Человек, или нет?

Что-то наступало. По его тихому неприметному шагу ты и не мог понять — к добру это или нет?

— Эйвален? — тихий голос окликнул тонкую высокую фигуру, затемненную контровым светом.

— Да, друг мой? — ответил Эйвален, развернувшись.

Яркое золотое свечение открыло все его жилистое чуть скрученное тело. Пышные брюки, подпоясанные широким вышитым серебряными нитками шарфом, никакой рубашки, лишь тонкий лоскут голубой ткани, пересекающий его невероятно широкую для такого стройного тела грудь. Все эти вещи были будто частью его самого. Надень их на кого другого и вышла бы полная нелепость.

Эйвален выжидающе поднял руку туда, где должны были виднеться звезды. Он повторил холодным, космически-отстраненным голосом:

— Да, друг мой?

Никто и никогда не верил в это слово из его уст. Можно ли было произнести «друг» еще более безучастно?

— Эйвален, скажи, должен ли я идти? — его собеседник превратился в сплошную тень, искаженный ярким светом, бившим со спины.

Голова Эйвалена чуть отклонилась в сторону. Длинные кончики эльфийских ушей разрезали поток былинок, мирно плывущих в тишине леса. На месте тени мог быть любой из нас. Любой и был там.

— Это — не вопрос жизни. Но и не вопрос смерти. Что есть долг человека? Что есть долг твоего существа? — голос Эйвалена дрожал как струна, дарующая жизнь во Вселенной. Глубоко, неумолимо и прекрасно в своей необъятной для человеческой жизни почти бесконечной продолжительности.

— Тебе легко рассуждать! — выкрикнула  снедаемая страхом тень, — Твоя жизнь не закончится смертью! А моя, жизнь каждого человека, предрешена ею, — голос тени стал почти не слышен. Она уже знала ответ.

Лес совсем не дышал. Бездушные ветки его деревьев никогда и не знали настоящей жизни. Эйвален отвернулся от тени, подставив ей широкую, совсем открытую спину.

Голова его всего лишь на толику оборота обратилась к ней:

— Бесконечность не даёт вдохновения. Пустая и холодная, можешь ли ты назвать её настоящей жизнью?

Тяжелый занавес отделил сцену от зрителей. Зал сотрясли аплодисменты. Слишком продолжительные поклоны принесли желанную свободу.

Икнул выключатель в гримерке, вспыхнула лампа, покосившийся стул выругался под весом мужчины. Длинные эльфийские уши беспомощно повисли на блюдце, обреченно опираясь кончиками о дряблый потрескавшийся стол. Им вечно не хватало места.

Человек, еще пять минут назад бывший Эйваленом, устало распластался на стуле, закинув голову назад.

— Эй, Валя? — второй актер хлопнул своего коллегу по лицу полотенцем, — по пиву пойдешь?

— Пиво? — вся бесформенная усталость мигом покинуло тело, — Конечно!