Глава 7. Слово золото

  Когда за спиной Южия с грохотом захлопнулась дверь гуссийского университета, бывший студент-текстовед познал не радость, но облегчение. Лицезреть умильно просветлённые рожи и делать вид, что самому интересно ходить от одного выхолощенного трибуна к другому, больше не придется. Однако встретившая на пороге родного дома мать обрезала крылья чувству неуместно нагрянувшей легкости бытия.
  Южий и сам был не прочь избрать новую стезю, вот только с позором изгнанного бакалавра встречали везде далеко не с распростертыми объятьями. Мало по малу мать сменила бурное негодование на тихое и занудственное ворчание, а младшая сестра переняла эту тактику и тоже норовила попрекнуть его бездельем.
  Южий тем временем учился стойко принимать отказы. Его не взяли в судейскую академию. Его завернули на испытаниях в колледж губернского историознания. Наконец, ему отказали в попытке обучиться архивному делу. Скучающий секретарь прямо при нём извлёк из стола фирменный бланк отца Петара, пробежался по диагонали, а потом молча указал на дверь.
  Южий вышел. В нем клокотала буря. Сказать, что причина отчисления осталась для него до сих пор тайной – значило слукавить трижды. Во-первых, в один с ним день за дверь выставили двоих заучек. Во-вторых, с этими заучками он виделся неделей раньше, на уборке в читальной комнате. В-третьих, перед совершением остракизма с Южием провёл очень странную беседу университетский клирик. И вот теперь из-за того, что этот злосчастный храмовник разослал свои меченые листки по всей, кажется, Чернавии, Южий стал изгоем в учёном свете.
  Делать нечего. Пообещав себе мысленно когда-нибудь всё же докопаться до истока проблем, он закусил губу и принялся искать уже работу.
  Перво-наперво, чтобы хоть как-то поутихла мать, Южий устроился помощником пекаря. Но эта работенка ему быстро прискучила, и Южий распрощался с ватрушками и калачами. Он пришёл на мельничную стройку, где вольготно проболтался до самых холодов. Когда кромка воды превратилась в непробиваемый лёд, работать стало намного труднее. А мельник поторапливал, видя, что стройка грозит уйти в зиму.
  Пришлось покинуть и это место, правда, прихватив с собой тележку. Матери тележка понравилась, и она отстала от сына почти на всю зиму.
  Всё-таки Южий злился. Проклятый поп обеспечил жалкое существование изгнанникам.
На исходе зимы в гости пожаловал брат матери, благоденствующий на посту начальника полиции Загории. Узнав о невзгодах племянника, дядюшка похлопал того по плечу:
  - Ну, будет, будет! Знаешь, дорогой Южий, Загория – это всё-таки далеко от Гуссии, туда письма могут приходить и с опозданием, - тут главный загорский полицейский лукаво подмигнул, - а вот доехать дотуда крепкому юноше гораздо быстрее и проще.
  Видя, как застыли жующие челюсти сидящих за столом родственниц, Южий понял, что вопрос с его отъездом в Загорию – это и не вопрос вовсе, и нехотя поплёлся вязать тюки.
  Унылая дорога по расхлябанным колеям томила вынужденного путешественника. Юношеские силы требовали простора и сиюминутного применения, а лицо напротив внушало ещё пущую тоску, чем две вечно недовольные физиономии за вечерним столом.
  - Так на что у настоятеля зуб, милый племянничек? – раздался, наконец, уместный вопрос.
  - Я сам не знаю, дядя, - вздохнул Южий. – Отец Петар вызвал меня накануне и всё пытался уличить в каком-то неисповеданном грехе, затем отпустил, но видно было, как он разочарован тщетной попыткой воззвать к моему раскаянию. А после, на университетском собрании, меня и ещё двоих студентов обличили в гордыне и выставили вон.
  Дядюшка нахмурился.
  - Да, дорогой Южий. Загория, хоть и неблизкий край, а всё же очень строгий. Там нравы не столь вольные, как в твоей родной Гуссии, придётся тебе к этому привыкнуть. Иначе даже моё слово не будет иметь вес при твоем устройстве.
Южий непонимающе свёл брови, а главный полицейский продолжил:
  - Нет, конечно, это не значит, что все мы живём по монастырскому распорядку, но каждое слово загорца должно быть исполнено благодатью. Чем скорее обучишься ты опираться в речах своих на канон институции, тем скорее и проще примут тебя местные жители и искренне полюбят.
  Южию стало кисло. Он и в университете-то всегда маялся, когда при написании конспекта требовалась отсылка к священным текстам, на проповедях отца Петара юношу одолевала зевота, а тут придётся самому заделаться проповедником!
  - Но не беспокойся, - поспешил утешить дядя. – Ты мальчик способный, быстро освоишь искусство одухотворённого слова, оно станет для тебя и не искусством вовсе, а обычным течением беседы.
  - Что же, дядя, мне придется жить в аскезе? – уныло осведомился Южий, надеясь, что тот не разразится тотчас же нравоучениями, применив при этом свои житейские навыки убеждения.
  - Не говори глупостей! Но должность при государственной структуре наложит на тебя некоторые ограничения. Главное, ты должен помнить: если слово твоё будет верным, то будет оно таковым и у всех, к кому бы ты ни обратился.
  И, приняв отсутствие дальнейших расспросов за усвоенный урок, дядя задремал, издавая на кочках подобие собачьего рыка.
  Жил главный полицейский не роскошно, но достойно. Трёхэтажный дом на центральной улице, зажатый между аптекарской лавкой и обувным магазином, принадлежал ему от фундамента до крыши. Прислуги также было достаточно, но все люди держались отстранённо, поэтому Южий оставил надежду найти собеседника поинтереснее старого чиновника.
  Ему отвели комнатушку в мансарде, а на следующий день юноше и его попечителю надлежало отправиться в деловое управление для устройства на службу. За ужином дядя обмолвился, что в городе давно требуется расторопный работник на место судебного исполнителя, поэтому Южий справедливо заключил, что его судьба предопределена.
  Утром они с дядей прибыли в управление. Сухощавый делопроизводитель вопросительно посмотрел на сопровождавшего юношу высокого чина. Главный полицейский многозначительно кашлянул и изрёк:
  - Этот молодой человек имеет особое старание и в делах весьма спор. Я готов поручиться, что судейство лишь выиграет, взяв его на службу. К тому же, он обучался текстоведению в одном уважаемом учебном заведении, но нужда заботиться об одинокой матери заставила его оставить науку и искать себя в жизни.
  - А есть ли у отрока рекомендации, был ли он прилежен в молитве? – спросил делопроизводитель, не окрасив своей реплики ни одной уместной интонацией, точно перечислял лежавшие на столе карандаши.
  - Диавол таится меж букв и начертанных строк! – убедительно ответил главный полицейский. – Лучшей рекомендацией станут дела на службе, и вы в этом скорейше убедитесь.
  - Ну хорошо, - тем же тоном согласился клерк. – Завтра пусть заступает и служит закону Чернавии со всем старанием, почитает учение институции и выказывает уважение гражданам, подхватывает оступившихся и подаёт им личный пример для исправления.
  И Южий приступил к делам. Поначалу витийство местной речи давалось трудновато. Письменные распоряжения судей попадали к нему со всеми возможными описаниями, дополнениями, так, что нередко над одной бумагой приходилось корпеть добрых три часа, чтобы хотя бы понять, в чём провинился имярек и что надлежит сделать Южию, чтобы тот более не поступался законопослушанием.
  Через неделю, однако, чтение пошло быстрее, а исполнять повеления хранителей законности стало проще. Новоиспечённый судебный исполнитель чувствовал, что начинает гордиться собой, но, приходя после службы в дядин дом, ощущал скуку и уныние. Живя в университетском городке, он мог вечера напролет засиживаться у друзей, здесь же никого не было, кроме дядюшки и его чопорных домочадцев.
  Некоторое время погодя Южию поручили посетить одно злачное заведение, где, по слухам, жена хозяина с чёрного хода проводила гостей в апартаменты к жилицам-квартиранткам. Недавно там случилась кража - один известный и уважаемый загорец обнаружил пропажу портмоне. Пострадавший утверждал, что заглянул выпить горячего вина и посидеть со старым приятелем. Подозреваемый быстро попался следствию, но на допросе не забыл упомянуть, будто его жертву пустили с заднего двора.
  Несчастная жертва кражи настояла ещё на одном деле – о поругании чести и достоинства. Тень пала не только на потерпевшего, но и на хозяина злополучного заведения. Южий, ухмыляясь, слушал бредни его жены, будто услуги иного толка, нежели ресторанные, в доме не оказываются, а девушки на верхних этажах – это бедные швеи, которые платят за съём комнат и изредка спускаются на кухню за хлебом или молоком. Разумеется, от внимания юноши не ускользнули слова честной домовладелицы:
  - Можете и вы, гражданин исполнитель, сами подъехать – хоть с парадного крыльца, хоть с чёрного! Я уверяю вас, что ни одно пятно не осядет на вашем доблестном мундире!
  Дело было закрыто. Потерпевшему возместили ущерб, клеветник и вор отправился отбывать наказание.
  Наведавшись в дом несколько позже, Южий имел возможность убедиться, что на верхних этажах действительно обитают честные квартиросъемщицы, обучающиеся искусству швеи на утренних курсах при фабрике. Улыбчивые и обходительные хозяева всегда с радостью распахивали перед служащим закона двери и угощали господина исполнителя лучшим вином.
  Особенно ему нравилось посидеть за столиком с местным священником, отцом Славием, который порекомендовал Южию поближе познакомиться со строгой на вид, но весьма интересной юной особой по имени Паля. По словам отца Славия, Паля была из бедной семьи, но весьма прилежно обучалась шитью и не пропускала воскресные службы.
  Девушка оказалась на редкость приятной особой. Если бы не крайняя нужда, Южий вряд ли бы мог иметь удовольствие с ней общаться. И в отличии от её соседок, желание именно общаться Паля действительно вызывала. Поэтому Южий поднимался к ней сразу же, как за ним закрывалась дверь чёрного хода, а после спускался в ресторанчик, чтобы отведать фирменного горячего вина.
  Дни потекли не так безрадостно, и вскоре Южий обзавелся интересными знакомствами, о которых раньше не мог и помыслить.
  На месте своём Южий преуспевал. Ему оказывали высокое доверие, поручая сопровождать дела достаточно важных в Загории господ, которым он, в свою очередь, покровительствовал за небольшое угощение тем же вечером всё в том же заведении.
  Всё шло превосходно, пока однажды Паля не встретила Южия в каком-то несвойственном ей волнении. Судебный исполнитель, вошедший в её комнату и приготовившийся к радушному приему, остановился у порога, видя, что обитательница номера хочет ему что-то сказать.
  Разговор, однако, не клеился. Паля металась от кровати к столу, её руки дрожали, а слова, срывавшиеся с губ, были неуместными и сбивчивыми.
  Наконец, юноша не выдержал и прямо спросил, что произошло. Паля, опустив ресницы, поведала, что ей стало известно о крайне нежелательном в её положении происшествии и что Южий имеет к этому прямое отношение, поскольку кроме него к Пале в последнее время никто не входил.
  И без того тусклый свет, льющийся из масляной лампы на стене, померк перед глазами Южия в ту секунду. Он неуклюже осел на стул, снимая перчатки. Паля опустилась на кровать и отвернулась к крохотной иконе, висевшей у изголовья – единственной свидетельнице роковой беседы.
  Спустя четверть часа Южий снова натянул перчатки, поднялся и вышел. Напрасно Паля прождала весь вечер. Не пришёл он и на следующий день, а спустя три дня бесполезной надежды, Паля надела капор и сама отправилась в дом, где, по ее разумению, обитал судебный исполнитель. Служанка очевидно нехотя пропустила её в прихожую и отправилась доложить.
  Южий спустился и затворил дверь в жилую часть дома.
  - Зачем ты здесь? – коротко спросил он гостью.
  - Южий, ведь ты знаешь о моей беде, - произнесла Паля, пытаясь изловить взгляд собеседника.
  - Не имею представления, - был ответ.
  - Зачем ты так? Ведь я ношу под сердцем наше дитя! – воскликнула Паля, отчего Южий осекся.
  - Советую вам, юная особа, осторожнее произносить слова, которые не имеют ничего общего с действительностью. Если вы за счёт нашего знакомства намерены поправить свои дела, то глубоко заблуждаетесь, полагая, что вам удастся это. Ни шантаж, ни какие другие способы не возымеют действия. Убирайтесь, и забудьте дорогу в дом честных и уважаемых в городе людей.
  - Зачем ты так говоришь? – в ужасе спросила Паля.
  - Всё, что я могу для вас сделать, - это скромная помощь вашему скорбному существованию. Примите её и больше никогда не смейте стучаться в этот дом.
  Из нагрудного кармана Южий извлёк свёрток и сунул в руку остолбеневшей гостье, распахнул входную дверь и вытеснил её на улицу:
  - Думаю, что моя добрая помощь будет вам весьма кстати, - с этими словами он захлопнул дверь и запер её, а после Паля услышала лишь удаляющиеся шаги.
  Она ещё постояла на крыльце, а затем вспомнила про свёрток. В нём были гримлики – втрое больше, чем обычно оставлял ей посетитель.
  Возвратившись к себе, девушка просидела до утра, как изваяние. Товарка, встреченная в коридоре, зашла к ней под утро и посоветовала наведаться в дом на другом краю городка – внешне ничем не примечательный, но довольно известный среди её подруг по несчастью. Жившая там повитуха, пересчитав принесённое вознаграждение, удалилась в маленькую комнатку под лестницей, а вернулась с зелёной склянкой и выписала на клочке бумаги рецепт.

***

  Но Силы Небесные не допустили погибели невинной души. Паля обсчиталась в каплях и отделалась лишь сильным отравлением, а Южий, пришедший спустя три дня на рабочее место в весьма благостном расположении духа, увидел на своём столе серую папку с красным штампом. Таких нелепых дел ему давненько не вручали, поэтому Южий хотел возмутиться. Откинув обложку, судейский исполнитель прочёл имя подследственной, и у него подкосились ноги. Лишь спустя полчаса Южий смог пролистать содержимое и ознакомиться с материалами дела.
  - Кто передал папку? – гаркнул Южий.
  - Господин начальник полиции, - отозвался клерк из-за отверстой двери.
  Со всех ног Южий кинулся из кабинета и, не останавливаясь, добежал до самого здания полиции Загории. Перед тяжёлой высокой дверью кабинета начальника постоял он в нерешительности, затем оправился и, отдышавшись, постучал. Приглашение войти последовало так скоро, будто визита ждали с не меньшим нетерпеньем
  - Мой мальчик, ты прочёл скорбные бумаги? – спросил главный полицейский, когда его бледный племянник переступил порог и затворил за собой дверь.
  - Да,  - ответил Южий, полагая, что его карьере приходит конец.
  - Что же ты скажешь на этот счёт? – снова задал вопрос дядюшка, сцепив пальцы у подбородка.
  - Я скажу… - Южий проглотил комок и выдал как на духу, - Я скажу, что эта женщина перед лицом Создателя совершила страшный проступок, бросающий тень на всех честных жителей Загории, кто знал её когда-то. Во искупление этого ей следует усердно молиться и в молитве своей просить, чтобы пятна позора сошли с её добрых знакомых, которые были готовы поддержать её в горести и помощь которых она обратила во зло и греховное деяние. Её помыслами руководила гордыня, она попрала учение институции и отказалась покаяться в грехе распутства, попытавшись покрыть его тайным детоубийством. Но Творец смилостивился над её истерзанной душой и даровал ей возможность возвратиться молитвенным усердием на праведную дорогу!
  - Хорошо, хорошо, - одобрительно пробасил хозяин кабинета. – А как же быть тем, кто не смог уберечь обвиняемую от роковой ошибки?
  - Этим людям… Этим честным и добропорядочным людям стоит знать, что их одурманили и воспользовались их доверием в коварных целях, но если их помыслы были при этом чисты, то вины в едва не свершившемся страшном событии на них нет.
  - Ступай, мой мальчик. Ты прав, но дело ещё не закончено. Предстоит потрудиться, чтобы отмыть от навета безвинных людей.
  Владельцев дома, где обитала обвиняемая, вновь вызвали для дачи показаний. Южий стоял за дверью всё то время, пока шёл допрос. Но хозяйка ни словом не обмолвилась о том, что господин судебный исполнитель переступал их порог с тех пор, как завершилось дело о краже. Молчали и другие свидетели, потому Южий понемногу вновь обрёл спокойный сон.
  Он даже приложил усилия и собрал подписи некоторых почтенных горожан, что никаких богопротивных и общественно порицаемых дел в злополучном доме не происходило. Имена подписавшихся были столь уважаемы, что у следствия не осталось и капли сомнений в том, что хозяев вновь оклеветали.

***

  Очнувшись от едкого снадобья, обвиняемая пребывала в каком-то отрешённом состоянии. Она хранила молчание и ни слова не изрекла в своё оправдание. Следствие шло неспешно и кончилось к сроку. Когда рассмотрение дела подходило к концу, обвиняемая разрешилась мальчиком, который тут же был унесён от нерадивой матери и передан в сиротский приют.
  На суде Паля всё так же безмолвствовала. Однако не сводила глаз с судебного исполнителя, который до последней секунды не был уверен в вынесении справедливого приговора. Всё же доказательств было более чем достаточно, неясной осталась лишь личность отца несчастного младенца. Приговор обязывал отправить несостоявшуюся детоубийцу в отдалённый монастырь, дабы она могла под надзором сестёр молиться о прощении и продолжать совершенствоваться в ремесле швеи на протяжении последующих семи лет.
  Покидая зал, хозяйка дома, где квартировалась преступница, подмигнула Южию, бросив невзначай кому-то:
  - Ни одно пятнышко не останется на чистых руках честного человека, кто хоть раз вошёл в наш гостеприимный дом, а вот злодеям и душегубцам мы никогда не рады!
Присутствовавший в зале отец Славий догнал Южия уже на улице и отечески изрёк:
  - Бедная, бедная заблудшая агница! Нам с вами, сын мой, следует в это воскресенье усердно помолиться о её несчастной душе и о судьбе младенца. Силы Небесные оберегли его от злобы худой матери, будем же веровать в их заступничество и впредь, чтобы мальчик познал свет на своём безрадостном пути!
Южий невозмутимо кивнул:
  - Не могу не согласиться с вами, отец Славий! Обманчива натура человека! Под личиной кротости может скрываться истинный демон, готовый на страшные деяния в надежде, что за правду никто не станет вступаться. Как же велико доверие Создателя, что Он вручил нам с вами священное право отстаивать праведность в этом мире! Вам – на вашем месте: оберегать паству от грехопадения, мне – на моём: быть бичом для непокорных.
  И с этими словами Южий ускорил шаг, оставляя отца Славия в одиночестве наслаждаться осознанием высокой миссии – быть пастырем и доносить до духовных детей своих единственно правдивое Слово.