Заметки на полях 6. О сволочах

СВОЛОЧИ.

Служил я в армии еще в СССР.
Призван был в далеком уже 1976 году в РВСН .  После учебки, попал на Передающий радиоцентр ракетной дивизии – отдельную техническую роту, дислоцированную  в сорока километрах от города Хмельницкого,  аккурат у пгт Ярмолинцы.
Впрочем, это не важно.
В армию я попал со второго курса Питерского Политеха – вот это для дальгейшего повествования имеет значение.

В нашей роте секретарем партийной ячейки был прапорщик  К – человек лет 50-55-ти. Заступал на боевое дежурство он всегда начальником боевого расчёта, а я – его заместителем. Он храпел всю ночь на койке за шкафом, выказывая полный пофигизм,  а я всю ночь, как савраска, нёс службу: настраивал и чинил передатчики, обеспечивал радиосвязь. Утром, ожидая когда придет смена, чтобы скоротать время, он вел со мной беседы о политике партии. В общем, доставал.
Я его спросил как-то: вы верите в Бога?
«Нет, конечно - говорит, - я в этой гипотезе не нуждаюсь!»  Ну , прямо словами Маркса ответил.
«А хотите, - говорю я – докажу вам, что Бог есть?!»
Я же философию в институте изучал.  Канта труды штудировал, Гегеля, Фейербаха, Шеллинга, Фихте… Доказал с легкостью.
«Да - говорит наш партийный босс,– похоже ты прав».
«Аха,– отвечаю ему в ответ с хитрым прищуром. – А хотите докажу обратное, что Бога нет?»….
В общем, зауважал меня секретарь парт ячейки.
…На комсомольском собрании роты – чистая формальность, лишь бы галочку о проведении поставить, да время занять до обеда, никто к нему и не относился иначе – уже в конце, встает наш прапорщик К (как же без него?) и изрекает:
«В нашу парт ячейку поступило заявление рядового А о приеме кандидатом в члены КПСС! Дадим ему рекомендацию от комсомола?»
«Дадим!!» - дружный гул комсомольцев. Отстань только. Закрывай тусовку, на обед пора.
Вранье же! Никакого заявления я не писал! В общем, сволочь, подсуропил, не отвертишься.

… Командиром же нашей роты был капитан Лавренюк. До этого комсомольского собрания он меня не трогал.  А после оказался сволочью редкостной, почему и пишу его фамилию без изменении – пусть все знают!
Стал наш капитан вызывать меня к себе в канцелярию, ставил по стойке «смирно!» и заставлял так стоять чуть ли не ежедневно по несколько часов. Вопрос был один: «Кто  из солдат роты сегодня ночью ходил в самоволку?» При этом было много демагогии, мол, мы вместе, как партийные люди, должны заботиться о поддержании дисциплины в роте, это наша задача, мы обязаны… То есть, вербовал в моем лице информатора, доносящего на сослуживцев.
Я ж неизменно отвечал, что сам по самоволкам не хожу, ночью привык спать и поэтому ничего не вижу. 
Как можно доносить на своих товарищей, с которыми тянешь одну лямку? Может, мне завтра с ними идти в атаку придется?! В моем мозгу это не укладывалось.
Как оказалось, его обо всем втихаря давно уже информировал наш каптерщик!  Капитан все прекрасно знал, широко применял «меры воздействия», а  меня подставлял перед ребятами, чтобы прикрыть доносчика. Какие-то фашистские методы были у этого сволочного человечка…
Подозрения ребята с меня сняли только когда каптерщик дембельнулся первым из нашего призыва. Потому как доносы прекратились.
А я уехал домой последним, как отъявленный разгильдяй, переслужив почти месяц сверх положенного срока. В звании ефрейтора, с классностью «Мастер», с двадцатью благодарностями за несение службы от вышестоящего начальства.

Дома, перед тем, как обнять мать, снял я свой начищенный да наглаженный китель, бросил перед дверью и вытер об него ноги.
- Прости, мама. Я об этом мечтал все двадцать пять месяцев армейской службы!


МАНЯ.

Бабку Маню я знал, почитай, всю свою жизнь. Отмучилась она в прошлом году, с весенними водами и отошла... Все честь по чести: отпели, похоронили, помянули парой рюмок и добрым словом.
Рядом со мной на поминках сидел, как оказалось, ее когда-то бывший начальник. Работала бабка Маня тогда  диспетчером на узловой ж/д станции, а он - начальником этой станции. Вот разговорились. Рассказал он такой случай:

Как-то перед самым Новым годом поставили к ним на запасные пути несколько вагонов. Отстегнули от паровоза, тот и укатил, и не известно когда придет. Мужики-обходчики к концу дня вернулись с обхода, вот один и обследовал уже в темноте "брошенные" вагоны. Нашел в одном лаз незапертый, так и приволок кулек яблок - добротных, зимних, сорта Джонатан. Болгария в Союз такие поставляла.
Перед Новым годом кому яблочки не нужны?
В общем, все домой ушли с полными сумками.
А через некоторое время в Партком вызвали начальника. Дали почитать "сигнал" от честного гражданина. Строгача влепили, с начальников турнули в бригадиры. Под суд, правда, не отдали - зачли былые заслуги.
Оказалось, это Маня написала донос.

- Теперь-то я ее не виню, - сказал он мне. - Люди тогда такие были, так воспитаны еще Сталиным. Я даже благодарен, что меня она этим остановила. Черт знает, во что бы мог вляпаться - соблазнов было много, и гораздо крупней!
Вроде как поумнел задним умом. А бабка Маня, вроде как, "развязала узелок ложного товарищества".
Только Маня ведь тоже унесла полную сетку яблочек в тот день. Вот ведь как.

О ДОЦЕНТЕ.

Честно говоря, я не знаю, был ли доцент Пуколайне сволочью. Мне кажется, что был. И отменной.

Сей преподаватель Высшей математики (ВМ) младших курсов нашего института страдал нарциссизмом, мне кажется. А, может, и другими отклонениями, достойными внимания Фрейда.
Он, к примеру, приглашал девушек к себе домой на доп. консультации перед экзаменом, и они сдавали его предмет без каких либо затруднений.
А вот с парнями было значительно сложнее.
Какая-то часть студентов-юношей пользовалась защитой деканата: детдомовцы, участники боевых действий, с направлениями в институт от Горкома-Обкома-И-бери-выше, сильно проплатившие (не уверен, что такие были в те далекие советские времена, но другого объяснения их отличного знания высшей математики я не вижу).
Остальная часть юношей должна была доказывать, что заслуживают хорошей оценки прямо на экзамене.
Я - среди именно таких.
С первых занятий подошел к предмету со всей ответственностью. Купил кучу учебников, в том числе и академический учебник по высшей математике под редакцией академика Фихтенгольца, 38-ое издание, исправленное и дополненное. Перед каждой лекцией штудировал 5-6 теорем из академического учебника, пытаясь предвосхитить тему предстоящей лекции по ВМ.

Однажды, в ходе лекции, доцент доказывал очередную теорему Коши совершенно не так, как в учебнике Фихтенгольца. Я задал вопрос лектору по этому поводу, потому как у Фихтенгольца доказательство выглядело более красивым. Получил ответ, что приведенное в учебнике доказательство не правильное! "Как не правильное? - не понял я. - В учебнике АКАДЕМИКА?! Выдержавшем 38 изданий?!"
Эта реплика мне дорого стоила.

На экзамене, ответив на все вопросы билета, стал получать дополнительные вопросы. Они закончились только тогда, когда я споткнулся - не столько от незнания, сколько от усталости. Но этот  вопрос для доцента оказался настолько важным, что поставить хотя-бы тройку мне было уж никак нельзя. 
И так 17 раз в течении трех месяцев.

Я не скажу, что был корифеем в математике. Наверное, нет. Но то, что не хуже многих, проскочивших этого доцента, это точно.

Пришлось поменять факультет, сменить специальность, судьбу и жизнь.

Кстати, на том другом факультете я уже числился знатоком математики настолько, что лектор доверял мне прием экзамена наравне с собой!

Что из того? - спросите Вы. Ничего особенного, отвечу. Просто, впервые столкнулся со сволочью. Доказывая свою власть над ребенком, сволочь не постеснялась из-за пустого тщеславия сломать его мечту. Противно.
Перешагнул и пошел своим путем.