Глава 3. Странствующий еретик

  Яак отложил чтение и напряг слух. Нет, глухой стук ему не почудился в кромешной тиши, поэтому семинарист заложил разворот и направился к входной двери.
  Потребовалось наощупь спуститься по скрипучим ступеням родительского дома. Свет зажигать Яак не любил, ему нравилась танцующая темнота ненастной осенней ночи.
Подойдя к тяжёлой двери, юноша припал к ней ухом и чётко проговорил:
  - Кто там?
  - Яак, братец, отворяй! – раздалось в ответ.
Сердце юноши подскочило. Неужели! Прошло столько лет, но этот голос невозможно было не узнать или с чем-то спутать, поэтому дрожащими руками Яак принялся открывать неподатливый запор.
  На пороге стоял не кто иной как Гордей, его старший брат, покинувший девять лет назад родные земли.
  - Яак, братишка, сколько лет! – проговорил странник и кинулся с порога обнимать оторопевшего хозяина жилища. – Как ты вырос, какой же ты стал!
  - Гордей, - только и вымолвил Яак, обнимая брата и задыхаясь в его крепких объятьях.
  С собой у путника была небольшая котомка – заплечная сумка, с которой тот и ушёл странствовать по свету.
  Их родители один за другим оставили бренный мир с дюжину лет назад, и первое время Гордей опекал младшего, который был в ту пору гимназистом. Когда же Яак обрёл патронат в обители Послушания, Гордей объявил о своём намерении отправиться в странствия. Он обналичил часть капитала, доставшегося ему в наследство, и убыл в чуждые пределы. Но он не обделял младшего брата заботой, исправно посылая тому письма и открытки, а также регулярно справляясь о его делах по обучению.
  Несколько позже Яак перешёл в семинарию, а Гордей стал писать чуть реже. Его письма стали немного иными, нежели раньше, в них сквозил какой-то дух отчуждения, но теплота и забота никуда не ушли, он по-прежнему живо интересовался жизнью и успехами Яака, посылая ему почтовые карточки и даже небольшие посылки из стран, в которые заходил по своим делам.
  - Что же ты стоишь, брат мой! – с волнением спросил Яак, проводя Гордея в гостиную и указывая ему на отцовское кресло.
  - Я уж боялся, что дом пуст, а ты обитаешь где-то в другом месте, - признался странник, располагаясь в кресле.
  - Нет, я вернулся сюда. Здесь уединённо и спокойно, то что нужно для прилежного изучения святых книг.
  - Ты так возмужал, мой милый, - с восхищением констатировал Гордей, не сводя взгляда усталых глаз с мечущегося по комнате Яака.
  - Да полно тебе, всего лишь вытянулся и немного раздался в плечах, а вот ты…
  Яак с прискорбием заметил проблеск седины в кучерявой копне темных волос – совсем как отец, не по годам рано побелевший. Младший брат же, напротив, пошёл весь в мать, был таким же сухощавым и светловолосым; редкими, к его сожалению, были и волосы в юношеской бородке.
  Яак заварил чай с травами, поставил на низкий столик скудное угощение.
  - Разве же сейчас идёт пост? – удивился Гордей.
  - Нет же, что ты, просто я стараюсь всегда умеренно питаться. Пища должна насыщать, а не искушать плоть, - ответил Яак.
  За беседой минула ночь. Возвратиться к чтению семинаристу так и не довелось, однако рассказы старшего брата занимали его куда больше покинутого текста.
  Безусловно, Гордей писал ему о своих странствиях, но что есть письмо в сравнении с живым повествованием!
  - Тебе непременно нужно посетить наш кружок чтецов, - констатировал Яак, когда за тяжелыми шторами забрезжил неясный свет утра.
  - Ты полагаешь, что мой рассказ заинтересует ваших книголюбов? – недоверчиво спросил Гордей.
  - Ну разумеется! Ты столько повидал, ты сможешь потрясти всех, кто соберётся послушать. Мало кто покидал не то что Чернавию, а даже наше местечко.
  - Ну хорошо, - неуверенно согласился старший брат, оглядывая преображающуюся комнату.
  Совсем не изменился отчий дом. Всё те же синие обои, пыльные часы всё так же лениво шевелили грузным маятником, спеша отшагать ещё один час потемневшими стрелками, выцветшие кресла с полосатой обивкой пахли стариной и так же знакомо скрипели, стоит лишь двинуться чуть резче и внезапнее.
  - Мы собираемся сегодня в три, - продолжал Яак. – В зале Большой библиотеки на Мостовой улице.
  - Я приду, - пообещал Гордей. – А сейчас я бы хотел отдохнуть с дороги и подготовиться к предстоящему собранию. Давно я, знаешь ли, не выходил в люди.
  Яак препроводил брата в его спальню, где всё осталось, как и девять лет назад.
  Только паутина и толстый слой пыли свидетельствовали о запустении, в которое вверглась комната за время отсутствия своего хозяина.
  Как же много он поведал! Яака распирало от гордости. На заседание каждый член общества приносил заинтересовавшую его книгу, и они вместе обсуждали наиболее значимые моменты её содержания. Он же приведёт сегодня ходячую энциклопедию, сказку странствий во плоти.

***

  Весь день изнурённый бессонницей Яак провёл в ожидании означенного часа. Больше всего он боялся, что брат передумает по какой-то причине и не сдержит слова, а то и вовсе соберёт свой нехитрый багаж и отбудет, не попрощавшись и не сказав, куда.
  Но этого не случилось. В намеченное время братья встретились у старой колокольни, когда звонарь известил город о начале третьего часа.
  - Мне всё не верится, что ты возвратился, - восторженно говорил Яак, ведя Гордея в обитель знаний и мудрости предков. – Удалось ли тебе отдохнуть, брат мой?
  - Я не слишком-то тратил время на сон, - признался Гордей. – Как только ты ушёл, я действительно прилёг, но проспал не больше двух часов.
  - Чем же ты занял день?
  - Я бродил по городу, смотрел, искал перемены. Знаешь, здесь время замерло, Туть ничуть не переменилась с тех пор, как я её покинул.
  - Это точно. Мы бережно храним наше местечко, стараемся уберечь его от чуждых веяний. В наших краях жива память о былых поколениях, их чаяния питают нас и поныне, не давая забыть, кто мы есть.
  Гордей покачал головой, и задумчивая складка пролегла над его густыми бровями.
  - Я много где был, но ни разу не возвращался ни в одно место. Мне трудно судить о переменах, хотя сам я сменил множество городов и стран.
  - Побереги силы, брат мой, - прервал его Яак. – Ты поведаешь свои истории всем нам, когда мы прибудем.
  - Скажи, - вдруг поинтересовался странник, – а не думал ли ты о женитьбе?
  - Что ты! Я хочу посвятить свою жизнь служению. Меня хвалят наставники, говорят даже, что я один из немногих, кто достоин стать пастырем.
  Гордей снова покачал головой и ещё пуще погрузился в свои, судя по всему, не очень-то весёлые думы.
  Конец пути был внезапным, но Гордей отвык удивляться этому. Он сел на предложенное место за овальным столом из морёного дуба и стал дожидаться.
  Зала наполнялась людьми. Это были степенные жители Тути, сдержанные в речах и выражениях лиц. Однако они одаривали скитальца недоверчивыми и любопытными взорами, кто-то поглядывал искоса, кто-то смотрел пристально, пытаясь узнать чужака.
  Когда все собрались, слово взял председатель кружка. Им был известный трибун, священник прихода на Грабовой улице отец Фаин.
  - Братья и сестры, - обратился он к присутствующим, и даже негромкий шепоток стих за столом. – Сегодня наш соратник, юный Яак, пригласил к нам на собрание своего возвратившегося из дальних земель брата Гордея. Немногие вспомнят его, ведь почти десяток лет минул с тех пор, как молодой человек покинул местечко Туть и отправился искать мудрость в чужие края. Удалось ли ему обрести многие знания, я полагаю, он расскажет нам здесь и сейчас. Я прошу вас быть внимательными, готовить вопросы и внимать словам нашего гостя. Не каждому Господь позволяет повидать мир, многие из нас всю свою земную жизнь проведут близ дома и подле своей семьи.
  Гордей встал, когда председатель милостиво кивнул ему, передавая слово. Странник волновался, что у него не хватит красноречия, чтобы вступить в свой рассказ, но слова полились из его уст, точно водопад, виденный им незадолго до возвращения.
  Гордей рассказывал, как ходил по белоснежным городам и поднимался на зелёные горы Востока, как встречал чужестранцев, как давали ему кров местные бедняки, как презирают путников богачи в каждой стране, но некоторые в виде исключения впускают в свой дом, чтобы потом похвалиться этим в неторопливой беседе со своими зажиточными кумовьями.
  Видал Гордей останки могущественных империй, покрытые пылью веков, новые сверкающие и блистающие города, чистые озёра и пересыхающие реки, плавал по морю, томился жаждой в пустыне, касался камней пирамид, восходил на руины колыбели цивилизации, общался с мудрыми старцами, подрабатывал в лавках – и учился у аптекаря, даже матросом успел побывать.
  Его слушали молча, никто не издал ни звука, пока не кончил свою речь окрылившийся воспоминаниями оратор. И только тогда один из присутствующих робко протянул руку и изрёк, видимо, давно назревший у него вопрос:
  - А как же обеты веры нашей? Ходил ли ты в храм, ведь ламы и сарацины молятся фальшивым богам…
  Гордей ответил с улыбкой:
  - Вы правы. Молиться и стоять на службе я не мог, поскольку все время был в движении, и там, куда вела меня моя дорога, зачастую не было храма по нашей вере. Я нёс Бога в сердце, обращаясь к Нему в усталой молитве перед сном.
  - И Божья милость не покинула тебя? – изумлённо спросил другой слушатель. Его бровь взлетела вверх, а рот исказила презрительная ухмылка.
  - Как видите, я пережил шторм и возвратился в родные края невредимым. Не скрою, были в пути и трудности, однажды я даже чудом ушел от разбойников, работорговцев, которые намеревались отправить меня в услужение какому-то местному царьку…
  - Это не благодать тебя вела! Господь старался возвратить тебя домой, Он хотел, чтобы ты повернул свои стопы назад, в Чернавию, где бы смог молиться о спасении души, - перебил первый спросивший.
  - Ты говоришь о чудесах, но эти чудеса – суть наветы лукавого, ведь сотворены они были без благословения, - раздался еще один голос.
  Гордей недоуменно поворачивал лицо от одного нападавшего к следующему и даже не успевал парировать их исполненные презрением реплики.
  - Ты ходил учиться мудрости к старцам, которые верят в то, что прежде жили коровами и козами? Но это ересь, и это знает любой юнец!
  - Тебя одурманили, ты поверил чужим пророкам, а сейчас принес эти посулы туда, где вырос!
  - Только обращаясь к мудрости предков, можно быть здравомыслящим человеком!
  - Ты порвал связь со своими корнями, почитая за истину лживые учения и восторгаясь мёртвыми камнями разрушенных по велению Творца империй!
  - Но послушайте! – воскликнул Гордей, силясь перекричать становящийся всё более озлобленным хор. – Ведь мы пользуемся всем, что подарила нам мировая история! Даже Книга книг была написана не в наших краях…
  - Но лишь наш народ смог сохранить её непопранной и чистой! – вновь возразили ему.
  - Наш народ так долго томился под гнётом чужеродных заветов! Мы еле избавились от засилья, мы блюдём чистоту наших духовных традиций. Зачем ты отправился искать Древо Познания?..
  Говорить Гордею более не довелось. Он стоял, побиваемый камнями изобличительных вопросов, и всё ниже опускал голову и плечи. Наконец, глубоко вздохнув, Гордей вышел прочь, затворив дверь. Хор голосов превратился тут же в гудение растревоженного улья и слышался ему до самого дома. Перед глазами же стояло пунцово-красное лицо с дрожащими губами, принадлежавшее его несчастному брату, который с самого первого раздавшегося вопроса избегал смотреть на попавшего под обстрел скитальца.
  Нет, Гордей ошибся. Не такой ему помнилась Туть. Он жил предвкушением встречи с тёплым домом, где солнце растекалось золотым мёдом по треугольным крышам, где улицы были полны света, а улыбки не сходили с лиц горожан. Его трепал по волосам лавочник, угощала калачом пекарша, доктор грозил из окна с шутливой серьёзностью, когда Гордей, расшалившийся мальчишка, прыгал с забора в канавку с талой водой…
  Он узнал, он вспомнил всех, кто набросился сегодня на него. Но это были не те люди, которых он нёс в душе через бури и ненастья. Не они жалели их с братом, осиротевших и брошенных на произвол судьбы, и не они, а их потускневшие оттиски стояли теперь в мозгу, навек застыв и превратившись во что-то, лишенное тепла и света, окаменевшее, замшелое и неживое.
  А в зале библиотеки постепенно наступал штиль. Несчастный Яак решился, наконец, поднять голову, но как же страшно было ему взглянуть перед собой, как стыдно! Ведь это он привёл еретика, прельщённый его сладкими историями…
  Какой же мерзостью казались теперь ему все эти сказки о дальних странах! И как хорошо, что он не поддался сиюминутному соблазну напроситься с братом в новое путешествие, оставить учение и променять Послушание на заблуждения!
  - Сын мой, - обратился к побелевшему семинаристу отец Фаин. – Ты невиновен в том, что оказался наивен, поддавшись идолу любимого брата. Ты сирота, ты помнил заботу, которой поначалу одарил тебя Гордей. Но открыв истину, покайся в том, что мог совершить, и не помышляй об том. Ваши пути с еретиком разошлись в тот момент, когда он избрал легкую дорогу и последовал за лживым апостолом, навсегда затворив пред Создателем двери души своей. Брат хотел растлить твою душу, но мы оказались рядом, и с помощью Творца свернули тебя с гибельной тропы.
  Яак всё ещё не мог ровно дышать, но ясность постепенно приходила в его сознание. Не давало покоя лишь то, что когда он возвратится домой, ему снова придётся видеть чуть не искусившего его Гордея.
  Однако страх оказался напрасным. Родительский дом был пуст, и только забытая на столике в гостиной чашка напоминала о нежданном госте, который едва ли вернётся вновь.