Гора Моисея

Десять заповедей, данных Господом Моисею, давно обыгрывались и в анекдотах, и на сцене и даже у сатирика-карикатуриста Жана Эффеля. Видимо это у меня от Эффеля пошло. На заре туманной юности, когда я серьезно никем и ничем не увлекался, серия  «Сотворение мира», в рисунках этого автора,  произвела на меня достаточно сильное впечатление, оставив след в виде того, что ничего серьезного даже в этом эпохальном событии нет. Вернее, все очень серьезно, но и здесь есть место юмору. Так я и относился к моменту приобретения Моисеем скрижалей с заповедями полушутя, полусерьезно, ни в коей мере не подвергая сомнению само их содержание, как верный христианин.

Отдыхая с женой в Шарм-Аль-Шейхе в декабре 2014 года, представилась возможность подняться на эту гору. Подъем на гору Моисея начался с того, что все долго откладывалось… Наконец нам сообщили, что вечером приедет микроавтобус и надо быть готовым к двадцати одному часу. Дело в том, что на гору Моисея взбираются ночью с тем, чтобы встретить рассвет на вершине горы. Рассвет на горе Моисея, по преданию, очищает душу паломника, насыщает его свежими силами для преодоления не только трудностей спуска, но и трудностей жизни.

В начале десятого часа микроавтобус подкатил к нашему отелю. В микроавтобусе было полно народа. Галя (жена)  нашла свободное место на переднем сиденье за водителем, а мне пришлось протискиваться в самые задние места, и сесть, втиснувшись между двумя мужчинами.  Долго стояли на блок-посту, ожидая прибытия других автобусов, следовавших на Синай. В связи с напряженным состоянием арабо-израильских отношений, поездки на Синай были ограничены и только в сопровождении пограничников. Во время стоянки часть пассажиров вышла на свежий воздух и кучковалась возле микроавтобуса. Познакомился с двумя украинками Жанной и Наташей, вчера приехавшими в Шарм-Аль-Шейх из Израиля и утверждавшими, что дорога, по которой придется ехать, вполне безопасна. Возле нас покуривал еще один мужчина, похожий на Валерия Петровича, работавшего со мной одно время. Я его для себя назвал ВП. Еще в автобусе у соседа слева резко зазвонил телефон. Сосед вытащил мобилу и по-русски повел разговор:

- Нет, я в Шарм-Аль-Шейхе… У меня роуминг… Иди к Васе, он поможет. Нет, в конторе буду через неделю. Ну, как хочешь… Жди… Будь…

Я понял, что он вроде компьютерщик и порадовался появившейся у него возможности отдохнуть в недешевом Шарм-Аль-Шейхе. Подъехало еще несколько микроавтобусов и наша колонна, в сопровождении автомобиля пограничников, тронулась в темноту ночи. Часа через полтора остановились и вышли из автобуса. Кругом горы и одноэтажные строения, не то гаражи, не то магазины. Кругом темно, тихо, яркие звезды и почти полная луна. Автобус уехал. Из одного домика вышел  моложавый, с узким обветренным лицом гид. Представившись по-русски и по-английски, разъяснил нам, куда и как пойдем, что там будем делать и как вернемся.

Напутствуемые бодрым голосом нашего гида, мы двинулись по длинной дороге, насчитывающей семь тысяч семьсот «ступеней». Дорога представляла из себя тропу, шириной метра полтора, зигзагами поднимающаяся все выше и выше без ограждений, с торчащими из земли отполированными миллионами подошв частями валунов, булыжников и гравия. К сожалению, ступеней не наблюдалось. Идти приходилось в полной темноте, освещая путь фонариками, которые выдал нам гид. Луна была полной, слегка ущербной. С самого низа за нами увязалась несколько погонщиков с верблюдами. Они шли, не обгоняя и не отставая от группы, в полголоса над ухом повторяя:
- Верблюд хорошо, садись, дорога трудная, двадцать доллар, это не много, хорошо будет… 
- А двадцать долларов и 2 человека на верблюда, можно? – голос Жанны из темноты.
- Нет, что ты, верблюд тяжело будет, сорок доллар, два верблюда есть, садись, хорошо…
Тихий смех и восхождение продолжается. Луна льет свой свет на нашу группу, на верблюдов, погонщиков в своих халатах и тишина, нарушаемая шелестом гальки под ногами и все более громким дыханием группы. Подошли к какой-то каменной постройке, в окнах без рам которой светился неяркий свет. Проводник оглядел группу, пересчитал, убедился, что подошли все, и нырнул в темноту, приглашая нас последовать его примеру. Девочки с ВП быстро исчезли, мы с Галиной потянулись следом. Дышать становилось все труднее, усталость нарастала. Булыжники, зубья скал, торчащие на тропе, создавали трудно проходимые участки, где практически приходилось прыгать с уступа на уступ. Во время одного их таких прыжков почувствовал, что подошва подвернулась, и я на неё наступил. От неожиданности чуть не упал, но удержался и, присев на ближайший валун, убедился, что половины подошвы нет, а ботинок, как говорится «есть просит». Поделился этим неприятным открытием с Галиной.

Она, как настоящая подруга, тут же стянула с шеи воздушный шарфик, в который куталась, спасаясь от все более холодного ветра, и протянула его мне: «На, дорогой, перевяжи отваливающуюся подошву и пойдем дальше, а то от группы отстанем».

С благодарностью я принял платок и, обмотав им ботинок, уже более осторожно, высоко поднимая ногу и стараясь не цеплять ею торчащие из земли как зубы акулы острые камни, заковылял дальше. Группа скрылась за очередным поворотом, погонщик с верблюдом, голова которого моталась передо мной, по-прежнему от нас не отходил. Даже когда я остановился перевязать платком ботинок, он спокойно пережидал и вкрадчиво говорил:

- Садись… Хорошо будет… Двадцать долларов это совсем чуть-чуть… Садись, бедуин тебя на верблюд повезет…

Молча, не слушая погонщика, вышагивал я по камням и песку. В это время повязка спала и подошва опять начала «просить есть». Хуже того, в ботинок стали попадать мелкие камушки, принося дополнительные страдания. Я не выдержал и закричал бедуину, срывая на нем накопившуюся досаду и усталость:

- Да иди ты к черту! Не видишь и без тебя тошно. Вот привязался. Ну, нет у меня денег. Ни мани, ни долларов, ни рублей.

Бедуин от неожиданности такой вспышки гнева даже остановился:

- Зачем кричишь? Бедуин тебе помочь хочет, а ты…

- Без денег повезешь?

Ничего не ответил бедуин, взнуздал своего скакуна и, пока я вновь перевязывал свой ботинок, скрылся в темноте. Повязка все время спадала, хотя каждый раз старался перевязывать по-другому. Наконец подошли к очередному бивуаку погонщиков верблюдов, где горела лампа и где дожидались участники восхождения нашей группы.

Я рассказал о своем несчастье и показал развалившийся ботинок. Все с изумлением и легким пренебрежением смотрели на мой башмак. Спросил, может у кого веревочка есть. Но веревки ни у кого не оказалось, а ВП произнес:

- Я еще в автобусе обратил внимание на твои ботинки, словно не в горы идешь, а на светский прием собрался…

Наш проводник взмахом руки привлек к себе внимание и больше для нас с Галиной, чем для остальных произнес:

- Мы прошли полпути. Впереди два часа хода, скоро начнутся семьсот семьдесят ступеней, преодолев которые мы окажемся на вершине. Дальше только одна дорога, сойти с неё невозможно. Если кто не хочет, или не может идти дальше, оставайтесь здесь, на обратном пути вас подберем...

И они ушли... В мерцающем лунном свете еще какое-то время, видны были их силуэты, затем только свет фонариков, а потом и он пропал. С нами осталась пара из Германии. Решили продолжить восхождение, уповая на ступени и надеясь, что по ним подниматься будет легче. Пара ушла вперед, а мы с Галиной продолжили наш сизифов труд. Воздух становился холоднее и разряженнее, дышать становилось труднее, силы покидали уставшие тела, приходилось часто останавливаться, отдыхать и вновь перевязывать все более отваливающуюся подошву.  Луна и звездное небо безучастно и совершенно равнодушно смотрели на нас, как смотрели вероятно и на миллионы людей, прошедших здесь ранее и принесших себя в жертву то ли вере, то ли предрассудкам.

Сверху замелькали огоньки, послышались голоса. Группа непонятных людей, до глаз закутанных в какие-то балахоны, медленно и неуклонно спускались сверху. У всех в руках были тросточки со светящимися набалдашниками.  Своими тросточками они как бы ощупывали путь впереди, шли парами, тесно прижавшись друг к другу, и вообще были похожи на слепых. Галя, отдыхавшая с краю довольно широкой в  этом месте тропы, оказалась у них на пути и ей пришлось встать, чтобы уступить им дорогу.

- Ex kuz my (Извините)… - прошелестело из их уст, и они растворились в темноте, как и все остальные. Откуда они, почему спускаются, если  нужно подниматься, и зачем было сюда забираться, не встретив рассвет - осталось для нас тайной. Опять мы остались одни. Луна излучала мертвенно-бледный свет, южные звезды ярко резали глаза, не освещая практически ничего. Кругом громоздились неоправданно твердые базальты, бросая не менее твердых и злых собратьев нам под ноги. Идти становилось все труднее, дышать тоже, левая подошва почти вся отвалилась, подошва на правом ботинке держалась на «честном слове». Возникло чувство, что до вершины ботинки вообще развалятся и спускаться придется босиком. Во время одного из кратких привалов, когда мы восстанавливали дыхание в разряженном воздухе, Галина предложила:

- А не одеть ли тебе на свой, «просящий  каши» ботинок, носок. Чувствуя, что в горах будет холодно, я одела две пары носков. Одну пару могу презентовать тебе…

Попробовал в темноте надеть носок на ботинок. Получалось не очень. Галя нагнулась  и с трудом, но все же натянула носок на разваливающийся ботинок. Идти стало легче. Идущая за нами группа, догнала нас и, не задерживаясь, последовала дальше. Отдельные фигуры, то в одиночку, то парами попадались нам навстречу и также исчезали в прозрачной горной темноте.

После очередного поворота, справа открылся мощный пик, по склонам которого тут и там огоньками светились фонарики в руках поднимающихся людей. Мы с Галиной присели, стараясь разобраться, куда идти дальше. Гора темной громадой вертикально поднималась, закрывая весь горизонт и половину звездного неба. С нашей тропинки казалось  невозможным подняться на такую высоту, да еще и в такой обуви. Ясно было, что мы переоценили свои возможности и эту гору нам не осилить, хотя до вершины оставалось не более ста пятидесяти метров вертикального подъема. По той тропе, по которой мы шли, до вершины надо было ползти метров восемьсот, а то и весь километр. Кроме того, обещанные ступени оказались выходом плоских гранитов, как бы создающих хаотично разбросанные ступени разной высоты и направленности.

Здраво обсудив ситуацию, решили повернуть обратно и  потихоньку, осторожно, стали спускаться. Спуск оказался не намного легче подъема, но знание того, что скоро все кончится, придавало силы, вселяло уверенность в благополучном завершении этого приключения.

Где-то через пятнадцать минут спуска по торчащим из земли камням, отвалилась правая подошва, и нашлось применение второму носку. Неожиданно на тропинке сверху послышались шаги, и нас догнал бедуин, в обычной для них длинной до пят светлой накидке, спасающей от ночных голодных ветров. Молодой человек не плохо говорил по-русски и, что главное, знал дорогу. Он помогал брату, шедшему в гору с двумя верблюдами, может быть даже тому, с кем я поругался. Беседуя, спустились и в рассветной синеве расстались у монастыря  Св. Екатерины, начальной точке нашего путешествия. Сидя на камнях и ожидая рассвета, в голову пришла мысль, что не зря все эти испытания свалились на наши головы. Кто-то там наверху очень не хотел, чтобы мы поднялись на вершину горы Моисея.

 Вся цепочка событий последних дней ставила нам преграды. Рассудите сами. Сначала восхождение отменилось из-за праздников. Затем эта несчастная диарея, взявшаяся неизвестно откуда. Затем, когда наперекор всем обстоятельствам, восхождение началось, развалилась обувь. Может быть надо было идти босиком и там, наверху, ждал полный экстаз? А я смалодушничал и повернул обратно. Да, полная неготовность к подвигу, лишила возможности испытать нечто новое, неизведанное. А так, жизнь продолжалась, пусть в холоде, но на твердой земле и в определенном, известном месте.

Перед нами, в ущелье, располагался бивуак с верблюдами. Здесь их было штук двадцать. Одни из них спали лежа на боку, другие, лежа, подогнув ноги, были и стоящие, сонно жующие свою вечную жвачку. Подъехал погонщик с двумя верблюдами. Одного отправил в загон, а на второго захотел сесть. Что-то сказал ему или как-то кнутом показал, но верблюд, подогнув все ноги, как мне показалось, свалился на землю. Забравшись между горбами, погонщик опять что-то сделал, и верблюд резко выпрямил задние ноги. Я испугался, что наездник улетит вперед, через голову верблюда, но он удержался за передний горб. Выпрямив передние ноги, верблюд встал и зашагал с наездником на спине по своим делам.  Подошли еще два верблюда с женщинами. Их сопровождал погонщик-бедуин и важный господин в расшитом халате. Верблюды остановились, женщины слезли. Развязали платки и накидки, сняли халаты. Это оказалась семья  одного из туристов: муж, жена и дочка, которых бедуины привезли после восхождения. Полный комфорт, но стоил он главе семейства видимо немалых денег.

Скоро взошло солнце, разогнав невнятные мысли и согрев своим теплом зябнущие конечности. Приехал еще один бедуин на грузовой машинке. Разложил кристаллы кварца разных цветов для продажи. Жизнь постепенно входила в свою привычную колею, оставив где-то там наверху мрачную неопределенность и беззащитность перед холодными скалами. По головокружительной тропе, насчитывающей семь тысяч «ступеней» начали спускаться участники восхождения, встретившие наверху рассвет. Первым подошел к нам ВП и на вопрос, как там, равнодушно произнес:

-Да ничего хорошего. Холод собачий. Пользуясь тем, что много народа и все мерзнут, бедуины развернули прокат теплых вещей: одеяло один доллар, накидка три доллара, длинное, до пят, пальто 5 долларов. Ну, а восход, восход как восход. Солнце встало, стало значительно теплее и веселее. Я пошел по короткой дороге, где-то за час дошел до вас. Дорога, конечно, крутая, но ничего, спускаться, не подниматься.

Наконец и другие члены нашей группы спустились с гор. Проводник, собрав нас в кучку, завел во двор, открывшего ворота монастыря, и передал своему коллеге, который провел экскурсию по монастырю.

Экскурсовод, подождав прихода еще одной группы, спустившейся с гор, начал свою экскурсию с описания библейских событий:

- Ну, все вы знаете про Моисея, выведшего евреев из Египта и водившего их сорок лет по нашей пустыне и нашим горам. Так вот прежде, чем сделать это, Моисей сбежал из Египта и пас овец здесь неподалеку и ни о каком исходе не помышлял. Здесь был небольшой скит с колодцем, из которого брали воду люди и овцы. Однажды его заинтересовал куст можжевельника, пылавшего как от огня, но не сгорающего. Он подошел и услышал голос: «Возвращайся в Египет и выводи народ свой из рабства»   Моисей вернулся, вывел народ свой из Египта и вернулся опять сюда, на Синай. Здесь он два раза поднимался на гору, где вы были сегодня ночью. Первый раз он пробыл на горе 40 дней и вернулся со Скрижалями Завета. Но евреи соорудили золотого тельца и поклонялись ему вместо Бога. Моисей рассердился, разбил скрижали и тельца. Затем он опять поднялся на гору и опять 40 дней оставался там, вымаливая прощение своему народу. Сейчас я проведу вас по монастырю и покажу неопалимую купину, колодец Моисея, а далее вы продолжите осмотр сами.

Гид бодро зашагал, хоронясь в тени стен монастыря от начавшего припекать солнца, вывел нас в неширокий, мощеный двор, подвел к невысокому заборчику и, показывая на зеленеющий за забором и  углом строения куст, сказал: «Вот это и есть Неопалимая Купина, а вернее её потомки, так как она была несколько раз пересажена. Там где она росла раньше можете увидеть  под престолом  часовни Неопалимой Купины отверстие в мраморной плите, закрытое серебряным щитом с чеканными изображениями горящего куста, Преображения,  Распятия, евангелистов, святой Екатерины и самого Синайского монастыря. На плите сохранилась греческая надпись XIII века: «Помяни, Господи, раба Твоего, смиренного Гавриила Орипсая, архиепископа святой горы Синайской в Святой Купине»

Недалеко от Купины гид остановился у массивного гранитного возвышения, накрытого гранитными же плитами.

- А это колодец, у которого, согласно Библии, Моисей встретил семь дочерей мадиамского священника Рагуила и помог им открыть колодец, сняв с него гранитную плиту, стоящую вот в этом углу. – и он показал на прислоненную к стене гранитную плиту довольно значительных размеров. Видя наши недоуменные взгляды гид продолжил:

- Ничего необычного нет. Плита очень тяжелая, обычному человеку не под силу. Но Моисей, как известно, был очень сильным человекам и смог эту плиту снять с колодца. А вот насос, качающий воду. Он был подарен Наполеоном Бонапартом, когда он посещал Синай.

Мы, русскоязычные, молча переглянулись, зная, когда и с какими целями Наполеон посещал Египет.

- А теперь я вам даю час, ходите, смотрите, через час у выхода собираемся.

Гид испарился, мы разбрелись по прохладным помещениям монастыря, по его  многочисленным часовням: Святого Духа, Успения Пресвятой Богородицы, Иоанна Богослова, Георгия Победоносца, святого Антония, святого Стефана, Иоанна Предтечи, пяти севастийских мучеников, десяти критских мучеников, святых Сергия и Вакха, святых апостолов и пророка Моисея. Эти часовни находятся внутри монастырских стен, а девять из них соединяются с архитектурным комплексом базилики Преображения. Две часовни находятся в покоях архиепископа Синая: верхняя в честь Успения Богородицы и нижняя, посвящённая Богоматери Живоносного источника (находится в древней башне, построенной в 330 году императрицей Еленой, часовню украшают иконы XII—XIII веков, среди которых выделяются царские врата, декорированные золотыми светящимися кругами, и чтимый образ Богородицы «Живоносный источник», приписываемый кисти критского мастера Ангелоса).

Через час гид появился, провел нас под изнуряющим солнцем к автобусу и мы, полусонные, отправились в обратный путь в Шарм-Аль-Шейх.