Ты чьих будешь?

Когда то давно, лет двадцать c небольшим назад, в наши деревенские пенаты приехали мои родители. Они тогда были живы и здоровы, бодры и веселы. Мы посидели за столом, выпили, как водится, по паре стопок коньяка, а потом пошли гулять по деревне. Стояла июльская жара, и созрело решение спуститься вниз к реке. Речка в деревне небольшая, но ниже по течению стоит плотина, и, благодаря ей, река узкая, но глубокая. Хотя, старики сказывают, раньше, когда плотины еще не было, река была песчаная, неглубокая, но чистая и проточная, и в ней даже водились раки. Сейчас раков тоже можно наловить, но ниже плотины, там, где речка течет, как в старые добрые времена, и местами ее можно перейти вброд. А в некоторых местах есть омуты, где глубина «с головкой», и отчаянные люди в водолазных масках там ныряют и ловят на дне раков.

А около нашей деревни, внизу большого косогора, там, где река глубокая, лежит большой камень. Как он туда попал – неизвестно, но с него можно прыгать в воду, и в не самые засушливые времена можно даже не удариться при этом об дно. Посередине русла реки глубина приличная, правда, ее никто не измерял. Я думаю, там до дна не меньше двух-трех метров.
Так вот, стояла жара, и мои родители с детьми пошли вниз, к реке. Чтобы, если не искупаться, то хотя бы насладиться речной прохладой. Все спустились раньше, а моя мама отстала, отбившись от основной компании. Она шла, наслаждаясь густым травостоем, запахами сырой земли и полевых цветов, и разглядывала густые ивы, впереди нее склонившиеся к воде.

Вдруг идиллия была нарушена. Заросли крапивы заколыхались, и из них показалась голова человека. Он был с нечесаной бородой, в волосах запутались сухие травинки. Глазки подслеповато таращились на белый свет. Это был дядя Вася, деревенский леший. Как все его называли. Он жил неподалеку, в доме, в котором он когда то родился. Человек он был хороший, всем в деревне оказывал помощь по электрике. Если надо провод на столб кинуть, или, наоборот, снять провод со столба, починить розетку, или протянуть кабель – дядя Вася был как тут. Разумеется, он не брал деньгами. Брал жидким золотом. Любил человек грешным делом выпить. Поэтому хозяйки всегда держали про запас поллитровки водки, чтобы было, чем расплатиться с деревенским электриком.

А еще у дяди Васи была жена, баба Дуся. Тоже добрейшая толстая тетя. Ее часто можно было застать на полянках вокруг деревни, где она сторожила стадо козочек. Многие ходили к ней за козьим молоком, которое хорошо способствовало укреплению детских косточек. В деревню на лето свозили много детей, и баба Дуся была очень востребована.
Наши дети, правда, козье молоко не любили из-за его специфического запаха. Нам «давала» молоко соседка, которая держала корову. «Давала» - это значит, продавала. Но она продавала не всем, а лишь избранным. Поэтому мы говорили «давала». Она нам так и сказала в свое время: «Я вам молоко буду давать». Благодаря этому парному молоку дочка за лето окрепла и нарастила «мяско». А к козьему так и не привыкли.

Конечно, свою жену, тетю Дусю, дядя Вася любил. И даже не бил. Но еще больше он любил выпить. А поскольку ему постоянно наливали за его работу, то это случалось не так редко. После очередной работы по вечерам в деревне слышались страшные крики: «Всех убью! Всех порежу!». Мы то знали, что это – дядя Вася гуляет. Свои его совсем не боялись, а пришлые не заходили. Они же не знали, что дядя Вася – самый мирный парень на деревне. И крики его были бутафорские. Хотя Станиславский бы поверил. Отличить от оригинала реальной угрозы было невозможно.

После небольшой гулянки в темноте по деревенским улицам дядя Вася находил какую-нибудь подходящую канаву, и укладывался там на ночлег. Вся деревня была его родным домом, и ему было комфортно в любом месте. Утром, с рассветом, или чуть позже, он просыпался отдохнувшим и веселым, и шел по своим делам. Я не знаю, что он делал зимой. Разумеется, вряд ли он спал в ледяных канавах, припорошенный снегом. Да и дачников зимой не было, поэтому дяде Васе редко перепадало выпить «на халяву». Скорей всего, он тихо квасил со своей Дусей в избе, греясь у печи.

Правда, летом, когда работы не было, а душа требовала возлияний, дядя Вася ходил по деревне и кричал, что он сейчас пойдет за околицу, и вырубит всем фазу на силовом трансформаторе. И тогда электричество появится в домах только после того, как он получит свой «ясак», или дань, в виде поллитровки. Для таких случаев хозяйки и держали в сундуках или в деревенских печах бутылки, завернутые в тряпицы. Иначе пришлось бы вызывать электриков из райцентра и ждать, пока они включат свет в домах.

И вот, когда моя мама спускалась к реке, наслаждаясь жизнью и природой, из канавы показалась голова со спутанными волосами и сеном в густой бороде.
- Ты чьих будешь? – спросила голова маму, сверля ее своими сонными глазками.
Мама не выдержала и побежала. Она ничего не знала про дядю Васю,  и ей показалось, что ожили сказки Гофмана и сам деревенский черт вылез из канавы. Еще ее смутила фраза: «Ты чьих будешь?». Это напомнило те стародавние времена, когда люди в деревне были чьи-то. Каких-либо господ. Они не принадлежали себе, а были собственностью помещика. Хотя дядя Вася имел в виду иное. Он ассоциировал человека с домом, в котором он родился. В деревне были Федуловы, Ушаковы, Мосянчиковы и другие. И надо было принадлежать к какому нибудь из этих кланов. Человек сам по себе был инородным в деревне. Пришельцем. И надо было четко отвечать на этот вопрос. Мама не знала ответа, и поэтому испугалась и побежала. Весь вид дяди Васи внушил ей животный ужас. Потому что сам дядя Вася был посконным, кондовым, сермяжным жителем деревни, и олицетворял собой ее дух. Вот этот дух и испугал тогда мою маму. Когда она прибежала к нам и рассказала о случившемся, мы долго смеялись. Особенно фразе: «Ты чьих будешь?»

Сейчас уже нет ни мамы, ни папы, ни дяди Васи. Но воспоминания греют душу, и тот знойный июльский день до сих пор стоит у меня перед глазами.