующий парашют, а затем, когда она правильно висит в пространстве, открываются главные системы. Ты падаешь недалеко и в нужный момент, знать бы, когда он наступает этот нужный момент, открываешь свой парашют и стараешься приземлиться поближе к машине. Потом тащишь свой багаж в «железку», заводишь, скатываешься с платформы на землю, цепляешь платформу на буксир и жмешь на старт. Это теоретически. В натуре -как получится. Не все пока получается. Все вновь. На каждую установку два человека. Слева и справа. Вот сидим и гудим, или гудим и сидим. Пошла первая. Не наша. Свалилась вниз, двое следом. Только самолет вверх подпрыгнул. Шутка сказать, на  сколько тонн полегчало.
Минута. Пошла наша. Ближе, ближе. Вот сейчас свалится и нам следом. Ё-МОЁ! Да она же не зацеплена! Это вытяжная веревка стабилизирующего парашюта карабином крепится к самолету, чтобы сорвать застежки стабилизирующего и он открылся. А раз не зацеплена, то падать ей до земли. Системы не откроются. Что тут думать! Уже не зацепить. На броню! Хвать за все, за что можно уцепиться и хором вниз. А что делать?  Да и думать некогда. Вывалились красиво. Плавно вертит. Держись руками и ногами. Сильно не отрывает, но ветерок рвет. Падаем же, а не висим. Где ж этот мешок? Он красный, его должно хорошо быть видно. Как муха по потолку. Спокойно. Тридцать секунд твои. Работай.
 Эх, если бы не крутило.
  Она как выпала, так и вращается в какой-то плоскости, то тебя срывает, то прижимает. Вот он краснай мешок. Вот зачековка. Резать, резать. Пошел стабилизирующий. Крутнуло еще немного. Стала ровно. Теперь замок надо открывать, а то откроется система на земле. Ведь прокувыркались сколько. Рви замок. Что значит сил мало. Рви! Все! Пошли купола. Тикать самому надо. Но сначала посмотрим, где земля. Где? Да вот уже рядышком. Куда прыгать? Не успеет купол затормозить хорошо. На запасном? А эта махина придавит если? А секунды то бегут, а высоты- то нет совсем. Садимся вместе! Все ж платформа аммортизирующая, свои ноги, да чуть повиснуть на лямках. Вот и смягчится «целование» с землею. Ветерок слабенький, снос терпимый. Плывем, как на корабле. Ближе, ближе. Бах! Трахнулась вся система о твердь земную, пшикнули гасители, раздирая сопла в воздушной подушке, отскочили замки крепления подвесной системы, только успел руки сбросить. Замерло все. Тишина. Под тобой броня, а сам как памятник. Разгильдяйству. Ноги мягкие, но целые. Теперь, на земле, проще. Свой парашют долой, в машину нырь. Стартер! Есть. Чуть вперед. Трос за платформу. Готово. О! А где мой напарник? Где его алый купол? Нет нигде. А должен висеть. Мы его обогнали весьма!
Головой туда, сюда. Вон первая установка только стукнулась о землю, ее ребята еще висят, а мы уже работаем. Газу! К старту. Жмем на всю, снег веером, платформа болтается во все стороны, рада, что целая осталась. Хорошо.
  Десять километров, со скоростью сорок километров в час, пробежали мигом. Дрожь улеглась. Встречные машины поморгали фарами и ушли собирать купола и подбирать вторых номеров. Вот и старт. Там уже смотрят на часы, вертят головами, переговариваются.  Какой-то газик мчится наперерез, моргает фарами и командует: за мной. Новое что-то! Но раз никто на старте не против, надо рулить следом. Подкатили к группе. Все в теплых куртках меховых, вот бы мне такую,  ждут. Молчат. Погон нет, кто есть кто? Вот подбежал один.
            Вылазь. Пойдем со мной.
            Идем. Заводит в палатку. А там…Зам командующего во весь свой двухметровый рост.
            Поздоровались.
           Садись. Все, оставьте нас.
  Сынок, что это значит? Рассказывай со всем подробностями.
 Товарищ генерал, по нужде. Никакой задумки не было. В последний момент увидел, что она не зацеплена за трос. Уже валиться начинала. Простите, виноват. Некогда думать уже было. Так уж вышло.
   А как же ты держался на ней когда вертело? Сдувало, ведь?
  Сдувало. А как держался- не помню. Замок только очень тугой, еле осилил. Что они так его затужили, оно, конечно там автомат открывает, но можно было и послабее сделать.
   А как ударило о землю? Сильный был удар?
  Да нет. Ожидал посильнее. Даже мягче, чем обычно при ветерке на своем куполе.
   А повторить сможешь?
   Нет. Таких кренделей навыписывали, что больше не тянет.
   Нет. Без верчения. Все штатно. Только надо остаться на броне все время. А эту фалу, что была не зацеплена, сам пристегну. Своими руками.
     Тогда, только не сегодня.
      Нет, сынок, именно сегодня. Завтра ты будешь другой. Я войну прошел всю, я это знаю.Приказать не имею права, но сделать надо.
  Надо, так надо. Одеваемся. Только вы в самолет не идите, я сам проконтролирую эту фалу.
    Гудим, бежим по земле. Крылья вверх. Идем легко. На борту только одна машина. Инженер вьется рядом. Чуть не шоколадки в рот кладет.        Ты уж, брат, поаккуратнее, чтоб стабилизирующий не захлестнул. Раздавит в момент. Гляди в оба.
 Прав старый воин. Завтра может не получиться.
   Ну, пошли.
   Качнуло. Повернуло на пол-оборота. Вышел по-писанному малый парашют, стали ровно. Загудел прибор, отсчитывая свои секунды. Дрык! Замки сработали и потащило купола. Ух. какой шум при их открытии. Тот раз и не слышал. Как ветер-ураган в лесу. Наполнились плавно. Рывка никакого. Тишина. Как в мультике про ковер-самолет. Хоть ложись и стебелек жуй. Холода не чувствуется. Ну, если б не страшновато, то прямо хорошо! А вот и землица приближается. Тросиком, конечно, я пристегнут, но покрепче уцепится за лямки системы надо. УдАР! ПШИИИИК!
Замки долой. Еле успел свой карабин отстегнуть, как купола ушли по ветру. Свою систему долой. Стартер, газ. Упали близко, километрах в двух. Подрулил к палатке.
  Товарищ генерал, получилось. А завтра, точно не прыгнул бы.
   Ладно, ладно. Завтра поговорим. Спасибо, солдат! Ты прости меня старого, ничего нет с собой. Вот прими сию вещь. Новая совсем. Первый раз одел. Ты носи, а то там, на этажерке, дует сильно я знаю.
Товарищ генерал! Да зачем.    Знаю, сынок. Не за куртки служим, но уважь старого. Мы над этим вопросом, что ты сегодня так успешно решил, давно головы ломаем. Теперь все ладом пойдет. Это тебе от меня и от командующего подарок. Носи.

  И вот сижу на этажерке, в новой, теплой, меховой кожаной куртке, смотрю на вываливающиеся машины, но уже не прыгаю вслед, а только провожаю глазами.
  Пошла другая программа.





 




      10 СУТОК АРЕСТА   или  КУБИНЕЦ  НА МОРОЗЕ

        Евонный друг все просил и просил Никиту Сергеевича показать ему учения Советских войск, но тот отговаривался то большой занятостью, то сложной политической обстановкой, то еще чем совершенно значительным и не позволяющим снимать подразделения с занимаемых позиций.
  Весна прошла, прокатилось лето, просьба друга оставалась невыполненной и где-то у Сергеевича поскребывало. Не то чтоб уж сильно, но все же. Вот уже и лист, в центральной полосе, облетел, перелетные птицы потянули к югу, там уже и морозцы затянули малые озерки и лужи, а обещанного учения другу показано не было. Совсем легла зима! Запуржило, заметелило. Или доскребло, все же, в душе у первого, или изначально замыслено так было, но полетело за океан-море приглашение на февральскую предпраздничную неделю в гости изволить, посмотреть желаемое и пощупать все руками. Может быть и стрельнуть самому из чего серьезного. За океан улетело приглашение, а в штаб поступила бумага о сем серьезном мероприятии!
  Зашуршал картами люди с красивыми большими звездами на погонах, завертелось колесо расчетов-подсчетов. На картах легли разноцветные стрелы. Военный народ пыхтел, не спал ночи, провоевывал по бумаге. Делал обходы, резал фронт танковыми клиньями, форсировал водные преграды. Война на бумаге разгоралась нешуточная, не хватало резервов, запрашивали помощь округов … Но, видно, кто-то настучал первому о масштабах готовящегося «ледового побоища» и тот сам зашел в главную штабную контору. ЩО тут разрисовали? Що? Не хватает территории страны? Так вы ж разумейте: смотреть будет один человек, ему дайте грому на расстояние его зрения, его уровня

 

подготовки. Его и его товарищей. Да, что мне вас учить, это вы завсегда умели и умеете делать. В общем так: одно соединение пехоты, одно- танков, ВВС для хорошего шума сверху и, для вящего потрясения, дивизию ВДВ. Все сделайте на маленьком пятачке, но шумно, красиво и толково. ХМ, территории страны им уже не хватает. Все! К празднику всех отличившихся отметить! Итого: пятнадцатого февраля начинаем, а двадцатого парад и подарки по заслугам. Первый ушел, а штаб зашелестел бумагами на предмет их свертывания и укладки на места. До назначенного срока еще более месяца, но секретная информация поползла тайными тропами за пределы толстых стен. Еще не были написаны списки задействованных соединений, но в Пскове, Витебске, Коломне цены на теплые носки резко упали, потому, что народ  любил свою армию искренне  и, чем мог, тем старался помочь своим любимым детям-солдатам. На вопросы солдатиков о таком решении бабушек-носковязальщиц, отвечали, сто зима холодная, а на учениях, куда вы скоро пойдете, носочки эти вам и согреют ноги и сердце. Бабули, какие учения? Мы технику уже законсервировали до лета. Уже программы на зимнее обучение в действии. Не знаем мы ваших заумностей, а вот берите, сыночки, эти носочки, да вспоминать добрым словом нас будете. И «бабушкины цеха» заработали на полную мощность, выбрасывая на рынок, натуральной шерсти, качественный товар, по совершенно низкой цене.
Тут надо оговориться, что цена была такая только для воинов.
  Феномен! Но сарафанный телефон никогда не ошибается! В списки подразделений участников «шума средней тяжести», как прозвали сию операцию сами проектировщики, попали именно озвученные, на носочно-шарфовых рядах, соединения. И только древний Псков раздваивал и расстраивал потоки информации. Семьдесят пятая или семьдесят шестая? Тут сбой у бабулек. С номерами у них проблемы. А, может, пятьдесят шестая? Она там тихо в сторонке стоит. А в тихом…?
     Ах, Ах! Как же это? Знаем-то, знаем, но какая неточность. Позор , прямо, сему телефону.
  А подразделения, ничего не подозревая, трудятся в поте лица по своим рабочим планам. Начался февраль. В большом штабе все прорисовали, прочертили стрелы, очертили котлы, расставили на исходные позиции соединения и … загремели пушки, рванули по снежной целине танки, затопала пехота.
           УррррА!
      Тут уж и в назначенные войска пришли директивы. Кому и почто. Сколько и кого, и куда. Все в секрете, т.к. все будут подняты по тревоге неожиданно! 
    Наш комдив, распечатав пакет, радостно потер руки, призвал начштаба, обрадовал и его. Во, брат, нам дадут шумнуть по полной. Бросим всех сразу. Чтоб на небе окошка не осталось! Все белое, а сквозь купола- небес синева.
  Начштаба мужик-сибиряк. Он сразу к делу: а погода? А ветерок? А лес или поле? Ведь семь тысяч за раз-это вавилонское столпотворение!
Ладно тебе считать, давно не бросали всех разом. Все по-жменьке. То пару батальонов, то пару полков. Готовь документы и прорабатывайте. Радость-то какая!
  И посыпалось вниз: на полки, на батальоны. На пушкарей, на понтонеров, на саперов и минеров… Сушатся парашюты. В расположениях, как в сказочном лесу. Уздечками купола надеты на потолочные крюки, а подвесные системы намотаны на спинки кроватей. В казармах запах неба! Невозможно сравнить ни с чем! То ли подснежника, то ли фиалки, кто говорит пахнет гиацинтами или магнолией. Может быть. Но это, ни с чем не сравнимый, запах неба! Купола поворачивают, разбирают по полотнищам. На тихую умудряются покачаться, как в гамаках. Глаза у всех сияют.
             Праздник- прыжки.
  Спросите у любого десантника. С утра до ночи, часто и с ночи, и до утра или по несколько суток без отдыха и путевого сна, до всех пределов усталости и за этими пределами тоже. По жаре и морозу, распутице и дождю. Лечь хоть в лужу и поспать. Сил нет никаких. А спроси: Вась, завтра прыжки. Пойдешь?  Куда усталость! Глаза заблестели. Конечно! Ты откуда узнал? Сорока на хвосте принесла. Ловим эту сороку поспрошаем поточнее. И пошло – поехало! А вот помнишь, в ту зиму…., а вот Мишка на дереве завис когда, всем взводом стянуть не могли, пришлось дерево валить. А как в реку полроты попали. Наплавались на всю оставшуюся… Так когда, говоришь, прыгаем?
  Укладка-это, как особое таинство. На этот день отменяются даже политзанятия. Чистый, не запятнаный ничем, праздничный рабочий день.
  Летом укладка на улице, на плацу или площади. Зимой в помещении, где совершенно исключено намокание или любая сырость. Смерзнется, не раскроется!
   Долгожданная команда: первый взвод! Взять парашюты.
В парашютной комнате тоже свой запах. Но это не запах неба. Только купол небом пахнет.
           Выходи на укладку.
          Строя, конечно, нет. Парашют в сумке распущенный и просушенный, запасной рядом. Общий вес полтора десятка килограммов. Выстраивается ровная линия сумок. Проверяются пломбы. РАСТЯНУТЬ УКЛАДОЧНЫЕ СТОЛЫ! Это такие брезентовые полотнища, длиной как парашют. Чтобы ни соринки не попало в стропы и купол. РАСТЯНУТЬ КУПОЛА! ПРОВЕРИТЬ ЦЕЛОСТНОСТЬ. И вот так по этапам, постепенно, не перегоняя друг друга, укладывается хозяином свой парашют. Каждый этап тщательно проверяется начальником ПДС ( парашютно десантной службы) и фиксируется в ведомости. Ошибки исключены! Подвесные системы подгоняются на зимнюю одежду, досматриваются и отправляется главный в сумку. Потом тоже с запасным. Сумка осматривается, опечатывается пластилиновой печатью и хозяин несет в комнату-хранилище на  место, где табличка с твоим именем. Комната запирается и ключи у дневального в тумбочке. Взять их не может никто, только командир подразделения идущего на прыжки.
   И вот все уложено. Опечатано. Расположено на полке. Сладостное ожидание. Даже политзанятия не так печальны. Просто- все в радость. На полевых занятиях, чуть что, глаза в небо. Грусть и радость ожидания. Вот ведь, как тянет человека в небо! На, вот здесь на земле, все мыслимое и не мыслимое. Нет!
Небо слаще.
                Там ДУХ, там силы Божественные. Там наша обитель, там истинная Родина. Пришельцы мы здесь, на земле. Это так!
   Дни идут, назначенные сроки приближаются. Хоть все в большом секрете и держится, но все знают почти все. Соседи тоже уложились, зенитчики и пушкари готовы, у них купола в сотни квадратных метров, умаялись за день. Увязали на платформы, засупонили.
Автомобилисты свои машины готовят. Ясно- прыгаем всем соединением. Вот небо расцветим! В несколько этажей. Тут гляди и гляди! Соседу не влететь в стропы, да чей купол не затоптать. Самому не принять на «макушку». Пока приземлишься, куча дел!
  Тихо пропел дневальный: первая РДГ ( разведовательно- диверсионая группа ) к командиру.
           Это нас.
    Кому это понадобились разведчики?
    Стекаемся в малый зал.
     Наш командир, рядом «чужой» полковник. Петлицы сухопутные, сукно светлее, на брюках красные полоски. Не наш. Сейчас точно настроение испортит. Да и наш командир невесел. Чужие всегда чужие. Расселись по местам. Смотрим на большую карту. Понемногу входим в замысел руководителя игры. Вот рубеж, вот идут тремя колоннами танки, разворачиваются в боевой порядок. Оборона молотит по ним со всех видов оружия, из-за леса вываливаются всякие самолеты. Одни штурмуют оборону, другие бьют этих штурмовиков. Карусель под облаками. Высоты маленькие, всем тесно, но хорошо видно и слышно. Нам понятно, но для чего дядя-полковник ты нас позвал? Мы в составе своей родной дивизии в апогее «драки» сваливаемся из-за облаков, перекрываем наступающим все пути, разбиваем в пух прах обе (танковую и мотострелковую ) дивизии и на их плечах входим в город, где население приветствует победителей и устилает их путь цветами! Оно, правда, зима. И с цветами может не получится, но махать руками и приветствовать нас будут!
  Командир, «слухай сюды», глаголит гость. Вот твой исходный рубеж. Да, здесь, дома. Вот тебе точка, куда надо прибыть. Триста двадцать километров от дома родного. Нет, не самолетом. Дак я же парашюты уложил!  Подождут твои парашюты. Как подождут, это же не пряник отнять, это же просто никак! Мы месяц живем, над землей парим! Сядь! Не шуми. Слушай дальше. Не буду слушать, у меня свой есть командир. Я ему подчиняюсь!
  Ушел «чужой», психанул. Нет порядка в войске, какой-то парнишка не подчиняется мне, штабному полковнику. ТА..та…та… Ну и иди… И потихоньку, но с испорченным настроением, потянулись мы ,в свои «логовища»,  зализывать обиды.
  Орет дневальный: СМИРНО!!!
                Ого! Это нашему, кому-то.
  Первая в малый зал! Бегом!
      Кто-то явно диктует дневальному. Сам он такое позволить не может.       Бегом, так бегом.
                АХ! БАТЮШКИ! НАШ ГЕНЕРАЛ! Вот даст нам копоти. Гореть будем долго и с душком. Ябеда, несчастный. Это мы на «чужого».
                Строго глянул. Садитесь.
  Мужики, дело есть дело. И негоже гостей обижать. Тут наш прав. Не получилось ладно. Прости, Господи. Молодые, лишне шустрые.
          Я посижу, послушаю, может, что подскажу, подслащает пилюлю наш.
Полковник ткнул снова в точку назначения. Сюда идете своим ходом, на лыжах. Чтобы ни одна собака не прочула, ни одна сорока не прострекотала! Маршрут выбираете сами, но не позднее восьмого дня быть здесь. Заминируете по этой схеме, все что появится ловите и выводите из игры. Фантазируйте как хотите, но чтобы муха не пролетела через этот рубеж. Да, будет тебе муха по такому морозу летать, остатки обиды еще кипели в крови.
          Даю вам две самоходки. Три боекомплекта к ним. Толковые ребята. Третий год службы. Командир- вот этот лейтенант. Он хоть и молодой, но головатый.
Тут и мы увидели молоденького лейтенанта, скромно сидевшего в уголочке у окна. Встал, поклонился «обчеству» и сел.
          Зовут Иван. Матвеевич. Командир взвода.
  Подсчитаем. 15-го начало. Вам два дня на работу. Т.е. 13 уже быть там. Из дому выходите пятого. Иван Матвеевич, слышишь? Пятого в утро ты у точки выхода. Здесь. Ясно?
   Посмотрел генерал в наши грустные глаза и еще раз подсластил пилюлю:»По окончанию «большого шума» ваша группа высадится прямо на гостей, изобразит захват, слегка пошумев, и – со всеми домой»
  Спасибо. Хоть какое утешение..
  Три дня у нас на подготовку. Подобрали лыжи, одежонку, оружие. Гору «мин», запалы и прочую необходимую оснастку. Все до мелочей. Доложились о готовности.
  Отдыхайте.
  А что, братья, говорил А.В. Суворов перед штурмом Измаила? «День молись, день учись на третий- штурм и победа». Хоть и «потоптали нашу малину», но дело есть дело. Пошли в город!. Это рядом. Пятнадцать километров. На дежурных машинах двадцать минут хода.  Куда пойдем? Да вот в эту. Никольский храм. Снаружи массивный, осанистый. Внутри только-только поместились. Пахнет ладаном, свечами, древностью. Четырнадцатый век. Сколько тут молилось- перемолилось? Сколько бед и радостей видели эти стены. Не перечесть всего. Со стен строго смотрят святые. Краски потемнели, одежды поблекли, а глаза чистые и ясные. Кто они эти Божьи угодники? Никого не знаем. Молчим. Робеем.
    Вышел из недр храма батюшка. Не молод, но и не стар. Седой, правда, совсем. Как седина появляется, это мы знаем по себе. А он совсем седой. Жизнь, видно, покрутила по-серьезному.
  Что, гвардейцы, надобно. В чем нужда?
Уходим, батюшка, в поход. Большой и трудный. На учения. Хотели бы, как Суворов: первый день- молись, второй-учись, третий-штурм. Добре, гвардия, добре. Давайте- ка молебен отслужим перед началом всякого доброго дела. Военное дело- доброе дело, дело Родину защищать. Батюшка скрылся на пару минут и вышел в красных одеждах. Крест золотистый, шапочка фиолетовая. В руках книга. Расставил нас, как надо и: БЛАГОСЛОВЕН БОГ НАШ, ВСЕГДА НЫНЕ И ПРИСНО И ВО ВЕКИ ВЕКОВ! АМИНЬ!
А, вы , ребята, мне помогайте.
    МИРОМ ГОСПОДУ ПОМОЛИМСЯ.
   И все вместе: ГОСПОДИ, ПОМИЛУЙ!
   О СВЫШНЕМ МИРЕ И СПАСЕНИИ ДУШ НАШИХ, ГОСПОДУ ПОМОЛИМСЯ!
   Господи, помилуй.
   О МИРЕ ВСЕГО МИРА, О ХРАМЕ СЕМ, О БОГОХРАНИМЕЙ СТРАНЕ НАШЕЙ РОССИИ, ВЛАСТЕХ, ВОИНСТВЕ И ЛЮДЯХ ЕЯ. Это уже совсем о нас.
   Господи, помилуй!
    Молитва лилась, как бы сама собой. Стирала нашу глупую обиду на штабного полковника, наши смешки по поводу молодости
и свежести лейтенанта-самоходчика. Упрятались гордыня и тщеславие. Все равны, все одинаковы. Вот БОГ СПАСИТЕЛЬ и мы люди твоя. Только что все кипело, не находя выхода, палило душу. Теперь успокаивается, умиротворяется.
     Придите все страждущие и обремененные и Я упокою вас.
     Из кадила шел густой пахучий дым, поднимался вверх и таял там.  Мы, как будто, вместе с ним уходили ввысь к покою и тихой грусти. ПРИЗРИ, ЧЕЛОВЕКОЛЮБЧЕ, МИЛОСТИВЫМ ТВОИМ ОКОМ НА РАБЫ ТВОЯ ( и мы громко называем свои имена ), КО ТВОЕМУ БЛАГОУТРОБИЮ ВЕРОЮ ПРИПАДАЮЩЫЯ ,  И УСЛЫШИ МОЛЕНИЕ ИХ, БЛАГОЕ НАМЕРЕНИЕ И ДЕЛО ИХ БЛАГОСЛОВИ…АНГЕЛА ТВОЕГО ХРАНИТЕЛЯ ПРИСТАВИ ДЕЛУ СЕМУ…БЛАГОСЛОВЕНИЕ ТВОИМ ПОСПЕШСТВО  БЛАГОПОЛУЧНОЕ С ДОВОЛЬСТВОМ  К СОВЕРШЕНИЮ ПОДАЖЬ, ЗДРАВИЯ ИМ СО БЛАГОДЕНСТВОМ ДАРУЯ, МОЛИМСЯ, ВСЕДАРОВИТЫЙ ТВОРЧЕ, УСЛЫШИ И ПОМИЛУЙ.
   Господи, помилуй!
    Батюшка вдруг построжел: ПРЕМУДРОСТЬ, ПРОСТИ, УСЛЫШИМ СВЯТОГО ЕВАНГЕЛИЯ, МИР ВСЕМ. И духови твоему.ОТ МАТФЕЯ СВЯТАГО ЕВАНГЕЛИЯ ЧТЕНИЕ…ВОНМЕМ. И мы внимаем СЛОВАМ ГОСПОДА: ПРОСИТЕ, И ДАСТСЯ ВАМ: ИЩИТЕ И ОБРЯЩЕТЕ: ТОЛЦЫТЕ, И ОТВЕРЗЕТСЯ ВАМ. ВСЯК БО ПРОСЯЙ ПРИЕМЛЕТ, И ИЩАЙ ОБРЕТАЕТ И ТОЛКУЩЕМУ ОТВЕРЗЕТСЯ. ИЛИ КТО ЕСТЬ ОТ ВАС ЧЕЛОВЕК ЕГОЖЕ АЩЕ ВОСПРОСИТ СЫН ЕГО ХЛЕБА, ЕДА КАМЕНЬ ПОДАСТ ЕМУ; ИЛИ АЩЕ РЫБЫ ПРОСИТ, ЕДА ЗМИЮ ПОДАСТ ЕМУ; АЩЕ УБО ВЫ ЛУКАВИ СУЩЕ, УМЕЕТЕ ДАЯНИЯ БЛАГА ДАЯТИ ЧАДОМ ВАШИМ, КОЛЬМИ ПАЧЕ ОТЕЦ ВАШ НЕБЕСНЫЙ ДАСТ БЛАГА ПРОСЯЩИМ У НЕГО.
     Слава тебе, Господи, слава тебе!
  На стол мы положили крупы, сахара, хлеба. Оставили немного денег, хорошие новые валенки (старшина повелел). Батюшка немного суетился, благодарил и глаза его были влажны. Вот ведь столько лет прожили, а все мимо и мимо. Все в «БОЮ И ОГНЕ». А кому это надо? Звания, награды? Пустышка, приманка на тщеславных! Глупость, одним словом. Все подальше от ИСТИНЫ, все подальше от ГЛАВНОЙ ЗАДАЧИ! Как не вспомнить первые дни службы, когда наш главный политработник привез нас, молодых, в псковский собор.
    « Все может переменится, а это- незыблемо, это фундамент и истина»!
  Прав Александр Васильевич! Молись и станешь непобедим! Упускают наши правители главное, явно упускают. Лозунги штука хорошая, но как вспышка: загорелся и..потух. А истина –вечна. Точнее- бесконечна.
   До части решили пройтись пешком. Очень даже есть о чем поговорить. Пришли к ужину. Отдельно от всех похарчились. На нас, как на болящих смотрят. Жалеют, по мелочам и не трогают. Шутка сказать, к прыжкам не допускают. Это ж хуже любого наказания. Это ж …. Слов нет, прямо. А мы умиротворенные, спим себе и спим. Нарабатываем в запас «сонных калорий». 
  Но вот и срок. Быстро собрались, плотно позавтракали любимой перловкой с тушенкой и протопали на место встречи с самоходчиками.
   Две косолапые, просто уродливые, гусеничные машины стояли в короткой колонне. Толстенные хоботы орудий зачехлены белыми колпаками, все, что сверху- побелено. Экипажи построены рядом. Их восемь и нас тридцать. Итого тридцать восемь крепких, знающих свое дело ребят. Познакомились.
Самоходы, вперед! Не отрываться! Дозор на исходную. Все в поле видимости! Двинулись. А голова все крутит идею. Такие моторы, такие гусеницы, такая тяга, а мы пешки. Нет, сверху никак не поместится. Тут и думать нечего. И привязаться нельзя. Упадет кто, так пока остановишь, сотрешь частично. Что мама с папой скажут?
  Командир, а следы-то с самолета можно распознать. А ну, кто пролетит. Самих-то нет, а след, в никуда, не бывает. Во! Две мысли в головы. Следы заметать надо! Чем? Какой веник? А вот он, родненький. Березовый. Вот они стоят хворостиночки родненькие .
Вали!  Навалили, «веничек» увязали тросом.
          Вперед!
         Так, так. А если на этот веничек присесть, то и он лучше свое предназначение исполнит и пешки не надо топать. Братия, полтора десятка сюда, полтора сюда. Ванечка, потихоньку давай. Дистанция сто метров. Глядеть в оба, не спать! Не растеряйте лыжи. Давай. Самоходки подсели, рыкнули и покатили. Хорошо! А ну, Ваня, добавь. Еще добавь. Уже ощутима прибавка в скорости, «сани» идут мягко. Сидят все крепко. Часик, два. Скучновато стало. Иван Матвеевич, давай сколь можь! Только во все глаза за передней смотри, не потерять кого. Начало сереть, смеркаться. Стой. Готовь табор. Палатки, руби лапник, стели. Ночевка по-царски. Горячая пища, сон в оба глаза. Караул из экипажа. Всю дорогу пятеро спали. Пусть сторожат, да наш один приглядывает. Эх, хорошо! Костер горит, дымок щекочет нос, глухомань псковская. Есть ли кто на ближайшие полсотни километров? Три котла булькают как гейзеры. Каша, она же суп, пропитывается дымком, запахом хвои, снега, воздуха. Где такое получишь на обед, в каком заморском ресторане? Нигде! Дух родного дома ни с чем не сравним. Котелки наваливаем полные, хоть и не шли ногами, а все ж оголодали. Можно было бы и стать на обед, но так раскатились ладно, что с молчаливого решения всех-дули до вечера. Пока хорошо всех видно. Судя по быстро исчезающему содержимого котлов- никто не потерялся. А Иван Матвеевич отяжелел после добавки и тихо засопел прямо за «столом». Он натрудился больше всех. Весь, как натянутая струна. Умаялся,  унервничался. Повезло ему, в хорошую попал «компанию». Постепенно уложились на ночлег. В палатках просто жара стоит. Печурки хоть и маленькие, но ладные. Раз заправил и на пять часов не заглядывай. Теплое- вниз, на лапы, чтобы снизу не подмерзнуть, а сверху только гимнастерка.  Ночью снился священник. Он пил чай, кусочки сахара колол щипчиками и все благодарил за угощение. Эх, батюшка. Домой вернемся, мы тебе целую голову этой сладости организуем. Такого, крепкого, с голубизной. Я знаю, где он лежит. Никто его не хочет использовать. Надо же колоть и дробить. А тут песка сколь хошь. Вот и лежит «сто лет» без надобности. А, если тебе такой по вкусу, начальник столовой с удовольствием головешку, килограммов на двенадцать, передаст. Тут не будет никакого криминала.
       Сон, сном, но утро вот оно.
       Солнышко, и кто-то не спит уже, разрезая пропеллером тугой морозный воздух. Не, нас так не возьмешь. Мы тебе не пионеры у ритуального костра. И следов гусениц не найдешь. Хвостиком, как лисичка замели, при этом имея полное удовольствие. Летай, брат, летай. Выполняй свою работу. Стоп! А может он нас и не ищет. Может какая другая задача? Держи нос по ветру. Смотри, нюхай, думай. И оберегись. Нас –то точно здесь не должно быть. Мы еще первые десятки километров осваиваем     ( по плану).
          Полетал сокол ясный и уплыл в синеву. Что ж, братцы, тронем. Знать бы только, где мы точно находимся. Километров двести вчера прошли, это как минимум. Зацепиться бы за что-нибудь, хоть краешком глаза. Посмотрим карту. Пусто кругом. Ближайшая деревенька, в пять домов. на краю болота. До нее двадцать километров. До нашей точки еще сто, сто двадцать. Хватит гнать, как вчера. Двигаться тихонько, ловить ориентиры. Скоро горушка двухвершинная, от нее останется ровно тридцать, строго на север. Идем, бредем. Ход хороший. Опыт есть. Четыре часа и «верблюдик» двухгорбый, как на ладошке. Отклонились всего на десять километров в сторону. Сейчас поправку и….. Гууу.. Гуууууууу. Опять этот любознательный с пропеллером. Ходит по головам. Голое поле, как укрыться. Там же ас, не мальчик. Вот те и муха, что полковник поминал. Стоим, замерли. Хорошо хоть тени нет, а то нарисовались бы в полный профиль.
   Ушел. Даем полный газ и через пару часов мы на месте.
« И вот нашли большое поле, есть разгуляться где на воле….» Километров на десять равнина. Снег по пояс. Чуть подъем, поверху кустарник, редкие ели. Наш рубеж. «Цепляемся» за ориентиры, разворачиваем схему минных заграждений и..
Опять этот настырный воздушный разведчик.   Увидел, все же. Пролетел, помахал крылышками, ах, какая радость! Глаза б тебя не видели. Развернулся и точно «в руки» сбросил красный цилиндрик с красным парашютиком. Вымпел, называется.
 « Полковнику НН, двадцать танков замаскировать в снегу напротив рубежа обороны. Экипажи убрать и до начала наступления 15.02. в 11,30. не показываться. Первой попыткой наступления экипажи  доставить к машинам. Вторую атаку, замаскированные танки, поддерживают огнем и прямой наводкой уничтожают противотанковые средства «противника» делая атаку успешной…………. Подпись: генерал ННН.»
  Так ты, друг любезный, не тем сбросил свою цыдулю.  Где же нам искать адресата. По идее, он должен идти как мы, раз там уже искалось.     Идти сейчас.
Кочев, Мандрик. Держи бумагу, аллюр три креста, по следу нашему навстречу полковнику НН. Передайте, не показывая себя.  Вперед!
  Замелькали палки, свистнули лыжи и два лучших спортсмена полка двинули к перелеску. И вовремя. Только успели парашютик зацепить на березку, расправить алую ленту, танкачи и подрулили. Сняли вымпел, передали ННу, приказ. Долго толклись танки на поле, и так и этак. Перетолкли все начисто. Целого клочка не оставили. Целый день гудели моторами. Кружились «в вальсе» самозакапываясь. Только к вечеру утихомирились. Хорошо забросали снегом машины, обозначили со своей стороны еловыми лапами их стоянки и, погрузившись в гусеничные тягачи, уехали домой.
Нам –то и ничего, да целый день без еды. Без движения. Подзамерзли.
  Снова раскинули палатки, на своем рубеже, натопили, хоть парься, сварили кулеш. Это пшенка с салом, луком и всякими добавками. Самоходчики примкнули к нашему котлу без ропота и вносили свою лепту. Но, прямо скажем, ребят кормят слабовато. Погоны носим все, а еда разнится весьма. Несправедливо! Отъели, почесали языки. Набрались грехов и похвальбы, и гордости, и осуждения. Да и чревоугодию польстили. На переполненный желудок ничего хорошего не снилось, кто-то гонялся за кем-то, шумел, кричал. К утру, только и заснули по-человечески.
        Что, Иван Матвеевич, прикупим эти машины? Веточки оставим, а само железо в наши амбары. Как? Да с вами свяжешься, сам таким станешь. Имущество чужое, машина одного хозяина любит. Да ребята огорчатся весьма, не найдя свое имущество.
     Нет, брат, ты нас не хули. У нас просто профессия такая.
         Слушай мою команду: танки с позиций снять, перегнать на рубеж нашей обороны, расставить, как тебя, Ванечка, учили пять лет в училище бронетанковых войск.  За два дня все сделать. Ты, Ваня, разрабатывай схему расстановки, обозначай места, остальные- в трофеи и гнать сюда в кучу под елки. Приступили! Вот уж размесили снег, ни пешком, ни на лыжах. Курганы и балки сплошные, альпинистами стали враз. .Вот и первый выплыл из потая, правильно, парень, не прямо сюда. Попетляй ако заяц. Что бы ни свои, ни чужие не разобрались и лощинкой к нам в закуток. Ваня вот и местечки обозначил на своей схеме.
  Опять без обеда. Увлеклись. Но к темну, все на месте. Завтра расставим по номерам.
   Самолетик спозаранку прилетел. Покрутился, пересчитал все веточки, на уже пустых кучках снега, довольный улетел. Так. Это будет продолжаться, наверное, до начала игры. Утром особая осторожность. Пожалуй и на каждый день! Вдруг еще кто тайные тропы топчет, сюрпризы подкладывает. Нас-то еще, считай, два дня тут не ждут. А нам еще мины снарядить, хорошо, хоть прятать легко. Сунул в снег и готово. Спасибо тебе сокол, что спугнул нас. Наставили бы, а эти все своротили, полный конфуз бы вышел. После учений найду и кубик ( 1кг.) настоящего шоколада преподнесу. Спас ведь от срама сокол ты  наш, сокол.  Расставили наблюдателей за три-четыре километра. Четверть группы раскидали по белому пространству. Устанавливаем танки, маскируем. Хорошо балочка на взгорке, как раз, только башни торчат. Молодец Иван-танкист. Хорошо учат. Нарисовал такую схему, что без экзаменов в академию можно принимать. Пусть валом валят, всех перещелкаем. Хоть сто штук, если найдут.
  А вот наступил и день нашего прибытия. Трудись пехота, хоть и крылатая. Таскай на горбу пуды, потей, нарабатывай аппетит. День, как час пролетел. Все по схеме. Все связано. Высший класс. Наш майор Петров, минное дело вел, очень остался бы доволен.
Есть от усталости не хочется. Защищается организм. Не хочет перегружаться. Самоходчики «пахали» вместе, рядом. Так просто слегли. Оно и понятно: харч слабый у них дома. Запасов в организме нет. Все больше на машинах, пешки не ходят. Но, потрудились добре. Попили чайку с шоколадками, улеглись на лапник, даже печи не топили. Снов нет. Провал. Как часовые выстояли?
  Доброе утро, как спалось? Это, уже «теперь наш», полковник откуда-то появился. Пришли вовремя? Установили все? Самоходки в оборону вписали? Завтра с утра подойдут «оборонцы» и займут здесь пространство вооот такое. А это что за месиво снежное перед нами, кто истоптал девственное покрытие. Вы что? Так минировали? Гоняли гусеницами?
Товарищ полковник, разрешите обратиться? Ну! А вы посредник, или кто? ВЫ за кого? На чьей стороне? Я начальник штаба обороняющейся дивизии. Это мой рубеж. Вас я выпросил для сугубо-секретной работы, той, которую вы сделали. Управлять во время боя своим имуществом будете сами. Ясно? Конечно. Но, товарищ начальник штаба, мы тут разжились  еще кое- чем.  Ваня, простите, лейтенант, покажите схему. Полковник тщательно поводил пальцем по листу, прокрутил в голове.
  Грамотно. Но свои машины мы расставим по уже утвержденному плану. Менять ничего не будем. Все уже знают свои места. Если менять, то путаница неизбежна. А после игры, на разборе озвучим и этот вариант.
  Ваня скромно отошел «в тень». Полковник явно не хотел отвлекаться на пустые разговоры. Товарищ полковник, вы не поняли. Что тут понимать, дорастешь, десантник, до моих погон, тогда поговорим. А сейчас все. Да нет, не все! Что Иван Матвеевич вам показал, это сделано в натуре. И танки стоят натуральные. А такие погоны мне не нужны. Цвет не нравится! 
                Ваня, проводи своего начальника, покажи наше имущество.        Ваня не дрогнул! Видно десантная закваска уже сработала в нем.
                Прошу.                И пошел, бедный полковник, по фронту белых танков, от удивления загибая пальцы по два и три на каждую башню. Ты где достал? Чьи? Кто дал? Одни попрятали, с целью нас перещелкать с прямого выстрела, а десантура посчитала сие несправедливым, вот извлекли осторожно и перепрятали сюда. Схемку я изобразил. Трудились все вместе.
             Во дали! ВО сюрприз! Да я теперь Кольке ( начштаба танковый ) все фланги оборву. Дам я ему клинья забить! Да еще и коньячок поставит за свои железки. То же тайноходец. Стоп, стоп! А когда же он их прятал? На все про все дня три – четыре надо.
              Умный мужик, полковник. Дураков нет в армии, чего там.     Десантник, ходи сюда. Цвет погон, говоришь, не нравится? На крыльях перелетел? Открой, брат, секрет. Сохраню в тайне. До сего момента не по душе был ты мне, с того разговора у вас дома. Все держал обиду. А ты, брат, чудо сотворил и помалкиваешь!   
           Профессия такая, товарищ полковник. Ладно зови меня Виктор Иванович. Я старше по возрасту.  Где же мне теперь столько башенных стрелков найти? Эх, ты. Какая радость! Виктор Иванович. Не горюйте. Мои ребята не хуже ваших из этой техники могут стрелять. Тем более, не взаправду. Мне и трети хватит для работы. Управимся.
          Идет!
           Подходят войска, занимают позиции. Дымят кухни, ревут двигатели, ругаются командиры всех степеней. Только наши спокойны. Сидим вокруг котлов, уминаем гречневую кашу с маслом, запиваем крутым кипятком. Наша работа кончилась. Сиди жди «боя».
  « ….чуть утро засветило пушки и леса синие верхушки ».  Первые дали штурмовики. С воем и визгом гладили первый эшелон, потом двинули танки, колоннами, сквозь снежную завесу. Затем веером развернулись, пехота следом. Дошли до еловых веток, замерли на минуту и покатились обратно.
           АУ! Танкисты, поздно высадили вы свой десант. Таночки-то ваши здесь. Идите сюда. Оборона замерла! По полю рыщет почти сотня солдат, бегают наплевав на «огонь» противника. Где наши машины??? Только глыбы смерзшегося снега.
          Расстаяли, ваши машины. Пять минут, десять. Все ясно: сперли. Рванули танки во второй раз. Это, уж, сеча! Кто как, где уступом, где фронтом, где колонной! Лезут врукопашную. Озверела оборона, покрылось огнем все видимое пространство. Палили все. Не знаю, как и кто управлял боем, но очень было похоже на футбол, когда вся команда идет внавал. Мы рвем свои мины. Фонтаны цветные под облака. Смотри только, чтобы людей близко не были. Прорвались несколько танков через первую линию, дуют дальше. А их ловят, как животин каких, сзади на броню, затем накидку на глаза. Все стал. Да горячие все, чуть не до драки. Хорошо, не война настоящая. Крут наш воин в бою. Никто не устоит. Посмотрел бы Александр Васильевич, порадовался.
 Пять часов грома и шума. Дымища, не продохнуть. Начальства не найти, а нам и домой пора. Генерал обещал утешение за понесенные труды.
 А тут и Гром с небес! Сколь видит глаз: самолеты и самолеты. Какая-то неотвратимая сила, ровным строем, в три этажа. Вокруг вьются истребители прикрытия, кто-то пытается нападать и бортовые пушки всех машин грохочут во всю мощь! Пошла техника. Этакие кубики лениво переворачиваясь, медленно валятся вниз. Грохот открывающихся куполов. Затем выбрасывается пехота. И сыплется, и сыплется, и конца, и краю нет. А машины сбросив десант, веером расцвечивают небо. Стрельба, стрельба. Все небо завешено куполами. Все! Просвета нет. В несколько этажей. Тут не зазевайся1 До трагедии не далеко. Крути башкой, смотри во все стороны. Красиво!
  Когда сам находишься в этой смеси куполов, не замечаешь ничего. Только бы не перепутаться с кем. Вырулить на сколь свободное пространство.
С земли просто потрясающе! Жаль нет съемочного оборудования - фильм получился бы великолепный.
         Осела снежная пыль, войско собралось на маяки, команды, команды, команды. Зашевелилось пространство. Двинули на «противника» . Ур-р-р-аааа! Да, снег не дает скорость развить пешему, но неотвратимо натекает человеческая лавина на супротивных.
Разлились по их рубежам, обтекли узлы обороны, ударили совместно и с фронта и с тыла.
Два часа дела и « противник»  сбит.  На плечах оного катит крылатая до обозначенного рубежа.
            Затихло пространство. Только перемолотый и задымленный снег. А это, что за сани тянет БАТ? Спереди клиновой нож. Сам себе дорогу гладит.
            Выскочил майор. Где тут диверсанты? Подать сюда! Шустрый какой. Это кто ж тебе так запанибратски к оным  обращаться дозволил?
          Аркаша, пойди поспрошай этого торопыгу. Что ему надо?
          Аркаша человек вежливый, он маркшейдером работал. Под землей правильное направление проходки осуществлял. Здесь, на поверхности, ему самые деликатные дела доверяются. А что вы, товарищ  майор, здесь кричите? Народ отдыхает. Кто-то нужен? Для чего? Ах! Наш генерал послал. У нашего генерала свои посыльные есть! Зачем он будет в смущение вводить чужими людьми. Может вы, товарищ майор, сами диверсант? И хотите, ни в чем не повинных гвардейцев, за украденные танки огорчить?  Майор психанул. Ты кто такой, чтобы меня воспитывать? Кто? Да сидите тут…. А потом дуйте пешки. Им  салон-вагон люкс подают, а они выкобеливаются!!!
           Но, что-то майор не вызывал доверия. На петлицах эмблемы пехотные, а осанка танкиста.С чего это так? Товарищ майор, кто вам шинельку дал? Не с вашего плеча! Можно я вас в плен возьму, вежливо испрошает Аркаша. Тут майор трухнул. Изобразил жуткое возмущение, вложил в свою речь крепкие слова и, совсем засветился, вкрапляя в речь сугубо бронетанковые обороты. Махнул рукой, поорал еще немного персонально на Аркашку, и двинул в свои сани обратно. Почти бегом.
          Так! Этого диспозиция не предусматривала. Надо тикать!  Разводи костры. Изображай длительный отдых.
             Иван Матвеевич, друг, подвези немного. Где наши сани?
             Там, где их отцепили. Вот там за бугорком.
              Цепляй, Ваня, грузимся и ходу. На нас началась охота.
              Ваня мигом запрягся. Завалились, как при переезде сюда, и рванули в противоположную сторону.  Моторы  ревут, полный газ. Держись народ! Дистанция двести метров. Наблюдать всем. Не спать. Это только усталая лошадь идет домой быстрее, нам пусть хоть сто верст круга, только бы в лапы рассерженного «Кольки» не попасть. Тут уж игра взаправду!
  Ушли на полсотни километров в тылы, загнули кривую покруче и пошли, пересекая свой след, мимо «боевого» поля , где перехитрил самого себя мстительный «Коля». Посмотреть бы на него одним глазком, но, лучше, издалека.
         Ваня, давай через лес. Он хвойный, прикроет сверху. Скоро должен сокол ясный заявиться. Два часа на полном газу . Глаза не успевают за деревьями моргать. Как самоходы вертят свои машины в этом частоколе? Мастера! Вот только харч им скромный дают. Не ценят! Все, Иван Матвеевич, забирайся в чащу. Отдыхаем.  Самоходчики, отдыхайте, а мы посмотрим, что вокруг делается.
            Пять групп, по четыре человека, осмотреть округу на десять километров. Вперед! Через четыре часа вернулись все. Чисто! Ставим караул. Обед-ужин. На холодную. Замрем на денек. Полежим в берлоге. Нам домой не пощипанными вернуться надо. Хотя бы эти двести километров преодолеть. Там уже наша зона, там не рискнут счеты сводить.
         Чуть свет пошли.
          Ты , Ваня, гуди потихоньку по этой линии, а мы, по следу, на лыжах.
           Через час стой, до нашего прихода.  Если кто повяжет-отобьем. Третий день идем таким манером. На четвертый появился и долгожданный ясный сокол. Ходит по вершинам, щупает, ищет. Э, брат, это мы предусмотрели. Гуди сколько хочешь. Нам от этого приятнее. Чем ближе ты к нам, тем нам яснее, что путь свободен. Не будешь же ты над своими гудеть. Гуди, брат, радуй слух уставшего воина. Вымотались вконец. Все! Два дня отдыха. Норма по шоколадке в день! Самоходчики на нашем «иждивении». Держатся, не ропщут. Отдохнули. Отоспались. Надо поглубже поразведать. «Колька» муж серьезный.В академиях учат хорошо. 
  Два дня ползаем на брюхе. Где расставлены силки? Где? Вот глубокая балка. Берега обрывистые, лес вплотную. Не пробраться. Без тяжелой землеройной техники хода нет. Это хорошо. А еще, где есть что плохое и совсем плохое? Где нас не ждут? Но балочку, на все пятнадцать километров, надо прощупать метр за метром. Муж серьезный поставит десяток своих и в ловушку влезешь. А в балочке возиться часа три, тут он на вороных и подлетит.
            Роем носом снег вдоль этого естественного препятствия. Нарыли. Две группы по три человека тщательно в бинокли осматривают пространство. Спаси, Господи, тебя, наш учитель по этим вопросам, полковник Пименов. Уроки, учитель, не прошли даром. А мудрый «Колька» хитро задумал. А может он давно на хвост сел? Прижмет сзади. Как курят переловит. Все ж соединение под его рукой! Ваня. Ты ползать умеешь? Прогуляйся с нашими ребятами вдоль балочки. Там по снегу почитайте, что написано. И место поищи, где осилим переход. Нам , видишь, оставили не прикрытыми всего по три-четыре километра. До дома далеко. Если их снимем, на полном газу все равно не успеем. Фланги балки ОН прикрыл, тут и сомневаться нельзя. Балку перелететь незаметно надо. Сколько твоя машина весит?
Тридцать тонн.
Да!
     Тот склон я осилю, мне с этого кубарем не покатится. Да пушка упрется в противоположную стенку, башни ж нет.
            Ходи задом. Так и порешили.  Спускайся задом, держим твою железяку за веник все. Глушители заваливаем одеждою. Давай. Не видел, как А.В. Суворов Альпы переходил, но как тридцатитонную машину спускали с такого крутого склона - сам участвовал. Считай, на руках спустили. Теперь бочком вверх. Веник пришлось бросить. Не до удобств путешествия. Попотели.
Где эти нормы? На кого рассчитаны?  Жаль фотоаппарата не было!.Ваня задом идет перед водителем, двое его за бока держат, чтоб не упал. Самоходка скользит-ползет, облеплена гвардейцами со всех сторон, которые ее, беднягу, толкают куда надо, а не куда ее влечет земное притяжение. Газу не дашь, слышно будет. И перенесли!! И проползли мимо караулов, на нервах, на самом малом газу. Теперь домой, домой! Пять, десять, двадцать километров. Остается всего пятьдесят. Тут, вдруг оказалось, что если хорошо потесниться, то можно всем и ехать, а не топать пешком. Что значит диета. Чуть потощали и вместились. Тридцать километров отмахали мигом.
        Вопрос: жать домой, или красиво подать себя? Не перехватит ли «мудрый муж» рядом с домом родным. Конечно, там можно и отмахаться. Но лучше чистенькими! Стой! Тридцать минут. Соорудить сани. Впрягай. Грузись. Вперед. Прямая линия до нашего  КПП. Перед вратами большая площадь. Эх! А не крутнуться ли нам на этом плацу?  Этак уступом вправо. С одновременным разворотом и сбросом десанта на снег. Раз-уступ, два-разворот под 90 градусов, три-десант на снегу. Вскочили, построились, запели и в ворота!. Ровное поле. Три километра до дома. Вырвались. Потренируемся. Оттянулись друг от друга. Каждый пробуй сам. Первая пошла! Поворот, сброс! Плохо. Еще, еще. Во, на пятый – десятый и получилось,  теперь вместе.
  Командир, шепчет Ваня. Топливо сейчас кончится. Еле дотянем до ворот!
  По веникам!! Вперед! Тут не до жиру. Летим по полю. Хорошо снег не глубокий. На площадь, раз, два, три! Получилось красиво.
           Самоходки, не останавливаясь, в парк,  к себе.
           Запевай!
Ворота распахиваются. Входим в дом родной.
  Мама родная, а это кто???   Лампасы сплошные, шапки голубого каракуля.  Один громадный, холеный: «Кто старший, ко мне!» Всегда так, что хорошее- другим, что похуже- кто старший. Ну, я. Где был? Что делал? Почему людей с риском для жизни на ходу сбросил??? Сымай погоны! Да у меня их и нет. По форме одежды не положено. Ах! Ты еще мне шутить изволишь? Остальные молчат. Притихли. А вот и наш командир. Подошел, обойдя вокруг голубого каракуля, приобнял. Молодец. Поработал хорошо, не попался в лапы. Мы наблюдали. На тебя бросили пятьсот штыков. Молодец. Веди людей отдыхать. Баня, сон. Не корми. Вопросы?
  А кто тот «Колька», что ловил? Тут подошел красавец полковник-танкист. Это Я. Колька. Как ты балку прошел? Там же никак! Отдохнешь, покажешь в натуре. Моих поучишь. Как я тебя ловил, ловушек расставил десяток. Ушел! Поздравляю. Переходи ко мне.
           Первая! Домой бегом, марш.
          Вовремя смыться – большое дело.
         Пока мы парились и откисали, к нам присоединились самоходчики, которых наш генерал извлек из «недр железного лома». Заснули прямо в бане, кто где.
 Пробуждение было неожиданным. Нас с Ваней вызвали к голубой папахе.
За………Обоим по десять суток строгого ареста. Распишитесь к этой книге. 
  Нас разобрал смех. Сами не знаем почему, но смеемся. Этот сердится не на шутку. Попрекает нашего. Наш говорит, это нервный стресс! Их надо не под арест, а в санаторий. Нас хохот раздирает, лампасы не на шутку ссорятся. Надо тикать!. Спрашиваем  папаху голубую, на предмет обратиться к нашему.
  Разрешаю. Мы нашему: разрешите идти? Разрешаю, понял наш маневр командир. Две секунды, и наш след простыл.  О чем беседовали командиры в папахах потом, не знаю. В обиду нас не дали, погон не сняли, звезд не добавили, но Ивана Матвеевича к нам в группу перевели. Стало в группе три Ивана, а чтобы при дефиците времени их не путать, он откликался на призыв: Иван-САМ. Почти как японец. Но произносить Иван- самоходчик длинно. А если по душевному, то просто: Ван-чик. 
   Как понятно, праздник давно прошел. Праздничного обеда нам не досталось. Но пару «пряников» мы получили.  10 марта. Метель. Мороз 15 градусов. Снег добавился, где до метра, где поболее. Командир призвал пред очи свои.
  Завтра в 11.00 десантируешься сюда. Тут будет устроен походный шатер первого. С ним гость из теплых краев. Просит с хорошим шумом проимитировать нападение и захват. Самих не трогать. Понял?
             А, может, лучше тихо?
             Смотри по обстоятельствам.
  Так. Командир свое обещание выполнил. Прыгаем. Погода для этого-  ник-к-к-акая! Ладно, снег глубокий.  Одним глазком глянуть бы на это местечко. Ставим задачу. Разбиваем на три группы. Ах, погода ты, погода. Как попасть и не близко и не далеко. Точка на карте это так условно.
  Гудят моторы, штурман от напряжения даже не разговаривает. Высота 1500. Ветер 12-15 метров в секунду. Люк открыт. Пошел! Дружно вывалились. Открылись купола. Земля покрыта слоем несомого снега. Лесок по ветру. Где-то там этот вигвам. Сносит прилично, но группа висит компактно.  Ничего не видно на земле. Влетаю в сплошное молоко, сейчас встряну в снег. Нет, не снег. Упругое что-то. Это ж полотняное покрытие. Надо же так. Хотели подползти, туда-сюда. А тут прямо в дамки. Очередь вверх, вторую, третью: значит- все ко мне!. Скатываюсь по оттяжке, подрезаю шнуры. Хата валится под ветер, накрывая всех живущих в ней. Собираемся человек двадцать, протискиваемся внутрь. Захватывать некого. Все влежку, фонари горят исправно, хорошо видно, но бороться не с кем. Столы повалены, бутылки и посуда разбросана.
Переборщили мы. Кто ж знал, что завалится этот вполне приличный по размеру домик. Тут не захватывать, впору спасать.
Первым извлекли первого. Нашли по звуку. Очень сильно говорил слова всякие. Чисто, по русски. Вытащили, перевели в уголок, где можно стоять. Потом еще троих наших нашли. Спрашиваем первого, кто еще тут был, кого искать. А он оклемался, хохочет. Во десант дает! Вяжи всех! Тут ветром задрало край палаты, распахнуло и открылись все внутренности. За столбиком, ухватившись за подкос, в полулежачем положении  расположился теплолюбивый гость, Рядом еще двое. Без шуб. Видно, топили хорошо в этом домишке. Наших поднабралось поболее. Рядом просто хорошая стрельба. Видно с охраной спектакль разыграли. Быстренько гостей в охапку и в помещения, что рядом. Там тепло, потеснятся хозяева. Тут первый, отсмеявшись, подал голос. Все, хорошо. Молодцы. Собирайтесь и домой. Спектакль прошел великолепно. Только ты, братец, скажи, как по такой погоде можно было это сделать? Оно же в десяти шагах не видно ничего. Чудо! Потом глянул на дрожащего от холода гостя.  Заморозили моего друга! Шубу ему! Стакан водки!
         Но это не нам.
  Мы потихоньку рассосались в снежную кутерьму. Прошли десяток километров, нашли наш транспорт и отбыли  благополучно домой. А пистолет, что подарил, а может так отдал, по разыгранному спектаклю, южный гость -отдал нашему командиру. У него коллекция таких «игрушек». Так закончилась эта зима. Где и гостя приморозили, и с Иваном Матвеевичем отсидели по десять суток. Служба!


















                ЗИМНИЙ ПРЫЖОК

               Зима стояла обычная. Глубокий снег, мороз 15-20 градусов. Время-от времени попуржит-пометелит.  Больше - ясная солнечная погода. Полевые занятия сменяются классными уроками, работами в парках, изучением новой, нашей и иностранной, техники. Все своим чередом. 15-17 часов в день. В первый год службы это было очень тяжело, потом привыкли и стало обычным ежедневным послушанием. Наползаешься по полю, напотеешься в толстой, с подкладкой, настоящей шерстяной шинели, разукрасишься красными пятнами по всему лицу и - домой,  в теплый класс. Рассчитывай мощность заряда, способ установки, размещение и кучу всяких тонкостей этого «деликатного» дела. Шинель в это время висит в сушилке, там же наваксенные сапоги, шапка, рукавицы, портянки. А ты, намотав вторые портянки этаким красивым белым сапожком, сидишь в теплом классе, чертишь схемы, «рвешь» узлы сопротивления или еще какие объекты, поднимаешь на воздух тонны бетона… Хорошо, когда командиры распланируют день с умом. Так, чтобы день закончился, а у тебя еще и силы остались в запасе! Но бывало не раз, а может это специально делалось, я склонен ко второй версии, что к концу дня ноги не держат, падаешь от усталости и перенапряжения, засыпаешь на ходу.
      Вот в конце одного из таких тяжелых дней и прозвучала команда: все на склад! Получить валенки! Не знаю, как на складах хранятся эти зимние припасы, но ни разу с первого захода двух одинаковых валенок получить не удавалось. Процедура проста: получи, распишись! Оба валенка в сумочке, затянуто шнурочком. Узелок, бантик. Все. Приходишь в расположение, это значит место, где живешь, располагаешься, развязываешь узелок. Распускаешь шнурок и извлекаешь действительно два валенка. Иногда одного цвета: серые или черные, но никогда одного размера. Умный человек придумал, что не бывать валенку левому или правому, все на одну «среднюю» ногу. А если бы левые и правые, то сто человек обувались бы неделю, не менее. Вот распаковал, примерил. Подошли оба- ты счастливчик. Завтра у тебя день отдыха. А не подошли - как на торжище, ходи обменивайся с такими же несчастными.
Причина такого безобразия в том, что после прыжков, все валенки складываются в сушилку на сутки или двое. Где их нещадно перемещают по решеткам, устраивая свои вещи, а затем, по двое штук суют в мешочек, затягивают шнурком, вяжут бантик и - извольте принять на склад. Там принимают по количеству, что потом по количеству и выдают. Как не пытались бороться с сим «злом», ничего не вышло. Получение валенок неизбежно выливается в целый день. Кому все же крупно не повезло, не смогли среди своих укомплектовать пару, тот тащится на склад и развязывает-завязывает шнурки пока не подберет. К утру должно все быть готово! Доклады идут вверх, инструкции спускаются вниз. Подразделение к зимним прыжкам готово!
 Подъем, радостно орет дневальный. Зарядки нет. Сразу в столовую. На завтрак целых полчаса. Потом каждый сопит над своим имуществом. Тащит опечатанный парашют, облачается в зимний прыжковый комплект одежды. Бушлат, шапку, одевает и привязывает валенки.
  Тут особый смысл: коротко подвяжешь-не шагнешь широко, длинно - при прыжке соскочат и будут болтаться на веревочках до земли; ибо в воздухе одеть их нет ни какой возможности. Вот и сопишь, снимаешь-одеваешь. То тянет, то болтается.   Команда  «выходи к машинам» заканчивает этот бесконечный процесс, каждый взваливает все имущество на загривок и резво перемещается на асфальтовую ленту внутренней дороги. Каждый знает свою машину и тащит гору «мягкой рухляди» к своему транспорту. Вот здесь самый строгий контроль. Командиры отделений-раз! Зам. ком. взвода-два! Командиры взводов-три! Все тщательнейшим образом досматривают своих людей и, наконец, пропускают в машину. Ранец-под ноги, парашют сверху, сам на скамью. Брезентовый полог закрывается. С краю- сержант запирающий! Поерзали, подышали и становится тепло. Кто-то голосок пробует, поддерживают. Загудела песня! « Нам, парашютистам, привольно под небом чистым! Легки ребята на подъем, задирам мы совет даем: шутить не следует с огнем!» Либо последнее слово можно понимать и как согнем ( в рог бараний ). Что подразумевал поэт, не знает никто, поэтому смысл вкладываем сами-раз поем про себя. Заполнились машины, запустили моторы и выехали на трассу. Сорок минут хода! Эти сорок минут, отца родного, Маргелова В.Ф. печалили более всего.
Думайте, мужи отечества, думайте! Негоже час только до самолетов добираться. Там минуты, там час, там еще что-нибудь и время упущено. Не успел! Губить людей не дело!! Думайте.
          Вот, в один из приездов, сидя в беседке с гвардейцами и попыхивая своей папиросой, командующий услышал то, о чем давно думал и мечтал. Розовощекий сержант на песочке рисовал необычную картинку.   Казарма, но в стенах устроены двери выходящие в пространство, под ними  лотки, которые кончаются у посадочного трапа самолета, что стоит тут же, с подогреваемыми от внешнего источника двигателями. В самолете на сиденьях все боевое снаряжение. Тревога!!! Ты прыгаешь в лоток, в чем есть, занимаешь свое место, а пилоты запускают свои двигатели. Доклад  о наличии личного состава и…погудели.  На все-про все-минуты. Генерал курил ускоренно свои папиросины, награждая окурками ( их всегда заполучали все с радостью и заливали в плексиглас, как дорогую реликвию) всех желающих, рисовал с сержантом по всему песчаному «простору». Батальон территориально расширялся в десяток раз, полоса вытягивалась на свои километры. Пытались обрасти аэродромными службами, системами  обеспечения и т.п. Но сержант был деловой. Гуляло в те времена такое словечко.
  Почто тащить самолеты сюда.  Проще казармы построить на аэродроме. Какая разница, где жить? Что значит жалко городок, а людей терять не жалко??
Никто не мешал двум стратегам. Слушали молча, но шарики вертелись у всех. Самый скромный, Ваня Баев, рисовал наш аэродром, расставлял по-новому самолеты, пририсовывал прямоугольники казарм, новые рулежные полосы, плац, давнюю мечту командира полка-клуб, спортивный городок.
  Вот, товарищ командующий, возьмите. Закряхтел, закашлялся командир. И клуб изобразил, надо же! Чуть поворчал, для порядка. Махнул рукой командиру полка: проводи, помчусь в стольный град сю схему просчитывать. Хороша картина. Дадут ли гроши?
    Пока Москва разглядывает Иванову картину, мы, грешные, уже высадились на своем аэродроме. Дико ревут десятки двигателей, греются; сколько керосина выплескивают! Вонища стоит, сажа хлопьями.












      Ванька, убьем, если по твоему проекту нам здесь жить придется. Ты, чо? Такую музыку слушать? Ванька улыбается, влазит в подвесную систему, застегивает карабины и на подколки не откликается. Он командир, а забот в такие минуты выше головы. Вот и оделись, окуклились. Ранец, парашюты, сзади-спереди, оружие. Кому рация досталась в подвесном, под зад, контейнере, кому аккумуляторы, носимые боеприпасы. Тут еще минометчики «лепятся» со своим тяжеловесным барахлом. Всем нужны «средства доставки до земли», т.е. мы. Конечно, ворчат на такие дары, но приказ командира не дает возможности улизнуть, обвешиваешь все, на тебе, свободное пространство. Растасовались по комплектам на самолет.
           По самолетам!!
В фильмах показывают, что прямо бегом мчатся к самолету и пулей в него влетают. Подвирают! Медленно, помогая друг другу, по наклонному трапу пробираешься внутрь, усаживаешься на свое место и замираешь! Встанешь только на выброску.
Командиры проходят по рядам, карабины вытяжных веревок  цепляют за троса. Затем еще проверяют. Крайним  ведет проверку инженер экипажа. Все! «Хвост» закрылся, зарычали двигатели, покатили.
  Стали, ревут уже моторы на полную мощь, машина дрожит, крылья опущены вниз, чуть «шевелит задом» (рули проверяют). Внутри все чуть сжимается. Сам напрягаешься, хотя пользы, во всяком случае самолету, от этого нет.  Тормоза отпущены!! Основательно прижимает к соседу,  крылышки выпрямляются, колеса гремят по бетонке, как по булыжной мостовой. Скорость растет, вот уже крылья прогнулись концами вверх, последние удары колес и…повисли. Взлетели. Оторвались от земли. Хоть еще и не в небе, но уже и не на земле. Полет начался.
Долго лезет наш АН-12 –й на высоту. Три тысячи надо набрать. Ниже не прыгали. Гу-…у..-..у..ууу! с перекатами ревут моторы, уши закладывает и все глотают слюну, пробивая слух. Машины идут уступом влево. Наш крайний. Вот и фонари загорелись, поморгали и потухли. Проверили.  Вот и створки разошлись открывая «дырочку» в двадцать квадратных метров. Не промажешь, попадешь!
Горят желтые фонари.
                Приготовились!!  Зеленые огни.
                Пошел!! Вот теперь надо бежать! Сколь можешь быстро, подпирая переднего. Но тот исчезает и ты сам летишь в пустоту! Ау, люди. Где вы? Не успеваешь покувыркаться, как открывается стабилизирующий маленикий куполок и ставит тебя в совершенно приличное положение ногами вниз.
            Вот теперь –тишина! В ушах чуть звенит. Один. Рядом никого. Как ни стараешься быть на выброске поближе, разбрасывает прилично. Если со вкусом прыгаешь, то кольцо не рви, промчись этак с ветерком, прибор сам откроет. А хочешь подольше повисеть, то открывай сам. Купол выходит быстро, хороший рывок, чуть подкрутит стропы, вот и повис. Устроиться в подвесной системе поудобнее вряд ли  удастся, надо хорошо подгонять на земле, но и страшного нет ничего, потом, перед землей ноги соедини в одну подошву. И постучи друг о дружку, разгони кровь. А пока виси как есть. Валенки целы, стараешься подтянуть повыше,  поплотнее. Шапка тоже на месте. Ничего не оторвалось. Порядок. Теперь смотри в оба. Как ни разбрасывает, можно влететь в стропы соседа. Крути головой во все стороны. С ближним веди переговоры. Там, наверху все хорошо слышно, там лишних шумов, как на земле, нет.   Смотрю на землю. Деревушка внизу дымит во все трубы. Народ  топит печи.  Готовит что-то вкусненькое. Картошку с селедочкой, кто и пирог с грибами печет, может и с рыбой. Вот прудок рядом. Скотине воду греют, тут коров теплой водой поят. Людей не видно. А что делать зимой на улице? Сено есть, дрова заготовлены. Продукты все свои Лежи на печи, читай умные книги. Жди весны. Даже дорог не видно. Никто не выезжал давно. За деревней лесок хвойный. Темный, совсем, черный. Еловый.. Сосновый, он посветлей. Сосновый золотистый. Несет по над деревней. Похоже, интерес к лесу не праздный. Хоть бы не в сам лес. Умучаешься купол с деревьев стаскивать. Конечно, ель ни глидичая, есть на Кавказе такое дерево с колючками-иголками в ладонь. Повиснешь, за день не стянешь. И сам нанижешься, как кузнечик для просушки. Однако, сколько не любуйся видами природы, а земля уже и приближается. Сейчас, все  « барахло», приложит тебя к земле с усердием. Ноги, ноги вместе! Не старайся устоять, вались, как кладет. Хоррроший удар! Купол валится  по ветру. Ты падаешь с этаким вывертом во всю свою длину. Пооооехали… Ветерок  пополняет купол, тащит тебя по снегу, а ты барахтаешься, пытаясь перевернуться на живот. На месте, оно б и получилось, а вот на скорости, да по кустикам - никак. Инструкция гласит: вскочить и обежать надутый купол, тогда он погаснет. Попробуй вскочить! Тут только телепаться можно.  Еще написано: подтянуть нижние стропы, купол ляжет плоско на землю и погаснет. Точно! Но ты попробуй дотянуться до этих нижних строп. Тут еще лямка на две длины руки. Подбери, подтянись к куполу по ней. А пока несешься « на вороных»,  разметая  снежную целину, прокладывая борозду на всю глубину  пушистого покрова. Может и повезти. Влетишь в чей купол, твой пригаснет, лови момент. Или кто стоячий  поймает тебя. Повиснет на этом упругом «пузыре», как ретивого коня придавит. Но не везет! Скорость километров 10-15. Все, куда только можно, напрессовано снегом. Нет, не перевернуться. Может, запасной открыть? Как плавучий якорь будет. Или снег подхватит в себя. Наполнится и затормозит. Где это кольцо? Куда задевалось? Все снегом забито. Есть. Поплыл шелк. Белое по белому. Простелились стропы, купол растянулся. Ну цепляйся же! Пока едем. И Едем.
 Кажется удача!. Притормозилась система. Сразу бы сообразить. Стоп!
Натянулись стропы запаски, задрожал купол основного. Порывом ветра его приподняло от земли, рвануло прилично. Еще напрягло и…оторвало от земли неповоротливое тело, крутнуло, как пуговицу на нитке, есть такая детская игрушка, и принялось ощутимо постукивать по земле. И раз, и два и, и три….. Совсем курятина плохая. Оно хоть и не больно, но может и стукнуть поприличнее. Хоть стропы режь. Но такого позора разве можно?? И не ждать же хорошей погоды! И не вылезешь из подвесной системы. И опять удар, и еще!. Эх, мамочка. Изо всех сил тяну лямку основного, добираюсь до строп. Ловлю одну и мотаю на руку. Купол отчаянно сопротивляется, бросается в стороны, но гаснет и
гаснет. Вот и кромка. Тащить труднее, скользко. Надо вставать. Как встанешь, если весь оштукатурен снегом. Корочкой плотно. Тело не гнется. Воин, прости, Господи.
Крючком, зад к небу. Осилил. Долой  парашют. Карабины забиты, но поддаются. Все! Освободился. Все в сумку, сумку на загривок. Включаю искатель ( прибор показывающий, где место сбора) , Прямо на лесок, который совсем рядом. Эх, знать бы, что сбор в лесу. Не тормозил бы. Въехал с ветерком на рысаках. Тащись , дурень, пешки. 
  Народ разбросало прилично. Только через час собрались все. Почистились, проверились. Идем «воевать». Парашюты сложены в машину, сами мелкими группами уходим « на задание». Мы  рвем мост. Соседи, стройбат, городили его почти месяц. Надо его завалить, перекрыть противнику путь отступления. Ползем километр за километром. Пар валит со всех щелей. Жарко. Снег губами ловишь. Как росу пьешь. Вот и мост. Хороший, крепкий. Просчитали чего, куда и сколько. Обнаружили охрану - наблюдателей. Они под взрыв не полезут. Лежат в паре сотен метров. Нас ищут. Тут кто кого! Их брать нельзя. Самим тишком все обстряпать. Придется ждать ночи. Зарылись в снег. Жуем сухари. Снежком заедаем. Вкусно. Засмеркалось. Потемнело. Полезли. Все молча. Без разговоров.         « Пять минут» и все готово. Отходим. Рвем!. Был мост и нет его, Только грохот прокатился, да бревна полетали по воздуху. Надо тихо уйти. Ведь ловить начнут. Кто кого. До дома больше полусотни километров. Можно выписывать любые кренделя на просторе. Да и ночь хорошая попутчица. Вперед, вперед. Рассветает, видно родное жилье. Пахнет жареной рыбой, картошкой. Явно ушли. Уже прошли зону безопасности. Иди не таясь. Все! Дома. Мойся, все в сушку. Переодевайся в сухое и, на рыбку. Потом разбор, занятия. Спать??  Нет! Спать только по распорядку. Только вечером. Армия штука серьезная. Она из детей мужчин выковывает! Кто еще таким делом занимается? Никто!!







ЗА НОВОГОДНЕЙ ЕЛКОЙ

             Завтра кончается год, гвардейцы, оглашает майор Вишневский на утреннем осмотре. Собственно, никто против, ничего не имеет. Просто майор наш по-хорошему провоцирует на предложения. Мы его любим. Он фронтовик. Солдата уважает и бережет. Ибо знает его труд и цену так, как может знать только прошедший войну от начала и до Победы. Награды он не носит, не форсит. Даже на парады и праздники, всЁ без них. Да и не принято в полку блистать. Есть и есть. Тут не девочки собрались. Командир человек спокойный, неторопливый. Решение принимает мгновенно, но высказывает его через паузу, с задержкой, как бы проверяя в себе еще и еще. Может и сердится когда, но нам не видно. Всегда наглажен, выбрит. Воротничок на гимнастерке сахарной белизны, аж с голубинкой. Чуть пододеколонен. Чуть, чуть. Только хороший нос улавливает. Офицер! Настоящий!                Кроме всего, что на меня навешано по службе, я - посыльный к командиру. По тревоге или по какой серьезной надобности, мне лететь в городок на квартиру и сообщить майору о сей оказии. За что такое наказание или доверие? В чем проявилось, необходимое для сего дела, умение? Но ломай голову, не ломай, но мчись за километр в ДОСы и стучи условным стуком в дверь квартиры №8. Первой проснется тетя Маша, жена. Откроет, сунет тебе пирожок или булочку ( всегда!), примет сигнал и мчись спокойно обратно. Задержишься на минутку, и командир обгонит тебя. Так что пирожок будешь есть на привале, если он случится. Тетя Маша когда-то была просто Машенькой, этакой миниатюрной девочкой-подростком. Но задачи фронтовые выполняла серьезные, за что, по нашим точным данным, командование не жалело всяческих наград. Но самой ценной она всегда считает Васеньку, которого извлекла из горящего, разбитого немцами прямой наводкой, здания.
 


Ровно за минуту до его полного обрушения. Средь летящих обломков, воя осколков, горящего дерева и металла, среди столбов пыли и дыма, в самом пекле: наткнулась, сваливаясь с верхнего этажа, на, спокойно сидящего на садовой скамейке, молоденького стройного старшего лейтенанта, который ковырялся в разбитой рации, стараясь вдохнуть в нее жизнь. Руки у офицера были забинтованы  и отвертка не очень его слушалась. Машенька, кроме всего прочего, была радисткой, аппаратуру знала, а тут случай подвернулся и блеснуть. Отвертка помелькала в ее руках, рация покашляла, похрипела и, неожиданно, разразилась отборным неудовольствием начальства, находящегося на том конце радиоволны.
         « Васька!!!!......... Что там????......... Давай координаты!!!! Куда бить? Ты сам живой????.......»  Васька, на которого так кричало начальство, неожиданно для Машеньки, покраснел, извинился за тон начальства и пошел сыпать цифры в эфир, которые тут же материализовались в вой  снарядов, стену разрывов среди батареи противника и неожиданную тишину.
  Немцам стало не из чего стрелять, а нашим- уже незачем. Огневая дуэль благополучно закончилась.  Первым пришел в себя старшой: «Ты что, пигалица, здесь вертишься?  Местная?»
  Не пигалица я, ответила Машенька, а капитан из разведки. Мария Скворцова.
          Слышать о ней Василий не мог, т.к. о сем не треплются на перекрестках  фронтовых дорог,  но протянул всезнающим голосом, что это территория его разведроты, и болтаться, без его хозяйского уведомления,  даже капитанам всяким, здесь не положено.  Машенька вздохнула, глянула в голубые глаза старшего лейтенанта, опустила беловолосую головку, и тихо побрела в сторону нашего расположения.
  Так бы и разошлись пути молодых, да помог немецкий снайпер. Пуля, его винтовки, сорвала пилотку с Машенькиной головы, а голубоглазый мгновенно сбил девчонку на землю и закрыл собою. Снова грохнули немецкие пушки, которые были где-то далеко, дался им этот дом, снова клубы дыма и вой осколков. Оба разведчика  в секунды проскочили к глухой стене, понимая всю опасность такого места, а куда?  Начали осматриваться. Но не успели! Стены пошли вниз, расползаясь в стороны и погребая под собой все, что этим битым кирпичом не смещается. Капитана смело, как пушинку, а более грузного старшего лейтенанта, основательно присыпало. Вот тут и проявилось то, за что,  в такие молодые годы, на погонах Скворцовой разместились восемь аккуратненьких звездочек. Ровно по четыре на каждом. Даром не даются. Откопала, перевязала, взвалила на свою, даже не поворачивается язык сказать спину, ибо оной как и будто нет, тонюсенькая талия, миниатюрные плечики. Нет спины в обычном понимании. Пять километров на себе. Среди стрельбы, нечастых  разрывов, по изрытой всякой техникой местности. Пять длиннючих  километров. Без остановок, передыху. Только наша женщина способна на такое! Действительно и коня на скаку, и в горящую избу. Не силою физической, но ДУХОМ СОСТРАДАНИЯ И МИЛОСЕРДИЯ!
 Встретили ее разведчики  Вишневского, подхватили обоих на свои крепкие руки, бегом понесли в свое заведование. Лежали они на травке рядышком. Большой, широкий, обмотанный бинтами старший лейтенант и малюсенькая, совершенно обессилившая, с рассыпанными белыми волосами Машенька.  Крепкие мужики-разведчики ошарашено смотрели на это, недоумевая, как эту махину могло на себе нести  это воздушное создание. Но оно несло! Оно, это создание, несло и принесло!
         Примчался доктор. Поглазел на Сю картину. Поворчал в усы, которые, из-за большой перегруженности хозяина, были  более похожи на две, распушившиеся по концам, веревки. Не вникая в обстоятельства и пол, всадил каждому пациенту по шприцу какой-то мутноватой жидкости и, ожидая начала действия введенного препарата, начал расспросы.
        Первая оклемалась Машенька. Доктор, он из-под завала. Кирпичная стена побила. Усатый, при этом, осторожно срезал бинты, обнажая побитое и разбитое, местами до костей, человеческое тело. Досталось тебе, дружок, досталось. Но это мелочи. Молод, все заживет быстро. Это тоже нормально, пел под нос усач, убирая ножницами, как бы лишние, кусочки кожи.  Пока промажем йодом. И обильно рисовал тампоном всякие фигуры. Обмундирование превращалось в кучу лоскутов.  Ноги целы, последовало заключение, сопровождающееся йодными художествованиями,  руки - на месте. Кисти оставались под бинтами, наложенными еще самим хозяином. Ну, вот! Дошли до главного. Посмотрим голову. А что голова? Она открыла свои голубые глаза, совершенно осмысленно посмотрела на видимое ею пространство, скулы шевельнулись: «Маша где»??
         Что значит где? Здесь! Вот стоит!
          Голубые глаза поискали, повертелись и уставились на тихо плачущую, к этому моменту, Машеньку.   
        Долго еще грохотала война. Косила и косила.  Выстояли и победили. Слава Тебе, Господи! Искал седой голубоглазый офицер Скворцову Марию Николаевну, просеял всю Европу через мелкое сито.  Профессия у нее неудачная для розысков, кто не знает, с того и спрос какой, а кто знает, сильно не разглагольствует. Но Европу просеял! Нет в Старом Свете! Переключился на Восток. Год, два. Нашел.    Васенька, выдохнуло сердечко полковника, Васенька…..Живой!!!!  Что тут долго разговаривать? Обоим ясно без слов. 
          Вот и живут с той минуты вместе и не расстаются более. Помогай им, Господи.
          Майор, прошелся вдоль строя. Прошелся еще разик, еще. Народ безмолвствует! На банальное командир не способен. Настроение у него хорошее, по всему видно, хочет разжечь слегка. Хоть одного сдвинуть с места. Но мы, понимая игру, уперлись. Ни на что не поддаемся, чем вызываем гордую улыбку нашего учителя.
Кочев, пропел старый десантник. Ты в садик ходил? Нет. Я у бабушки рос. Это хорошо. Бабуля самое лучшее передаст внуку, счастливый ты в этом плане. А что и куда твоя бабушка клала в новогоднюю ночь? Игрушки, гостинцы. В сапожок. А сапожок ставила под елку. Утром, как проснешься, не одеваясь, мчишься в комнату, где стоит елочка, ныряешь под нее, находишь свой сапожок. Руку внутрь. Сердечко стучит. Мац, мац. Есть! Пряник, бублик. Варежки новые, носочки с узорами. Праздничные. Радостно так. Бежишь по комнатам, бабушку целуешь, всем показываешь. Хорошо! Весело. Все смеются, разглядывают подарки, будто не знали ничего. Детство. Хоть и голодное послевоенное, но искреннее исчастливое.
         Вот, вот. Продолжается «провокация». Сапожок, под елочкой. Мы сдаемся и дружно поем: «В лесу родилась елочка, в лесу она росла, зимой и летом стройная зеленая была…»
         Кто пойдет за елкой для роты??? Все, в один голос-Я!. Хорошо, соглашается ротный, хорошо. И коротко называет счастливчиков.
           Старшина, инструмент гвардейцам, веревки.
           Развернули карту, полазали по ней. Сюда. Километров пятнадцать. Берите компаса, лыжи. Мазь на всякую погоду.  После завтрака выходите. Старший группы Кочев!
            Старшина человек опытный, идешь на день - харчи бери на три. И сует каждому пакеты сухого пайка. Пару магазинов запасных. Лес, особенно зимой, да на Псковщине. Волки, лоси, медведи, рыси! Ситуация может возникнуть любая. Так что к сотне патронов еще шестьдесят - не помешают. Нас двенадцать человек. Отзавтракали, оделись, «крутнулись» перед старшиной. Все! С Богом, проводил хозяин роты.
          Шуршат лыжи, легонько трусим мимо внутренних строений, выходим на КПП. Дежурный по части еще все осмотрел. Посоветовал оружие перегнать на грудь. Осторожно в лесу. Появились большие стаи серых хищников! Лосей уже полтора десятка «уели». Хорошо осматривайтесь. Сунул по жменьке ирисок и выпроводил за пределы части.
         Лес начинается сразу за «порогом». Могучие ели, сосны. Всякие кустарники, особенно черемуха. Но лес проходной. На лыжах свободно, без особых виляний, идешь прямиком. Час, второй. Пошел подъем и это радует, с грузом будет легче с горки съезжать, поредел лес совсем. Смотрим на карту, привязываемся к местности. Вот  еще через пару часов и подойдем к месту, где разрешено выбрать пару хороших елочек. Одну для роты, а другую для клуба.  Балочка, горушка и вот стоят красавицы. Друг от друга метров по десять. Не мешает никто распушиться, развернуть плотно ветви. Это когда тесно стоят, то все однобокие, сплюснутые. Каждая по-своему рвется к свету, уродуются. А на просторе -принцесы! Тонкие талии, широкие подолы веером, стать! Цену себе знают.
Спустились в балочку. Сюрприз! Под снежком вода! Лыжи враз намерзли. Не скользят. Налипает и намерзает снег. Ох-хо-хо! Десять метров, двадцать. Снять лыжи нет возможности - сразу тонешь. Болото, видно, под снегом. Волочем пуды на ногах-лыжах. Целый час провозились. Перешли. Оно бы и дольше провозились, но Санек «унюхал» меленькую, узкую тропочку в этом обширном «парнике». Пробрались. Твердо. Можно даже без лыж. Вышли на склон. Наломали веток и вернулись, что бы огородить проход. Он оказался совсем узким, всего метр-два шириной.  Прошли насквозь. Вернулись. Долго чистили лыжи. Развели большой костер, просушили полозья, намазали мазью, прогрели, вновь помазали и растерли. Все,как учил здесь же Аркаша, он с Урала, а там с ранних лет все лыжники.  Пока возились, начало смеркаться. Решили на горке, где наши красавицы стоят и заночевать.  Потихоньку лезем вверх, затыкаем в снег ветки, отмечая путь к проходу. Вот и первая красавица. Как уж хороша, как красива, но…велика. Не дотащить, путь- то не малый. Луна взошла. Все в голубоватом свете. Мороз прибавил. Точно двадцать есть. Щеки пощипывает крепенько. Не зевай, потри варежкой. Ходим от дерева к дереву. Одна другой лучше. Но надо делать дело и командир-Аркаша указует: эту!  Обтоптали снежок и она подросла на метр. Прикинули где резать и за пилу. Без всякого шума легла в снежок, не противилась, знала, что на радость людям.  А от оставшегося ствола пойдет росточек, лет через десять и догонит соседок.  Выбрали и свалили вторую. Все. Можно и домой. А давайте небольшую еще возьмем, тете Маше. Так мы про себя звали жену командира. Но маленьких здесь нет, надо вниз спуститься. Чуть двинулись, как наткнулись на тушу громадного лося. Кто его сюда положил. Следов нет, только его. Может, подранок. А ноги какие-то толстенные. Но решили не трогать и, срубив метровочку - елочку, по своей лыжне потянулись в гору. Костер, дает команду Аркаша. Натоптали снег, уложили ветки, построгали «щепу». Не сказать, что занялось разом, но, с потугами и дутьем, разожгли. Торопиться некуда, лежим в снежных перинах, жуем сухари, сахар. Сейчас согреем консервы и по баночке примем внутрь, для поддержания силы и духа. Поели, отдохнули, пора и за работу. Вот тут и начались мытарства. Как же их нести. Как тащить? Или тянуть? Часа два бились. Но природная  смекалка  Русичей нашла решение. Плотно увязали, укатали в тоненькую колбаску, по поперечине спереди - сзади, на плечи и… смело, товарищи в ногу….
         Два гвардейца впереди, восемь несут две елки, двое сзади. Один с елочкой, другой с «ружьем».  Спускаемся по склону. Часто валимся в снег, трудно четверым идти ровно. Не асфальт на плацу. Вдруг с тылу ударил автомат. Раз, два. Елки в снег. Бегом, если это можно так назвать, к задним.
Саня с колена посылает коротенькие очереди туда, откуда мы только что сошли. Стой! Прекратить огонь. Что там? Ребята, волки. Много! А оно и правда. Косяком, как в фильмах про Чапаева, лавою, по склону. И вправо, вправо. Метров сто, двести. Ночь, она расстояния меняет до нереальности.
         Отходим быстро, дает команду Аркаша. И елки легче стали, и лыжи веселей пошли. Вот и веточки наши. Идем по ним. Тут и вспомнили про ноги лося. На них глыбы замерзшего снега. Значит, серые загнали его в болотце, замочили ему ножки и обезножили. Кто с пудовыми «лаптями» долго пробежит. У, лукавые твари! Как же мудро поступили мы, сами не осознавая, что пригодится наша работа. Так по привычке, которую в нас уже командиры выработали. Вдоль по веткам, сколь позволяет груз, жмем по прокладке. А они пристроились и слева. Абсолютно разумно гонят нас в западню. Как же быстро мы осилили такое расстояние. Вот и проход. Все.
Стой. Клади елки. Пятеро  по левым, пятеро по правым, по полмагазина, одиночными огонь. Струхнули хищники. Откатились к горке. Но не ушли. Сидят. Ждут чего-то. Ну, сидите, а мы порассуждаем. Вариант первый: мы по проходу уходим, не замочив ног. Домой очень далеко. Часа четыре ходу. Волчары не дураки. Пройдут следом и могут быть неприятности. Они в лесу у себя дома. А какую гадость они замыслили, если от выстрелов не разбегаются. Перебить их мы не сможем. Может, и сейчас никого не зацепили.
  Вариант второй. Сидим у прохода. Могут зайти с тыла. Но проход узкий, им в лаву не развернуться. Самое устойчивое для нас положение. Вариант третий. Послать половину народа налегке через проход домой за помощью. А если они перекинут туда все силы? Смогут ли ребята отбиться?  А тут Аркаша подкинул историю, как у них на Урале пятерых охотников волки порвали и съели. Только косточки весной нашли. Не боятся они в каких- то ситуациях стрельбы. Оно и без этого видим - сидят. Тоже совещаются. Жаль костер не из чего соорудить. Все веселее. А давайте все же перейдем болото. Эту тропу под дулом держать будем, тыл прикроем. Берем елки, гуськом тянемся по проходу. Хорошо хоть не так далеко. Метров сто пятьдесят, двести. Перебрались. Здесь тоже голь. Триста, четыреста метров свободного чистого поля.  Зашевелилась стая . Вытянулись в линию и к проходу.
  Пятеро, смотри сзади. Пятеро, одиночными , когда втянутся в проход.
Удобно, когда автомат на стволе елки лежит. Не пляшет. Вот первые в проходе. Огонь! Головной упал, остальные чуть в сторону и …. Ножки в воду. А мороз и хватанул на лету! Помните, гады, лося?  Как его таким же образом укатали? Повыскакивали. Улеглись. Зубами лед срубают.
  Первая атака отбита. Кажется, уже улыбаемся. Да и они перестраиваются. Хоть бы не ушли, да с тыла не ударили с простора. Неужели такие смелые, что пули не боятся. Ведь понимают же, твари, что это не лось, а человек с ружьем.   Второй атаки не было. Потихоньку стало сереть. Вот и зарумянилось небо. Разойдемся мирно?. Не! Витя, уложи хоть одного. Расстояние приличное, метров пятьсот. Но попробуй. Витя, конечно, без своего любимого Дегтяря, но стрелок замечательный. Наш майор Гунин, начальник стрелковой подготовки, по его поводу коротко заметил: уберись отсюда, куда хошь - портить тебя не хочу! И Витя на всех занятиях по СП, спокойно спал.
        Витя улегся, поерзал своим почти двух метровым телом по снегу, замер на секунду, трах!! Один лег. Еще-трах! Второй. Все, Витя. Хватит, кто нести будет.
Ну, насчет нести это перебор. Кто ж пойдет за ними! Совсем рассвет, солнышко выкатилось. И стая рассосалась. Наверно лося пошли крушить.  Со всякой осторожностью и мы потянулись к дому. Несколько раз попадались следы большого количества зверей. Когда шли за елками, их мы не видали. Были следы двух лосей. Прямо следопыты стали. А чуть после обеда и к дому подошли. Сначала елочку - метровочку в квартиру №8 определили. Чем совершенно обрадовали нашу Машеньку, так промеж собой ее мы звали, потом на КПП.
  Где, гуляки, вас носило? Ротный ваш домой не ходил. Сидит в расположении! 
  Не звони! Не сообщай. Сами ему расскажем, а то он сбежит, оберегая нас. 
  Одну сдали в клуб. Начклуба, когда ее освободили от уз, аж заквохтал от радости. Свою подняли на этаж. Отдали старшине. Тот молча заглянул в стволы наших автоматов, юркнул в канцелярию к ротному. Мы подождали чуть и с докладом туда же. Командир, как всегда свежий, чуть пододеколоненый, чистейший подворотничек. А глазки, глазки- то ночь не спали!  Раз посчитал, второй. Слава Богу, все целые. И, конечно, только от радости, что-то сверкнуло в глазах. Как искорка, малюсенькая слезинка. Далась ему эта елочка.
   Кроме нас этого никто не видел, да и нам, с устатку, может, показалось.











                ШТУРМОВАЯ ПОЛОСА 

             Кто служил в армии, тот знает, что так называют полосу препятствий.  Есть несколько вариантов ее прохождения.  Самым сложным считается с прохождением абсолютно всех ее частей, плюс гладкий предварительный пробег во всю ее длину в одну сторону и такой же пробег во всю длину обратно, после прохождения всех препятствий. Кто ее, эту полосу постоянно «проходил», тот знает, что это такое. Оканчивается она прыжком в окоп и прокалыванием штыком вражины. Стоп, секундомер!
       Время от времени то в округе, то среди родов войск, то по всей стране, то по Варшавскому договору проводились армейские соревнования, всегда включающие в себя эту полосу. В своей дивизии мы выиграли первое место и поехали на округ. Капитаном нашей команды был Саша Козлов, который пробегал эту полосу лучше всех. А это приносило основные баллы. За что Санек и был возведен в ранг лучшего штурмовика, носил повязку капитана и пользовался дополнительным уважением командования. Я полосу ходил средне. Не было подъема внутренних сил, хотя гранату метал прилично и грудную мишень в скоростной стрельбе, три по пять, разносил точно по центру. Числился, конечно, в запасных. За что имел тихое прозвище- дармоезд, это хоть и не дармоед, но все же обидновато.
          И вот кривая успехов вынесла нас на «Варшаву», т.е. первенство стран Варшавского договора.
          Совершенно приличный городок Брно, тихие улочки, старинные постройки. Интересные магазины, набитые всякими товарами. Все есть и всего в достатке. Правда долго любоваться на чужое изобилие нам не дали, но подумалось и из увиденного: почто мы, при таком богатстве всякими природными дарами, а у нас, по данным всяких  организаций, 42% всех мировых богатств, по сравнению с ними, просто нищенствуем. Такие мысли, наши замполиты и все сопровождающие нас другие структуры, быстро провентилировали, в город больше не пускали, а тренировки усилили. Сашок как –то завопил даже: вы чоооо? Столько бегать на тренировках? Потом трупом ляжем на соревнованиях! Но, мужи в мундирах и без, последние впечатления от магазинов выдавливали потом. Мне было легче всех – запасной, и я мог помечтать о легких полосатых брюках, шелковой рубашке с коротким рукавом, белых тапочках, которые назывались кроссовки, таких у нас еще на прилавках не было и названия их мы не знали. С запасных шкуру не спускали. Порой мы нежились на травке, когда основа команды упиралась на полосе или стрельбище.
           Неделя прошла быстро. Ребята подустали, но выглядели бодро. Правда, бодрее всех выглядели мы с Мишкой. Вторым запасным. Нас даже не приглашали на взбадривающие беседы, где разъяснялась важность нашей победы в мировом масштабе. Мы в это время уплетали мороженное, которое хоть и холодное, но совершенно безовкусное. Нашему ПЛОМБИРУ, по обоюдному мнению всех, в подметки не годится. Честно сказать и конфеты менее сладкие, будто в них опилок подбавили. Насколько изобильно было, там, в «тряпках», настолько печально было в еде. Но, надо же чем-то досуг заполнять. Невозможно ведь каждый день стенгазету выпускать и боевой листок. А выпускали!         Что вас кормить, бездельники, выдал официальный МУЖ, хоть бумагу марайте.
          Выходит, он такое сильное средство пропаганды, как Боевой листок, не ставил ни во что!  Что-то не стыкуется политика ваша, гражданин официальный муж, с политикой партии.
 Но «мужу» было не до наших соображений, главная задача перед ним стояла простая: не допустить бегства наших спортсменов в другую страну. Т.е. не попросить политического убежища.
         Там, в отличие от нашей пограничной службы, где кругом следовая полоса, колючая проволока, наряды и вышки, нет ничего подобного. На дороге легкий двойной шлагбаум, короткая зона «нейтральной полосы». Все. Кати дальше, куда хочешь. А если не хочешь по дороге, и у тебя нет желания красоваться перед пограничниками, то ходи по тропинке, любой. Их множество. С одной стороны на другую, с одной страны в любую приграничную. Никто тебя не остановит и не спросит -  тетя у тебя там живет или любимая бабушка! Поэтому озабоченность у охранных мужей была большая.
       Здесь, за городом был хороший аэродром. Типа нашего аэроклуба. Но наши попытки попрыгать потерпели полный крах. Нет, не из-за наших пастухов. Оказалось, что у них все платно. Парашют на тебя одели - плати. Самому одевать нельзя. Уложили - плати. Подняли в небо - гони манет. Сбросили – тоже, ведь, плати. Каждый прыжок в сумме выливается в приличную сумму, которой мы, конечно же, не имели.     Ребята там вежливые, понятливые, но без денег и не суйся. Тоже мне социализм, ворчали мы, но - какой есть. Дома лучше. Пусть не в кроссовках, пусть в своей старенькой рубашечке, неоднократно латаной и давно забывшей свой первоначальный цвет, но никто не скажет мне: «Пошел с летного поля! Раз нет у тебя денег». Дома лучше. Это надо только сравнить с забугорьем.
        Вот и начало соревнований. Парад всех стран, участниц. Оркестр во всю медь гремит! Речи, речи, речи. Все больше клятвы о нерушимости дружбы и верности. Развод команд по местам соревнований.
         Первой у нас была стрельба. Отстреляли основные трое, потом мы с Мишкой. Три положения: лежа, с колена  и стоя. По пять патронов на каждое положение. На пять патронов двадцать пять секунд. Что не успел за это время, то пропало. Успевай. Винтовка Мосина, образца до революционнго , кажется 1890, дробь тридцатого. С граненым штыком, который, кстати, положительно влияет на точность стрельбы, все вместе длиной с мой рост.  У других участников свои винтовки. Маленькие легкие. Наши мощные, серьезные. Не даром в Минлесхозе ВОХР             ( вооруженная охрана ) стоит с такими «аппаратами», которые на пядь выше голов  вохровок.
       « На огневой рубеж шагом марш», командует старший на линии огня. Выходим к своим местам. Здесь сам выбираешь, когда лежа, когда стоя. Секундант дает команду «огонь» и включает секундомер. Через 25 секунд команда- СТОЙ.  Вот и все. Лег, получил патроны, зарядил. Эта процедура довольно сложная и длинная.
          Готов!
         Огонь!
 Секундомер отмеряет свое, а я молочу в белое пятнышко, отстоящей от меня на триста метров, грудной мишени. Пять выстрелов, как из пулемета, разница лишь в том, что после каждого выстрела надо затвор передергивать, т.е. дослать новый патрон в патронник. Дослал, жми курок и снова… Теперь с колена. Огонь! Теперь стоя. Улетела стая пуль в фанерную грудь «врага».
                Стрельбу прекратить.
                Опускается белый флаг, поднимается красный.
                Оружие проверено, установлено в пирамиду. 
         К мишеням шагом марш!. По пять человек идут к каждой мишени, осматривают, каждый считает очки. Затем сравнивают И, если нет разногласий , записывают в протокол, все подписывают, снимают бумажку-мишень, которая с печатью и фамилией стрелка, подклеивают в книгу протоколов и несут к начальнику над стрельбами. К моей мишени претензий нет, как нет и белой середины, ибо вместо нее синее небо просвечивается.
  Теперь пойдем метать гранату. Это обыкновенная лимонка, которую я еще в школе запуливал на 70 метров. Военрук научил. Раньше в школах преподавали военное дело. Как правило, это офицеры-отставники. У нас был фронтовик, всю войну прошедший от  Москвы и до Праги. Часть этого страшного пути он бегал по полю, перед наступающими немецкими танками, подбрасывал под гусеницы мины. И вот выжил! Сколько тысяч пуль пролетело стороною, сколько страха и боли пришлось испытать?? Выстоял солдат, сержант, офицер. Дошел живой до Победы! И нам, молодым, передавал свое умение. В свои немолодые годы «швырял», как он любил называть это занятие, лимонку на 80-90 метров. Здесь особенной силы не надо, поучал, здесь уметь надо. И учил до тех пор, пока что-то не открывалось в бросающем и тогда летела это ребристая железяка далеко-далеко.
         Но то было в школе. Ныне окреп, посильнее стал. Особой надобности далеко бросать в армии нет. Куда бросишь, туда и иди за ней! Поэтому скромно, рядышком. Солдатская наука практична! На соревнованиях, конечно, бросаешь подальше, не ходить же за ней, там на линии специальные люди есть.
         На огневой рубеж шагом марш!
         Выходим. Получаем по пять болванок с дырочкой, суем как всегда палец в это отверстие, зачем? Никто не ответит. Все суют и мы тоже. Нас десять человек. Каждый метает по одной в очередь. Главный оглашает страну, фамилию и номер метателя. Выпускают в сектор. Давай работай. Первую можно не бросать на пределе, надо в сектор попасть. Тогда будет зачет.
          Бросили.
         У половины метателей гранаты улетели далеко, но за рубеж сектора. Зачета нет. Мы с Мишкой по 60 дали, зато в секторе.  Что мы бросаем, что нет пользы никакой. Наши данные зачтутся лишь при одном условии, когда кто-то из команды сойдет с соревнований. А кто сойдет? Все орлы! Проверенные, перепроверенные.
                Данные бросков пишут мелом на щите. 
               Миш, гля, подбираются к нам. Давай пульнем по полной! Та, давай. Настроение легкое, команда наша первая идет. Что нам, запасным не порезвиться. Миша разгоняется, бросок. 85м. Держись Михайлик. Как учил нас фронтовик. 90 . Еще Миша! 83, 81. Миша, нервы! Хочешь переиграть!
           Нет, брат, под такими лозунгами не перебросишь!  Смотри, Михаил Иванович, смотри богатая тряпками Европа, как в простой хлопчатобумажной гимнастерке русский солдат, наследник фронтовиков Отечественной, делает свое военное дело. Смотри Европа и не форси перед нами.
          Точно в секторе. Белый флажок вверх. Теперь ищите куда упала, да и сам снаряд ищите.
          Долго ползают на коленях судьи, на помощь отправляются дяди с повязками на рукавах. Нашли! На щите пишут мелом 101,5 м. Знай наших.
          Что нам здесь еще делать? Пойдем, брат, на травке посидим. От остальных попыток отказываемся. Нас не провожают бурными аплодисментами, но смотрят уважительно. Словами Отечество не прославить, дело надо делать. Получили мы на руки свои книжечки с результатами и, под руководством официального представителя дружественной страны, пошли к ядру нашей команды.
         Там уже все посчитали, распределили. Кому бежать первым , кому вторым. Нашим результатам порадовались, но главные очки будут на полосе препятствий. За бег туда, за полосу, за бег обратно, за все вместе. Как три дисциплины и четвертая в сумме.
         Запасные сидят в роли наблюдателей и болельщиков. Вот только если кто сойдет, тогда на арену выпустят «бездельника».
         Два дня отдыха. Тренировок нет. Мужи-охранники бездельничают, ибо нас, в отличие от участников других стран, которые и к себе домой поумотали, не выпускают за пределы зоны, правда обнесенной только красно-белой ленточкой, но охраняемой секретами и дозорами потщательнее государственной границы СССР. Да мы и не играем с государством ни в какие игры. Нам тикать не хочется. Мы РУСИЧИ. Наша Родина- Русь Святая. Плевать нам на их свободы, даже в мыслях нет ничего криминального. Спим, лижем постное мороженое, едим свою тушенку с перловой кашей, облизываемся, глядя на редких парашютистов, которые разными цветами раскрашивают синь небес.
        «По коням!!»
         Звучит бас полковника Домодедова. Начальника нашей команды.        «На проверку документов выходи» .
         Здесь так часто проверяют документы участников, что закрадывается мысль, у вас здесь, наверно, жульничают постоянно.
         Час, второй, третий. Говорят у чехов и немцев нашли подставных. Разбираются. Еще у кого-то тоже. Э, Европа, жульничаешь. Последние штаны, что ль, проиграть боишься. А еще поучать нас вздумали, как нам жить правильно. На мелочах, и то такой срам!
         Но все приходит к своему концу.  Закончили чистки, выходим на старт. Команда на квадрате за красной лентой. Запасные рядом сидят- лежат. Начальство. Доктора. Бумажных дел мастера всякие. Полоса одна. Это в воинских частях их параллельно штук по пять, а тут для  удобства зрителей все сделано. Первыми пошли чехи. Рев болельщиков, бубны, дудки. Срам какой-то. Ори сколь хошь, но во всякие инструменты голосить - не дело. Опять же- слаба и на голос Европа. Эхе-хе! Куда попали. А вы, мужи, нас охраняете. Сто лет оно нам не надо! Бегут ребята, стараются. Мы тоже покрикиваем, советы даем. Свои же. Армейцы. Хороша прошли немцы. ОХ, хорошо. По цифрам на табло, получается, что они идут первыми. Наши тренеры карандаши стирают о бумагу, рассчитывают темп прохождения. Нам вторыми нельзя быть. Никита съест с костями. Кто допустит мысль о втором месте!
        Вот и наш выход. Первым идет Зинченко. Ровно, как машина, строго по графику. Ни секунды в сторону. Есть! Потом Ланин. Он нервничает явно. Но тренер кулаком все объяснил. Вылезешь из графика - убью! Конечно это метафора, но дисциплина быть должна. Третий, четвертый. Все нормально. Немцы чуть вперед, но у нас Санек Козлов. Даром фамилия такая, бежит, как олень. Красиво, легко. Буд-то и не работа тяжкая, а так,  прогулочка. Давай Саня. Не посрами Отечества. Тренер что-то указует,  а Саня  уже отключился. Он весь на полосе. Мы все замерли и публика притихла. Нам они, правда, и не гудели в свои трубы. В тишине работали. Так изредка кто-то вопел, но к добру или нет, не ясно.  Пронесся Сашок гладким бегом вдоль полосы и все замерли. Такой красоты и скорости еще здесь не было. Разбег, трехметровую яму перелетел соколом, схватил ящик с патронами, несет, бросает в кузов, сам взлетает туда. Так, через борт, прекатом вниз. Разгон на забор! Ну!! Саня лезь!!!  Второй разбег. НУУУУУ!!!  Нет! Сгорел наш Сашка. Не может через этот двухметровый забор перескочить. Все! Снят.
           Судья просит выставить запасного.
           Доктор уводит Сашку в свою палатку. На стадионе стоит дикий вой!. Люди, никак вы радуетесь? Вы что?! Точно, орут от радости. Мы же вас кормим и поим, защищаем и охраняем, много еще чего, а вы нашей неудаче радуетесь?  Вашу …. .
            Загорелось в груди. Нет не злоба, но что-то сильное и чисто русское.
           « Николаич, я пойду».
             Куда ты пойдешь, на тебе лица нет. Мишка пойдет. Он спокойный. Хоть и не даст результат, но и не баранка полная. Сиди!.           «Нет, Николаич, -это наш полковник,- пойду я».» Сдыхать не буду, но этой чистенькой публике сопли по мор…лицу разглажу. Дух, Николаич,  во мне возмутился».
             Как летел эту штурмовую, просто не помню. Все отработано, каждое движение. Помню только,  когда прыгнул в окоп, то этого вражину-чучело поддел так штыком, что он слетел с кола и , размахивая пустыми рукавами, долго летал ища пристанища. Все же родная земля приняла страдальца, брякнулся рядом с трибуной для почетных гостей.      Долго молчал стадион. Очень долго. Или мне так показалось. Но когда на табло написали цифры и Маршал Чуйков Василий Иванович, за неимением ничего другого под  рукой, снял и подарил свою фуражку, стало ясно. Отечество не посрамили.
         Доктор все хотел пощупать пульс, померить давление.
         Майор, какой пульс, какое давление, не дышал я вообще. Вдохнул, а на финише выдохнул.
          Вот и подводи итоги. Что важнее сила или Дух.
          Всегда земля Русская стояла Духом.
          И стоять будет! И нет силы, которая победить ее сможет.
 

«СИНИЙ ПЛАТОЧЕК»  ПОД  ПАЛЬМАМИ

             Эти три пальмы были не такие, как все, здесь растущие.
Вот финиковые, листья, если так можно назвать эти длинючие жестяные резные полотнища, расходятся веерами, растут рощами, приносят плоды, правда , совсем не похожие на те, что мы извлекаем дома из картонных ящиков. За деревьями ухаживают, их оберегают. Они посчитаны и каждое имеет свое имя. Время от времени на них забираются, секирами, если по-нашему, а по ихнему  бацууцами, срубают увесистые грозди плодов, обрубают листья- до какой-то кондиции. Причесывают все дерево. Ничего не пропадает, не бросается в огонь. Плоды идут в переработку и на еду, как –то из них умудряются получать, даже ,масло. Вполне приличное на вкус. А если на нем жарить рыбу, то совсем даже вкусно. Рыбы здесь много. Кругом вода, ведь. Это, стало быть, финиковые.
         А эти, как отлитые из железобетона, слоновые. Могучие, совершенно несгибаемые стволы, кора светло-серая, можно сказать гладкая. На макушке пучок листьев. При ветре шевелятся только листья, то все по ветру вытягиваются, то в причудливые пучки свиваются, то как актинии шевелятся, вытянувшись в пространство. Сколь не смотрели, но плодов на них не видели. По нашим заключениям, совершенно не профессиональным, это просто дерево, а не представитель плодовых.
Есть кокосовые. Стволы лохматые, с зазубринами, средней толщины и по высоте, не очень. Листья веерные, как нам пояснили знатоки, уже три года здесь находящиеся, в качестве плодов имеют шарообразные, волосатые шары. Там, в шаре, мякоть. Но не мягкая, а твердая. ЕЁ если размолоть и залить водою, то получится приятная на вкус и питательная жидкость. Молоко. Масло тоже вкусное, но почему-то рыбу на нем не жарят. Либо что-то есть особенное в этом, либо просто не принято. Везде есть свои особенности жития. Мы же, больше любим рыбу вареную. Здесь две очень важные причины. Первая в том, что при жарке получается корочка, которую наш северный организм усваивает с трудом, порой с переходом на ускоренный выброс. Вторая более существенна. При варке в воду вымываются все вещества, которые могут быть несколько ядовиты и вредны, следовательно вареная рыба менее опасна. Сама опасность или ядовитость понятие региональное. В детстве, когда с едой был совершенные трудности, мы с громадным удовольствием ели луковицы подснежников, которые сквозь снег протыкались прозрачно-голубыми тюльпанчиками. Вкусно, не вкусно, но ели в больших количествах и ничего плохого с нами никогда не бывало. А вот много лет спустя, прочитал в умной книжке, что эти самые луковицы очень ядовитые. То-ли голод наш нейтрализовывал яд, то-ли еще какие причины, но не было случая, чтобы кому-то от этих луковиц стало плохо. Не говоря, что отравились.
             Но здесь от рыбок бывало. Местные едят в сыром, вареном, жареном виде, а мы чуть куснули и : доктор, выручай! Тому в удовольствие, на первое укол, на второе трехлитровый баллон желтой гадости выпить, но третье-запивка, кислая  и препротивная. При  этом, сам поет о броде, в который лезть нельзя, не зная оного!
           При ветре и кокосовые пальмы мотали листьями, сами как бы извивались, то склоняясь, то вылезая против ветра. В общем вели себя, как все.
  Но эти три, были не от рода сего. Что это пальмы, а не дубы или, там, березы, каждому ясно. Стволы, листья  пучком только на макушке, жестяной шелест от листвяного шевеления, кора, если так можно назвать это глубокое рифление, зубчатое, как у храповых колес. Толщина их средняя, сантиметров семьдесят. Высота поразительная. Пятнадцать, семнадцать метров, это уж точно. Может и более.  Плодов никаких. Так пустышки. Хозяев у них не было. Никто за ними не ухаживал. От берега метров двести, и между ними и водой ничего более не росло. Как голый пляж. В остальных же местах заросли всякой всячины лезут прямо в воду и пытаются отвоевать от океана себе место для жизни. И получается, ведь! А тут голь!
             В отличие от остальных пород, где кроны уваливаются друг от друга, стараясь схватить больше солнца, эти, три сестры, как обозначил их наш доктор, кроны-шляпы склонили внутрь, словно смотрят и разговаривают. Местные к ним совершенно равнодушны. К ним нет опаски, нет уважения, нет хоть малейшей заинтересованности. На вопросы любопытных отвечают одним словом, точнее звуком: сииик. В переводе это примерно так: что оно есть, что оного нет, мне безразлично. Я его просто не замечаю. И от этих трех, до цивилизованного мира, других деревьев, строений, кустарника, пустынная зона в двести-триста метров. Грешным делом, мы сначала подумали о высоком уровне радиации, но приборы показали уровень обычный, никаких аномалий не обнаружили и успокоились. Пропал интерес.
          Странно вели себя эти древа при сильном ветре. Они просто вытягивались, как тряпочные по ветру, чуть не касаясь земли. То они скручивались друг с другом, то, как струи тянулись по ветру каждая себе, то лезли против ветра, словно тянуло их чем-то. Листья грохотали, казалось, что еще чуть и посыплются искры. При безветрии, не то что штиле, но два, три метра  в секунду, даже листья не шевелились. Все мертво. Статуи. Хотя и финики, и кокосы, при таком легком бризе, листьями-ветвями шевелят энергично.
  Чем-то эти сестры приглянулись нашему замполиту? Долго он там увивался. Мерил расстояние про- меж стволов. Ровно по 12 метров. Там все тринадцать, до осей стволов и 14, но его цифра было 12. На ней он стоял твердо и все доказательства, его ошибки, отметал.  Затем, испросив десяток гвардейцев и, получив разрешение у старосты деревни, на чьей территории мы обитали, устроил под пальмами загон, в виде приличного круга, соорудил крышу, в местном понимании, а не как у нас, сделал столы, лавки и получился актовый зал. Мест на сто посадочных. С небольшой трибункой и столом президиума. Довольным он ходил целую неделю, до первого ветра. Небольшой шторм разметал его строение за полчаса. Было такое впечатление, что деревья извиваются, вылезают из пут и , сбросив их с себя, успокаиваются. Не знали деревья сии характера майора Малышева.
  По молодости лет он был примой в танцевальном ансамбле. То, что он выделывал на сцене, подражанию не подлежало. Стройный, гибкий. Удивительно «ритмичный». Когда великий танцор Махмуд Эсанбаев, увидел его выступление, то сказал, что второго такого нет и, может быть,  не будет.
        Поверим великому.
         Но случилось, как это часто бывает со звездами  - перетрудился. Сдали ноги, сдало сердце. На сцену дорога закрылась. Что делать совершенно молодому выпускнику Львовского военно-политического училища. Что??  Офицеру нужно здоровье, это как мнимум. Как политработнику- хорошие мозги, веселый язык, житейская мудрость. А что есть у Володи Малышева из этого набора. Ничего. Ситуацию решили спустить на тормозах. Оформили пенсию по инвалидности, отправили за кадры. Вежливо попрощались. Время от времени присылали поздравления к празднику. Нет, не знали они своего лучшего танцора. Не упал парень на дно. Не спился, не впал во все тяжкие, укутавшись соплями собственной жалости к себе.
           Уехал в деревушку, что в Башкирии, где о нем, уж точно, никогда не слышали. Устроился на работу в колхоз, помощником чабана. Круглый год под небом чистым. Воздух, доброе отношение людей, тяжелая повседневная работа, своеобразное питание. Всякие травки и полевые ванны сотворили чудо. Все здоровье возвернулось, и добавилось еще много чего хорошего. И когда предстал пред врачами с погонами, те, не мудрствуя  лукаво, записали. ЗДОРОВ БЕЗ ОГРАНИЧЕНИЙ ПО РОДУ ВОЙСК. Затем, с такой записью прошел страшное ВЛК ( врачебно летная комиссия), испросился в ВДВ, что и было ему позволено, тем более, как говорят добрые языки, командующий очень любил выступления военного ансамбля и нашего Вовочку знал. А человек Малышев был хороший, добрый и внимательный. Работал не за звездочки и зарплату. Трудился с удовольствием, за что и попал, собственно, к нам, где такие все и других не предусмотрено.
        Вновь идет майор по кругу.  Командир выделил людей, староста дал разрешение.
  Как деталь, нельзя не отметить старост этих мест. Мужи почтенные, знают пять-семь иностранных языков, замечательные хозяйственники, психологи, каких поискать, среди врачей этой профессии, знают многие ремесла, прекрасные администраторы. У каждого старосты два ученика. С раннего детства подбирают малышей. Учатся всю жизнь, помогая главному, действующему, во всех поручаемых делах. Слово старосты -закон. Никто не дерзает даже оговариваться или спорить. Авторитет твердый и заслуженный. К нему идут по всем вопросам. Охапку хвороста, купить козу, помирить с женой или мужем, «крестить» дитя, дать имя новорожденному. Целый день почтенный муж в работе. Не известно случаев, когда старосту меняли на другого. По выбытии по старости и немощи, приступает к обязанностям тот помощник, которого назначит  уходящий. Есть чему поучиться! Со старостой у Малышева отношения самые дружеские. Как-то незаладилась стрижка овец на ферме, принадлежащей деревне. Бились, бились. Ничего не получается. Приспособление, оставшиеся еще от колонизаторов, по случаю своей ветхости, полностью отказало. А «план» по шерсти сдавать надо, покупатели уже грядут. Сроки уходят, штрафы грозят разорительные. Староста в бело-розовой пене мечется, но ничего поделать не может. Не будешь же овечек, как кур скубти.
        Наш майор, узнав про такую беду, а грозила именно большая беда, т. к. там сроки договоров надо выполнять точно, собрал «Кулибиных» и из обыкновенных  пил-ножовок наделал десяток ножниц, как это делалось в Башкирии, возглавил бригаду русс-стригалей и за пару суток всех барашек обезшерстил. Некоторые, правда, были в елочку-ступеньку, но это первые, которых может с десяток и набралось. В сроки уложились, а покупатели и не узнали ничего, чем престиж был не порушен и продление договоров состоялось. Как у нас, шутя, говорят, блат появился у Малышева.
          Майор, конечно, не злоупотреблял оным, но при необходимости-пользовался. Оба они еще были многоязычны. Вечерами, для пользы взаимной, «трепали» немецкий, французский, английский, итальянский. Ковырялись в голландском и пели песни на местном. Оч-ч-чень распевный язык, между прочим. На нем не говорить, а петь только можно. В этом языке и слов грубых, наверное, нет.
         Разжился, наш строитель, людьми, материалами  и принялся обустраивать свое «ранчо», как окрестили язычники-острословы его творение.  Канатами, из пальмовых листьев, перетянули стволы на трех горизонтах, верхолазы, местного «стройуправления», забрались на самый верх и приладили там блоки, пропустили сквозь них прочный канат и , собрав все воинство для большей тяги, начали притягивать вершины друг к другу. Стволы склонялись, выделывали всякие танц-па, но могучая сила майорского интеллекта и голоса, ( раз, два, взяли!! Еще, взяли!!), победила, вершины сошлись, чуть обнявши друг друга.
           Что интересно, здесь нет  ротозеев и советчиков. Все заняты своими делами, а если проходит мимо, то молча берется за свободный конец каната и тянет под раз-два..  Вот вершины уже сошлись, верхолазы крепят их по самому верху в несколько скрепов, завязывают морские узлы, сцепляют « железными» листьями, свивая из них косички. Получился каркас шалаша, который потом обвешали листьями, подаренными все тем же старостой. Вигвам, ранчо, шалаш, как только не называли сие творение, но днем в нем было прохладно и постепенно в шалаше целый день толокся, свободный от исполнения служебных обязанностей, народ.  Майор совершенно этому был рад и проводил свою политработу  с удовольствием. Ибо главным и самым трудным в его деятельности было собрать народ и удержать его на месте. А тут сами собирались и никуда уходить не хотели.
          Наши посты были разбросаны вдоль побережья, соединены телефонными линиями, системой визуальной передачи сигналов и всякими другими хитростями, типа казачьих вышек с дымниками. Когда поджигали собранный хворост, засыпали мокрой травой и получали далеко видимый столб дыма. Но это при безветрии, а при хорошем ветре этот способ не работал.
          Собственно, а зачем все это надо?
           Дело в том, что эти деревушки, в зоне нашей ответственности, лежат на землях чрезвычайно богатых полудрагоценными камнями. Жители роют ямы-колодцы, фанки, по ихнему. Выбирают и просеивают грунт. В ситах остаются камешки, размером сантиметр и более. Мелочь выбрасывают, хотя она из такого же минерала. За день работы набирают килограммов по 15-20. Собирают, сортируют по породам и размерам. Потом пакуют и на маломерных суденышках везут на большой рынок, где оптом продают. Доход совершенно приличный. Беда деревень в том, что на их товар есть много желающих получить все бесплатно. Быстроходные катера или баржи налетают, высаживают десанты мародеров, запугивают людей выстрелами, а порой и убивают, для быстрого смирения всех. Забирают приготовленный товар и исчезают. Местные власти противоборствовать не могут совершенно. Нет на это войск. Сама деревня защитить себя не может, по причине отсутствия своих отрядов самозащиты. Их надо кормить, одевать, обеспечить оружием и боеприпасами. А кто работать будет? Набеги последнее время участились и жизнь стала тревожной.
         Вот какими-то договоренностями между чиновниками различных рангов, на охрану этих «драгоценных» деревень поставили нас.          Двадцать километров побережья. Это, скажем, условно. Ибо высадится можно только на пяти с небольшим километрах, чистых от зарослей местах. Все остальное дикие «джунгли», не пройти и не продраться.                И вот, наш неугомонный замполит, начал мастерить лестницы по стволам этих стянутых древ. Конструкция оказалась такой устойчивой, что даже при сильном шторме, верхушки не качаются. Как треногий стул, стоит жестко. Замыслил наш стратег устроить на вершине наблюдательный пост. Три лестницы по стволам, наверху площадка три на три метра, с площадки спускаются четыре каната, для быстрой эвакуации наблюдателей.  По военному, грамотно. Не надо людей разбрасывать по постам. С такой высоты видно далеко и не только вдоль берега, но и в море-океан. Воронье гнездо быстро обжили. Соорудили еще систему веревок и веревочек, для транспортировки мелких грузов, устроили броневую защиту из кусков, давно затонувшей, подводной лодки, торчащей, почти вертикально, в двух милях от берега, что, с одной стороны обеспечило защиту от пуль, но, с другой, стало аккумулятором тепла, которого и так излишек. Четверо дежурят, остальные- кто чем, но в постоянной готовности. Сам же майор на посту. В своем политкабинете трудится. По «стенам» развесил портреты вождей мирового пролетариата, карты-схемы  различных государств-агрессоров, высказывания великих людей. Сами собой появились скамейки, а потом и столы, больше похожие на сундуки. На собрания и занятия призывал звон колокола, который подарил староста, говоря, что это первое, снятое им, добро с затонувшей лодки.
  В тихий вечерок, когда солнце уже касалось лица моря, призвал колокол нас в вигвам. Майор  поставил патефон, накрутил ручку и из блестящей головки зазвучал голос незабвенного Никиты Сергеевича. Он грозил всем агрессорам наказанием, призывал нести знамя пролетарской солидарности и оказывать повсеместную помощь всем,  лояльным к нам, странам.
            Кто против?
            Никто!
            Сидим слушаем речь и оказываем эту самую помощь. Замполит прокомментировал выступление первого секретаря,  обозначил задачи, заострил проблемы и, для снятия общего напряжения, поставил пластинку с песням  Руслановой.
             «Валенки, валенки, не подшиты- стареньки…» Под этот ритм народной песни, сверху на нас вдруг посыпались горячие гильзы «Дегтяря».
  «В ружье!! По местам» ,- заорал майор и первым, схватив автомат и укладку, помчался к своему боевому посту. Ветром выдуло и остальных.
           Бандиты на нескольких моторных лодках уже подходили к берегу. Витя, с вышки, бил по резине,  лодки пули глотали, но не спускали! Продолжали катить к берегу. Оттуда тоже начали палить. Завязалась приличная перестрелка. Смелые вообще ребята, идти на огонь, сидя плотно на тряпочных суденышках. Ближе, ближе. Нет, не тонут посудины от пуль. Видно же как очередь пропарывает воду и входит в борта, держатся на плаву и вот вот начнется высадка. Второй и третий Дегтяри ударили на поражение. Нельзя допускать их на берег, решил командир, нельзя. Мы в хороших окопах, но старики не позволяют  голову высунуть.    Сиди, молодой. Пока только слушай! Учись!
          Самые шустрые пытались доказать свое право на равное участие тем, что в котелки одинаково накладывают. Мол и в бою равное участие должно иметь.
           Старики посмеивались и утешали: нас так учили и вы не лучше нас. Сиди и слушай, когда нужно скажем. А пострелять без дела пока не дадим. Бой не игра!!
           Оно, если честно, то и в окопе страшно. Пули то настоящие. Взвинченные до предела, вот и хочется разрядится стрельбой. Но кроме хочется, уметь надо! Уметь собой владеть, понимать замысел командира и ответить на него действием.
            Вот командир дает сигнал боковым заслонам активно проявить себя.
            Десяток стволов запустили рой свинца над головами нападающих.
            В лодках все полегли. Как с завязанными глазами заметались суденышки в разные стороны.  Чуть головы вверх, опять увесистая порция в их сторону.
            Только Русланова похрипывает, да на одной фразе застряла.      Лейтенант сержанту на ушко: « Миша, пойди сними  патефон, охрипнет тетка».
           Ужом скользнул, нырнул за ширму, от которой клочья летят во все стороны, сдернул головку с пластинки и уже на месте. Видал, молодой, как надо работать. Видал. Ну вот, как научишься, так и начнешь трудитья. Учись. Кутерьма какая-то. Не разберешься. Часть лодок дала деру, а часть упорно лезет к берегу. Наш командир подключает то одну группу, то другую, то еще какую. Мы совсем обалдели и ровным счетом ничего не соображали. А старики спокойно делали свое дело. Без нервов, срывав, отчаяния. Оно понятно, что в хорошо оборудованном укрытии безопаснее, чем в лодке, но мы сравнивали с собой. Если бы сами, то уже и в атаку рванули. Опыта нет, соображения нет, нужного спокойствия и еще много, много чего тоже нет. Поэтому сиди тихо, учись и не порть!
  Три лодки коснулись грунта и десант скатился на берег. Хотели развернуться, но их так прижали, что они еще больше скучковались. Песок летит фонтаном под ногами, огонь плотный. Шагу не ступить. Вот так, в фонтанах и повели в сторону холмика, где на вершинке они оружие и побросали. Дураку ясно, что пару минут, и всем капут.     Старший обозначил примирение и отошел от группы в нашу сторону, на переговоры.
       Лейтенант, по поручению командира, принял капитуляцию. Поговорили немного и , оставив оружие, «гости» ушли к своим лодкам. Повозились немного, запустили моторы, ушли. Одна осталась пустой, видно такие условия поставил наш переговорщик.
          Когда все стихло и море очистилось, мы повылазили на поверхность. Тело подрагивало, ноги, правда, не тряслись, но уверенной походки не было.
          Зазвонил колокол, все в ранчо на разбор.
          Долго командир рисовал на песке схемы, пояснял замысел происшедшего, обосновывал каждую деталь.
          Не задача всех положить, задача уберечь деревни от грабежа! Через неделю наши переживания утихли. Вигвам отремонтировали, заседания продолжились, но только в свободное время, которого у нас, молодых, не стало совсем. Занятия и тренировки с раннего утра и до позднего вечера.  Выполнение задачи рядового. Выполнение задачи в качестве сержанта разной ступени , командира группы и т.п и т.д.. То ужаком вьешься по песку, то сам гоняешь своих товарищей в качестве командира. Старики наблюдают, подсказывают. Когда и сами показывают и тренируют тебя до блеска. Заскучал замполит. Опустела «хижина дяди Тома». И Русланова свои «Валенки» да «Окрасился месяц багрянцем», что-то перестала петь. Другие мелодии подкинули нам бандиты. Еще две недели ползали по дну залива, устанавливая управляемые заряды, пристреляли каждую травинку, каждый ориентир. Сожгли кучи патронов. Но командир еще не был удовлетворен,  гонял всех и вся. При этом напевал песенку о влюбленном капитане, который краснел, бледнел и «никто ему по дружески не спел»… К этому всегда добавлял. Что всех положить можно и за полчаса, а ты прикрой деревни и грех на душу не возьми.  Месяц, второй, третий. Тут Малышев сдался первый.
           Командир, без политзанятий не можно! Солдат, где бы он не был, должен знать политическую обстановку и свое место и задачи в мире.     «Правильно»,- отвечал командир, -но люди заняты делом. Чуть разгребемся, получишь хоть всех сразу, а когда домой вернемся, то забери на весь месяц».
  Политработник ворчал, обустраивал свое  заведование. Пририсовывал новые глаза вождям, вместо побитых пулями, приделывал оторванную бороду Карлу Марксу, пытался восстановить лысину первому секретарю ЦК. Но вместо этой самой лысины торчал вихорок от трех пробоин. От боевой подготовки его никто не отлучал и он вместе с нами ползал, стрелял, маскировал. Как все, но лучше!
   Вот, опять под вечер, как в прошлый раз, по разрешению командира, в политзал набилось полно народу. Что-то в мире случилось такое, что грозный командир не мог не отпустить людей на остросюжетную беседу. И наш майор, оживясь, разворачивался на все сто. Только он открыл рот, как ужом выскользнул один, через минуту-другой, потом третий. С небольшими промежутками рассосались все. Пустой зал и только громкий отчетливый голос майора звучит торжественно в тишине вечера. Сорок минут, час. Небольшой перерыв и еще час. Уже и темнеть начало. Запела в этот раз Клавдия Шульженко. Синий платочек. Синий платочек. И половины не пропела, как очереди крупнокалиберного пулемета разорвали юбку вигвама. Майор пулей в свой окопчик, только автомат проблеснул. Дальше брюхом, брюхом на свое место в бою.
Щепки летят от строения, особенно враг метит по верхушке, где на площадке стояли раньше пулеметы. Ау! Их там уже нет. С нашей стороны тишина.
        Нападающие разносят политкабинет в дребезги. Это не бой, это-месть, страсть. Страсть не имеет разумности. Страсть, это смерть! Их катера на большой скорости мчат к берегу.  Ровной линией, как на параде. Со всех бьют пулеметы по творению замполита, да так плотно, что перебили верхние затяжки и пальмы обрели свободу, оторвались друг от друга, выпрямились и закачали своими мохнатыми головами. А катера ближе и ближе.
          А наши молчат и молчат.
         Легкий кивок командирской головы, кнопка вниз, до упора.
         Под катерами вздыбилась вода с песком, переворот в воздухе, падение. Вторая  серия зарядов. И только головы выныривающих из мути бандитов. И тихое вечернее море.
На следующий день, большим катером, пришло начальство местное, забрало выловленных пиратов. Среди них оказался и самый главный бандюга, который организовывал эти набеги. Их увезли, забрали и осведомителя, стукача- наводчика из местных. Теперь майор Малышев проводит политзанятия почти непрерывно, но на другом месте, и откуда были хорошо видны три, освобожденные от пут, сестры- пальмы.
          Мы с удовольствием слушали его приятный баритон, при этом некоторые, время от времени укладывая свои забинтованные, кто руки, кто ноги, кто что, в более безболезненное положение. То нам пела Русланова, то Штоколов и Шаляпин, а вот Шульженко не могла, разбили пластинку, погибла в бою.




ПЛОЩАДКА   ПРИЗЕМЛЕНИЯ

  На улице зима. С утра набегались по полям и перелескам. Отрабатывали взаимодействие с приданными средствами. Барахтались в снегу, вытаскивая тяжеленные плиты минометов, перетаскивали треноги безоткатных орудий. Все на «живой» тяге, ибо автомобили по такому снегу не проходят, а обстановка требует  перемещения батарей с места на место. Вот и перемещаются оные на горбу пехоты, хоть и крылатой. Наорались до хрипоты, шапки мокрые, одежда мокрая и снаружи и изнутри, ноги замерзли, оголодали страшно.
         Командиры, какие же вы умницы!
        После душа, сушилки и обеда не мотаемся вновь по полям, а сидим в классе « квалификации и первичного анализа информации», слушаем энергичную вступительную речь профессора Кузьмина, слегка подремываем и оттаиваем от физического перенапряжения. Для таких профессоров, как Кузьмин, слово профессор надо писать не с двумя согнутыми крючком «cc», а с двумя могучими «ФФ». Высокий, слегка утолщенный, или, если правильнее, кормленый вдоволь, плечи саженные, руки фертом, орлиный взгляд, могучий интеллект. Какие уж две горбатеньких  «с», тут надо именно два «ФФ». Голос его соответствует размерам и плотности тела, но все равно доходит, как сквозь вату. После мороза все внутри дремотно оттаивает.  Ну, вот. Только воздал хвалу начальству, как громкая связь пропела по этажам: «всем владеющим бензопилами собраться после занятия в 326 аудитории. На всех кафедрах перерыв будет 40 минут». Прогнали такую сладкую дрему. А Кузьмин уже вцепился в оглашенное и раскладывает по полочкам.
            Пять минут добраться до места сбора, семь минут вернуться в аудитории. Чем вас, бензопильщиков, будут начинять целых двадцать восемь минут?
           Зацепился и за способ доведения информации до ушей слушателей.
            Громкая трансляция.
           Трансляция концерта из Колонного зала, Транссиб, Трансатлантический рейс, Транспорт. Что в чистоте означает буквосочетание «ТРАНС»? Анализируйте!... Стоп! Скажи, Мандрик.   Ну, я думаю, что это «через».
           А Баев?
            Ваня мнется,   наверное «от-ДО».
            Мда! Выдавливет обладатель двух ФФ. Светлицкий, как вы думаете?
            Я думаю, что до конца занятия четыре минуты и нас просто разбудили. А зря, пять минут можно было смело подремать.
             Молодец, Светлицкий! Ты все правильно проанализировал. Правда, очень похоже на известную во всех родах войск историю с кирпичами и хозяйственным старшиной.
             Короткий гудок. Две минуты до длинного, означающего перерыв.
  326. 3- это третий этаж, 2- по стенке противолежащей лестничной  площадке, 6- шестая справа. Это точно под нами. Ходу две минуты. Идем не торопясь. Знатоков с нашей группы набралось трое. Не знаю , в какой степени владеют ребята, но я могу ремонтировать и регулировать. Пилить деревья не могу, но дрова пилить на чурбаки пробовал. Лучше пойду, чем сокрыть «талант». Вот и 326. Табличка гласит, что аудитория ярусная, вместимость 120 человек, кафедра, оснащена громкой связью и индивидуальными наушниками, освещенность 100лк, акустическое число 13 единиц. Что это за число такое? Да еще 13. «Как скажут что, так и не встанешь»,- тут же просвещают знатоки. А что нам, слушать то будем сидя.
Через несколько минут свободных мест почти не осталось. На кафедру взошли офицеры, человек двадцать. Полковник Сергеев, из политслужбы, огласил: « Каждому на листочке, что лежат на краю стола, написать «ФИО», группу. С листком подойти к свободному офицеру. Все! Приступили.»
         Командиры разошлись по классу, устроились за столами и страждущий народ пошел на прием.  Что умеешь делать пилой? Заводить. А пилить? Еще не пробовал. Хорошо, сядь в уголок и жди окончания. Если все такие лесорубы, как ты, то в команду попадешь. А, товарищ капитан, что надо делать? Звучит наивный вопрос любопытного.
          Потом узнаешь. В угол! Вот некоторые покидают помещение, значит только в руках держали или видели с близкого расстояния. Вот даже технари, с черными погонами, уходят слегка сконфуженные, сминая свои «ФИО» в ладошке. Холодная мысль в голове: может тут ассы лесопиления нужны. Сейчас и я сомну свое «ФИО». И Моя очередь подошла. Достался майор с погонами понтонера. Сейчас наведем переправы  и мосты. На столе стоит пила. Наша «Дружба».
  «Расскажи, брат, про это создание».  Легко. Вырос-то в лесу. Замечательно, оценил майор. Спрятал пилочку под стол и извлек другую. Шина вполовину длиннее, форма совершенно другая. Но мотор угадывается под кожухом. Надпись латынью. Такие видал? Да нет. Две минуты на ознакомление.  Это ясно, это –тоже, а сей что за рычажок? Вверх, вниз. Без тросиков, без видимой связи. Значит, просто выключатель. У нас просто заводи, а глушить надо нажатием на кнопочку, а тут выключатель двухсторонний. Значит ,надо крутнуть сперва не включая цепь магнето, а, затем, с включением. Браво! Загудели петлицы понтонера. У нас еще десять минут, пошли ко мне.  Рысью на первый этаж, какой-то кабинетик, заваленный приборами и устройствами. Стол мощный, дубовый. Заводи. Смотрю топливо. Масло, смазки цепи. Все есть.  Куда рычажок?? Он под большим пальцем правой руки. Если аварийно остановить, то удобнее только вниз. Хорошо. Это что за окошко под прозрачным колпачком-кнопкой? Никак насосик. Точно. Нажал пару раз и топливо видно.
          Майор сидит и смотрит. Молчит и не вмешивается.
          Что ж , можно и стартер дернуть. Вот как ее держать? А как сама просится. Ногой правой на ручку, левой рукой за дугу, правой стартер. Дернул, не включая зажигание. Глотнула порцию харчей. Теперь включим и еще дернем. Загудела!!! Вот не ожидал. Нашу пока раскрутишь, сам мокрый станешь. А тут сразу! Делают же люди. Даром, что буржуи. Видно, заела конкуренция, стараются . Нам проще. У нас и «Дружбы» по строгому лимиту. Рад хоть какой.
         Майор довольно помычал, забрал мой листок, но секрета не открыл. Как зашел, так и вышел ни с чем.  Но сонливость пропала. Бодренько иду к себе, где два «ФФ» сейчас загонит в дебри анализа. Ну и хорошо, поработали руками, поработаем мозгами.
  Оба «ФФ» долго странствовали по ступеням анализа, выпекая из нас, начинающих, светил  оной серьезной и, категорически необходимой, профессии.
           Благодарим Вас , Кузьмин Александр Ефимович! Сколь живем, столь и пользуемся преподанной наукой!
           Опять же по трансляции: « бензопильщикам, у кого отобрали «ФИО», прибыть в аудиторию 326 немедленно». Быстро собрались, уселись. Корифеев набралось ровно тридцать. На кафедру взошел  Сергеев.  Поздравляю вас с успешным прохождением отборочного тура, пропел политработниковским голосом полковник. Вам поставлена задача: выброситься на лесной массив, в обозначенную на карте точку, обустроить жилье на один месяц, расчистить площадку для приема средних самолетов. Все, что будете валить, разделать на носимые, 3-4 х метровые бревна. Руководить работами будет майор Лаврентьев.
          Покрутил Сергеев головой в обе стороны, явно надеясь, что этот Лаврентьев откуда-то появится. Но оного не обнаружили и мы, все сидящие здесь.
          Но на столе у Сергеева появилась записочка, которую он тут же огласил, что командовать будет всеми работами он сам. Мы засомневались в успешном окончании этого предприятия, т.к. Сергеев не числился в ЗНАТОКАХ  и не слыл надежным «мужиком».  Но наш новый начальник бодрым голосом пропел: « парашюты в укладочный класс, через час приступаем к укладке!» И пошло, как по писаному. Уложились, под строжайшим, зимним контролем ПДС- ников, Снарядили оружие с приличным, прямо щедрым, запасом боеприпаса, набили, до каменной плотности, ранцы харч-припасами. Во внешнюю подвесную индивидуальную упаковку-две сменки  портянок, две сменки  гимнастерок и шаровар, вторые бушлаты, шапки, сапоги , одеяла, подушки, простыни и еще по мелочам. Упаковка получилась объемная и увесистая. Ничего, не в руках носить. К подвесной системе тросиком в нижней ее точке закрепить, при десантировании крепко обнять правой рукой, либо перед собой. Выпал из люка, стал на стабилизирующем и бросай ее вниз. На длину тросика упадет и повиснет под твоей «кормой». На землю упадет сначала она, а потом и сам.
Все готово. Отобедали. Расположились в отдельном помещении. Койки двухэтажные, как в карантине. Помещение изолировано. Выход не разрешен. «Чужих» не допускают. Во секретность. Подъем 6.30, зарядка, завтрак, погрузка на машины. Едем на аэродром. Уже рассветает. Самолеты нас ждут, нагудевшись вдоволь, прогревая двигатели, уже вырулили на полосу.  Одеваемся, крепим внешний груз, по- медвежьи  тащимся в люк, занимая сразу по два кресла. Сам и твоя внешняя упаковка. Заняли два самолета, посидели, люки закрыли, дали теплый воздух. Еще погудели и пошли на взлет. Неповторимое чувство взлета. Сколько раз не взлетай, все как впервой. Оно не тревожность, не боязнь, а внутренний подъем с особым, свойственным только взлету, напряжением. На земле таких ощущений нет!
Оторвались! Полезли вверх. Стрелка высотомера уже на пяти тысячах, значит лететь далеко. И гудим, дремлем. Самолеты идут рядом. Крыло к крылу. Можно рассмотреть лица, прильнувших к стеклам. Уже третий час хода. Куда же так далеко везут?  К финнам, что-ли? Но вот створки люка разошлись, крепкий мороз ударил по щекам, приготовиться, гудят сирены и горят желтые фонари по всем углам. Подобрали свое «барахло» поудобнее и ПОШЕЛ!! Добегаешь до провала и вниз! Воздух поддает крепко, выбивает из рук упаковку, но уже открылся стабилизирующий парашютик и висишь, в свое полное удовольствие, ножками вниз. Кольцо, пошел основной, упаковка взлетает вверх, обещая при наполнении купола треснуть тебя по чем попадя. Но все благополучно.
Ты висишь на стропах, а она, эта самая внешняя индивидуальная, телепается под тобой на тросике. В этом месте порядок. Теперь посмотрим, что там внизу. Пока высоко. Тысячи две с небольшим. Что внизу, видится мелким и размытым. Огромный лесной массив. Вот зацепится висюлька за дерево и повиснешь вниз головой. Кто снимет? Пока найдут, на голове ноги отрастут. Надо найти веревочку быстрой отцепки этого груза. Где она, куда делась? Не достает рука сбоку, не пролезть спереди. Где же это красная веревочка, куда делась? И так, и этак. Жаль редко пользуемся, уже придумали бы что.
      Нашлась, под ножной обхват заправлена. Хорошо, удобно. Не надо переделывать, как подумалось при поиске.
Деревья близко.  Могучие, не густо-стоящие. Как попасть между ними? Нет, с такими круглыми куполами не вырулить. Вот и кроны. Красный шнур дергаем, мешок отцеплен, сам кометой по веткам и в огромный сугроб. Утонул с головой в снегу, который сбрасывался с ветвей , окружая дерево кольцом. А под самим деревом, у ствола почти сухо! Ну вот, второй  этап благополучно завершился. Земля приняла ласково, хоть и выбирался из сугроба минут десять. Парашют снять, собрать в сумку. Дать сигнал на маяк, что жив, здоров, приступить к поиску постельных принадлежностей. Вот он и красный мешок, рядом в ста метрах. За лямку его,  сумку на загривок и вперед на маяк, который уже пиликает в наушнике, зовет к месту сбора. Час, два бреду, перегруженным верблюдом, по матерому лесу. Ели в полтора, два обхвата. Между ними извилистые проходы улежавшегося снега.. Кое- где завалившиеся толстые стволы, которые трудно перелезть. Какой и обходить приходится.
Маячок попискивает себе точно с востока, а сколько до него? Рядом или километры. Самолеты шли чуть не касаясь крыльями, значит не может быть большого разброса. Выброска заняла 30-40 секунд. При скорости 400 км/час  это растянулись на 3-4 километра. Маячок должен быть на середине. Значит пару километров по прямой. С виляниями пусть десять. Скорость, два в час есть. Получается  на пять часов максимум. Приземлились в 11.40.  Сейчас пятнадцать. Надо перекусить и передохнуть. Закон обязывает перемещаться, не делая больших остановок. И тут хорошо немного нарушать установленный порядок. Сухари лежат в ранце.  Добыть хоть один- час возни. Все снять, распаковать, достать, снова уложить, одеть все на себя. А когда он, этот заветный сухарик лежит в сумке противогаза или в кармашке, рядом с магазинами, то просто засунул туда руку, вытащил и грызи в свое удовольствие. Молодежь этого не знает, а старички нас учат на пользу делу. Иду, грызу. Хороши сухари второго сухарного завода, произведенные еще в 1937 году. Черные, железной крепости, ароматные и « хлеб укрепит сердце человека», как пел великий пророк Давид. Укрепить? Укрепил. Но вот маячок сместился. Это я уже мимо стал проползать. Где-то рядом. Поорать бы, да не положено. «Враг» усечет! Иду на маяк малой скоростью. Тут в пяти метрах пройдешь, не увидишь.  Вот он! Куча красных мешков, гора парашютов. Народ грызет сухари, лежат в снегу, как в гамаках. Голова и ноги вверху, весь массив тела гораздо ниже. Ложусь рядом, предварительно отметившись у Сергеева. Осталось пятеро. Подождем. Похрустим сухариком. Угостили полковника, чему он был рад, но не мог взять в толк, как мы достаем сухари, не распечатывая ранцы. Видно, Львовское политучилище, где он подвизался, в программу выживания наши наработки не включает, а зря. Устав уставом, а жизнь свои дополнения вносит. Вот и пятеро притопали-приползли.  Все собрались. Сергеев развернул карту, наметил маршрут. Но уже смеркается. Куда по темному брести. Не горит. Команда: ночлег! И встает вопрос. Как?? Распаковаться и комфортно провести ночь в тепле и сытости, или передрожать под елками, не делая работы по перекладке барахла.
  Есть старший, он решает. Но политработник не строевой командир. Нет решительности,  на занятиях у Кузьмина не сидел. Тут анализ необходим!
Первое-ночь длинная, мороз приличный (10-15 есть),  ничто по времени не поджимает, весь день без горячей пищи, устали!  Надо сделать так, чтобы и Сергеева не посрамить и по уму все сделать
. Товарищ полковник, разрешите обратится? Обращайтесь. Разрешите потренроваться в качестве руководителя группы? Умные глаза Сергеева прищурились. ОН все понял и принял игру. Разрешаю. В две шеренги становись, завопил новый командир. На первый- третий рассчитайсь! Первые ставят  палатки, вторые готовят горячую пищу, третьи готовят дрова на ночь и топят печи по готовности. Старший первых-Баев,  вторых - Мандрик, третих -Ланин. Со всеми вопросами ко мне. Командирскую палатку-штаб развернуть первой. Приступили! Три минуты и все сомнения кончились. Потрошим упаковки, втискиваем под ели пятиместные палатки, застилаем пол лапником, ставим печи, трубы, клапана. В котлах булькает любимая перловка с говяжьей тушенкой, кипит чайник. Уже задымили печи, но оказалось, что дым из под кроны выходить не хочет. Заполняет все поделочное пространство. Угорим, закоптимся.
          Палатки из под крон выносим на простор.
         Теперь правильно. А опыт в шкатулку. В рекомендации потом запишем.
         Отобедал, отужинали. До здоровой сытости. Погоняли чайку, сахарком похрустели. Назначили охрану, караул по- военному. Все! Спать! Перины из лапника мягкие, пахучие. В палатках плюс двадцать и более. Комфорт! А сна нет. Значит еще зеленые мы, призеленые. Ванька Баев сопит уже во все завертки, Саня Искрин ему вторит, Ситников дожевывал засыпая. СТАРИКИ!! Опыт!! Повертелись, повертелись и, глядя и успокаиваясь стариками, засопели остальные. Только часовые сидят спиной друг к другу втроем, тихонько бормочут и охраняют наш сон.
        Может, кому и снилось  что, но встали свежие, бодрые. Умылись снегом, поиграли в снежки, как могли, ибо снег рассыпчатый и не лепится. Часовые уже растопили котлы и еда готовая, горячая, уже поджидает будущих лесорубов.
  Уложились по- походному , не на прыжок. Потянулись цепочкой к горушке, что в трех километрах от стоянки, где определено место базового лагеря.  Шесть часов пришлось пробираться по этой чащобе, где человек своих следов явно не оставлял. Вот горка, вот конец пути. Гул моторов сотрясает воздух, на включенный маяк сыплются красные мешки, поддерживаемые   небольшими куполами.  Бросают точно, во много заходов. Отгудели и, покачав крылышками, ушли восвояси.
  Собираем «подарки», распаковываем. Ставим стационарно теплые жилые палатки, штабную, просторную мастерскую, большую палатку для общих сборов, (наверно Сергеев будет политзанятия проводить и кино крутить), кухню, туалет. Умываться будем снегом, поэтому нет умывальника. Палатку-баню чуть в стороне, рядом с громадным валуном, торчащим, метров на пять, из земли. Два дня обустраивались, налаживали жизнь. Завтра начинаем  работать!
       «Работа есть лучший способ наслаждаться жизнью». Так определил эту форму деятельности человека Эммануил Кант!
         Приступим и мы к этому способу наслаждения жизнью.
         Началось оно с построения и распределения обязанностей. Так положено в армии и, пожалуй, это единственная пока форма упорядоченных действий коллектива.
         Десять пильщиков-вальщиков с помощниками, два ремонтника-точильщика, повар  со вторым номером, остальные- караул, с функциями хоззвода.
          Старший пильщиков-вальщиков старшина Петров, старший реммастеров- Павлов, повар- Смирнов, он есть профессиональный повар, до армии кормил в санатории болящий народ, старший караула-Никитин.  Схема «освояемой» территории выдана на руки Петрову, и его братия пошла готовить места для валки. Мы с Павловым пошли к себе и стали готовить бензопилы к  работе. Дело физически не трудное, но кропотливое и вонючее. Ибо надо смешать бензин с маслом в нужных количествах, заполнить баки, заправить маслом и…попытаться завести. Это самое сложное в наших родненьких технических шедеврах. Трудимся с Виктором в поте лица. Бочку бензина смешали с маслом 1:20, перемешали тщательно, специальным насосиком закачали в 10 литровые расходные баки, заправили пилы.
Помоги, Господи! Дергаем шнуры стартеров. Уже из нас дым начинает появлятся, но пилы молчат. Ни одна не чьхнула, даже. Долой свечи, продуваем. Снова свечи на место. Рывок, рывок- нет! Мертво!. Не дети мы малые, настоящие с дипломами механики.  Разбираем, продуваем и прочищаем все, что может засориться. Сами пропитались уже бензином. Крутим винты регулировки. Настраиваем, как положено по инструкции, приложенной к изделию. Вот и первая пошла. Затрещала истошно, завыла. Так! Теперь подрегулируем, на холостые, на рабочие обороты. Теперь пробовать на лесине. По мощности. Видели бы вы, мамочки, на кого похожи ваши дети. Ужаснулись. Но только так приходит взросление. Другого пути нет. ТРУД!! «ДА ПРОДЛЯТСЯ ДНИ ТРУДЯЩЕМУСЯ…», гласит Писание. Постараемся продлить и мы! Будем биться об эти пилы, пока не заработают как надо. Новье, военпреды принимали, а такие капризы. Потом дошло!! Их же на консервацию поставили. Залили маслом все внутренности. Просто промыть надо! Моем, сушим, дерггг….. пошла, родненькая. Вот полтора десятка и на ходу. Подходят вальщики, они топорами поработали вдоволь, очистили подходы к деревьям, начнут валить.
          Получи, распишись. Вот топливо, масло, распишись. Армия любит порядок. Да и любое дело без порядка помрет! Учись, мужик, пригодится в жизни! Помповара крутит ручку сирены, такие в войну оповещали о налетах фашистских бомбардировщиков, вызывая страх и тревогу. У нас, наоборот - радость. Обед, значит. Подходи к столовой, мой руки и садись за стол. Первый обед праздничный. Огненный борщ  из вяленой говядины, картофельное пюре с густой мясной подливкой, сыр дырчатый, словно кто посверлил, масло сливочное, сухари. Хлеба еще нет, будет завтра, пообещал повар. Все по норме, чай - до отвала. В столовой тепло, после улицы разморило, потянуло в сон. Что ж, получи свои 60 минут, Спи на здоровье. Набирайся сил, гвардеец!
Второй день, третий. Пора просчитать, подвести итоги. Грустная картина. Такими темпам нам работать не месяц, полтора, а год с хвостиком. Увеличили рабочий день. Теперь от темна и до темна звенят пилы. Валим, ветки отделяем, таскаем в кучи, поджигаем. Медленно!!   
               Летит депеша в «центр».  Оттуда немедленный бодрый ответ: кто вам поручал с ветками заниматься, вам приказано ВАЛИТЬ!! Вот и валите .А не умничайте, что положено очищать делянки от порубочных остатков!!!! Тра-та-та!!!!  Чтобы через двадцать пять дней на всей площади не торчало ни одного дерева! И ты, там всякие политработы выкинь из головы. Ты командир, сейчас, а не политработник. Все!! Вот и помощь пришла, которую запросил Сергеев. ПРОСИТЕ И ДАСТСЯ ВАМ, СТУЧИТЕ И ОТКРОЕТСЯ, ИЩИТЕ И ОБРЯЩИТЕ! Все в Писаниях есть. Читать надо, изучать, исследовать! Как научал апостол Павел. ВОТ и мы – попросили сразу и далось, и отверзлось, и нашлось. Трудись, только. Звенят пилы, падают деревья, Трещат костры-обогреватели. Ведь мороз на улице! Опыта  поднабрались, пошло веселее, будто ветровал идет. Уже обед к рабочим местам доставляют, уже про сон дневной забыли, уже приловчились при кострах валить. В карманах сухари, сахар. Можно, не отрываясь от работы пожевать.  Придумали ранний завтрак, второй завтрак, вспомнили, как в пионерских лагерях  подавали полдник. Ужин просто стал удлиненным и не делился на первый, второй и поздний.  К концу смены все валились , засыпая на ходу. Повеселел и наш полковник. Понаучился. Голос его звучит увереннее. Командует редко, но толково. Не дергает зазря. Бережет рабочий класс.
Мы с Павловым умотались вконец. Уже совершенно перепутали день с ночью. У нас нет понятия, когда обед, завтрак, ужин. Один нескончаемый  рабочий период.  А бабушка всегда требовала мыть перед едой руки и лицо. Оное лице свое я не вижу. Но судя по Витькиному замазученому, оно требует уже основательного ухода. Руки и мыть не надо, они стерильны. Все в бензине и масле. Две недели аврала. Сам  Сергеев на ногах еле стоит. Но держится. Надо повторить игру, что была вначале. Товарищ полковник, разрешите обратиться? Обращайтесь, таращит покрасневшие от недосыпания глаза Сергеев.
  Разрешите потренироваться в качестве начальника войска??  Мы уже все пообтерлись.  Особого чинопочитания нет, хотя старший есть старший и на его права никто не поползает.  Ну, тут наш полковник слаб еще.  Полевого опыта нет. А если загоним ребят, то больше работы не будет. Нужен хороший отдых. Командир поразмыслил и отдал права. Командуй, потренируйся. Потом мне растолкуешь.  Поваренок!! Ко мне!!!! Звенит молодой голос. Что изволите?? Гуди в сирену непрерывно, пока все не соберутся. Гуди!!. Хозвзвод! Ко мне!! Бросай все, топите баню. Трещала  чтоб. Есть!    Повар! Чай безразмерный готовь, с сахаром и повидлом, что оно без толку лежит, мажь сам на хлеб, подай народу. Сам тоже в баню. Обед отменяется. Ибо после бани все часов восемь спать будут. Собираются вальщики. Усаживаются. Что за оказия, почто сняли с работы? Становись!!
           Построились. Подбодрились. Давно такого не было, а положено два раза в день.  Слушай мою команду, звенит голос молодого.  Сутки отдыха. Перекусить, чем есть под рукой, попариться в бане и отдыхать. На работу выходим послезавтра с утра. Все свободны. Разойдись! Лица сначала вытянулись, потом расползлись в улыбке, строй распался и полетели снежки, сначала в новоявленного командира, потом друг по другу. Только полковник стоял   одиноко, не позволял чин самому ввязаться, и не дерзнул никто его затронуть.
          Тяжко быть начальником. Ох, тяжко!!!
   Шипит снег на раскаленных камнях, прямо в парилке уплетают повидло с хлебом, сладость при жаре водой течет, по пальцам мазутным. Облизывают, смеются. Как вовремя  остановили гонку.  Как вовремя. Разогревшись, валятся  в снег, размазывая по белизне грязь и мазут. Катаются, орут и снова лЁтом в жар.
          Кто сможет понять Россию? Кто?
          Она насквозь радостью пропитана. Только сняли скрепы и она наружу вырвалась.  Где усталость, где боль в натруженных и побитых руках и ногах,  где сводимые судорогой от вибрации ладони с кровяными мозолями? Нет ничего. Только искрится, как снег под солнцем, радость бытия. Поет натура великого народа. Оггго гоо го го оооо….!!!!  Разносится по лесу.  О –гооооооооооо..!!!!!  Заматываются в простыни, что без использования так долго валялись в палатках, спали ведь не раздеваясь,  заглядывают на кухню, что чуть пожевать, и в свои  спальники на  добрый многочасовый сон.
            Только караул, в своем режиме, охраняет покой уставшего солдата Отечества.
Господи, как мудро Ты сотворил нас!
          Проснулись поздно,часов в десять. Светло, солнечно.  Умылись снежком, потянулись на кормежку. Повара расстарались по полной. Картошка, тушенка, рыба. Ешь вдоволь, что и исполнили с удовольствием. Постирались, навели порядок. Отдых, он всегда отдых. Мы с Павловым наточили все пильные цепи, заправили емкости, уходили все и пошли досыпать. Тихо в лесу. Все, как замороженное, застывшее. Отдыхает природа. Закон!
            Утро, как обычно. Завтрак, уходят в лес. Звенят, на пределе бензопилы, глухо валятся деревья. Вот загудело и сверху. Прошелся «маленький» над головами, прицелился и сбросил посылку.  Упала рядышком. Покачал с крыла на крыло и ушел домой. Что послали? Бежим. Упаковочка солидная, не донести. Распаковываем на месте. О! Подарок понтонера. Шведские новенькие пилы. Десять штук. Дело пойдет веселее. Заправили, пробовали.       Хороши. Вот, буржуи!
  Понесли вальщикам передавать. Понравилось. Чаще стали падать ели, а в лесу потишало, не надрываются моторы. Добре потрудились. Необходимое пространство завалили. Действительно, посадочная полоса. Убрать только пни, да все, что свалили.     Доклад полетел в эфир.
                Работу закончил.
Эфир тут же отстучал: все свернуть, упаковать на длительное хранение, взять с собой необходимое и возвращаться домой. Через пять суток быть у населенного пункта NN. Два дня укладывали имущество. Это надо же, сколько накопилось барахла.
                Набили ранцы, проверили оружие и, помогай, Господи. Путь не длинный, но трудный. Лес забитый снегом и заваленный  валежником. А по нем надо пройти  более пятидесяти километров, если напрямую.  Лыжи бы, лыжи. Помечтали, повздыхали и потопали.  Успеть в срок надо, шутки здесь не проходят, опоздаем, а там вдруг транспорт ждет, у него тоже сроки. НЕ УСПЕЛИ, ПЕШОЧКОМ ДО САМОГО ДОМА! Так учат, так вспитывают  ответственность. НО это что???  Гудит небо, самолетов туча. Зашли над нашей просекой, прицелились и посыпался десант. Шнурочками бросают, точно по площадке. Сколько их-то? Уже седьмая машина отсеяла, вот восьмая, девятая. Посмотреть бы, порасспросить.     НЕееееееет, брат! Ты топай к точке назначения. Во второй день над нашим, уже нашим, полем поднялись столбы дыма. Неужели наш лес жгут? Может, только ветки? Иди, иди. Дорога долгая, строй всякие версии. Где наш «проФФесор» Кузьмин, тот мгновенно разанализировал  бы ситуацию.  А дымы в небеса, а мы продираемся сквозь дебри. Ночь в лесу не самое приятное времяприпровождение. Волки не воют, ветер в кронах не свистит. Тишина не дает покоя! Просто никакого звука. Птиц нет, звери молчат, да и следов не встречали. Белок нет. Как вымерло все. Только нас несет сила приказа по этой, покинутой всеми, глуши. Костры, хороший ужин из взятых запасов. Тут Сергеев был неумолим. Сам проверял каждого. Набивали ранцы до каменного состояния. Правда, они быстро помягчали, потом отощали, на пятые сутки и поскребывать, по сусекам, пришлось. Уже близко жилье человеческое. Потягивает дымком, неясный шум вдали. И тут крик, среди нас. Что случилось??
                Все к завопившему. Господи! Страх какой. Здоровенная рысь прыгнула на нашего гвардейца.  Свалились оба в снег. Он только лицо спасает, а она когтями бушлат рвет. Застучал автомат. Очередь одна, вторая. Снег с веток летит, а она вцепилась и не реагирует на стрельбу, стервоза! Подбежали и штыками по ней, да не зацепить человека. Вот оказия какая, вот тебе и вымерший лес. Наконец, удалось стукнуть ее по ее дурной башке так, что она отвалилась, отпустила.  Это Васечкин, помощник повара.  Легко отделался, шапка спасла. Все лицо и шею закрыла, а бушлат на лоскуты подран. Когтищи, словно бритвы! Да ранец крепкий. Пахло,  видно, вкусно от Мишки. Усталость пропала. Поступила команда : « примкнуть штыки, оружие на плечо, чтоб штык торчал вверх». Примкнули, устроили на плече, как сказали. Руки Мишке перевязали и залили йодом, укол всадили в нужное место, до которого пришлось долго добираться. Да! Жмется, значит, животина к человеческому жилью, имеет на прокорм что-то. Так по пусту, что ей рисковать шкурой.  Знатоков по чучелам не оказалось, зверюгу оставили в лесу. Дальше пошли плотной строчкой, не растягиваясь и не отставая, как этот поваренок. Все незапланированные и не терпящие отлагательства туалетные дела теперь под охраной и  без самовольства. Тут Сергеев характер проявил. За  этот месяц, с небольшим, начал в нем проявляться настоящий командир. Жаль, если его снова запрут в политотряд. Жаль. Толковый мужик. С ним уже сейчас можно работать. А вот и населенный пункт, как сказано в телеграфе. Десяток домиков. Народишко втречает. Что-то все в форме с голубыми погонами. Куда это мы притопали?
Капитан к Сергееву.  Товарищ полковник,  начальник запасной площадки капитан Миронов. Поздоровались. А что ты запасаешь, капитан?  Раз площадка запасная?  Аэродром. Когда надо, полосу чищу. Людей принимаю. Кормлю. В бане мою.
         Сейчас, взбодрился Сергеев. Сейчас.
          Телеграф отбил депешу о благополучном прибытии на точку. Пауза. Ответ.
           Сутки отдыха. Миронов обиходит. По погоде дам самолеты. Поели, помылись.
          Хорошо в Армии. Забота, работа. Всего вдоволь. Все по команде. Сотни командиров о тебе думают и стараются не забыть, дать дело в руки, не оставить скучать, вымыть в бане, поменять белье, НАКОРМ ИТЬ!
Погода хорошая.  Моторы гудят доволные, что возвращаются домой. Впервые волнение у всех. Впервые не выбрасываемся, а садимся. Вроде удачно. Потрясло на стыках по полосе, подрулили к стоянкам. Вот наши авто, вот и дома.
Какие же вы, друзья, здесь  умученные  науками, какие бледные и квелые. Смотрим на самих себя, задубленные морозом. Окрепшие, сдружившиеся. С сожалением расстаемся, расходясь по своим заведованиям. Того совершенно не зная, что нас уже спаяли, что еще будем встречаться и работать неоднократно. Штабисты хоть и не в почете, но мужи толковые. До встреч  на дорогах службы!










 «НЕБОЛЬШИЕ      КОРРЕКТИВЫ»


« …..И выйдет утром человек на дела свои…»  из Псалтыри.


             Лето.  Ранний подъем. Сегодня улетаем к «соседям», аж в Кировобадскую дивизию на совместные учения-маневры. Обещают подключить еще танкистов, летчиков-штурмовиков, пограничников. Там, в южном краю, уже все рычит, пылит, дымит соляром. Шелестят карты, надрываются голоса. По нашим телефонам просто говорить нельзя, они воспринимают  и передают только ОР! Орешь -  тебя слышат, говоришь – только хрипы в трубке. « На ушах» все службы безопасности, вдруг какой шпион подсмотрит, вдруг утянут какую бумагу. Все в большом секрете. А если захочешь узнать, что еще более секретное, то сходи на рынок, базар, по-южному, там знают абсолютно все и с длительным, безошибочным, прогнозом. Совершенно ранний плотный завтрак. Макароны по-флотски. На флоте принято на 70% макарон – 30% мясного фарша. Наши внесли небольшие поправки. Получилось почти наоборот. Десантный вариант.  На 40% макарон, добавляется 60 процентов мяса, с луком, перчиком и зеленью.  К тому хлеб с маслом, хороший кус сахара, немного, совсем немного, ибо по дороге сливать некуда, жидкости, и получается нормальное, на длинную дорогу, питание.
             Нагрузились, погрузились в машины, медленно потянулись на летное поле. Здесь тоже все гудит, керосиновая вонища, толчея техники, перемещения подразделений. Но вот все уселись, хвосты-люки-аппорели закрылись, вырулили на полосу. Сердечки стучат, сейчас взлетаем. Бежит наш «Антон» по полосе, двигатели на полном газу ревут, колеса молотят по бетонке, вот и крылья прогинаются вверх, вот пореже удары колес по стыкам плит, вот уже и повисли. Так и жмем, чуть оторвавшись от земли, набираем скорость. Наш пилот любит так взлетать, мы его характер изучили. Разгонится,чуть оторвавшись, а потом круто вверх, уши закладывает, слюну глотаем для прочистки, самим весело. Затем все машины построятся в походный ордер, расставятся по небу, значит, и надолго зависнем в пространстве. Спи, гвардеец, наслаждайся покоем, который тебе гарантирован на много часов. Никто не потревожит, не сгонит с насиженного места. Конечно это шутка, в какой-то степени. За эти часы полного покоя тело затекает. Уже ни сидеть, ни висеть, ни еще чего не хочется. Тело просит движения, тело требует работы! Не может человек вот так, многие часы, сидеть без движения. В перелетах, это мука страшная.
  Задачи отработали еще в классах, по макетам и картам. «Поползали» по предполью противника, вышли на нужные рубежи, расположились, слегка подымили хорошим слезоточивым газом, изображая противника нарушающего все международные договоренности, перемалываем группы противника, выставляющего летучие отряды против нас, их изображать будут мишени на колесах, пробиваемся к главным силам и работаем далее по замыслу комдива в составе всего соединения. Для этого и висят у нас сбоку по две пятикилограммовые  синих  банки. Сунешь в дырочку на крышке специальную спичку, чиркнешь по ней теркой. Зашипит, занервничает, повалит дым, молочного цвета. Глотай и плачь. Если противогаз неухожен, плохо подогнан, с клапанами проблемы, то нарыдаешься  на годы вперед.  Не смертельно, но не до «боя». Учеба в предельно реальных условиях. По другому не научишь.
 Вот вышли на южные республики, под нами то пески, то водные пространства. Горы покрытые лесом, видны реки. Самолеты идут ровным строем, метров триста друг от друга. С земли, наверно, очень красиво.
Вдруг наш круто лег в правый  вираж. Двигатели реванули,  самолет задрожал  и на всех парах понесся в сторону. Это еще что такое? Куда? Новенькая вводная?  На наш немой вопрос ответило в наушниках: банда басмачей пересекла границу, вышла к кишлакам и вырезает население. К месту их действий направляются отряды пограничников и армии. Наша задача перекрыть бандитам дорогу к населенным пунктам, отсечь от реки. Держать до подхода главных сил. Выброска с малой высоты. Не висеть до прибора, открываться сразу.
Так, небольшие коррективы вносятся в программу действий.  Вместо нормального десантирования – ускоренное, вместо безвредных мишений на колесиках – вполне реальные, вооруженные басмачи, вместо соединения с основными силами дивизии – работать на удержание и совместные действия с теми, повадки которых мы не знаем.  Вот, слева, еще один наш «Антон» , чуть дальше еще один.  Видно банда приличная.  Собственно это должно быть ясно сразу. Ибо сбить  заслоны погранцов можно именно большой силой. Свалились вниз. Резко, до звона в ушах. Прошлись вдоль каких- то строений, как истребители вывернули боевым разворотом  на обратный курс, хвост раскрылся,  гуднули сразу зеленые и мы горохом посыпались вниз.
  Только стабилизирующий поставил тело вертикально, рвем кольцо, пошел основной. Есть купол.  Что внизу?? Довольно близко заросли кустарника, большие камни, валуны. Между ними что-то полосатое. Так. Внизу ясно. Надо быть предельно осторожным. На такие камни  падать опасно. А вверху? Вверху явный непорядок. Две приличные дыры в куполе. Откуда взялись? Кто сотворил. Пока шарики вертелись, разбирая ситуацию, появилась третья. Сначала маленькая, а потом все пространство между тесьмой прорывается. Да это же кто-то портит мой парашют специально. Пули рвут ткань!. Стреляют камни и кусты. Так  попасть могут и в меня! Где эта пятилитровая вонючка? Иди сюда! Спичку в дырку, теркой чирк! Пошел дым, значит сработала. Падай сама без меня. С самого начала не нравилась она.  Побьет все бока, на ноги  лишний груз. Вот и сбылось желание отделаться от  нее пораньше. Падает, дымит. Давай вторую. Дымит, падает. Вот и сам уже в куст влетел. Прямо в полосу собственного дыма. Он хорошо по кустам растекается, запутывается в них, обтекает валуны и  стелется, прижатый ветерком, понизу. Долой подвесную систему. Где мой родненький, ухоженный и смазанный противогаз. Единственное  спасение от произведенного самим собой слезогона. Лезай на мою физиономию быстрее. ХРЮК-ХРЮК. Но брызнули слезы, затуманились стекла. Чуть полежим, осмотримся, придем в себя. Не торопись, брат, надо рассмотреться. Под опавшим куполом кто-то барахтается, высказывает неудовольствие на непонятном языке. Странно, как он при таком задымлении еще в состоянии ругаться?  Вот бессовестный, вот …… что же ты, подлая твоя душа делаешь? Зачем режешь своим поганым ножиком мой купол. Я же к нему привык, знаю его характер, все причуды и капризы. Он почему-то не любит долгого висения на стабилизирующем.  Раскрывается тогда вяло, с протягом. А если сразу по кольцу, то быстро, хлопком. Раз,  и  принял воздух. Упругий, крепкий. Что же ты, ……………. Портишь вещь? Чем она виновата, что из тебя слезы хлещут? На виновника  маши  своим кинжалом, на дым. Его разгоняй!!! Вот ……….. порезал все. Ладно, не до купола сейчас будет. Стрельба усиливается. Спасибо, что не прицельная. Все же «газик»  помог  сбить прицел. Да, видно, бандюки не рассчитывали, что свалится с неба такая помощь беззащитным кишлакам, где все оружие- это старое ружьишко редкого охотника. Так, вот еще один страдалец.  Свою чалму  с макушки переместил на лицо, лысина сверкает. Но как тебе поможет эта вещь? Она же не фильтрует. Но, тебе виднее.  Дыши, как нравится. Этих пятикилограммовых кадушек хватит на три часа. Да еще по кустам что запутается, в подветрии. Знаю, надышался вдоволь, слез пролил не один литр. В нашем ведомстве учат серьезно! Не для прогулок с девочками по бульвару.
  Но вот вопрос, что делать? Стрелять? Он же беззащитный кутенок сейчас, хотя чуть раньше вырезал аулы. Как его убить такого?? Уложить просто, а что потом душа спросит? Как пред Создателем оправдишься? Ведь ситуация конкретная, а не общеполитическая: бей врага всеми средствами своими. Еще осмотримся, не крадется ли кто сзади? Нет, чисто. А ну, постойка, «брат мусье».   Легонько тебя по лысине стукнуть, а твоим же поясочком и перевязать.  Далее лежи до общего сбора, тем более, что воин из тебя вышел весь.
Тут получилось. Но в одиночку работать опасно, очень опасно. Не прикрыт ни кем.  Поорать надо немного. Откликнулись, подползли. Нас уже семеро. Работаем, ребята, работаем быстрее, пока ситуация позволяет.
           Басмачи сгруппировались в кучки тоже. Кто отстреливается дружно, кто в чалмах кутается и халатах. Так вот оно полосатое, халаты почти у всех не цветные, как видели на картинках в книгах, а почти сплошь полосатые. Получается, что в цветных начальники. В полосатых- рядовые. Может это совсем не так, но, используя полученные наблюдения и совместив их с Боевым Уставом, постарались, в первую очередь, лишить бандитов управления.  Сразу противодействие ослабло. Кое- где и руки вверх полезли. Надо вязать и выводить против ветра. На чистый воздух. Потрудились. Без цветастых халатов они податливее стали. Трудимся, выводим. Сажаем спинами друг к другу, перевязываем, лишая возможности вставать. Прошли наквозь свою полосу, подчистили.
Слева разгорается перестрелка. Ползем туда. За валунами лежат полосатые и бьют, бьют, правда особо не целясь, ибо глаза слезятся энергично. Работаем  Группами по три человека.
        Вот какой-то в папахе! Брать первым. Раз, эту барашку на лицо, слегка по лысине, руки, ноги. Лежи, отдыхай.  Вот халат красивый, красное с фиолетовым. Прямо как в красных наградных революционных шароварах. Тебя,«мусье», тоже вне очереди.  Эй, полосатые, клади ружье. Говорю клади, что упираешься. Видишь, твои командиры уже на отдыхе. Что,  пострелять еще хочется? Все, клади ружье по хорошему.   Вот и хорошо, ввели поправку на знание языка, получшело сразу. Наши, по кторым они вели огонь, мгновенно переместились, зашли сбоку и этот узелок расшили. Выводят на ветерок. Да, оно и тут уже попродуло. Можно попробовать и маску снять. Нет, потерпим. Щиплет глазки. А вот подальше от нас, видно воюют на свежем воздухе. Огонь с обеих сторон сильный. Особенно часто бьют винтовки. Наши автоматы слегка огрызаются, точнее, выражают сердитое неудовольствие. Хорошо проверяем наш участок.  Еще в спину, кто ударит. Позиция здесь удобная для скрытости: валуны, кустарник, деревца молодые. Тут гляди и гляди. Поползали, походили. Все чисто.  « Отдыхающих» набралось человек семьдесят. Сколько же их прорвалось?
  Там левее еще приличный бой идет.
          Ребята, у кого еще химдым есть?
          Повыбрасывали.
          Жаль. Может поищем, да с ветра поможем нашим.
          Нет, не найти . Слишком мелкие,  в кустах затерялись.  Оставили двух охранять повязанный полосатый народ, который молча уставился в свои коленки. Глаз не поднимают. Сопят. Кто в чалме, а больше сверкают бритыми  головешками. Это же до какой ненависти себя надо довести, чтобы резать всех подряд, женщин, детей, скот. Кого насильно, может, заставили, но ведь резал! Прости, Господи, вот уж не знают, что творят.
                Но надо спешить на помощь своим.  Прочесывая  «свою» зону, перемещаемся осторожно к месту интенсивной стрельбы.  Басмачи в удобной позиции. Горушка  торчит грибом  на местности. Пятачок метров триста в диаметре.  Крадемся со своей стороны. Вот уже и по нам начали постреливать, видно хорошие наблюдатели. Расставлены грамотно.  Полежим, осмотримся. И под свой огонь не попасть. Связи нет никакой. Четвертый час трудимся. Положение у нас хорошее. Практически в тылу басмачей. Эту позицию надо умело использовать. Но штурма не будет, он никому не нужен. И команда однозначная: удержать на месте. Не дать пройти по населению, отрезать от реки, держать. Значит держать.  Установим из камней заграждения, организуем круговое наблюдение, подроемся, где лишне торчим. Пригодилась и МСЛ (малая саперная лопата), все табельное имущество когда –то вот так и пригодится. А это что такое? Почему вдруг стих огнь бандитов? Ни единого выстрела. Задумали прорыв, давят на психику?  Нет! Вы не за Отечество в разбой пошли. НЕ могут быть в ваших бритых головах высокие материи. ВЫ убийцы чистой воды! Но, почему вдруг замолчали? Почему?
Смотри, шепчет сосед.    Куда?  Сзади, слева. Во! Это что за комедь? Новое знамя  насильников и убийц? Прямо по «нашей» территории, во весь рост, не кланяясь, а только изредка спотыкаясь, движется полосатик, а на длинной палке несет красно-фиолетовый халат увенчанный  белой чалмой.   Ближе, ближе.  Стой, зебра двуногая! Сравнение, конечно, не из приличных,  и полоски на халате вдоль,  а не поперек, как у африканской животины. Но и у нас настроение не диванное.
  Это что за парад? Кто тебя выпустил в такой поход? Кое как, но по русски объясняет, что «кендык башка» пришел владельцу халата,  так как  рванулся  из плена, но не ушел.  Зачем гибнуть всем.  Владелец халата организовал этот прорыв, резню и все остальное. Раз его нет, то и войне конец. Мы подневольные, нас заставили, а теперь с нас никто не спросит.
Да кто с вас спросит. Вас что, домой теперь отпустят. Может и отпустят, но очень не скоро. Поработаете  вдоволь на народных стройках, заодно и русский изучите поприличней. Чего уж там, народ научит быстро.
           А вот эту ситуацию использовать надо.
           Так, вы, гвардейцы, вдвоем, пока халат мы попридержим, пулей летите к нашим главным силам и доложите про нас.
             Вперед.
   Ребята рванули, но стрельбы не последовало, видно халатик и впрямь имеет силу.
      А ты, «филолог», давай сюда флаг, ходи на высотку и веди парламентеров, но не больше двух. Вдруг прознают наше положение и рванут к реке, что сможем сделать с такой лавиной. Ходи!. «Знамя» закрепили валунами, сами отошли немного. Самый плохой мир лучше войны. Там, на горе голосят по всякому. Серьезный разговор идет. Но не стреляют.
          Вот и нам помощь пришла, даже и не увидели. Старший лейтенант с группой в десяток гвардейцев. Парочка пулеметов. На горе шум усилился, послышалась стрельба. Между собой дерутся, это хорошо. Пусть перемелют побольше, «консенсус» дорого стоит.   Еще постреляли, еще. Все! Нашли решение.
         Что, пойдут на прорыв или на стройки коммунизма?
         Похоже, на стройки.  Бросают оружие, группами спускаются с горы. Наши   запрашивают погранцов, высылайте приемщиков. Не будем же мы исполнять вашу работу. Те сваливают на ВВ, пусть милиционеры конвоируют, нам границу защищать надо.    Прозащищались только что, молчали бы уже! Телеграф трудится. Басмачи сдаются. Мы, не быстро, переходим к своим, идем через горку. Смотреть на результаты «совещания» нам совершенно не интересно, но и лишние километры накручивать нет желания. Усталость уже начала сказываться, со снятием напряжения.
           Валяется оружие, разбросаны  тела, несогласных с мнением большинства. Зверство какое! Головы поотрезали. Зачем??  Что это дает?  Вот уж порода!
           Соединяемся  со своими. Наш майор намыливает мне макушку. Ты сотворил? Ты надымил? НУ, я. А зачем он мой парашют на лоскуты порезал? Так он же резал потом, а ты дымил раньше. Да? Вот не заметил. Они теперь на весь мир растреплют. Командир, когда растреплют? Пока домой вернутся, все забудут. Спасибо живы остались. Ладно, смеется командир, все правильно. И соответствует ранее утвержденному плану, в который, просто жизнь внесла небольшие коррективы.

Корр.100%