Жестокость

               

     Душное купе купейного вагона вот-вот взорвется от тяжелого воздуха, отягощенного различными выделениями от нестерпимой жары: человеческими, от  портящихся продуктов, от раскаленных дерматиновых обивок  сидений. В дополнительном вагоне дополнительного поезда, следующего из Крыма, как всегда, еще с зимы, наглухо забиты все окна. Дышать практически нечем. Не помогают открытые настежь двери в купе. Кондиционеры, естественно, не работают (да и работали они когда-нибудь!). Полдень. Летнее солнце жарит на полную катушку. Утомленные, почти голые пассажиры, все загорелые, уныло пьют теплую воду из различных фирменных и не фирменных емкостей. Мучаются все от жажды, но она не утоляется.
     – Я сейчас разобью окно! – порывается на  какой-нибудь поступок белобрысый юнец   – рослый атлет, с крепким голым торсом. Ему страшно хочется выглядеть эдаким суперменом для своих  двух спутниц, размалеванных девиц, лет семнадцати -восемнадцати. – Ишь законопатили, козлы!
     Полуобнаженные девицы захихикали: брюнетка – в кулачок, блондинка – деланно-жеманно.
    – А ты, старый, че в рубахе сидишь? – обратился юнец к четвертому пассажиру: пожилому, лысому мужчине, худому до безобразия. – Растаешь!
    – А он боится кости свои показать народу, – поддела попутчика блондинка и неприятно заржала, продемонстрировав всем свои безукоризненно белые, крепкие зубы.
    Мужчина ничего не сказал в ответ, лишь только печально вздохнул и отвернулся к окну.
   – Че там увидел интересного, старик? – пристал к нему юнец, играя своими накаченными бицепсами. – Глянь-ка лучше на моих девок. Персики!
   – Он и так на меня битый час пялится, как только слез с полки, – бросила, смеясь, блондинка. – Так и насилует, так и насилует глазами.
   – Че, старый, понравилась? – злорадствовал юнец, хлопнув попутчика по плечу. – Так я могу выйти с подружкой прогуляться. Насилуй.
   – Да на дочку мою она похожа, – подал, наконец-то, голос всю дорогу молчавший мужчина. Хриплый, болезненный. – Точь-в-точь такую пять лет назад провожал на учебу… в столицу.
   – Такую же красивую? И сексапильную? – дурачился юнец, подмигнув блондинке.
   – Да, – сказал мужчина и печально вздохнул. – Такую же веселую и страшно умную.
   – Ну и что, с тех пор сильно подурнела?  – спросила, смеясь, брюнетка.
   – Ага, – промолвил страдальчески попутчик и закашлялся. Выкашлявшись, продолжил: – Вот ездил к ней, на встречу. Певичка она у меня. Была в Крыму на гастролях.
   – Ишь какие мы знаменитые! – попробовал дальше дурачиться юнец, но осекся.
     Мужчина из старого, потертого саквояжа достал фотографию молодой восходящей звезды поп-музыки и горько проронил:
    – Не захотела знаменитость принять отца… Ее охранники вытолкали меня из костюмерной.
    – Ничего себе, – присвистнул юнец, разглядывая то фотографию, то попутчика.
Девицы лишь только рты пооткрывали в изумлении.
    – Да-да, – продолжил изливать душу мужчина. – Растишь вас, растишь на свою голову. Учишь-учишь, а проходит время – забываете своих родителей. Как же – работяга,
 простой смертный.
    – А вы действительно ее отец, – робко спросила блондинка, первая отошедшая от шока.
    – Естественно. Единокровный, – выдал, всхлипывая, мужчина и показал другую фотографию: где они  уже были вдвоем запечатлены с певицей – на фоне какого-то серого дома.
    – Ой, как интересно, – заверещала брюнетка и, заинтриговано, впилась глазами в мужчину. – Расскажите-расскажите нам о ней. Мы от нее так балдеем!
    – Тебе бы только балдеть, – накинулся  на подружку юнец. – Тут мужика отшили, по полной программе. Кого-кого, а я своих шнурков-кормильцев уважаю. За них всем пасти порву. И уже к мужчине, с уважением: – За что же, батя, она так с тобою поступила?
     – Да ни за что, – промолвил попутчик, смутившись. – Женился я  на хорошей женщине. Не век же быть вдовцом.
     – Вот это хохма! – завизжала блондинка от радости. – Кому расскажу – так не поверят. Такие песни девка поет, а папашке  никого в постельку таскать не разрешает.
     – Тебе бы только постелька! – заорал  юнец, негодуя, и, брызгая слюной, начал разглагольствовать: – Вам, бабам, всё нипочем. Лишь бы капризы ваши исполнялись. Бабки вам дай – и не меряно, шмотки – только супер, а как мужику одному жить – стирать, убирать, жратву самому себе готовить. Повеситься же можно! Так, батя?
     – Может быть, – проговорил задумчиво мужчина. – Хотя дочку можно и понять – в квартире теперь не мама хозяйничает.
     – Ну и что, – разбушевался юнец. – По мне хоть баба Яга – лишь бы в хате был полный порядок!
     – Как ты можешь, горлопан! – вступила в бой  обиженная брюнетка и тряхнула своими пышными кудряшками. – У девки матушка видно все время перед глазами, а он  какую-то бабу в родной дом приволок. Противно!
     –  Мог бы девке и не сообщать…про бабу, – посоветовала практичная блондинка. – Подумаешь, событие.
     – Я долго и не сообщал, – как бы извиняясь, выдал попутчик. – Знал, что будет ей неприятно. Вот только не думал, что она от меня так запросто откажется.
     В купе воцарилась гробовая тишина. Все, как будто сговорились: начали опять рассматривать фотографии. Нарушила молчание блондинка:
     – А она действительно на меня  чем-то похожа… И песни такие душещипательные поет. Как будто мою жизнь подсмотрела…
     – Ну, пошли воспоминания, –  забурчал недовольно юнец. – Сейчас будут слезы и сопли.
     – Я буду собираться, – промолвил мужчина, бережно пряча в саквояж фотографии. – Мне на следующей станции выходить.
     – Ой, как жалко, – залепетала брюнетка, помогая мужчине собирать продукты и вещи в  саквояж. – Рассказали бы нам еще о дочери.
     – Что рассказывать, – вздохнул тяжело мужчина.  – Девочка она у меня, в принципе, хорошая. Жутко практичная и боевая. Не жадная… Маме – памятник дорогущий. И все такое… Правда в гости ко мне не приезжает. Стесняется, наверное…Моей бедности.
     – А когда ей гостевать, – заступилась брюнетка, и глаза ее загорелись неприязнью. – Ей надо пахать. У нее куча конкурентов. Знаете, какие у нее завистники. В газете читала  – даже ее костюмы  перед представлением полили жуткой краской! Не до нежностей.
     – И я читал, – горестно вздохнул мужчина. – Но мне от этого не легче живется.
     Сказал, и, не прощаясь, подался из купе. Никто его не вышел провожать.
  Попутчики молча от него отвернулись и начали разглядывать в окно перрон и название показавшейся  станции. Поезд стоял недолго – всего лишь какую-то минуту, и быстро начал набирать ход. Пассажиры купе лишь несколько секунд видели своего бывшего попутчика: он стоял лицом к  их вагону и махал им рукой.
    – А все - таки она с ним жестоко поступила, – промолвила расчувствовавшаяся блондинка. – Надо же – прогнала. Я бы так никогда не смогла. Мой бы папашка ко мне приехал – кинулась бы ему на шею… Так не приедет никогда, сволочь…
    – Говорил же  я вам, – поддержал ее юнец, вздыхая. – Мужик ни за что пострадал.
   И вдруг он истошно завопил, на весь вагон:
   –  Гляньте-ка: мужик  куклу свою забыл!
   На полу, под столом, лежала небольшая и  недорогая куколка, в простеньком ситцевом платьице.
   –  Видно он дочке хотел подарить! – изумилась брюнетка, подняв с пола куклу. – Фу, какая  дешевка! Да еще и потрепанная.
   – Дура, – проговорила, всхлипывая, блондинка. – Это же ее игрушка… еще с детства.
 И горько заплакала.

                ----------------------------------------
                ----------------------