Глава 1. Скрепка

  Настоятель молельной комнаты старейшего в Гуссии университета педагогических дисциплин после плотного завтрака шёл в библиотеку. Время от времени его тучную персону можно было завидеть среди массивных стеллажей, где самый яркий свет казался болезненно-жёлтым из-за пыли и тяжкого запаха застарелой бумаги. Но сегодня дышать в библиотеке должно быть полегче: намедни там прошла генеральная уборка, в которой принимали участие и студенты.
  Настоятель углубился в ряды книжных шкафов, наслаждаясь благодатной тишиной. Благословен тот, кто придумал библиотеки! В шуме житейской суеты совершенно не представляется возможным почувствовать себя живым человеком, отрешиться от должностных обязанностей и обратить взор внутрь себя.
  Наконец, цель устремленного шага настоятеля была достигнута. Он протянул руку и вставил ключ в замок на ручке. Щёлкнул запор, дверь поддалась.
  Священник шагнул в преподавательский зал и заботливо прикрыл за собой проход. Здесь студенты не бывали. Не было тут и библиотекаря. Зато были подзапретные книги, прикасаться к которым могли лишь служители институции и учителя философских и теологических дисциплин.
  Содержание этих книг могло внести смуту в ясновидение молодых людей, их неокрепшие умы могли затуманиться, в сердцах могло прорасти семя сомнений. Поэтому содержимое комнаты за бордовой дверью было недоступно для них.
  Однако уборка коснулась и тайного зала. Пыль с полок исчезла, занавески были заменены, паутина пропала. Даже фрукты на столе появились, хотя еда за чтением – дело непристойное.
  Отец Петар снял с полки небольшой том, скрытый в однотонный переплёт, и грузно опустился в кресло. Самолюбие настоятеля подогревалось причастностью к запретному, не терпелось скорее погрузиться в хитросплетения слов, выведенных лукавым творцом минувшей эпохи.
  Он откинул обложку, но вдруг заметил, что страницы лежат не плотно. Поддев ногтем выемку, отец Петар открыл разворот, и ему в ладонь соскользнула заложенная между листов скрепка.
Скрепка! Обычная стальная загогулинка, потертая и немного погнутая. Но ее появление могло означать только одно: кто-то притрагивался к запрещенной книге, кто-то сделал закладку, чтобы, вернувшись к чтению, начать с места остановки незамедлительно!
  Конечно, это мог сделать кто-то из преподавателей, но отец Петар сразу подумал о худшем. Книгу мог брать для чтения какой-нибудь студент!
Настоятель захлопнул книгу, будто увидел в ней непотребную картинку во весь разворот – цветную и детальную. В следующий миг он уже нёсся с томиком под мышкой по коридорам, едва успев запереть за собой читальную комнату. Скрепка жгла ладонь, но ещё оставалась надежда, что заложил её меж страниц какой-нибудь безответственный преподаватель.
  Настоятель влетел на кафедру и бухнул книгу на центральный стол. Все присутствующие вздрогнули и как по команде посмотрели на запыхавшегося священника.
  - Святой отец, что с вами? – поправив очки, спросил доцент исторических наук.
  - Кто?.. – отец Петар перевёл дыхание. – Братья, кто из вас брал эту книгу???
  Преподаватели переглянулись.
  - Отец Петар, о какой книге вы говорите? – спросил молодой теософ Илаюс.
  - О книге, что стояла на четвёртой полке в малиновом шкафу учительской библиотеки. Братья мои, не будет беды узреть содержание кому-то из нас. Нам полезно знакомство с тем, что предстоит изгонять из мира всеми праведными силами. Но усердия наши будут напрасны, ежели кто из птенцов наших прочтёт текст сей и задумается над его бесовским смыслом, отпадёт от молитвенных стараний, а после сам начнет сеять нечестивое зерно в умы тех, кто придет обучаться к нему. Посему я вопрошаю: брал ли кто из вас эту книгу?
  - Почему вы решили, святой отец, что кто-то мог нарушить запрет и открыть этот том? – спросил пожилой председатель кафедры культуроведения.
  Отец Петар вскинул руку с зажатой в пальцах злополучной скрепкой:
  - Вот! Вот что я обнаружил в книге сегодня!
  - Но это же просто скрепка… - робко произнес теософ Илаюс.
  - Нет, сын мой, это не просто скрепка. Это верстовой столб читавшего текст! И появился он, как мне представляется, не ранее четверга, ибо до уборки не было в книге чужеродных предметов.
  На кафедре повисла тишина.
  - Никто из нас не входил в читальную комнату, - ответил за всех присутствующих председатель кафедры культуроведения.
  - Значит, если не мы, то воспитанники наши погружались в чтение, - горестно констатировал настоятель.
  - Отец Петар, мы выясним, кто из студентов мог нарушить запрет, и приведём его к вам, - пообещал доцент истории.
  - Нужно сделать это без отлагательств, ибо за одним могут последовать другие, которых успеет смутить речь виновника, - вздохнул священник.
  К расследованию приступили незамедлительно. Выяснилось, что уборку в преподавательской читальной комнате библиотекарь поручил трем бакалаврам, обучавшимся прилежно на завершающем курсе.
  В тот же вечер студентов разыскали и оповестили, что настоятель желает побеседовать с ними в означенное время.
  Первым доводилось явиться пред священнослужителем теологу Карле. Карле был весьма озадачен неожиданным вызовом, но спорить не помыслил и отправился к отцу Петару. Тот встретил его с благословением и велел садиться к столу.
  - Сын мой, - начал настоятель, видя, что юноша волнуется. – Ты тревожен. Что-то мучает тебя?
  - Да, святой отец, - потупив взгляд, ответствовал Карле.
  - Ты можешь рассказать об этом, здесь нечего бояться. Помни, я могу отпустить твой грех и вернуть тебя на праведный путь, покуда кривая дорога не увела тебя в дебри ереси!
  Карле облизал губы, поправил трясущейся рукой огромные круглые очки, все время съезжавшие вниз по его узкому носу.
  - Святой отец, я оскоромился.
  Настоятель вскинул бровь. «Ну надо же, как витиевато изъясняется отрок, - подумал отец Петар. – Не стану, однако, мешать».
  - Я так замотался, что забыл посмотреть календарь, - чуть не плача продолжал Карле.
  - О чем ты говоришь, мой мальчик? – недоуменно переспросил настоятель.
  - Ах, отец Петар! Я в минувшую пятницу доел котлету, что осталась с четверга! Я думал, что минула среда, а не четверг, а четверг настал. А потом Югге сказал: “Карле, ты ешь мясо!”. Я говорю: “Да, и что с того, сейчас же нет поста”, - а он отвечает: “Да, но сегодня пятница!”, и меня будто громом поразило. Я обещал, что на исповеди покаюсь, отец Петар, но в воскресенье поручили мне душеполезное чтение с вверенным отроком, я не мог отказать, ведь отрок болен, а я…
  - Хватит, хватит, - прервал поток страданий отец Петар. – Это всё? Я хочу сказать, нет ли у тебя других нераскаянных грехов, сын мой?
  - Ах, нет, святой отец, я усердно молюсь.
  - Что ж, тогда иди, на молебне ты получишь отпущение.
  Отцу Петару показалось, что едва не разрыдавшийся Карле выпорхнул из молельной комнаты, аки мотылек. «Мальчишка не врёт, - подумал настоятель. – Посмотрим, что скажут другие».
  Следующей пришла учащаяся воспитательного факультета Зося. Это была очень активная девушка с двумя золотистыми косичками. Спортсменка-бегунья, подвижница и голосистая певчая.
  - Дочь моя, - привычно начал отец Петар. – Я не просто так призвал тебя сюда. Известно мне стало, что у тебя есть секрет. И что секрет этот на исповеди ты утаила, а ведь это грех.
  Зося густо покраснела.
  - Ну же, девочка, покайся сейчас. Ведь Господь милостив, Он поймет, что ты не от лукавства, но от стыда не обмолвилась о тайне своей.
  - Я не думала, что это грешно, - полушепотом произнесла Зося. – Все же мне было неловко от того, что я сделала, но в Писании не сказано, что это непременно нужно сообщать на исповеди…
  "Вот оно!" - почти обрадовался отец Петар, а вслух сказал:
  - О всём, что терзает душу, надобно говорить на исповеди, только так наша душа сможет беспрепятственно предстать перед Творцом.
  - Да, святой отец. В тот день…
  - В четверг, - подсказал отец Петар.
  - Нет, в субботу, - удивленно возразила Зося.
  Непонимание отразилось на лице священника, но он погасил его и дал продолжить заблудшей овце свое покаяние:
  - В субботу, точно, - видя смятение исповедника, подтвердила Зося, - мы должны были играть в бол. Как раз закончилась моя пробежка, и я хотела переодеться для бола, но раздевалка была забита. А мужская была свободна, и я пошла туда, заперлась и сменила форму. После чего вышла, затворила дверь. Я была уверена, что никто меня не видел… Мне было неловко, но я не думала, что это грех…
  - Ах, дитя мое! – воскликнул отец Петар. – Конечно, ты поступила неразумно, но Господь простит тебе твою неопытность. Иди же и будь осмотрительнее впредь.
  - Хорошо, - шмыгнула носом Зося и удалилась.
Настал черед третьего подозреваемого. Сомнений почти не оставалось: запрещённую книгу читал текстовед Южий.
  Когда он вальяжной походкой вошел в молельную комнату, отец Петар уже был готов прижать наглеца к ногтю. Этот Южий всегда был чересчур любопытен и не в меру дерзок.
  - Отец Петар? Вы наказали быть, - Южий, не дожидаясь приглашения, плюхнулся в кресло и внимательно посмотрел на настоятеля.
  “Вот же павлин! – мысленно выругался отец Петар. – Ужо погоди, маленький наглец, допрыгался!”.
  - Сын мой, Южий! Известно мне, что ты утаил на исповеди весьма серьезный проступок.
  Брови юнца сползлись к переносице, а сам он подался вперед.
“Ишь, как изображает, Ну-ну, лицедей!”
  - Южий, ведомо ли тебе, что пред Лицом Творца надлежит раскрывать помыслы и дела свои?
  - Я…
  - Ты нарушил запрет! – почти вскрикнул отец Петар, жестом оборвав попытку Южия оправдаться. – Ты! Ты избрал стезю педагога, педагога, а не торговца, чьё слово меняется в зависимости от курса на рынке. Неужели тебе недостаточно было того, что было дано тебе на подготовку к дипломной работе?
  - Отец Петар, я всего один раз проспал! – ошарашенно ответил Южий.
  - О чём ты говоришь? – удивился настоятель в ответ.
  - Да, отец Петар! Я поздно лёг, потому что зачитался, и потому проспал, но я взял задание и уже почти отработал пропуск…
  - Чем зачитался? – прищурившись, спросил священник.
  - Пропедевтикой духовной литературы, - пожав плечами, ответил юноша.
  - Какой ещё пропедевтикой? – простонал отец Петар.
  - Ну как же, я болел неделю назад и немного отстал от потока. Чтобы нагнать курс, я одолжил у Янке его тетрадь и до трех часов ночи разбирал его каракули. Ужасный почерк, - посетовал Южий, извлекая тетрадь из сумки. – Ему бы на лекаря учиться.
  Отец Петар раздраженно выхватил тетрадь и пролистал ее. Почерк действительно оставлял желать лучшего.
  - Это всё? – почти обиженно спросил настоятель.
  - Да. Позволите? – Южий отнял у священника тетрадку и сунул обратно в свою сумку.
  - Иди прочь, но на исповедь явись непременно!
  Наблюдая, как широкоплечий юноша удаляется, отец Петар пришёл к неутешительному выводу: кто-то из троих солгал. Но кто? Неужели дьявольские письмена так глубоко укоренились в душах детей, что они посчитали себя вправе не сообщать о своём преступлении?
  За это следовало наказать, причём по всей строгости. Руками вот таких же самонадеянных, горделивых юнцов разрушались в прошлом духовные скрепы Чернавии. Нельзя позволить новоявленным предателям Творца подкормить стервятников. Они не должны быть допущены к защите дипломных работ!
  …Три дня спустя в общем зале Карле, Зося и Южий были пред всем университетским собранием обличены в страшном согрешении – гордыне. Эти трое не покаялись на исповеди, они возомнили, будто их проступки незначительны, а это значит, что они решили, будто вправе принимать за Творца такое важное решение. На троицу было жалко смотреть, когда им объявили, что за подобные помыслы они не могут быть допущены до получения высокого звания учителя, а следовательно – исключаются без права восстановления.
  Отец Петар взял слово.
  - Что видим мы? – произнес он. – Вы скажете: трёх школяров, что были примером. Их лица смотрели на нас с доски почёта, и вот! Они пали. Пали с той же ветки, с которой сорвала прародительница человеков запретный плод, - он многозначительно посмотрел на казнимых. – И посчитали, что Творец  недостоин! решить о милости к ним. Бездуховность посеет учитель, стяжавший гордыню. А питомцы его будут вкушать гнилые плоды и думать, что насыщаются, отравляясь. Создатель даровал нам милость Свою – храм, чтобы приходили мы каяться, чтобы чтили заветы отцов наших и не поступались наставлениями их!
  Ещё долго студенты слушали ораторию о том, что без памяти о наставлениях предков человек подобен древу без корней, а в это время тринадцатилетний сын отца Петара, дебелый Пышек, обсосав пальцы, листал страницы в поисках скрепки, которую оставил в книге.
  Он частенько заявлялся сюда, взяв дубликат ключа из рабочего стола отца. Пышек учился дома, а потому частенько мог приходить в университет и проводить время под надзором родителя. Но отец часто был занят, ведь его молитвенный труд непрост и требует полной отдачи. Пышек скучал и от скуки читал.
  И вот теперь, когда отец удалился на важное собрание, Пышек, вздохнув, отправился сюда. Но скрюченная железка куда-то задевалась, а где он остановил своё чтение в прошлый раз, мальчик не мог вспомнить.
  Проклятая скрепка!..