Вежливость

      Она была красавицей. Её выделяло из общей массы общежитских девиц красота и аристократичность. И так называемая "холодность", это когда взглядом могут держать на расстоянии. И презрительная улыбка, которой она одаривала сидящих на лавочке возле общяги молодых парней. Все в ней было прекрасно и даже незнание того, где она и кем работала. И машины, чёрные, служебные " Волги", навороченные семерки и восьмерки привозящие её заполночь, когда вахта была уже закрыта и вахтер никого не пускала. Никто не знал её имени, это делало её ещё притягательней. Ведь узнав к примеру, что её зовут просто Нюра, можно было разрушить этот идеальный образ.


        ******


      Родился я в общежитии. Ничего примечательного в этом нет. Много людей начинают свою жизнь так. Появляются на свет. Многие - в общежитиях. Но мне довелось родиться в женском общежитии. Ну и что? - скажите вы - бывает. Конечно бывает. Пять этажей женщин, девушек, ещё недавно - девочек. Сто шестнадцать комнат, по три койко-места в комнате. И один ребёнок мужского пола...

      До тринадцати лет я даже с ними в один душ ходил, и совместно его и принимал. И ничего... Но в тринадцать начинают появляться признаки того, что у тебя есть отличие от проживающих с тобой под одной крышей особей. Я начинал понимать, что вид оголенных частей тела виденных мною девиц, заставляют какую-то часть моего собственного тела начинать жить своей собственной жизнью.

      В душе не было шпингалета. Совсем! Зачем в душе шпингалет, если все свои? Мужчины в общежитие попасть не могли из-за драконовских мер контроля допуска в здание посторонних лиц. В обиходе общагу эту звали просто - Монастырь... Зачем шпингалет? Ни к чему...

      Врезать шпингалеты я по молодости не умел. Поэтому брал табуретку и сикось-накось, прилаживал её к ручке двери, и только ночью и мылся. Душ был "солдатский". Я такой в армии позже видел. Шесть кабинок без дверей, столько же страшных в своей абстракции " гусаков", из которых, через огромные друшлаты на тебя с грохотом извергается, часто неперемешиваемая по температуре вода. Ты ничего не видишь, ты ничего не слышишь. Ты намыливаешь тело, ты его моешь, и ты доволен тем, что есть...

      Пару раз помывшись и включив воду я обнаруживал, что моюсь я не один, что табурет не сдержал желания очередной девицы быть чище и красивее. И пока она была оглушена водными процедурами, как до её прихода и я, я бочком, бочком выбирался из душа и прятался в своей комнате борясь с возможностями моего крепнущего организма. Мои помывочные походы закончились как-то поздно ночью, когда не одна, а две девицы, застали меня в душе. Видя меня намыленым и безоружным, оглохшим и ослепшим, решили пошутить. Вернули упавший табурет на место, то есть, подперли дверь от неожиданных визитов и скинув халатики стали помогать мне мыться...

      Что может испытывать девственник когда его начинают намыливать с двух сторон? И никуда не деться: голова намылена и глаза открыть страшно, не из-за мыла, а из-за возможности увидеть, вроде бы уже не раз виденное, но в последнее время сильно волнующее. Ещё и шутницы эти, старались своими округлостями прижаться вплотную к несчастному телу страдающему от дискомфорта юноши. Тело дало себя знать! Это было оценено возгласом, - Смотри-ка, мальчик то, подрос. Уже пора мальчику искать девочку, чтоб не скучал... Так в тринадцать лет я лишился девственности. Банально. В душе. Двумя бесцеремонными девицами любящими пошутить.

      Любое сообщество людей это - общежитие. Женское общежитие, это сообщество подглядывающих и подслушивающих профессиональных разведчиц не знающих отдыха на ниве своего признания. Знать секреты других... Вскоре вся общага знала - Я УЖЕ МОГУ! Я больше, не ребёнок.

      Много позже я научился различать взгляды которым окидывает тебя женщина. Иногда видно, что она смотрит на тебя, будто мысленно представляя, как бы ты выглядел лёжа рядом с ней в постели. Тогда я этого не знал, а легче мне от этого не становилось. Меня звали на чай, я приходил, и как-то так получалось ( по неопытности я даже не умел понять как ) я уже был соблазнен очередной "порядочной" девицей. Которая ещё и говорила мне вслед, - Кто бы мог подумать что ты со мной сделал? От тебя этого, ну никак нельзя было ожидать... Я уходил в растерянности, зарекаясь ходить пить чай, от которого желание пить его ещё больше, только нарастало.

      Со временем я понял, что доставлять удовольствие женщине, это так же хорошо, как и доставлять удовольствие себе, а может даже и лучше. Ещё я понял, что многие представительницы противоположного пола, рады провести со мной свой вечер, или ( если товарки по комнате отсутствовали ) то и ночь. Не всегда конечно все проходило гладко, иногда приходилось заниматься этим в сушилке, "красной комнате", даже на чердаке, ключ от которого, у меня, как у пацана, просто обязан был быть. Правда пара походов посмотреть на воркующих голубей, закончилась тем, что мать заставила меня стирать уделанные голубинным помётом штаны. ( Что было с одеждой моей очередной напарницы остаётся только догадываться.) Так как встречаться с желающими провести полноценно время своей молодости в объятиях хоть какого-то члена мужского сообщества возрастало, возрастало и моё желание этим их желанием пользоваться. Я стал приводить их домой, если их жилплощадь на тот момент, была оккупирована проживающими  там же соседками по несчастью.

      Через определённый промежуток времени, мать выдала мне мое постельное и заявила, - Ты уже большой. Вот с кем спишь, та пусть тебе и стирает.- Это называется задача со многими неизвестными... Спасло то, что застав меня за "постирушками" в прачечной многие девицы из жалости отбирали моё бельё и стирали его сами. Ещё был большой плюс в моей общежитской жизни, это - домашнее задание.

      Все нормальные дети, да и ненормальные тоже, учатся в школе. Там им, как и положено, задают домашнии задания. Дома их решают они ( дети ) и их родители. Факт! Если у тебя пять этажей "мамок", то ты привык делать это с той, у которой на тот момент есть время и...желание. В тринадцать лет я стал самым глупым учеником в своей школе. Многие общежитские старались передать часть своих навыков и знаний от всего сердца и любя меня без меры... И когда мои сверстницы на уроках и переменах передавали записочки и обсуждая что-то хихикали и закатывали глазки, я точно знал, с кем я буду заниматься физикой, а с кем, математикой. И в душе, что греха таить, считал одноклассниц набитыми дурами без ума и фантазии...

      Время шло своим чередом. Я взрослел, стал более разборчив, уже не ложился в постель с кем ни попадя, и при богатстве выбора проживающих и томящихся от невостребованности девиц, научился даже отказывать им в близости, правда тактично и не нервотрепно. Любой задаётся вопросом - Как? Очень просто. Ведь я рос среди них с младенческих лет. И все они для меня никогда не были Светками, Ленками, Любками и Наташками. Я с детства обращался к ним только на ВЫ и всегда называл их полным именем. Это так вжилось в меня, что я даже этого не замечал. Это было естественное состояние общения с противоположным полом. Я этого не замечал, а вот они даже очень, поэтому, если мне надо было отвязаться от наиболее настырной поклонницы, я попросту обращался к ней только на Вы, забывая называть её по имени.

      К пятнадцати годам у меня появилось масса более взрослых "друзей", которым от меня и нужно было - попасть в общагу в которой я проживал. "Ботаники" даже имея желание общаться с женщинами, живут как-бы в параллельной реальности и потому "ботаников" среди моих новых знакомых не было. Были хулиганы предармейского возраста, любители похохмить и не желающие жить под опекой родителей и любых наставников "трудные подростки". Как-то со временем, все это неорганизованное сообщество перезнакомилось, и в процессе узнавания друг друга передралось, опять же друг с другом, определилось в лидерстве и стало, как обычно это и бывает на рабочих окраинах, местной группой пацанов с бандитскими наклонностями. Охраняло территорию своего обитания от пришлых, ходило "варяжить" в чужие вотчины. Не всегда правда успешно, иногда и самим доставалось по полной. Отлеживались, набирались злости и учитывая опыт проигрыша, выжидали момент, вновь нападали и отыгрывали потерянное достоинство. Но всех объединяло конечно общежитие, куда ходили как к себе домой ( вернее ко мне домой ) и были любимы и любили в ответ всех без разбора. Девчонки любят наглых и нахрапистых. Ещё они любят сильных и весёлых, а больше всего они любят тех, кто любит любить их, какими бы они не были. И ещё, проживающие в общаге девицы знали точно, чтобы парень провожающий её до общаги, дошёл своим ходом к себе домой, надо было просто попросить его не трогать, причём без всяких условий. Просто подойти и попросить у сидящих на лавочке пацанов не трогать её парня. И все!

      За пару лет, что мне оставались до армии, я уже чувствовал себя зажравшимся котом, всеми обласканным, всем довольным, и смотрящий на девиц как на вечно доставляющих тебе удовольствие недалеких попутчиц на данный период времени. Ко мне привыкли все проживающие, секретов о моих достоинствах и недостатках уже не было, потому все, кому желалось, пытались пользоваться мной, а я в свою очередь ими. Залеты конечно у девиц были, как без этого... Только решать свои проблемы им приходилось самим, без моего участия. Я самоустранялся, как всякий уважающий себя подлец, ссылаясь на то, "что кто его знает с кем она без меня была?" Все уверения в добропорядочности со смехом отвергались, - Со мной ведь была, почему с другими нет?

      Все проходит и всему своё время. Пришло время и мне уйти в армию, туда и отправился. Вернулся как и положено, через пару лет. Правда стал я ещё более циничным и беспардонным. Многих в общаге из бывшего контингента уже не было, а тот, что остался встретил с распростёртыми объятиями. Чем грех было не пользоваться после вынужденного воздержания. Правда из пацанов многие по приходу из армии нашли себе постоянных спутниц жизни и женились. Сидящих на лавочке у общаги поубавилось, зато повзрослевшие мы стали представлять уже более серьёзную угрозу для окружающих. Но между делом, никто к великовозрастным переросткам и не совался - себе дороже. Единственно что не изменилось во мне, это обращаться с женщинами на ВЫ. Для многих, женщины - просто "дырки" для пользования и кухарки для приготовления пищи и ничего ты им по этому поводу не скажешь. Привычка. Зато в общаге, как бы то ни было, девицам это нравилось. И как не парадоксально, материться я тоже не любил, хотя умел и мог.


      ******

      
      Оказался я как-то вечером один. Из гостей пришёл, мне там не засиделось, правда в дорогу дали бутылку Ливадии". Вино хоть и женское, но по закрытии магазинов, вдогонку, и это вроде сойдёт...

      Пришёл я значит к общаге, а там - никого. Вахта уже закрыта, стылый сентябрь, и даже прохожих нет, чтобы кого-нибудь отловить и посадив рядом бутылку эту дареную прикончить. Идти в общагу? Глянул на окна, почти все уже спят. Девчонкам так или иначе, на работу. Сижу жду прохожих. Хоть кого. Печалюсь. Вот тут-то она и прикатила. На "Волге" чёрной, с тихим урчанием сильного мотора. Вернее её привезли, как королеву. Машина остановилась, из неё вылез фраер престарелый за сорок, обошел "Волгу" свою, к пассажирской двери подходит, дверь открывает, руку протягивает и тут она опершись на эту руку степенно так, с чувством собственного превосходства оттуда появляется. Распрямилась. А он к её руке наклонился и целует её... Вот блин кино! Бля!..где такое ещё выискать чтоб в натуре посмотреть можно? Он ей - Я всегда рад Вам помочь. Если надо, Вы только номер наберите, в любое время и я у Ваших ног.
      - Что Вы Петр Николаевич. Зачем Вы так? Я могла бы и на такси доехать.
      - Не утруждайтесь. Я всегда в Вашем распоряжении. А она уже идёт к общаге.
      Я хоть и был в подпитии и то охренел от галантности этой. Я думал только я дурень с дамами на ВЫ умею. Оказывается это и жирные коты могут. А она неторопясь так двигается в полумраке осеннем, красивая такая, статная. Кот видя что пьеса закончилась, сел в свой дорогой драндулет и уфырчал.

      Подошла она, стоит сверху вниз на меня смотрит. Я на неё. Обдумывает оба свои мысли какие-то. Обдумали.
      - Вы Эдуард, меня в общежитие проведете? Вахтерша опять заставит пару часов на улице сидеть, пока не сжалится. Они вахтерши думают, что я - проститутка, и стараются меня унизить каждый раз когда я заполночь возвращаюсь. А мне утром, как и всем, вставать спозаранку.
      Имя знает, хоть и королева, значит и поднокотную мою тоже...
      - Проведу. Чуть позже. Мне бутылку распить не с кем. Жду прохожего хоть какого-нибудь, выпью, и за ради-бога проведу.
      Стоит. Обдумывает. Присела рядом на лавку.
      - А часто в это время люди здесь ходят?
      - Вам лучше знать. Вы чаще меня здесь заполночь сидите...
      - Нечасто...и люди по ночам тоже не часто появляются. Тихо у нас тут...
      Помолчали. Обдумали сказанное.
      - А если я Эдуард немного с Вами выпью, это ускорит Ваше стремление попасть домой?
      Я достал нож. Обыкновенный, складной, перочинный и стал открывать бутылку. Поковырявшись срезал полиэтиленовых пробку и все... Если я могу к примеру приложиться "с горла", то как быть с ней?
      - Что-то не так?
      - У меня стакана для Вас нет.
      - А что это?
      - Это -" Ливадия". Вино.
      - Это суррогат. "Ливадию в тару с полиэтиленовыми пробками не разливают.
      Она взяла из моих рук бутылку и пригубила прямо из горла. Выплюнула-"Солнцедар" и то лучше. - И вернула мне её обратно.
      Я ошарашенно хлебнул из вернувшейся в мои руки бутылки, правда хлебнул я нормально. И ничего не понял - вино. Ну не "Агдам" точно...не портвейн... Посидел. Ещё хлебнул. Убедился, что спирт в вине есть. Что ещё надо то?
      - Вы бы это не пили, с утра голова болеть будет: сахара много, спирта, а вина совсем нет. Бодяга.
      - У меня на данный момент ничего нет, кроме того, что есть...
      Она в сумке модной, типа торбы босяцкой порылась, достаёт бутылку, и протягивает, - Открывайте. А это выкиньте, - дрянь это.
      Я аккуратно поставил свою не понравившуюся "Ливадию" рядом с лавочкой ( вдруг кому с утра пригодится? ), взял протянутую мне бутылку. По темноте прочитать, что она мне дала не сумел да и не разглядывал очень-то.
      - А это что?
      - Это по крайней мере - коньяк. Марочный. Говорят хороший. Я не пробовала.
      - Почему?
      - Я - технолог. Не дегустатор. Моя работа следить за процессом изготовления, а не употребления.
      - Вы технолог чего? - задал я естественный вопрос, ковыряясь уже с открыванием её бутылки.
      - Производства вино-водочных изделий. Я на "виншампане" работаю.
      - А как Вы в торговую общагу попали? - бутылку я уже открыл и опять стал размышлять, - как пить без стакано то?
      - Меня после института по направлению к вам в город определили. А начальство завода просто позвонили в торг и мне дали комнату.
      - Одной?
      - Числятся как и положено - три человека, по факту - я одна.
      - Теперь понятно почему Вас так торговки ненавидят.
      - Не из-за этого. Я красивая, они - не все. Я могу выбить зубы, они - нет.
      - Что Вы можете?
      - Я Эдуард родилась в таком же рабочем районе как и этот. Один из братьев занимался боксом, другой самбо. Мне нередко приходилось работать с ними в спаринге. Вы Эдуард знаете, что такое спарринг?
       - Мне необходимо какое-то время об этом подумать.
       - А ещё о чем Вы хотите подумать? Время то - ночь!
       - Я думаю, что при наличии коньяка, все равно нет посудины из которой его можно пить.

       Она порылась опять в своей сумке, достала шоколадку и пару конфет. Зашелестел фантик. Затем она протянула открытую конфету мне и стала расчехлять вторую. А я все думал, и мысли у меня были какие-то пьяно-несуразные. "Вот захотел бы я её приобнять, и что? Хук слева и сломана челюсть, или апперкот с сотрясением того, что после выпитого осталось? Она потянулась к бутылке, взяла её из моей руки, и спокойно отпила прямо из горлышка. Когда она откусывала конфету, сверкнули ее идеальные зубы. То, что они у неё идеальные сомнению не подлежало. Протянула бутылку, - Пейте Эдуард, домой хочется.- Я отпил. Коньяк был хорош, он обдавал теплом благородного напитка. Я засмеялся. Она засмеялась а ответ. Мне стало от этого ещё веселей, видно и ей тоже. Какое-то время мы весело смеялись в темноте пустой сентябрьской ночи. Она опять взяла у меня бутылку, чтобы отпить вновь. Она отпила. Мне показалось, что когда она закусывала конфетой, у неё на лице была улыбка. Она протянула бутылку обратно, теперь и я не смеялся. Отпив в свою очередь, стал жевать уже начинающую подтаивать конфету.
      - Вы Эдуард над чем так заразительно смеялись? Если не секрет?
      - Представил, как получаю прямой в голову, при попытке Вас поцеловать.
      - А Вам бы хотелось меня поцеловать?
      Я стал обдумывать её вопрос. Кокетка? Не похоже. Динамщица? От меня взять нечего. Даже преданности к бабам не испытываю. Она от общежитских наслышана поди...об этой моей особенности.
      - Нет. Иконы тоже целуют, но по другим причинам. С Вами не хочется лечь в постель.
      - Может из-за того, что мы все время на ВЫ?
      - Я со всеми на ВЫ. Это привычка.
      - Я об этом слышала. Я тоже со всеми на ВЫ, это вынуждено. Мне не хочется сближаться с людьми мне не интересными.
      Я протянул ей бутылку. Она отпила. Вернула её.
      - Это последнее для меня. Мне завтра на работу.- захрустела обёртка шоколадки.
      Я выпил следом. Она протянула ко мне руку с шоколадом, я её еле различал. Нашёл кисть ее руки чтобы взять шоколад. Рука была горячей, рука живого человека, женщины, говорящей одно, но не дающей сомневаться в том, что она - женщина.

       Отломив шоколад я положил его на язык и стал ждать, когда он начнёт таять. Мне просто не хотелось говорить ни о чем. Коньяк был действительно хороший...
       - Может пойдём домой? Холодно, да и пора уже.
       Она поднялась, я следом. Мы молча направились к вахте. В окошко мелькнуло лицо наблюдавшей за ними вахтерши. Нам даже не пришлось стучать, дверь открылась прямо у нас перед носом.
       - Добрый вечер...
       - Побойся Бога Эдик. Почти два часа ночи. Ты уже час на улице сидишь, я все жду когда зайдешь, спать не ложась. Ещё и девушку заставил с собой сидеть.
       Меня пускали всегда. С детства. С юности. И даже став взрослым я для вахты всегда был просто Эдиком. Избалованным гулящим котом, которого любят даже за то, что он ссыт в хозяйские тапки...

      Мы поднимались. Ей было на пятый, мне...а мне куда угодно. В руке я нес недопитую бутылку коньяка. Она шла впереди, я следом. Подымаясь по лестнице я мог лицезреть часть её точеных ног. Она остановилась. Обернулась.
      - Вам что больше посмотреть не на что?
      - Что? - вопрос озадачил. Она подымаясь ни разу не обернулась.
      - На каждой площадке окна. В них ясно видно, что дальше моих ног Ваши глаза не подымаются.
      Я поглядел через её плечо на окно отразившее моё удивленное лицо.
      - Я надеялся что может ноги у Вас кривоваты.
      Она взяла бутылку из моих рук ( я грешным делом подумал - щя как врежет по башке!) сделала маленький глоток и протянула мне её обратно. Я с благодарностью отпил.
      - Вы Эдуард не на моём этаже живёте. Итак...куда Вы направляетесь?
      - Я могу постучать в любую дверь. Если не откроют ту, в которую я стремлюсь, обязательно откроется соседняя, чтобы узнать кого принесло к соседкам. В любом случае мне обычно не отказывают в ночлеге.
      - Хорошо. В мою дверь стучать не надо. Я Вас и так приму чтобы не беспокоить соседей.
      - А если я не захочу идти на приём?
      Она вновь забрала у меня коньяк, развернулась и пошла вверх по лестнице. Я пошёл следом, про себя гадая: иду я за недопитым коньяком или...за ней?
   
      Мы уже были на последней площадке, оставалось открыть дверь в коридор и дойти до комнаты. Она остановилась, повернулась ко мне.
      - Знаете Эдуард, были такие поэты - символисты, и был Маяковский, и время тогда было хулиганистое. Кто-то из них написал, - Уж если барышня захочет хулигана. То...хули хулигану остаётся? - У нас с Вами конечно не та ситуация: и я - не курсистка, и Вы... не Маяковский, но сегодня Вы окажете мне услугу если хотя бы допьете в моём обществе коньяк. - она покачала перед моим лицом остатками коньяка. - А там уж, на что сгодитесь...

      Иду за ней по коридору и думаю - Перепила. Стопудово. Что я с ней пьяной делать то буду? Дошли. Дверь открыла сразу. С ключом и замком не возилась. Может и не такая пьяная? Зачем тогда Маяковского приплела, курсистку  какую-то? Зашли. Все стандартно. Три койки. Три тумбочки. Один шкаф. Только видно, что на двух койках не спят никогда, и даже не сидят. Бельё от неиспользования помертвевшим выглядит. Стол.
      - Раздевайтесь Эдуард. Только не сразу весь. По чуть-чуть... - и засмеялась. Хорошо так засмеялась, по дружески.
      Сняла плащ свой, полусапожки, косынку такую лёгкую как иней. Прошла к столу, поставила недопитую бутылку, рядом, стоявшую на столе чайную кружку. Отодвинута от стола стул, развернула его. Звук отодвигаемого в общаге стула, когда все спят можно услышать через два этажа. - Пьяная - все больше стало казаться мне.
   
       Я снял куртку. Разулся. И вдоль стоящих кроватей, по дуге прошёл к столу, стоящему  в дальнем у окна углу.
      - Чего это Вы Эдуард зигзаг такой вывернули? По прямой удобнее.
      - По прямой пословицы исхожены. При хотьбе скрипят. А я не лёгкая девушка, меня по скрипку сразу определить можно. А Вам это надо? Завтра полобщаги будет обсуждать кого Вы к себе притаскивали. Их наверно будет больше интересовать, как Вы парня к себе через вахту протащили.
      - Сразу видно, опыт у Вас, огромнейший.
      - Я тут родился.
      - Я знаю. Меня предупредили. Ещё о Вас слишком много говорят на кухнях. Правда мало хорошего. Вы - всеобщее разочарование.

      Я засмеялся от сказанного. А что мне оставалось делать? От такой даже услышанные гадости лестны. Она мой смех вновь поддержала. На свету лицо её было хорошо видно. Смеяться она умела. С едва намечающимися ямочками на щеках, белозубой улыбкой, которую создавал изгиб вздернутых вверх кончиков губ.
       Вновь был найден недоеденный шоколад. Положен на стол рядом с бутылкой. Она села на край рядом стоящей кровати. Стул был один.
      - Пить будете "в одного". Мне уже хватит.
      Налил. Выпил. Шоколадку на язык. Молчу. Пьянею.
      Она встала, взяла висевший на спинке кровати халат и направляясь к двери, только то и сказала:
      - Я сейчас.

      Посмотрел на бутылку. Коньяк не водка, и пили то по глоточку. Не пили, пригубляли. Ещё почти половина. Такими темпами и к утру не допить. Опьянение от попадания в тепло пошло быстрее. Стало развозить. Мысли тоже стали вялотекущими. Вернулась. Вещи на соседнюю кровать. Сама в халате, по домашнему так. И халат красивый: фиолетовый бархат, с большим воротом обшитый алым атласом. - Кардинал да и только- И шея длинная, из этого воротника, тоненькая такая, аккуратная, с жилками просвечивающими через светлую кожу. Любуюсь сижу. Пьянею от этого ещё больше. Она посидела какое то время, тоже на меня глядючи. Что-то решила про себя.
      - Вы Эдуард пьяны уже. Если хотите чтобы от Вас хоть какой-то толк был, надо в коечку ложиться. Если надумаете позже, я уже буду спать, а если захотите разбудить, то не обессудьте, дам в морду. Братишки меня так приучили, - всегда быть начеку.
      - Я подле Вас? Или мне просто уйти?
      Она встала, подошла к выключателю у входа и выключила свет. Даже пьяный я заметил, что прошла она как и я до этого, вдоль коек. Пословицы даже не скрипнули. Умная девушка... И вернулась без скрипа, только кровать под ней и скрипнула когда легла.

      Раздевался я в темноте. Кое-как складировал все на стуле. Утром разберусь. Добрался до кровати где была она. Залез к ней под одеяло.
      Она была горячей, как все женщины жаждущие объятий. Её поцелуи отдавали коньяком и шоколадом. Она получала что хотела. Её тело радовались тому, что происходило. Это нетрудно изобразить, но трудно подделать. Чувствовалось, - ей было хорошо. И как бы мне не хотелось повторить, она заснула.
    
      Хотелось курить. Встал.отдернул штору, приоткрыл форточку, закурил. Посмотрел в её сторону. Видно сквозняк из форточки заставил её укутаться в одеяло как в кокон. Докурил. Налил себе в кружку из бутылки, выпил. Нашёл кусок шоколада, отломил, просто сжевал. Уже действительно хотелось спать. Посмотрел на неё. Так же в коконе. Лёг на соседнюю кровать укрывшись снятым с неё покрывалом. Подумалось, что почему-то не узнал как её зовут. Завтра надо будет узнать. С этой мыслью и заснул.

      Проснулся от того, что меня тормошили за плечо. Открыл глаза. Взгляд упёрся в стандартную беленую стену общежитской комнаты. Ещё мне было холодно. Брррр. Я поежился и решил проснуться. Проснулся. Теплее не стало. Повернулся на другой бок. Увидел её, в халате, сволосами спускающимися на одно плечо.
      - Я выйду. Вы оденьтесь Эдуард. С добрым утром. - вышла.
      Приходилось вставать и по солдатски одеваться. Причём то что казалось ночью складывал аккуратно, при свете, оказалось совсем не так. При застегивании рубашки вошла она. С чайником. Глянул на будильник стоящий на тумбочке. Пять двадцать. Заметила мой взгляд.
      - Вам надо уйти пораньше. Чтобы не заметили. Не хочется быть предметом для обсуждения.
      Залила кипяток в заварник.
      - Вы вчера форточку не закрыли. Я проснулась - холодрыга, и Вы на соседней койке храпака даёте. Может это и к лучшему. Не проспали.
      
      Выглядела она на удивление свежо. Наверное по мне это нельзя было сказать. Я молчал. Вспомнилось, что засыпая хотел узнать её имя. И как спросить? Это обычно любую всбесить может, - переспал и имя спрашивает... Видя что я молчу, налила из заварника в кружку половину чашки чая не разбавляя. Долила туда же коньяка, грамм семьдесят, не меньше.
      - Пейте и просыпайтесь Эдуард.
      Я знал что так люди отпиваются с жестокого похмелья. Много знает... Стал неторопясь пить.
      - Вы вчера Эдуард так и не спросили, как меня зовут.
      - Сейчас это делать кажется уже невежливо. Вам не кажется?
      - Сейчас меня бы это рассмешило.
      - Вот то-то и оно...
      - А Вы хотите узнать моё имя?
      - Нет. Я уже думал об этом. Богинь не заземляют именами земными. Богини не должны иметь имён.
      - Вы романтик Эдуард.
      Я уже допивал чай. Опять становилось тепло и уютно.
      - Так ничего и не спросите?
      - У меня есть один вопрос. Вполне естественный по этому случаю, - я замолчал обдумывая как его сформулировать.
      - Чтож, это уже интересней. Вы же знаете, по опыту, женщины любопытны. Можете спрашивать, если он корректен я отвечу, если нет...догадаетесь сами.
      - Вы со мной зачем переспали? По недоразумению или по прихоти?

      Чай уже допит, можно и уходить. Она молчит. Мне кажется, что вопрос был - не очень... Такие вопросы не задают девушкам, а если и задают,то для того чтобы рассориться и прервать отношения. Она  классная. Но она, никогда не будет чьей-то... Она - сама по себе. Её можно любить, но жить с такой, сплошное мучение. Икона должна быть в углу, в золотом окладе. Когда икона начнёт мыть посуду, молиться на неё уже так рьяно не будешь. Равные равным. Может она не считает нужным мне отвечать? Её право.
      - Мне интересно было узнать, во время соития и после, Вы также обращайтесь с женщиной на Вы, или у Вас бывают исключения? Мне было это любопытно, а спросить не у кого, у меня тут подруг среди окружающих нет.
      А я и не помню, как я к ней вчера обращался. И что это за слово такое балдежное - соитие? Так где говорят вообще? Из любопытства простого бабьего, королева красоты решила с пажом переспать. Медаль за это не дадут. И похвастать нечем: не за геройский поступок, не за харизму, не за красоту ( хотя если честно, и так, не красавец ), а просто из любопытства, что во мне меняется во время секса.
      - Спасибо за честность. А то бы я чего доброго возомнил о себе невесть что.
      - Вот и хорошо. Останемся просто знакомыми?
      -  Конечно. К Вам по хорошему даже в гости не сходить. К тому времени когда Вы возвращаетесь я уже у кого-нибудь в койке сплю.

      Я пошёл к выходу. По многолетней привычке, - вдоль кроватей. Сколько раз я это делал за свою жизнь? Она не провожала. Просто сидела на краешке койки поджав под себя свои красивые ноги. Я надел куртку. Обулся.
      - Спасибо за коньяк, шоколад и чай.
      - И это всё?
      - Нет. Ещё спасибо за то, что Вы мне дали понимание того, что чтобы стать любовником для женщины, надо возбудить в ней любопытство. Чтобы стать её мужем, надо быть для неё понятным.
       Она засмеялась. Ей стало весело.
       - Я думала Вы обидитесь, если я Вам скажу, что мы не будем больше встречаться. Это большая редкость, быть вежливым и умным одновременно.

       Я ушёл. Через какое-то время я узнал, что она сьехала из общежития выйдя замуж за какого-то партийного подающего надежды функционера. Говорят, что у них все хорошо. Да и кто бы сомневался...

       Долгие годы я старался переиначить себя и обращаться к женщинам на ТЫ. Особенно - после того как... Иногда это удаётся, иногда не очень. А иногда мне кажется, что моё стремление, просто глупость, о которой мне следует забыть...